Текст книги "Хозяйка розового замка"

Автор книги: Роксана Гедеон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 54 страниц)

5

Окончательно я опомнилась только тогда, когда яркий свет одного из кабинетов старой реннской Ратуши больно ударил мне в лицо.

Была полночь. Я увидела Поля Алэна. Он сидел на стуле, руки его были заведены назад и связаны за спиной. Иными словами, его просто привязали к стулу. Он был бледен, но очень спокоен и на вопросы отвечал презрительно.

Меня усадили на стул рядом с деверем, правда, рук мне связывать не стали. Я попросила стакан воды – и для того, чтобы справиться с замешательством, и для того, чтобы немного привести в порядок мысли и подумать. Раньше мне это сделать не удавалось.

В комнате, кроме меня и Поля Алэна, было довольно много людей – офицеров, чиновников, свидетелей, доставленных из театра. Я понятия не имела, как и почему задержали моего деверя, и поэтому решила не ломать себе над этим голову. Мой взгляд обратился к человеку, стоявшему за столом. Его предположительно можно было бы посчитать начальником.

Но если бы это было и не так, его лицо все равно привлекало бы внимание. Зеленые глаза под совиными дугами бровей, мясистый длинный нос. Зубы были редкие и плохие. В остальном он выглядел как обыкновенный чиновник – весь в трехцветных отличиях, словно для того, чтобы подчеркнуть свой республиканизм.

– Я – Лемальо, гражданка, комиссар Директории в департаменте. Я предъявляю вам обвинение в убийстве генерала Гоша и сообщаю вам, что вы будете задержаны и посажены в тюрьму.

Черкнув что-то в бумагах, он спросил:

– Можете ли вы сказать что-то насчет того, куда скрылся ваш муж и сообщник? Это смягчило бы вашу вину.

Вздох облегчения вырвался у меня из груди, едва я поняла, что Александр скрылся. Поль Алэн повернулся ко мне и тихо, сквозь зубы, произнес:

– Сюзанна, ни слова. Ни единого слова. Они ловят вас на крючок.

Лемальо раздраженно махнул рукой.

– Эй, гвардейцы! Выведите преступника. Хотя нет… Это вы сделаете потом. А сейчас очистите кабинет, и немедленно!

Гвардейцы, звеня шпорами, принялись выталкивать людей из зала. Я бросила неосторожный взгляд на Лемальо: он, видимо, пользовался здесь почти неограниченной властью. Одному Богу известно, что он со мной сделает. Я помнила совет Поля Алэна и решила молчать, что бы у меня ни спрашивали. Уж кто-кто, а брат Александра мне плохого не посоветует.

Гвардейцы как раз закрывали дверь, когда Лемальо вышел из-за стола и, любезно улыбаясь, стал между нами.

– Мне приятно сообщить вам, что по вашему делу сюда приедут разбираться люди из Парижа. Ну, а пока их нет, вами займусь я. Вы ведь будете говорить, гражданка? Нам крайне важно поймать вашего мужа.

Почти дьявольская гримаса исказила его черты. Резко наклонившись вперед, он с силой ударил меня по щеке – так, что моя голова мотнулась в сторону, в ушах раздался звон. С таким же наслаждением он закатил мне вторую пощечину.

– Вас ждет именно такое обращение, гражданка.

С проклятием Поль Алэн рванулся с места. Глаза его полыхнули такой яростью, что испугала бы и дьявола.

– Подонок! Не советую вам повторять это. Вы будете висеть на первой же осине, как только выедете из Ренна, за то, что посмели ударить жену моего брата!

– Молодой человек, смотрите, как бы не повесили вас, – произнес Лемальо, обнажая в улыбке редкие зубы.

Поль Алэн смотрел на него с ненавистью.

– Мерзавец, – процедил он сквозь зубы.

– Вы заговорили бы иначе, если бы знали меня, молодой человек. Знаете, зачем я ударил вашу прелестную невестку?

Поль Алэн молчал, и я, понемногу приходя в себя, видела, как судорожно он сжимает кулаки.

– Я это сделал затем, чтобы, если вас выпустят, вы передали своему брату, как грубо здесь обращаются с прекрасной герцогиней. Может быть, тогда он явится с повинной.

Он махнул рукой гвардейцам.

