Текст книги "Медикус и пропавшие танцовщицы"

Автор книги: Рут Дауни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 75

Тилла сидела, обессиленно прислонившись спиной к стене, нянчила больную руку. Рядом на постели, сплошь залитой кровью, лежала Дафна. Возле постели стояла на коленях Фрина и заворачивала в шаль заходящегося в плаче младенца. Его положили прямо на живот матери. Соединявшая их толстая пуповина была, за неимением лучшего материала, туго перевязана кожаным синим шнурком, выдернутым из башмака Тиллы.

Тилла подалась вперёд и вытерла руки о грязное покрывало. Она почти закончила свою работу. Скоро за ней придут, и она снова будет решать, как поступить и что делать.

Уже немало дней прошло с тех пор, когда она впервые повстречала этого хмурого медикуса, однако выбор перед ней – прежний. Смерти она не боялась. Сегодня утром на той дороге воспользоваться ядом не получилось. Она не ожидала, что её схватят так быстро, и не успела сорвать жёлудь с нитки. А потом всадники просто связали ей руки. Теперь же она понимала, для чего богиня решилась оставить её на время в этом мире. Не для того, чтобы спасти Дафну, нет. Для того, чтобы помочь появиться на свет её ребёнку. Теперь же, закрыв глаза, она молилась за Дафну, которая всегда была так добра к ней.

Вывел её из забвения голос медикуса за дверью. Тилла вздрогнула и открыла глаза. Спать ей никак нельзя. Теперь они всё знают: её свобода заключена в жёлуде с ядом. Стоит ей задремать – и они отберут спасительное снадобье. Она должна уйти в другой мир сегодня же. Или найти причину продолжить существование в этом.

Он стучал в дверь. Звал её. Девушки вопросительно поглядывали то на Тиллу, то на дверную задвижку. И явно не знали, что делать.

Тилла выпрямилась.

– Вы один?

– Да.

Она кивнула девушкам.

– Впустите его.

И вот он стоит у постели и робко смотрит на Дафну.

– Она... жива?

– Жива.

– Отличная работа, – сказал он ей.

– Мне нужен ваш нож.

Рус, не задавая лишних вопросов, вынул нож и бросил ей. Тилла перерезала пуповину, Фрина закутала младенца в шаль, найденную в сундуке, что стоял у окна, и приложила его к груди матери. Новорождённый тут же умолк.

– Ты можешь гордиться собой, – сказала Тилла Дафне на родном языке. – Гордиться своим сыном.

Обернувшись, она увидела, как медикус вкладывает нож в ножны.

– А у тебя на повязке кровь, – хмурясь, заметил он.

– Это не моя. – Тут Дафна издала тихий стон. Тилла просунула руку под одеяло, ощупала затвердевший живот. – Скоро сможешь передохнуть, – сказала она Дафне и приподняла одеяло – посмотреть, не вышел ли послед. – Ты сильная. Молодец.

Они ждали в молчании, как вдруг за дверью послышались тяжёлые шаги. Дверь распахнулась, появился мужчина со странными волосами и спросил медикуса, не может ли тот взглянуть на рану на его голове. Как обычно, он был страшно многословен. На сей раз он настаивал на выработке какого-то плана.

– Мы можем продлить срок займа, – говорил он медикусу пока тот брал одну из ламп, чтобы получше рассмотреть его затылок. В её свете поблескивала тонкая струйка крови. Но это ничуть не мешало ему болтать. – Можете оставить себе девчонку, – продолжил он. – Больно уж много с ней хлопот. – Тилла насторожилась, прислушалась. – Одни только неприятности. – Они говорили о ней.

Теперь голос Приска звучал возбуждённо.

– Можем сказать, что Стикх убил Басса в споре из-за...

Тут медикус перебил его, сказал, что рану надо как следует прочистить, прежде чем осмотреть, и что он не станет покрывать чьё-то там убийство.

– Нет, Рус, нет, вы меня не так поняли. Это была самооборона. Сами видели чуть раньше, как он на меня нападал.

У Дафны начал выходить послед.

– Умница, девочка, давай, давай! – подбадривала её Тилла, склонившись над кроватью. Главное, чтобы послед вышел весь и не разорвался. Нельзя допустить, чтобы Дафна ушла в мир иной. Особенно после таких мук и борьбы.

