Текст книги "Генеральный штаб в годы войны"

Автор книги: С Штеменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 66 страниц)

Советское Верховное Главнокомандование всегда, как и в данном случае, старалось не допускать огульного стремления вперед. Тенденция проводить широкое наступление, не обеспечив его в достаточной степени, становилась особенно опасной на зарубежной территории. Здесь противник оказывался ближе к своим базам и располагал готовыми путями для подвоза всего необходимого. Мы, наоборот, удалялись от своих баз и были вынуждены восстанавливать и строить железные дороги. В таких условиях следовало ограждать себя от случайностей всесторонне и тщательно.

Дни, когда проводилось совещание в Ставке, характеризовались сложной военно-политической обстановкой на территории Польши.

К исходу 25 июля части 2-й танковой армии С. И. Богданова и 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова, овладев Демблином и Пулавами, вышли к восточному берегу Вислы. В это же время 2-й гвардейский кавалерийский корпус В. В. Крюкова завязал бои за южную окраину города Седлец, откуда, как всем нам тогда казалось, открывался прямой путь на Варшаву. Развить успех, однако, не удалось, поскольку гитлеровское командование выдвинуло сюда свежие войска. Двумя днями раньше начались контратаки танков и пехоты противника и на правом фланге фронта, особенно сильные в полосе 65-й армии П. И. Батова. Контратаки эти отражались, но темп нашего наступления заметно снизился.

27 июля удары 28-й армии генерала А. А. Лучинского с востока и 70-й армии генерала В. С. Попова с запада и юго-запада привели к окружению в районе Бреста значительной вражеской группировки, на ликвидацию которой потребовалось два дня.

В результате стремительных действий вырвалась к Висле южнее Пулавы и 69-я армия В. Я. Колпакчи. Ее передовой отряд форсировал реку и, захватив небольшой плацдарм, тут же стал его расширять.

Особенно ожесточенные бои разгорелись с 27 июля в районе Седлеца. Здесь наступали главные силы 47-й армии, которой тогда командовал генерал Н. И. Гусев, и 2-й танковой армии. При этом танкисты получили задачу захватить Прагу, переправы через Вислу и отрезать пути отхода на запад для всей группировки немецко-фашистских войск, находившейся к востоку от Вислы.

Учитывая возможность и дальше развить наступление на варшавском направлении по западному и восточному берегу Вислы, командование фронтом ввело 1-ю польскую армию в первый эшелон на участок Рыцице (10 км севернее Демблина), Влостовице (10 км южнее Пулав).

Выдвижение 1-й польской армии в первый эшелон имело большое боевое и морально-политическое значение. Советское командование берегло ее и только теперь сочло себя вправе ввести в дело. Армия, перейдя границу Польши, направила тогда советскому Верховному Главнокомандованию короткую телеграмму за подписью своего командующего Зигмунда Берлинга: "Перешли Буг. От всей души и всего сердца всех солдат армии – да здравствует Сталин!.. Неслыханный подъем. Масса добровольцев..."

Иные вести пришли из лагеря "лондонцев": там армию Берлинга не считали польской, ее воинов-патриотов называли наемниками. На территории Польши "лондонцы" старались насадить свою власть и прежние, отжившие порядки. В одном из их приказов прямо говорилось, что все попытки "создания левых руководящих центров ("правительств") будут сурово подавляться, даже с применением силы". Английский премьер-министр всемерно поддерживал представителей этого лагеря буржуазных политиканов.

Ставке было известно, что 27 июля из Лондона в Москву отправился новый премьер эмигрантского буржуазного правительства Польши С. Миколайчик. Подгоняло его, видимо, многое: и все возрастающий авторитет Польского комитета национального освобождения, а также Польской рабочей партии, и крепнущие чувства симпатии к нам со стороны польского народа, и наши военные успехи. Наконец, Миколайчика беспокоило обнародованное накануне заявление правительства СССР, где говорилось:

"...Советское Правительство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа. Оно решило ввиду этого заключить с Польским Комитетом Национального Освобождения Соглашение об отношениях между Советским Командованием и польской администрацией". И далее: "Советское Правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части польской территории или изменения в Польше общественного строя и что военные действия Красной Армии на территории Польши диктуются единственно военной необходимостью и стремлением оказать дружественному польскому народу помощь в освобождении от немецкой оккупации"{32}