– А теперь уведите преступника. Мы побеседуем с гражданкой наедине.

Поля Алэна подняли и поволокли к двери. Я успела взглянуть на него. Он кивнул мне так, словно хотел повторить свои предыдущие слова. Да, видимо, он просит меня молчать…

Лемальо снова уселся за стол, внимательно меня разглядывая.

– Гражданка, меч закона висит не только над вашим мужем. Генерал Гош убит, и у нас есть основания полагать, что все ваше семейство виновно в этом. Знаете, как взяли вашего деверя?

Я молчала, сжимая зубы. Ненависть, которую я чувствовала к этому человеку, порой доходила до тошноты. Мне комок подступал к горлу, едва я вспоминала, что он посмел меня ударить, да еще пытался этим устроить ловушку для Александра.

– Поля Алэна дю Шатлэ арестовали на площади перед театром. Ничего подозрительного у него не обнаружили, но есть свидетели, которые точно видели, что он долгое время держал под уздцы нескольких лошадей, словно поджидая кого-то. С ним был сообщник, которому удалось скрыться. Ну, что вы на это скажете?

Сердце у меня упало. Я поняла, что совершила большую глупость. Поль Алэн, пожалуй, был арестован из-за меня. У них с Александром все, наверное, было условлено. Он ждал герцога у площади, но я смешала их планы. Герцог ушел другим путем, он просто не мог поступить иначе и не мог предупредить брата. Хорошо, что Поль Алэн вовремя понял ситуацию и успел избавиться от лошадей. Если бы его взяли с лошадьми, тогда вообще было бы трудно оправдаться.

– Ваш муж, гражданка, этот подлый убийца, – вкрадчиво произнес Лемальо, перегибаясь через стол и чуть ли не оскаливаясь, – непременно будет пойман. Мы не простим убийце смерти знаменитого генерала. Гоша. Так что будет лучше, если вы нам поможете.

– Каким образом? – спросила я презрительно.

– Скажете, какое место вы выбрали для убежища, черт подери!

Я не ответила. Неожиданная мысль мелькнула у меня в голове. Его лицо было так близко ко мне, почти на расстоянии вытянутой руки. Да ведь я не была связана, как Поль Алэн. Подумать только, этот плебей, этот урод, этот ублюдок посмел ударить меня, ударить дважды…

Резко поднявшись к нему, я плюнула ему прямо в лицо.

Замешательство длилось лишь несколько секунд. Похоже, сначала он остолбенел. Потом его рука поднялась и он снова ударил меня с такой силой, что я полетела на пол.

Вошли гвардейцы. Он указал им на меня и приказал отвести в соседнюю комнату под арест. Ночь, таким образом, я должна была провести не в тюрьме, а в Ратуше.

– Если вы думаете, гражданка, – почти любезно сказал он, наблюдая, как меня тянут к выходу, – что я еще раз снизойду до разговора с вами, то вы ошибаетесь. Даже если бы вы теперь сами умоляли меня выслушать ваши признания, я не стал бы вас слушать. Завтра вечером здесь будет другой комиссар Директории, он обойдется с вами куда хуже, чем я.

Ухмыляясь, он стал собирать на столе бумаги. А меня почему-то не покидало странное чувство того, что этого человека я уже когда-то видела.

6

Эту ночь я почти не спала. Сначала просто лежала неподвижно, бросившись на какой-то топчан и уставившись невидящими глазами в потолок, потом понемногу стала размышлять. Первые мысли были, конечно, об Александре.

Я хорошо понимала, как его подвела. Я, вероятно, испортила всю договоренность и наделала много такого, о чем я сама пока не догадываюсь. Больше всего меня мучило то, что мы теперь надолго разлучены. Я даже о себе не думала, думала только об этой разлуке. Все жандармы Бретани будут поставлены на ноги. Раз Гош убит, и убит Александром, стало быть, на поимку моего мужа будут брошены все лучшие силы. Говорил же мне этот мерзавец Лемальо, что следователи едут из Парижа. Теперь для Александра, если только ему удастся ускользнуть, есть лишь одно спасение: спешный отъезд в Англию. Кто знает, сколько мы не увидимся. Месяц, год… Никто не может сказать, когда он вернется.

