Текст книги "Медикус и пропавшие танцовщицы"

Автор книги: Рут Дауни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 6

Ставни распахнулись, впустив в комнату осеннее солнце. В заведении Мерулы было почти пусто. Скамьи, перевёрнутые, лежали на столах. Мальчишка лет девяти-десяти выметал золу из-под жаровни для горячих напитков. Молодая женщина с длинными прямыми, убранными за уши волосами ленивыми движениями метлы собирала опилки в большую серую кучу. Грудастая девица стояла на табурете босиком, демонстрируя всем дешёвую серебряную цепочку, обвивающую лодыжку, и протирала лампу от копоти. Почему-то Рус никак не мог оторвать глаз от этой девицы с цепочкой. Тут же вспомнилась плоская бесцветная фигурка на столе в морге. Уж лучше б не вспоминалась.

Где-то за стойкой распахнулась дверь – и в помещение вошла третья девушка, беременная, с кувшином масла в руках. Откуда-то из темноты низкий голос произнёс:

– Доброе утро, Дафна.

Дафна вздрогнула и замерла у одного из дальних столиков.

Рус видел: при виде шагнувшего из темноты высоченного вышибалы Мерулы она вся как будто съёжилась и затаила дыхание.

– Только что изволили встать с постельки? – притворно ! ласковым тоном осведомился вышибала.

Он подошёл и встал прямо у неё за спиной. Беременная даже зажмурилась от страха. Вышибала заглядывал ей в лицо.

Стоя в дверях, Рус видел, как тряпка повисла в руках у девицы, стоявшей на табурете. А третья, с длинными волосами, тихонько отступила и спряталась за лестницей.

Вышибала укоризненно качал головой.

– Ах, Дафна, Дафна! Что я всегда говорил тебе? О правилах ведения беседы? Когда джентльмен с тобой здоровается, ты тоже должна поздороваться. Доброе утро, Дафна.

Если Дафна и ответила что-то, слова её заглушил грохот совка, брошенного в камин.

– Очень хорошо. А теперь подойди. Сюда.

Он уселся на стоящий рядом стол, положил руки ей на плечи, развернул, и теперь она стояла, зажатая между его колен, робко прижимая кувшин с маслом к огромному животу.

– Всё осторожничаешь, – заметил вышибала и толстыми пальцами с неожиданной нежностью начал заправлять выбившуюся из причёски девушки прядь. – Должно быть, ленточку потеряла. Потеряла, верно, Дафна?

Она не ответила.

Тут он вдруг грубо оттолкнул её от себя.

– Ладно, ступай. Хозяйке не понравится, что ты стоишь тут без дела и разговоры разговариваешь.

Дафна прошла мимо Руса, лицо её было лишено какого бы то ни было выражения. Затем привстала на цыпочки и начала наполнять маслом одну из ламп на стене. Закончив, она сперва вытерла тряпочкой свой нос, затем – бока кувшина и удалилась на кухню неспешной, утиной походкой, свойственной всем беременным.

Рус шагнул вперёд по красным плиткам пола, осторожно обойдя кучу опилок. Из двери в глубине помещения возникла чья-то широкая фигура, на миг загородила собой проход. Он сразу же узнал поредевшие волосы цвета имбиря.

– Мы закрыты, – произнёс мужчина тоном, означающим, что он помнит о последнем визите Руса и что воспоминания эти не из приятных.

– Хозяйка здесь?

Широкие плечи приподнялись и опустились, как бы давая понять, что работа этого человека здесь состоит в том, чтобы ничего не знать, не ведать и не слышать. Что он ничем не может помочь – и ясно даёт это понять назойливому пришельцу.

Рус посмотрел ему прямо в глаза.

– Хочешь, чтобы я повторил вопрос?

Тут из-за спины вышибалы послышался другой голос:

– Кто её спрашивает?

Рус сделал шаг в сторону. Вышибала загораживал от него владельца нового голоса.

– Гай Петрий Рус, – представился он человеку, чей голос звучал так строго, по-хозяйски. – Медикус при Двадцатом легионе.

Мужчина скрестил руки.

– Что бы там ни оказалось, – заметил он, – это пошло не отсюда. Все девушки у нас чистенькие. Вы лучше поищите у тех, которые ошиваются в доках.