Дафна застонала.

– Всё правильно, хорошо, – говорила Тилла, от души желая, чтобы мужчинам хватило ума оставить их в покое. – Уже почти всё.

– Это было ужасно, – продолжал болтун, словно что-то можно было сравнить с ужасом пережитого Дафной. – Я просто испугался за свою жизнь. Он схватил меня за горло и начал бить головой о стойку. А ведь она из камня, Рус! Я мог умереть! Перед глазами всё так и поплыло...

Она обернулась. Медикус почёсывал за ухом; он делал так всегда, когда был в чём-то не уверен. А потом спросил:

– Так вы хотите сказать?..

– Я был наедине с ним! Вы предали меня, бросили в беде своего товарища! И вот я дождался, когда он пойдёт искать вино, и взял с кухни нож. Это было просто ужасно, поверьте!

– Так вы убили Басса кухонным ножом? О боги! Позвольте мне пройти, Приск, я обязан...

Но болтун вцепился ему в руку, не пускал и не умолкал. Продолжал жаловаться на несчастную свою судьбу.

Послед вышел весь. Целый. Тилла отодвинула в сторону грязные полотенца, укутала Дафну в одеяло и вознесла благодарственную молитву богине. Не забыла и попросить о том, чтобы кровотечение скоро остановилось. А мужчины стояли в дверях и продолжали спорить. Тот, кого звали Приском, убеждал медикуса, что Басс мёртв и теперь уже ничего никому не расскажет. Кровавый выдался вечер. Она погладила Дафну по голове, убрала прядь волос, падающую на глаза.

– Богиня ниспослала тебе мужество, сестра. И ты справилась. У тебя родился прекрасный здоровый мальчик. – Теперь не время спрашивать, кто отец мальчика и стоит ли сообщать ему радостную новость. Вместо этого она обратилась к мужчинам в дверях: – Нам нужна помощь.

Медикус обернулся.

– Нам нужна помощь! – повторила Тилла, повысив голос, чтобы перекричать болтуна. – Надо перенести её на чистую постель.

Секунду-другую медикус как-то странно смотрел на неё, словно удивляясь, что она смеет ему приказывать. Затем велел Фрине взять ребёнка.

– Мои поздравления, Дафна, – скованно произнёс он и подхватил девушку на руки.

Фрина вышла из комнаты вместе с ним, показать, куда надо перенести Дафну. Мужчина по имени Приск затрусил следом и болтал не умолкая.

Оставшись одна, Тилла припала к кувшину и долго пила холодную воду. С самого утра во рту у неё не было ни крошки. Солдаты отобрали все припасы и непрерывно жевали по дороге в Деву, а она бежала следом, на привязи, точно ослик. Тилла прислонилась к стене, а потом обессиленно сползла по ней на дощатый пол и уселась, вытянув вперёд ноги. Синие башмаки остались без шнурков, теперь в них не побегаешь, даже если б были силы. Она провела пальцами по испачканной повязке, которую медикус наложил ей на больную руку – как же давно это было! Столько волнений, опасностей, неприятностей – и всё это ради чего?.. Чтобы она оказалась здесь и спасла новорождённого?

Глаза слипались, и Тилла яростно потёрла их. Спать ей никак нельзя. Пальцы скользнули ниже, замерли на желудёвых бусах. Она должна решить всё сегодня. Должна испросить знак от богини. Должна встать и запереть дверь. Ничего, ещё минутку посидит – и всё сделает. А пока посидит здесь ещё чуть-чуть, среди всей этой крови и беспорядка, которые всегда сопутствуют появлению новой жизни.

ГЛАВА 76

Басс лежал, безжизненно навалившись грудью на стойку, голова – в тёмной луже из смеси крови и красного вина; кровью пропиталась и верхняя часть туники. Дыхания не наблюдалось. Рус дотронулся пальцами до тёплой ещё шеи, пытался прощупать пульс. Потом удручённо покачал головой. Вышибала, как и утверждал Приск, был мёртв. Он приподнял Басса за плечи, затем осторожно опустил обратно, на стойку, и отошёл. Рана была не одна, и все – на спине. Так что на самооборону это походило мало.

