Текст книги "Хозяйка розового замка"
Автор книги: Роксана Гедеон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 54 страниц)
Роксана Гедеон
Хозяйка розового замка
Хозяйка розового замка
ГЛАВА ПЕРВАЯ
КОРОЛЕВА НЕАПОЛИТАНСКАЯ
1Вечер нашего отплытия из Марселя был по-весеннему теплый. Золотистые тени угасающего дня ложились на волны, зыбко таяли в лиловых вечерних сумерках очертания башни Сен-Жан. К борту судна еще причаливали шлюпки, хотя, как мне казалось, уже все пассажиры были на корабле.
Я стояла у поручней, глядя на Марсель. Нас разделяла узкая полоска моря, вернее Лионского залива, но еще можно было видеть и порт, и суда, стоящие на рейде, и даже фигурки матросов и грузчиков в гавани. Когда-то, уезжая на Мартинику, я видела, как трепещет под февральским ветром на башне Сен-Жан белое королевское знамя с золотистыми лилиями. Нынче все осталось как прежде – и Марсель, и башня, и февральский ветер, только знамя было трехцветное. Знамя революции.
«Роза Средиземноморья», корабль, готовящийся отправиться в очередной путь сегодня в полночь, был огромным сорокапушечным судном, одним из самых мощных, что бороздили волны между Францией и Италией. Именно на «Розе» мы купили себе каюту. Направлялись мы в Неаполь… Сейчас Александр выяснял последние детали маршрута у капитана. Уходя, мой муж обещал достать средство против морской болезни, ибо я, зная за собой эту слабость, слегка побаивалась восьмидневного морского путешествия.
Семнадцать дней прошло с тех пор, как мы выехали из Белых Лип, и для меня эти дни словно слились в одно целое. Никогда еще, пожалуй, я не проводила время так легкомысленно и безалаберно. У меня не было абсолютно никаких забот. День и ночь для меня смешались, я жила только близостью с Александром, была погружена в океан наркотическо-чувственной неги. Я почти не спала, ела когда придется, но не чувствовала ни усталости, ни голода. Мы проехали почти всю Францию, а я даже ничего не запомнила, кроме, пожалуй, гостиницы в Ренне, где прошла наша брачная ночь. Порой я сама себе удивлялась, но не жалела ни о чем. Жаль было только того, что такая жизнь не может продолжаться вечно.
Хотя, в сущности, эту мысль можно было пока выбросить из головы. Наш медовый месяц только начинался. У нас не было строго определенных планов, кроме намерения посетить Неаполь, но мы знали, что можем путешествовать как угодно долго – хоть до середины лета.
А сейчас было лишь первое число марта… На «Розе» матросы зажигали огни, и я увидела громадную черную тень, мчащуюся по палубе ко мне. Это был Слугги, огромный могучий дог, любимец Александра. Раз он здесь, значит, герцог скоро появится. Слугги от избытка радостных чувств так преданно ткнулся мне в колени, что чуть не свалил меня с ног. Мне удалось устоять, и я потрепала это громадное животное между ушами. Подчинялся он только Александру, но меня тоже любил – настолько, что глухо рычал на каждого незнакомца, приближающегося ко мне.
Он лег у моих ног, растянулся огромной массой поджарых мускулов, и я тоже опустилась на колени, трепля его по загривку.
– Ну что, Слугги? Что ты думаешь о море?
Я замолчала, увидев очередную шлюпку, подошедшую к кораблю. Она везла какого-то богатого пассажира; я даже подумала, что лишь чудо помогло ей не затонуть под таким количеством багажа. Совсем рядом со мной матрос зажег фонарь, и его яркий свет целым снопом полился через борт на воду, осветив шлюпку. От того, что я увидела, у меня перехватило дыхание.
На борт «Розы Средиземноморья» поднимался сильный, высокий мужчина лет тридцати семи в горностаевом плаще, с тростью и шляпой в руках. Свет фонаря позолотил его густые волосы цвета спелой пшеницы – я узнала их… А еще я узнала это красивое, холеное, самоуверенное лицо – лицо Рене Клавьера, богатейшего банкира, владельца компании по военным поставкам «Клавьер и Ру», отца Вероники и Изабеллы.
