Текст книги "Вариант единорога"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 54 страниц)

  Игра крови и пыли

Они спланировали к Земле и заняли позиции в астероидном поясе.

Потом обозрели планету, два с половиной миллиарда ее обитателей, их города и технические достижения.

Через некоторое время заговорил тот, который занял передовую позицию:

– Я удовлетворен.

После долгой паузы второй сказал, достав малую толику стронция-90:

– Подходит.

Их сознания встретились над металлом.

– Валяй,– сказал тот, у кого был стронций.

Другой изолировал время, обеспечил антиподные дорожки и сказал занимающему заднюю позицию:

– Выбирай.

– Вот эту.

Первый снял стаз.

Одновременно оба осознали, что первые частицы радиоактивного распада понеслись в направлении, противоположном выбранному.

– Признаю себя проигравшим. Выбирай.

– Я – Пыль,– сказал занимающий переднюю позицию.– Три хода каждому.

– А я – Кровь,– ответил другой.– По три хода. Согласен.

Они покинули данную хронопоследовательность и просмотрели историю планеты.

Затем Пыль слетала в палеолит, подняла и обнажила рудные залежи по всему югу Европы.

– Первый ход сделан.

Кровь размышляла неисчислимое время, затем направилась во второй век до нашей эры и вызвала множественные кровоизлияния в мозг Марка Порция Катона, когда он встал в римском сенате в очередной раз потребовать, чтобы Карфаген был разрушен.

– Первый ход сделан.

Пыль вступила в четвертое столетие нашей эры и ввела пузырек воздуха в артерию спящего Юлия Амвросия, Льва Митры.

– Второй ход сделан.

Кровь направилась в Дамаск восьмого века и проделала то же самое с Абу Искафаром в комнате, где тот вырезал кудрявые буквы на маленьких кубиках из твердого дерева.

– Второй ход сделан.

Пыль проанализировала игру.

– Тонкий ход!

– Благодарю.

– Но сдается мне, не самый лучший. Вот смотри.

Пыль навестила Англию семнадцатого века и утром до обыска удалила все следы запрещенных химических опытов, которые стоили жизни Исааку Ньютону.

– Третий ход сделан.

– Отличный ход. Но думаю, я тебя побью.

Кровь посетила Англию в начале девятнадцатого века и отделалась от Чарльза Бэббеджа.

– Третий ход сделан.

Они передохнули, оценивая новое положение вещей.

– Готова? – спросила Кровь.

– Да.

Они вернулись в хронопоследовательность в той точке, где ее покинули.

Это заняло лишь миг. Точно хлыст щелкнул внизу под ними.

Они вновь ее покинули, чтобы теперь, зная общий результат, изучить воздействие каждого хода в отдельности.

Они наблюдали развитие событий.

Юг Европы процветал. Рим был основан и стал могучим на несколько веков раньше, чем до того. Греция была завоевана, прежде чем пламя Афин успело разгореться. Из-за смерти Катона Старшего последнюю Пуническую войну отложили, и Карфаген продолжал шириться, распространяя свою власть на восток и юг. Смерть Юлия Амвросия помешала возрождению митраизма, и государственной религией в Риме стало христианство. Карфагеняне подчинили себе весь Ближний Восток. Митраизм был признан их государственной религией. Столкновение произошло только в пятом веке. Город Карфаген был разрушен, и западная граница его империи отброшена к Александрии. Пятьдесят лет спустя папа объявил крестовый поход. В течение следующего века с четвертью крестовые походы следовали один за другим довольно регулярно, что привело к дальнейшему дроблению Карфагенской империи и вскормило в Италии чудовищную бюрократию. Войны прекратились, границы были установлены, Средиземноморье оказалось в тисках экономической депрессии. Дальние провинции ворчали на налоги и насильственную вербовку в армию, а затем восстали. Общая анархия, которая последовала за этими войнами, привела к эпохе, сильно напоминавшей средневековье в первоначальной хронопоследовательности. В Малой Азии книгопечатание изобретено не было.

– Во всяком случае, пока ничья,– сказала Кровь.