– Это ведь мог сделать и Стикх, – говорил Приск. – В приступе запальчивости. Просто Стикх хотел украсть всю выручку и...

Рус резко развернулся и вышел из зала.

Тилла спала. Теперь Приск рассуждал о своих планах заблокировать дверь в коридоре и продать заведение.

– Честно признаться, удовлетворения это мне никогда не приносило. Крайне трудно набрать подходящих людей. Ну, вы и сами, разумеется, представляете...

Рус опустился на колени перед спящей Тиллой, провёл пальцами по каштановым локонам, которые, как она надеялась, должны были изменить её облик. Веки девушки затрепетали, но она не проснулась. Приск не унимался, теперь он рассуждал о том, что человек должен учиться на своих ошибках.

Рус поднялся и отошёл. Пусть она поспит ещё немного. Сам он всё равно давным-давно уже опоздал на дежурство, так что ещё несколько минут значения не имеют.

– Соучастие в похищении и изнасиловании местной девушки, соучастие в неоднократном изнасиловании гражданки Рима, в удушении этой гражданки и вот теперь ещё в убийстве ветерана, – произнёс он. – Догадываюсь также, что вы с Бассом имеете самое прямое отношение к гибели Эйселины.

Приск насупился:

– Ну, уж нет. Я никак не могу быть ответственным за то, что произошло с этой девицей. Я много раз предупреждал её, советовал взять себя в руки. Но она была просто безумна!

– Разве? А я слышал, что она была девушкой весёлой и доброго нрава. И что здесь её все любили.

Приск поджал губы.

– Её предупреждали! Ей велели проявлять соответствующее уважение!

Рус покосился на парик Приска и представил, как, должно быть, это зрелище веселило смешливую девушку.

– Она смеялась над вами, вы это хотели сказать?

– Я же сказал вам. Она была сумасшедшая!

«Далеко не каждый любит и умеет как следует посмеяться, верно, господин?»

Бедный Децим, он оказался мудрее, чем сам ожидал.

– Значит, это вы придумали байку о том, что она якобы сбежала со своим дружком? – спросил Рус. – Или кто-то другой?

– Да откуда мне было знать, что у этой паршивой девчонки есть воздыхатель? Когда Мерула подняла шум, я посоветовал ей придумать какую-то причину, по которой девчонка могла сбежать. Ну и подсказал ей для примера. Человек, на котором лежит управление заведением, мог бы и сам проявить инициативу. Но эта тупая корова лишь повторила мои слова.

– Значит, когда появился её дружок и начал усердно разыскивать её, задавать вопросы, кто-то изобрёл таинственного моряка?

– Девушка была собственностью заведения. Моей собственностью.

– И вам не понравилось, что эта самая собственность смеётся над вами?

Приск нервно поглядывал на него, сжимая и разжимая кулаки, очевидно, пытался побороть приступ раздражения. А затем сказал:

– Да какое всё это имеет значение? Да, девчонке не повезло, но и я, её владелец, потерял очень много.

– Не повезло? Не слишком ли мягко сказано, Приск?

Тот глубоко вздохнул, и, похоже, самообладание к нему вернулось.

– Да, признаю, положение у меня не из лёгких, – заметил он. – Однако, полагаю, отныне всё у нас пойдёт гладко. – Пальцы, поглаживающие чёрные волосы, уже почти совсем не дрожали. – Нам просто надо навести здесь порядок. Ну а потом забудем обо всех этих неприятностях – и начнём всё сначала. И я лично готов подтвердить, что вас вызвали сюда на роды, так что ваше отсутствие на службе не помешает получить новую должность.

Тилла шевельнулась и пробормотала что-то во сне. Рус смотрел на Приска и не понимал, как может человек, совершивший столь чудовищные преступления, сохранять такое спокойствие. Уж не является ли это признаком безумия? И ещё: не захватил ли он по пути через кухню ещё какое-нибудь оружие?

– Так вы считаете, я буду молчать?