Отвращение и страх не на шутку сдавили мне горло. Слугги, инстинктивно почувствовав что-то неладное, глухо зарычал. Я отступила в тень, чувствуя, что мне становится страшно до тошноты. Самые отчаянные мысли приходили в голову. Боже мой, ведь я только-только стала счастливой… Я лишь недавно достигла взаимопонимания со своим мужем, и снова появился это банкир! Он хочет навредить мне, без сомнения… Именно для этого он сюда явился! Если Александр поймет, что я была близка с этим буржуа, что я родила от него близняшек… даже подумать страшно, что тогда будет!
Я была так неуверена в своем семейном счастье, в своем будущем, что готова была впасть в панику. Рычание дога заставило меня очнуться. Я снова взглянула на Клавьера, увидела, как он поднимается по лестнице, и поспешно приняла меру предосторожности: опустила на лицо густую вуаль. Нельзя же предположить, если рассуждать здраво, что он ради меня явился на «Розу». Он едет по своим делам, он не подозревает о том, что я тут, и его появление – только злосчастное совпадение… но все равно, все равно, следует как можно быстрее это исправить!
Клавьер поднялся, отдал какие-то распоряжения насчет багажа – я все равно ничего не разобрала от испуга. Он не узнал меня, но окинул мою фигуру заинтересованным взглядом. Как всегда, ищет, за кем бы приударить на короткое время плавания… Естественно, что изящно и со вкусом одетая дама, по всей видимости, молодая и стройная, привлекла его внимание. Я выдержала его взгляд, но когда он, явно заинтригованный, сделал шаг в мою сторону, будто собираясь что-то сказать, я в ужасе подалась назад и, повернувшись, быстро зашагала прочь.
– Мадам! – окликнул он меня. – Мадам, вы платок обронили!
Я не оглянулась, а разъяренный Слугги с грозным рычанием преградил Клавьеру дорогу, прикрывая мой уход.
Подобрав юбки, я, не помня себя, бросилась в первый же выход, какой увидела. Крутые ступеньки были под моими ногами. Я поспешно спускалась, думая, что вот-вот упаду, и у самого подножия винтовой лестницы столкнулась с Александром. Он поддержал меня.
– Что с вами, дорогая? На вас лица нет.
Он осторожно поднял мою вуаль. Я в отчаянии прижалась к нему, словно желала не дать ему ничего понять. Он отстранил меня.
– Что случилось? Вы вся дрожите.
Под его пристальным взглядом я снова ощутила страх. А вдруг он все узнает? Узнает о моем прошлом? Почти трусливая тошнота подступила к горлу.
– Мне… мне дурно… Дайте платок!
Он подал мне платок, и меня стошнило. Вытирая лицо, я тяжело вздохнула. Этот приступ рвоты неожиданно вернул мне спокойствие.
– Александр, мне очень жаль, но этот корабль мне не нравится.
– Не нравится? Совсем недавно вы говорили другое.
– Да, но… Какая первая остановка в нашем пути?
– Аяччо на Корсике.
– Когда мы туда приезжаем?
– Через два дня.
«Два дня! – подумала я в отчаянье. – Целых два дня мне придется плыть бок о бок с Клавьером!»
– Мой дорогой, я умоляю вас, давайте сойдем в Аяччо. Мы найдем другой корабль и… и… Корсика так хороша, мы с удовольствием ею полюбуемся!
Мои аргументы звучали слабо, это я и сама поняла. Александр окинул меня внимательным взглядом.
– Это все?
– Д-да, – ответила я запинаясь.
– Любовь моя, мы сделаем так, как ты захочешь.
Такой уступчивости я не ожидала – ведь со стороны мои желания выглядели явно нелепо. Я с искренней радостью сжала руку мужу.
– Мне жаль, что так получилось… Но я не могу ехать на этом корабле! Я была на палубе, и мне уже стало дурно.
– Я достал для вас настойку против морской болезни.
– Да, но… я все равно хочу сойти в Аяччо.
– Ну, об этом мы уже договорились.
Он обхватил меня за талию.