По всей видимости, мужчина был бывшим легионером. Об этом можно было судить не только по сбегающему за вырез кольчуги шраму, которого не мог прикрыть целиком даже шейный платок, но и по выражению особой суровости на лице. И Рус спросил:

– Как твоё имя, солдат?

Мужчина смотрел на него ещё секунду-другую, затем ответил:

– Басс. А он – Стикх.

– Басс... Я пришёл сюда из госпиталя, мне нужно повидаться с твоей хозяйкой по официальному делу. К тому же оно срочное. Так что, если не знаешь, где она, лучше выясни, да побыстрее.

Морщинка озабоченности, залёгшая между бровями Басса, углубилась.

– Чего же вы сразу не сказали? – Он обернулся. – Лукко!

К нему подскочил мальчишка с совком в одной руке и метлой в другой.

– Ступай и скажи госпоже: здесь офицер, и он хочет её видеть. А ты, Хлоя, чего стоишь? Усади господина офицера!

– Ничего, я постою, – начал было Рус, но девушка с цепочкой на ноге уже соскочила с табурета. Потом сняла тяжёлую скамью с одного из угловых столов и с грохотом придвинула её по плиткам пола.

– Присаживайтесь, господин, – сказала она и жестом указала на скамью, словно Рус был окончательным тупицей и не знал, для чего используется этот предмет. – Может, подать вам выпить?

Рус отказался. В данных обстоятельствах это было бы неуместно.

Басс вернулся за стойку и чем-то там занялся. Стикх уселся в углу с видом человека, который за долгие годы выработал умение терпеливо ждать момента, когда от него потребуются действия.

Взгляд Руса скользил по стене, у которой он примостился, – на темно-красном фоне, примерно на уровне пояса, её украшали петли из золотого шитья. Такие же петли тянулись вдоль соседней стены. В углу красовалась золотая бахрома: очевидно, художник, расписывавший это помещение, счёл, что два ряда петель должны украшать противоположные стены и бахрома придаст ему законченный вид.

Тут с лестницы сбежал мальчик Лукко и с большим оптимизмом заверил, что хозяйка скоро будет. Девушки снова принялись за уборку.

Мерула, подобно всем остальным женщинам, собиралась долго.

Рус как раз задумался над вопросом, зачем, сидя за стойкой, каждый солдат полагает обязательным вырезать на ней свои инициалы, когда сверху, с лестницы, раздался пронзительный женский крик:

– Хлоя!

Девушка с цепочкой на лодыжке боязливо подняла глаза.

– Не смей тереть так сильно, глупая девчонка! Всю краску отдерёшь!

Матрона, спускающаяся с лестницы, очевидно, и была Мерулой.

Рус понятия не имел, как называется эта шелковистая ткань, но знал, что она очень дорогая. Потому что его жена всегда надевала тунику из похожего материала, когда отправлялась на праздник – а там она непременно задевала краем наряда за светильник и прожигала в нём дыру. Мерула производила впечатление женщины более осторожной. Её фигура была задрапирована так, чтобы ткань подчеркнула её стройность и элегантность. Волосы почти естественного чёрного цвета были убраны в высокую причёску, лишь несколько коротких локонов выбивались и обрамляли её лицо. Рус также заметил, что глаза у неё подведены чёрным, губы накрашены красным, а щёки слегка подрумянены. То был весьма искусный макияж. Лишь складки, тянущиеся от крыльев носа к уголкам губ, немного портили дело и подсказывали, что Мерула вряд ли выглядит столь же хорошо при дневном свете.

Складки стали глубже, когда, увидев Руса, она изобразила улыбку.

– Гай Петрий Рус, – представился он, вставая. – Медикус при Двадцатом легионе.

– Гай Петрий. Ах да, новый доктор. Мои девушки предложили вам выпить?

Он кивнул.

– Могли бы мы поговорить в каком-нибудь более уединённом месте?

Мерула хлопнула в ладоши.

– Все вон отсюда!

Девушки тут же прекратили работу. Хлоя бросила тряпку И поманила мальчишку за собой в кухню.

– Спасибо, мальчики, – сказала Мерула.