– Конечно. – Приск оскалил зубы в волчьей улыбке, и тут, впервые за всё время, Рус понял, что боится его. – К чему лишние потери? Разрушить обе карьеры – и мою, и вашу – ради чего? И не важно, сколько вы выручите за эту девушку. А вообще-то, если хотите знать моё мнение, Рус... Даже если вы получите её сейчас, позже всё равно придётся продать. Хотя и это не покроет дефицита в вашем финансовом положении.

– Да что вы знаете о моём финансовом положении!

– Ах, вон оно что... Неужели вы надеялись, что никто ничего не узнает? Да, конечно, так оно и есть. Стоит каждому из ваших кредиторов узнать о существовании других – и настанет полный коллапс! Если мои информаторы не ошибаются, вам придётся продать эту довольно симпатичную ферму в Галлии, оставив брата с его всё время растущей семьёй без крыши над головой и средств к существованию.

– Вы не посмеете!

– Ещё как посмею, уверяю вас. Хоть и страшно не хочется этого делать.

Фитилёк одной свечи замигал и утонул в лужице воска.

Наверное, Валенс уже улёгся спать, подумал Рус. Глубоко вздохнул и сказал:

– Если я буду молчать, окажусь целиком в вашей власти. Откуда мне знать, вдруг вы решите заговорить.

– Но и я в точно такой же ситуации, – заметил Приск.

– Разве так можно жить?

– С другой стороны, – заметил Приск, – есть возможность продлить срок займа. Я могу потерять гарантийный документ. И тогда вы сможете продать свою рабыню, когда вам заблагорассудится.

В углу послышался шорох. Прежде чем Рус успел сообразить, что происходит, Тилла поднесла руку к горлу и оборвала нитку, на которой держались желудёвые бусы.

– Стой! – крикнул он и метнулся к ней. А потом так и застыл в шаге от девушки, которая уже во второй раз на его глазах поднесла яд к губам. – Не надо. Только не теперь, Тилла. Не делай этого, пожалуйста!

– С Дафной всё хорошо, – тихо ответила она. А потом взглянула сперва на Руса, затем – на Приска. – И никто из вас не сможет меня продать. Ни из алчности, ни ради возвращения долга.

Рус не осмеливался даже шевельнуться. Она могла раздавить жёлудь зубами в любую секунду.

– Пожалуйста, не надо, Тилла, умоляю тебя!..

Глаза их встретились. Как тогда, в проулке, куда Клавдий Инносенс тащил её за собой. И теперь её чудесные синие глаза смотрели тем же невидящим взором.

– Дафне я больше не нужна, – сказала Тилла. – Так почему бы мне не принять яд?

И тут он вдруг со всей ясностью и очевидностью понял, почему ей не надо делать этого.

– Послушай, Тилла... Ты мне веришь?

Она продолжала держать жёлудь во рту.

– Ты забрал меня в дом. Вылечил руку.

– Да. Теперь понимаешь?

– И можешь продать меня.

– Нет! Я ведь не знал...

Он собирался сказать: «Я ведь тогда ещё не знал, как ты станешь мне дорога». Но что-то его остановило. Да и всё равно это не помогло бы. Рус закрыл глаза и взмолился, чтобы боги даровали ему такую же силу убеждения, какой наделяют порой других мужчин. К примеру, Валенса. Но вдохновение не приходило. И он в отчаянии прошептал:

– Ты должна верить мне. – А потом обернулся к Приску. – Я не стану молчать! Это следует остановить!

Приск нахмурился.

– Я готов вернуть вам вашу драгоценную рабыню, Рус. Уверен, вы не станете рисковать благополучием своей семьи ради пары дохлых шлюх. Да их кругом сотни! Сами говорили, что здесь любой может купить девушку в тёмном проулке.

– Да, любой, – сказал Рус, – но раз купил, изволь нести за неё ответственность. – И он не глядя протянул Тилле раскрытую ладонь. – Давай сюда яд, Тилла.

Пустая ладонь повисла в воздухе.

У Приска задёргалась мышца щеки.

– Вы, видно, плохо осознаете реальное положение дел, Рус, – сказал он. – Подумайте об этом, впереди ночь. А прямо с утра всё и обсудим.

– Нечего нам обсуждать.

