Текст книги "Хозяйка розового замка"
Автор книги: Роксана Гедеон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 54 страниц)
Я провела в Париже две недели, и за это время закончила все дела, какие только здесь у меня были. Выставка близилась к завершению. Покупки давно были отправлены в Белые Липы. Даже Келли Грант и та была отпущена на свободу, а ее арест объявили недоразумением. Я посетила дом Талейрана два или три раза, мы с Морисом приятно побеседовали, он подружился с моими дочками, а мадам Грант весьма неплохо относилась ко мне, но она была уже почти на сносях, и ей было не по силам развлекать гостей. Я решила, что больше не буду ездить к ним, чтобы не доставлять ей беспокойства. Заранее попрощавшись с Талейраном и объявив о своем скором отъезде, я ехала из предместья Отейль домой, имея намерение уже завтра отправиться в Бретань.
По пути мне встретился оружейный магазин. Как-то совершенно неожиданно я подумала о том, что не купила никакого подарка Александру. А ведь я ехала мириться с ним и жить с ним душа в душу. Надо, чтобы он понял, что я помнила о нем в Париже. Я приказала кучеру остановиться, вышла и отправилась в магазин, чтобы выбрать для Александра какой-нибудь подарок.
Мне приглянулся английский карманный пистолет, так называемый «терцероль», что по-итальянски значит «ястреб». Курок у него был расположен не справа, как обычно, а посередине. Я попросила хозяина выгравировать на рукоятке дарственную надпись и прислать пистолет ко мне домой – желательно к завтрашнему утру. В этот миг чья-то рука властно тронула меня за локоть.
Удивленная столь бесцеремонным обращением, я оглянулась и увидела графа Ле Пикара де Фелиппо.
Я уже открыла рот, чтобы выразить возмущение, но тут мне бросился в глаза изможденный вид графа. Ле Пикара словно с креста сняли: он осунулся, побледнел, черты лица заострились до невозможности. Должно быть, он болен, решила я в замешательстве.
– Вы снова здесь? – спросил он вполголоса.
Я заметила, что от напряжения капли пота выступили у него на лбу. Похоже, он собирался устроить мне такую же сцену, как тогда, в мае.
– Почему бы мне не быть здесь?
– Вы сами отлично знаете, что порядочная женщина не должна поступать так, как поступаете вы.
– Я не совершаю ничего предосудительного. Я вошла в лавку и купила пистолет… Кто позволил вам играть роль моей дуэньи?
Он в упор смотрел на меня, его глаза пылали сухим блеском.
– Будьте уверены, сударыня, что все, что известно мне, станет известно и вашему мужу.
Щелкнув по-военному каблуками, он направился к выходу. Минуту я стояла неподвижно, раздумывая над всеми этими нелепостями; потом я нашла, что Ле Пикар, по всей видимости, не шутил. Неужели он действительно отправится в Белые Липы и сообщит Александру о Клавьере – и правду, и неправду? Это была бы катастрофа! Я бросилась к двери, намереваясь задержать полковника, но его уже нигде не было видно.
– Гражданка! – окликнул меня приказчик. – Гражданка, вы не сообщили своего адреса! Или вы уже забыли о пистолете?
Я вернулась, машинально продиктовала приказчику адрес. Настроение у меня после этой встречи было испорчено. «Только-только все начало налаживаться, – подумала я угрюмо, – я возвращалась домой, намереваясь помириться с герцогом, и вот – новая проблема! Они все – и Анна Элоиза, и Поль Алэн – просто живьем съедят меня, если узнают!»
И все-таки я решила поскорее вернуться домой, чтобы, по крайней мере, присутствовать на поле сражения, если боевые действия начнутся и половина дома дю Шатлэ объявит мне войну.
3До сих пор наступление осени, надвигающейся, будто лесной пожар, с севера, было едва заметно, и далекие склоны холмов были едва подернуты розово-рыжим отблеском. Внезапно пожар настиг и нас. Мы ехали, осененные пунцовой листвой кленов, а когда выезжали из кроваво-красного подлеска на поляны, то оказывались словно под пурпурно-розовым куполом роскошного собора, сквозь который косо пробивались солнечные лучи и который сиял тысячами огней, как изумительной красоты витраж.
