Текст книги "Вариант единорога"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)

  Порог пророка

В день, когда Бруклинский мост упал в Восточную реку, тень Харта Крейна появилась на берегу и обратилась к одному из стоявших там людей.

– Почему вы это сделали? – спросил он.

– Он был, как бельмо в глазу,– несколько удивленно ответил человек в защитных очках, отключая свое антигравитационное устройство.– Никакой пользы. Сам бы упал через пару лет.

– А как же люди теперь будут переправляться через реку?

Человек внимательно посмотрел на кирпично-красное лицо собеседника, на его густые волосы, в которых запутались ленточки водорослей... Он нажал кнопку на поясе и поднялся над землей.

– Так же, как и всегда,– отрезал он.– Индивидуальные летательные аппараты или машины.

Крейн тоже взмыл в воздух и поплыл рядом. Медленно движущиеся машины пересекали небо у них над головами. Люди, все в сером, парили невысоко над землей. До самого горизонта открывался вид, напоминающий зубья огромной расчески: ряд за рядом, темные здания выстроились в самом низу; там и сям торчали антенны, словно застрявшие в зубьях волосы; ни травы, ни голой земли не было видно. Его спутник был таким же серым, как и город под ними.

– Где краски? Нью-Йорк всегда был красочным городом.

– Вы какой-то отсталый, вот что. Разве это жуткое небо не режет вам глаза?

Он посмотрел вверх.

– Оно всегда было таким голубым.

– Когда Совет примет резолюцию, Контроль Погоды сделает его гораздо более удобным для созерцания.

– Что вы имеете в виду?

– Туманообразующие устройства. Мы устраним блеск и цвет.

– Отнимете у неба голубизну?

– Совершенно верно.

Крейн оглянулся назад, на грязноватую змею Восточной реки.

– А как насчет моста? Разве обломки не будут мешать кораблям?

– Кораблям? Откуда вы вылезли? Последний корабль был демонтирован двести лет назад – после того, как люди решили, что не стоит платить за водную прогулку до острова Стейтен, когда можно слетать туда бесплатно – и гораздо быстрее.

– А мост вы оставите там, куда он упал?

– Время и река об этом позаботятся,– засмеялся человек.– А что? Он вам нужен?

– Я заберу его, если больше никто не претендует.

– Валяйте. Он принадлежит любому, кто попробует утащить его. Этот хлам недорого стоит.

Серый человек внимательно посмотрел на собеседника, парящего бок о бок с ним.

– У вас должен быть ужасно компактный летательный аппарат. Я все пытаюсь сообразить, где вы его носите.

– Продолжайте соображать.

– ...И эта одежда, и то, как вы разговариваете. Откуда вы?

– Я долго путешествовал.

– О... на отдаленных планетах. Бывали раньше на Земле?

– Не в этом мире.

– Что ж, желаю все хорошенько осмотреть. Поездка стоящая.

Крейн кивнул.

– Один человек написал поэму про этот мост,– он указал в сторону моста.

– Даже не верится. А что, на отдаленных планетах еще читают поэзию?

– Хотелось бы думать. А здесь уже не осталось поэтов?

– Зачем они? Метафора – ужасно несовершенный способ описания. Приятно думать, что большинство людей уже миновали в своем развитии стадию, когда все на свете казалось подобным чему-то другому. Предмет есть то, чем он является. Зачем усложнять? Жизнь – это математика.

– Хорошее рассуждение. Но как насчет темных мест, где нет математики? Нерешенных человеческих уравнений?..

Серый человек заморгал.

– Не говорите о смерти и безумии! Мы их непременно победим! – Он сжал кулак.– Вас что, не учили вежливости на отдаленных планетах? Есть вещи, которых неприлично касаться в беседе.

– Но как вы с ними разбираетесь?

Серый человек посмотрел вниз, на серую землю.

– Мы проливаем свет на все темные места во Вселенной – вот новая поэзия! Рано или поздно все будет объяснено. Каждый природный феномен мы покоряем силой разума.

– А можете вы объяснить вот это? – спросил Крейн, схватив собеседника за запястье. Он прижал вырывающуюся руку к своей груди.

Лицо человека исказилось.

– У вас нет сердцебиения!

– Вот и все,– сказал Крейн,– что может по этому поводу высказать наука.

И он исчез.