– Милая моя, вы, по-моему, слишком устали. Пойдемте, я отведу вас в каюту. Вам надо поспать.
– Только не через палубу! – воскликнула я, заметив, что он намеревается вести меня наверх.
– Почему?
– Именно там мне стало дурно.
Он не возражал и довел меня до каюты другим путем. С Клавьером я больше не встретилась, и это немного меня успокоило.
Александр помог мне лечь и заставил проглотить ложку добытой им настойки – она не имела запаха и вкуса, лишь какой-то слабый лимонный привкус. Герцог сел рядом со мной, ласково касаясь рукой моего лба, поднес к губам мои пальцы. Как мне хорошо и спокойно рядом с ним… Я свернулась калачиком, приникнув щекой к его руке, и сердце умерило стук.
– У вас все в порядке, правда, дорогая?
– Все, – прошептала я. – Я так люблю вас.
– Значит, этой ночью вам следует выспаться.
Он лег рядом, привлек мою голову себе на грудь. «Ну почему, – подумала я, – на „Розе“ появился Клавьер и все так нарушил? Все так хорошо начиналось. А он заставил меня вести себя странно и взбалмошно, заставил высказывать Александру какие-то нелепые капризы, к которым я по натуре вовсе не склонна». А еще… еще Клавьер заставил меня почувствовать, каким зыбким и неустойчивым я считаю свое счастье. Ему всего семнадцать дней… И я не доверяю Александру безгранично – есть вещи, которые я могу и хочу скрыть от него.
Впрочем, у него тоже наверняка есть тайны. К тому же я вообще не поклонница абсолютной честности между супругами. Есть вещи, которые необходимо скрыть… ради обоюдного спокойствия.
И почему я так испугалась? Разве в том, что произошло, есть хоть какая-то моя вина? Александру не за что упрекать меня. Лишь одно пятно было на моей совести – то, что я, аристократка, была любовницей буржуа, что мои девочки рождены от него, а ведь он принадлежал к сословию, сокрушившему Старый порядок. Но ведь все, что бы я ни делала, совершалось по любви. Я не руководствовалась расчетом. Я была честна и искренна. К тому же я прошла через все круги ада, и я очистилась. Многие ли женщины могут так о себе сказать?
Я потянулась к мужу, на ощупь нашла его губы, поцеловала… И уснула – так спокойно и крепко, как уже давно не спала.
2– Вы покидаете нас в Аяччо? – снова спросил капитан.
– Да.
– Но почему? Господин дю Шатлэ, вы нигде не найдете такого хорошего судна. Такие корабли, как «Роза Средиземноморья», попадаются не так уж часто.
Александр, смеясь, сжал мою руку.
– Что поделаешь, капитан, моя супруга так захотела. И не беспокойтесь о деньгах – мы оплатим все так, будто доплыли с вами до Неаполя.
Капитан с кислой улыбкой покачал головой.
– Ума не приложу, чем вам не по вкусу «Роза»!
Мне надоел этот разговор. Я хотела поскорее сойти на берег. Корсика уже давно показалась на горизонте – каменистая земля, темные заросли кипарисов, скалы. Потом белый город рассыпал по берегу свои строения, а дальше чащи мирта струили опьяняющие ароматы. Заросли, по которым никто не ступал, покрывали горы от вершин до основания, а залив бороздили рыбачьи лодки.
Все эти дни я притворялась, что плохо себя чувствую, – для того, чтобы не выходить в салон к обеду или ужину. Там собирались за столом самые значительные пассажиры, и можно было не сомневаться, что дело не обойдется без Клавьера. К тому же моя юная служанка Эжени передавала, что «белокурый важный господин», при случае остановив ее, интересовался, кто я и замужем ли.
– И что же ты ответила? – спросила я.
– Я назвала ваше имя, мадам, и, конечно, сказала, что вы едете в свадебное путешествие!
Словом, Клавьер пока не выяснил, что под именем герцогини дю Шатлэ скрывается Сюзанна де ла Тремуйль. Но это пока. И я была почти уверена, что, когда мы будем сходить на берег, он увидит меня и узнает. У меня слишком мало шансов быть неузнанной.
