355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » С Штеменко » Генеральный штаб в годы войны » Текст книги (страница 23)
Генеральный штаб в годы войны
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:43

Текст книги "Генеральный штаб в годы войны"


Автор книги: С Штеменко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 66 страниц)

Все это, однако, отнюдь не означает, что операции в Прибалтике осенью 1943 и зимой 1944 года прошли бесследно. Наши войска нанесли здесь врагу большие потери, сковали в Прибалтике крупные его силы, отвлекли сюда внимание немецко-фашистского командования с главных направлений. Наконец, эти операции безусловно облегчили достижение очень важной для нас победы под Ленинградом.

Небезынтересно проследить, как складывался и наконец определился окончательно план наших тогдашних действий в Прибалтике.

В то время на дальних подступах к ней, не считая Ленинградского и Волховского фронтов, действовали еще Северо-Западный и Калининский фронты. К границам Латвии и Литвы должен был подойти также Западный фронт. Осенью 1943 года в Генштабе взвешивались возможности нанесения главного удара силами Северо-Западного фронта из района Старой Руссы прямо на запад. Но в итоге определилось, что фронт этот из-за своей слабости, сложной местности и прочной обороны противника задачи своей не решит, разгромить противостоящую ему 16-ю неприятельскую армию не сумеет.

После этого рассмотрели возможность прорыва в полосе Западного фронта с поворотом затем части его сил на север. Таким образом можно было бы свернуть оборону немцев перед Калининским фронтом и вывести последний на Невель, Резекне. Удар Калининского фронта в этом направлении вскрыл бы фланг и тыл противника, а также ослабил сопротивление перед Северо-Западным фронтом, который в этом случае мог бы двинуться вперед. Замысел был очень заманчивым, но и он отпал, так как исходил из успехов Западного фронта, а как раз там день ото дня замедлялись темпы наступления. На глубокий прорыв и развитие действий в сторону одного из флангов надеяться было нельзя.

Существовали и другие варианты, в основе которых лежала одна общая идея: отсечь группу армий "Север" от остальных сил противника на суше и от территории Германии. Для этого один из фронтов должен был наступать вдоль Западной Двины в направлении Полоцк, Даугавпилс (Двинск) и выйти к Риге. Одновременно намечалось дробление прибалтийской группировки противника ударами смежных фронтов и уничтожение ее по частям в условиях почти полной изоляции.

Известное влияние на выбор именно такого способа действий оказало поступление в Генеральный штаб сведений о возможном отходе противника перед Ленинградским, Волховским и Северо-Западным фронтами. Теперь мы знаем, что командование группы армий "Север" действительно вносило предложение об отводе своих войск на рубеж Западной Двины. Однако высшим военным руководством гитлеровской Германии оно было отвергнуто, а настаивавший на таком маневре генерал Линдеман спустя некоторое время уступил место командующего группой генералу Фриснеру. Никакого отхода фактически не состоялось. Противник упорно удерживал занимаемые им позиции и яростно отражал все наши попытки опрокинуть его оборону.

7 октября 1943 года после ожесточенных двухнедельных боев наши войска овладели наконец городом Невель – крупным опорным пунктом и оперативно важным узлом коммуникаций противника. Враг потерял единственную железнодорожную рокаду вблизи линии фронта. Но еще более значительным явилось то, что Невель оказался на стыке двух групп неприятельских армий – "Север" и "Центр". С потерей его затруднялось взаимодействие между этими оперативными объединениями, а в случае дальнейшего развития нашего удара на запад войска противника в Прибалтике могли быть начисто отсечены от своего правого соседа. Естественно, немецкое командование постаралось всячески воспрепятствовать тому, чтобы наш невельский успех перерос в большую победу.

Ожесточенная борьба развернулась и в районе Городка, захват которого открывал перед нами возможность обхода Витебска и всего левого фланга группы армий "Центр" с севера.

Противник отлично разбирался во всех этих тонкостях. На помощь своим сухопутным войскам он привлек сюда дополнительные силы авиации. В воздушном пространстве над Невелем и Городком появились новые соединения бомбардировщиков и истребителей.

Мы со своей стороны тоже приняли некоторые дополнительные меры. К середине октября на идрицком направлении за счет переброски сюда управления и части войск бывшего Брянского фронта, резервов Ставки н соседей был создан новый фронт – Прибалтийский. Во главе его поставили генерала армии М. М. Попова, который незадолго перед тем очень остроумно провел операцию с выходом наших войск через полосу соседа на тылы брянской группировки противника. В результате быстро был освобожден весь массив брянских лесов и сам город Брянск вместе со своим крупным железнодорожным узлом.

