Текст книги "Медикус и пропавшие танцовщицы"

Автор книги: Рут Дауни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 45

Тяжёлая дверь захлопнулась, задвижка со стуком защёлкнулась.

Рус вышел из госпиталя и увидел, что ночное небо очистилось от облаков. Проходя мимо дома легата, Рус кивнул охраннику. Сам легат был в отъезде, но семья его мирно спала в доме за высокой оградой. В моменты слабости Рус завидовал мужчинам, живущим в браке. Каждый вечер они приходили домой, где их ждал вкусный горячий ужин и ласки жены, согревающей постель. В такие моменты он, чтобы уж совсем не впадать в отчаяние, старался представить, что на месте этой жены находится его Клавдия. Сегодня причин для зависти у него не было. Он и сам возвращается в тёплый дом, к горячей вкусной еде. Нет, в постели его никто не ждёт, он велел девушке занять комнату Валенса. Но и в этом тоже есть свои преимущества. По крайней мере, никто не будет пилить его с утра пораньше.

«На свете великое множество вещей, совершенно не нужных человеку».

Он зябко поёжился и прибавил шагу.

В доме было тепло, но встречать его выбежали только собаки. Очевидно, рабыня уже улеглась спать. Он поднял лампу, которую оставил у двери, и принюхался. Что это? Утечка масла? Или луком пахнет? Сложно сказать. Он внёс лампу в кухню. Освободил уголок стола, поставил деревянную миску, рядом положил ложку и кусок хлеба, который прятал от мышей в коробке, придавив крышку камнем. И приготовился насладиться своей первой домашней трапезой в Британии.

Суп был еле тёплый.

И совершенно безвкусный.

Он откусил хлеба и решил попробовать ещё раз.

Ложка наткнулась на что-то округлое и твёрдое. А потом он заметил, что с неё свисают какие-то мягкие волокна. Рус осторожно поднёс ложку к лампе, чтобы рассмотреть получше, и увидел в желтоватом свете неочищенную морковку с ботвой. Гай Петрий Рус тяжело вздохнул и отставил в сторону миску. Он один, по-прежнему совсем один в этой варварской стране.

ГЛАВА 46

Дверь в спальню была открыта. Она вошла, тихонько напевая для храбрости. Глаза настороженно осматривали пол, на всякий случай она выставила перед собой метлу. Удовлетворённая тем, что пол чист, она, неуклюже ступая в огромных сандалиях медикуса, крутанулась вокруг своей оси и плюхнулась на кровать, высоко задрав ноги с соскальзывающими с них сандалиями. Потом, уложив сандалии и метлу на кровать, стала ползать по матрасу на коленях и, опустив голову, смотреть вниз. Она проверяла, не свисают ли на пол покрывала. И вот, убедившись, что всё в порядке, Тилла взглянула на застывшую в дверях собаку и спросила:

– Ну что, ты готова?

* * *

Медикус велел ей спать в этой комнате. То была спальня другого доктора, весёлого и дружелюбного, который куда-то уехал.

Спала она плохо. Поначалу лежала в кровати, вся напряжённая, прислушиваясь к каждому звуку. Ждала, не идёт ли доктор, а когда тот пришёл, опасалась, что он ляжет с ней, просто потому, что он мужчина. Или побьёт её, потому что никакая она не повариха. Или же – и то и другое.