Я приготовилась к встрече, и страх уже давно не терзал меня. Бояться этого мерзавца было бы унижением. В конце концов, при всем его богатстве он, в сущности, несчастен и жалок. У него нет ничего, кроме золота. У него нет моих дочерей. А теперь он, пожалуй, увидит, что и я без него обошлась, отлично устроив свою судьбу.
Да, отлично. Я любила Александра; для меня он был просто мужем из сказки – до того подходил мне по характеру и происхождению. Даже если бы мой отец, такой гордый и высокородный, поднялся бы из могилы, то и он не смог бы бросить ни единого упрека в адрес герцога дю Шатлэ. Ну, в крайнем случае ему не понравилось бы родство с Анной Элоизой.
В половине четвертого пополудни «Роза Средиземноморья» вошла в порт Аяччо, и деревянный трап соединил борт судна с каменной набережной. Я спустилась первой, оставив Александра выяснять что-то с капитаном, и молча глядела, как Гариб и Люк – наши слуги – выносят на набережную чемоданы. Целая толпа носильщиков собралась вокруг багажа, и они уже сейчас оглушали меня своим итальянским – местным корсиканским наречием, не очень привычным, но достаточно понятным для меня.
– О, наконец-то! – сказала я, протягивая мужу руку.
Он обнял меня за талию.
– Где вы были? – спросила я с упреком.
– Выяснял у капитана подробности маршрута «Розы». Кто знает, может, на обратном пути мы еще воспользуемся этим судном.
Мы вместе спустились по трапу. Я облегченно вздохнула, ощутив себя наконец вне «Розы», и довольно уверенно оглянулась по сторонам. Сейчас, чувствуя руку герцога и вспоминая о минувшей нежной ночи, было бы глупостью бояться встречи с Клавьером.
Отойдя от корабля, мы оказались в самой гуще толпы и вдруг, взглянув друг на друга, осознали, что оба совершенно не знакомы с местом, куда попали.
– Куда… куда же мы пойдем? – спросила я растерянно.
Александр знаком подозвал носильщика и, сказав что-то по-тамильски Гарибу, отправил всех сразу прочь вместе с нашим багажом. Эжени зашагала вслед за ними.
– Что вы сделали?
– Приказал отправляться в гостиницу.
– Но в какую?
– В самую лучшую. Пожалуй, в Аяччо такая одна.
Меня все время толкали, и Александр обнял меня, чтобы оградить от этого неудобства. Грязь и теснота порта напомнили мне Мартинику. Такая же неразбериха, ругань, запах смолы и обилие проституток в ярких цветастых платьях.
– Вы еще не забыли итальянский, дорогая?
Я не успела ответить. Среди множества лиц я очень хорошо разглядела лицо Клавьера и его золотистые волосы: он шел к нам, держа под руку изящную, стройную, моложавую, но уже немолодую женщину. Я узнала в ней Флору де Кризанж.
– Приветствую вас, господин герцог! – произнес Клавьер медленно. – Приятно встретиться в таких обстоятельствах. Я ведь тоже недавно женился, как видите.
Александр неспешно оглядел банкира. Я стояла спокойно, как ледяная статуя, и даже быстрый, как молния, взгляд Флоры не способен был вывести меня из равновесия. О Клавьере и говорить нечего: я ни разу не повернула головы в его сторону.
– Мои поздравления, – сквозь зубы произнес Александр.
Не сказав больше ни слова и никак не поприветствовав новоявленную госпожу Клавьер, он мягко тронул меня за руку, и мы пошли прочь. Я была рада такому его поведению. Александр даже сам не понимал, до чего правильно себя вел…
Он остановился, и я заметила, что он с трудом сдерживает гнев.
– Вы видели эту женщину?
– Да, – пробормотала я, не зная, к чему он клонит.
– Купчиха! Лавочница! – произнес он с крайним отвращением. – Да можно ли было такое представить? И это графиня де Кризанж, вдова моего друга, которому отрубили голову на гильотине!
Жестокая гримаса исказила его лицо. Я могла бы сообщить о Флоре и более поразительные сведения, но сейчас меня взволновало только то, что Александр так уязвлен.