Теперь М. М. Попов пытался разгромить идрицкую группировку противника и открыть путь к Риге. С 1 ноября здесь также разгорелись очень трудные бои. Немецко-фашистское командование подтянуло на это направление пять дивизий с других участков фронта. Сопротивление врага резко возросло. Наше продвижение стало исчисляться сотнями метров.

Надо было принимать еще какие-то меры, чтобы изменить положение в нашу пользу. Одной из таких мер являлась перегруппировка войск с идрицкого направления в полосу бывшего Калининского фронта{14}. Предполагалось, что после такой перегруппировки 1-й Прибалтийский фронт отобьет у врага Городок и Витебск, а затем устремится на Полоцк, Двинск, Ригу.

На 1-м Прибалтийском фронте, кроме того, произошли изменения в командовании. С 19 ноября 1943 года командовать им стал генерал И. X. Баграмян. На следующий же день по вступлении в должность он получил приказ "покончить с Городком". Но приказ приказом, а взять этот населенный пункт, очень важный для дальнейшего продвижения на Витебск и Полоцк, сразу не удалось. Он был освобожден от оккупантов лишь через месяц, в результате упорных и кровопролитных боев.

И. В. Сталин очень пристально следил тогда за событиями на подступах к Прибалтике. Антонову и мне чаще обычного приходилось ездить к нему с докладом на "Ближнюю дачу". Однажды мы попали туда как раз в обеденное время (обедал Сталин в 9-10 часов вечера, а иногда и позже). Верховный быстро решил все вопросы и пригласил нас в свою столовую. Такое случалось не раз, и память моя зафиксировала некоторые любопытные детали.

Обед у Сталина, даже очень большой, всегда проходил без услуг официантов. Они только приносили в столовую все необходимое и молча удалялись. На стол заблаговременно выставлялись приборы, хлеб, коньяк, водка, сухие вина, пряности, соль, какие-то травы, овощи и грибы. Колбас, ветчины и иных закусок, как правило, не бывало. Консервов он не терпел.

Первые обеденные блюда в больших судках располагались несколько в стороне на другом столе. Там же стояли стопки чистых тарелок.

Сталин подходил к судкам, приподнимал крышки и, заглядывая туда, вслух говорил, ни к кому, однако, не обращаясь:

– Ага, суп... А тут уха... Здесь щи... Нальем щей,– и сам наливал, а затем нес тарелку к обеденному столу.

Без всякого приглашения то же делал каждый из присутствующих, независимо от своего положения. Наливали себе кто что хотел. Затем приносили набор вторых блюд, и каждый так же сам брал из них то, что больше нравится. Пили, конечно, мало, по одной-две рюмки. В первый раз мы с Антоновым не стали пить совсем. Сталин заметил это и, чуть улыбнувшись, сказал:

– По рюмке можно и генштабистам.

Вместо третьего чаще всего бывал чай. Наливали его из большого кипящего самовара, стоявшего на том же отдельном столе. Чайник с заваркой подогревался на конфорке.

Разговор во время обеда носил преимущественно деловой характер, касался тех же вопросов войны, работы промышленности и сельского хозяйства. Говорил больше Сталин, а остальные лишь отвечали на его вопросы. Только в редких случаях он позволял себе затрагивать какие-то отвлеченные темы.

Позже, уже в бытность мою начальником Генерального штаба, мне приходилось бывать за обеденным столом у Сталина не только в Москве, но и на юге, куда мы вызывались с докладами во время его отдыха. Неофициальный застольный ритуал оставался там точно таким же.

Однако вернемся к операциям в Прибалтике. Зимой 1944 года в Генеральном штабе и Ставке вынашивались новые замыслы в отношении этого района. Ожидалось, что ликвидация блокады Ленинграда изменит здесь положение в лучшую для нас сторону.

Боевые действия Ленинградского и Волховского фронтов по освобождению города Ленина и изгнанию немецко-фашистских оккупантов с территории Ленинградской области завершились к концу февраля. Это была блестящая победа. Ей радовались все прогрессивные люди мира, с волнением следившие за жизнью и борьбой многострадального города. От берегов Невы советские войска шагнули до берегов Нарвы, твердой ногой вступили на землю Эстонской ССР, вышли к Пскову, подступали к Острову.