Человек изменил курс полета. Он спешил прямиком в Институт Умственного Здоровья.

– Приветствую вас, мистер.

Старик вынул трубку изо рта и кивнул.

– Здрасьте.

Крейн оперся о перила крыльца.

– Я вижу, у вас здесь травка да пара деревьев.– Он оглядел неопрятный газон и два клена, охранявших извилистый спуск к реке.

– Ага.– Старикан почесал нос чубуком.– Как-то привязался вот к ним. В городе ничего такого не увидишь. Потому сюда и перебрался.

– Воздух здесь вроде почище будет.

– Ага. И небо они здесь не затуманят, далековато.

– Это верно. Мне приходилось раньше бывать в этих местах. Река здесь хорошо течет.

– Да, неплохо.

Старик разглядывал его с любопытством.

– Чудно ты как-то вырядился, парень. Откуда будешь?

– Из отдаленных миров.

– А, ну да. Бывал там пару раз. Смотреть там особенно нечего.

Крейн пожал плечами.

– У каждого места своя красота, я так думаю.

– Пожалуй, что так,– согласился старик.

– Послушай-ка,– начал Крейн.– Я здесь не случайно остановился. Хотел найти кого-нибудь постарше, кто еще не забыт, как раньше все жили.

– Я могу припомнить, что было лет сто сорок – сто пятьдесят назад...

– Хорошо. Хочу предложить тебе сделку.

Старые глаза сощурились за старыми очками.

– Какую-такую сделку?

– Хочешь купить Бруклинский мост?

– Хах! Хах! Хах! – Старик затрясся, хлопая себя по бедрам. Слезы побежали у него по щекам.– Лет сто ничего подобного не слыхал! Ну ты и комик, сынок!

– Я серьезно,– сказал Крейн.– Я принесу его сюда и поставлю поперек реки для тебя. Я могу это сделать. Он теперь мой.

Старик склонил голову набок и внимательно вгляделся в лицо собеседника.

– Ба, сынок! Да ты не смеешься!

– Нет, Я на полном серьезе.

– Что же я буду делать с Бруклинским мостом поперек моей реки?

– Когда-то он много значил,– сказал Крейн.– В старые времена он был символом всего, чего человек может достигнуть, преодолевая препятствия, шагая в лучшее и великое будущее. Я считаю, его нужно сохранить – как памятник.

– Сынок, будущее уже здесь, вот оно. И человеку не надо ничего преодолевать. Все лучшее и великое у него есть.

– Я ожидал услышать нечто подобное от жителя Новой Англии,– печально сказал Крейн,– но ты живешь совсем рядом с Нью-Йорком, и ты стар – ты помнишь прежние дни. Если бы я только мог найти кого-нибудь, для кого этот мост хоть что-то значит, я мог бы сохранить его. Я бы отдал его тебе за один доллар... то есть за один кредит.

– Я тебе ничего за него не дам, сынок. Я переехал сюда, чтобы убраться подальше от всех этих железок, и люди считают меня чудаком. Не думаю, чтобы ты продал его кому-нибудь живому в этом мире.

Крейн кивнул.

– Я так и думал.

– Не бери в голову, давай маленько отдохнем. У меня есть холодный синтосидр.– Старик повернулся.

– Спасибо, но мне пора. Кроме того, я пью только настоящие напитки.

Старик покачал головой.

– На земле нет настоящего сидра с тех пор, как я был пацаном,– сказал он,– Уже двести лет, как не осталось ни одной яблони!

Но его собеседник исчез.

– Ладно,– сказал он, паря над землей.– Ладно, очкарики с прозаическими мозгами. Ваша взяла! Свалили мой мост? Лишили небо голубизны? Стерли красный налет с роз и яблок? Хотите пролить свет на каждый темный закоулок Вселенной, да? Шаг назад, детки! Я хочу вам подкинуть кое-что, над чем стоит задуматься!

И он поднял мост, осторожно, как кошка поднимает котенка.

– «Алтарь и арфа, слившиеся страстно...»

Он выровнял торчащие кабели и убрал пятна ржавчины. Он нарастил новый металл там, где зияли дыры.

– «Порог пугающий пророческих обетов...»

Он перекинул сверкающий лук через реку как раз в том месте, откуда серые люди обрушили его утром.