– Послушайте… эта женщина… она ведь ничего для вас не значила?
– Да будь я проклят!
Заметив мой испуг, он добавил уже гораздо мягче:
– О, моя дорогая, не думайте об этом. Мне просто странно видеть, до чего революция меняет людей, а с такими женщинами я не связываюсь. Да разве это женщина? Это мужчина в юбке! Что может быть отвратительнее?
Он наклонился, отыскал мой рот и нежно поцеловал. Мы были на улице, среди людей, и наш поцелуй был короток, но в его губах и языке, на мгновение разомкнувшем мне губы, я ощутила тот самый трепет страсти, который лишь недавно утром был утолен и возродился снова. Что-то жаркое всколыхнулось во мне; затуманенными глазами я взглянула на Александра и прочла в его взгляде то же самое, чего хотела сама.
– Пойдем? – хрипло выдохнул он.
Я не знала, куда это мы пойдем, но, предчувствуя что-то очень желанное, быстро пошла вслед за ним. Именно таким он мне нравился – страстным, настойчивым, властным, прямо идущим к цели. Холодность и хладнокровие, которые он демонстрировал в Белых Липах, тоже составляли его натуру, но, право же, нравились они мне гораздо меньше. Да и какой женщине не нравится осознавать, что она вызывает такое безрассудное нетерпение и такие бурные страсти.
Церковь Санта-Мария-ди-Паола, где только что закончилась служба, встретила нас полнейшей тишиной и сладковатым дымком, плывущим над хорами. Где-то вдалеке слышались шаги сторожа. Я остановилась, слишком ошеломленная тем, что оказалась в таком месте, но Александр увлек меня дальше, схватив за руку:
– Да пойдем же!
В кропильнице царил полумрак. С бешено бьющимся сердцем я прислонилась к колонне в самом темном углу, чувствуя, как от волнения пересохло во рту. Мы с Александром были близки уже двадцать дней, но я всегда отдавалась ему словно впервые – настолько это было необычно и по-разному. Сейчас я отчетливо испытывала именно это чувство.
Прижав ладони к холодному камню колонны, он жадно прильнул к моим губам, чуть помедлив, разжал их, проник языком вглубь. Он не отпускал меня ни на мгновение, сливая мое дыхание со своим, тем временем как его руки, ласково и мягко сжав мою грудь, пошли вниз, обхватили бедра, – но, когда я подалась вперед, чтобы обнять его, он резко и безапелляционно остановил меня:
– Нет! Стой смирно! Не шевелись! Только чувствуй!
Ошеломленная, я подчинилась, как всегда делала до сих пор в подобных случаях. Я снова доверилась ему. Он вернулся к моим губам, прильнул к ним, теперь уже нежно и неспешно, потом перешел к уху и шее – прижался к ней невыносимо-томным поцелуем, в то время как его рука мягко раздвигала мои ноги, медленно проникала под нижнее белье и, коснувшись золотистого руна, с умелой неспешностью скользила к самому центру моего женского естества. Он знал, что обрекает меня на своего рода сладкую пытку: стоять молча, без движения, изнывая и задыхаясь под его ласками. И я действительно изнывала. Я вся рвалась ему навстречу, я готова была принять его так же сильно, как он желал в меня проникнуть.
Но в этот раз он не мучил меня слишком долго. Он все замечал – и мое громко бьющееся сердце, и вздымающуюся грудь, и горячий трепет внутри. Запрокинув мне руки назад и прижав их к колонне, он приник ко мне как можно ближе, шире раздвинул мне ноги, и я ощутила, что он входит в меня.
Сейчас он не был осторожен и ласков: он ворвался, точно дикий зверь, резко и грубо, так, что я закричала от боли, но это была сладкая боль. Он остановился лишь на мгновение, припав к моему рту, а потом его страсть пробудилась подобно вулкану: так мощно и неистово он вонзался в меня, погружался и выходил, насыщая меня и одновременно терзая. В яростной борьбе наслаждение побеждало боль, и я уже кричала в пароксизме наслаждения, дрожа и изгибаясь под его телом, прижавшим меня к колонне.
