Текст книги "Генеральный штаб в годы войны"

Автор книги: С Штеменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 66 страниц)

Ничем другим, кроме такого состояния, нельзя объяснить переправы Климента Ефремовича на катере через Керченский пролив на косу Чушка и обратно под артиллерийским огнем противника, тогда как можно было гораздо безопаснее пролететь на По-2 это расстояние на бреющем полете всего за пять минут. Однажды после очередного посещения переднего края мы, возвратившись, нашли на месте землянки К. Е. Ворошилова только яму, заваленную землей и бревнами. Оказалось, что в наше отсутствие снаряд угодил в нее. Маршал и не подумал перейти в более надежное убежище. Хотя после изгнания гитлеровцев в нашем расположении остались бетонные бункера, он приказал построить себе здесь же новую землянку, что и было сделано.

Мы не раз пытались отговорить Климента Ефремовича от некоторых чересчур рискованных предприятий. Он возмущался. "За кого вы меня принимаете?" – в повышенном тоне спрашивал он. Угрожал, что сделает все один без нас, советовал тем, кто боится, ехать в Варениковскую, где стояли тылы фронта и вагон представителя Ставки. Таков был К. Е. Ворошилов, и тут уж с ним ничего поделать было нельзя.

Не один раз довелось мне наблюдать и за работой Г. К. Жукова. Однажды мы возвращались из района Новороссийска и по пути поехали в 3-й горнострелковый корпус, которым командовал генерал А. А. Лучинский. Не доезжая 2-3 км до места назначения, мы попали под удар немецких самолетов. Можно было переждать опасный момент, использовать для укрытия заранее отрытые у дороги щели. Однако Георгий Константинович сидел на переднем "виллисе" и молчал. Водитель с надеждой на него поглядывал, а он лишь один раз, как обычно хмуровато, сказал ему: "Давай, давай". Движение продолжалось.

Во время наступления на Крымскую Г. К. Жуков и сопровождавшие его люди находились на НП командующего 56-й армией А. А. Гречко. Шла наша артиллерийская подготовка. Противник огрызался, и поблизости там и сям рвались с резким характерным звуком осколочные снаряды. Рваные куски металла пели не так уж высоко над головами тех, кто разместился в траншее. Георгий Константинович невозмутимо сидел на табурете рядом с командармом и в стереотрубу наблюдал за полем боя. Он задавал А. А. Гречко вопросы, спокойно выслушивал доклады, и никаких эмоций не отражалось на их лицах. Маршал несколько оживился лишь тогда, когда принесли термос с чаем.

Довелось мне быть с ним и на 2-м Белорусском фронте, когда готовилась операция "Багратион". Он приезжал к нам с командного пункта К. К, Рокоссовского, соседа слева, для контроля хода подготовки к операции в армиях главного направления. Маршал сначала заслушал решения командармов, проверяя их по картам, а затем отправился на НП соединений первого эшелона. В дивизии, получившей наиболее ответственную задачу, он добрался до наблюдательного пункта полка. Не доезжая метров ста пятидесяти до места полкового НП, все мы спешились. Г. К. Жуков потребовал от нас соблюдения полной маскировки и загнал всех в ход сообщения. Сам же шагал поверху, рассматривал местность, чтобы лично убедиться в правильности нашего выбора направления главного удара, удостовериться в целесообразности решения многих других вопросов предстоящей операции. На этом НП, как и на всех других, на расстоянии действительного огня противника он работал – заслушивал доклады командиров, давал указания и не проявлял никаких иных переживаний, кроме рабочих. Командир дивизии на одном из опасных переходов пытался предупредить маршала и сказал, где лучше остановиться, чтобы не быть под огнем. Маршал невозмутимо бросил ему в ответ: "В ваших советах не нуждаюсь". И пошел дальше.

Так в условиях опасности работали К. Е. Ворошилов и Г. К. Жуков, одинаково, пожалуй, мужественные и храбрые. Один – возбуждался, другой оставался спокойным и сохранял обычную суровость, безразлично, если можно так сказать, относился к угрозе его жизни. Могу взять на себя смелость заявить, что в период опасности они могли принимать не только вполне обоснованные, а, я бы сказал, лучшие решения.