Действия 2-го Прибалтийского фронта, являвшиеся составной частью операции по деблокированию Ленинграда, протекали менее удачно. Здесь удалось выполнить только первую часть задачи – сковать силы 16-й армии врага и овладеть Новосокольниками. Бои носили очень напряженный характер, но в глубокий прорыв не переросли, и войска остановились в 40– 45 километрах к востоку от Идрицы. Южнее 1-й Прибалтийский фронт стоял на подступах к Полоцку и Витебску.

В итоге боевых действий наши войска оказались перед глубокой, хорошо развитой в инженерном отношении обороной противника. На пути лежал, в частности, Псковско-Островской укрепленный район, который подпирали с юга основные силы 16-й немецкой армии.

Разработкой замысла новых операций по разгрому противника на территории Прибалтики Генеральный штаб занялся с середины февраля. Как всегда, это дело возглавил А. И. Антонов. Я подключился несколько позже, по возвращении из Крыма.

Волховский фронт уже не брался в расчет – 15 февраля его расформировали. Предложение о расформировании исходило от Л. А. Говорова. Он считал, что в интересах единства управления войсками на псковском направлении вся полоса Волховского фронта должна быть передана ему.

Ставка с ним согласилась. Но, как оказалось впоследствии, это было ошибкой. Боевая действительность вскоре потребовала на том же примерно участке создать 3-й Прибалтийский фронт.

Обдумывая новые операции в Прибалтике, Генеральный штаб намеревался заставить противника распылить усилия по нескольким направлениям, и в то же время мы старались массировать собственные силы и средства на решающих участках. В соответствии с этим общим принципом главный удар Ленинградского фронта планировался на Нарвском перешейке в направлении Пярну и в обход Тарту с севера. Второстепенный, но тоже достаточно сильный удар этим же фронтом наносился на Псков, откуда предполагалось развить успех в низовье Западной Двины. Наконец, некоторая часть сил должна была наступать в обход Чудского озера с юга на тот же Тарту.

Главный удар 2-го Прибалтийского фронта, как и ранее, нацеливался на Идрицу, Резекне. Вспомогательные удары готовились на Остров и Опочку.

На себежском направлении, примыкающем с юга к идрицкому, замышлялась операция правого крыла 1-го Прибалтийского фронта. Однако главным силам этого фронта предстояло развивать наступление на Витебск.

Объединение усилий на смежных флангах двух фронтов – 2-го и 1-го Прибалтийских – по идее должно было создать перелом под Идрицей и положительно сказаться на ходе всей операции в Прибалтике.

Такое соотношение ударов не только дробило немецкую оборону, но и сулило изоляцию противника в Прибалтике с выходом наших войск к Риге.

В Ставке соображения Генштаба получили полное одобрение, и на основе их уже 17 февраля 1944 года 2-му и 1-му Прибалтийским фронтам были поставлены задачи. Для координации действий этих фронтов Ставка направила в Прибалтику своего представителя Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко. Меня назначили к нему в качестве начальника штаба. Воспринял я это, прямо скажу, не с восторгом. Во-первых, потому, что прошлые операции в Прибалтике были не очень результативными. И во-вторых, мне было известно скептическое отношение Семена Константиновича к работникам Генштаба. Однако приказ есть приказ. Я еще раз тщательно изучил все материалы, подобрал в помощь себе офицеров и был готов к отъезду.

В назначенный день и час мы собрались на перроне Рижского вокзала. Маршал несколько задерживался, и начальник небольшого специального поезда уже стал нервничать: ведь даже незначительное запоздание при отправлении состава грозило разрастись в пути до нескольких часов, поскольку дорога работала с перегрузкой.

Наконец маршал прибыл. Он был явно не в духе. Холодно поздоровался и прошел в свой вагон. Мы разместились в другом вагоне. Поезд немедленно тронулся.

Через некоторое время меня пригласили к маршалу на ужин. Ужин этот обернулся очень неприятными объяснениями.

– Зачем тебя послали со мной? – сразу же спросил маршал и, не дожидаясь моего ответа, продолжал: – Учить нас, стариков, хотите, доглядывать за нами? Напрасное дело!.. Вы еще под стол пешком ходили, а мы уже дивизии водили в бой, завоевывали для вас Советскую власть. Академии пооканчивали и думаете, что бога за бороду держите... Сколько тебе было лет, когда началась революция?

