Текст книги "Медикус и пропавшие танцовщицы"

Автор книги: Рут Дауни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 11

– К тебе имеются вопросы, Гай Рус, – начал второй центурион и выложил мускулистые руки на стол, который казался слишком маленьким для него. А затем окинул Руса многозначительным взглядом, словно говорящим, что не потерпит в ответ никакой чепухи.

Рус подумал, что ничуть не завидует Валенсу, который собирается просить руки дочери этого человека.

– К нам поступила жалоба, – продолжил центурион. – Насчёт тела.

– Не понял, господин?

– Тела девушки из харчевни.

– Ах, ну да. Из заведения Мерулы.

– Ты его принимал?

– Да, господин. Но тогда никто не знал, откуда она и кто такая.

Второй центурион кивнул.

– Может, оно и к лучшему. Ведь она могла оказаться чьей-то женой. Нет, конечно, большинство наших бережёт своих жён, но всегда найдётся чудачка, готовая пренебречь опасностями. Так что там с ней произошло?

Рус принялся объяснять. В паузах он слышал недоверчивое хмыканье начальника, а когда закончил, тот сказал:

– Ладно. Кто отрезал ей волосы?

– Не знаю, господин. Её уже привезли в таком виде. С отрезанными или вырванными волосами.

– И тебе в голову не пришло предупредить об этом её хозяйку?

– Нет, господин.

– Так вот, она очень недовольна. Пришла просто в ужас, увидев, и теперь желает знать, уж не мы ли тут, в госпитале, сотворили с девушкой такое.

– Точно не мы, господин. Можете спросить у охранников, что стоят у ворот. Её нашли рыбаки и привезли сюда. Можете сами их спросить.

Второй центурион покачал головой.

– Перебьёмся. Раз нет тут нашей вины, так и незачем спрашивать. Пошлю кого-нибудь, пусть успокоят эту хозяйку. И ещё скажут, чтобы выбросила из головы все эти дурацкие мысли о компенсации.

– Спасибо, господин. Убийцу ещё не нашли?

– Нет. И вряд ли найдём. Мы, конечно, будем держать ухо востро, но лично я сильно сомневаюсь в успехе. Главное, ни одного свидетеля. Обычная история. Чуть что – и эти люди бегут жаловаться, а когда начинаешь задавать им вопросы, оказываются вдруг слепыми и глухими. Выясняется, что защита у девушки была, но она пренебрегла мерами предосторожности.

– Она могла и не осознавать опасности, господин. Пробыла здесь всего десять дней.

– Гм. И вообще, эти местные умом не блещут. Они что же, вообразили, что мы будем приставлять личную охрану к каждой их шлюхе?

Рус промолчал.

– Может, эта история заставит их хоть немного поумнеть, – заметил второй центурион. – Месяц или два будут соблюдать меры предосторожности. И вообще, от них одна головная боль, от этих местных. Тупицы, иначе не назовёшь. Ты вроде тоже здесь недавно?

– Да, господин.

– В цивилизованной стране, даже в некоторых частях Британии, мы бы подключили к расследованию городской совет или племенных старейшин, не знаю, как они тут называются. А здешние, только оттого, что живут рядом с нами, вообразили, что мы должны подтирать им задницы! Будь моя воля, я бы назначил комендантский час и стегал бы кнутом всё, что движется, после наступления темноты. Но – увы... Установить порядок, мир и покой – это наша обязанность. Хотя лично мне кажется, не так уж много женщин разгуливают здесь по ночным улицам.

– Нет, господин, – поспешил согласиться с ним Рус.

Второй центурион откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди.

– Помнится, служил я в Девятом легионе, – начал он. – Так там одному нашему лекарю тоже доставили тело. А потом местные заявили, будто он изрезал его на мелкие кусочки – с целью изучения анатомии. Ну, и начался бунт. Кончилось всё это уже не одним, а множеством тел, среди которых три были наши. Мой тебе совет, не связывайся ты с местными, держись от них подальше.

– Да, господин, – кивнул Рус.

И в глубине души возрадовался, что этот человек не знает, кто лежит у него в палате под номером двенадцать.