Ученые и другие творческие работники, как правило, сами создают себе условия для труда и, конечно, делают это так, чтобы содействовать себе, помочь, облегчить свой труд. Полководец же таких условий создать не может, их диктует ему сложившаяся обстановка, он вынужден к ней приспосабливаться. Больше того, противник стремится всеми мерами помешать, подавить полководца морально и физически. К тому же для ученого элемент времени хотя и важен, но чаще всего не имеет решающего значения. Он в состоянии приспособить свое дело к той реально существующей скорости мышления, которую природа отпустила человеку. В работе полководца и военачальника этот естественный мыслительный порог особенно чувствителен. Здесь время действует как дамоклов меч и заставляет работать всегда стремительно и с крайним напряжением сил. Выше я пытался показать, какое значение имеет для полководца время. Упустил его проиграл бой и даже операцию.

Ученый всегда может выдвигать разного рода гипотезы и проверять их в ходе длительного эксперимента, не подтвердившееся отбрасывать и снова экспериментировать. Полководец тоже никогда не действует без различного рода предположений. Догадка, гипотеза присутствуют в его работе постоянно, правда в различной степени. Проверить же гипотезу с помощью эксперимента у полководца нет возможности. Его предположения проверяются практикой войны и боя, что сопряжено с жизнью людей и затратой огромных материальных средств. Ошибка здесь влечет за собой большие, а иногда непоправимые последствия.

Работе полководца всегда сопутствуют различного рода неожиданности. Одни он предвидит и, как говорят военные, "планирует" заранее и исподволь готовится их встретить, хотя и не знает точно, что именно его ждет, а от большинства должен избавляться в момент их появления. Это не только всякого рода внезапность, связанная с необычным использованием на войне разного рода вооружения, времени года, тайной подготовкой и нанесением удара противником там, где его не ждут, и тому подобное. Даже тогда, когда все как будто готово к операции, начинается, если так можно сказать, борьба с силами природы: осенью и весной вдруг начинаются проливные дожди, раскисают дороги, зимой бушует пурга, час от часу становятся сильнее морозы... Как тут быть? Если не посчитаться с природой, можно не добиться успеха, а отложить операцию тоже уже нельзя. На все это надо реагировать полководцу, и тут-то должны проявиться его воля, решительность и, конечно, здравый смысл.

Полководец встречается и с более сложными явлениями. В период освобождения Польши были, например, проявления "деятельности" органов известного читателю польского эмигрантского правительства или последышей диктатуры И. Антонеску на территории Румынии.

А разве не величайшей неожиданностью для гитлеровских полководцев оказались возможности Советского государства? Вот что писал, например, Манштейн: "Мы, конечно, не ожидали от советской стороны таких больших организаторских способностей, которые она проявила в этом деле, а также в развертывании своей военной промышленности. Мы встретили поистине гидру, у которой на месте одной отрубленной головы вырастали две новые"{67}.

Различие между трудом полководца и гражданского интеллектуала заключается также и в том, что воле и уму полководца противостоят не меньшие по силе воля и ум противника. Если ученый имеет дело только с природой, не наделенной разумом, то военачальник, кроме того, имеет перед собой профессионально мыслящего противника. Труд полководца превращается в состязание двух воль, сил разума и искусства. В этом случае, вероятно, будет уместным сравнение двух противостоящих полководцев с игрой сильных шахматистов, хотя последствия победы здесь или поражения несоизмеримо различны.

Всем известна сложность труда ученых, государственных деятелей, работников искусства. Это бесспорно. Но всегда – а в современных условиях в особенности необыкновенно сложным являлся и является труд полководца, что в полной мере показала вторая мировая война, возложившая на плечи полководцев непомерную и чрезвычайно ответственную работу.

В современных условиях полководцу приходится решать не только военные, но и трудные политические проблемы. Все это будет под силу лишь человеку не только одаренному, но и обладающему к тому же большим запасом общих и профессиональных знаний. М. В. Фрунзе так говорил об этом: "Стратегия, являясь высшим обобщением военного искусства, должна учитывать не только чисто военные элементы, как численность армий и т. д., но должна учитывать и моменты политического характера. Только тот, кто обладает всеми этими познаниями, может претендовать на роль руководителя Красной Армии в условиях будущих военных столкновений"{68}. Сам М. В. Фрунзе являл собой пример именно такого руководителя.

