Текст книги "Медикус и пропавшие танцовщицы"

Автор книги: Рут Дауни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 21

Рус спускался по лестнице, стараясь не хромать, и вдруг узнал среди посетителей заведения Мерулы Децима из госпиталя. Мужчина, сгорбившись, сидел у стойки и вытирал глаза грязным кулаком; кругом толпились люди. Рус также увидел, что подавальщица делает Дециму над головами посетителей какие-то знаки. Рус вздохнул. Голова болела. Нога тоже болела. Достоинство его было уязвлено. Он ни за что бы не встал на защиту солдата, находившегося не при исполнении, не стал бы делать из себя посмешище перед посетителями Мерулы. Но это был Децим, предупредивший его вчера о возвращении Приска, а потому Рус считал себя обязанным этому человеку.

От души надеясь, что никто не наступит на больной палец, он пробирался между тесно поставленными столиками. И вот, подойдя совсем близко, наклонился и шепнул Дециму на ухо:

– Пора домой, солдат.

Мужчина поднял на него глаза, громко шмыгнул носом, а потом сказал, что он не понимает, чего от него хотят.

– Ты пьян.

– Вам этого не понять, господин.

– Пошли, Децим. Иначе попадёшь в неприятности.

– Вам она всё равно никогда не нравилась. Всегда хотели избавиться от неё.

– Ага. – Рус поскрёб в затылке, волосы там слиплись от супа. – Собака-«невидимка»?

– Придурок!

Децим развернулся на табурете и смачно сплюнул на пол.

– Ой! – Лысый мужчина еле успел увернуться от плевка – можно было подумать, что метили ему на сандалий, – и гневно взглянул на Децима.

– Этот идиот заставил нас размозжить ей голову. Такая хорошая была собака! Мой лучший друг. Преданный пёс был, это самое главное. – Децим взмахнул рукой. – Самый преданный из всех! А вы, вы просто не знаете, что такое настоящая преданность.

– А ну, поднимайся! – Рус ухватил мужчину за руку и потащил к двери. Боль так и пульсировала в висках и затылке.

Но тут, к несчастью для них обоих, ноги у Децима подкосились и несчастный с криком «Мерзавец!» рухнул прямо на Дафну с подносом. Та потеряла равновесие, взвизгнула и опрокинула содержимое подноса лысому прямо на колени. Тот вскочил, оттолкнул девушку в сторону и с криком «Я же предупреждал тебя, кретин нечастный!» набросился на Децима.

– Лучший пёс во всём легионе! – не унимался меж тем тот. – Он был, был... ой!

– А ну вон отсюда! – взревел рыжеволосый вышибала.

Подскочил к Дециму, завернул ему руку за спину, а напарник его ухватил лысого за плечи и предупредил, что тот будет следующим, если сейчас же не успокоится.

Децим продолжал вырываться.

– Где моя Эйселина? – вопил он. – Кому ты позволил украсть у меня Эйселину? Да от вас все девочки норовят сбежать!

– Пошёл отсюда, приятель! – сказал Стикх. – Больше сюда тебе хода нет.

– Все исчезли. Все сбежали. Она была лучшей девушкой в городе!

Стикх вытолкал буяна за дверь. Тот продолжал что-то кричать и на улице; Рус задержался на пороге.

– У нас и раньше бывали от него одни неприятности, – заметил Стикх и поднял упавшую табуретку. – Лично я бы его сюда вообще не пускал.

– Хочу, чтобы ты передал записку своей хозяйке, – сказал Рус.

Вышибала одарил его презрительным взглядом, означавшим, по-видимому, что он здесь вовсе не для того, чтобы передавать записки. Но Рус проигнорировал этот взгляд.

– Можешь передать на словах. Я отдал своей пациентке ключ от комнаты, – добавил он.

– Ты... что?

– Чтобы она могла впускать только того, кого захочет.

Стикх пожал плечами.

– Дело ваше. Но мы не можем охранять её и днём и ночью. Если сбежит, пеняйте на себя.

– Она не в том состоянии, чтобы сбегать, – сказал Рус. А про себя подумал, что и такой вариант вполне возможен. Уж лучше пусть девушка сбежит, как Эйселина, чем погибнет, как София. – И ещё передай хозяйке: пусть следит за тем, станет ли она отказываться от еды и питья.

– То есть доводить себя до голодной смерти? Не беспокойтесь, видали мы такое и прежде. С госпожой Мерулой тут шутки плохи.

– Вот и славно, – заметил Рус. Ему оставалось лишь положиться на Мерулу, понадеяться на то, что та сумеет разжечь у девушки аппетит. Лишь бы не отступала от предписанной диеты.

Что ж, теперь можно и домой. Он подхватил свою сумку и, прихрамывая, вышел на улицу. И едва сделал пару шагов, как его окликнул чей-то голос:

– Господин!

Рус обернулся и увидел на противоположной стороне улицы человека с приподнятой в приветствии рукой. Он сидел, привалившись спиной к стене пекарни.

– Человек просит помощи, господин!

При виде Децима «господин» устало зажмурился. Терпение и ещё раз терпение, повторил он про себя. Остаётся надеяться, что маковая настойка поможет быстро утихомирить этого типа.

* * *

Несмотря на все усилия, Русу никак не удавалось удержать Децима, его так и бросало из стороны в сторону. Пройдя по улице шагов пять, он вдруг остановился и выблевал большую часть выпитого в придорожную канаву. Рус вздохнул, устало привалился к стене таверны, стараясь, чтобы большая часть веса приходилась на здоровую ногу, и заметил, что на стене появились новые приписки. Люди не уставали упражняться в остроумии. К словам «НОВЫЙ ПОВАР» кто-то приписал: «Готовит ту же старую отраву». Надпись эта была видна, потому как красовалась прямо под фонарём над дверью в заведение Мерулы.

Но вот наконец они вышли на тёмную боковую улицу, а затем с грехом пополам прошли через южные ворота форта. Рус произнёс слова пароля за двоих, и они уже почти прошли на территорию, как вдруг Децим сообразил, где находится. Вытянулся по стойке «смирно» и завопил во всё горло:

– Разрешите доложить, недоносок и убийца! Прибыл по месту дальнейшего прохождения службы!

– Он пьян, – объяснил Гай, словно ухмыляющаяся стража сама этого не видела.

– Да, пьян! – согласился Децим. – Да, я пьян, господин, но, по крайней мере, не убийца и не сволочь с крашеными волосами и...

– Заткнись! – прошипел Рус. – Это приказ.

Децим развернулся и в свете фонарей, направленных прямо на них, начал разглядывать Руса. И через минуту удивлённо объявил:

– А я знаю, кто ты! Ты новый доктор, вот кто. Приводишь сюда собак, но разве могут они сравниться с моей прекрасной Эйселиной!

Рус покосился на стражей.

– Эй, ты! Да-да, ты! Бери его под одну руку, давай!

Вдвоём они потащили пьяного по дороге. Только сейчас Гай, к своему облегчению, заметил, что обезболивающее начало действовать. Тогда он решил отпустить стражника, сказал, что справится дальше сам. Тот усомнился.

– Сам я трезв как стёклышко, – сказал Рус и переступил с больной ноги на здоровую. – Просто получил удар по голове, а в остальном – полный порядок.

– Вы уверены, что вам не нужна помощь, господин?

– Конечно, я в порядке, – стал убеждать его Рус. – К тому же я врач и уже назначил себе лечение.

К этому времени он немного успокоился. Убедившись, что полностью владеет ситуацией, он тащил пьяного по дороге, причём решил срезать – пройти наискосок, мимо строительных лесов, что высились у терм. Затем свернул за угол, здесь было немного светлее, дорогу освещали лучи света, просачивающиеся сквозь щели в ставнях офицерских домов.

Двое сердобольных прохожих тоже предложили помощь, но он лишь отмахнулся от них, изобразив весёлую улыбку. Не проблема. Ему даже нравится это занятие. Нет, подобные развлечения только идут на пользу, помогают расслабиться. Увидеть жизнь с новой, более забавной стороны.

И вот наконец он прислонил Децима к столбу в конце тёмного прохода между двумя казармами.

– Хороший вы человек, господин.

– Иди ложись спать, Децим, – сказал Рус.

– В собаках вы ни черта не смыслите, а вот человек хороший.

Децим, пошатываясь и цепляясь одной рукой за стенку казармы, потащился к себе. Остановился в темноте у двери, стал возиться с замком.

– Перед тем как лечь спать, выпей побольше воды! – крикнул ему Рус.

Его почему-то охватил прилив нежности и любви к человечеству. И вся эта любовь и нежность сосредоточились на маленьком пьяном человечке, который силился отпереть дверь в свой дом.

Забираясь в постель, Рус поймал себя на том, что улыбается. Он расслабился настолько, что даже не озаботился снять обувь.

ГЛАВА 22

Утром Рус потащился на кухню и никак не мог решить, что болит больше – голова или палец. Вот проклятая баба! Не мешало бы сейчас выпить холодненького...

Чёрт! Кувшин был пуст. Валенс заботливо придавил им крышку хлебницы, чтобы в неё не могли пробраться мыши, но при этом не подумал налить в него воды, для тяжести. К тому же хлеб, находившийся в хлебнице, высох и затвердел настолько, что мыши могли бы затачивать о него зубы. Похоже, больше ничего съедобного на кухне не было. Рус выбрал наименее грязную чашку и, прихрамывая, прошёл в столовую. Пусть будет пиво – всё лучше, чем ничего.

Он зачерпнул чашкой из бочки. У ног резвились и толкались настырные щенки. Едва успел он опустить крышку, как в дверь постучали. Не выпуская чашки из руки, он захромал к двери, щенки бежали по пятам, слизывая сладковатые капли с пола. Интересно, кто это осмелился побеспокоить Валенса в столь неурочный час?

Едва дверь распахнулась, как рука молодого солдата взлетела в приветствии.

Рус перехватил чашку другой рукой, отогнал здоровой ногой щенков от порога, чтобы не выскочили на улицу, слегка потерял при этом равновесие, но всё же устоял. Отдал честь в ответ и спросил:

– Что вам надо?

– Альбан, господин. Прибыл в ваше распоряжение.

Рус нахмурился, судорожно пытаясь сообразить, к чему именно должны сводиться обязанности этого солдата.

– Так вы пришли мне помочь?

– Да, господин.

– О... Хорошо. Тогда можете начать вот с чего. Надо раздобыть свежей воды. У меня во рту такое ощущение, точно пустыня поселилась. А пить в доме совершенно нечего.

Солдат удивился.

– Воды, господин?

Рус указал пальцем через плечо.

– Там, на кухне, найдёте кувшины.

Он посторонился, но молодой человек не стронулся с места.

– Да входите же! – приказал ему Рус. – Надо закрыть дверь, а то собаки выскочат на улицу.

– Господин...

– Что?

– Я ваш писарь, господин.

Рус вытаращил на него глаза и только тут впервые заметил отличительные признаки. Выпачканные в чернилах пальцы. Лёгкую припухлость век: этот человек часто напрягал зрение, читая в свете лампы.

– Ах вот оно что...

Солдат показал ему сумку:

– Здесь все мои принадлежности.

– Пока что они вам не понадобятся, – сказал Рус. – Потому как сегодня я выхожу на дежурство только во второй половине дня. – Он сделал паузу. – Вот что. Зайдите ко мне в госпиталь после шести.

– Слушаюсь, господин. – Снова пауза. – А до тех пор... чем бы вы хотели, чтобы я занялся?

О боги! Приск прислал ему настоящего энтузиаста своего дела.

– Может, у вас есть какие-то старые записи, которые следует скопировать?

Естественно, они у него были.

– Ладно, займитесь ими. Если будет что непонятно, спросите меня. Потом. Без моего ведома ничего не править.

– Слушаюсь, господин.

Он по-прежнему не трогался с места. Надоедливая личность.

– Что-то ещё?

– Нет, господин.

Снова долгая пауза. И тут наконец Рус вспомнил.

– Можете идти, – сказал он.

Альбан отдал ему честь, развернулся, перекинул сумку через плечо и зашагал по направлению к госпиталю. Рус затворил дверь, понюхал пиво и решил: всё же лучше выпить воды. Хромая, отправился на кухню за кувшином. У него было ощущение, что усердный Альбан уже к обеду перепишет всё в трёх экземплярах и будет просить у него новую работу. Можно было бы дать ему «Краткий справочник», пусть переписывает. Жаль, что часть книги так до сих пор и не закончена.

Рус как раз выносил кувшин из дома, когда за спиной послышался грохот и топот маленьких лап. Он обернулся. Щенки метались в поисках укрытия. Один из них умудрился вскочить на низенький столик и теперь, стоя на краю, с любопытством смотрел вниз, на осколки чашки и лужу пива на полу.

Рус плотно притворил за собой дверь и, прихрамывая, зашагал по улице к фонтану. Подошёл, нагнулся, сунул под прохладные струи голову.

ГЛАВА 23

Тилла уловила запах свежеиспечённого хлеба. Поплотнее укуталась в одеяло и выглянула из окна, сквозь прутья решётки. Напротив, через улицу, по крыше пекарни расхаживал голубь. Чуть ниже кто-то распахнул одну из створок ставен. В окне пекарни появилась полная женщина, принялась открывать вторую створку. Ставни держались на железных петлях и отворились нехотя, с громким скрипом. Голубь, услышав этот звук, взлетел. Затем снова опустился на крышу и, перебирая тонкими лапками, начал перемещаться ближе к коньку.

Тилла наблюдала за голубем до тех пор, пока оконная рама не скрыла его из виду. Тогда она вернулась в постель, сунула руку под матрас и извлекла длинный железный ключ, который передал ей вчера лекарь. Ей вдруг стало страшно жаль этого лекаря – ещё бы, ни за что ни про что получил удар по голове. Он этого не заслуживал. К тому же он вполне мог и побить её, поскольку вроде бы она является его собственностью.

Но он этого не сделал. Просто счастье, что она не является собственностью этих хамов, которые ворвались к ней вчера в комнату с вполне очевидными намерениями – использовать её для удовлетворения своих низменных нужд.

Вопрос в другом: что делать дальше? Ключ у неё есть. Если раздобыть одежду, если хорошо и много есть, чтобы укрепить силы, если улучить удобный момент – можно и сбежать. Другой вариант: она не будет ничего есть, сведёт тем самым все старания лекаря к нулю – и ещё на шаг приблизит свою смерть. Но много ли чести окажут ей в том, другом мире, когда узнают, что у неё был шанс вырваться на свободу и что она отказалась рискнуть?

Скрип половицы в коридоре подсказал, что к ней идут.

Секунду спустя в дверь тихо постучали. Тилла прижалась лицом к дверной раме, щурясь, посмотрела в щёлочку. Но видно было плохо. Ясно одно – пришелец невысокого роста, а значит, это, скорее всего, женщина.

– Дафна?

Невнятная фигура двинулась и постучала снова.

Тилла вставила ключ в замочную скважину, поставила одну ногу в дюйме от двери, чтобы не дать ей распахнуться до конца, если она увидит, что это не Дафна, и отперла дверь.

– Дафна, – сказала она, впустив девушку, и снова повернула ключ в замке. – Спасибо тебе.

Девушка поставила поднос на скамью.

– Хорошо спала?

Дафна пожала плечами, а потом указала на выпирающий живот. Словно хотела тем самым сказать, что возможности сна с ним ограниченны.

– Когда ждёшь ребёнка?

Девушка снова пожала плечами, демонстрируя, что этот вопрос её не слишком волнует.

– Хозяин дал мне ключ, – сказала Тилла. – А потому я сама решаю, кто ко мне войдёт, а кто – нет. Не хочу пускать сюда тех мужчин. Когда приходишь одна, стучи вот так. – И Тилла показала на подоконнике, как надо стучать: три быстрых коротких удара. – Поняла?

Дафна протянула руку и три раза быстро постучала по дверной панели.

– Это только когда ты одна, ясно?

Дафна кивнула и ткнула пальцем себе в грудь. На секунду Тилле даже показалось, что девушка вот-вот улыбнётся. Но всё испортил злобный окрик снизу: «Дафна!» Служанку звали исполнять её прямые обязанности. Тилла выпустила её, заперла дверь на ключ и присела у скамьи – посмотреть, что ей сегодня принесли на завтрак.

ГЛАВА 24

Внешняя дверь в больничную кухню была, как всегда, подпёрта поленом, чтобы не захлопнулась и могла выпускать жар. Проходя мимо, Рус кивнул поварам, затем приостановился поджечь фитиль лампы от тлеющих в печи углей. Но задерживаться не стал, чтобы избежать расспросов о том, отчего он так ужасно хромает или почему не зашёл через главный вход, как все остальные.

Он выждал, пока коридор опустел, затем прошёл к двери больничного сада. Держа сумку в одной руке и лампу в другой, он умудрился проскользнуть через сад и войти к себе в кабинет, не замеченный ни пациентами, ни коллегами.

Рус затворил за собой дверь, привалился к ней спиной и оглядел кончик большого пальца на ноге. Казалось бы, мелочь, крохотная часть тела, но до чего же невыносимая боль!

Он нашёл огрызок свечи, зажёг. Затем открыл свою заветную сумку и достал самый тонкий из бронзовых скальпелей, который, как обычно, выпал из своей ячейки. Поместил его толстым концом в чернильницу, затем придвинул свечу так, чтобы язычок пламени нагревал заострённый кончик скальпеля.

В ожидании, когда инструмент раскалится, он разулся.

Сандалию оставил на полу, затем оглядел комнату – и отодвинул в сторону стул, стоявший под окном. Процедура предстояла быстрая и несложная. Никакой необходимости в обезболивающих не было. Но и падать со стула или с другой мебели тоже было ни к чему – если дело пойдёт не так гладко, как бывает, когда он делает ту же операцию пациентам.

Рус обернул пальцы тряпицей, чтобы не обжечься, и ухватил скальпель за толстый конец. Потом уселся на пол под окном, вжался спиной в стену. Глубоко, всей грудью, втянул воздух. Затем поднёс остриё к ногтю на большом пальце ступни.

И тут вдруг распахнулась дверь. Скальпель выпал из его пальцев, покатился по полу.

– Рус! – воскликнул Валенс. – Мне сказали, что ты здесь. Чем это ты занимаешься?

Он объяснил.

Валенс осмотрел ступню и даже просветлел лицом. Это сразу же насторожило Руса.

– Хочешь, я сделаю?

– Нет, не надо. Спасибо.

– Можно привести пару ребят? Пусть смотрят и учатся.

Нежелательно, подумал Рус. Но с другой стороны, почему бы нет?

– Как хочешь, – буркнул он в ответ, с трудом поднялся на ноги и снова поднёс кончик скальпеля к огню.

* * *

Вскоре Валенс вернулся с практикантами. То ли он разучился считать, то ли каждый из этих ребят прихватил с собой ещё парочку товарищей.

– Видите, как скопилась под ногтем кровь? – нравоучительным тоном заметил Валенс, а молодые солдаты толпились и толкались, стараясь получше разглядеть почерневший ноготь Руса. – Какие при этом возникают ощущения?

– Болезненные, – проворчал Рус и почувствовал, что весь вспотел.

– Это избыток крови давит на нервные окончания, вызывая боль, – объяснил Валенс. – Такие пальцы можно часто наблюдать на практике. Особенно часто встречаются у плотников. Эй, ты! Да, ты. Передай-ка доктору скальпель.

В углу послышалась какая-то возня. Затем робкий голос спросил:

– А свечу загасить, господин?

– Пока ещё рано, – весело заметил Валенс. – Возможно, одним надрезом тут не обойтись.

Рус, который отчаянно надеялся обойтись всего одним надрезом, пытался убедить себя, что намного больнее ему не станет. Он и всех пациентов своих уверял, что это принесёт немедленное облегчение. Однако теперь думал иначе и не мог долее откладывать страшный момент. Ему протянули скальпель, он зажал его между большим и указательным пальцами руки.

У хватил ручку скальпеля покрепче, поднёс лезвие к тёмному кровоподтёку, что образовался под ногтем, и надавил.

И тут же ахнул – такая волна боли захлестнула всё его существо.

Лоб покрылся мелкими каплями пота. Он ещё крепче ухватил скальпель и продолжал нажимать. Почувствовал запах горелого ногтя, закрыл глаза, стиснул зубы и надавил изо всех сил.

И тут острый кончик скальпеля пронзил плоть. Он вытащил его – и испустил вздох облегчения, глядя, как из-под ногтя сочится тёмная кровь. Боль тотчас же утихла.

Он поднял голову, обозрел побледневшие лица молодых солдат и усмехнулся.

– Спасибо, господа. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Выпроводив практикантов, Валенс сказал:

– Вообще-то ты меня отвлёк. Ведь я приходил не за этим. Меня пригласили на обед.

– Вот как?

Рус протёр палец влажной тряпочкой и подумал: неужели в Британии так редко приглашают на обед, что это является поводом для похвальбы?

– И, – торжественно добавил Валенс, – я решил взять тебя с собой. Хоть ты и зажал пир в честь своего приезда.

ГЛАВА 25

На маленьком обеде, устроенном женой центуриона Рутилия «только для своих», Русу пришлось беседовать с несколькими людьми, которых он не только не знал, но и видел раньше лишь мельком. К тому же пришлось ещё съесть целую кучу изысканно приготовленных блюд, которые разительно отличались от исходных ингредиентов.

Его представили гостям, друзьям хозяев, имена которых он тут же благополучно позабыл. Спасти ситуацию могло только одно – не заговаривать с ними, ждать, когда они начнут первыми.

Позже он расспросит о них Валенса. Валенс знает, как зовут каждого, особенно же хорошо он знаком, разумеется, с двумя хозяйскими дочками. Очевидно, обе они были Рутилии «с чем-то», но, разрази его гром, он никак не мог вспомнить, с чем именно. Младшая, судя по всему, вообще не должна была присутствовать на этом обеде, позвали её в последнюю минуту, когда прибыл второй центурион, доводившийся ей дядей. Как выяснилось, родная его дочь сильно простудилась, а потому прийти не смогла. Валенс, по-видимому, сильно огорчённый этой новостью, воспринял её тем не менее стоически.

Этикет требовал, чтобы гости разместились на заранее отведённых местах, и Рус оказался между пышнотелой и непрерывно хохочущей женой ещё одного центуриона и дочерью Рутилия, которой было лет шестнадцать или около того.

Гай покорно проглотил ещё одну ложку чего-то скользкого и студенистого и подумал, долго ли придётся ждать, когда Валенс напросится навестить дочь второго центуриона. Вокруг соседи по столу оживлённо обменивались мнениями об Адриане, общий смысл которых сводился к тому, что император из него получится просто прекрасный – в основном лишь по той причине, что никто из них не напился достаточно, чтобы осмелиться выразить иную точку зрения. То была образцово-бессмысленная беседа. Рус неоднократно объяснял Клавдии, что именно по этой причине просто терпеть не может званые обеды.

– Не вижу, что в этом плохого – слушать, как люди говорят друг другу приятные вещи. Неужто лучше торчать дома с мрачной миной?

– Ничего я не мрачный. Просто занят всё время.

– Но почему, если ты вечно занят, я должна оставаться дома и чувствовать себя при этом совершенно несчастной?

Как догадывался Рус, родители Клавдии оказали в своё время своей любимой дочурке медвежью услугу. Они не научили её ни своим примером, ни внушением таких понятий, как «послушание» и «долг».

Очевидно, у хозяев дома назревали те же проблемы с Рутилией-младшей, когда ей стукнет лет тринадцать-четырнадцать. Если, конечно, не принять вовремя нужные меры. К моменту, когда пышная супруга центуриона перешла от громогласных восхищений императором к столь же пылкому одобрению сервировки и убранства столовой, Рутилия-младшая приложилась к кувшину с вином уже в третий раз. Раб, подносивший ей его, видимо, не смел отказать.

Рус слизнул с пальцев мясную подливку и только тут сообразил, что к нему обращается хозяйка дома.

– Простите?..

– Я говорю, вам, похоже, понравился наш ореховый соус для оленины, господин медикус?

– Да, просто великолепный, – кивнул Рус и ничуть не покривил при этом душой.

– Тогда я пришлю вам рецепт.

Он поблагодарил её, а сам про себя подумал, что за соус могут соорудить два доктора, не способные сварить себе на завтрак даже пару яиц. Сидевший напротив Валенс поймал его взгляд и усмехнулся.

Толстушка, всё время подпирающая подбородок рукой, чтобы скрыть жировые складки, всеми своими телесами подалась вперёд и уставилась на Руса. Он сразу определил, что она близорука.

– Долго ли вы уже в Британии?

– Две недели, – ответил Рус.

Женщина явно ждала продолжения. Рус чувствовал, что должен чем-то дополнить этот ответ, поддержать завязавшийся разговор хотя бы из вежливости. Но в голову ничего не приходило, ведь ответ был дан прямой и исчерпывающий. Ещё одна из причин, по которой он не любил званые обеды. Клавдия же твердила, что посещение их пойдёт ему только на пользу. («Ты должен как-то продвигаться по службе, Гай! А как ты будешь продвигаться, если не желаешь встречаться с нужными людьми?») И не уставала сетовать на то, что всему виной отказ Руса вести легкомысленные беседы с этими самыми нужными людьми. Тут вдруг в голову пришла спасительная мысль ответить на вопрос дамы тем же вопросом.

– Ну и как она вам?

Он замялся. Британия – отсталая, примитивная, неразвитая страна, где царит вечная сырость. Но почему-то большинство этих людей выбрали её местом службы.

– О, здесь довольно интересно, – ответил он.

– А наша мама вовсе не считает, что интересно, – раздался свежий юный голосок. – Наша мама говорит, что здесь задворки империи.

– Рутилия Паула! – Женщина вскинула голову и недовольно покосилась на дочь. В свете лампы сверкнули её серьги.

Затем она вновь обратилась к Русу:

– Ну а что вы думаете о местных, доктор?

– Ещё не успел близко познакомиться с ними, – дипломатично ответил Рус и благоразумно не стал упоминать тот факт, что уже является владельцем одной из представительниц местного населения.

– Вы женаты? – спросила вдруг Рутилия Паула.

– Разведён, – коротко бросил Рус.

От внимания его не укрылось, как Рутилия-старшая пнула младшую сестру носком синей сандалии. А мать укоризненно заметила:

– Паула, дорогая, я тебя умоляю!

Затем мамаша обратилась к Русу:

– Прошу прощения, доктор. Так что вы говорили?

Рус покачал головой.

– Я уже всё сказал.

Рутилия Паула, очевидно, вдохновлённая его ответом, спросила:

– Это правда, что вы приплыли сюда из Африки, весь ваш багаж сожрали муравьи и вы остались совсем нищим?

Мать громко и строго заметила:

– Не нахожу, что эта тема представляет интерес.

– Они ужасно примитивны, жестоки и суеверны, – вмешалась дама с подбородками. – Запихивают своих врагов в огромные чучела, сложенные из дров и палок, и сжигают их живьём, вот так.

– Ничего подобного, теперь они оставили это занятие, – сказал её муж. – Мы положили конец всему этому безобразию.

– Надеюсь, что так, – вздохнула жена.

– Они ужасно воинственны и склонны к кровопролитию, – сказал муж. – Половину времени приходится тратить на то, чтобы погасить междоусобные раздоры и войны.

– И ещё они не хотят платить налоги, – вмешался Рутилий. – А если возникает опасность, полагаются исключительно на нас.

Рус сообразил, что речь идёт о местном населении.

– И что же, часто она возникает, эта опасность? – поинтересовался он.

– Южные племена вызывают теперь куда меньше беспокойства, – сказал второй центурион. – А вот горцы... Словом, чем выше живут, тем агрессивнее.

– И ещё они такие чудовищно грязные.

К облегчению Руса, после упоминания о грязи беседа свернула в другое русло: все принялись обсуждать животрепещущий вопрос о том, что восстановление терм форта ведётся преступно медленно, а также о том, кто в этом виноват. Пока искали виновного или виновных, Валенс заметил, обращаясь к хозяйке дома, насколько приятнее проводить время с людьми, никак не связанными с медициной.

– Большинство людей почему-то считает, что мы непременно отравим их или разрежем на мелкие кусочки, – сказал он. – Думаю, дело кончится тем, что мы будем коротать свободное время только в обществе людей своей профессии. – Он покосился на Руса. – За исключением тех, разумеется, кто вообще не склонен к общению.

– Так вы что, ещё один из этих госпитальных? – спросил вдруг второй центурион и уставился на Валенса сквозь пар, поднимающийся от жаркого из птицы.

Что это за птица, было непонятно. Утка? Огромная курица? А может, небольшой гусь?.. Название объявили перед подачей блюда на стол, но внимание Руса отвлекла Рутилия-старшая, хлопнувшая сестру по руке, когда та потянулась к кувшину с вином.

– Да, – кивнул Валенс. – Поэтому и ломаю голову над этим вопросом.

– Сам никогда не верил докторам, – проворчал второй центурион. – Сборище тупоголовых шарлатанов.

Валенс печально и многозначительно кивнул, точно соглашаясь с этим его утверждением:

– Да, люди этой профессии требуют особого контроля.

– Вот именно! – подхватил второй центурион. – Это они доконали моего отца. А всего-то и болезни было, что кашлял немного. Мог и до восьмидесяти дожить вполне свободно. А эта шатия-братия только и знала, что пускать ему кровь, а потом окончательно заморила всякими там идиотскими диетами и компрессами. Вот бедняга через неделю и скончался.

Тут вдруг Рутилия-младшая захихикала.

– Да, не повезло, – сочувственно заметил Валенс.

– Вот и они тоже так говорили.

– Маркус, – вмешалась хозяйка, – разве ты забыл, как замечательно относился доктор Валенс к Аулюсу, когда тот заболел? Не правда ли, Аулюс?

Аулюс Рутилий что-то невнятно хмыкнул в знак согласия.

– Нам очень повезло, что удалось заполучить в госпиталь его и доктора Руса. Трудятся не покладая рук дни и ночи напролёт.

– Нам будет куда легче, когда вернётся эн гэ, – заметил Рус.

Полная матрона недоумённо вскинула брови.

– Начальник госпиталя, – объяснил ей Валенс. – Он в долгосрочном отпуске по болезни.

Второй центурион насмешливо фыркнул, и Валенс поспешил добавить:

– Если честно, то он вряд ли вообще вернётся.

Рутилия Паула зашептала на ухо сестре:

– Это что, тот волосатый старикашка с ужасно холодными руками?

– Да замолчи ты! – прошипела в ответ сестра.

Рутилий подозвал рабыню с резкими заострёнными чертами лица, что-то тихо сказал ей. Пышнотелая гостья заметила:

– Уверена, что любой из вас мог бы стать прекрасным начальником госпиталя.

Валенс взглянул на Руса и усмехнулся.

– Вот-вот, один из нас, это точно, – согласился он. – Изумительно вкусная утка, просто потрясающая. Кстати, вспомнил. Кто-нибудь из вас знает, где можно нанять приличную повариху?

Ни у одного из гостей подходящей кандидатуры не нашлось.

– Здесь невероятно трудно раздобыть хорошую прислугу, – сочувственно заметила дама с подбородками.

– Давненько мы так вкусно не ели, – сказал Валенс. – Когда не на дежурстве, пытаемся перехватить что-то в городе, но никогда не знаешь, что тебе подадут в этих местных заведениях. На днях я едва не умер, отравился устрицами.

Высказывание вызвало живейший интерес гостей, и Валенс, вдохновлённый им, принялся повествовать о воздействии устриц на его здоровье в таких деталях и подробностях, что причина, по которой люди обычно избегают общаться с врачами на званых обедах, стала очевидной. Рус отпил большой глоток вина, щедро разбавленного водой, и уже взмолился про себя, чтобы его вызвали в госпиталь по какому-нибудь неотложному делу, как вдруг услышал звонкий голосок Паулы:

– А может, ту девушку, выловленную из реки, убили именно с помощью отравленных устриц?

Рутилий многозначительно покосился на жену, а сестра Паулы заметила:

– Не говори глупостей. Её же задушили.

Не успели гости как-то отреагировать на эту фразу, как жена Рутилия весело сказала:

– Ну всё, девочки! Было очень приятно видеть вас за обедом, однако пора и...

– А правда, что она была совсем лысая?

– Пора в постель, – продолжила мамаша и сделала знак рабыне. – Атия проводит вас в спальню.

Остролицая женщина шагнула к столу, и Рус услышал, как старшая сестра злобно прошипела младшей:

– Всё из-за тебя!

– Милые, очаровательные девочки! – заметила дама с подбородками, когда сёстры вышли из комнаты.

– Гм, – скептически хмыкнул отец. – Вот только дисциплина им не повредит. – Он обернулся к Русу. – Вы уж простите глупышку Паулу. Повторяет разные нелепые сплетни.