Я ответил, что к тому времени мне исполнилось лишь 10 лет и, конечно, никакого вклада в революцию мною не сделано.

– То-то! – многозначительно заключил маршал.

Этот разговор привел меня в недоумение. Я подчеркнул, что выполняю только одну задачу, которая ставилась в присутствии С. К. Тимошенко. Других задач не имею, его лично очень уважаю и сам готов учиться у него, а если потребуется в чем-то моя помощь, сделаю все, на что способен.

– Ладно, дипломат,– уже мягче сказал Семен Константинович,– пойдем спать. Время покажет, кто чего стоит.

Вот с таким "ободряющим" напутствием я и приступил к исполнению новых своих обязанностей.

28 февраля мы прибыли в Спичино на командный пункт 2-го Прибалтийского фронта. Генерал армии М. М. Попов создал для нас максимально возможные в боевых условиях удобства: отвел на всех одну хату с вырытыми возле нее щелями.

На следующий день, 29 февраля, С. К. Тимошенко знакомился с обстановкой и уточнял вопросы межфронтового взаимодействия. В Спичино приехал И. X. Баграмян, к которому я питал чувство глубокой симпатии еще с той поры, когда он был нашим наставником в Академии Генерального штаба. Иван Христофорович вступил в войну начальником оперативного отдела фронта. Потом стал начальником штаба фронта, успешно командовал армией. Любые оперативные вопросы решать с ним было легко и просто. Он быстро договорился обо всем с М. М. Поповым, и оба командующих доложили маршалу, что их фронты будут готовы начать наступление уже 1 марта. Поскольку этот срок совпадал с плановым и никаких других поправок к плану операции со стороны командующих не последовало, Семен Константинович разрешил наступление.

Некоторые авторы ошибочно утверждают, что 1 марта 1944 года 2-й Прибалтийский фронт перешел к обороне. В действительности события развивались иначе.

1 марта, в 11 часов 20 минут, после артиллерийской подготовки войска 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов атаковали позиции противника. Результаты первого дня боев в полосе 2-го Прибалтийского фронта были явно неудовлетворительными. Весь этот день мы находились на фронтовом НП и своими глазами видели, как яростно оборонялись немцы, насколько плотным оказался их артиллерийский и пулеметный огонь. Он буквально не давал ходу нашей пехоте.

На 1-м Прибалтийском вначале было наметился некоторый успех, но дальнейшего развития он тоже не получил. Допросом захваченных пленных удалось установить, что противник знал о нашем наступлении и готовился к нему. Систему огня он организовал с учетом наших ударов и многое сумел скрыть от глаз советской разведки. В ходе артподготовки нам не удалось надежно подавить неприятельскую оборону. Не выручила пехоту и авиация, действия которой ограничивала плохая погода. На следующий день повторные наши удары тоже оказались малоэффективными.

Продолжать наступление не было смысла, и его временно прекратили. Нужно было до конца выявить причины неудач и подумать, как лучше организовать дело в будущем. С этой целью утром 3 марта опять все собрались на КП 2-го Прибалтийского фронта. Работали долго и пришли к общему выводу: прорыв очень сильной обороны противника на идрицком направлении не может дать желаемого и скорого результата без большого перевеса над противником в силах и средствах. Здесь были неизбежны значительные потерн и огромный расход боеприпасов. Разведка доложила о переброске неприятелем в район Идрицы еще трех пехотных и одной танковой дивизий.

Решено было отсрочить операцию на 8-10 дней. За это время предполагалось пополнить войска, поднакопить боеприпасов и дождаться подхода 3-го кавалерийского корпуса, выделенного по нашей просьбе для 2-го Прибалтийского фронта.

Все сошлись также на том, что следует отказаться от прорыва на узком участке фронта в лоб идрицкой группировке. Целесообразнее, казалось, расширить фронт наступления, с тем чтобы выбрать более выгодное обходное направление севернее Идрицы. Свои соображения мы оформили в виде предложений, сопроводили конкретным планом действий и в тот же день направили в Ставку. Главный удар 2-го Прибалтийского фронта силами двух армий намечался севернее железной дороги Пустошка – Идрица прямо на запад. Сюда стягивались почти все силы и средства с второстепенных направлений. В частности, на стыке с Ленинградским фронтом оставлялись всего одна дивизия и одна бригада. Удар 1-го Прибалтийского фронта планировался вдоль той же железной дороги из района западнее Невеля и тоже силами двух армий.