– Спасибо, cara…
Это было первое, что я услышала от него после всего происшедшего. Мой взгляд понемногу прояснялся. Я привела себя в порядок, машинально поправила волосы. Потом оглянулась вокруг.
– Боже, это просто ужас! Мы в церкви!
– Милая, да разве мы не женаты?
Я с почти суеверным страхом взглянула на украшенную цветами статую Пресвятой Девы. Потом перевела взгляд на мужа. Он смотрел на меня, улыбаясь и нежно, и насмешливо, и я тоже улыбнулась, сразу растеряв все свои страхи.
– Мы совершили кощунство, – проворковала я нежно, – но, пожалуй, еще никогда мне не было так сладко, – с таким еретиком, как вы.
– Моя прелестная грешница, вы ничуть не уступаете мне в ереси. Пожалуй, лет триста назад пылать бы нам за это на костре…
– Странно сознавать, что мы женаты, правда? – вдруг спросила я, посерьезнев.
– Черт побери, почему странно? Если бы вы были более благоразумны, мы бы не упустили этих четырех месяцев, и вам не казалось бы странным, что мы женаты!
– О, – прошептала я, – к чему упрекать меня в том, в чем я уже и сама раскаялась?
Поразмыслив, я добавила:
– Знаете, я ведь никогда… не была замужем. Да, именно так. Никогда. Это просто считалось, что я замужем, но на самом деле так не было. Вот с вами – совсем иначе… с вами я почувствовала себя женой. Это так странно… ощущать вас рядом, любить, и в то же время знать, что вы мой по закону… Я – Сюзанна, вы – Александр. Герцог и герцогиня, муж и жена…
Он привлек меня к себе.
– Cara… Carissima…
Он знал, что я люблю эти его слова. Мягко обводя пальцем овал моего лица, нежно касаясь век, носа, линии губ, он с улыбкой произнес:
– Нет… Все это странным мне не кажется. Так и должно быть. А что странно, так это вы. Ваше лицо… Вы с каждым часом хорошеете, любовь моя. О, если бы вы могли себя видеть, когда на вас падает солнце… Эти волосы, эти огромные глаза, черные, как у лани, – я никогда таких не встречал. Эта тонкая талия… эта высокая грудь… это изящество… а как ясна и нежна ты бываешь, моя милая, – тебе это известно?
Я уже лет сто такого не слышала. Его слова, в которых я ощущала желание и искренность, могли заставить меня растаять. Но я прочитала страсть в глазах мужа и, зная, что вряд ли смогу противиться ей, отстранилась прежде, чем он обжег мои губы своим дыханием.
– Нет… Пойдемте отсюда. Здесь не место. Ну, вы же понимаете…
Мы оказались на улице, и я поразилась: до чего странным, суетливым и бессмысленным показалось мне все, что происходило в Аяччо. Да и что для меня теперь имело смысл, кроме него… Человека, который так меня любил. Которого я любила. И который, как ни странно, был моим законным мужем.
– В гостиницу? – спросила я машинально. – Будем обедать?
– Ну, моя дорогая, если вы желаете, чтобы я так же убедительно доказывал вам свою любовь, как это было только что, нам явно следует подкрепиться.
Мы шли по шумным улицам Аяччо к гостинице, и мне приходилось вспоминать итальянский, чтобы расспросить дорогу. Слава Богу, корсиканцы меня вполне понимали. Тогда, в начале 1796 года, я никому не посоветовала бы здесь говорить по-французски: Корсика изо всех сил пыталась вырваться из-под власти Франции, а совсем недавно старый национальный вождь Паскуале Паоли отдал остров в руки англичан, лишь бы избежать власти французов. Присутствие Англии здесь ощущалось во всем – от множества английских военных кораблей в бухте до множества английских офицеров на улицах.