Мы с ним даже не попрощались.

И подумать только, всего этого могло и не быть, если бы он мне доверял и послушался меня. Я так его просила, так отговаривала. А он с такой легкостью все поставил на карту – наше счастье, наш дом, наше будущее. И все разом проиграл.

Чего мы теперь могли ждать от жизни? Разве что короткой встречи. Она бы стала венцом всех желаний.

Я прикусила пальцы, чтобы не плакать. Я не сомневалась, что за мной ведется наблюдение, и не хотела никому показывать свое отчаяние. Они считают меня сообщницей – ну и пусть. Я даже оправдываться сейчас не хотела. Только бы Александр не попался в ловушку, расставленную Лемальо. Он ведь вполне может, услышав о том, что я арестована вместо него и что со мной дурно обращаются, явиться и дать себя арестовать, лишь бы освободить меня.

Я так люблю его. Но, Боже праведный, смогу ли я когда-нибудь простить ему, что он решился на этот злосчастный выстрел, что он так легко променял семью на сомнительную славу роялиста-заговорщика?! Он хоть думал, чем это кончится? Впрочем, все мужчины так поступают – совершают подвиги, воюют, стреляются, полагая, что делают что-то в высшей мере славное и полезное, и нисколько не думают о том, как много горя причиняют окружающим.

Лемальо сдержал слово. Меня ни ночью, ни днем никуда не вызывали. Мне даже не принесли еды. Только раз мне удалось уговорить часового дать стакан воды. Сентябрьский тусклый день тянулся неимоверно долго. Я вышагивала по комнате, отбрасывая назад распустившиеся спутанные волосы. Заснуть мне не удавалось. Когда я поглядывала на себя в зеркало, то видела распухшее лицо, разбитые ударом губы, синяк на виске. У меня даже не было воды, чтобы умыться, не было мокрого полотенца, чтобы хоть немного охладить лицо после тех пощечин. Кошмар… Можно ли поверить, что еще недавно я была на Корфу, острове любви? Все ужасно изменилось. Я снова в этой проклятой стране, и снова начался все тот же ужас…

Часовые, сменяющиеся каждые четыре часа, кричали мне через дверь самые грязные ругательства, вплоть до нецензурных. Я не подавала виду, что слышу. Эти люди, похоже, очень любили Гоша. И, кажется, их вполне уверили в том, что это я нажала на спусковой крючок.

В десять вечера дверь распахнулась. Я поняла, что приехал тот самый обещанный мне комиссар – поняла это еще раньше, услышав шум в соседнем кабинете.

Когда я переступила порог, первое, что мне пришло в голову, – это мысль о невезении. Лемальо был здесь, но уже не за столом, а возле стола, на стуле, зато за столом восседал высокий, дородный, румяный мужчина лет тридцати пяти, в котором я со страхом узнала Доминика Порри.

Это был не сон. Самая настоящая правда. Несомненно, это Порри – тот самый бывший врач, что дал мне и моим близняшкам приют в своем доме, которого я, честно говоря, слегка обокрала и бросила. Даже убежала от него, написав на стене большими буквами «спасибо».

Он был не менее поражен моим появлением и даже приподнялся, узнав меня.

– Что, это и есть та самая герцогиня дю Шатлэ?

Он знал меня под именем принцессы де ла Тремуйль и, разумеется, был ошеломлен. Лемальо скрипучим голосом ответил:

– Да, гражданин комиссар. Правда, герцогиней эта гражданка стала не так давно. Мы выяснили, что всего за одиннадцать часов до покушения заговорщик и заговорщица заключили гражданский брак. Прошу обратить на это особое внимание, гражданин Порри.

– Почему?

– Это, несомненно, еще одно свидетельство против них. Эта женщина знала, что сделает ее муж, и они вместе решили устроить так, чтобы их имущество ни в коем случае не перешло в казну Республики.

Подавшись вперед, Лемальо злорадно добавил:

– Правда, они не учли, что если и гражданка дю Шатлэ будет осуждена, то имущество все равно перейдет к государству.

В продолжение этого разговора я стояла неподвижно, переводя взгляд с Порри на Лемальо, а теперь решила сесть. В конце концов, мне безразлично, как настроен ко мне давний знакомый.