Басс и Стикх переглянулись, затем дружно поднялись и вышли на улицу.

– Итак, уважаемый доктор, – Мерула уселась напротив, – чем могу быть вам полезной?

Рус почесал за ухом. Именно он сейчас должен был сообщить неприятные новости этой матроне, и к тому имелись самые веские основания. Главное, Валенс с самого утра был занят в госпитале, а младший дежурный офицер, в чьи обязанности это входило, опаздывал на деловую встречу.

«Ну, сами понимаете, как это делается, – объяснял он, сидя верхом на лошади и вытянув вперёд одну ногу, чтобы грум мог потуже затянуть подпругу. – Просто дайте им понять, что мы принимаем всё это всерьёз и близко к сердцу. При этом – никаких обещаний с нашей стороны, ясно?»

Рус снова откашлялся, в очередной раз напомнил себе, что эта женщина не является его родственницей, и начал:

– Боюсь, у меня для вас плохие новости.

Мерула ответила ему долгим взглядом, затем опустила голову и прикрыла глаза рукой с накрашенными ногтями.

– Речь идёт о...

– О Софии? – сказала она.

– Да.

– Этого я и боялась. – Женщина вздохнула. – Хоть сто, хоть тысячу раз говори этим девушкам – всё равно не слушают. – Она подняла на него глаза. – Что с ней?

– Её тело было найдено в реке позавчера, оттуда его привезли к нам в госпиталь. И вот вчера поздно вечером его опознали.

– Она пробыла у нас всего десять дней, – сказала Мерула, видимо объясняя, почему никто из работников госпиталя, многие из которых были близко знакомы с девушками из местной таверны, не узнал Софию. – Так она утонула?

– Там оказался... э-э... – Рус запнулся. – Короче, всё горло у неё в синяках, – выпалил он. – И шея сломана.

– Понимаю, – протянула Мерула и покачала головой. – Бедная глупышка София!..

Бедная глупышка София, оказавшаяся в морге голой, в грязи и практически лысой, так и осталась бы никем не оплаканной, если бы не один любопытный, которому в морге делать было нечего. Он опознал её по родинке на бедре.

– Семья у неё была?

Мерула отрицательно покачала головой.

– Наверное, вы и представления не имеете, кто это мог быть?

– Кто мог воспользоваться беспомощностью и беззащитностью девушки, приехавшей немного подработать? Вне армейской базы?

Ответа у него не было.

Мерула покосилась в окно. Один из вышибал стоял на противоположной стороне улицы, привалившись спиной к стене пекарни, и что-то жевал.

– Мальчики, конечно, будут винить себя за то, что недоглядели. Но не могут же они охранять девушек и днём и ночью. – Красные губы искривились в горькой улыбке. – Когда София исчезла, другие девушки подумали, что она сбежала с каким-нибудь посетителем. Такое иногда случается.

– Почему вы не сообщили о её пропаже?

– Дел по горло, вот почему. Собирались сообщить её имя охотнику за беглыми рабами, но, даже если б её и нашли, ни к чему хорошему это не привело бы. Просто она не годилась для этой работы.

– А когда вы видели её в последний раз?

– Пять дней назад. В самом начале вечера. Должно быть, улизнула, воспользовавшись тем, что никто не смотрит.

– И вскоре после этого умерла, – мрачно заметил Рус.

– Постараюсь отдать все распоряжения о похоронах и не затягивать с этим, – торопливо вставила Мерула.

Рус поднялся, испытывая огромное облегчение. Кивком поблагодарил женщину, когда та рассыпалась в благодарностях. Её выдержка облегчила ему задачу.

В ту же секунду девушки дружно выскочили из кухни. Похоже, они подслушивали за дверью. Рус прошёл мимо Стикха, как вдруг его окликнули:

– Господин?

Он обернулся и увидел Хлою, девушку с цепочкой.

Она робко переминалась с ноги на ногу, но всё же спросила:

– Так вы не знаете, кто это сделал, господин?

Рус покачал головой.

– Нет, – ответил он, – не знаю. Но если вдруг ты вспомнишь что-то подозрительное, обязательно приходи в форт. Спросишь там дежурного офицера и всё ему расскажешь.