И. В. Сталин на протяжении всей войны являлся Председателем Государственного Комитета Обороны и Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР. На этих постах проявились его высокие качества военного деятеля. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своей книге "Воспоминания и размышления" характеризует его как человека, который владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов, руководил ими с полным знанием дела, хорошо разбираясь и в больших стратегических вопросах. Он отмечает природный ум Сталина, богатую интуицию, умение найти главное звено в стратегической обстановке. "Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим",заключает Г. К. Жуков характеристику И. В. Сталина.

Советский народ вывел нашу страну в ряд первых держав мира. Руководителем всех его великих свершений являлась и является партия коммунистов. Однако коль скоро давно установлено, что выдающаяся личность играет важную роль в истории, то мы по праву можем сказать, что Сталин и как полководец вложил неоценимый вклад в дело победы советского народа в Великой Отечественной войне.

Полководец должен иметь не только выдающийся ум. Не менее важно, чтобы его ум обладал особой гибкостью, или, как говорят, свободой. Это связано с характером военной обстановки, которая постоянно меняется, и означает, что при необходимости полководец обязан отказаться в интересах победы (и без особого насилия над собой) от ранее принятого решения и разработанного плана действий. Он не может быть связан по рукам и ногам собственным планом, когда последний пришел в противоречие с обстановкой.

Разумеется, это вовсе не значит, что при малейших трудностях, кажущихся или маловажных изменениях ситуации полководец должен менять решение. Плох тот полководец, который не добивается выполнения решения с величайшим упорством.

Наконец, гибкость ума означает и то, что полководец не может быть скован каким-либо стереотипом, находиться в плену шаблонов. Даже правильные положения уставов, инструкций, наставлений следует применять с толком и здравым смыслом, сообразуясь с обстановкой. Ленин по этому поводу писал: "Методы борьбы против врага надо уметь изменять, когда изменяются обстоятельства"{69}.

Характерную заскорузлость взглядов гитлеровских стратегов отразили основные операции немецко-фашистских войск после коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны. Утратив инициативу, военачальники вермахта не сумели приспособиться к новым условиям войны, перестроить свою работу и научиться преодолевать трудности.

В былые времена храбрый, мужественный полководец лично вел за собой войска на поле боя. От его образа действий часто зависел исход борьбы. Неспроста полководец был на белом коне или выбирал себе место на хорошо видной всем высоте. Полвека назад, в годы гражданской войны, личная храбрость и решительность военачальника также играли решающую роль. Достаточно сослаться на Буденного, Котовского, Пархоменко, Чапаева и других, которые не раз сами водили войска в бой.

В период второй мировой войны и в наше время полководец уже не может лично вести войска в бой. Лишь немногие, находящиеся неподалеку воины смогут увидеть, как он двинется с ними в атаку, и никому, кроме них, он не подаст этим поступком благого примера: не прежние теперь масштабы и другим стал характер сражения. Теперь командиру можно возглавить лично атаку роты, батальона – не более. В этом звене пример личной отваги командира продолжает действовать и теперь в полную силу. В 1941 г. наши войска терпели неудачи в течение достаточно длительного времени. Враг рвался к Москве и вышел к ней на ближайшие подступы. Положение было очень тяжелое, а в некоторые моменты критическое. Но советские полководцы и командиры не утратили тогда веру в победу, нашли выход из трудного положения. Они опирались на сильных духом патриотов, храбрых и мужественных людей, продолжали бесстрашно бороться с врагом и в конечном счете нанесли ему первое в годы второй мировой войны крупное поражение. Победу у стен советской столицы обеспечили воины железного упорства, огромной решимости и несокрушимой воли к победе. Только советский народ под руководством Коммунистической партии смог не только выстоять в эту трудную годину, но и, повернув ход истории, добиться беспримерной победы.