– Я управляющий госпиталем, или забыли? Прослужил в легионе пятнадцать лет. А вы всего лишь какой-то заезжий лекарь с сомнительной репутацией. Присвоение госпитального имущества, регулярные опоздания. И ещё шляетесь по разным заведениям, якшаетесь с женщинами лёгкого поведения. Так кому из нас поверят?

– Не знаю, – ответил Рус. – Там видно будет. Отдай мне яд, Тилла.

Мышцы протянутой руки уже начали ныть, а ладонь по-прежнему оставалась пустой.

Приск взглянул на Тиллу. Губы снова раздвинулись в волчьем оскале.

– Когда-нибудь видала рынок рабов, а, Тилла? Ряды тел, скованных цепью. Людей осматривают, как скот, а потом выставляют на торги. Кто даст больше. Конечно, он хочет, чтобы ты осталась жить. За тебя можно выручить хорошие деньги.

– Не слушай его, Тилла. Отдай мне жёлудь.

Рус не осмеливался даже взглянуть на неё. А про себя думал, что будет с ней, с Юлием, со всей остальной семьёй, если она не послушается? Но разве Тилла когда-нибудь слушалась хоть кого-то?..

– Она привязалась к вам, Рус, – сказал Приск. – И не хочет, чтобы вы продали её какому-то незнакомцу. Да она скорее умрёт! Вам пора понять, местные не боятся смерти. Именно поэтому у нас с ними столько хлопот. Они скорее уйдут в мир иной, нежели продолжат жить обесчещенными в этом.

– Наверное, в том есть смысл.

– Вот видишь, Тилла? Даже врач считает, что жить дальше обесчещенной – это позор. Всего одно движение – и ты свободна!

– Тилла! Прошу тебя! Доверься мне!..

– Мы с вами можем прийти к взаимопониманию, Рус. – У Приска снова начался тик. – Ради блага медицины!

Тут вдруг Рус почувствовал, как что-то коснулось его ладони. Что-то гладкое, выпуклое. Пальцы его сомкнулись.

– Это твой долг – поддержать меня, Рус! – вскричал Приск. – Они всего лишь рабы! Их жизнь ничего не значит!

Рус взял Тиллу за руку и помог подняться. А потом вдруг обернулся и увидел, что в руке Приска сверкает кухонный нож. Рус отпрянул, проклиная свою беспечность и нащупывая ножны. Но ножа в них не было.

И тут Тилла оттолкнула его и шагнула вперёд, вытянув здоровую руку. В ней был зажат нож Руса, запятнанный кровью роженицы.

– Берегись, Приск! – воскликнул Рус. Его, что называется, осенило. – Её племя всегда славилось воинами-левшами!

– Ах ты тварь! – взвизгнул Приск. – Я велю тебя арестовать, а потом продать! – Он махнул ножом в сторону Руса. – На документах его подпись!

– Да, вы можете это сделать, – сказал Рус и подошёл к запятнанной кровью постели. – Но не заставите меня молчать! – Он кинул жёлудь с ядом на покрывало, а потом двинулся к двери под защитой Тиллы. – Это вам есть над чем подумать сегодня ночью, Приск, – бросил он через плечо. – Не забудь затворить за собой дверь, ладно, Тилла?

ГЛАВА 77

Рус, сидящий у себя в комнате с плащом, накинутым на плечи, – ноги грела спящая на полу собака – потянулся за очередной табличкой с записями для «Краткого справочника». Раскрыл её и, щурясь, стал всматриваться в строки при свете лампы. Затем подышал на воск, чтобы разогреть его, и провёл уплощённым концом стило по странице, стирая всё, что написал за долгие мучительные часы.

На безопасном расстоянии от лампы были сложены таблички с окончательным планом «Справочника» и ещё пара табличек с заметками. Эти части труда он решил сохранить. Остальное – уничтожить: безжалостно и раз и навсегда. Теперь он понимал, что никогда не закончит «Справочник». Дело не только в усталости, хотя и она давала о себе знать – немало ночей пришлось отдежурить в госпитале, чтобы ублаготворить Валенса. Просто боги не наделили его даром концентрации, столь необходимой настоящему писателю. Настоящий писатель никогда не стал бы просиживать часами перед незавершённой работой, ища при этом ответы на не имеющие отношения к делу вопросы. К примеру, что произошло с его пропавшей служанкой, в безопасности ли она? Думает ли она о нём хотя бы время от времени? Узнает ли он, где она теперь и что с ней происходит? Он гадал, осталась бы она, если б он проявил больше настойчивости? И если б осталась, что бы было с ними дальше?