Была самая середина октября, но стояла необычная жара, почти как в августе. Вероника и Изабелла, сидевшие рядом со мной в карете, совершенно разомлели и были сонные от тепла и солнца. Дорога, пожалуй, была чересчур утомительной для четырехлетних девочек. Я поправила чулочки на обеих близняшках, несколько раз обмахнула их носовым платком, но, конечно, не сделала им прохладнее. Вот дома – там можно будет их выкупать в чуть теплой воде. Они, кстати, обожают купаться.
Я бросила взгляд на Эжени, сидевшую в самом углу. Она мне очень помогла во время этой поездки. Мало того, что эта молодая бретонка исполняла обязанности горничной, она еще и стала настоящей нянькой для близняшек. И кажется, сама полюбила их, хотя они и донимали ее непослушанием и шалостями. Однажды утром Вероника, когда пила молоко, обожгла язычок, и я заметила, как нежно Эжени ее успокаивала. Словом, к этой девушке, которую я раньше считала немного диковатой и не слишком умелой, я вполне искренне привязывалась.
«Надо найти ей жениха и дать приданое», – подумала я, полагая, что это первейшая моя обязанность. Сделать это будет нетрудно, надо только найти время. Эжени было лет девятнадцать; сирота, взятая в замок из деревни, она переняла у господ кое-какие манеры и научилась говорить по-французски. Она и собой была недурна; хрупкая, кареглазая шатенка с длинными ресницами. Невысокая, но хорошо сложенная. Словом, надо заняться ее судьбой – она это заслужила.
Был жаркий полуденный час, когда карета въехала во двор перед замком. Я никого не предупреждала о приезде, поэтому нас встретили лишь две слегка удивленные служанки. Обычно в такое время все здесь отдыхали. Приложив палец к губам, я шепотом приказала отнести Веронику и Изабеллу в дом, но не будить их: пусть отдохнут. Сама быстро побежала по лестнице наверх в детскую. Мне безумно хотелось увидеть маленького Филиппа.
Я осторожно вытащила его, сонного, из колыбели, прижала к себе, радостно ткнулась лицом в теплую шейку ребенка. Он только сонно хлопал длинными загнутыми ресницами, глядя на меня. Шепча слова любви и нежности, я осыпала поцелуями его белокурую головку, розовые щечки и пяточки, маленькие пальчики и ручки в перетяжках, наслаждаясь молочным запахом его кожи и теплотой этого маленького существа. Голубые глаза Филиппа были как два озера. Он сперва доверчиво улыбнулся мне, потом зевнул и припал головкой к моему плечу.
– Ты спать хочешь? – прошептала я, снова укладывая его. – Спи, мой маленький, мой ребенок! Спи и расти побыстрее!
Я вышла и в коридоре встретила Элизабет.
– Вы знаете господина Ле Пикара? – спросила я.
– Да, мадам, – ответила она сдержанно.
– Он здесь не появлялся? Не приезжал?
– Нет, мадам.
Я вздохнула с облегчением. Потом спросила:
– А господин герцог? Где он?
– Он как будто читал книгу в беседке, мадам.
Я потратила несколько минут, чтобы взглянуть в зеркало и оценить, достаточно ли хорошо выгляжу, а потом побежала в парк разыскивать мужа. Увидеть его мне хотелось невероятно. Я была счастлива уже потому, что он дома. А его раненая рука? Как она?
Помня любимые места Александра, я знала, где надо его искать. Через рощу к беседке совсем недавно проложили дорогу, мощенную кирпичом. Я прошла по венецианскому мостику через ручей, и теперь мне уже был виден Западный грот, сложенный из розового гранита и окруженный зарослями хрупких деревцов с ажурными ветвями и перистыми шершавыми листьями, окрашенными осенью в багряный цвет. Здесь бил хрустально чистый источник, распадающийся на три перекликающихся между собой ручейка, которые с журчанием неуловимо исчезали под беспорядочно нагроможденными камнями. Я шла среди густой высокой травы, совсем как летом, и увидела Александра.
Было похоже, он спал, закрыв рукой лицо. Лучи солнца слабо пробивались сквозь листву и бликами плясали по траве. Муравей полз по рубашке Александра, срывался и снова полз. В волосах герцога запутались травинки. Чуть поодаль лежала раскрытая книга. Ветер шевелил ее страницы.