– Да, но посмотри, что сделал Ньютон.

– Откуда ты знала?

– В этом и заключается разница между хорошим игроком и игроком вдохновенным. Я заметила его потенциал, еще когда он валял дурака с алхимией. Посмотри, что он сделал в одиночку для их науки! Буквально все! Следующий ход был слишком поздним во времени и слишком слабым.

– Да. Я думала, что смогу все-таки уничтожить их компьютеры, убрав основателя компании «Международные дифференциальные машины».

Пыль засмеялась:

– Забавно! Вместо МДМ-120 «Бигль» взял на борт молодого натуралиста по фамилии Дарвин.

Кровь заглянула в конец хронопоследовательности, где радиоактивная пыль усыпала безжизненный шар планеты.

– Но причиной этого не была ни наука, ни религия.

– Разумеется, нет,– сказала Пыль.– Все дело в эмфазе.

– Тебе повезло. Настаиваю на реванше.

– Хорошо. Я даже позволю тебе выбирать. Пыль или Кровь?

– Останусь Кровью.

– Отлично. Выигравший оставляет за собой первый ход. Извини.

Пыль отправилась в Рим второго века до нашей эры и избавила Катона от кровоизлияния в мозг.

– Первый ход сделан.

Кровь отправилась на восток Германии шестнадцатого века и устроила кровоизлияние в мозг у подосланного Ватиканом убийцы, который прикончил Мартина Лютера.

– Первый ход сделан.

– Ты забегаешь далеко вперед.

– Все дело в эмфазе.

– Истинно, истинно. Очень хорошо. Ты спасла Лютера, я спасу Бэббеджа. Извини меня.

Мгновение спустя Пыль вернулась.

– Второй ход сделан.

Кровь сосредоточенно изучала игровое поле. Потом сказала «ну ладно» и вошла в театр Чевви в тот вечер 1865 года, когда актер-неудачник выстрелил в президента Соединенных Штатов. Чуть подправив траекторию пули в полете, она помогла ей попасть точно в цель.

– Второй ход сделан.

– По-моему, ты блефуешь,– сказала Пыль.– Проследить все последствия ты никак не могла.

– А вот увидишь!

Пыль внимательно уставилась на игровое поле.

– Ну ладно. Ты убила президента, а я спасу другого президента – вернее, немного продлю его жизнь. Я хочу, чтобы Вудро Вильсон увидел, как будет основан этот союз наций. Провал союза сыграет куда большую роль, чем просто его отсутствие, а он провалится. Извини меня.

Пыль вошла в двадцатый век и кое-что подправила в человеке с вытянутой челюстью.

– Третий ход сделан.

– Ну, так и я кого-нибудь спасу.

Кровь вошла в тот же век несколько позднее и обеспечила провал Льву Ноздреву – человеку, который убил Никиту Хрущева.

– Третий ход сделан.

– Ты готова?

– Готова.

Они вновь вошли в хронопоследовательность. Щелкнул длинный хлыст. Везде гремело радио. Искусственные спутники обращались вокруг планеты. Материки опутывала паутина шоссейных дорог. Запыленные города были густо утыканы энергетическими установками. Суда бороздили моря. Реактивные самолеты проносились в небе. Росла трава. Птицы совершали свои перелеты. Рыбы хватали наживку.

– Признай, что все висело на волоске,– сказала Пыль.

– По твоим же словам, есть разница между хорошим игроком и игроком вдохновенным.

– И тебе повезло.

Кровь снова засмеялась. Они смотрели на планету, на два с половиной миллиарда ее обитателей, на их города и технические достижения...

После некоторой паузы занимающий передовую позицию сказал:

– Третью решающую?

– Ладно. Я Кровь. Я хожу первой.

– А я Пыль. Я следую за тобой.

  Рука Борджиа

Он верил старым сказкам, волшебным сказкам... Они разъедали его разум, и он мечтал о том, как будет пользоваться ею... как страстно он будет ею...