Рус взглянул на концы бечёвки, связывающей две таблички, потянул за один кончик и, хмурясь, увидел, что образовался узел. Обходился ведь он как-то без Тиллы, до того как она появилась. Обойдётся и теперь, после того как ушла. Когда-нибудь – ясно, что не скоро, не через тридцать дней, что он прожил без неё, – она превратится лишь в забавное воспоминание. Когда-нибудь он перестанет корить себя за то, что был таким дураком и предоставил ей выбор, в надежде, что она решит остаться. Возможно, со временем он вообще забудет о ней. Возможно, со временем он будет ходить по улицам Девы не мучимый человеческой трагедией, которая, как он знал теперь, всегда таилась за забавами и развлечениями легиона, где он служил.

Он покосился на влажное пятно под окном. Понятно, что она не захотела остаться. Даже Валенс не смог бы заставить женщину добровольно остаться в этом пропахшем сыростью и плесенью доме. Он, человек, собиравшийся продать свою рабыню из-за долгов, даже и не пытался отговорить её. Не было у него такого права. Неудивительно, что последней информацией от неё была записка, где говорилось, что она идёт куда-то на север и взяла с собой Фрину.

Он разрезал бечёвку с узлом кончиком ножа и подышал на следующую табличку. Стило царапало поверхность, оставляя в ней крохотные выбоины и собирая капельки влаги, что образовались от попадания тёплого воздуха на холодный воск. Гая больше ничуть не волновал раздел, начинавшийся со следующей строчки: «Когда есть подозрение на перелом кости...»

Он подписал смертный приговор «Краткому справочнику» три недели тому назад, когда префект лагеря вызвал его, а затем и Валенса для «приватной беседы». «Беседа» оказалась не из приятных. И ещё было очевидно, что префекту лагеря известно о Русе и его недавних приключениях больше, чем тот ожидал. Объяснять, что он человек надёжный во всех отношениях и что все недавние промахи стали результатом того, что друг его съел несвежие устрицы, было бы просто глупо. Да и бесполезно. А когда префект вдруг спросил: «Если б вы стали во главе медицинской службы, какие бы изменения внесли в первую очередь?» – Рус не нашёл ничего лучшего, как выпалить, что в каждом подразделении необходимо ввести практические занятия по оказанию первой помощи. Это приведёт к более быстрому излечению ранений и значительно облегчит жизнь госпитального персонала.

Начальник госпиталя был назначен на следующий день.

Им стал грек, лекарь из легиона Августа, базирующегося к югу от Девы. Все были единодушны во мнении, что этот человек компетентен, обладает нужными связями и совершенно лишён какого бы то ни было обаяния. Однако, к несчастью, светлая идея Руса не умерла вместе с его амбициями. Префект пересказал её новому начальнику госпиталя, который поздравил Гая с этой важной инициативой и поручил организовать занятия в легионе. Поскольку ни один легионер никогда не стал бы платить за то, что даёт ему армия, Рус занялся организационной работой задаром и за счёт своего личного времени.

Валенс не преминул высказаться по поводу того, что и его обошли новым назначением. И в своих высказываниях выражал радость, что может спокойно заниматься настоящей практической медициной, а не погрязать в административных вопросах. Очевидно, такая преданность делу произвела глубокое впечатление на дочь второго центуриона. Да и на Руса тоже, хотя он поражался вовсе не преданности делу, а умению Валенса врать и сохранять хорошую мину при плохой игре. Новый назначенец взял бразды правления в сложный момент, вскоре после самоубийства прежнего управляющего.