ГЛАВА 12

На сегодня Рус закончил со всеми своими обязанностями. Катарактой сигнальщика он займётся позже, когда получит ответ на своё письмо. Что же касается тела девушки, пусть решение принимает начальство. Санитару он велел присматривать за теми, кто пока жив, и в случае ухудшения состояния немедленно посылать за ним. И вот, оставшись в своей комнате наедине с собой, он теперь мог заняться сочинением очередного раздела «Краткого справочника». Однако это оказалось труднее, чем Гай предполагал.

Он почему-то вообразил, что по прибытии книг сразу же засядет за работу: они послужат дополнительной мотивацией после долгого перерыва. А вместо этого долго сидел, склонившись над табличкой, где было выведено название и две первые строчки. Затем полез в один из сундуков – искать нечто, могущее послужить традиционной отправной точкой и одновременно содержать более свежий и оригинальный взгляд на проблему. Скоро уже вся постель была завалена свитками и табличками для записей, там же лежали черепки от разбившегося горшка, на которых он записывал внезапно пришедшие в голову мысли, когда ничего более подходящего под рукой не оказывалось. Всё это было, работа ждала – а он так и застрял на третьей строке. Мысль, явно не желающая хоть как-то упорядочить работу, казалось, цеплялась за любую мелочь, лишь бы отвлечь Руса от главного. К чему все эти бесплодные и бесполезные размышления о том, почему рабыня с сахарным голоском и достаточно грамотная, чтобы знать, как правильно пишется её имя, работала в таком заведении? Это – во-первых. Неудивительно, что Мерула говорила: эта девушка для такой работы не годится. Но как и почему тогда она там оказалась?.. И потом...

Смех, раздавшийся за дверью спальни, прервал размышления и вернул Руса к работе. Он перечитал написанное и взял стило, но тут рука его замерла – он снова покосился на свои старые записи. Дело, похоже, в том, что Валенс, который сегодня должен дежурить и может покинуть дом лишь в случае срочного вызова, в настоящее время, похоже, принимает гостей. Из комнаты, которая считалась у них столовой, доносились голоса и взрывы громкого смеха. Коллега и его гости обсуждали лошадей. Чуть раньше Валенс заглянул к Русу и пригласил присоединиться, но Рус сказал, что занят. А теперь они, похоже, забыли о его существовании.

Ещё спасибо, что не врываются и не спрашивают, как продвигаются дела. «Краткий справочник первой помощи» был задуман им – благодарение богам, хоть одно хорошее воспоминание осталось – ещё во время совместной жизни с Клавдией. Как он теперь понимал, задуман с целью хоть как-то оградиться от жены.

Поначалу работа продвигалась бойко, но, написав несколько глав, Гай вдруг осознал, что труду недостаёт краткости. Вместо неё – целый поток слов. Ожидая, когда вернётся вдохновение, Рус перешёл к началу и сократил первые главы почти вдвое. Тут вдруг Клавдия поинтересовалась, много ли он написал.

– Как, это всё?..

– Но ведь книга задумана как краткие указания.

– Так что же, ты, выходит, закончил?

– Нет.

– А когда закончишь?

– Позже.

– Раз застрял, думаю, тебе стоит поговорить с Публием Муцием. Он пишет книги.

– Да ничего я не застрял.

Чтобы доказать это, он начал набрасывать общий план. Вообще-то с этого и следовало начинать. Тогда бы не запутался в подробностях и деталях.

Рус мрачно смотрел на четыре варианта общего плана, таблички с которыми только что извлёк из сундука и положил на край стола. Каждый вариант исправлял недостатки предыдущего, но обрастал собственными. Поэтому он и сохранил все четыре варианта – на тот случай, если вдруг вернётся к какому-то из них позже. Обидно будет упустить что-то важное. И тут, вглядываясь в мелкие аккуратные строки, Рус с ужасом понял, что не знает, какой из них первый, а какой – последний. Он вовсе не был уверен, что табличка, озаглавленная «Последняя версия», действительно является таковой, или же он должен отталкиваться от таблички с надписью НОВОЕ. И что именно должны поправлять эти «Поправки»?

Гай вздохнул.