– Вы можете мне сказать, что с моим деверем? – спросила я сухо.

Порри мрачно посмотрел на меня.

– Он в тюрьме. И хочу напомнить вам, что это я должен задавать вопросы.

Я подняла на Доминика глаза.

– Вы что же, верите гражданину Лемальо?

– Его слова звучат убедительно.

– Нет. Нисколько. Мы и вправду заключили гражданский брак. Но я даже представления не имела, что произойдет в театре.

– Как я могу убедиться, что вы не лжете?

– Да рассудите здраво, гражданин Порри! Неужели вы думаете, что я отправилась бы в театр, если бы знала, что там случится? Я бы благоразумно осталась дома. Мой муж… он не посвятил меня в свои планы.

Порри долго молчал. Потом, шумно вздохнув, поднялся.

– Я готов согласиться с вами. Но вы, по крайней мере, можете сказать, где предположительно скрывается ваш муж?

– А он еще не схвачен? – с невольной радостью вырвалось у меня, и этот возглас произвел крайне неблагоприятное впечатление и на Порри, и на Лемальо.

Лемальо выкрикнул:

– Скрывается от правосудия! Вот от чего скрывается ваш муж! И вы смеете радоваться этому у нас на глазах?!

Порри властно остановил его.

– Замолчите, гражданин Лемальо. Только я имею право спрашивать о чем-то гражданку.

Доминик снова повернулся ко мне, и по его взгляду я поняла, что еще не совсем безразлична ему. Но устоит ли его порядочность под сознанием того, что я сбежала, что я стала женой другого, что я обвиняюсь в убийстве человека, которого он, Порри, наверняка очень высоко ценил?

– Так где может прятаться гражданин дю Шатлэ?

Я серьезно и честно взглянула на Порри.

– Неужели вы думаете, что я сказала бы вам, даже если бы знала?

– Черт возьми… – начал Лемальо.

Порри снова остановил его. И снова спросил:

– Вы утверждаете, что ваш муж не открылся вам, не рассказал о своих преступных намерениях?

– Он не сказал мне ни слова. Если бы я знала, я бы просто не пустила его.

– И вы ни о чем не догадывались?

– До самой последней минуты.

Тут у меня в голове мелькнула одна очень удачная мысль.

– Послушайте, это очень легко доказать. В ложе… в ложе был один офицер, Роже Вален… вы уже допросили его?

– Не смейте указывать нам, как вести следствие! – воскликнул Лемальо.

– Гражданин, – очень натянутым и сухим голосом произнес Порри, – если вы еще раз позволите себе крикнуть на эту женщину, я выставлю вас из кабинета. Запомните это. Комиссары Директории должны вести себя как люди, а не как лошади.

Наступила пауза. От меня не укрылось то, как подозрительно и зло поглядел на Доминика чиновник. На сердце у меня полегчало: оказывается, Порри пытается защитить меня.

Правда, он пытается быть объективным, но это у него плохо получается Вероятно, чувства, которые он питает ко мне, – уж не знаю, как их назвать, – сильнее его самого и его гражданского долга.

Как бы скверно это ни выглядело, но на Порри мне было наплевать. Мне даже было безразлично, не отразится ли то, что он выгораживает меня, на его карьере. Не заподозрят ли его. Я лишь хотела с его помощью поскорее выйти, освободиться из-под ареста и, наконец, разобраться, что с Александром.

Все остальное меня совершенно не волновало.

– Введите главного свидетеля, – приказал Порри гвардейцу.

Вошел Роже Вален. Честно говоря, я не думала, что он сможет ходить после такого ранения, но, тем не менее, это было так. Он был бледный, ни кровинки на лице. Не бросив на меня даже взгляда, лейтенант стал говорить.

Я, хоть и просила позвать его, втайне опасалась его признаний. Вдруг он солжет? Он так любил Гоша, что мог бы возвести на меня любую напраслину. Но Роже Вален, к моему удивлению, оказался правдивым человеком.

С минуту напряженно слушая его, я поняла, что он не намерен что-либо скрывать или перевирать. Он ругал Александра самыми последними словами, но в точности передал все, что видел, рассказал даже о схватке в ложе. Потом перевел взгляд на меня.