Прошёл уже месяц с тех пор, как преданный слуга Приска обнаружил его в постели мёртвым. Вызвали врача. Если верить Валенсу, зрелище было ужасное – лицо Приска под накладными, тщательно расчёсанными волосами было искажено страшной и мучительной гримасой. Он уверял, что до сих пор видит это лицо в ночных кошмарах. Рядом на столике лежала записка, где давались чёткие инструкции о том, как следует провести похороны, – Приск до последней минуты оставался администратором и бюрократом. И второму центуриону пришлось заняться расследованием сразу двух дел – смерти Приска и убийства в соседнем заведении, которое произошло в ту же роковую ночь. Однако он сразу же отмёл предположение Руса о том, что эти две трагедии связаны между собой.

– Опять вы! Хотите сказать, что видели, как он это сделал?

– Нет, господин.

– Тогда валите отсюда и не лезьте больше ко мне со всей этой ерундой! Этот бюрократ из госпиталя покончил с собой по причине, которая мне известна. А вам её знать необязательно. Что же касается вышибалы, про него говорят, тот ещё был фрукт, так что у десятка людей могли найтись причины посчитаться с ним, причём с большой радостью. Да у меня уже с полдюжины подозреваемых! И поскольку хозяйка заведения смылась, есть основания полагать, что и она к этому причастна.

– При всём моём уважении, господин...

Но выражение лица второго центуриона подсказало Русу, что он плевать хотел на его уважение. От Гая требовалось заткнуться, уйти немедленно и прекратить встревать.

* * *

Рус понял, что только он, Тилла и, возможно, Мерула знают, что стоит за самоубийством Приска. Руса игнорировали, Тилла покинула город, а Мерула, где бы она ни находилась, будет молчать. Поскольку вовсе не в её интересах признаваться в том, что она не защитила в своё время римскую гражданку, известную в Деве под именем София. Что же касается Эйселины, то эту рабыню убил её владелец – за то, что много смеялась. Рус пытался сочинить что-то утешительное для Децима, но не получилось.

В отсутствие фактов по городу расползались многочисленные, не лишённые оснований слухи. Даже Альбан не устоял, намекнул Русу, что в госпитальных счетах и отчётах фонда Эскулапа обнаружены неувязки.

– Когда вы узнаете, что написано в его завещании, господин, сразу поймёте, что я имел в виду.

Согласно распоряжениям Приска, на похоронах его присутствовал весь госпитальный штат. Чиновник зачитал завещание всей честной компании. Согласно ему, старый слуга получил свободу, что, впрочем, мало заинтересовало скорбящих. Вся собственность должна быть распродана, а вырученные средства переданы в фонд Эскулапа – вот тут все вскинули брови и обменялись понимающими взглядами. Рус поймал на себе такой взгляд Альбана, затем они оба напустили на лица приличествующее похоронам сдержанно-скорбное выражение. Префект лагеря оказался более чувствительным человеком, нежели предполагал Рус, назвал Приска в своей прощальной речи «выдающимся управленцем и сложной противоречивой личностью».

К огромному облегчению Руса, деньги, одолженные Стикху, вскоре были возвращены – самим Стикхом и Хлоей, когда где-то прятавшаяся парочка вновь объявилась в городе. Впрочем, напрасно он ждал требования немедленно вернуть эти деньги в фонд Эскулапа. Наконец совесть взяла верх, и он отправился к несчастному счетоводу, которому дали задание привести фонд, где единолично хозяйничал Приск, в приемлемый для имперских проверяющих вид.

Опершись на локоть, счетовод провёл пальцем с обкусанным до мяса ногтем по длинному списку. И вот наконец палец остановился.

– Но вы ничего не должны, – сказал он. – Задолженность погашена ещё двенадцатого октября.

– Быть того не может...

– Ну, во всяком случае, так здесь написано.

– Должно быть, какая-то ошибка.

Мужчина вздохнул, и пододвинул документ к Русу. Палец указывал на запись, сделанную аккуратным почерком Приска.

– Вот, смотрите.