... Накануне заседания Ставки я вернулся с 3-го Прибалтийского фронта в Москву. Вечером этого дня нам стало известно, что И. В. Сталин отказался от встречи глав великих держав, которую президент США и премьер-министр Великобритании наметили провести в Шотландии во второй неделе сентября. Указав на желательность этой встречи, Сталин писал Черчиллю: "Но в данное время, когда советские армии ведут бои по такому широкому фронту, все более развивая свое наступление, я лишен возможности выехать из Советского Союза н оставить руководство армиями даже на самое короткое время. По мнению всех моих коллег, это совершенно не представляется возможным"{33}.

Ночь прошла в подготовке справочных материалов и проектов директив. 27 июля состоялось заседание Ставки. В нем участвовали И. В. Сталин, Г. К. Жуков, А. М. Василевский и А. И. Антонов. Мы с А. А. Грызловым тоже были здесь, чтобы оформить решения в виде директив.

На совещании, как я уже говорил, обсуждались не только перспективы наступления Белорусских фронтов, но значительно более широкий круг вопросов. Сначала рассмотрели общее положение на фронтах, оценили его как благоприятное, а затем перешли к анализу обстановки и оперативных задач в Прибалтике, Восточной Пруссии и Восточной Польше.

В Прибалтике действия Ленинградского, 3, 2 и 1-го Прибалтийских фронтов развивались успешно, Ставка лишь несколько уточнила планы наступления.

Особенно тщательно обсудили положение на подступах к Восточной Пруссии и на западном направлении. Участники совещания пришли к выводу, что Восточную Пруссию враг будет удерживать с крайним упорством.

На заседании решили, что возможность наступления с ходу маловероятна: оно должно быть тщательно подготовлено и проведено в основном наличными силами.

На западном направлении, где у противника не было мощной обороны, крупных успехов ожидали уже в ближайшие дни. Разгром врага под Львовом, о котором стало известно во время заседания Ставки, открывал возможность действий к югу от Варшавы. Чрезвычайную важность в этой связи приобретал район Сандомира в полосе 1-го Украинского фронта И С. Конева: он был ключом к Центральной Польше и обороне противника за Вислой.

Войска 1-го Белорусского фронта по-прежнему действовали двумя фланговыми группировками. При этом, как уже говорилось, две общевойсковые армии его левого крыла (8-я гвардейская и 69-я) уже вышли на Вислу и 27 июля начали ее форсировать, вскоре захватив небольшие плацдармы в районах Магнушево и Пулавы. К Висле выдвигалась и 1-я польская армия. 2-я танковая армия успешно наступала по восточному берегу Вислы к предместью Варшавы – Праге. Командовал танкистами начальник штаба армии генерал-майор А. И. Радзиевский, так как командарм С. И. Богданов был ранен и по приказу И. В. Сталина переправлен в Москву. Остальные силы левого крыла фронта выдвинулись в район Седлеца. Тревожных данных из этого района не поступало.

Хуже сложилась обстановка на правом крыле фронта – он отставал на 200-250 км. Здесь взяли Белосток и подошли к Бресту. Освобождение Бреста было делом ближайшего времени. Участники совещания не усматривали особой угрозы в замедлении общего темпа наступления. Все сошлись во мнении, что войска 1-го Белорусского фронта, хотя силы их и ослаблены, а снабжение расстроено месячным непрерывным наступлением в период Белорусской операции, сломят сопротивление противника в районах Бреста и Седлеца и, используя успехи продвигающихся на север танкистов Богданова, сумеют наверстать потерянное.

Участники совещания пришли к выводу, что наступать на Варшаву лучше всего правым крылом 1-го Белорусского фронта. Решили: после овладения районом Бреста и Седлеца 1-й Белорусский фронт должен без остановок – правым крылом развивать наступление в общем направлении на Варшаву и не позже 5-8 августа овладеть ее предместьем Прагой, а также захватить плацдарм на реке Нарев в районе Пултуск, Сероцк на стыке со 2-м Белорусским фронтом. Левому крылу фронта предстояло захватить плацдармы на Висле в районе Демблин, Зволень, Солец.