– Граждане, мне кажется, что эта женщина, жена убийцы, совершенно ничего не знала. Я все время был с нею, едва она приехала. Из разговора между ними я понял, что они поссорились из-за того, что он не хотел брать ее с собой в театр. Тогда она приехала сама. В ложе она не вставала с места и ничем ему не помогала. Ничего подозрительного я за ней не заметил. Более того, я, хотя и был ранен, но видел, как она испугалась, когда все это произошло.

Подумав, он добавил:

– Кстати, это она пригласила меня в ложу. Думаю, если бы она была посвящена в заговор, то не стала бы так осложнять своему мужу его гнусную задачу. Он, вероятно, просто решил воспользоваться ею как последний негодяй. Он так и думал, что ее арестуют вместо него.

Эти слова вызвали у меня возмущение, но я сумела сдержаться. Пусть этот Роже Вален предполагает что угодно. Мне-то отлично известно, как настойчиво советовал мне Александр уехать в Белые Липы. Если бы я сделала именно так, меня бы вообще не арестовали.

Роже Вален ушел, подписав свои показания. Лемальо нерешительно поглядывал на Порри. Видимо, слова лейтенанта окончательно выбили почву из-под обвинения, выстроенного против меня, хотя оно и раньше было бездоказательно. Я решительно спросила:

– Гражданин Порри, могу ли я побеседовать с вами наедине?

Он, казалось, некоторое время колебался. Потом, вероятно, любопытство или еще какое-то чувство взяло верх, и он многозначительно взглянул на Лемальо.

– Вы приказываете мне выйти, гражданин Порри?

– Да. Оставьте нас вдвоем на несколько минут. Возможно, арестованная хочет что-то сообщить мне.

Мы остались одни. Я грустно смотрела на Порри, собираясь с мыслями. Надо было убедить его, чтобы он меня выпустил. У него ведь так много власти. С тех пор, как я ушла от него, он действительно продвинулся по службе.

– Что это у вас с лицом? – вдруг спросил он. – Вас кто-то бил, мадам?

Ну вот, и прежнее обращение «мадам» вернулось. Я качнула головой.

– Да. Бил. Этот негодяй, Лемальо, меня трижды ударил.

– Он сказал, что это вы его ударили.

– Кто кого – это, по-моему, ясно по нашим лицам. Впрочем, сейчас это совершенно не важно.

Наклонившись к нему, я серьезно спросила:

– Вы что, уже не хотите мне добра, Доминик?

Он сурово посмотрел на меня – я даже не думала, что этот мягкий, в сущности, очень добродушный человек может так смотреть.

– Мой долг разобраться во всем. Не имеет значения, чего хочу я лично. Если вы помогали убить генерала, я первый приговорю вас.

– Если… Что значит это «если»? Вызволяя меня из Консьержери, вы не интересовались, виновна ли я.

– Ибо тогда вы были явно не виновны. Я это знал.

Помолчав, он вполголоса добавил:

– И тогда у меня были надежды. Надежды, которые вы безжалостно разбили.

– У меня не было другого выхода.

Порри, пожалуй, впервые словесно выразил то, о чем мы оба прекрасно знали. Его надежды… Почему никто не хочет помочь мне просто так, не лелея при этом никаких надежд. Он делает добро, но подсознательно считает, что я должна чем-то ему за это отплатить!

– Доминик, – сказала я тихо, – но вы же теперь знаете правду. Лейтенант Вален все рассказал. Вы получили уверенность, не так ли?

Кровь прихлынула к его лицу. Внезапно вскочив, он сжал кулаки, и я на миг даже почувствовала страх перед этой гневной вспышкой.

– Это последний раз, мадам. Последний, черт побери!

– Что такое «последний»? – спросила я в недоумении.

– Мне в последний раз нужна уверенность. Если нам суждено еще раз встретиться при таких же обстоятельствах, боюсь, я потребую от вас совсем иную цену. Правда мне уже ни к чему.

Я медленно поднялась, в упор глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Значит, – спросила я, – все дело не в том, виновна я или нет? Все дело в том, как я к вам отношусь. Не так ли? Просто желать мне добра вы не можете. Вам нужно что-то взамен. Да?

Не отвечая, багровый от волнения, он схватился за звонок. На зов явился гвардеец.