Через несколько часов из Москвы последовал ответ. Нам предписывалось основной задачей считать выход главными силами 2-го Прибалтийского фронта на левый берег реки Великая севернее Идрицы и разгром общими усилиями двух фронтов идрицкой группировки противника. Ни в коем случае не разрешалось ослаблять стык с Ленинградским фронтом. За 1-м Прибалтийским фронтом оставался по-прежнему удар на Себеж.

Ставка, следовательно, опять привлекала наше внимание главным образом к району Идрицы.

С. К. Тимошенко оказался в очень деликатном положении. Ему было известно, что Военный совет 2-го Прибалтийского фронта еще в январе 1944 года высказался против сосредоточения усилий на идрицком направлении. Доказывалось, что операция здесь не имеет перспектив вследствие плотной группировки войск противника, подвижности его резервов, особенностей местности и ряда других обстоятельств. Военным советом фронта предлагался менее глубокий удар на Новоржев, где можно было затем объединить усилия нескольких армий. И. В. Сталин с этим тогда согласился. Прошло более месяца. Обстановка изменилась. Но мнение у командующего и ряда других руководящих работников фронта осталось прежним. С. К. Тимошенко не мог не считаться с этим, тем более что он сам в какой-то мере солидаризировался с ними на совещании 3 марта. И в то же время ему, как представителю Ставки, надлежало неукоснительно проводить в жизнь ее требования.

Имелась и другого рода сложность. Некоторые командующие армиями долгое время находились в плену предвзятой идеи, будто противник неизбежно сам отойдет за реку Великая. А раз так, зачем губить людей и тратить снаряды? Не лучше ли подождать с наступлением?

После неудачных боев 1 и 2 марта разговоры об отходе немецко-фашистских войск вроде бы прекратились. Противник делом доказал, что он не думает сдавать позиции. Но кто мог поручиться за то, что все, кому следовало организовать наше наступление, твердо в этом убеждены?

Маршал вместе с нами разъезжал из одной армии в другую, целыми днями работал в войсках: проверял их состояние, помогал в работе, убеждал в необходимости разгрома идрицкой группировки. Как и везде, войска здесь были хорошие: воевать умели, дрались смело и уверенно. Все зависело лишь от организации дела.

Я затребовал в свою группу подкрепление. Из Генштаба мне послали еще нескольких офицеров. И с одним из них – полковником Кручининым – произошел очень неприятный случай. Он прилетел на самолете У-2. Летчик предложил садиться не на аэродром, от которого было далеко ехать, а поискать удобное место где-нибудь вблизи КП. Полковник согласился, и они угодили прямо на немецкое минное поле. Каким-то чудом самолет не подорвался. Но при выходе из него летчик был тяжело ранен, а Кручинина благополучно вывели. Самолет же вытаскивали несколько дней.

10 марта наступление возобновилось. Проводилось оно энергично, но результатом были лишь две вмятины в обороне противника – одна в 25, другая в 20 километров по фронту и по 7-9 километров в глубину.

18 марта с утра С. К. Тимошенко еще раз созвал совещание командующих фронтами, членов военных советов и начальников штабов. Проходило оно на командном пункте Н. Е. Чибисова, в 3-й ударной армии, на стыке двух фронтов, 1-й Прибалтийский представляли И. X. Баграмян, Д. С. Леонов и В. В. Курасов, от 2-го Прибалтийского присутствовали М. М. Попов, Н. А. Булганин и Л. М. Сандалов. Предстояло обсудить содержание итогового доклада в Ставку и договориться о плане дальнейших действий.

По поручению маршала я сделал краткую информацию о положении на фронтах (больше, как говорят, для порядка, ибо обстановку все прекрасно знали и без того), а затем доложил соображения на будущее, по которым Семен Константинович хотел выслушать мнение фронтового руководства. Высказались оба командующих. В принципе их взгляды не расходились с нашими. Да иначе и быть не могло – ведь мы не раз обменивались мнениями, так сказать, в рабочем порядке. Дело свелось главным образом к уточнению отдельных деталей и дополнительным просьбам, удовлетворить которые могла только Ставка.

После этого Курасов, Сандалов и я ушли в другую хату и сели за донесение И. В. Сталину. Часа через два оно было готово. Зачитали его вслух и подписали.