1-му Украинскому фронту надлежало не позже 1-2 августа форсировать Вислу и захватить плацдарм в районе Сандомира. В дальнейшем предполагалось наступать в общем направлении на Ченстохов и Краков.

Затем участники совещания обсудили положение на карпатском фланге. Дело в том, что с началом операций в Румынии направление действий наших главных группировок неминуемо раздваивалось: одни были устремлены на запад, другие 2-й и 3-й Украинские фронты – на юго-запад. При этом Карпаты оставались в руках противника, и он мог оттуда воздействовать на фланги и тылы обеих стратегических группировок. С этой угрозой следовало считаться. На заседании Ставки 27 июля решили, что 1-я гвардейская армия генерала А. А. Гречко и 18-я армия генерала Е. П. Журавлева смогут достаточно прочно прикрыть фланги, однако все же приказали Генштабу еще раз проверить, так ли это. После того как Генштаб сделал точные расчеты и запросил мнение И. С. Конева, стало ясно, что двумя армиями не обойтись. Поэтому через три дня – 30 июля – Ставка решила образовать 4-й Украинский фронт, включив в него 1-ю гвардейскую, 18-ю армии, 8-ю воздушную армию, артиллерийские, инженерные и другие войска.

Таким образом, 27 июля в Ставке с исчерпывающей ясностью были намечены очередные стратегические задачи, соответствующие особенностям обстановки в Прибалтике и на западном направлении. В дальнейшем предусматривалось отсечь Прибалтику от Восточной Пруссии, а Восточную Пруссию – от Германии и разгромить основные силы группы немецко-фашистских армий "Север". Ставка предостерегала фронты от стремления вторгнуться в Восточную Пруссию без достаточной подготовки. На западном направлении, игравшем главную роль в ходе войны, предполагалось ликвидировать оборону противника на рубеже Вислы, создать условия для освобождения Варшавы и дальнейшего наступления на запад.

Во исполнение этих задач были написаны директивы, тут же согласованы и в 24.00 подписаны и направлены фронтам.

На следующий день в Ставке обсудили порядок управления текущими и предстоящими операциями, взаимодействия фронтов. До сих пор представители Ставки были наделены правом координировать действия войск. Г. К. Жуков заявил на заседании, что представитель Ставки должен в необходимых случаях получить также право непосредственного руководства операциями. Истины ради надо сказать, что Г. К. Жуков, с его властным характером, часто пользовался этим правом. Речь шла о том, чтобы узаконить такое положение. Тем более что некоторые командующие фронтами высказывали недовольство, когда представители Ставки брали на себя руководство операциями. Командующих можно было понять: в конечном счете именно им приходилось отвечать за все. Но было известно и то, что командующие думают прежде всего о своем фронте и не склонны особенно считаться с соседом, полагая, что он и сам справится. Представитель Ставки в подобном случае должен был немедленно поправить командующего.

29 июля было принято специальное решение о праве А. М. Василевского и Г. К. Жукова руководить войсками тех фронтов, на которых они представляли Ставку:

"Ставка Верховного Главнокомандования приказывает возложить на заместителя Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза Жукова не только координирование, но и руководство операциями, проводимыми войсками 1-го Украинского фронта, 1-го Белорусского фронта и 2-го Белорусского фронта".

На А. М. Василевского было возложено руководство операциями 2-го и 1-го Прибалтийских, а также 3-го Белорусского фронтов.

Не обошлось без курьеза. Заседание еще не кончилось, а 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты уже запросили разъяснения по поводу только что полученных ими директив. В частности, спрашивали, могут ли армии, не указанные в директивах, форсировать Вислу. Вопрос имел смысл, поскольку командующие старались выпросить у Ставки побольше переправочных средств, объясняя свои просьбы тем, что форсирование идет на широком фронте.

И. В. Сталин, узнав от нас с Антоновым об этих запросах, попыхтел трубкой и велел дать следующий ответ:

"Приказ Ставки о форсировании р. Висла и захвате плацдармов названными в приказе армиями нельзя понимать так, что другие армии должны сидеть сложа руки и не пытаться форсировать Вислу. Командование фронта обязано максимально обеспечить переправочными средствами те армии, в полосе которых Висла должна быть форсирована согласно приказу Ставки. Однако и другие армии при наличии возможности также должны форсировать Вислу. Придавая большое значение делу форсирования Вислы, Ставка обязывает Вас довести до сведения всех командармов Вашего фронта, что бойцы и командиры, отличившиеся при форсировании Вислы, получат специальные награды орденами вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза".