Рус дважды перечитал запись. Да, действительно, никакой ошибки. Примерно в то же время, когда управляющий убедил его подписать гарантию под Тиллу, задолженность Руса была погашена полностью. В записях фонда не упоминалось ни о какой рабыне. На ум приходило единственное объяснение: очевидно, Приск решил взять его долг на себя. И если бы Рус не смог вернуть деньги, тот забрал бы у него Тиллу для своих тёмных целей, о которых можно только догадываться. А затем, когда надоест, мог продать её за сумму, значительно превышающую задолженность. С другой стороны, если бы её выплатили, Приск всё равно остался бы при своих... Тут Рус призадумался. Из головы до сих пор не выходил случившийся в доме пожар и странная история с падением мастерка с лесов. Только теперь он сообразил, что пожар произошёл после того, как он подписал гарантийное обязательство. В ту ночь Приск был в госпитале и мог вполне выскочить ненадолго никем не замеченным и зашвырнуть ему в окно спальни какой-нибудь горящий предмет. Да, на стройплощадке его не было, но ведь он человек влиятельный. Возможно, Русу стоит пойти и побеседовать на эту тему с префектом центурии. Потому что, если бы Рус сгорел в огне или череп его расколол упавший с лесов мастерок, он бы, естественно, не отдал долг, и Приск, имея его подпись на документе, стал бы законным владельцем Тиллы... На документе, который Рус даже не удосужился прочесть, прежде чем подписал. Так что же получается? Выходит, Тилла принадлежит фонду или его бывшему управляющему?

– Удовлетворены?

– Гм... – Рус почесал за ухом. – Наверное, – нерешительно начал он, – раз Приск завещал всё своё состояние фонду, я морально обязан как-то выплатить свой долг сам.

На лице счетовода отразился ужас.

– Это невозможно! Я только что закончил сводить баланс. Всё перепутается.

И вот, вместо того чтобы вернуть долг, Рус отправил деньги семье брата в Южную Галлию.

* * *

Рус стёр последнюю строчку «в случае озноба, жара, лихорадки...» и подумал, что правда – штука весьма почтенная, но на деле не слишком много людей хотят её знать. А те, кто хотел, впоследствии пожалели о том, что узнали. Он откинулся на спинку кресла и уставился на гору неразобранных табличек. Месяцы работы – и всё псу под хвост. Да и сами таблички, невзирая на их содержание, чего-то стоят. А теперь они ему не понадобятся: он не собирается больше писать эту книгу. Никогда. Он сгрёб таблички в кучу, выдернул ступни из-под тёплой собаки и отправился на кухню.

Угольки в печи ещё тлели. Первая табличка начала дымиться только после того, как он кинул в печь последнюю. Сквозь щёлку пробился желтоватый язычок пламени, задрожал, начал разрастаться.

«Краткий справочник» озарял кухню ярким весёлым светом, как вдруг входная дверь отворилась и послышался голос Валенса:

– Привет! Я дома! – Валенс вошёл в кухню и брезгливо поморщился. – Чем это воняет? Что ты там сжигаешь?

– Да так, всякую ненужную ерунду.

– Неплохо было бы сжечь остальное, и тогда мы могли бы переехать скорее, чем рассчитывали. – Валенс, окончательно расставшийся с надеждой занять пост начальника госпиталя, теперь направил всю энергию на поиски нового жилья.

Он наклонился, щурясь, уставился на догорающие таблички.

– Да, кстати, вспомнил. Тебе письмо.

Рус грел руки над останками неоконченного шедевра.

– Откуда?

– Из Лондиниума. Помнишь парня с катарактой? Альбан передал письмо мне, а я забыл его в госпитале. Это, доложу тебе, послание! Наверное, сам писал. У них родился сын, назвали в честь тебя. Операцию сделали, прошла вроде бы успешно.

– Вот и отлично.

– Только его всё равно уволили. Полностью зрение так и не восстановилось.

– Понимаю, – кивнул Рус и вспомнил свою битву с Приском из-за оплаты операции. Управляющий оказался прав, но по другой причине.

Валенс приподнял крышку хлебницы.

– Пусто, – сказал Рус и начал ворошить угли кочергой.

Валенс опустил крышку со вздохом разочарования.

– И пойти в город поесть нельзя. Я на дежурстве. Надо поискать, может, и найдётся что-то съестное. Знаешь, Рус, нам позарез нужна новая рабыня.

– Да, – согласился с ним Рус.

Они уже не раз обсуждали эту тему, приходили к общему мнению, но ни один и пальцем не пошевелил, чтобы что-то предпринять. Видно, им нужна была рабыня, чтобы могла пойти и найти другую рабыню.