ГЛАВА 7

Она метнулась к двери. Но толстяк уже был там. Тогда она спряталась за горой бочонков. Он кинулся к ней. Она хотела незаметно выползти. Бочки покатились по полу. Она хотела вскочить на ноги, но поскользнулась. Нога попала во что-то мокрое и липкое. Запах пива смешивался с вонью изо рта толстяка. Он нависал над ней, замахиваясь палкой, с искажённым в злобном крике ртом. Она подняла руку, пытаясь защититься от удара. Палка грозно просвистела в воздухе. Она услышала треск. Боль была просто невыносимой...

Снова она в этой белой комнате. Снова по всей руке, отдаваясь в каждом суставе и косточке, пульсирует боль. Но руки своей она не видит. Рука спрятана в толстой белой повязке и лежит на груди.

Получается... она всё ещё жива. Не ушла из этого мира.

Дверь открывается. Она быстро зажмуривается. На лоб ложится чья-то рука. На латыни – до чего же безобразный язык! – мужчина заявляет, что жара у неё нет.

– Зато ей снятся кошмары, – говорит всё тот же мужчина.

Очевидно, кому-то другому. Она притворяется спящей, пытается не моргать и не морщиться, когда он начинает снимать бинты и перевязывать ей руку заново. А затем два мужских голоса рассуждают о послеоперационной лихорадке, распухании и прочих вещах, в которых она ровным счётом ничего не смыслит.

«Кошмары...»

Должно быть, она кричала во сне. Одна надежда, что не по-латыни. Она пытается вспомнить, какие видела сны, но мысль блуждает где-то далеко-далеко, старается уйти от боли и противных горьких лекарств, которые заставляет её пить этот человек. Он уже сказал, что избавил её от толстяка, но что он об этом знает?.. Стоит только заснуть от этих его лекарств, как толстяк тут же появляется снова.

Нет, и другие сны ей тоже снятся. Мужчина, одетый во всё зелёное, придерживает её и что-то нашёптывает на ухо, а в это время волки рвут зубами её руку. Эхом доносятся голоса, хлопают двери. Поют птицы. Солнце, но не круглое, а с четырьмя углами...

Нет. Довольно. Она должна постараться мыслить ясно и чётко.

«У солнца нет никаких углов. Просто не бывает. В белой комнате есть квадратное окно, в стене. Я лежу в белой постели. Высокий стол на тонких ножках, он стоит рядом с постелью. На столе – чёрная чаша и кувшин. У двери – табурет».

Мужчина, который принёс лекарства, придвигает этот табурет к постели, наклоняется и спрашивает: «Quid nomen tibi est?» Говорит таким тоном, точно с маленькой девочкой.

Она не отвечает, и он повторяет вопрос. Она видит его тёмные глаза, небритый подбородок, смотрит на него так, словно не понимает, о чём это он спрашивает. А уж когда он заговаривает по-гречески, притворяться совсем просто: этого языка она и правда не знает. Вот он делает третью попытку – и снова неудача. Он поднимается и уходит, а её вдруг охватывает страх. Неужели она забыла, неужели перепутала слова?

Или тут кроется какой-то особый подвох?.. Ведь с самого начала он спрашивал её по-латыни: «Как твоё имя?»

Своё настоящее имя она ни разу не слышала с тех пор, как попала в плен. На протяжении двух зим к ней обращались просто «девушка» – и это ещё в лучшем случае.

Северяне нарочно избегали называть её настоящим именем, а позже, возможно, и вовсе позабыли его. И когда другие рабы спрашивали, как её зовут, она всякий раз изобретала что-то новое. Вообще старалась говорить с ними как можно меньше. Но эти римляне – они просто обожают задавать вопросы.

Сколько тебе лет? Откуда ты? Ты понимаешь, что я говорю? А вот так тебе не больно? Может, хочешь воды? Ты что, действительно упала с лестницы? Знаешь девушку с рыжими волосами? Правда, теперь они, похоже, потеряли всякий интерес к девушке с рыжими волосами. Зато продолжали задавать все остальные вопросы.

«Quid nomen tibi est?»

Она не собиралась называть незнакомцу своё имя. Это единственное, что у неё осталось, всё остальное украли.

Чей-то голос спрашивал:

– Сколько мака ты ей дал?