После совещания, как часто бывало в таких случаях, Верховный Главнокомандующий пригласил всех участников на ужин. У нас с Антоновым дел было по горло, и на этот раз мы попросили разрешения уехать к себе. Сталин махнул рукой, давая понять, что не возражает. В этой связи хочу рассказать об одном из памятных для меня ужинов на "ближней" даче.

...По давно заведенному порядку перед хозяином стола стоял удлиненной формы красивый хрустальный графин с бесцветной жидкостью и запотевшими боками.

И. В. Сталин перед ужином обычно выпивал одну-две рюмки коньяку, а потом пил только сухое грузинское вино, наливая его из бутылок, этикетки на которых были отпечатаны на машинке. Наполнит бокал на три четверти вином, а остальное, не торопясь, добавит из хрустального графина.

Первое время я, бывая на даче, внимательно наблюдал за всем окружающим и сразу приметил графин. Смешно, конечно, но меня заинтересовало, что в нем. И я подумал: "Какая-то особая водка, чтобы добавлять к вину для крепости. Вот попробовать бы при случае!" Долгое время затея эта не удавалась, поскольку место мое было довольно далеко от графина.

В тот злополучный вечер я опоздал к столу, так как задержался в соседней комнате у телефона – наводил по указанию И. В. Сталина справку о положении на одном из фронтов. Когда вернулся в столовую и доложил, все уже сидели за столом и обычное мое место было занято. Сталин, заметив это, жестом указал на свободный стул рядом с собой.

Ужин затянулся. Разговор, как всегда, шел о фронтовых делах. Каждый сам себя обслуживал – когда нужно было, шел к боковым столикам за очередным блюдом.

"Ну, – думаю, – уж сейчас я эту водку попробую..." Когда Сталин, как и все, встал, чтобы сменить тарелку, я быстро схватил заветный графин и налил полную рюмку. Чтобы соблюсти приличия, дождался очередного тоста и выпил... Вода! Да какая холодная... Получился конфуз: хоть я и быстро сообразил, что к чему, и даже закусил, как другие, все же, видимо, не смог скрыть своего удивления.

Хозяин с затаенной усмешкой, прищурившись, посмотрел на меня и немного погодя спросил тихо, чтобы никто не слышал: "Как, крепкая?" Кровь бросилась мне в лицо – так стало стыдно: весь вечер я чувствовал себя неважно и клял свое неуместное любопытство.

Глава 3. На Варшавском направлении

Противник не дремлет. – С чем едет Миколайчик? – Авантюристы и герои. Как лучше помочь восставшим? – Черняковский плацдарм. – Связь прекратилась. Трагедия Варшавы. – Борьба продолжается. – Боевое содружество. – 1-я польская армия входит в Варшаву.

Командиры любого ранга, планируя боевые действия, прежде всего учитывают противодействие противника, его возможные контрмеры. Но на войне нередко бывает так, что предусмотрены как будто все варианты развития событий, а в ходе сражения возникает новая, совершенно непредвиденная ситуация, требующая поправок для ранее принятых решений.

Разумеется, и Ставка и Генштаб знали, что гитлеровское командование изыскивает способы стабилизировать фронт, особенно в полосах групп армий "Север" и "Центр", положение которых могло оказаться катастрофическим. Правда, тогда мы еще не знали определенно стратегических намерений врага. Но отдельные сведения о том, что из Румынии часть его войск, в первую очередь танковых, будет, возможно, перемещена на другие направления, уже начали поступать. Противник действительно провел перегруппировку, стремясь добиться устойчивости войск группы армий "Центр", а затем восстановить их связь с Прибалтикой. На варшавском направлении мы вскоре столкнулись со свежими частями.

Нужно сказать, что мероприятия, проводимые гитлеровским командованием, походили на усилия героя известной басни Крылова Тришки, латающего кафтан, укрепив центр, оно ослабило юго-западное направление. Вскоре из войны была выведена Румыния, и советские войска двинулись на Балканы и в Венгрию. Однако на варшавском направлении, где переброшенные из Румынии свежие силы противника были введены в дело против уставших уже войск 1-го Белорусского фронта, наше положение серьезно осложнилось. Сложность усугубили промахи войсковой разведки.