Верховному Главнокомандующему докладывалось о скромных результатах наступления и наших потерях. Достаточно подробно излагались причины постигшей нас неудачи. При этом указывалось, в частности, что на идрицкое направление противник сумел перебросить с Ленинградского фронта 24-ю пехотную, 28-ю легкопехотную и 12-ю танковую дивизии, а с других участков Прибалтийских фронтов – 132, 290 и 83-ю пехотные дивизии. Не скрывалось и то, что в сложных условиях Прибалтики требовались более тщательная подготовка к наступлению и несколько лучшая организация боя. Для подготовки новой операции на том же идрицком направлении у Ставки испрашивался месячный срок. В числе других просьб наиболее существенными были две: пополнить фронты боеприпасами и довести численность дивизий до пяти-шести тысяч человек.

Со всем этим Ставка согласилась, и мы с еще большей энергией взялись за дело. Семен Константинович уже не проявлял ко мне былой неприязни. Чем больше мы работали вместе, тем теплее становились наши отношения. Как-то вечером за чашкой чая он вдруг сказал:

– Теперь я понял, что ты не тот, кем я тебя считал.

– А кем же вы меня считали? – поинтересовался я.

– Думал, что ты специально приставлен ко мне Сталиным. Смутило, что он сам назвал твою фамилию, когда встал вопрос о начальнике штаба...

В тот вечер проблема "отцов и детей" была разрешена окончательно. Все стало на свои места. Я и раньше действительно уважал этого заслуженного человека, но в полной мере сумел оценить его только в процессе совместной работы в Прибалтике. Искренне было жаль расставаться с Семеном Константиновичем, когда меня вновь отозвали в Генштаб.

В апреле, перед возобновлением наступления в Прибалтике, маршал сам попросил, чтобы я опять взял на себя обязанности начальника его штаба. Меня не отпустили. Я рекомендовал ему моего заместителя генерал-лейтенанта Н. А. Ломова. С. К. Тимошенко принял эту рекомендацию и впоследствии остался доволен работой Николая Андреевича. При встрече со мной по возвращении с фронта маршал очень хвалил Ломова и добавил при этом с обычной своей непосредственностью:

– Оказывается, в Генштабе – хорошие люди...

Апрельское наступление в Прибалтике с рубежа реки Нарвы и восточных подступов к Пскову, Острову, Идрице, Полоцку и Витебску снова оказалось малорезультативным. Фронты продвинулись незначительно, и поражения противнику, на которое мы рассчитывали, нанести не удалось. На всех действовавших здесь фронтах установилась пауза. Длилась она до июля 1944 года. За это время вопрос о разгроме прибалтийской группировки противника, а также об изоляции всей группы армий "Север" от Восточной Пруссии был рассмотрен в Генштабе заново.

Неприятельская оборона в Прибалтике имела четыре основных узла-Нарвский, Псковский, Островской и Рижский. Здесь и были сосре-доточены главные силы группы армий "Север". Основную роль играла, разумеется, Рига, прикрывавшая подступы к Восточной Пруссии.

Такой характер обороны немцев позволял, как нам представлялось, расшатать ее ударами в промежутки, отделявшие один узел от другого, расчленить группу "Север" и уничтожить по частям. Полагались мы и на то, что настанет время, когда противник вынужден будет сам снимать, а вернее, изымать отсюда живую силу и боевые средства для защиты других жизненно важных направлений и районов, а именно: берлинского направления и Восточной Пруссии. Зависело это, конечно, от развития нашего успеха на западном стратегическом направлении. Он неминуемо должен был вынудить врага потянуть свои войска из Прибалтики в Восточную Пруссию. Последняя была дорога для немецко-фашистской Германии не только как колыбель оголтелого милитаризма и житница страны. При определенной ситуации Восточная Пруссия становилась плацдармом, нависающим над флангом нашей центральной группировки, и чрезвычайно важным районом базирования вражеского военно-морского флота.

С этой точки зрения мы давно и пристально присматривались к Шяуляю, Отсюда мог быть произведен поворот наших войск и на север – в сторону Риги, и на запад – в направлении Мемеля. Замысел удара на Ригу в общем виде наметили уже в мае 1944 года на рабочей карте А. П. Антонова с планом "Багратион".

В район Шяуляя, по плану "Багратион", нацеливались основные силы 1-го Прибалтийского фронта, безусловно достаточные для захвата его. В случае же крайней нужды сюда могли быть переброшены резервы Ставки – 51-я и 2-я гвардейская армии. Местность вполне позволяла применить здесь большие массы войск и все рода оружия.