– Уведите эту гражданку. И дайте ей поесть, черт побери, – мы же не робеспьеристы, в конце-то концов!

7

Меня освободили через двенадцать часов после этого разговора. Освободили без всяких объяснений и извинений, но я и этому была рада. Только мысли об Александре сейчас занимали меня. Надо было бы что-то выяснить в Ренне, но этот город был враждебно настроен ко всем, кто проходил по делу о покушении, и поэтому я должна была спешно уехать. Я лишь вернулась на какой-то час в наш отель, привела себя в порядок, забрала прислугу и, сев в карету, приказала гнать что было силы.

Лишь оказавшись в Реннском лесу, я поняла, что теперь мне ничего не грозит.

Уже к пяти часам вечера мы оказались совсем недалеко от Белых Лип. Лес, среди которого мы ехали, успокаивал меня, настраивал на мысли о том, что все сложится к лучшему. Я даже подумала, что если уж Александр на свободе и ему пока не грозит казнь, то это самое главное. И главным моим утешителем, заставившим меня поверить в лучшее, стал лес.

Осень уже вступила здесь в свои права. Зажглись деревья. Яшмовые клены просто светились среди лип и берез. Да и сами липы и березы стояли словно в парчовых накидках. Дубы уже начали ронять свои спелые желуди. Птичьи стаи оглашали небо прощальными криками – косые ряды уток, длинные цепи чибисов, клинья журавлей и гусей.

И все-таки осенняя умиротворенность леса была кажущейся. На одной из дорожных развилок из чащи прямо под колеса бросился какой-то человек. Кучер едва успел остановить лошадей. Выглянув в окно дверцы, я узнала Фан-Лера – шуана, служившего моему мужу.

– Надо предупредить вас, ваше сиятельство, – выдохнул этот громадный бретонец.

– О чем?

– В Белых Липах засада, мадам герцогиня. Сюда пригнали уйму солдат. Все ждут, желают поймать герцога.

– Сколько их?

– Пожалуй, тысячи две, мадам. И кормить их приказывают из ваших запасов.

Я нахмурилась. Потом, помолчав, спросила:

– Фан-Лер, есть какие-нибудь известия о господине герцоге?

– Нет, мадам герцогиня. Простите нас. Мы связывались уже с его милостью Кадудалем-Круглоголовым, но он тоже ничего сказать не может.

– Вы, надеюсь, успели уйти? Солдаты вас не заметили?

– Ваше сиятельство, об этом не беспокойтесь. Мы хорошо затаились.

Карета тронулась. Покусывая платок, я чувствовала, как меня снова охватывает сильная тревога. Никто ничего не знает об Александре. Что с ним? Куда он делся? Я освобождена, я вернулась в Белые Липы, но здесь я буду словно отрезана от внешнего мира. О чем я смогу узнать, если сюда пригнали столько солдат? В конце концов, эти мысли так обеспокоили меня, что, когда мы приехали к Белым Липам, я почти кипела от гнева и ненависти к республиканцам.

Как и следовало ожидать, они изгадили все, что только было можно. Я не узнавала двора. Похоже, они топтались прямо по клумбам и наверняка бултыхались в бассейнах. Грязь была такая, что я невольно зажмурилась от злости. Их было ужасно много, они спали под стенами замка, под кустами, валялись пьяные прямо на дорожках. Везде были разбросаны пустые бутылки.

Едва выскочив из кареты, я набросилась на капитана, который командовал всем этим нашествием:

– Черт побери, сударь, по какому праву все это происходит? Да будет вам известно, я больше не дам ни куска хлеба вашим солдатам!

Капитан, противный толстяк, сделал шаг вперед.

– Вы обязаны кормить моих ребят. Они здесь не по своей прихоти, а по приказу командования. Они ловят вашего мужа, а он преступник, черт побери!

Кровь прихлынула к моим щекам. Я едва сдержалась, чтобы не закатить этому мерзавцу пощечину.

– Я достаточно наслушалась оскорблений в адрес моего мужа, пока сидела за решеткой. Я предупреждаю вас, капитан, если вы посмеете еще раз сказать что-то столь же гнусное о герцоге в его же собственном доме, ваши солдаты и вы сами забудете, что такое еда! Вы думаете, я и дальше позволю прислуге вас ублажать?