Я взглянула: это были записки маркизы де Севинье. Улыбаясь, я склонилась над мужем, длинной травинкой пощекотала ему щеку. Он отмахнулся, будто прогонял муравья. Мне так хотелось услышать его голос, что я наклонилась, намереваясь разбудить его поцелуями, но, едва лишь мое дыхание коснулось его, он вздрогнул и наши глаза встретились – близко-близко, так, что, кроме глаз друг друга, мы ничего не видели.
– Боже праведный… Сюзанна?
Я кивнула, улыбаясь и покусывая травинку. Он обнял меня за талию, потом осторожно отобрал травинку и нежно поцеловал в губы.
– С приездом, дорогая. Знаете, что удивительно…
– Что?
– Я думаю о вас. Вы мне снились. Я открываю глаза и вижу вас во плоти и крови. Это материализация мысли, прямо как у Калиостро!
Мы оба рассмеялись, чувствуя себя счастливыми. Я подумала: а что было бы, если бы я так и не встретила Александра? Ну, если бы я в тот сентябрьский день не увидела его на берегу? Как пуста была бы жизнь! Мне казалось сейчас, что до Александра я и не жила вовсе.
– Александр, любовь моя, – прошептала я, припадая щекой к его груди. – Что у вас с рукой?
– Уже все в порядке. Не думайте об этом.
– Вы… вы, надеюсь, на меня не сердитесь?
– За что?
– Я тогда… была так несдержанна. Так недостойно вас упрекала.
Он погладил мои волосы.
– Мне кажется, просить прощения следует мне, а не вам.
– Какие мы все-таки любящие супруги, – улыбнулась я.
Он долго смотрел на меня, не произнося ни слова. Взгляд его был нежный, мягкий, зачарованный.
– Как я люблю вас, cara… Я скажу вам – не потому, что вы моя жена, а потому, что это правда: я не встречал такого благородного совершенства черт и линий, как у вас. Этот чистый лоб… – прошептал он, осторожно обводя округлость моего лба. – Эти чудные ресницы в полщеки, это чистое сияние глаз, глубина взгляда… Шелковые волны волос вокруг изящного овала лица… Я такой представляю себе мадонну – такой же ясной и светлой, как вы.
– Я земная, Александр. Во мне нет ни капли небесного.
– Я знаю, что вы земная. Я, как мужчина, это очень хорошо чувствую.
Мне были приятны эти слова. Тем более что я уже давно их не слышала. Хорошо, что три года, прожитые в браке, не отучили Александра от ласковых слов, которые нужны женщине, как воздух. Не все супруги так поступают. Да и не у всех такие отношения, как у нас. Я невольно подумала о своем отце и мадам Сесилии. Любопытно было бы узнать, что заставило их пожениться?
Александр погладил меня по щеке, возвращая к действительности, и неожиданно спросил:
– Вы хотели бы иметь еще ребенка, Сюзанна?
– Да, – прошептала я, не раздумывая ни секунды. – И мне приятно, что вы первый заговорили об этом.
– А как же наше неопределенное будущее? – чуть поддразнивая, спросил он. – Мое безрассудство? То, что я готов рисковать и собой, и вами? То, что меня могут арестовать?
– Вы зря шутите этим, – сказала я серьезно. – Все это возможно, но мне кажется, что ребенок ни при каких обстоятельствах не может быть лишним. Он приносит радость, а не неприятности. С годами я это поняла. И мне…
– Что?
– Мне бы так хотелось, чтобы у нас была дочка.
Подавшись вперед, он схватил меня в объятия, опрокинул на траву и, смеясь, долгим поцелуем прильнул к губам.
– Дочка? Мне бы хотелось еще одного сына.
– Нет-нет, – сказала я, защищаясь. – С сыновьями одно беспокойство!
Он осторожно стаскивал мое платье с плеч. Его руки мягко сжали мою грудь. Он обнял меня сильнее, и я почувствовала, что он возбужден, но, шутливо сопротивляясь, воскликнула:
– Вы напрасно так спешите! Сегодня все равно ничего не получится!
– В данный момент я преследую не только эту цель, – прошептал он, зарываясь лицом в кружева моего корсажа.