Несмотря на долгие часы, которые он провёл за составлением общего плана, всё это оказалось лишь пустой тратой времени. Возможно, и весь проект... Нет, он просто не может бросить, ведь проделан огромный труд.

Любой дурак, имеющий стило и самое примитивное образование, мог написать книгу, примером тому Публий Муций, а многие к тому же ещё и очень неплохо зарабатывали на этом. В отличие от всех этих людей он действительно знает нечто стоящее и важное. Он должен продолжить работу. Рус поднял стило, хмуро взглянул на заголовок «Лечение и обработка глазных ранений» и начал писать.

Под дверью заскреблась одна из собак. Гай перечитал написанное и понял, что пропустил одно важное слово. Перевернул стило, разровнял воск на табличке.

Из столовой снова донёсся взрыв смеха. Но вот он затих, настал благословенный момент тишины. И тут под дверью снова заскреблась собака. Рус принял твёрдое решение не обращать на неё внимания. Переписал третью строку и начал мысленно выстраивать все пункты главы «Лечение и обработка глазных ранений» в должном порядке.

Скрестись собака перестала. Теперь из-за двери донёсся жалобный вой. Рус написал: «Далее, проверить...»

Тут стило снова замерло над табличкой, никак не удавалось вспомнить, что именно надо проверить дальше. Он отбросил стило и метнулся к двери, при этом умудрился пребольно удариться большим пальцем ноги об острый угол сундука, который не позаботился до конца запихнуть под кровать.

Едва успел он отворить дверь, как собака ворвалась к нему в комнату и тут же остановилась, принюхиваясь. А следом за ней вбежали несколько круглых мохнатых комочков и шмыгнули под кровать. Рус едва не наступил на одного щенка.

Один из друзей Валенса, ветеринар, размахивал руками, желая показать, какую высоту преодолела молодая кобыла, считавшаяся лучшей лошадью в провинции.

– Рус! – радостно воскликнул сидящий на кушетке Валенс и достал из плошки финик. – Хочешь купить лошадь?

– Не сегодня.

– Как продвигается работа?

– Э-э... Собака выразила желание прочесть написанное.

– Извини! – Валенс выразительно махнул рукой с фиником в сторону спальни. – Просто хотел сказать тебе... – Рус терпеливо ждал продолжения. Валенс откусил кусочек, стал жевать. – Думаю, там у тебя поселилась мышь. Собака весь день проторчала перед этой дверью. Пусть побудет там, рано или поздно непременно её поймает.

– Да, пожалуй.

– Тебя что-то ещё беспокоит?

Рус привалился к дверному косяку.

– Скажи-ка мне вот что, друг мой, – медленно начал он. – Допустим, ты покупаешь девушку для работы в таверне. Стал бы ты обращать внимание на её акцент и образование?

Валенс пожал плечами.

– Почему бы нет? Она помогала бы вести бухгалтерию.

– И вообще, добавила бы заведению класса, – встрял владелец кобылы.

– Могла бы даже привлечь одного-двух офицеров, – раздался ещё чей-то голос.

Владелец голоса возлежал на полу, рядом стоял кувшин вина. Гай узнал в нём человека из гарнизона надзора над провинциями.

– Вообще-то, Рус, если честно, я бы два раза подумал, – добавил возлежащий возле кувшина. – Такая девица – это хороший вклад, однако не всегда способствует ведению дел. Не советовал бы тебе замахиваться на какой-то там высокий класс...

– Но лично я не являюсь владельцем заведения, просто спрашиваю, потому...

– Он просто коллекционирует женщин, – перебил его Валенс. – Кстати, вспомнил! Нам нужна девушка, которая бы умела прилично готовить. Тот, кто найдёт, приглашается на обед.

Рус вернулся к себе в комнату. Торопливо вырвав из-под носа любопытного щенка драгоценный свиток, он собрал все записи и убрал в сундук. Запер его на защёлки. Всё, что могли сжевать собаки, убрал на буфет, на самый верх. А затем, поскольку денег у него не было и идти было особенно некуда, отправился в казармы.