Полководческий опыт Жукова, Конева, Рокоссовского, Говорова, Еременко, Мерецкова, Малиновского, Черняховского и других выковывался начиная с первых тяжелых месяцев войны, когда одни возглавляли фронты (Жуков, Конев, Еременко), другие – армии и корпуса и находились на самых горячих участках советско-германского фронта. Всем им потребовались истинно полководческие качества, чтобы выполнить поставленные задачи. А оборона Москвы, Сталинграда, Ленинграда, Одессы, Киева, Севастополя, Брестской крепости! Она потребовала не только мужества и стойкости от рядовых солдат и офицеров, но и полного самоотвержения прежде всего и в особенности от лиц, возглавлявших эту оборону, тех же Г. К. Жукова, А. И. Еременко, Л. А. Говорова, А. А. Жданова, В. И. Чуйкова, И. Е. Петрова, Н. И. Крылова, М. М. Попова и других. Конечно, эти качества требуются не только в тяжелое время. При успехе они тоже необходимы. Полководец и в благоприятных условиях должен проявить максимальное упорство и неуемную энергию в достижении цели.

Мне прочно запали в память операции войск Центрального (бывшего Донского) фронта под Орлом и Брянском в феврале – марте 1943 г. Я тогда только что пришел к руководству Оперативным управлением Генерального штаба. Навалившийся на плечи груз ответственности был тяжел, и первые шаги с ним особенно памятны. План операций был уже разработан и одобрен Ставкой. Теперь он начинал осуществляться. Сам К. К. Рокоссовский назвал операцию "красивой" по замыслу, который предусматривал выход наших войск глубоко в тыл орловской группировки противника. По мнению авторов проекта, давно и плодотворно работавших в Генштабе, действия по тылам врага должны были отсечь ему последние пути отхода на запад и в конечном счете стать составной частью общего разгрома немецко-фашистских войск под Орлом.

Операция началась успешно, однако в целом оказалась незавершенной. Причина заключалась в том, что войска, предназначенные для развития и закрепления успеха, не сумели своевременно подойти к фронту компактной массой. Растянувшись по единственной железнодорожной колее от Сталинграда до Орла, они прибывали россыпью, не обеспечивая резкого и внезапного наращивания наших сил, необходимого для перелома в обстановке.

Противник воспользовался этими нашими трудностями и неполадками, сумел ликвидировать угрозу тылу и сам перешел к активным действиям. Создалось тяжелое положение. Войска Центрального фронта сами оказались под угрозой окружения и уничтожения. Вот тут-то и проявились несгибаемая воля К. К. Рокоссовского, его большая организаторская активность и умение смотреть в лицо опасности, не теряя самообладания. Маневрируя силами, используя обстановку уходящей зимы, он сумел организованно прекратить исчерпавшее себя наступление, умело избежать ударов врага и отвести войска на рубежи, образовавшие в последующем северный фас Курской дуги.

Большую роль сыграло мужество командующего Юго-Западным фронтом генерала П. Ф. Ватутина и его заместителя генерала М. М. Попова в феврале 1943 г., когда Юго-Западный и Южный фронты проводили совместную операцию "Скачок" по разгрому противника в Донбассе. Тогда возникло тяжелое положение в войсках группы генерала М. М. Попова (несколько танковых корпусов и пехота), которые наступали с рубежа Барвенково, Изюм на Красноармейское. По мысли командования Юго-Западного фронта, захват последнего пункта лишал бы противника единственного железнодорожного пути для отхода немецко-фашистских войск из Донбасса на запад. Предполагалось, таким образом, создать окружение и добиться уничтожения противника в Донбассе.

Дело, однако, пошло не так, как того хотелось. Враг упорно сопротивлялся. Он не отходил, а оборонялся на подготовленных рубежах и перегруппировывался для последующего контрнаступления. Нашим же войскам не смогли вовремя подать боеприпасы, горючее и резервы. Стрелковые подразделения, двигавшиеся к фронту, задержались в пути, не имея нужного транспорта. Это вынудило танки действовать без пехотного прикрытия, а отсутствие горючего и снарядов заставило многие из них остановиться. Особенно трудно пришлось корпусу опытного и мужественного П. П. Полубоярова, который упорно противоборствовал превосходящим силам немецко-фашистских войск, перешедших в решительное контрнаступление на харьковском направлении.