Я подумала, что, пожалуй, впервые за несколько лет нахожусь в месте, где на нас, людей высокого происхождения, посмотрят не искоса, не с подозрением, а с сочувствием, сентиментальным, быть может, но вполне искренним. Все годы революции Англия была верным другом французской аристократии: она давала деньги, приют, вооружение, спасала от гильотины, иногда даже протестовала против действий Республики на дипломатическом уровне и вела с ней войну. Я подумала и спросила себя, почему мне в голову приходят мысли об этом. До всего этого мне, в сущности, нет дела. Я женщина – маленькая, мало кому известная, ни на что не притязающая. Я просто новобрачная, оказавшаяся на Корсике по причине своего медового месяца. Я тут же поправилась: не своего, а нашего.
В гостинице нам подали ужин: жареных цыплят, каплуна, сыр, вино, фрукты. В зале было шумно и людно, душный табачный дым стоял в воздухе. Стучали о стол игральные кости, под мелодию дешевой песенки плясала на возвышении босая цыганка с ниспадающими до пояса роскошными черными волосами. Мне вдруг показалось, что мы в какой-то матросской таверне. И мне здесь неожиданно понравилось. Было почему-то приятно затеряться среди всех этих людей, чувствовать себя незаметной, обычной и в то же время – такой необыкновенно счастливой, надеющейся, любящей и любимой… Я невольно потянулась к Александру, и его ладонь легла на мои пальцы.
– Какие у нас планы на завтра? – проговорила я.
– Я куплю лошадей, и мы отправимся в горы.
Это было, конечно, заманчиво, но… подходящее ли время года для таких прогулок? А если начнется дождь? К тому же я никогда еще не ездила верхом в горах.
– Сюзанна, мы должны добраться до Бастии, если хотим все-таки уехать в Неаполь. Вы ведь хотите этого, правда?
– Да. Но неужели здесь, в Аяччо, не ожидается ни одного корабля?
– В течение месяца – ни одного. А из Бастии уже десятого марта отплывает судно; стало быть, за эти пять дней мы должны туда добраться.
– Я согласна.
Эти два коротких слова не способны были выразить всего, что я думала. С Александром я поеду хоть на край света. Там, где он, – там будет и моя родина. Мне ничто не страшно рядом с ним – ни горы, ни море. Я была в таком удивительном состоянии чувственной влюбленности, что искренне верила во все это.
Действительно, как бы я могла сейчас представить свои ночи без Александра? А как странно было вспоминать то множество ночей, которые я провела в Белых Липах в холодной постели! Какой нужно быть безумной, чтобы потерять так много времени – четыре месяца! Четыре месяца пропали впустую, а ведь я уже давно могла быть счастливейшей из женщин! В конце концов, я же не святоша, не нравственница; отдаваться, делить постель с любовником, изнемогать от его ласк и расточать свои, удовлетворять и самой наслаждаться – все это мне нравится, все это я люблю!
Меня влекло к моему мужу, влекло очень сильно и именно физически; моя плоть тосковала по нему, я возбуждалась от одного его присутствия, даже просто от своих мыслей и воспоминаний, когда он вовсе не прикасался ко мне.
Он держал мою руку у своих губ, мягко лаская запястье, его зубы слегка покусывали кончики моих пальцев, один за другим, и от этого волны горячей дрожи плыли по моему телу. Александр перегнулся через стол, прошептал, почти коснувшись моих губ своими:
– Милая дама, я хотел бы вас съесть. Что вы скажете об этом моем желании?
Я хотела ответить, что, если я кажусь ему аппетитнее румяных цыплят, поданных нам на ужин, то это для меня очень лестно, но шум, раздавшийся у двери, не дал мне произнести ни слова. В зал ввалилась компания английских офицеров. Один из них небрежно махнул рукой:
– Эй, хозяин! Вина!
– Какого желаете, господа?
– Фалернского!
Услышав голос офицера, Александр быстро оглядел всю компанию, и одна бровь его приподнялась. Он непроизвольно поднял руку.
– Ле Пикар?!
И удивление, и недоверие прозвучали в голосе герцога. Офицер – еще молодой, лет тридцати, русоволосый, ладный – заметил нас, и лицо его вспыхнуло. Он двинулся к нам, расталкивая толпу.
– Ты – в английской форме?
– Это просто камуфляж. Положение требует… Но, черт возьми, Александр, как ты здесь оказался?