* * *

Рус зажёг лампы в регистратуре, плотно затворил дверь, достал коробку, помеченную надписью «Истории болезней», поставил её на стол. Затем придвинул табурет, уселся, подперев голову ладонями, и долго и задумчиво смотрел на коробку с табличками. Истинный философ не стал бы впадать в отчаяние из-за неудавшегося вечера. Истинный философ – это человек, полный решимости использовать всю силу логических рассуждений в любых обстоятельствах. И наверняка бы обрадовался, что ему выпал шанс просмотреть истории болезней.

За окном послышались чьи-то шаги. Приглушённые голоса. Но вот звуки эти затихли где-то вдали, и на смену им явился запах жареных цыплят. Так и просачивался сквозь ставни.

Гай перебирал таблички с записями, пока не дошёл до собственноручно написанной им три дня назад. Прочёл: «Повреждение левой стопы (отдавлена)». Поразмыслив секунду-другую, Рус достал стило и написал: «День третий: стопа всё ещё распухшая, обширное посинение, никакой подвижности в пальцах не наблюдается; лечить примочками из настоя белены, наложить компресс повторно». Отложив табличку в сторону, он просмотрел следующую и приписал на ней: «День четвёртый: дыхание стабилизировалось». Речь шла об инфекционном воспалении дыхательных путей.

Запах жареных цыплят по-прежнему проникал в комнату. Напомнив себе, сколько денег он сэкономил, обедая с легионерами, Рус записал жалобы, с которыми к нему пришёл сегодня кузнец. У крепкого волосатого мужчины был нарыв на одном интересном месте. Русу предстояло вскрыть нарыв завтра утром.

Снаружи солдаты шутили, смеялись, ели жареных цыплят. Внутри убогого больничного корпуса Рус в одиночестве коротал свободный вечер, записывая симптомы разнообразных болезней, которыми страдали совершенно чужие ему люди. Менее философски настроенный человек впал бы в отчаяние.

* * *

Девушка-рабыня сидела в постели. Рядом на тумбочке поблескивал в свете лампы бульон, к которому она за несколько часов так и не притронулась. Рус приветствовал её словами:

– Добрый вечер. Ну, как самочувствие?

Ответом, как обычно, было молчание. Лишь необыкновенно серьёзный, сосредоточенный взгляд – и молчание. Это уже начало раздражать его. Она сама не понимает, до чего ей повезло. Ведь могла умереть. А теперь, если вылечить руку, откормить и вымыть хорошенько, за эту девушку можно будет выручить неплохие деньги.

Но цена снизится, если она будет и дальше молчать и оставаться такой букой. Так что, вместо того чтобы осведомиться: «Ну, как твоя рука?» – то было обычной прелюдией к осмотру и смене повязки, – Гай присел на краешек кровати и сказал:

– Итак, скажи-ка мне, почему не съела обед?

Он пристально рассматривал девушку – и ему казалось, что она, в свою очередь, делает то же самое: изучает его. Интересно, как долго она пробыла рабыней. Должно быть, её владелец был достаточно богат, чтобы вдевать в проколотые уши серёжки с драгоценными камнями. Или она сама... И наверное, кто-то обучил её, как и Софию, грамоте. Наверняка судьбы рабов тесно связаны с судьбами владельцев, они переживают те же взлёты и падения, что и их хозяева. Но если Гай не найдёт к девушке подхода, он так никогда и не узнает, почему она пала так низко, что какой-то Клавдий Инносенс мог позволить себе таскать её по улицам, как полудохлую собаку.

– Знаю, говорить ты умеешь, – продолжил он. Он начал бы уже сомневаться в этом, если б не слышал, как она, опоенная маковой настойкой, бормочет и вскрикивает во сне.

Нет ответа.

– Ты всегда была такой молчуньей?

Снова нет ответа.

– Что же, это к лучшему – заметил Рус. – А то, знаешь, мой дом полон пьяных любителей лошадей. Да и собаки шумят. Так что немного покоя и тишины не помешает, хотя бы ради разнообразия.

Он взял табличку, раскрыл её. Заголовок «Лечение и обработка глазных ранений» показался каким-то бессмысленным. Он даже фыркнул. Потом покосился на девушку.