Врагу не удалось тогда уничтожить войска группы генерала М. М. Попова. В тяжелейших условиях обстановки Маркиан Михайлович использовал всю полноту своей власти заместителя командующего фронтом, проявил большую личную храбрость, настойчивость и умение организовать отпор врагу, В районе Барвенково была создана стойкая оборона, о которую разбились все попытки немецко-фашистского командования прорваться к Харькову через Северский Донец.

А разве не требовалась воля и решительность К. К. Рокоссовского, когда надо было решить: проводить или нет артиллерийскую контрподготовку по войскам противника, изготовившимся к наступлению на Курской дуге?!

Он решил проводить это мероприятие и нанес огнем значительное поражение противнику, лишил его удар той мощи, на которую рассчитывало немецкое командование. Контрподготовка явилась одной из причин того, что противник на Центральном фронте не смог продвинуться в глубину советской обороны более чем на 12 км.

Величайшая воля и упорство необходимы полководцу всегда. И для того, чтобы не дать противнику овладеть инициативой, и для преодоления возникающих различных трудностей.

Не могу не сказать несколько слов о Василии Ивановиче Чуйкове.

Мне же пришлось быть у Василия Ивановича первым заместителем и начальником штаба. Первый раз это было, когда он занимал пост главнокомандующего советскими войсками в Германии, и вторично – когда он стоял во главе Сухопутных войск Советской Армии. Не стану говорить о его личном мужестве и храбрости. Но хочу отметить еще и такую черту этого незаурядного человека, как неуемная, кипучая энергия, благодаря чему он был в состоянии одновременно заниматься несколькими делами; мог работать день и ночь и, если надо, еще много дней и ночей, пока дело не будет доведено до конца.

В. И. Чуйков ухитрялся, например, одновременно руководить штурмом Познани и управлять войсками по расширению плацдарма на Одере, а от Познани до Одера ни много ни мало 160 км. И успевал в нужные моменты быть тут и там.

Вторым, пожалуй, важным штрихом его характера является принципиальность в каждом деле, при решении всех вопросов. Выполняя полученный приказ, он делает то, что подсказывает ему совесть, как он сам считает нужным и правильным, и отстаивает свою позицию. Нередко мне приходилось говорить Василию Ивановичу в связи с какой-либо проблемой, выдвинутой им: "Не поддержат эту нашу точку зрения в Генштабе".

"Пусть не поддерживают,– слышалось в ответ,– зато они будут знать, что мы ее имеем, а мы будем отстаивать".

Меня всегда поражал в нем какой-то, если так можно сказать, самобытный талант в познании вопросов, проникновении в самое их существо, в предвидении развития.

Через несколько дней после моего вступления в должность Василий Иванович рассматривал с авиаторами вопросы авиационного тыла. Я поразился его умению проникать в самый корень вопроса, находить слабые места и ставить специалистов в тупик своими вопросами. Он довел их до пота и дал дополнительное время на подготовку. "Где и как постиг он такие тонкости,– подумал я,– когда до этого ему, насколько я знал, не приходилось заниматься делами авиации?" Немного спустя рассматривались танковые вопросы, и опять повторилось то же, что и с авиаторами. Как бывший танкист, я сам неплохо разбирался в деталях дела и мог поэтому оценить всю глубину практических познаний Василия Ивановича...

На учениях Василии Иванович – мастер создания сложных ситуаций и неожиданных приемов обучения. Например, заслушивая, допустим, какого-то командира, он на половине доклада его останавливает и говорит: "Пролетевшим осколком снаряда вы тяжело ранены. Вы чудом остались живы. В командование вступает ваш заместитель". Заместитель, понятно, иногда и не находится здесь, рядом, не знает, о чем шла речь, а командир между тем отправлен в автобус или палатку и не может своему заму ничего передать. Начинается "посвящение непосвященного"... И уж в следующий раз можно ручаться, что на учениях такой заместитель будет все знать не хуже командира. Когда Василий Иванович проводил учения, то все знали, что мосты через водные преграды будут "разрушены" и по ним переправиться он не даст. Хорошо подготовленный командный пункт обязательно попадет под "бомбежку" авиации, и всем его обитателям придется уходить на запасный КП, который, как иногда бывает на учениях, готовят больше для вида, а не для работы. А маршал заставит на нем работать без условностей.