– Вы обязаны это сделать, гражданка!

– Если я обязана не дать им умереть с голоду – это одно. Но я не обязана обеспечивать их вином из своих погребов. Посмотрим, что вы запоете, когда получите лишь кусок хлеба на обед, – это и будет моя обязанность.

– Они возьмут сами, предупреждаю вас!

– Посмотрим!

Вне себя от того, что эти люди смеют нахальничать и называть меня гражданкой даже здесь, в моем доме, я быстро шла через анфиладу комнат. Навстречу мне выбежал Жан.

– Ма, ты видела? Тут их столько, что не пересчитать! И почти все пьяные!

Сбавив голос на целый тон, он спросил:

– А господин герцог на свободе?

Я поспешно кивнула. Потом, обнимая сына, быстро приказала:

– Мальчик мой, беги на кухню, найди экономку. Пусть ничего не дает этим негодяям, пусть все спрячет.

– Ма, ты думаешь, они сами не найдут?

– Может, и найдут. Но мы все равно причиним им этим неприятность.

Жан убежал. Я подумала, что отыскать что-то самим солдатам будет трудно, – замок был словно предназначен для подобной осады. Надо было знать его секреты, чтобы что-то найти, знать расположение подземных лабиринтов, превращенных в погреба. Вполне возможно, синие бросятся грабить окрестные деревни, но тогда уж крестьяне зададут им жару, и я ничуть не буду виновата, если нескольких синих вздернут за грабеж на осине.

Охваченная желанием осуществить свое мелкое мщение, я развила лихорадочную деятельность. Я сбегала на ферму, потом обежала весь дом, собрала прислугу и приказала ей держать язык за зубами. Провизией теперь распоряжаюсь только я. Я забрала у экономки ключи и привесила их себе на пояс. Пусть теперь попробуют эти пьяницы что-то получить! Я выдам им по куску хлеба и по стакану воды из колодца. Так они быстрее отсюда уберутся.

Поспешно проходя через голубую гостиную, я заметила в кресле старую герцогиню и сразу остановилась.

– Простите, мадам, – сказала я. – Я приехала два часа назад, но еще не успела зайти к вам.

С трудом поднимаясь, Анна Элоиза махнула мне рукой.

– Подойдите!

Я подошла. Какое-то время она вглядывалась в мое лицо, потом сделала гримасу и поднесла руку к виску:

– Что это у вас? Синяк?

Я качнула головой. Она хмыкнула.

– И кто же посмел?

– Я была там, – сказала я резко. – Под арестом.

– Вы сидели под арестом из-за Александра? И они осмелились бить вас?

– Им не так много нужно было смелости. Они знали, что я не могу дать им сдачи.

– Не можете? Это мы еще поглядим!

Глаза старухи вспыхнули таким зловещим огнем, что она внезапно даже как-то помолодела лет на двадцать. Она пошатнулась, и я поддержала ее. Ее рука медленно опустилась на мое плечо. Анна Элоиза некоторое время молчала, а потом произнесла – не так холодно, как всегда:

– Ах, племянница! Что за судьбу вы себе выбрали!

Я вдруг с изумлением поняла, что старая герцогиня, пожалуй, впервые не вложила в слово «племянница» насмешливого оттенка.

Зная, что не смогу этой ночью спать, я зажгла все свечи в гостиной. Анна Элоиза, выслушав мой рассказ, ушла к себе. Дети были уложены – по крайней мере, я надеялась, что даже Жан угомонился. Со мной была только Маргарита.

Я сидела в кресле, а она прикладывала к моему синяку уксусные примочки. На сердце у меня было тревожно. Солдаты во дворе все еще бесновались по поводу того, какую скромную трапезу я им устроила. Они даже развели костер, хотя я просила потушить все огни. А капитан, этот чертов толстяк, повсюду выставил своих часовых.

– Боже мой, – произнесла я, – надеюсь, Александр будет достаточно умен и не подумает сюда заглядывать.

– Узнать бы для начала, куда он делся! – проговорила Маргарита.

Положение было серьезное. Белые Липы словно взяты в осаду. Дворец оцеплен стражей. Пожалуй, даже если Александр пришлет через кого-то известие, гонец непременно попадется.