Прасол прошел через город в тот день, когда умер кузнец. В тот день мальчик с утра бродил по холмам над Браунау, рассматривая прелую листву и громовые стрелки, поэтому он не слышал о визите прасола до самого вечера. Когда Фриц, его лучший друг, рассказал ему об этом, мальчик посмотрел на свою скрюченную правую руку и глаза его наполнились слезами.

– Я упустил его! Теперь я никогда не стану мужчиной!

– Глупости! – засмеялся Фриц.– Это всего лишь сказка. Не можешь же ты на самом деле верить в эту историю!

– Сегодня шел дождь... и у кузнеца были сильные мускулы. Я упустил его!

Фриц отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с другом.

– Его похоронили, когда он еще не остыл. Гроб был закрыт... но, разумеется, никакого отношения к той сказке это не имеет...

– А вдова кинулась в банк?

– Да, у нее были дела, связанные с его имуществом. Но...

– Какой дорогой он ушел?

Фриц указал дорогу.

– Как давно?

– Пять или шесть часов назад.

Мальчик бежал бегом всю дорогу до дома, чтобы поскорее забрать свои сбережения.

Черный мешок прасола казался зверем, спящим у подножия огромного дуба. Человек в мягкой шляпе и коричневом плаще сидел под скалой, попыхивая трубкой. Он смотрел, как мальчик с трудом пробирается по тропинке среди скал и корней.

– Добрый вечер, дедушка,– тяжело дыша, сказал мальчик, падая на землю рядом с путником.

– Добрый вечер, мальчик,– улыбнулся прасол.– Но я не твой дедушка, ни чей-либо еще.

– Я знаю,– выдохнул мальчик.– Я знаю, кто вы.

– О? – путник набил в трубку свежего табаку и поднес огонь.– Попробуй тогда назови мое имя.

Мальчик вздохнул, растирая правую руку левой.

– У вас больше имен, чем листьев на этом дереве. Но я бы все же назвал сначала имя Агасфера, предвестника гроз, и принца Картафила, возлюбленного многих женщин, затем Исаака Лакведема, прасола...

– Хватит! – сказал человек.– Не повторяй их все в моем присутствии. Это может оказаться смертельным.– Он рассматривал мальчика с интересом.– У имени есть свои достоинства – твое, например, слишком длинное. Когда-нибудь ты его сменишь.

– Я шел за вами не для того, чтобы обсуждать имена,– сказал мальчик,– и не называл своего имени. Я пришел, чтобы заключить сделку.

Прасол бросил взгляд на мешок.

– Горшки, миски, нитки, иголки?

Мальчик рассмеялся, покачивая головой.

– У кузнеца были сильные мускулы. Что вы купили, его бицепсы?

– Почему ты думаешь, что я разбираюсь в анатомии?

– Старые сказки,– начал мальчик.– Не могут же они все быть ложью. Когда Исаак был проклят и обречен вечно скитаться по земле, ему была дана вечная жизнь без вечной юности. В течение столетий он овладел искусством пересадки свежих мышц, органов и костей, чтобы заменять ими состарившиеся. Я знаю, что у вас в мешке! – Он мотнул головой в сторону подножья дуба.– Иногда вы заключаете сделку со смертным и продаете новую ногу, сильную руку, глаз, который способен видеть, или новую кисть руки...

– Понятно,– сказал прасол.– Зачем тебе новая рука?

Мальчик долго рассматривал свои бесполезные пальцы.

– Разве была необходимость в этом вопросе? Я не могу пользоваться своей рукой, мне нужна такая, чтобы работала.

– Наверное, тебе нужна рука с мощным запястьем фехтовальщика, чтобы драться на дуэли в университете?

Мальчик покачал головой и встал.

– Нет, бессмертный. Я не хочу драться на дуэлях. Я не хочу знать, служишь ли ты Богу или дьяволу, но я заплачу тебе столько, сколько ты скажешь, за руку, которую можно поднять на такую высоту, и она после этого смогла бы работать,– он ткнул пальцем левой руки чуть выше своей головы.– Приделай такую руку к этому запястью,– показал он,– и я отдам тебе свою душу, если попросишь.