Он снимал с меня нижнее белье, и его руки были так горячи, что мне казалось, ткань плавится под его прикосновениями – плавится и тает. Сердце у меня застучало чаще, во рту пересохло, и я трудно глотнула, когда он чуть-чуть приподнял мои бедра, снимая панталоны. Его пальцы медленно двигались, добираясь до самого чувствительного места между бедрами; я часто-часто дышала, и внутри у меня становилось влажно от одних мыслей о том, что сейчас произойдет. Я согнула ноги в коленях, чтобы сильнее открыться ему навстречу. Он коснулся меня там, внутри; каждая клеточка моего тела наливалась мучительно-сладкой страстью, и, внезапно подавшись вперед, я сама рванула пояс его кюлотов, прошептав пересохшими губами:
– Хватит! Я уже готова… Пожалуйста!
Он снова опрокинул меня на спину, с силой завел мне руки за голову, так, что я оказалась в положении насилуемой.
– Теперь вы торопитесь, госпожа герцогиня? Ну, держитесь! Как бы вам не вылететь из седла!
Я была так возбуждена, что не могла воспринимать его шуток, изнывая от ожидания. Он не опирался на локти, как обычно, а лег на меня, удерживая мои руки за головой, прижавшись лицом к моему плечу. Я уже ощущала его на какой-то дюйм в себе и ожидала, что он будет входить медленно, продлевая обоюдное наслаждение, но он погрузился в меня яростно, одним сильным толчком проникнув до боли глубоко, и его последующие движения были так резки, быстры и безжалостны, точно он хотел растерзать меня. Я откликнулась на эти усилия почти тотчас же сладкими спазмами лона; возбудившись снова, задыхаясь от ожидания, я сомкнула ноги у него на бедрах и сильно сжала его изнутри – теперь мы кончили вместе. Он замер глубоко во мне, и мне физически больно было думать о том, что скоро он выскользнет из меня, уйдет, мы разъединимся и не будет этого восхитительного ощущения полноты внутри.
На этот раз я первая пришла в себя, прошептав:
– Мне так плохо было там, в Париже! Без вас! Я просто изголодалась!
Он не отвечал, прижимая мою ладонь к своим губам. Я проговорила, не особенно, впрочем, настойчиво:
– Надо идти… Нас могут увидеть.
– Кто?
– Анна Элоиза пошлет за нами служанку и…
Я не договорила. Мы оба понимали, что уходить нам не хочется.
Потом он негромко спросил, хороши ли были мои дела в Париже. Я немного рассказала Александру о выставке, но разговор оставался вялым: мы были слишком полны друг другом, чтобы всерьез задумываться о таких скучных вещах, как коровы и свиньи. Он прошептал, с бесконечной нежностью прослеживая кончиками пальцев линию моих губ:
– Есть две вещи, которые я вам еще не сказал.
– Какие?
– Семь дней назад было три года, как мы поженились.
– Я помню.
– Я приготовил вам подарок, Сюзанна: жемчужные серьги и подвески. Дома вы их увидите.
– Спасибо… – Потом, обрадованная, я воскликнула: – Я ведь тоже кое-что для вас купила! И дома вы тоже это увидите.
Он обнял меня, поцеловал в волосы.
– А вторая новость, Александр?
– Графиня де Лораге приглашает нас на небольшой бал. У нее день рождения.
– Вот как? Я рада.
– Так мы пойдем?
– Почему же нет? Я люблю Констанс. К тому же это единственная возможность потанцевать. Мой дорогой, ведь я ни разу еще с вами не танцевала!
– Да, – сказал он, – революция изменила все…
– Только не мою любовь к танцам.
Подумав, я простодушно добавила:
– Мне кажется, даже когда мне будет шестьдесят, я буду любить танцевать. И, подумать только, я столько лет провела даже не слыша музыки!
Улыбаясь, он сказал:
– Хорошо, мы пойдем, только с одним условием…
– Каким?
– Не вздумайте там чересчур кокетничать и кружить головы. Я так привык, что вы моя, что невольно буду ревновать.
Я прошептала – нежно, как только могла:
– Мой друг, вам не придется отвыкать. Я ваша. Я только ваша. И всегда буду такой.