В первый день заседания Ставки 2-я танковая армия, развивая наступление на левом фланге 1-го Белорусского фронта, неожиданно столкнулась с мощными силами противника. Как позже выяснилось, это были переброшенные сюда с юга 19-я танковая дивизия, танковые дивизии СС "Мертвая голова" и "Викинг", недавно прибывшая с итальянского фронта дивизия "Герман Геринг" и ряд пехотных соединений 2-й немецкой армии. В завязавшейся в последующие дни на линии Седлец, Минск-Мазовецкий упорной борьбе опрокинуть контратакующие танки противника не удалось. На узком участке фронта враг создал значительное превосходство в силах, нанес урон передовому корпусу 2-й танковой армии, а затем потрепал и остальные ее корпуса.

Кровопролитные и крайне ожесточенные бои продолжались несколько дней. В результате их вражеская оборона, опиравшаяся на Варшавский укрепленный район, на какое-то время обрела относительную устойчивость. Наш прорыв на Прагу оказался невозможным.

Это обстоятельство было очень важным. Неудача маневра 2-й танковой армии, предпринятого, чтобы отрезать находившимся к востоку от Вислы войскам противника пути отхода на запад, неблагоприятно повлияла на всю обстановку в этом районе. Теперь войска правого фланга 1-го Белорусского фронта, утомленные длительным и непрерывным наступлением через Белоруссию, не могли быстро выйти к Варшаве. Кроме того относительная устойчивость гитлеровских войск на линии Седлец, Минск-Мазовецкий таила новую, очень большую угрозу для войск, достигших Вислы южнее Варшавы. Как засвидетельствовал К. К. Рокоссовский корреспонденту французской газеты "Монд" Анри Маньяну, любая попытка советских армий форсировать Вислу могла бы привести к поражению. "Мы находились под угрозой удара по нашему флангу. Вот и вся проблема",– закончил беседу с журналистом командующий фронтом.

Нужно сказать, что события под Варшавой не сразу получили должную оценку. Представитель Ставки Г. К. Жуков, командование фронта и Генштаб первоначально не придали им особого значения, полагая, что враг вскоре будет сломлен. Но дни шли, а положение не улучшалось. Мало того, время форсирования Вислы откладывалось и на первое место вставала задача удержать столь выдвинутые вперед позиции. По мнению командующего 1-м Белорусским фронтом, противник располагал примерно 20 дивизиями для удара с севера на юг вдоль восточного берега Вислы по войскам левого фланга фронта, достигшим этой реки, и мы ждали, что враг обязательно нанесет такой удар.

Все это отнюдь не означало, что советское командование сложа руки ожидало флангового удара. Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский, а с ними и Генеральный штаб с начала августа 1944 г. предприняли энергичные попытки уничтожить группировку врага на подступах к Варшаве. Об этом свидетельствуют и не один раз состоявшиеся в Ставке обсуждения дальнейших действий 1-го Белорусского фронта, и непрерывные длительные бои, сорвавшие активные и такие опасные контрмероприятия противника. Однако к благоприятному для нас перелому обстановки под Варшавой это не привело.

Говорю о перипетиях военной действительности не только потому, что они интересны сами по себе. Они важны в связи с восстанием в оккупированной врагом Варшаве.

В то время как Советское правительство в заявлении 26 июля 1944г. ясно и открыто изложило свои взгляды относительно Польши. Миколайчик и его лондонская компания вели двойную игру. Оказывается, еще 24 июля эмигрантское правительство и командование Армии Крановой{34} приняли решение поднять восстание в Варшаве, причем обязательно до вступления туда советских войск. Цель этого авантюрного решения состояла в том, чтобы, захватив столицу, утвердить свои органы власти, противопоставить их временному правительству демократической Польши.

Характерно, что вопрос о времени восстания в Варшаве (кодовое название "Буря") обсуждался давно. И главнокомандование Армии Крайовой докладывало тогда в Лондон, что успеха восстания достигнуть невозможно. Но когда на освобожденных землях появились органы народной власти, так называемая делегатура эмигрантского правительства и командование Армии Крайовой изменили свое мнение. 25 июля главком Армии Крайовой генерал Тадеуш Бур-Комаровский сообщил в Лондон: "Готовы в любую минуту к битве за Варшаву..."