Но вместо тяжёлых шагов медикуса она вдруг услышала мягкое постукивание чьих-то лапок по полу. Возможно, ей просто показалось, от страха. Однако стоило шевельнуться – и странные звуки тотчас стихали. А потом, когда она начинала засыпать, слышались снова. Затем вдруг раздался тонкий писк. Страх, возможно, и может топать по полу – но не пищать же! И вот девушка продолжала прислушиваться, ворочаясь в постели через короткие интервалы, перекатываясь с боку на бок, дрыгая ногами или тяжко вздыхая... А потом вдруг пропела труба ночной стражи. Этот звук она слышала ещё в госпитале бессонными ночами, когда невыносимо болела рука. И Тилла пыталась урезонить себя, успокоить мыслью, что в каждом доме живут мыши. От мышей ещё никто не умирал. Она выросла в доме, где мыши пробирались через щели в стенах и устраивали гнёзда под застрехой. Ночами она слышала, как они шуршат там, в соломе, грызут доски, расчищая себе путь, и, укрывшись одеялом с головой, засыпала, зная, что Брэн защитит её. Но Брэн мёртв, а собаки в этом доме не слишком расторопны. Даже римляне, со всей своей организованностью и цивилизацией, не смогли победить мышей.

Медикус пришёл домой среди ночи. Тилла увидела, как под дверью возникла и тут же исчезла полоска света – это он пронёс лампу на кухню. Однако пробыл он там совсем недолго. Услышав, как скрипнула дверь в его спальню, она досчитала до десяти, потрясла одеялом, чтобы распугать мышей по углам, и, встав, на цыпочках прокралась в гостиную, где собака заняла единственную кушетку. Толчками Тилле удалось немного сдвинуть её с места и прикорнуть рядом. Она прижалась к тёплому мохнатому боку, продолжая дивиться странностям римлян.

Когда её впервые внесли в этот дом, до того как поселить у Мерулы, она была слишком слаба, чтобы что-то замечать и делать какие-то выводы. Лишь заметила, что пахнет в этом доме скверно и кругом беспорядок. Тилла решила, что служанка слишком ленива, отсутствует, а может, просто больна. Позже она с удивлением узнала, что никакой служанки, кроме неё, здесь нет. Выяснилось, что, несмотря на всё богатство и могущество империи, римские доктора живут в бедности.

Лекари, пользовавшие её семью, жили куда лучше. Мама дарила им подарки. Посылала яйца или кур. Горшочек мёда. Шаль. Целого козла. Зеркальце с расчёской. Пиво. А однажды, когда жена старейшины благополучно разрешилась от бремени сыном, причём роды у неё были тяжёлые и длились три дня, повитухе прислали в подарок половину телёнка. Жили они очень хорошо. У них была повариха и пастух. Даже когда год выдавался неурожайный, семья могла рассчитывать на помощь родственников и соседей. С миру по нитке – и голодными они никогда не ходили. А этот медикус, несмотря на весь свой ум и мастерство, живёт в какой-то жалкой лачуге, битком набитой грызунами, и опустился до того, что торговался из-за больной рабыни прямо на улице. Неудивительно, что римляне не проявляют уважения к разным племенам. Сами себя уважать ещё не научились.

Должно быть, она так и уснула на кушетке. И разбудили её чьи-то шаги на кухне. Она проснулась, поднялась и увидела, что медикус ест хлеб, который она купила на завтрак.

– Этот суп... – пробормотал он, не поднимая головы.

– Суп... вкусный? – робко спросила она.

– Вы что там у себя, только такой и едите?

– Это британская кухня, хозяин, – осмелилась вымолвить Тилла.

– О боги! Даже странно, что при такой еде и погоде ваш народ ещё сохраняет волю к жизни. – Он протянул ей несколько монет и сказал: – У меня нет времени заниматься этим. Сходи и купи на ужин пару готовых пирогов. Но только не в британской лавке. Поняла? – И с этими словами он вышел из дома, сжимая в одной руке сумку, а в другой – яблоко.