Прямо скажем, работать с ним было трудно. Он держал всех постоянно в напряжении. Но я горжусь тем, что, работая с ним дважды (причем второй раз по его желанию), заслужил его признательность и нашел в лице Василия Ивановича не только талантливого военачальника, но и старшего товарища, у которого есть чему поучиться и на которого всегда можно опереться.

Говоря о железной воле и упорстве в достижении цели, обязательных для полководца, следует сказать, что эти важнейшие качества могут превратиться в свою противоположность, если будут доведены до абсурда. Плохо, если упорство превращается в упрямство, а решительность в чрезмерную уверенность в себе. Тогда нежелание исправить допущенную ошибку превращается не в показатель мужества, а, скорее, в его отсутствие.

Боевые действия всегда представляют собой задачу со многими неизвестными, которую приходится решать военачальнику. Начиная операцию, полководец может только предполагать, как она будет развиваться, и, следовательно, всегда идет на какой-то риск.

Можно и нужно принять все меры к тому, чтобы уменьшить степень риска. Но полководец, желающий полностью исключить его, вряд ли будет иметь успех. Такое желание и связанное с ним поведение таят в себе опасный зародыш нерешительности, растерянности и как следствие – потери инициативы. Полководец обязан понимать и соблюдать меру риска. Безусловно, риск должен быть оправданным, обоснованным, построенным на предвидении развития событий, детальном знании обстановки и точных расчетах. Говоря другими словами, риск полководца должен быть разумным.

В этой связи вспоминается как один из примеров разумного риска фланговый маневр Брянского фронта в одноименной операции советских вовек.

Фронт, как известно, успешно громил орловскую группировку противника в ходе нашего контрнаступления летом 1943 г. и в течение длительного времени безостановочно шел вперед. К началу сентября он оказался перед мощной обороной немецко-фашистских войск, проходившей по восточному краю широкой полосы Брянских лесов. Сил для разгрома врага у фронта, понесшего к тому времени серьезные потери, не хватало. В поисках путей решения задачи командующий фронтом генерал М. М. Попов 5 сентября 1943 г. натолкнулся в разведсводке соседнего справа Западного фронта на упоминание о легком захвате небольшой высоты на стыке с Брянским фронтом, ранее неоднократно и безуспешно атакованной нашими войсками. Были пленены солдаты противника из нестроевых частей. Стали выяснять, почему так произошло. Оказалось, что ранее оборонявшие высоту гитлеровские части перегруппировались на другие участки обороны, а сюда были выведены подразделения, сформированные из тыловиков.

Тогда-то у М. М. Попова и возникла мысль нанести удар через полосу соседа в районе захваченной у противника высоты, прорвать ослабленную здесь оборону и бросить в прорыв кавалерийский корпус генерала В. В. Крюкова. Стремительный рывок массы конницы, направленный в тыл главных сил противника перед Брянским фронтом, должен был, по мысли командующего фронтом, дезорганизовать оборону немецко-фашистских войск.

Ставка не сразу дала тогда согласие на проведение операции из-за ее рискованности. Предстояло, в частности, перегруппировать вдоль фронта значительную массу войск и действовать через полосу соседа. Такого рода перегруппировки, проводимые в непосредственной близости от противника (а в данном случае было именно так), очень опасны. К тому же на успех операции можно было надеяться только в случае внезапности действий. Чтобы обеспечить последнюю, нельзя было на той местности перетягивать в другой район артиллерию Брянского фронта и приходилось рассчитывать только на удары авиации и "катюш". Комфронта решил использовать артиллерию соседа – 10-й армии Западного фронта, но ее было мало, а боеприпасов и того меньше. Поэтому снаряды для орудий соседа приходилось нести на руках тем войскам, которые перегруппировывались для задуманного флангового удара. Конечно, все передвижения предстояло проводить только ночью, при строжайшей маскировке, а перегруппировку сил выполнить всего за 40 часов на расстояние 80-100 км. Не было сомнений, что даже при самых благоприятных обстоятельствах коннице предстояли в тылу противника чрезвычайно тяжелые бои.