4День рождения Констанс был 11 ноября – в день святого Мартена, когда повсюду заканчиваются посевы озимых. Считалось, что в этот день начинается зима: «Si l’hiver va son chemin il commencce à la Saint-Martin» – «Если зима идет своим путем, она начинается на день святого Мартена».
Моей подруге исполнялось двадцать девять лет. Чета де Лораге не слыла богатой, и обычно приемов супруги не устраивали, но в этот раз граф, вероятно, решил хоть чем-то развеять тоску Констанс. Она была безутешна после потери ребенка. Возможно, Пьер Анж надеялся развеселить ее. Во всяком случае, на праздник было приглашено очень много, по нынешним меркам, гостей. Хотя сам граф в шуанском движении не участвовал, в Гран-Шэн, его поместье, прибыло много известных шуанов – граф де Бурмон, маркиз де Ларошжаклен, даже граф де Фротте. Предстояло богатое угощение, много музыки и танцев – словом, почти как в старые времена.
К сожалению, в назначенный день с самого утра зарядил дождь, не прекращавшийся ни на минуту. «Вероятно, – подумала я, садясь в карету, – иллюминации не будет».
– Ничего, – сказал Александр, словно утешая меня. – Танцуют, насколько мне известно, под крышей. Кстати, а что именно сейчас танцуют?
– Вальс, – сказала я, гордясь тем, что побывала в Париже и поэтому знаю толк в моде.
– Никогда даже слова такого не слышал.
– Это очень неприличный танец: танцуя, партнер прижимает к себе партнершу. Многих это шокирует. Но вы не бойтесь. Вероятно, в Гран-Шэн ничего подобного не будет. Вероятно, все будет, как раньше: контрданс, павана, котильон…
Я вспомнила об Авроре, и тревога отразилась у меня на лице.
– Александр, как вы думаете, это прилично – позволить графу де Буагарди сопровождать Аврору?
– Не знаю, дорогая. Мне кажется, ничего дурного в этом нет.
– Вы… вы ручаетесь за него?
– Да. Он благородный человек.
Помолчав, он с иронией добавил:
– А вот можете ли вы ручаться за Аврору? Вы только поглядите, как она улыбается! Она не знает еще, что мужчины, даже самые благородные, – слабые существа в этом отношении. Разве вы не объясняли ей этого?
Я не ответила, но в душе подумала, что он, пожалуй, прав. Мне тоже казалось, что Аврора слишком маняще улыбается и слишком кокетничает. В сочетании с ее прелестной внешностью это не так уж безопасно. Я не сомневалась, что несколькими днями раньше она устроила целое соревнование между Полем Алэном и графом де Буагарди, и призом в этом состязании было право сопровождать ее на вечер в Гран-Шэн. И виконт, и граф заглядывались на нее. Она отдала предпочтение Буагарди… Словом, она отчаянно интриговала и кокетничала, эта шестнадцатилетняя Психея.
Мы приехали одними из первых. Граф де Лораге встречал гостей на крыльце дома. Меня он приветствовал сердечно, как всегда, но, задержавшись на миг и оглянувшись на мужа, я вдруг заметила, как холодно, если не сказать враждебно, раскланялись друг с другом граф и герцог. Лицо Александра было бесстрастно и холодно. Лицо Пьера Анжа отразило что-то весьма похожее на гнев.
Недоумевая, я прошла в комнату Констанс. Ей заканчивали делать прическу, и служанка завивала последний рыжий локон графини. Констанс оглянулась, увидела меня и вся засияла:
– О, как я рада! А ваш супруг? Он приехал?
– Да.
– Слава Богу!
– Разве вы опасались, что он не приедет? Что вам дало повод так думать?
Я в этот миг про себя заметила, что Александр никогда не бывает с визитами в Гран-Шэн. Раньше я не обращала на это внимания.
Констанс слегка смутилась.
– Да нет, просто… просто эти мужчины всегда так заняты. А в наше время – особенно.
Я вспомнила, что пока не сказала самого главного, и принялась поздравлять Констанс. Потом раскрыла перед ней бархатный футляр и показала наш подарок – бирюзовое ожерелье.
– Оно так пойдет к твоим глазам, дорогая.