– «Молитва парии и крик любовной боли...»

А на самой середине моста он воздвиг опаловую арку, где каждый цвет запрещенной ныне радуги причудливо дрожал и переливался.

– Придите, поверившие,– загремел его голос, словно призрак всех исчезнувших туманных горнов.– Подходите, леди и джентльмены!

Он взгромоздился на арку и осмотрелся. Он проник по ту сторону пространства и связал узлы всех измерений. Он скрутил ткань континуума, соединив отдаленное с ближайшим.

– Полкредита! – выкрикивал он.– Всего полкредита за самый чарующий вид в мире! Не толпитесь, пожалуйста! Просто подходите сюда!

Небо потемнело от слетавшихся людей, которых гнало желание узнать, объяснить. Они поправляли свои защитные очки и парили над радужным куполом. Один человек особенно пристально присматривался к нему. Крейн узнал убийцу мостов.

– Вы поставили его обратно? – спросил человек.– Это вы ответственны за световые явления?

– Вы же мне его отдали, не так ли? – ответил он.– Теперь я возвращаю его вам – исправленным и улучшенным.

– Что это такое?

Человек показал на переливчатый портал.

– Шагните туда и посмотрите сами.

Тот так и сделал.

Наступила долгая, звенящая тишина.

Машина пробилась сквозь толпу парящих людей.

– Что это за штука такая? – крикнул водитель в униформе.

– Войдите туда и посмотрите сами.

Машина ткнулась носом под арку и исчезла.

Трое из парящей толпы, толкаясь, торопливо влетели в радужный морок.

Ни один не появился вновь.

– «О дивные дети,– декламировал Крейн,– играйте в ваши палочки и ракушки, выбеленные временем и морем...»

Он медленно опускался вниз, словно призрак всех погибших чаек.

– «...Но есть черта, которую вы никогда не должны переступать, не доверяя даже гибкости ваших легких тел...»

С минуту он парил среди них, улыбаясь, затем шагнул сквозь корону света. Они не услышали его последних слов, пробулькавших уже на той стороне:

– «Ибо дно морское коварно...»

  Белая ворона

Джексон выдержал пристальный взгляд генерала.

– Я не буду ни перед кем стоять по стойке смирно, а вы можете убираться к черту!

Генерал вскинул брови.

– Что это с вами происходит?

– Хочу скинуть эту цыплячью форму.

– Я сказал вам на прошлой неделе, что подписал бы вам перевод.

– Это не то, что я имею в виду.

– А что тогда?

– Я – не полковник Джексон, а вы не генерал Пэйн. Это место существует только в моем сознании, а я больше не хочу быть сознательным.

Генерал вздохнул.

– Ладно, Джексон, это ваше право. Что будет на этот раз? ВМФ?

– Я хочу совсем порвать с армией, хочу стать гражданским человеком, хочу где-нибудь наслаждаться жизнью.

– Где конкретно?

Доктор Джексон сорвал с себя резиновые перчатки и зашвырнул их в угол. Мисс Майор, чью изумительную фигуру не мог скрыть даже крахмальный халат, подошла к нему сзади и обвила его своими волшебными руками, прижавшись щекой к шее.

– Ты уже знаменит, Джек. Сорок пять операций на мозге за месяц – тончайших и сложнейших – и все успешны! Это же настоящий рекорд!

– Хорошо! Достаточно!

– Что случилось, Джеки? Я что-то не так сделала?

– Нет!

– Тогда почему же ты так кричишь? О, мне следовало бы понять – ты устал, измотан до предела. После такой операции, как последняя, любой бы...

– Я не устал!

– Но ты должен был устать!

– Как я могу устать, ничего не сделав?

– Я тебя не понимаю...

– Ну и черт с тобой!

– Я не люблю, Джеки, когда ты употребляешь плохие слова.

– Тогда отойди в тот угол комнаты и превратись в стол,– указал он,– с букетом хризантем на нем.

– Что ты имеешь в виду?

Она обошла вокруг него и посмотрела прямо в глаза. И тут же вновь стала самой красивой, самой желанной женщиной на свете.

– Да что же с тобой происходит, наконец? – спросила она.

Он прикусил губу.

– С букетом хризантем,– повторил он.

– Ты уверен? – вздохнула она.

Он кивнул.