– Не спеши так распоряжаться собственной душой, мальчик,– сказал прасол.

Он подошел к подножью дуба, выражение его лица было трудно разглядеть из-за сгущающихся сумерек и дыма трубки.

– У меня здесь есть рука, вписавшая много страниц в историю.

Он потянул шнур, и мешок внезапно зевнул, словно просыпающаяся змея.

– Что ты будешь делать с рукой, которую сможешь поднять на такую высоту? – Он поднял свою руку над головой.

– Я буду писать картины,– сказал мальчик,– мой город, горы, деревья, людей, восходы и закаты... Я все это сделаю своим! На холсте.

– Достаточно,– прервал его прасол.– Я вижу, что ты будешь художником.– Он сунул руку в мешок, и мальчику почудилось, будто в его темных недрах проступило неестественное сияние. И тут его словно бросило вперед...

Рука!

Правая рука. Розовая. Гладко обрезанная у запястья, словно только что отсеченная – хотя крови не было видно. Маленькая сильная рука.

Мальчик задохнулся и торопливо шагнул за могучий ствол дуба. Ему стало плохо. Вернувшись на поляну, он спросил слабым голосом:

– Ты правда можешь приделать ее мне?

– Разумеется, если ты этого хочешь.

– Конечно же хочу! Как я могу не хотеть?

– Некоторые люди,– сказал прасол,– столь живучи, что они пропитывают каждый атом своего естества непреодолимой страстью своей воли, своих целей. Я долгое время хотел узнать, может ли эта сила передаваться. Эта самая рука,– он помахал ею,– принадлежала Цезарю Борджиа. Он был художником, это верно. Но он был способен и на многое другое. В день, когда он умер, я выкрал ее, чтобы проделать опыт. Много лет назад, странствуя по Корсике, я отдал ее мальчику, страдающему болезнью, похожей на твою. Ты знаешь его имя. По-моему, даже он немного боялся этой руки, потому что он постоянно прятал ее от взглядов людей. Мне пришлось сплавать на Святую Елену, чтобы вернуть ее обратно, но я так ничего и не доказал. Одной попытки никогда не бывает достаточно.

– Я не боюсь этой руки,– сказал мальчик,– и я стану даже более великим художником в своем искусстве, чем Бонапарт был в своем. Сколько ты хочешь за нее?

– Она мне ничего не стоила. Я отдам ее тебе задаром, поскольку ты знаешь ее историю и все-таки не боишься.

Мальчик закатал рукав и улыбнулся:

– Договорились. Приделай ее.

Прасол рассмеялся, схватив скрюченную руку, протянутую мальчиком.

– Это не займет много времени,– сказал он,– и когда-нибудь я вернусь в землю Лютера и Гете, чтобы посмотреть, насколько тебе удастся поднять ее.

– Высоко! – крикнул мальчик, сверкнув глазами.

  Монолог для двоих

Время:когда-нибудь – сейчас.

Место:везде – нигде.

Сюжет:жизнь – смерть.

Персонажи:вы – я – все.

– Спасибо, сестра, но я могу сам управлять креслом одной рукой, колеса поворачиваются совсем легко.

– Доброе утро, доктор. Хорошее тут у вас место. Хорошая страна.

– Нет, я у вас тут никогда не был. Может, я просто кажусь знакомым, хотя...

– Мои проблемы? Да, вот. Не хотите взглянуть на мышцы моей левой голени? Будьте добры.

– Простите, не могу наклониться вперед, чтобы закатать брюки. Да, и ногу вам тоже придется поднять, я не могу.

– Что-то не так, доктор? Вы неважно выглядите, как-то вдруг побледнели. Узнаете хирургическую технику?

– Лучше присядьте. Нет, не курю, благодарю вас.

– Что такое? Сигарета сама загорелась? Да, это бывает иногда.

– Нет, я не думал, что вы сможете мне помочь. Просто хотелось проверить. Наука так продвинулась вперед. Я знаю, что вы совершили важные открытия в трансплантации, и я думал, ну, может, вы знаете, кто мог бы помочь.