– Скажи, давно ли ты была в термах? Может, ты вообще никогда не мылась?..

* * *

Несколько минут спустя Рус распахнул дверь в госпитальные термы, свободной рукой он придерживал девушку за плечи. Зайдя внутрь, подвёл к скамье и усадил. Пошёл искать лампу. На пути обратно снова поместил табличку с надписью «ЗАКРЫТО» на стену у входа.

В помещении для переодевания было тепло, казалось, стены хранят жар некогда горячих углей, хотя растапливали тут давным-давно. Девушка не сводила с него глаз, прижимала больную руку к груди, вдыхала влажный, пропитанный запахом пота и масел воздух. Рассматривала стены, выкрашенные голубой краской, ниши и крючки для одежды, белые полотенца, небрежно сваленные на одной из скамей. Поначалу Рус решил аккуратно сложить эти полотенца, затем решил, что делать этого не стоит. Получится, будто хозяин прислуживает своей рабыне.

– Жди здесь, – сказал он.

Голос эхом разнёсся по помещению. А ещё Рус воспроизвёл жест, которым обычно Валенс приказывал собаке «Сидеть!».

Он зажёг всего одну лампу: вполне достаточно, и так сойдёт. Женщины не любят погружаться в холодную воду. Клавдия терпеть не могла. Ну, и рабыни, наверное, тоже.

А вот в парилке воздух так прогрелся, что туника тут же прилипла к телу. Гай споткнулся о деревянный башмак, брошенный кем-то на пол, и едва не подвернул лодыжку. Лампа, которую он нёс в руках, накренилась, немного масла с шипением выплеснулось на каменный пол. Рус сердитым пинком послал башмак к двери, туда, где в полоске света виднелись специальные полки для снятой обуви. На бортике ванны лежала грязная мочалка, сально поблескивающая, с чьими-то прилипшими тёмными волосами. Рус никогда не пользовался больничными термами, никогда не инспектировал их, и он вдруг подумал: вряд ли здесь оставляют такой беспорядок в присутствии главного управляющего. Очевидно, никто не ждёт его раньше завтрашнего утра.

Он прополоскал мочалку, вытер полотенцем, затем бросил полотенце на пол и протёр им масляное пятно. Поверхность воды в ванне отливала радужными разводами. Хорошо хоть сама вода была тёплая. Он увидел оставленные кем-то на полке пузырьки, открыл, принюхался. Пряности, лаванда. Впрочем, пусть девчонка сама выбирает.

Углей в жаровне было совсем немного. Пахло перегретым человеческим телом. Он шагнул в ванну, но тут вдруг что-то шлёпнулось ему на голову с потолка. Рус испуганно заморгал и поднял руку, чтобы стряхнуть это, потом покачал головой и улыбнулся. Здесь не Африка. Тут почти нет страшных кусающих и жалящих тварей, в госпитале нет даже специалиста по ядам. Здесь с потолка капает лишь влага.

Рус вышел из парилки. Девушка тут тоже наверняка долго не выдержит.

Вернувшись в предбанник, он увидел, что она по-прежнему сидит на краешке скамьи всё в той же позе, скорчившись, сжавшись в комочек. И смотрит так растерянно, даже испуганно. Только сейчас до Руса дошло: в госпиталь она поступила без сознания, а теперь впервые увидела здесь нечто другое, кроме двенадцатой палаты.

Он обернулся, хотел найти ей чистое полотенце, но полка была пуста. Он снова жестом приказал ей сидеть и вышел в коридор, где столкнулся с санитаром, который нёс поднос с кувшинами для воды.

– Где тут у вас чистое бельё, простыни, полотенца?

– Третья дверь налево, господин. – И санитар скрылся в боковом проходе.

Рус щёлкнул задвижкой, толкнул дверь, но она не открывалась.

Толкнул ещё сильнее и только тут заметил замочную скважину.

Когда в коридоре снова возник санитар, на этот раз с пустым подносом, он спросил:

– Где ключ?

– У офицера Приска, господин.

– Так он хранит ключи и от шкафчика с тряпками тоже?

– Офицер Приск отвечает у нас за все ключи, господин.

– Нет, это просто смешно!

Санитару хватило ума не комментировать последнее высказывание. Рус размышлял, что делать дальше, как вдруг услышал знакомый голос.

Очевидно, кто-то помешал вечеринке Валенса. Он шагал по коридору и вёл жаркие споры о скачках с седым ветераном с забинтованной от паха до ступни ногой. Рус подошёл и спросил:

– Где тут берут чистые полотенца в отсутствие начальства?

Валенс удивлённо поднял на него глаза.

– Обычно, уезжая, он оставляет запас, чтобы хватило до его приезда. Наверняка утром принесут ещё, из прачечной.

– Но не мог же он уехать и не оставить ни одного чистого полотенца?

– Прошу прощения, я на минуту, – сказал Валенс ветерану и отошёл.

Они приблизились к двери в бельевую кладовку, и тут Рус услышал, что где-то в госпитальном здании лает собака.

– Ты слышал?

– Что?

Рус подумал: может быть, показалось?

– Ладно, не важно.

– У Приска своя система, – объяснил Валенс. – Одному Юпитеру известно, в чём она состоит, но никто не хочет вмешиваться и хотя бы попробовать что-то изменить. Главное – не трогать его, только тогда есть надежда получить необходимое.

– Но мне полотенце нужно сейчас! Кстати, куда его понесло, ты не знаешь?

– Думаю, отправился в Вирконий на переговоры. Будут обсуждать контракт по поставке одеял для госпиталя.

– Одеял?.. О боги! Но неужели любой крестьянин, имеющий пару овец и жену, не может смастерить несколько одеял?

– Хм, – хмыкнул Валенс. – Это мы с тобой так думаем. Но одеяла для больницы должны соответствовать определённым, так сказать, требованиям... Не всякое, знаешь ли, одеяло подходит для больничной койки.

– И что же, люди действительно верят в это? – спросил Рус.

Валенс пожал плечами.

– Постоянно приходится выпрашивать самое необходимое.

Оставшись в коридоре один, Рус вновь осмотрел дверь в кладовку. Он ещё не успел познакомиться с офицером Приском, зато уже возненавидел его всеми фибрами души. Похоже, этот господин превратил управление госпиталем в некую особую форму искусства – нечто непостижимое уму, ценное и одновременно бесполезное. А тем временем больная сидит на лавке и смотрит на груду грязных полотенец.

Рус отошёл от двери на пару шагов, в последний раз взглянул на замок, примерился и ударил. Жуткий грохот разнёсся по пустому коридору. Все ухищрения госпитальной администрации удалось преодолеть одним сильным и прицельным ударом ноги.

* * *

– Полотенца! – объявил он и торжественно выложил стопку перед девушкой.

Однако это произвело на неё меньше впечатления, чем он надеялся. Тогда он взял её за здоровую руку и помог подняться. Распахнул дверь в парилку, почувствовал, что она пытается вырваться. Ещё крепче ухватил её за руку.

– Тебе нужно помыться, – сказал он и подтолкнул её к парилке.

Они вошли. О боги, до чего же худенькая, подумал он, приподняв девушку и посадив на край массажного стола. Затем взял отмытую мочалку, два пузырька с маслами и снова приблизился к ней. В глазах её читался ужас. Она приподняла здоровую руку, пытаясь заслониться, затем соскользнула с края стола.

Рус снова показал знаком «Сидеть!». Обошёл стол с другой стороны, перегнулся и начал развязывать у неё на стройной шее узел от повязки. Почувствовал, как напряглись её плечи, и тут же вспомнил беременную Дафну из заведения Мерулы. О том, как она нервно отпрянула при прикосновении вышибалы.

– Всё хорошо, – как можно убедительнее произнёс он. – Ты здесь в безопасности. Никто тебя не обидит.

Он вспомнил, что внёс девушку через восточные ворота. Уже в палате бережно опустил её на койку и переодел в стираную-перестираную серую тунику, что сейчас на ней. Он уже видел эти тонкие выступающие рёбра, ввалившуюся от недоедания грудь, желтоватые синяки на бледной коже. Он знал, что вид её обнажённого тела вызовет у него только гнев, ничего больше. Будучи не в силах объяснить ей всё это, он дотронулся до повязки на руке и предупредил:

– Смотри, чтобы вода не попала на бинты.