– О, спасибо! Я надену его сегодня же!
Она была очень хорошенькая сейчас – веселая, улыбающаяся, с сияющими синими глазами и пышными рыжими волосами. Я крепко обняла ее за плечи:
– О, Констанс, я так люблю тебя! Ты моя единственная подруга!
Она сказала мне то же самое, потом восхищенно заметила, что платье на мне сегодня отличное – такое изящное, узкое. И цвет чудесный – сочетание медового с черным. Это действительно был яркий, открытый бальный наряд, со шлейфом и смелым декольте. В золотистых волосах у меня сияла бриллиантовая диадема.
Я спросила, стараясь выражаться осторожнее:
– Констанс, ваш муж и мой – они, надеюсь, не в ссоре?
Она вздрогнула так, будто ее пронзил электрический ток. И потихоньку высвободила свои пальцы из моей руки. Уже что-то подозревая, я настороженно смотрела на нее. Мне пришло в голову, что здесь кроется какая-то тайна – нечто такое, что произошло между семейством де Лораге и герцогами дю Шатлэ еще до моего появления в этих местах. Но, к моему удивлению, когда графиня заговорила, голос ее прозвучал ровно:
– Что навело вас на такие мысли, дорогая?
– Я заметила, как холодно они приветствовали друг друга, Констанс. Холодно или даже, скорее, враждебно. И я вдруг подумала…
– Что?
– Александр никогда не ездит к вам, и вы его тоже не приглашаете, а ведь мы соседи!
Графиня как-то болезненно улыбнулась.
– Но вот сейчас… сейчас мы пригласили вас обоих, Сюзанна. Возможно, раньше это была невежливость с нашей стороны, но…
– Оставим этот разговор, – сказала я поспешно, понимая, что рассказывать она не намерена. – Вы не испытываете желания быть откровенной, а я уже сожалею, что испортила вам настроение в такой день. Улыбнитесь, дорогая, и простите меня. Я еще раз вас поздравляю.
Она ничего не ответила и даже не попыталась задержать меня, когда я выходила.
Проходя через анфиладу комнат, я услышала голосок Авроры и слегка умерила шаг. Моя девочка стояла, чуть упираясь на перила лестницы; узкое золотистое платье изящно обрисовывало ее фигурку, фиалковые глаза сейчас сияли как звезды. На две ступеньки ниже стоял граф де Буагарди, сжимая ее руку, и смотрел на Аврору полунасмешливо-полуочарованно.
– Не стыдитесь признаться, милейшая мадемуазель д’Энен! Ответьте! Долг за проигранное пари – святейшая обязанность! Признайтесь, кто вам больше всех нравится на этом празднике?
Он словно и поддразнивал ее, и любовался ею.
– Так кто же? Поль Алэн дю Шатлэ?
– Может быть! – выпалила она дерзко.
– Так я и думал! Ну, а кто не нравится? Не забывайте, вы должны сказать правду!
– Кто не нравится?
– Да. Кто?
– Вы! – воскликнула она, сверкнув глазами. – Вы ужасный человек, господин де Буагарди!
– Весьма польщен, дорогая. А что вы скажете, если…
Какой-то мужской голос окликнул графа, и Буагарди развел руками:
– Прошу прощения, мадемуазель. Чем вы очаровательнее, тем больше я сожалею, что еще существуют дела, способные отвлечь меня от ваших чар.
Я покачала головой, слушая этот разговор. Аврора рассеянно спустилась по лестнице и присоединилась к небольшому кружку незамужних девушек, таких, как она. Подслушанная мною беседа оставляла двоякое впечатление. На первый взгляд в ней не было ничего предосудительного – легкий флирт, так свойственный молодости, легкомыслие и ирония. Но меня не покидала мысль, что граф слегка забавлялся Авророй. Уж слишком большой он насмешник. Хотелось бы знать, что у него на уме! «Надеюсь, – подумала я, – он отдает себе отчет в том, что такой девушке, как Аврора, сперва делают предложение, а потом говорят о любви».
Впрочем, я совершенно точно знала, что Аврора неравнодушна к Полю Алэну, стало быть, мои мысли должны быть направлены в другое русло.