Не один раз Верховный Главнокомандующий задавал тогда Генеральному штабу вопрос: какая вероятность успеха есть у этой операции? Ответ был однозначным все были убеждены в успехе замысла командующего Брянским фронтом. По настоянию М. М. Попова днем 5 сентября 1943 г. А. И. Антонов доложил И. В. Сталину еще раз по поводу флангового удара Брянского фронта и высказался за проведение операции. Верховный Главнокомандующий, однако, сам позвонил тогда командующему фронтом и спросил, ручается ли тот за успех. Командующий поручился. Начало наступления здесь же наметили на утро 7 сентября.

Подготовка операции проходила при самом жестком контроле со стороны командования за соблюдением мер сохранения тайны. Фланговый удар был осуществлен с большим искусством. Поставленный под угрозу разгрома с тыла, противник бросил полосу Брянских лесов и быстро откатился за Сож и Днепр.

На войне нельзя действовать на авось, исходить из предвзятого мнения и очертя голову решаться на какое-либо предприятие. Это будет не разумный риск, а авантюра, которая обходится в сотни, а то и тысячи человеческих жизней. "Мастерами" таких "предприятий" были Гитлер и его военачальники. Начать хотя бы с их главной авантюры – войны против Советского Союза, пресловутого плана "Барбаросса". В нем ни много ни мало говорилось так: "Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии... Конечной целью операции является создание заградительного барьера против Азиатской России по общей линии Волга – Архангельск. Таким образом, в случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских на Урале, можно будет парализовать с помощью авиации". Чего в этом документе больше авантюризма, тупости или прусской самоуверенности? Всего здесь через край! В течение войны у гитлеровцев немало было авантюр, кончавшихся крахом.

Риск, не основанный на расчетах и предвидении, к сожалению, встречался и у наших военачальников. Были и примеры нежелания рисковать, тоже не принесшие успеха. В этой связи характерно наступление Юго-Западного фронта из района барвенковского выступа под Харьковом в мае 1942 г., предпринятое по инициативе Военного совета Юго-Западного направления. О нем много написано, и мне остается обратить внимание читателя лишь на одну из причин неудачи наших войск, обычно не упоминаемую. Эта причина – в одном случае неоправданный риск командования, а в другом – его нежелание рисковать, когда это оправдывалось обстановкой.

Из литературы известно, что наступление под Харьковом проводилось при отсутствии общего перевеса сил над противником. Активно действовал только один Юго-Западный фронт, причем его превосходство над врагом выражалось в людях всего в полтора раза. Соединения состояли в значительной мере из необстрелянных бойцов и не были достаточно сколочены. Южный же фронт был обессилен предшествующими боями и значительно уступал противнику в людях и технике, он оборонялся и обеспечивал операцию с юга.

Ставка дважды обратила внимание командования Юго-Западного направления на крайнюю рискованность операции, поскольку не могла в то время обеспечить его подготовленными резервами в достаточном количестве. Однако маршал С. К. Тимошенко и член Военного совета Н. С. Хрущев настояли на проведении операции, ручаясь за успех.

Юго-Западный фронт начал операцию 12 мая 1942 г. Он упредил противника, который в свою очередь завершал подготовку к решительному наступлению с целью срезать барвенковский выступ, где располагались главные силы советских войск. За три дня боевых действий Юго-Западный фронт продвинулся на некоторых направлениях от 25 до 50 км и создал обстановку, выгодную для ввода в сражение подвижных войск в полосе 6-й армии и развития успеха на Харьков. Но в тот момент командование на это не решилось, а стало выжидать еще более благоприятных условий. Это дало противнику возможность завершить подготовку сокрушительного удара по южному фасу нашей обороны в относительно спокойной обстановке.

В последующие дни противник сумел парировать наши удары на острие наступающих клиньев, а затем 17 мая неожиданно прорвал оборону Южного фронта и устремился в тыл наступающих советских войск мощными силами танковой группы Клейста. Командование Юго-Западного направления действовало так, будто ничего особенного не произошло. Оно продолжало попытки развивать наступление далее, хотя уже тогда стало ясно, что сложившаяся обстановка требует остановить войска, перегруппировать силы и дать противнику отпор.