– Да, поляк. Я сам врач. Хотя не практиковал с самой войны и, боюсь, уже не силен во всех аспектах искусства врачевания. Медицинский институт в Варшаве, да, да, верно. Я был в интернатуре, когда вы начинали свои исследования...

– Ну, не скромничайте. Я знаю, что вы были только штатным сотрудником и что Равенсбрюк был большим лагерем. Так или иначе, но мир тесен, и мне удалось отыскать вас здесь, как вы отыскали меня там.

– Пепел сейчас упадет на ваш чудесный ковер. Лучше стряхните его в пепельницу.

– Очень хорошо.

– Чего я хочу? О, пожалуй, всего минуту вашего времени. У меня в последние годы возникло странное желание вновь заняться медициной. Однако хирургия требует двух крепких рук, а ваши эксперименты мне, так сказать, с рук не сошли. Тем не менее я мог бы стать хорошим диагностом...

– Умер! Нет, каким-то чудом этого не случилось. Это не Шопенгауэр сказал, что даже сама жизнь является волевым актом? Я забыл. Во всяком случае, туберкулезные бациллы не справились со своей работой... то же самое можно сказать и о крови группы АВ, хотя у меня группа 0... и о голодной диете.

– Может, именно синдром бешенства, который вы на мне проверяли, или йога, которой я занимался, чтобы не сойти с ума,– или и то и другое,– дали мне Силу. Нет, не вставайте с кресла.

– Понимаете, что я имею в виду? Я владею Силой. Тогда она не была еще столь могучей, в те дни, когда я полз от развалин Равенсбрюка с пулей в сердце, но с тех пор я изрядно над ней поработал.

– Убить вас? Господи помилуй! Откуда у вас такие мысли? У меня нет желания вас убивать. Нет, человек в инвалидной коляске не собирается никому причинять боль...

– Но вот вы, доктор, что вы думаете о Силе? Я знаю, что вы не психиатр. Но не кажется ли вам, что она могла бы оказать большую помощь врачу?

– И я так думаю, да. Поэтому, когда я услышал, что вы собираетесь превратить эту клинику в благотворительную, я решил прийти сюда и поговорить насчет работы.

– Что? Ничего не слышали о благотворительной клинике? О, вы ошибаетесь. Мы собираемся лечить бедных, необразованных, искалеченных и слепых. Мы собираемся принимать роды и заниматься бесплатной медициной. В конце концов, ведь мы же богаты, не правда ли?

– Нет, вы не поняли. Вы не можете отказаться оперировать, потому что вы будете только ассистировать. Не думаете же вы, что я доверю вам скальпель? Вашим богатым пациентам придется найти другое место, где их будут гладить по головке.

– А вот теперь лучше положить сигарету. Ничего-ничего, я помогу. Сюда. А сейчас, поверьте, мне будет гораздо, гораздо больнее, чем вам. Я содрогаюсь при одной мысли об этом. Ваше тело есть гроб для мертвой души, а ваши руки – инструмент убийства,– но их можно использовать для благих дел, они смогут искупить многое из того, что вы совершили.

– Что-то со зрением? Да, это действие Силы. Я потратил почти двадцать лет, развивая ее до такого уровня. А теперь расслабьтесь. Еще секунда, и все.

– Ну вот!

– Теперь хорошо видите? Коляска? О, вы к ней привыкнете. Колеса поворачиваются очень легко.

– Сестра! Войдите! Пациент потерял сознание.

  Коррида 

Он проснулся под ультразвуковой вопль, который терзал его барабанные перепонки, оставаясь за порогом слышимости.

Он поднялся на ноги в полной темноте.

Несколько раз он натыкался на стены. Как сквозь туман он понял, что руки у него от самых плеч болят, будто их истыкали иголками.

Звук доводил его до исступления...

Бежать! Необходимо как-то выбраться отсюда! Слева от него появилось пятнышко света. Он повернулся, бросился туда, и пятнышко стало дверью.

Он выбежал наружу и остановился, жмурясь от ослепительного блеска, который ударил ему в глаза.