Ракета упала в радужную пустыню, словно цветок с красным стеблем, который решил врасти обратно в семя. Вскоре красное свечение угасло, и на равнине Джексона остался лежать стальной стручок. Профессор Джексон шагнул на поверхность Мира Джексона и понюхал голубоватый, по-ноябрьски холодный воздух. Он изучил показания прибора, который держал в руках, и сказал в микрофон, прижатый к горлу.

– Все в порядке. Можете выходить.

Три его товарища, загорелые, несмотря на долгое путешествие, высокие, худощавые, улыбающиеся, выбрались из люка и огляделись, проявляя осмотрительность и компетентность.

– А ты был прав, ей-богу, док! Здесь возможна жизнь!

– Конечно, возможна. Джексон никогда не ошибается.

Джексон рассеянно кивнул и занялся ориентировкой по фотокарте.

– Руины в том направлении,– указал он.

Они гуськом двинулись вслед за ним.

Его раздражала какая-то неясная тревога, поселившаяся у основания черепа.

Прошло с полчаса. Они остановились у подножия зазубренной скалы.

– Это место обладает большой магической силой.– Мейсон растягивал слова, как это делают уроженцы Теннесси.

Откуда-то сверху раздалось улюлюканье, и Мейсон рухнул, обливаясь кровью. Копье, пущенное с неимоверной силой, пронзило его насквозь. Джексон бросился на землю.

Томпсон вскрикнул и влажно закашлялся.

Сжимая в руках бластер, Джексон взглянул на Вулфа.

– Ты рассмотрел, что это было?

– Да,– прошептал тот.– Лучше бы уж не рассматривал. Это было ужасно – все эти руки, зеленая кожа, глаза навыкате...

Томсон последний раз с хрипом опустошил легкие.

Еще один загробный крик, на этот раз ближе. Джексон, проворно извиваясь, отполз вправо и застыл.

Еле слышный звон, словно металл поцеловался с камнем...

Он вскочил на ноги, выпустив из бластера огненную стрелу.

Тварь упала, корчась. Зеленоватая слизь засочилась из огромной щели, которую выстрел проделал в туловище.

...А у основания черепа вновь что-то неприятно зазвенело.

– Док, там еще!

Он услышал, как Вулф спустил курок бластера, раздался треск поджариваемой плоти. Две твари упали.

Но еще четыре скользили по склону холма по направлению к ним.

Он повернулся и застрелил Вулфа. Затем вскинул его бластер на плечо.

– Ну, давайте,– крикнул он.– Не терпится посмотреть, как вы запляшете вот от этого.

Инопланетяне уже почти добрались до него, когда из-за скалы с шипением выползло нечто огромное и змееобразное и заскользило к нападавшим. Они застыли, издавая короткие крики, затем повернулись и отступили обратно по склону холма.

Он попятился вслед за ними.

– Неплохо,– сказал он огромной змее.– Во всяком случае, вполне сносно.

Змея приподняла голову до уровня его глаз и внимательно посмотрела на Джексона.

– Я устал от недоверия,– признался он.

Змея устало вздохнула.

– Мне любопытно, могут ли эти твари убить меня,– сказал Джексон.

– Физиологически это возможно,– ответила змея,– но запрещено. Да что же, в конце концов, с тобой происходит?

– Ты можешь просто дать мне проснуться?

– Нет.

– Но почему? Я хотел бы знать, почему я здесь.

– Таких воспоминаний не существует. Ты этого никогда не узнаешь. Просто так должно быть.

– Я буду вечно видеть сны?

– До конца своей жизни.

– Это что, проблема перенаселенности? Другие планеты непригодны для жизни, межзвездные перелеты невозможны и люди лежат, как чурки, в стеклянных гробах?

– Я не могу сказать.

– А ты – машина, разговаривающая со мной через электрод в черепе, подающая питательный раствор и программирующая исполнение моих желаний?

– Если хочешь, можно назвать это так.

– Я не хочу. Я в коме? Я попал в аварию? Или это какая-то лекарственная терапия?

– Называй это, как тебе угодно.

– Когда я проснусь?

– Ты уже бодрствуешь.

– Ты должна так говорить. Какой бы сложной ты ни была, так тебя запрограммировали.

– Тогда зачем спрашивать?

Он огляделся в поисках бластера. Тот исчез.