Слева ощущалось какое-то шевеление: это ей подтыкали одеяло под спину.

– Не больше, чем вчера вечером.

Она покорно позволила перекатить себя на другой бок.

– Хочу, чтобы она проснулась наконец. Ей надо хоть немного поесть.

ГЛАВА 8

Рус как раз размышлял над тем, какой мазью лучше лечить вдруг воспалившийся большой палец, вид которого ему совсем не нравился, как вдруг в дверь постучал Валенс и сообщил, что сегодня около полудня в док заходит «Сириус».

«Сириус»! Наконец-то Рус и его пожитки воссоединятся! Последний раз он видел их, когда покидал Африку, думая, что скоро вернётся в свой уютный дом. Но ожидания его не оправдались, вместо этого он был вынужден делить убогое жильё на задворках империи с самым неопрятным врачом в римской армии.

– Закончу обход и сразу же отправлюсь в доки, – сказал он своему товарищу.

– А я иду прямо сейчас, – заявил Валенс. – Присмотрю, чтобы ничего не пропало.

* * *

Осмотрев нескольких пациентов, Рус наконец направился к выходу. Кивком поприветствовал статую Эскулапа – и вдруг услышал позади постукивание когтей по плиточному полу.

Обернувшись, он увидел что-то коричневое и косматое, ростом примерно ему до колена. Это что-то быстро обогнало его, выскочило из двери и метнулось за угол. А когда сам Рус вышел на улицу, косматое создание уже исчезло.

Времени выяснять, кто это был, у него не оставалось. Он поспешно зашагал по Виа Претория к кассам. Там чиновник, сразу узнав его, поманил и попросил подойти без очереди в его закуток, где сообщил, что его пожертвование в фонд Эскулапа – очень щедрое.

– Пожертвование? – нахмурился Рус. Возможно, этот шутник так проявляет свой сарказм. Ведь речь идёт всего о пяти сестерциях.

– Да. От владелицы таверны Мерулы, господин. В знак благодарности за услуги, которые были оказаны покойной в госпитале.

Тут Рус вспомнил. Сегодня рано утром в госпиталь пожаловал мрачный Басс на телеге – забрать тело бедной глупышки Софии. И как бы между прочим упомянул, что хочет сделать какое-то пожертвование в госпитальный фонд, в ответ на что Рус посоветовал ему обратиться в кассу.

– Ты ведь знаешь, где это? – спросил он.

– Знаю? – ухмыльнулся Басс. – Да я их сам строил, эти кассы.

Воодушевлённый щедростью Басса, вернее, его хозяйки и искренней верой в то, что причина всего этого – прежде всего он сам, Рус запросил вдвое большую сумму в долг, чем собирался. Он не сомневался, что слухи об этом скоро распространятся по всему форту, но известие, что у него денежные проблемы, недолговечно, поскольку есть все основания надеяться на удвоенное жалованье, обещанное Адрианом после прихода к власти. Он вышел из западных ворот форта как раз в то время, когда труба пропела очередную смену стражи. Вышел с щедрым авансом в кошельке, во много раз перекрывающим стоимость приплывшего наконец имущества.

На пути к порту он миновал несколько питейных заведений, по сравнению с которыми таверна Мерулы была просто образцом роскоши. Покосившись на ржавую клетку, что висела у одной из дверей, он увидел в ней птицу со встрёпанными перьями и злобно изогнутым клювом. Почему-то сразу вспомнилась певчая птичка Клавдии: однажды нанятая рабыня в припадке ложной доброты вдруг выпустила эту весёлую щебечущую любимицу на волю. Наутро стайка серых воробьёв с шумом поднялась с тротуара, вспугнутая каким-то прохожим, и они увидели на земле свою любимицу – мёртвую, жалкую, растерзанную. Всю свою злость Клавдия выплеснула на Руса, поскольку тот поспешил отправить рабыню обратно законному владельцу с требованием выплаты компенсации и Клавдия просто не успела наказать провинившуюся.