Он был совершенно голым, мокрым от пота. Его сознание окутывал туман, в котором шевелились обрывки сновидений.

Он услышал рев, словно рев толпы, и заморгал, стараясь свыкнуться с ярким светом.

На некотором расстоянии перед ним высилась темная фигура. Охваченный яростью, он ринулся на нее, сам не зная почему.

Его босые ноги наступали на горячий песок, но он не замечал боли, готовый к нападению.

Где-то в сознании всплыл вопрос «зачем?», но он не стал задумываться.

Тут он остановился.

Перед ним стояла, маня, приглашая, нагая женщина, и в его чреслах вспыхнуло нежданное пламя.

Он повернул чуть влево и двинулся к ней.

Она удалялась танцующей походкой.

Он побежал быстрее, но в тот миг, когда он уже почти обнял ее, его правое плечо обожгло пламя, и она исчезла.

Он взглянул на свое плечо: в него вонзился алюминиевый дротик, и по руке струилась кровь. Вновь раздался рев.

...И она появилась снова.

Он опять погнался за ней, и его левое плечо обжег нежданный огонь. Она исчезла, а он стоял, содрогаясь, потея, щурясь от блеска.

«Это трюк,– решил он.– Не играй в эту игру!»

Она появилась вновь, но он остался стоять, не глядя на нее.

Пламя за пламенем обжигало его, но он упрямо стоял, пытаясь собраться с мыслями.

Вновь появилась темная фигура футов семи высотой, с двумя парами рук.

В одной она что-то держала. Не будь освещение таким слепящим, он, пожалуй, мог бы...

Но темная фигура вызвала в нем такую ненависть, что он ринулся на нее.

Боль хлестнула его по боку.

Погодите! Да погодите же!

«Безумие! Это какое-то безумие! – сказал он себе, обретая свою личность.– Это же арена, я человек, а темная фигура – нет. Что-то не так!»

Он опустился на четвереньки, выигрывая время. И зажал песок в обоих кулаках.

Тут он ощутил болезненный электрический разряд. Еще и еще. Он терпел, покуда мог, потом встал на ноги.

Темная фигура чем-то размахивала перед ним, и он почувствовал прилив ненависти.

Ринулся вперед и остановился перед ней. Теперь он знал, что это игра. Его зовут Майкл Кассиди. Он адвокат. В Нью-Йорке. Юридическая фирма Джонсона, Уимса, Догерти и Кассиди. Человек на улице остановил его и попросил прикурить. На углу, поздно вечером. Это он запомнил.

И швырнул песком в голову фигуры.

Она пошатнулась, воздев руки к тому, что могло быть ее лицом.

Стиснув зубы, он выдернул алюминиевый дротик из плеча и вогнал его заостренный конец в среднюю часть фигуры.

Что-то коснулось его затылка, все окуталось мраком, и он долгое время пролежал неподвижно.

Когда он вновь мог пошевелиться, то увидел темную фигуру и попытался нанести ей удар.

Но промахнулся, и его спину полоснула боль, а по коже что-то потекло.

Он вновь поднялся на ноги и заревел:

– Вы не можете так обращаться со мной! Я человек, а не бык!

Раздались аплодисменты.

Шесть раз он бросался на темную фигуру, пытаясь схватиться с ней, скрутить ее, причинить ей боль. И всякий раз боль испытывал он.

Он остановился, хрипя и задыхаясь, плечи у него горели, спина ныла от боли, но сознание на мгновение прояснилось, и он сказал:

– Ты ведь Бог, верно? И вот так Ты играешь в свои игры...

Фигура ничего не ответила, и он ринулся на нее.

Внезапно остановился, упал на одно колено и всем телом ударил ее по ногам.

В боку он ощутил невероятную жгучую боль, но темный лежал перед ним на песке. Он дважды ударил его кулаками, но тут боль ввинтилась ему в грудь, и он почувствовал, что его тело немеет.

– Или нет? – спросил он непослушными губами.– Нет, Ты не Бог... Где я?

Последним его воспоминанием было что-то острое, режущее ему уши.