Ле Пикар, который, как я поняла, был французом, бросил на меня заинтересованный и вместе с тем нерешительный взгляд, очевидно не зная, за кого меня принимать: за жену, за любовницу ли…
Александр медленно произнес:
– Дорогая, это граф Ле Пикар де Филиппо, один из самых лучших среди моих товарищей. Ле Пикар, честь имею представить тебе свою жену.
Офицер, казавшийся по сравнению с Александром суетливым и нервным, быстро произнес:
– Для вас – просто Антуан, мадам.
– Тогда для вас – просто Сюзанна, сударь, – ответила я любезностью на любезность.
Мой муж пригласил графа к нашему столу. Ле Пикара не пришлось просить дважды: вооружившись острым ножом, он уже через мгновение резал каплуна и огромные его куски отправлял в рот, запивая их вином. Его бесцеремонные манеры были почему-то так непосредственны и симпатичны, что мне ужасно захотелось улыбаться.
– Ты еще не женат?
– О! Еще чего не хватало!
– А что ты делаешь на Корсике?
Проглотив очередной кусок, Ле Пикар деловито ответил:
– Жду, когда придет приказ отправляться к королю в Верону. А еще ловлю на Корсике недобитых республиканцев.
– Ты думаешь вернуться во Францию?
Граф пожал плечами.
– Сразу после Вероны – разумеется. Я их не оставлю в покое.
– Кого это – «их»? – спросила я, недоумевая.
– Республиканцев.
Ле Пикар несколько нерешительно взглянул на меня, потом обернулся к герцогу:
– Наши планы по-прежнему совпадают, Александр?
– Нет.
Я даже вздрогнула: настолько резко прозвучал голос мужа.
– Ты хочешь сказать, что не станешь мне помогать?
– Да. Именно это я и говорю.
– Хорошие же у тебя понятия о долге и дружбе!
– Какие есть.
Все эти слова были для меня весьма туманны, и я, чувствуя себя усталой, поднялась.
– Пожалуй, я оставлю вас, господа. Не сомневаюсь, вам есть о чем поговорить и без меня.
Я поднялась в комнату, которую мы сняли на ночь, и Эжени помогла мне раздеться и лечь в постель. Она не распаковывала чемоданов, ибо знала, что утром мы снова отправимся в путь. В сущности, присутствие служанки мне только мешало, это Александр настоял, чтобы мы взяли с собой эту девушку, а вообще-то я сама умела отлично себя обслуживать. «А если нужно будет наряжаться к балу?» – спросил Александр, и я сдалась…
Какой уж тут бал… Нас сейчас ждут только горные дороги и придорожные таверны. Даже если мы доберемся до Неаполя, кто сказал, что нас станут приглашать на балы? У нас там нет знакомых.
Ле Пикар, старый знакомый моего мужа, лишь несколько мгновений занимал мои мысли, когда я легла в постель. Я поняла только одно: он роялист и явно устраивает какие-то диверсии против Республики. О каких планах он говорил? И неужели не понял, что мы сейчас в свадебном путешествии, а стало быть, планы Александра могут совпадать только с моими планами и ни с чьими больше!
Александра долго не было, и меня целым сонмом обступили раздумья. Я подумала о Клавьере. Надо же, он женился на Флоре де Кризанж – еще один плевок в лицо Сюзанны де ла Тремуйль… Но, сколько я ни старалась, я не могла пробудить в себе ни гнева, ни ненависти, ни возмущения – ничего, кроме пренебрежения. Мне даже было как-то трудно связать Клавьера с моими девочками. Умом я понимала, что он их отец, но прочувствовать это до конца не могла. Во всяком случае, мои близняшки ничего от него не взяли, кроме цвета глаз и волос. Волосы, кстати, может быть, и мои. Вероника и Изабелла называют Александра своим отцом – вот единственное, о чем бы мне хотелось поставить Клавьера в известность. Вряд ли у него будут законные дети – эта его замечательная Флора уже слишком стара, ей наверняка не меньше сорока трех… Впрочем, к чему я об этом думаю? Я счастлива, а остальное не имеет значения.
В тот вечер я уснула, так и не дождавшись Александра, чем несколько нарушила не так давно установившуюся традицию.