Похоже, София знала об опасностях свободы не больше, чем эта злополучная певчая птичка. Наверняка она была слишком наивна, раз променяла защиту, которую могли предоставить пусть грубые, но опытные «мальчики» Мерулы, на рискованную уличную жизнь портового города. Тут вдруг Гай подумал, что выследить преступника будет очень нелегко. Ведь девушка могла пасть жертвой не только злонамеренных посетителей заведения, но и владельцев таких же заведений, не терпящих конкуренции.

Между термами и складами, что тянулись вдоль берега реки, как раз и процветала такого рода торговля. Белые плечи, огромные серьги в ушах, выставленные на всеобщее обозрение толстые лодыжки – всё это так и сверкало в лучах позднего сентябрьского солнца. В другие заведения зазывали фривольные картинки на дверях, впрочем, возможно, владельцы товара с толстыми лодыжками и большими серьгами просто не могли позволить себе нанять художника. Или эта причина, или же им казалось, что нагло улыбающиеся девки, расположившиеся на скамьях у входа в эти убогие заведения, выглядят более соблазнительно. Сколько же надо пробыть в море мужчине, подумал Рус, чтобы согласиться на такое развлечение.

Но вот он приблизился к верфям, и настроение его немного улучшилось. Прошёл мимо алтаря Нептуна и пары удивительно элегантных домов; возможно, их построили состоятельные торговцы, чтобы прямо из окон наблюдать, как их драгоценный груз благополучно прибыл через моря и океаны. Поднялся лёгкий бриз, вода в широкой реке пошла рябью, серебристые отблески заиграли на крутых бортах купеческих кораблей и целой россыпи рыбацких лодок. В самом дальнем конце деревянного настила причалила узкая, изящных форм трирема. Рус остановился и стал наблюдать за тем, как рыбацкая лодка сворачивает с середины реки к берегу. Парус на ней опустили, и лодка стала подходить к причалу, ориентируясь на корму триремы. Пронзительные крики чаек перекрывали слова команд и дружное, нараспев: «Раз! Два! Три!» – это матросы сгружали с борта что-то тяжёлое.

Человек, мало повидавший мир, мог бы подумать, что вид перед ним просто прекрасен. Человек, никогда не стоявший у берега моря, изумительно прозрачного, сверкающего под ярко-синим безоблачным небом, такого яркого, что резало глаза, возможно, счёл бы это место просто замечательным.

Оглядев выстроившиеся вдоль причала разноцветные купеческие корабли, Гай задумался: интересно, который из них доставил остатки его имущества и сколько пройдёт лет, прежде чем он снова погрузит его на корабль и отправит назад, в цивилизованный мир? Впрочем, повсюду, где есть солдаты на постое, питейные заведения и склады выглядят одинаково. Самое главное, чтобы не отправили снова в холодный и отдалённый уголок, где серые волны дважды в день уходят от берега, оставляя грязно-коричневые лужи. Неудивительно, что госпитальное начальство озаботилось заготовить на зиму микстуру от кашля в совершенно непомерных количествах. К несчастью, природа британцев такова, что армии просто нельзя позволить передислоцировать основные силы легиона в более здоровый климат.

Впрочем, в письмах Валенса Британия выглядела весьма романтично. Острова, населённые женщинами-воительницами ростом не меньше шести футов каждая, а также поэтичными мужчинами с длинными отвислыми усами. Мужчинами, которые совершают вылазки в покрытые туманом горы, стремясь обратить в истинную веру тамошние воинственные племена.

Собственные же наблюдения Британии заставили Руса заподозрить, что Валенс нарочно, обманом выманил его сюда, не в силах совладать со скукой.

Да, конечно, британцы накоротке с морем, и в этом для него заключалась главная новизна, но к тесному знакомству с этой стихией Рус вовсе не стремился. Когда корабль его пришвартовался в Рутупиае, капитан предложил Русу остаться на борту и доплыть этим же кораблём до портового города Дева. Рус отверг предложение, тем более что подвернулся попутчик, глазной врач, он обещал довезти до Лондиниума, где собрался делать операцию супруге губернатора. Уже там Рус взял лошадь и скакал к северу до места назначения несколько дней. Наверное, тогда и пришлось ему разминуться на дороге с главным управляющим Приском, который ехал в противоположном направлении обсудить контракт по поставке медицинского оборудования для армии. Путешествие оказалось интересным и вполне познавательным, Рус многое узнал о стране, где ему предстояло работать.

Почти невозможно было представить, что эти сочные зелёные лужайки и поселения Британии некогда служили сценой действия для ужасающей кровавой трагедии: её свидетели сейчас уже беззубые старики. Только они и помнят ту резню, именуемую «восстание»...

На пятый день путешествия холмы стали более пологими, городки – менее приветливыми, а интенсивность перемещения армейских частей по дорогам увеличилась. Очевидно, и порядок поддерживать здесь было легче. Порой дорога тянулась через высокий тёмный лес, и время от времени в отдалении поднимался столб дыма. Это могло означать что угодно – к примеру, что там работают угольщики, или кто-то готовит себе завтрак, или же кто-то совершил нападение на какого-нибудь неосторожного сборщика налогов – и тот подаёт сигнал бедствия. Поля были возделаны на совесть, а вот домики землепашцев вид имели самый жалкий и примитивный: обмазанные глиной хижины в одно окошко низко проседали под соломенными крышами и походили на грибы. Разумеется, водопровода здесь не было и в помине. Проскакав ещё с полдня к северу, Гай оказался у развилки. Там мимо него под охраной манипулы вооружённых наёмников провели группу местных с мрачными лицами. Многие люди плакали, у других были лица в крови; охрана взирала на всё это с хорошо отрепетированным равнодушием. А вот офицерская лошадь, единственное здесь ни в чём не повинное создание, подняла голову и заржала, глядя на Руса, очевидно, в надежде, что явился наконец человек, который заберёт её отсюда.

Единственная неприятность, с которой Гай столкнулся на пути к северу, была небольшая заварушка в придорожной таверне. Но в целом, хоть все встреченные по пути жители были мрачны и угрюмы, как и местная погода, они покорно расступались, чтобы пропустить его. Ничего себе, и это так называемые дружественные племена! Впрочем, многим из его соотечественников удалось сохранить репутацию в самых неблагоприятных условиях, в холод и дождь, что властвовали на окраинах великой империи. И Рус, нуждавшийся в переменах по причинам, о которых не собирался рассказывать никому, утешался мыслью, что назначение в Британию послужит ещё одним шагом в продвижении по карьерной лестнице.

– Свежей рыбы, господин? – Какая-то женщина, запыхавшись, толкала перед собой тележку вверх по настилу. Остановилась, приподняла кусок ткани: под ней сверкнули удлинённые серебристые тельца. Она усмехнулась, во рту, в том месте, где полагалось быть передним зубам, зияла дыра. – Как раз к обеду поспела.

Рус отрицательно помотал головой.

Пройдя ещё сотню шагов, он отверг ведёрко с мидиями, горошек со жгучим перцем, тележку с углём, обеденный сервиз, амфору с вином, отрез ткани, из которого, по уверениям торговки, можно было соорудить самое красивое в Деве покрывало, ещё какие-то совершенно непонятные штуки в форме маленьких колбасок и приглашение посмотреть экзотический танец. Выйдя на причал, он едва не столкнулся с тачкой, которую толкал перед собой маленький мальчик – за этой тачкой его и видно-то почти не было.

– Спелые сливы, господин!

Всё же приятно, что он производит впечатление человека с деньгами.

На причале остро пахло рыбой и водорослями, к этому запаху примешивался слабый аромат сандалового дерева. Должно быть, один из приезжих обронил какой-то дорогой предмет. Кругом суетились моряки, спешили выгрузить прибывший товар. Отлив уже начался, причал, насколько хватало глаз, был забит мешками, корзинами, ящиками: всё это доставили сюда ради поддержания цивилизации в одном из окраинных уголков империи. И капитаны подгоняли своих подчинённых, спеша отвести свои корабли подальше в открытое море, пока те не застряли в грязи. Пробираясь между телегами и тачками, Рус натолкнулся на целую гору черепицы, которую, очевидно, доставили с гор на западе и которая к концу недели уже, возможно, будет украшать чью-то крышу. Тут же перед ним возник целый строй кувшинов с надписью «Соль» – они предназначались для отправки. Он знал это не потому, что хорошо разбирался в торговле или экспорте. Просто один из легионеров из отряда, охраняющего соляные копи, получил ранение, перелезая через изгородь: в теле у него застрял острый наконечник. И Рус, делая операцию, в подробностях расспрашивал солдата обо всех его обязанностях, стремясь отвлечь от боли.

Из клетки на него пялилась коричневая обезьянка с широко расставленными глазами, детские пальчики цепко обхватывали прутья решётки. Пройдя чуть дальше, Гай увидел группу белокожих рабов в цепях. Похоже, напуганы они были ничуть не меньше, чем обезьянка. Двое посматривали на зелёные водоросли, опутавшие сваи причала, и, очевидно, размышляли о том, уж не броситься ли им в воду. Остаётся надеяться, подумал Рус, что им хватит ума не делать этого: за цепи их тут же вытащат, а затем припишут к нагрудной табличке: «Склонен к самоубийству». И эта надпись развяжет руки новому хозяину, приравняется в его глазах к другой: «Просьба нагружать работой, пока не сдохну».

Однако среди кораблей, скопившихся у пристани, «Сириуса» Гай не заметил. Он развернулся и зашагал назад, механически стараясь попасть в ногу с ритмом, который отбивали по настилу грубые башмаки целой толпы моряков.

И тут из-за высокого борта какого-то корабля показался «Сириус» – надпись была сделана крупными синими буквами. Тут же, на краю причала, Рус заметил знакомую фигуру. Его товарищ уютно устроился на стуле, положив ноги на маленький столик.

– Скверные новости, – заявил Валенс, поднимаясь ему навстречу. – Похоже, с твоим багажом вышла какая-то накладка. – Он кивком указал на резной стул, на котором сидел. А заодно – на два больших сундука. И Рус увидел на крышках своё имя и слова, выведенные мелом: ЛЕГ. XX ДЕВА БРИТ. – Ты должен выяснить, – продолжил Валенс. – Лично мне не удалось получить толковые объяснения. Только и твердят, что всё здесь. Одному Юпитеру известно, куда они отправили остальное.

Рус опустился на колени, проверил печати на сундуках.

– Нет. Они говорят правду. Здесь всё.

Валенс удивился.

– А где же твоя мебель?

– Термиты, – объяснил Рус, предвидевший этот вопрос. – В Африке они кишмя кишат.

– Термиты? – Валенс задумчиво поскрёб в затылке и уставился на столик. – Выходит, термиты сожрали «счастливую кровать», спасшую от землетрясения?

Рус пожал плечами.

– Да там стоит только отвернуться, как эти проклятые твари налетают со всех сторон и сжирают всё подряд.

Из всех пропавших предметов больше всего Русу было жаль кровати. Она напоминала ему о временах, когда он, пусть и недолго, абсолютно уверился в том, что боги одарили его своим благоволением. Теперь же благоволение богов сводилось, похоже, к тому, чтобы рассказывать разные небылицы об утраченном имуществе.

Валенс опасливо взирал на запертые сундуки.

– Послушай, а тебе, часом, не кажется, что они могли попасть сюда с вещами?

– Да нет, вещи обработали дымом, – постарался успокоить его Рус. – Выкурили всех гадов до единого. Сам понимаешь... Долгий путь, деревянный корабль...

– Пойду-ка я за телегой, – сказал Валенс и как-то слишком поспешно отошёл от сундуков, которые могли обернуться троянскими конями.

Гай опустился на стул и стал ждать. Интересно, подумал он, кто же теперь спит на «счастливой кровати», уцелевшей после землетрясения? Кровать была свадебным подарком от отца и мачехи. Но удачи в браке не принесла. Всего один-единственный раз земля содрогнулась и поплыла под ним и Клавдией, как, впрочем, и под всеми остальными жителями Антиохии. Они тесно прильнули друг к другу под тяжёлой рамой орехового дерева, а сверху на них сыпались потолочные перекрытия и куски штукатурки. Когда землетрясение кончилось, они выползли из-под кровати и обнаружили, что другим повезло гораздо меньше. Вокруг царила паника, слышались крики боли и крики о помощи. Люди пытались выбраться из-под завалов, выкрикивали имена любимых и близких, в пыльном воздухе стоял запах дыма – руины тут же занялись огнём. Как же он тогда не понял, не почувствовал, что землетрясение предвещало распад их брака?..