Она вернулась в спальню и твёрдо решила, что следующую ночь проведёт спокойно. Взяла метлу, выгребла палкой из-под кровати гору грязной одежды. Обнаружила среди тряпок покрытую застывшим жиром тарелку с остатками пищи, на которых виднелись вмятины от крохотных зубов, а также две чашки, в которых проросла пушистая зеленоватая плесень. Затем она нагнулась и начала тыкать ручкой метлы в нечто напоминающее старый льняной чепрак, застрявший в дальнем углу под буфетом. Ничего не получалось. Тогда она протолкнула метлу ещё дальше, подцепила чепрак и начала протаскивать его между ножками буфета. Подошла собака, стала принюхиваться. Двое щенков тоже прибежали посмотреть, что происходит. Некогда красный, а теперь полинявший, оранжевый на сгибах старый чепрак отказывался вылезать из-под буфета, вместо него она вытащила целый ком серого пуха, пыли и чёрного мышиного помёта.

Как можно жить в такой грязи? Вычистив этот угол, она ещё раз прошлась по полу, затем заткнула все щели в тех местах, где разошлись половицы или виднелись дырки, прогрызенные неутомимым мышиным племенем.

После этого она занялась сложенным в несколько раз выцветшим куском ткани, который торчал из-под буфета. Пыталась метлой разогнуть его края, но они не поддавались. Тогда она взобралась на кровать, нагнулась и начала толкать его метлой уже под другим углом, вкладывая в толчки всю свою силу и вес. Сегодня, если удастся заманить в спальню собаку и забить щель под дверью, чтобы не мешал свет, есть шанс наконец-то выспаться хорошенько.

Всё произошло так быстро, что толком разглядеть не получилось. Собака молнией метнулась под буфет, палка от метлы дрогнула в руке, скатанный кусок ткани развернулся. Из этого гнезда выскочили крохотные серые комочки – и так и прыснули в разные стороны. Метла с грохотом упала на пол. Щенки заверещали. Тилла закрыла рот ладошкой, чтобы приглушить отчаянные крики.

* * *

Узкий проход между домами был безлюден. Тилла повернула ключ в замке, подёргала дверь, проверяя, надёжно ли та заперта. Надёжно. Теперь она в безопасности. Прочь из этого ужасного дома! Сердце перестало биться как бешеное, дыхание немного выровнялось. Здесь, на улице, за стенами форта сияло солнце, а свежий бриз приносил с собой запах моря. Над головой парила, накреняясь, белая чайка, издавая пронзительные крики. Откуда-то издалека доносился стук железа по железу – это кузнец был занят своей работой. Она привязала ключ к поясу, как и подобает хорошей хозяйке, подняла с земли пустую корзину для покупок, повесила её на перебинтованную руку. Затем надела петлю собачьего поводка на здоровую руку, немного сдвинула её к локтю. И вот, крепко сжимая поводок в руке, она набрала полную грудь свежего воздуха и огляделась по сторонам.

Дом стоял немного на отшибе, в конце продолговатого поросшего сорняками участка, отделяющего госпиталь от ближайших казарм. Места, где виднелись развалины старых снесённых домов, буйно поросли крапивой. Крапива – хорошая штука, полезная, пусть даже и лету конец. На чёрном обгорелом клочке земли – очевидно, месте старого пожара – выросла целая клумба из чертополоха, крестовника и колокольчиков, виднелись там и пучки какой-то травы с широкими тёмно-зелёными листьями. Посреди посыпанной гравием аллеи, что проходила мимо двери в дом, виднелось ещё одно тёмное пятно.

Остатки костра или недавнего пожара? Наверное, подумала Тилла, всё это как-то связано со следами гари на стенах и противным устойчивым запахом дыма, что царит в доме медикуса.

Поводок натянулся. Собака стремилась вырваться на открытое пространство, затем вдруг присела и внесла свой вклад в коллекцию помёта, что был разбросан вокруг. Тилла брезгливо поморщилась и решила, что собирать крапиву здесь не стоит.

Справа, в конце прохода, виднелась широкая улица с булыжной мостовой, она проходила параллельно высокой внешней стене форта. С верхней части стены внезапно сорвалась и взлетела с карканьем встревоженная чем-то ворона. Появились двое часовых, они шли по узкой каменной дорожке, проложенной в верхней части стены. Прошли и, похоже, вовсе не заметили её.

Тут вдруг Тилла подумала, что она – единственная в семье, кому довелось побывать внутри римского форта. Затем при мысли о пропуске, что висел в кожаном кошельке на поясе, вдруг почувствовала неуверенность и тревогу. Вошла в доверие к легионерам – это не делает ей чести. И за более безобидные проступки людям перерезали горло. Тем не менее медикус значительно облегчил ей задачу – сбежать отсюда ничего не стоит! Должно быть, это богиня постаралась, услышала её молитвы. Она оказалась куда сильнее и мудрее всех этих римских богов, хотя и отворачивалась на протяжении столь долгого времени от её рода. Богиня помогала ей бежать. Тилла помнила слова Хлои. Она, единственная из всех, поведала ей то немногое, что знали девушки о смерти Софии. Тилла не станет повторять ошибку несчастной. Что же касается истории с Эйселиной... тут всё покрыто мраком. Но богиня знает, должна знать. Богиня её защитит.

Тилла плотно сжала губы и даже разрешила себе немного пожалеть медикуса, совершенно бессильного перед волей той, которая отвечает на её молитвы. Медикус обращался с Тиллой хорошо. И она служила ему с тем усердием, на которое только была способна. За несколько дней, что она находилась у него, Тилла сделала всё, что в её силах, чтобы как-то оживить и привести в порядок это ужасное жалкое жилище. Правда, готовить она так и не научилась.

ГЛАВА 47

На третий день отсутствия Валенса утро началось с музыкального сопровождения. Виной тому была погода. Любой проходящий через форт на рассвете мог насладиться звуками ливня, барабанящего по крышам, шумом воды, хлещущей из водосточных труб, звонкой песней ручейков, что бежали по канавам, хлюпаньем влаги под ногами. В госпитале «концерт» состоял из переклички многочисленных протечек, вода появлялась и текла в самых неожиданных местах и с разной скоростью, и шум её время от времени акцентировался звонким «пинг» там, где служащие успевали подставить металлические тазики, потому как вёдер уже не хватало. Дождь начался с первыми проблесками рассвета, и Русу это было известно лучше, чем кому бы то ни было, потому что вызвали его на работу ещё затемно. Повсюду пахло сырой шерстью – это одеяла вывесили на просушку. Помимо безрадостного настроения сотрудников угнетала мысль о том, что запланированную модернизацию госпиталя в очередной раз придётся отсрочить ещё как минимум на день из-за погоды и по той причине, что работы в термах ещё не закончились. Даже Приск со всей своей властью и напором был, похоже, бессилен: потолок в его кабинете не просыхал.

Рус с мрачной решимостью диктовал Альбану примечания и рекомендации, но тут заглянул дежурный и объявил, что к доктору посетитель. И настроение Руса ничуть не улучшилось, когда он увидел, что посетителем этим является не кто иной, как знакомый офицер из гарнизона надзора над провинциями. Он пришёл спросить, нельзя ли на время позаимствовать охотничьи силки Валенса.

– На охоту? В такую погоду?

– Мы выходим завтра, с раннего утра. Я и несколько друзей. Не желаешь присоединиться?

– Я занят, – коротко бросил Рус. – Валенс в отъезде.

– О, прошу прощения. Впрочем, все мы тут люди занятые. Но конечно, не так, как вы. Ведь наша работа не связана с жизнью и смертью. Во всяком случае, не всё время.

– Да.

– Честно говоря, если станем торопиться, это только навредит. Разворошит осиное гнездо. Побудит их к решительным действиям. Пора бы и им научиться брать на себя ответственность.

– Да.

– Но разумеется, этого никогда не будет. Порой я просто впадаю в недоумение. К чему, скажи на милость, они создавали городской совет? Все вопросы, не связанные с очисткой стоков и организацией весёлых праздников, переадресуются нам. Кто только не обращается! Вдова, у которой украли породистого козла. Хозяин лавки, которому дал по носу какой-то солдат за то, что тот был не слишком расторопен. Местные жители, которые...

Этот монолог прервал стук в дверь.

– Чего надо? – спросил офицер санитара, заглянувшего в комнату.

Санитар покосился на Руса, затем – на офицера, словно не был уверен в том, к кому следует обратиться.

– Ещё один посетитель к доктору, господин.

– Все они требуют, чтобы расследование было проведено без промедления, – заключил офицер. Снял промокший плащ с руки, накинул его на плечи. – И почему-то всегда неприятности случаются в моё дежурство. Да, кстати, я внёс вашего Клавдия Инносенса в список тех, с кем собирается побеседовать второй центурион.

– Ему следует поспешить. Инносенс много разъезжает.

– Вот как? Что ж, если не удастся допросить его сейчас, вызовем позже, когда он вернётся.

Рус обернулся к санитару:

– Кто хочет меня видеть? Работы полно, просто нет времени на пустые...

– Девушка, вроде бы из местных, господин. Мы бы не пустили её, но очень уж настойчива.

Рус вздохнул.

– Пусть войдёт.

В дверях появилась Тилла, на ходу вытирая волосы полотенцем. Шаль не спасла: её синяя туника промокла насквозь и прилипала теперь к телу, самым соблазнительным образом подчёркивая формы. Рус старательно отвёл глаза. Ноги девушки были забрызганы грязью.

Проходя в дверь, офицер окинул Тиллу взглядом с головы до пят. Затем вдруг обернулся и бросил Русу уже из коридора:

– Хотел сказать раньше, да забыл. Был рад узнать, что вы наконец нашли повариху. Симпатичная. С нетерпением жду приглашения на обед.

– Ждите! – крикнул ему вслед Рус. – Стоит попробовать её суп, это нечто! – Затем он обернулся к Тилле. – Кто дал тебе полотенце?

Она слегка нахмурилась.

– Такой высокий, худой, старый. А волосы...

Тут она умолкла, а потом приподняла руку и провела по своим волосам. Рус сразу узнал этот жест.

– Офицер Приск, господин, – вставил Альбан.

– Понимаю... – пробормотал Рус, не слишком обрадованный тем, что Приск видел здесь Тиллу. – Зачем пришла?

– Мне нужны деньги, господин.

Он старался не замечать, что девушку начал бить озноб.

– Я ведь дал тебе денег. Не далее как вчера.

– Я их все извела.

– Вот как? И на что же, интересно знать?

Она закивала, сдвинула полотенце на плечо и начала перечислять, загибая пальцы:

– Хлеб, пироги, яблоки, лук, морковка, яйца, молоко...

– Ладно, – перебил её Рус. – У меня нет времени выслушивать весь этот список покупок. – Он отстегнул от пояса кошелёк, высыпал на ладонь кучку самых мелких монет. – Вот, возьми, – сказал он, а потом, вспомнив, что говорила в подобных случаях Клавдия, добавил: – В конце недели я потребую полный отчёт.

Девушка наклонилась взять монеты с его ладони, и только тут он заметил, что с длинных её кос капает вода. Интересно, рассеянно подумал он, сколько же понадобится времени, чтобы высушить такие густые волосы в столь ужасном климате. И что это за дожди здесь льют, если она успела так промокнуть – ведь от дома до госпиталя рукой подать.

И вот через несколько секунд он уже провожал взглядом свой плащ, в котором Тилла вышла из кабинета. По крайней мере, хоть немного прикроет от дождя. Остаётся лишь надеяться, что девушка не успеет подхватить простуду, прежде чем он сможет купить ей подходящую одежду.

– Её звать Тилла, – сказал он писцу. – Если буду выходить из кабинета надолго, оставлю ей ключ вот здесь, на столе.

– Да, господин.

– И убери эту дурацкую ухмылку с лица, Альбан! Можно подумать, ты никогда прежде не видел рабынь-служанок!

ГЛАВА 48

На четвёртый день пребывания в доме медикуса Тилла начала задаваться вопросом: согласилась бы она жить вот так по своей собственной воле? Полы в комнатах сверкали идеальной чистотой, удалось отчистить от пыли и грязи даже кладовую, мыши разбежались неведомо куда. Она нашла лучшую лавку в Деве, где торговали пирогами, не поленилась даже заскочить в заведение Мерулы, взять краткий урок по кулинарному мастерству у тамошней поварихи. Воспользовалась ещё и тем, что вышибалы сопровождают девушек в термы. Ассортимент её кухни был не слишком обширен, зато вполне съедобен. Омлет. Отварная сёмга. Жареные колбаски. Тушёная капуста. Каша. Печёные персики. Печёные яблоки с мёдом. Вчера, когда дождь наконец перестал, Тилла собрала всю грязную одежду в мешок и оттащила его в прачечную. Затем, чувствуя, что честно заслужила передышку, вместе с собакой допила всё оставшееся в кладовой пиво. Хранили его слишком долго, но, похоже, медикус даже не заметил пропажи. Он вообще ничем не интересовался, кроме работы, еды и сна.

А когда она спросила, как зовут собак, он посмотрел на неё с таким видом, точно никогда об этом не задумывался. Никак их не зовут, ответил он. Сука принадлежала человеку, который жил в этом доме прежде.

Тогда Тилла заметила:

– Щенки уже взрослые, пора бы их куда-нибудь пристроить. – На что он ответил всего одним словом – «хорошо», словно щенки должны были сами отправиться на поиски новых хозяев.

Когда он бывал дома – что случалось нечасто, – то ел, затем шёл к себе в комнату или же сидел, согбенный, на кушетке в гостиной, выцарапывая ряды каких-то знаков на табличке.

Потом вдруг останавливался, добавлял цифры и хмурился при этом так, что между бровей залегала глубокая складка. Прошлой ночью заснул прямо за кухонным столом. Подбородок его с каждым днём становился всё темнее от проросшей щетины. Но он и этого, похоже, не замечал.

Все признаки указывали Тилле на то, что у медикуса нет женщины, однако страхи, что она может заполнить эту пустоту, оказались напрасными. Он к ней не приставал. Даже не пробовал. Возможно, просто не любил женщин. Возможно, как и многие другие доктора, он был греком. А уж про греков-то все знают, что они за безобразники. Но изредка она ловила на себе его взгляд, ясно говоривший: никакой он не грек. Возможно, просто слишком занят. Какова бы ни была причина, следствие Тиллу вполне устраивало. Богиня продолжает хранить её.

Она закончила класть в печку мелкие поленья и распрямилась. Затем обрызгала водой затвердевшую перевязь на руке – вовсе не было желания заживо сгореть от какой-то шальной искры – и, произнеся про себя краткую молитву, высыпала на дрова и растопку мелкие кусочки сухой корпии и чиркнула осколком кремня о сталь. В первый раз, когда ей пришлось делать всё это левой рукой, искра отлетела – и повязка занялась. Хорошо, что быстро удалось потушить...

Тилла тихонько подула на занявшиеся огнём края корпии и снова помолилась, чтобы всё у неё получилось.

* * *

Много раз девушка задавалась вопросом, почему её спасли. Выяснить это удалось лишь сегодня утром, когда она зашла в заведение Мерулы. Что ж, через одиннадцать дней руку освободят от повязок и шин, так что десять дней придётся послужить медикусу. Десять дней: за это время она исполнит новое задание, данное ей самой богиней.

Тилла продолжала подкармливать робкий язычок пламени пучками сухой травы и наблюдала за тем, как к потолку поднимается тонкая струйка дыма.