А затем накинул полотенце на здоровую руку и сказал, что вернётся позже.

* * *

Он закончил просматривать записи с историями болезней, и времени заняться главой «Лечение и обработка глазных ранений» уже не осталось. Сделал обход, посмотрел абсцесс, попросил человека, получившего сотрясение мозга, сосчитать пальцы его растопыренной ладони. Затем приказал санитару сменить компресс на раздавленной ступне, простучал грудь ещё одного больного – ему не нравился его кашель. Потом поболтал с сигнальщиком, осмотрел недавно прооперированных пациентов и заявил изумлённому штату сотрудников, что рассчитывать на такое каждый день не стоит. Затем осмотрел в маленькой боковой комнатке пожилого центуриона – его доставили в госпиталь без сознания – и окончательно убедился в правильности своего первоначального диагноза. Это была пневмония. Мужчине исполнилось шестьдесят шесть. И сделать они для него почти ничего не могли, лишь постараться устроить поудобнее, вот и всё.

Нет, пожалуй, эту несчастную не стоит оставлять в термах надолго. Она так слаба, может и сознание потерять. Убедившись, что задыхающемуся центуриону подложили под спину подушки и укрыли одеялами, он велел санитарам проверять его каждый час и, пройдя по коридору, спустился вниз, к термам.

Войдя, громко объявил:

– Это врач!

Голос эхом разнёсся по просторному помещению. Но ответом было лишь мигание фитилей в лампах, когда из распахнутой двери потянуло сквозняком.

Девушка угнездилась на краешке ванны с тёплой водой. Завёрнута в полотенце, лишь костлявые ноги свисают, а лицо закрывают мокрые спутанные волосы.

– Ну что, понравилось? – спросил Гай, скорее по привычке, нежели в надежде получить ответ. Стоял перед ней и, хмурясь, разглядывал её тёмные спутанные волосы. – Давно пора выяснить, нет ли у тебя вшей, – решительно заявил он.

Девушка подняла на него глаза. Похоже, она не поняла значения сказанного.

Он завёл руку за спину и вытащил из-за пояса ножницы. Обычно ими разрезали одежду на жертвах несчастных случаев. Ножницы были небольшие и достаточно острые, и Рус знал, что рука у него не дрогнет. Вот он отвёл длинную прядь от её уха, приподнял.

– Сиди тихо, не дёргайся.

– Нет!

Звенящий пронзительный крик прорезал тишину.

Ножницы так и замерли над головой девушки. Рус, к собственному удивлению, заметил, что даже выпустил прядь её волос из рук. Девушка согнулась пополам, прикрывая здоровой рукой голову.

Эхо от дикого крика затихло. Рабыня начала раскачиваться взад-вперёд и тихонько постанывала при этом.

– Да не сделаю я тебе ничего плохого! – сказал Рус. Оставалось лишь надеяться, что никто не слышал, как ужасно она кричала.

Он уже жалел, что не отложил эту процедуру на завтра.

– Просто подрежу немного, подровняю, чтобы ты могла расчесать. А потом они отрастут.

Девушка продолжала раскачиваться. В стонах слышалось тихое «Нет, нет, нет!». А потом она зашмыгала носом, и Рус догадался: рабыня плачет.

– О боги, да что ж это такое! – воскликнул он и сунул ножницы обратно за пояс. Он никогда не умел обращаться с плачущими женщинами, слёзы и рыдания всегда вызывали у него чувство вины и тупое отчаяние. Наконец стоны и «Нет, нет, нет!» постепенно затихли. И тут вдруг Гай понял, что девушка, должно быть, подслушала их разговоры о состоянии утопленницы, выловленной из реки.

– Никто здесь тебя не обидит, – настойчиво повторил он. – Но нельзя оставлять волосы в таком состоянии. Что ты собираешься с ними делать?

Девушка выпрямилась. Последний раз шмыгнула носом и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Потом приподняла плечи и взглянула ему прямо в лицо.

А затем тихим хрипловатым голосом пробормотала:

– Я хочу умереть.