Шяуляй сам по себе являлся крупным узлом коммуникаций, связывающих Прибалтику с Восточной Пруссией, и захват его очень осложнял бы врагу маневрирование. А когда и куда повернуть нам из района Шяуляя, должна была подсказать конкретная обстановка. Принципиально же вопрос решался так: поворачивать войска из Шяуляя туда и тогда, где и когда основные силы противника окажутся скованными и проще будет рассечь его фронт. Никакой информации относительно этого замысла фронтам не давалось.

Повышенное внимание проявил Генеральный штаб к противоположному, северному крылу нашей наступательной группировки в Прибалтике. Еще в марте мы убедились, что Ленинградский фронт, вобравший в себя войска и всю полосу бывшего Волховского фронта, стал слишком громоздок. В его составе оказалось семь общевойсковых армий, действовавших на четырех важных операционных направлениях – выборгском, таллинском, псковском и островском. Это очень отрицательно сказывалось на управлении войсками. Надо было исправить допущенную ошибку и воссоздать упраздненное фронтовое объединение. С передачей ему южной части своей полосы ленинградцы освобождались от необходимости отвлекаться на обширный псковско-островской участок, могли полностью сосредоточиться в районе Нарвы и на выборгском направлении, где уже планировалась совместная с Карельским фронтом операция по разгрому финских войск.

Предполагался и иной вариант: улучшить положение ленинградцев за счет расширения к северу полосы 2-го Прибалтийского фронта. Но мы уже имели такой опыт. Он тоже не оправдал себя, поскольку Псковско-Островской район представлял самостоятельное целое. Расположенная здесь группировка противника сильно укрепилась и седлала, по существу, три операционных направления: к северу – на Тарту, на Алуксне, Валгу и к западу – на Алуксне, Тесис, Ригу. 2-му Прибалтийскому фронту такая дополнительная нагрузка была явно не по плечу. Она неминуемо вела к распылению его усилий и отнюдь не улучшала управление войсками.

Единственно правильным выходом из положения являлось создание нового, 3-го Прибалтийского фронта. И это было сделано 18 апреля 1944 года.

В состав 3-го Прибалтийского фронта вошли 42, 67 и 54-я армии, входившие раньше в Ленинградский фронт, а затем и 1-я ударная армия из 2-го Прибалтийского фронта. Фронтовое управление сформировалось на базе управления 20-й армии. Командующим был назначен генерал-полковник И. И. Масленников, перед тем занимавший пост заместителя командующего войсками Ленинградского фронта. На должность начальника штаба назначили бывшего начальника штаба 20-й армии генерал-лейтенанта В. Р. Вашкевича.

Создавая новое фронтовое объединение, мы отлично понимали, что больших перспектив оно не имеет. В 400 километрах перед ним простиралось уже море. Но и в пределах такой дальности действий ему предстояло решить весьма значительные оперативные задачи.

Я уже отметил мимоходом, что одновременно с разработкой планов по Прибалтике в начале июня в Генеральном штабе рассматривался план Свирско-Петрозаводской операции Карельского фронта. Нужно было разрушить узел, который приковал к себе значительные силы наших войск. Решение этой задачи ускоряло выход из войны Финляндии и, несомненно, способствовало успеху наших войск в Прибалтике.

Мне не хочется утруждать читателя подробным описанием Свирско-Петрозаводской операции. Это отвлекло бы его внимание от основной темы данной главы. Но не могу, однако, не рассказать здесь об одном любопытном случае, характеризующем в какой-то мере тогдашнюю нашу рабочую обстановку.

Командующий Карельским фронтом К. А. Мерецков очень хотел при докладе плана операции в Ставке наглядно показать И. В. Сталину, какой сильный укрепленный район противника придется сокрушить. С этой целью он привез в Москву искусно выполненный макет местности и панорамные аэрофотоснимки. Так, думалось Кириллу Афанасьевичу, легче будет объяснить, какие тяжелые предстоят бои, и выпросить у Верховного дополнительные силы, побольше материальных средств.

Мы, хорошо уже изучившие характер И. В. Сталина, пытались убедить Мерецкова, что тащить эти материалы в Кремль не следует: Верховный не любил лишних атрибутов и терпеть не мог прогнозов за противника. Член Военного совета фронта генерал-лейтенант Т. Ф. Штыков был на нашей стороне. Однако командующий не согласился.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю