Текст книги "Медикус и пропавшие танцовщицы"

Автор книги: Рут Дауни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Ему удалось отправить Клавдию в безопасное место, за город, вместе с друзьями. А сам он отправился в ближайшие казармы, полагая, что военные наверняка пошлют в город спасательные отряды.

Буквально через несколько минут после того, как он пустился в путь, землетрясение началось снова. И Рус бросился на землю, закрыл руками голову, лелея надежду, что его Клавдия находится сейчас где-то на открытой местности.

Толчки прекратились. С минуту кругом царила тишина, если не считать зловещего поскрипывания зданий и грохота отдельных камней. Рус поднял голову. Какой-то человек окликал его. И находился он где-то рядом.

Никто другой, наверное, и не расслышал бы этого голоса, поскольку зов исходил из частично уцелевшего красивого здания с архитектурными излишествами. Щурясь от пыли и зажимая одной рукой нос, Гай пробирался через руины. На единственную дверь, которую удалось найти, видимо, упала целая стена, но в конце концов Рус нашёл маленькое окошко и протиснулся в него.

В комнате пахло горелым маслом. Через трещины в некогда великолепной настенной росписи просачивался чёрный дым. На полу неподвижно застыло тело мужчины в дорогой одежде. На голову ему упал тяжёлый комод, и из-под тела вытекал ручеёк крови.

– Сюда! – крикнул голос. – Под столом!

Сквозь дым и пыль Рус разглядел угол стола, заваленного кирпичом и штукатуркой. Он осторожно, стараясь не обрушить остальную часть стены, подобрался к тёмной нише под столом и увидел там скорчившуюся и серую от пыли фигуру. Человек ухватил протянутую руку и забормотал слова благодарности, но тут пол угрожающе качнуло.

– Вперёд! – взвыл Рус.

Он рывком выдернул мужчину из-под стола и увлёк за собой. Быстро перебежав заваленную мусором комнату, они бросились к спасительному окошку. Рус помог пострадавшему выбраться, затем вылез сам.

В ту же секунду оставленный ими дом издал, как показалось Русу, протяжный жалобный стон – и обрушился уже весь, до основания. Они остановились и смотрели на него в полном оцепенении, кругом вздымались тучи пыли. И вдруг тишину пронзил возглас:

– Император! О, господин мой! Какое счастье! Вы в безопасности! – И какой-то мужчина упал на колени к ногам человека, которого только что спас Рус.

Тот нагнулся и помог мужчине встать, по-прежнему не сводя глаз с руин, под которыми мог бы остаться погребённым. Только тут Гай сообразил, почему лицо этого человека показалось ему таким знакомым. Получалось, он только что спас самого императора Траяна.

Землетрясение продолжалось ещё несколько дней и ночей, появились новые жертвы – в основном среди тех, кто пытался извлечь людей из-под развалин. Рус боролся за жизнь умирающих, делал операции раненым, без должных инструментов, без воды, без сна. И обращаться за советом тоже было не к кому. А меж тем росли и ширились тревожные слухи. Что стихийному бедствию подверглась вся страна, но пострадали только города, а те, кто находился в деревне, уцелели; что армия использует слонов для расчистки уличных завалов; что началась эпидемия чумы; что Антиохия и его жители наказаны богами за грехи; что человек, раздавленный каменной плитой, вдруг волшебным образом ожил. Ходили также слухи о некоем таинственном существе – наверняка то был один из богов, – спасшем императора Траяна от верной гибели. Русу и в голову не приходило объяснять, что именно он был тем самым таинственным спасителем. Услышав об этом «чуде», он впервые за многие дни смеялся от души.

Однако Клавдия, с которой он всё же поделился информацией, позже утверждала, что то была одна из причин, по какой она рассталась с мужем. Начиналось всё так: «Как ты мог бросить меня во время землетрясения?» А заканчивалось: «Тебе выпал уникальный шанс выпросить у императора хоть что-то для себя и своей семьи, а ты и пальцем пошевелить не пожелал!»

Через три недели после отъезда Клавдии Гай решил начать жизнь заново и оправился вместе с легионом в Африку. Теперь же он смотрел на жалкие остатки своей мебели и думал, что, пожалуй, жена была права.

* * *

Вернулся Валенс и привёл с собой некое странное и весьма неряшливое существо, которое, очевидно, тратило все свои деньги на татуировки, так что на мытье у него ничего не оставалось.

– Стало быть, и дальше собираешься спать на свободной постели? – спросил Валенс.

Татуированный отодвинул в сторону корзину и столик, подхватил оба сундука разом и потащил их по причалу.

Рус взял стул.

– Там видно будет, разберёмся.

Валенс взял стол за ножки, перевернул и поднял над головой.

– За доставку и погрузку здесь дерут совершенно безбожно, – заметил он. – Полагаю, нам стоит бросить это никчёмное занятие – медицину – и устроиться грузчиками.

Они дошли до конца причала. Сундуки уже погрузили в грязную телегу, из которой жутко воняло протухшей рыбой.

Валенс брезгливо поморщился и отошёл от телеги.

– А ты правду говорил об этих термитах?

– Если они и есть, то скоро передохнут от этого запаха, – ответил Рус.

– Ты, я смотрю, не в настроении. Неприятности?

Гай наблюдал за тем, как возница обвязывает верёвками остатки его мебели.

– Нет-нет, всё в порядке, – ответил он после паузы.

– Здесь, конечно, ничего хорошего не купишь. Но можно найти пару толковых плотников и заказать им хороший гарнитур для столовой.

– Для этого дома?

– Нет, конечно нет. Я ведь уже, кажется, говорил: его собираются снести. Ещё две недели назад собирались. Для моих новых комнат. Которые получу, когда меня назначат старшим лекарем.

– Так он точно не вернётся? – спросил Рус.

Было ясно: никакие горячие источники не смогут омолодить нынешнего старшего легионного врача. Но пока что о его отставке официально объявлено не было.

– Да он уже давно должен был уйти, – сказал Валенс. – Я даже оказал ему большую любезность. Отослал весь его багаж, чтобы старику не пришлось тащиться сюда за ним.

– Ас чего ты взял, что именно тебя назначат на эту должность?

– Почему бы нет?

– Да хотя бы потому, что могут выбрать меня.

– Ерунда!

– И опыт боевой у меня имеется.

– Но ты же никого ещё здесь не знаешь, Рус. К тому же и деньги тебе не так нужны, как мне.

– С чего это ты взял?

– Разве ты не должен получить отцовское наследство? Разве ты не старший в семье сын?

– А расходы, ты о них подумал? – заметил Рус. – Знаешь, как дорого обходятся сейчас похороны?

– К тому же ему принадлежат земли в Галлии, или я не прав?

– Там всем заправляет брат. Семья большая, ферма должна прокормить всех.

– А ну, пошла! – крикнул возница и ударил одну из лошадей длинной палкой.

Телега со скрипом тронулась. Они начали подниматься в гору.

– Знаешь, кто тебе нужен? – спросил Валенс. – Богатая вдовушка!

Рус прибавил вдовушку к списку вещей, владеть которыми вовсе не обязательно. И не стал объяснять Валенсу, что новая должность необходима ему не только из-за денег и возможности обзавестись частными пациентами, но ещё и потому, что она давала время и покой, столь необходимые ему для занятий писательством. Теперь он жил на краю света, в глуши, где не было ни землетрясений, ни докучливых членов семьи, ни бывшей жены, которая только и знала, что отвлекать его разной ерундой. И он надеялся завершить работу, которую начал и уже несколько раз бросал. Труд: «Гай Петрий Рус. Краткий справочник по оказанию первой помощи в военно-полевых условиях». Это непременно будет очень подробная и полезная книга и в то же время компактная, чтобы можно было переписать её на небольшие свитки, какие может носить при себе каждый солдат. Да, копирование – штука дорогая, но когда копии распродадутся, труд Гая окупится вдвойне. Отчасти – деньгами, отчасти – спасёнными жизнями и конечностями, он был в этом уверен. И тут ему была совершенно ни к чему помощь Валенса, большого мастака давать советы или, что ещё хуже, вполне способного украсть идею.

– Я вроде бы тебе уже говорил, – не унимался меж тем Валенс. – Собираюсь сделать предложение дочери второго центуриона.

– А она что, богатая вдова?

– О боги, нет конечно! Ей всего шестнадцать. В общем, довольно симпатичная, особенно с учётом того, как выглядит её отец.

Как бы там ни выглядел второй центурион, он, должно быть, несколько лет просидел на хорошем жалованье, до того как его назначили командовать центурией. И наверняка человек состоятельный.

– Единственный ребёнок в семье, насколько я понимаю? – осведомился Рус.

Валенс усмехнулся.

– Знаешь, развод превратил тебя в циника, друг мой.

– Не развод, – поправил его Гай. – Брак.

ГЛАВА 9

Рус лежал в темноте и слушал, как шебуршат мыши в столовой, как стучит когтями по полу собака. К этим звукам примешивались и другие. Тихое попискивание, потрескивание, шорох – затем наступала полная тишина. Вскоре её нарушил звук трубы: стража возвещала о том, что наступила третья смена; жалобно заскрипела кровать, на которой он заворочался. И Рус поклялся убраться из этого сумасшедшего дома при первой же возможности.

Ко времени, когда он проснулся снова, Валенс уже ушёл на дежурство. В доме стояла тишина. Надо позавтракать и сходить в термы (позже на это может не найтись времени), а потом засесть за работу, поскольку он совершенно запустил свой труд.

Гай прошёл на кухню, разломил пополам хлеб, взял кусочек сыра, который остался на столе. Со вздохом облегчения он отметил, что на сей раз мыши не оставили здесь помёта. Затем он покосился на маленькую коробочку на подоконнике и увидел, что коллекция Валенса изрядно пополнилась. Рус, позабыв о еде, прошёл к себе в комнату, надел верхнюю тунику и отправился в госпиталь проведать свою пациентку.

Девушка ещё спала. Он не стал будить её. Валенс посмотрит рану во время обхода остальных страдальцев.

Над входом в термы, выстроенные ещё первыми ступившими на землю Британии легионерами, красовалась выведенная мелом надпись: «Закрыто на реставрацию». Что и понятно, ведь здание было очень старое. Но примерно половину строителей отозвали на какие-то более важные работы по сооружению оборонительных укреплений. Остальные явно не собирались надрываться. Высота сорняков вокруг опор строительных лесов подсказала Русу, что пройдёт ещё немало недель, прежде чем они примутся за починку крыши госпиталя. Пройдут месяцы, прежде чем они снесут старый дом центуриона, в котором он теперь живёт и который удалось отстоять Валенсу – по крайней мере, до тех пор, пока соседний барак не снесут тоже и не подготовят строительную площадку для возведения более пристойного жилища. Вся эта перестройка ещё даже не начиналась. Открытие терм – дело, конечно, более важное и срочное, но в этом месяце такого точно не случится. Не говоря уже о сегодняшнем утре.

О том, чтобы зайти в госпитальную баню, не могло быть и речи. Одна мысль о том, что он, голый и беззащитный, окажется в целой толпе пациентов, обсуждающих и демонстрирующих свои болячки, приводила в содрогание. Нет, он пойдёт в общественные бани. Ещё рано, толпы там быть не должно. И никакие рабыни, пострадавшие от плохого обращения, тоже отвлекать не будут. И он выйдет оттуда чистый, свежий, полный сил продолжать написание «Краткого справочника по оказанию первой помощи в военно-полевых условиях».

Однако прежде надо хорошо позавтракать. Разочарование, постигшее его в ближайших лавках, подсказало, что стоит заглянуть в пекарню напротив заведения Мерулы. Протягивая деньги, Рус с наслаждением вдыхал аромат свежеиспечённого хлеба. Он переломил булочку надвое, корочка аппетитно хрустнула. От свежей выпечки в прохладный утренний воздух поднимался пар. Гай уселся на скамью, привалился к спинке, вытянул ноги и с наслаждением набил свежим хлебом рот.

На улицах было тихо, как обычно в столь ранний час, настолько тихо, что изредка со стороны плаца были слышны отрывистые слова команд: там проходили ежедневную муштру легионеры.

Это просто счастье, что его имя не появилось в списках тренировочной роты. Впрочем, упущение наверняка заметит по возвращении главный управляющий.

В пекарню зашли с корзинами две женщины. По улице прошёл совсем маленький мальчик, он толкал перед собой тачку, полную яблок. Наседка раздражённо заквохтала, когда хозяйка отворила дверь и прогнала её с тёплого места. Женщина вынесла метлу, принялась подметать крыльцо. Ставни на окнах дома, что на другой стороне улицы, были ещё закрыты. Гай рассеянно рассматривал надписи, сделанные углём прямо на побелённых стенах заведения Мерулы.

В одном месте были изображены чаша и кувшин, а внизу давно выцветшими буквами были выведены надписи: «Лучшая еда в Деве» и «Прекрасные вина, низкие цены». Видимо, относительно недавно надписи пытались освежить, но дожди быстро смыли уголь. Рус ничуть не удивился, увидев чуть ниже имя Софии под другой надписью, возвещавшей: «Красивые девушки!» Надпись была совсем свежая и ярко выделялась на общем фоне. Эйселина и Ирен, очевидно, выбыли, потому как их имена были замазаны; впрочем, буквы всё равно проступали, разглядеть было можно. Мариам и Хлоя значились в списке, а вот нервной беременной Дафны там не было. Рядом с именами посетители не поленились приписать комментарии. В большинстве своём – вполне предсказуемые. Рядом с именем Хлои красовалось всего одно слово: «Сладкая!» Надпись рядом с Софией пытались стереть, однако различить два слова всё же было можно. «Заносчивая сучка».

Пожилой одноногий мужчина двигался к пекарне на костылях, как-то умудряясь сохранять равновесие, несмотря на перекинутый через плечо тяжёлый мешок. Заметив интерес Руса к надписям, он насмешливо фыркнул:

– Рано пришли. Видать, невтерпёж, господин?

Рус отвернулся, но грубиян продолжал хохотать, а потом ткнул пальцем в ещё одну надпись: «Девушки не поднимаются, пока не придёт время ложиться в постель!»

Последнее, чего хотелось Русу этим утром, так это тесного общения с такими девушками, как впрочем, и с женским полом вообще.

Он уже собрался уходить, когда из-за угла вывернулась ещё одна тележка. Её толкал перед собой мужчина в тунике, испачканной краской. Поравнявшись с заведением Мерулы, он остановился, достал какую-то коробку и положил перед ставнями.

– Не поднимаются, пока не придёт время ложиться в постельку, вон оно как! – выкрикнул одноногий. Видно, на тот случай, если кто-то вдруг не заметил этой приписки. И, донельзя довольный собой, заковылял дальше.

Рус снова уселся на скамью. По непонятной причине ему хотелось увидеть, как имя мёртвой девушки вычеркнут из списка.

Маляр достал из коробки тряпку и принялся стирать слово «София» и приписку, что красовалась с ним рядом. Затем отступил на шаг и обозрел плоды своего труда.

Рус поднялся и приблизился к нему.

– Надо полностью закрасить это имя, а не стирать. Чтобы ничего не было видно.

Маляр щурясь смотрел на стену.

– «Мариам кусается», – прочёл он вслух.

Затем приблизился и начал стирать и эти слова тряпкой.

– С этим народцем без работы не останусь. Не могут, видно, удержать своих девушек.

Он наклонился над коробкой и извлёк кисть. Затем затеребил пальцами серебряный амулет в виде фаллоса, что свисал с цепочки на шее. Потом макнул кисть в краску и одним махом превратил имя София в белую полоску, ярко выделяющуюся на фоне уже посеревшей от непогоды стены.

– Не повезло бедняжке, вот что я тебе скажу, – заметил он. – Хотя и другую тоже вполне могли прикончить.

– Какую другую?

– Ну, ту, что сбежала с моряком. – Он протянул руку и стал ещё гуще замазывать белилами надпись «Эйселина». – Уже никогда не вернётся.

– Сдаётся мне, я видел человека, который её знал, – заметил Рус. До сих пор ему просто в голову не приходило, что пропавшая подружка сторожа могла работать в таком месте.

Мужчина усмехнулся.

– Да, здесь такие не редкость.

Эйселина, по всей видимости, успела обзавестись немалым числом поклонников, и невезучий сторож явно не стоял во главе этого списка.

Маляр снова отошёл и щурясь осмотрел стену.

– Прямо как лоскутное одеяло. Сколько раз им говорил, что надобно всё заново перекрасить, но эта дамочка ох как не любит расставаться с денежками. А ты, стало быть, знал эту Софию?

– Нет.

– Здесь происходит что-то странное, вот что я тебе скажу. Недаром у неё было предчувствие.

Рус, проведший большую часть профессиональной жизни в борьбе с суевериями, не мог удержаться и не спросить:

– С чего это ты взял?

– Вообще-то тогда я значения не придал, но как-то раз работал тут, а она высунулась из двери, взглянула на меня и говорит сахарным своим голоском: «А ты меня неправильно написал». Ну, тут я посмотрел и вижу – действительно. Вместо одного два «эф». Я поправил, тут она и говорит: «Впрочем, не важно. Мог бы и не поправлять. Я всё равно здесь ненадолго».

Маляр снова прикоснулся к своему талисману, затем достал кисть и провёл по стене. Рус присмотрелся. Имя София было написано правильно, с одним «эф». И от прикосновения кисти стало ещё незаметнее.

– И всё равно я сделал как следует, – добавил маляр. – Я человек добросовестный, особенно что касается работы. – Он сунул кисть в горшочек с краской. – Хотя, конечно, мог бы и не беспокоиться.

Он взял кусок угля.

– Надобно маленько развеселить людей, – и рядом с тем местом, где слабо вырисовывалась надпись «Мариам кусается», вывел крупными буквами: НОВАЯ ПОВАРИХА. – Мерула сказала, что это надо написать большими буквами, – пояснил он. – Чтобы все видели и знали. Хочет восстановить честное имя после той истории с устрицами.

– Так она что же, уволила прежнюю повариху? – спросил Рус.

– Да. Велела ей собрать вещички и отправила к работорговцу. Ещё хорошо, что тот врач не умер, иначе бы ей несдобровать.

– И много ещё народу отравилось?

– Да только один, – ответил маляр. А затем, сосредоточенно хмурясь, ещё раз очертил букву Н, чтобы была ярче. – Ей ещё повезло, вот что я тебе скажу.

– Но тому доктору не повезло.

– Да, так говорят, – задумчиво протянул маляр. – Хотя вообще-то странно, что только он один отравился. Ладно, будем надеяться, этого больше не случится. Как-никак новая повариха...

ГЛАВА 10

День выдался непростой, одна неудача и нелепость следовала за другой. Добравшись до терм, Рус перепутал женскую половину с мужской и довольно долго простоял у дверей. («Женщины только до шести, господин, вон же, на двери написано...») Днём к нему прислали сигнальщика, парень не заметил какого-то препятствия, споткнулся и упал, и теперь рану на голове надо было зашивать. Раздражённый тем, что пациент старательно избегает встретиться с ним взглядом, Рус после обработки раны настоял на проверке зрения. И через несколько секунд обнаружил не только прогрессирующую катаракту на обоих глазах, но и то, что несчастный старательно и ловко скрывал этот факт от своих сослуживцев. Плохое зрение – это конец карьеры для любого солдата. А сигнальщик с прогрессирующей катарактой – это уж слишком, полным инвалидом он мог стать очень скоро.

– Да я нормально справляюсь с работой, господин.

– Вот как? – Рус указал на прикреплённый к стене в дальнем конце комнаты пергамент. – А ну, прочти, что там написано.

Мужчина поднял голову и посмотрел, но совсем не туда, куда указывал Рус, а влево, на пустую стену. Потом слегка склонил голову набок, пробуя присмотреться периферическим зрением.

– Освещение тут у вас слабовато.

Рус промолчал. Мужчина обхватил забинтованную голову руками.

– Моя девушка думает, это болезнь, – пробормотал он, – и что я скоро поправлюсь.

– Ну а другим врачам ты показывался?

Сигнальщик отрицательно помотал головой.

– Как-то не было нужды, – ответил он. – С моим отцом произошло в точности то же самое.

Тут у Руса возникла идея, но он решил пока что не обнадёживать парня. Просто сказал:

– Мне надо посоветоваться с коллегой.

Сигнальщик горько рассмеялся.

– А он что, умеет творить чудеса? Потому как, если умеет, можете сказать ему, что у меня на содержании двухлетний ребёнок. И ещё моя подружка беременна.

– Ну а другие члены семьи имеются? – спросил Гай.

– С моей стороны больше никого. А её родственники хотят, чтобы я продвигался по службе. Только тогда разрешат нам пожениться. – Он выдержал многозначительную паузу, как бы подчёркивая иронию сказанного. Теперь понятно, что никакое продвижение его не ждёт, что его освободят от службы по медицинским показаниям, а заодно освободят тем самым и от брачных уз. Он поднял на Гая глаза. – Нам очень нужны деньги, доктор. Не могли бы вы... Ну, не говорить об этом никому, хотя бы некоторое время?

Рус нахмурился.

– А что, если тебя отправят на поле боя? Ведь там ты будешь представлять не меньшую опасность для нас, чем враг.

– Ну, до сих пор как-то справлялся со службой.

– И кто же, интересно, тебя прикрывал?

Сигнальщик не ответил.

И вот, после некоторого размышления, Рус сказал:

– Ты получил серьёзную травму. Повреждение головы. Не мешало бы понаблюдать за тобой пару дней.

И он оставил сигнальщика в госпитале. Затем занялся осмотром других пациентов и, закончив его, сел писать письмо врачу, специалисту по глазным болезням, с которым познакомился на корабле. Особой уверенности в том, что тот откликнется на просьбу, у Гая, конечно, не было. Даже если тот согласится осмотреть больного, затем потребуется сложное хирургическое вмешательство, и вовсе не факт, что оно закончится успешно как для пациента, так и для лекаря. Мало того, могут возникнуть опасные осложнения, и вмешательство только ускорит наступление слепоты.

По пути к дому Рус какое-то время наблюдал за рабочими, занятыми починкой крыши терм. И внезапно страшно пожалел о том, что не выбрал специальность, где любую оплошность можно исправить с помощью молотка или лопаты белой глины.

Он уже сворачивал за угол, как вдруг кто-то окликнул его сзади:

– Господин?

Рус остановился. За ним спешил один из больничных санитаров.

– Вас там очень ждут, господин!

– Валенс сейчас на дежурстве, – ответил Рус, лелеявший надежду заняться наконец своей книгой.

– Нет, господин, нужны именно вы.

– Кому это я понадобился?

– Второму центуриону, господин. Вы должны явиться к нему, и немедленно.