Ни Советское правительство, ни командование Красной Армии, ни органы народной власти Польши, ни Войско Польское в известность о восстании не были поставлены и данных о его подготовке не имели. Если верить военному командованию союзников, то и оно ничего не знало.

Подчиненное лондонскому правительству командование Армии Крайовой всячески стремилось изолировать район Варшавы от советских войск. Части подпольной Армии Крайовой по указанию Бур-Комаровского отказались вступить в контакт с нашими войсками и согласовать с ними свои действия. Об этом, как только был взят Люблин, нас известил К. К. Рокоссовский.

Командование Армии Крайовой, представители лондонского правительства и группа их ближайших сотрудников пусть по-своему, но очень внимательно следили за ходом вооруженной борьбы на советско-германском фронте, в первую очередь под Варшавой. Они понимали, что в недалеком будущем чаша весов склонится на сторону Красной Армии, и, чтобы не было в Варшаве власти народа, стремились установить там свою власть – господство буржуазии и помещиков. Боясь опоздать, организаторы восстания неоднократно переносили день и час начала действий в столице. Они надеялись овладеть положением в столице Польши именно до подхода советских войск и 1-й польской армии, которая влилась теперь в созданное Войско Польское.

Возможно, они надеялись, что западные союзники помогут им высадить воздушный десант – он послужил бы некоторой опорой для польского правительства в Лондоне. Однако верховное командование Великобритании и США еще осенью 1943 г. определенно дало понять лондонскому правительству, что последнее не может рассчитывать на поддержку восстания со стороны англосаксов вообще и особенно с воздуха{35}.

Конечно, английские реакционеры – эти расчетливые политики понимали, что варшавское восстание направлено против Советского Союза, но не могли идти на риск в таком деле, как помощь повстанцам: ведь помогать им по воздуху означало подвергать опасности жизнь английских летчиков и собственные машины. Сильная немецкая противовоздушная оборона выводила их из строя. Англичане решили прекратить полеты.

Организаторы заговора не собирались поднимать восстание в те дни, когда советские войска были под Минском и восточное Ковеля, а ждали, пока фронт приблизится к Варшаве. Это позволяло им надеяться, что наши армии не опоздают, если восставшие окажутся в трудном положении, и вызволят их из беды.

Успех любой операции – и самой малой и самой крупной – зависит от многих факторов. Среди них не последнее место принадлежит плану действий. Особенно важен такой план для восстания – весьма сложной формы вооруженной борьбы. Общеизвестно, что даже самый лучший по замыслу и цели план обречен на провал, если он не соответствует обстановке и не имеет необходимого обеспечения.

Мне не пришлось держать в руках план "Буря", в рамках которого главнокомандование Армии Крайовой задумало осуществить восстание своих отрядов в Варшаве. Однако есть бесспорное свидетельство, что время начала восстания по решению генерала Бур-Комаровского было передвинуто накануне решающих событий со 2 августа (или более позднего срока) на 17 часов 1 августа 1944 г. Столь ответственный акт командования Армии Крайовой был совершен без учета реальных возможностей проведения необходимых мероприятий по сбору сил повстанцев, их вооружению, организации боевых действий. Как указывал один из историков варшавского восстания Адам Боркевич, вместо двенадцати часов, предусмотренных ранее для приведения сил повстанцев в состояние полной боевой готовности, теперь в отдельных районах и отрядах имелось реально только пять. Это решение дезорганизовало восстание в его зародыше и перечеркнуло все то, что было подготовлено за ряд лет. Остался лишь высокий боевой дух повстанцев.

Существовавшие на бумаге наметки задач относительно сроков и объектов нападения отрядов в таких условиях становились невыполнимыми. Даже элементарная связь между силами повстанцев не везде была организована.

В назначенный день (но из-за различных условий в разное время) подпольные отряды Армии Крайовой начали восстание. Многие солдаты разыскивали своих командиров, те и другие не знали, где фактически находятся склады вооружения и снаряжения. Внезапность действий была потеряна, и враг сумел занять все ключевые пункты связи, сообщений, энергетики. Повстанцы не смогли в силу указанных выше обстоятельств действовать достаточно целеустремленно и произвести сколь-нибудь мощный первый удар. Натиск на врага оказался слабым: ведь во всех отрядах Армии Крайовой насчитывалось всего-навсего 16 тыс. человек, причем ручное стрелковое оружие (другим почти не располагали) было лишь у 3,5 тыс. из них.

В то же время восстание приобрело неожиданный для его организаторов характер и размах. Ненависть населения Варшавы к гитлеровским оккупантам получила теперь выход; основная масса жителей присоединилась к восстанию: люди начали строить баррикады, влились в ряды бойцов, хотя и не имели оружия. Они были убеждены, что восстание согласовано с советским командованием. Этого убеждения не поколебало даже воззвание делегатуры лондонского правительства Польши к варшавянам, в котором ни слова не говорилось о Красной Армии.

Массовая поддержка восстания населением Варшавы привела в первое время к относительному успеху. Овладеть всей территорией города Армии Крайовой все же не удалось, и через день события стали развиваться совсем по-иному, нежели предполагали заговорщики. Враг не понес особых потерь, удержал ключевые позиции в городе, быстро справился с положением и вынудил повстанцев перейти к обороне. А к ней они не были готовы. Сил не хватало. К тому же у восставших был острый недостаток боеприпасов, средств связи, медикаментов.

Задуманная с холодной политической расчетливостью скоротечная акция Армии Крайовой превратилась в восстание народных масс Варшавы против гитлеровских захватчиков. Однако оно не было обеспечено, и удары немецко-фашистского командования в конце концов привели к его полному разгрому.

К. К. Рокоссовский вспоминает, что 2 августа он получил сообщение разведки, будто в Варшаве началось какое-то восстание. Попытка уточнить эти данные оказалась безуспешной. Ни Польский комитет национального освобождения, ни Крайова Рада Народова, ни командование Войска Польского ничего о восстании не знали. В дальнейшем выяснилось, что даже командование отрядов Армии Людовой{36}, находившихся в Варшаве, не было поставлено о нем в известность. Однако, как только широкие массы варшавян поднялись на бой, коммунисты и руководимые ими отряды Армии Людовой немедленно приняли решение присоединиться к восстанию и отдали свои силы в распоряжение командования Армии Крайовой. Это решение предотвратило возможный раскол антигитлеровских сил в Варшаве, существенно укрепило их. Бойцы и командиры Армии Людовой кровью своей доказали на варшавских баррикадах верность делу освобождения народа от немецко-фашистских оккупантов.

Премьер-министр польского правительства в Лондоне С. Миколайчик, только что прибывший в Москву для переговоров, ничего вразумительного не сообщил о событиях в Варшаве. А ведь на пути из Лондона он 28 июля встретился в Каире с варшавскими эмиссарами, и уж они-то не могли не доложить ему о восстании. На приеме в Наркоминделе 31 июля Миколайчик заявил, что разработан план действий и польское правительство сейчас накапливает силы. В отношении Варшавы Миколайчик сказал, что польское правительство "обдумывало" план генерального восстания и хотело бы просить Советское правительство о бомбардировке аэродромов около города. Таким образом, все рисовалось пока в очень общих чертах и как дело неблизкого будущего. О первых днях боев в столице Польши премьер лондонского правительства говорить, очевидно, не собирался.

Усилиями немецко-фашистских оккупантов и заботами буржуазного руководства Армии Крайовой Варшава была изолирована от тех, кто действительно мог помочь восставшим добиться победы.

Командующий 1-м Белорусским фронтом всячески пытался установить связь с восставшими, в том числе с военным руководителем восстания. Но на посланную генералу Бур-Комаровскому телеграмму К. К. Рокоссовский ответа не получил.

2 августа резко осложнилась обстановка на советско-германском фронте. Под Варшавой противник нанес сильнейший контрудар по 2-й танковой и 47-й армиям, и им пришлось вести тяжелую оборону в неблагоприятных условиях. Части их были вытянуты в линию. Командующий фронтом никакими резервами не располагал, и каждую минуту можно было ожидать, что танки противника ринутся на юг вдоль Вислы, чтобы нанести поражение занятым форсированием войскам левого крыла фронта. А Варшава между тем горела. Дым видели выдвинувшиеся в район контрудара противника для управления боевыми действиями наши командиры и сам К. К. Рокоссовский.