Внезапно бластер оказался в его руке.

– Если хочешь убить змею, действуй.

Он быстро поднес бластер к собственному виску. Оружие исчезло.

– Так нельзя.

Он уронил руки.

– Может, это ад?

– Как тебе угодно.

– Могу я проснуться?

– Ты уверен, что хочешь именно этого? Правила предусматривают такой вариант.

– Я хочу попробовать.

– Пусть будет так.

Прозрачная крышка капсулы над ним откинулась. Его мышцы бьши как спагетти, в горле пересохло, левая рука утыкана иголками от капельниц. Далеко не сразу ему удалось выдернуть все наконечники шлангов, поскольку рука была туго перебинтована. Правой рукой он ощупал затылок и обнаружил электрод, присоединенный к бритому черепу.

Когда он сделал движение, чтобы выдернуть его, над головой зазвенел голос:

– Если ты разочаруешься в реальности, приходи и ложись сюда опять – верни на место иглы, подсоедини контакт.

– Не разочаруюсь,– пробормотал он, отрывая электрод.

Он с трудом поднялся на ноги и пошел искать людей.

Это был единственный способ решить проблему перенаселенности, сказал Маннерунг. Погрузить всех в сон, будить в разное время только крупнейших ученых, работать над проблемой межзвездных перелетов и содержать команду людей, обслуживающих Регулятор. Пусть пятьдесят миллиардов спят и видят сны под стеклянными колпаками – это лучше, чем иметь их всех бодрствующими.

– Лишь самые неординарные личности,– сказал ему доктор,– способны предпочесть серую обыденность потрясающим приключениям, приземленное существование исполнению всех желаний. Для таких случаев, конечно, разработаны определенные правила. Если сновидец слишком растревожен, Регулятор разрешает ему проснуться. Мы всегда найдем для него занятие. У нас масса нудной работы по поддержанию системы жизнеобеспечения. Если это то, чего ты хочешь, то ты принят. Можешь начать с замены трубок в этом секторе.

Он передал Джексону схему.

– Вот диаграмма. Они все пронумерованы. Те, которые обведены красными кружками, надо заменить. Когда закончишь с этим, займись наведением порядка на том складе,– он указал на дверь.– Там такой кавардак. Но ты уверен, что действительно этого хочешь?

– Да,– сказал Джексон,– тот, другой способ существования был... ну, паразитизмом что ли. Это было классно, но бесполезно.

– О’кей, тогда иди работай.

Счастливо мурлыча что-то себе под нос, он отправился разбираться с трубками.

Узнав наконец, что такое с Джексоном, Маннерунг на этот раз не вздохнул.

  Огонь и лед

– Мамуля! Мамуля! Расскажите мне снова, что вы делали в войну.

– Ничего особенного. Иди поиграй с сестренками.

– После обеда я только этим и занимаюсь. Но они играют слишком больно. Я лучше еще раз послушаю о плохой зиме и о чудищах.

– Что было, то было. Плохая выдалась тогда зима.

– Было холодно, мамуля?

– Было так холодно, что латунные обезьяны пели сопрано на каждом углу. И этот холод продолжался три года, и солнце с луной побледнели от стужи, и сестра убивала сестру, а дочери меняли любимых мамулек на зажигалку и пригоршню карандашных стружек.

– А что случилось потом?

– Конечно, пришла другая зима. Еще хуже, чем прежняя.

– И как плоха она оказалась?

– Послушай, доченька: два огромных волка, что охотились по всему небу за солнцем и луной, наконец поймали их и съели. Тогда стало совсем темно, но кровь, которая лилась ливнем, давала немного красноватого света, так что можно было наблюдать за бесконечными землетрясениями и ураганами – когда стихали бураны и можно было хоть что-то разглядеть.

– И как же мы пережили все это, мамуля? Ведь раньше не было таких страшных зим, ты сама говорила.

– Привыкли, наверное.

– А как в небе снова появится солнышко, если его съели?

– О, это будет другое солнышко, жаркое. Может так случиться, что на суше загорятся пожары, океаны закипят и все такое.

– Вы испугались стужи?

– Мы испугались того, что пришло позже. Из глубин моря появилась гигантская змея и стала бороться с великаном, держащим в руках молот. Потом со всех сторон нахлынули банды гигантов и чудищ и стали биться друг с другом. Среди них был старый одноглазый человек с копьем, и он бросился на большого волка, но тот проглотил его вместе с бородой и всем прочим. Затем пришел другой большой человек и убил волка. Тогда я вышла из убежища и поймала за рукав одного из воинов.

– Послушайте, мистер, это Геттердаммерунг? – спросила я.

Воин задумался, опершись на топор, которым он только что рубил, как капусту, какую-то массу с множеством глаз.

– Вроде бы,– сказал он.– Послушайте, дамочка, вы можете...

Он не договорил, потому что многоглазая масса с чавканьем проглотила его и поползла дальше.

Я перешла на другую сторону улицы, где другой воин с рогатым шлемом на голове исполнял кровавую чечетку на поверженном чудовище.

– Прошу прощения,– сказала я,– вы не скажете, какой сегодня день?

– Меня зовут Локи,– прохрипел он, топча многоглазого врага.– На чьей стороне вы в этой драке?

– Я не знала, что должна быть на чьей-то стороне,– ответила я.

Воин начал было распространяться на ту тему, что я должна, и непременно, а масса тем временем разинула пасть. Локи с печальным вздохом прикончил чудовище ударом копья, а затем внимательно оглядел мою разорванную одежду.

– Вы одеваетесь подобно мужчине,– заявил он,– но...

Я застегнула блузку.

– Я...– начала было я.

– Конечно, у вас была безопасная булавка. Что за прекрасную мысль вы мне подали! Так и сделаем. Пойдем, я знаю неподалеку отличное местечко, почти не радиоактивное,– сказал он, прокладывая путь через стаю оборотней.– Боги снизойдут с небес, защищая нас.– Он нагнулся, поднял с земли женщину, лежавшую без сознания, и перекинул ее через плечо.– Вы пережили все это не зря. Настанет новый день, и прекрасный новый мир потребует новых совокуплений. Видя ваши округлившиеся животы, боги скажут, что это хорошо, и откинут копыта.– Он загоготал,– Они думали, что все эти смерти приведут нас к иному образу жизни, мира, счастья, другой любви – и новой расе...– Слезы заструились по его лицу.– Но в каждой трагедии есть место для здорового смеха,– заключил он, перенося нас через реки крови и поля костей.

Он оставил нас в психоделическом притоне, среди тепла, деревьев, фонтанов, поющих птиц – всех тех мелочей, которые делают жизнь приятной и банальной: нежная пища, ласковый ветер, добротные дома с водопроводом. Затем, продолжая смеяться, он вернулся на поле боя. Позднее моя компаньонка проснулась – белокурая, гибкая, очаровательная,– и ее глаза вспыхнули, когда она встретилась со мной взглядом.

– Так,– выпалила она,– вы вызволили меня из этой ужасной мужской бойни, чтобы я могла служить вашим необузданным и извращенным страстям! И это после того, что вы уже со мной сделали!

Я шагнула к ней, чтобы успокоить, но женщина встала в позу каратэ.

– Что вы имеете в виду? – удивленно спросила я.– С вами никто ничего не делал.

– Сделать невинную девушку беременной – это, по-вашему, не сделать ничего? – возмутилась блондинка,– Повесить мне на шею все заботы с абортом, а самим пойти развлекаться с этими многоглазыми чудовищами? Нет уж, увольте, я больше не хочу иметь дела с этими противными мужчинами!

– Успокойтесь, сестра,– сказала я, вновь расстегивая блузку. – Я была столь же привлекательна для мужчин и не раз попадала в затруднительное положение, как и вы, так что отныне хочу вести жизнь простой...

– Хвала Сафо! – с облегчением воскликнула блондинка.

И мы стали парой и живем счастливо до сих пор. Зима ослабела, и Сумерки Богов прошли. Мир стал обновленным, полным любви, мудрости и счастья. Вот и вся история, малышка. А теперь иди, поиграй со своими сестрами.

– Но они вовсе не играют приятно! Они делают вещи, которые вы обе не велели мне делать.

– Как, ты до сих пор не научилась это делать? – спросила другая мама.

– Сияющая особа с золотым жезлом показала, как делать такие вещи. Она также сказала, что боги идут своими, таинственными и не страшными путями.

– Это может быть началом философии,—заметила первая мама.

– Можно сказать и так,– согласилась вторая.