Праздник во всех отношениях был удачным. Веселая, общительная, улыбчивая, Констанс своей теплой улыбкой дарила радость всем окружающим, умела каждого гостя окружить вниманием и заботой, вносила оживление и придавала приятность любой компании. Сегодня она по праву была королевой бала. Сперва я помогала ей занимать гостей, но потом все пошло само собой, и даже необходимость в постоянном присутствии хозяйки отпала. Приглашенные вошли во вкус и уже развлекали себя сами.
После девяти вечера начались танцы. Меня пригласил граф де Фротте, знаменитый роялист из Нормандии; пройдя с ним тур котильона, я вспомнила, что больше всего мне хотелось бы хоть раз потанцевать с мужем. А как раз мужа-то я и не видела. Мы потеряли друг друга сразу после приезда, у крыльца. В главном зале его не было. Я спустилась вниз, надеясь найти его играющим в ландскнехт, но за ломберным столом Александра тоже не было. Я обошла все комнаты на первом этаже, мельком заглянула в женскую туалетную комнату: там Аврора и еще какая-то девушка, оживленно болтая, поправляли цветы в волосах.
– Аврора, не видела ли ты господина герцога?
– Только что видела у парадного входа, мама! Приехал какой-то человек, видимо, приятель господина герцога. Они пожали друг другу руки и куда-то пошли.
Помолчав, она уже тише добавила:
– Мне они показались очень серьезными.
– Это был не Кадудаль? – спросила я встревоженно.
– Нет. Я забыла имя этого человека… но он бывал у нас в доме, я уверена, мама.
Девушка, прежде щебетавшая с Авророй, вдруг произнесла:
– Я знаю, что это за человек, мадам!
– Кто же он?
– Граф Ле Пикар. Это весьма удивительно, что он появился здесь, – мне говорили, он на днях отплывает в Египет и…
Я уже не слушала. При упоминании имени Ле Пикара все внутри меня похолодело. Я вышла из туалетной комнаты и на миг прислонилась плечом к стене, пытаясь взять себя в руки. Мне было страшно. И, честно говоря, я немного струсила.
«Итак, – подумала я, сжимая зубы, – он все-таки решился приехать. Да будь он проклят! Сколько глупостей он наговорит Александру и скольких усилий будет стоить уладить то, что он наделал!»
Аврора выбежала вслед за мной:
– Мама, с тобой все в порядке?
Я кивнула.
– Да, дорогая. Ступай. Тебе не следует за меня волноваться.
Подобрав подол платья и шлейф, я быстро поднималась по лестнице. Кто-то остановил меня, спросил, буду ли я танцевать кадриль, я на ходу ответила, что не буду. Музыка, звучавшая в зале, показалась мне сейчас до головокружения громкой. Я остановилась у самого входа, внимательно окинула взглядом все пары, все группы гостей, все углы, но нигде не заметила ни герцога, ни графа. «Боже мой, где же они?» – подумала я в крайнем волнении.
– Вы ищете своего мужа, мадам?
– Да, – сказала я, не глядя даже, с кем разговариваю.
– Он в гостиной. Да-да, сразу после зала.
Направляясь туда, я на ходу взяла с подноса бокал с холодным бургундским, чтобы немного освежиться: у меня от беспокойства даже во рту пересохло. Наскоро сделав несколько глотков, я вошла в гостиную. Здесь было несколько старых дам и кавалеров, которые пили кофе. Но на фоне окна я ясно увидела два силуэта: герцога и Ле Пикара.
Они яростно спорили о чем-то, а Ле Пикар жестикулировал так, словно был родом из Италии. Я уже сделала шаг, намереваясь подойти к ним, но в этот миг увидела, как Александр резко, наотмашь ударил друга по лицу.
Наступила тишина. Все присутствующие невольно повернулись в их сторону. Я испугалась так, что у меня разжались пальцы; бокал со звоном упал и разбился, недопитое вино растеклось по паркету как кровавая лужица. Бледный как полотно Ле Пикар отшатнулся, потом подался назад и, даром что имел крайне болезненный вид, молниеносным движением выхватил шпагу из ножен. Я услышала его голос, вибрирующий от гнева:
– Сатисфакции! В позицию, сударь! Защищайтесь!