В три часа утра зазвенели шпоры в вестибюле, и в голубую гостиную вошел Поль Алэн. Я вскочила, увидев его, и полотенце, смоченное уксусом, упало на пол.

– О Боже! Наконец-то! – Я была совершенно измучена.

– Боюсь, – сказал он сердито, бросая шляпу и падая на стул от усталости, – я ничем не смогу вас утешить.

– Когда вас отпустили?

– В полдень.

– А меня утром. Вы знаете что-то об Александре? Умоляю вас, говорите!

Он удрученно покачал головой.

– Мне совсем мало удалось узнать.

– Что именно?

– Александр до сих пор не пойман – это раз. Александр выехал из Ренна еще до того, как пришел приказ закрыть все городские заставы, – это два. Я узнал это от одного жандарма, стоявшего у шлагбаума. Похоже, у Александра плохо с ногой – это три. Он хромал. По-видимому, повредил ногу при прыжке.

– Господи ты Боже мой! – прошептала я, ломая пальцы.

– И, наконец, последнее, что я знаю. Александр не уехал в Англию. Он все еще в Бретани.

– Почему?

– Неизвестно по каким причинам, но он не явился в бухту, где его ожидала шхуна. По всем нашим расчетам, еще позавчера утром он должен был быть в Лондоне. Но он даже не пришел в назначенное место. Человек, который сопровождал его, тоже пропал.

– Но герцог жив, да? Поль Алэн, говорите!

– Черт возьми, я надеюсь, что жив!

Он вскочил на ноги, раздраженно прошелся по гостиной.

– В этом деле так много неясного… почему он действовал совсем не так, как мы условились? Я ждал его на площади с лошадьми. Я понимаю, конечно, что вы значительно осложнили ему дело. И все-таки…

Я промолчала, понимая, что Поль Алэн еще не знает о лейтенанте, которого я притащила в ложу. У меня не хватило мужества признаться. Мне казалось, Поль Алэн просто убьет меня за это.

– Вам нужно поесть, – сказала я вслух.

Он кивнул, соглашаясь со мной.

Я не стала звать прислугу. Сама пошла на кухню, собрала на поднос все, что смогла, поставила две бутылки бургундского. Мне и самой хотелось вина. Уже очень много часов я жила в страшном напряжении. Мне нужна была разрядка.

– Не беспокойтесь, – сказал Поль Алэн, нарезая окорок. – В сущности, все прошло довольно удачно. Александр на свободе. Я сейчас часа два посплю и снова поеду его искать. Я объезжу всех. И Кадудаль поставит на ноги своих людей. Мы отыщем Александра.

Чтобы подбодрить меня еще больше, он ласково сжал мою руку.

– Выше нос, дорогая сестра! Вам трудно, я знаю. Но мы им еще отомстим. Этому мерзавцу Лемальо – в первую очередь. Мы еще зададим ему жару.

Допивая второй стакан вина, он добавил:

– Вы превосходно себя ведете, Сюзанна. Вы просто взбесили всех этих синих, что стоят вокруг дома.

– Вы уедете, Поль Алэн… а мне так страшно оставаться с ними наедине!

– Они ничего не посмеют вам сделать. Только будьте такой же храброй, как прежде. Они именно этого и боятся. Да и я… я ведь тоже буду наведываться.

Он доел свой ужин и, даже не сняв сапог, растянулся на диване и уснул, попросив разбудить его через два часа.

…Я долго стояла у окна, до тех пор, пока не начал заниматься рассвет. Слезы невольно хлынули у меня из глаз. Боже, подумала я, верни мне Александра! Я бы ничего не пожалела для этого! Лишь бы увидеть его еще хоть раз! Или узнать, что он уехал в Англию, что он в безопасности!

Но лучше все-таки – это, конечно, увидеться. Хотя бы попрощаться. Мы так странно расстались… О, почему я не была тогда более умной, более догадливой, более понятливой?

Следующий день прошел ужасно. Поль Алэн, которого я ждала к вечеру, не появлялся. Все висело на мне. Солдаты были так ожесточены против меня, что я опасалась выходить во двор, но все равно ничего им не давала. «Пусть берут сами», – так я передала им через экономку. Они и брали. Я видела, как они тащат кур и уток, украденных из деревень, и жарят их на кострах.