Этого не пришлось повторять дважды. В ту же секунду герцог последовал примеру противника. Скрестились, зазвенев, шпаги. Выражения лиц и Ле Пикара, и Александра не оставляли надежд на мирный исход всего этого; к тому же Ле Пикар атаковал с такой энергией и яростью, какие трудно было в нем заподозрить. Герцог парировал удар и отбросил противника, едва коснувшись острием шпаги его горла. Взбешенный неудачей, Ле Пикар снова бросился в атаку, проявляя при этом почти невероятную в нем силу и быстроту. Клинки скрещивались, описывали круги и поблескивали при свете люстры. Наконец, уже во второй раз, Ле Пикар, тяжело дыша от ярости, отступил на несколько шагов и опустил шпагу.
Трудно описать, что творилось поблизости. Музыка давно уже умолкла. Старые дамы и кавалеры бросились врассыпную, а потом, не видя выхода, в страхе прижались к стенам, образовав для дуэлянтов широкий коридор. Одна я застыла в проеме дверей, совершенно ошеломленная тем, что видела. В зале, позади меня, царило замешательство; танцы прекратились, но все гости стояли и наблюдали, ничего не предпринимая.
У меня не оставалось сомнений насчет того, что все это случилось из-за меня. Я обернулась, рассчитывая хоть к кому-то обратиться за помощью, но не увидела ни одного знакомого лица.
– Александр! – насилу произнесла я, пытаясь воспользоваться краткой передышкой в дуэли, но голос мой прозвучал очень слабо, так как даже голосовые связки мне плохо повиновались. – Послушайте, все это надо прекратить! Вы сошли с ума!
Я в ту же секунду поняла, что все испортила. Противники доселе стояли, тяжело дыша и с яростью глядя друг на друга; но, услышав мой голос, герцог содрогнулся, будто его ударило громом, и метнул на меня взгляд, от которого я похолодела. Сразу после этого дуэль возобновилась.
Александр атаковал, быстрый, как молния, и какое-то мгновение казалось, что острие его шпаги находится повсюду. Я закрыла глаза от ужаса, а когда открыла, то увидела, что Ле Пикар в самую последнюю секунду отбил удар, направленный в его грудь, и острие, отклонившись, вонзилось в его правую руку чуть пониже плеча. Все ахнули. В тот же миг Ле Пикар, невзирая на ранение, сделал мощный искусный выпад, и Александр едва успел отскочить.
У меня все помутилось в голове. Вскрикнув, я подхватила юбки и побежала прочь, расталкивая сбившихся в кучу наблюдателей. У меня была только одна мысль: найти Поля Алэна. Только он в силах все это прекратить! То, что я видела, дышало такой ненавистью, что я не представляла себе вмешательства кого-либо другого.
Как безумная я спускалась по лестнице и вслепую ткнулась в чью-то грудь.
– Что произошло?
Это был граф де Буагарди. Я закричала, в отчаянии хватаясь руками за его перевязь:
– Да идите же, успокойте их! Они хотят убить друг друга!
– Кто?
– Мой муж и этот… этот…
В волнении я забыла имя Ле Пикара. Буагарди не дослушал меня, бросившись наверх. Я побежала дальше и в каком-то углу, наконец, нашла Поля Алэна и Аврору.
– Ваш брат! – воскликнула я, задыхаясь. – Его могут убить!
Виконт молча смотрел на меня.
– Что вы такое говорите?
– Они затеяли дуэль, вот что! Да ступайте же! Они готовы разорвать друг друга в клочья!
К счастью, он не потребовал больше объяснений. Я все равно была не способна говорить связно. Аврора, оставшись со мной, обняла меня за плечи и довела до софы. Я села, сжимая руки. Плечи у меня вздрагивали. Аврора что-то спрашивала, но я пребывала в полной прострации и смогла выдавить только одно:
– Это ужасно! Это настоящая катастрофа!
– Что такое, мама? Что ты говоришь? Какая катастрофа?
– Да как же… ведь он наговорил ему столько чепухи о Клавьере и о том, что было в Париже. А еще…
Я увидела глаза Авроры: большие, испуганные. Мой голос прервался. Боже мой, я ведь говорю с девочкой, которая ничего не должна знать! И которая ничего не знает. Пересилив себя, я погладила волосы Авроры:
