Текст книги "Вариант единорога"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц)

– Думаю, нет. Я только что обнаружил новую залежь.

– Вас уже давно не осматривали.

– Я знаю.

– Значит так, мы посылаем к вашему раскопу передвижное звено, вас осмотрят в полевых условиях.

– В этом нет необходимости. Скоро прибуду к вам сам.

– Предел безопасности исчерпан. Мы высылаем группу механиков.

Радиосвязь прервалась. Киф принял решение. Было трудно заранее рассчитать, когда прибудет отряд техобслуживания. Он твердо решил не думать о побеге, а пройти обследование. Но для этого следовало надежно припрятать вещицу. По крайней мере, он нашел способ на короткое время сохранить ее вне тела – недавно он обнаружил пещеру, подогреваемую природным теплом недр через глубокий колодец в полу.

Он покинул рабочее место, направляясь к расщелине в растрескавшейся скале. Возле нее вились клубы пара, и, когда грунт с тихим ворчанием проседал под ногами, они еще сильнее прорывались к небу. Киф включил электрический фонарик, пробрался сквозь расщелину и очутился в зале пещеры: случайно потревоженные мелкие камешки с грохотом раскатились по полу, в центре ее оранжево-красным огнем пылал глубокий колодец. Наклонившись к краю кратера, Киф вгляделся вглубь. Уровень кипящей магмы оказался несколько выше, чем он предполагал, но не настолько, чтобы в пещере было опасно оставлять что-либо. И если верить его чувствительным датчикам, со времени обнаружения расселины повышения сейсмической активности здесь не наблюдалось. Да, это было бы идеальным местом, где можно спокойно продержать тот самый предмет не один час, пока...

Затем пещеру пронзил внезапно вспыхнувший у входа яркий луч света, датчики мгновенно зафиксировали тепловую перегрузку – в тот самый момент, когда одна из его передних конечностей уже трансформировалась. Обернувшись назад, Киф заметил фигуру человекоподобного существа в гермокостюме, с фонариком в одной руке и автоматическим пистолетом в другой. Заметил и красную нить, охватывающую предплечье фигуры.

– Калифрики! – передал он радиосигнал на волне, на которой обычно обменивались информацией в здешних местах.– Не открывай огонь, иначе это выйдет во вред твоим собственным целям.

– О? – отозвался человек на той же частоте.– С каких это пор тебе известно о моих целях?

– Тебя наняли не просто уничтожить меня, но и вернуть то, что я захватил с собой, разве нет?

– Ты прав, меня подрядили сделать и то и другое,– ответил Калифрики.

– Так это Старец из Аламута предложил тебе выполнить эту работу?

– Разумеется. Когда ассасинам нужен наемник, они идут к Калифрики.

– Не хочешь ли сделку?

– Твоя жизнь за склянку? Нет. Уж лучше я получу свое жалование сполна.

– А я и не предлагаю. Просто полюбопытствовал,– сказал Киф,– не согласишься ли ты.

Когда Киф бросился на него, оружие Калифрики полыхнуло огнем.

Ослепительный разряд расплавил две из шести рук робота и вывел из строя крупный блок датчиков. И все же это было мелочью для Кифа, который чувствовал, что у него еще масса возможностей и он по-прежнему превосходит человека силой. В самом деле...

– Глупо с твоей стороны было тащиться за мной сюда,– сказал он, нанося с разворота резкий удар, который, не задев Калифрики, в пыль разнес участок стены пещеры.– С минуты на минуту здесь будут другие роботы.

– Нет,– ответил человек.– Это я одурачил тебя тем вызовом, чтобы только заманить сюда.

– Так ты нарочно выбрал это место? Почему?

– Я надеялся, что к моему приходу ты уже вытащишь сосуд,– ответил он, резко ныряя вправо, стараясь уклониться от очередного выпада Кифа.– К несчастью, я слегка поспешил и пришел сюда раньше. А жаль.

Он опять выстрелил, вдребезги разнеся еще несколько датчиков и квадратный фут изоляции. Однако Киф с невероятной быстротой развернулся и, выбив пистолет ударом снизу, ринулся вперед. В эту минуту Калифрики, спустив курок, резко откинулся назад и кубарем покатился по полу пещеры, уронив при этом фонарь. Часть потолка пещеры рухнула вниз, наполовину погребя под собой Кифа и завалив вход.

Калифрики поднялся на ноги.

– Пусть я жестоко избит, но мое тело выдержит,– заявил Киф, принимаясь себя откапывать,– и я все равно уничтожу тебя. А вот тебе крышка, стоит лишь слегка повредить твой костюм.

– Верно,– сказал человек, поднимая оружие и снова целясь.– К счастью для меня, эту проблему я уже разрешил.

Он нажал на курок, оружие слабо клацнуло и затихло.

– О,– произнес Киф, мысленно желая, чтобы его черты робота сумели изобразить улыбку.

Калифрики сунул пистолет в кобуру, поднял с земли камень и с силой метнул его. Он раскололся о голову Кифа, обломки его раскатились и попадали в колодец. Киф еще старательнее освобождался из-под обломков, работая только двумя оставшимися придатками,—четыре его руки были разбиты камнепадом.

Когда Киф наконец выбрался из-под завала, Калифрики все еще продолжал швырять в него камнями. И тогда, атаковав человека, Киф успел потянуться к его горлу, но его левая конечность вдруг замедлила движение, заскрежетала и замерла. Правая конечность продолжала тянуться к Калифрики, который схватил ее обеими руками и, присев, проскользнул под ней, выпрямился во весь рост и наскочил на робота сбоку, а затем еще раз с тыла. Словно в невесомости ступни Кифа оторвались от пола. Он ощутил толчок: его перевернуло и подкинуло. Затем он полетел вниз, навстречу огненному сиянию. И прежде чем коснуться лавы, он понял, что снова недооценил Калифрики.

Киф пристально разглядывал Долину Застывшего Времени. Как всегда, он старался растянуть момент безвременья, в течение которого можно было обдумать перспективы своего физического существования и возможные последствия событий. По непонятным для него причинам процесс зависания продолжался. Его порадовало то, что на сей раз он видит способы, посредством которых можно заранее наметить ход событий и влиять на них, чего ему никогда прежде не удавалось. На этот раз он сумеет устроить для Калифрики не просто ловушку, а ловушку тонкую и хитроумную – от путешественника во времени такому же путешественнику – и достойную путешественника во всех отношениях.

Он сумел удержать ход времени до тех пор, пока почти все не встало на свои места.

Когда Калифрики следовал за Нитью сквозь время без пространства в пространство без времени, его озадачил ее ход – путь в мир, в котором он собирался вновь преследовать Кифа, чтобы вступить с ним в последний поединок. Мир расстилался самым необычайным узором, который Калифрики когда-либо наблюдал. Слишком затейлив – он еще не успел как следует разглядеть его, как сила течения уже перенесла его на уровень событий. Значит, рассматривая множество фактов в их совокупности, выискивая цепь причинных связей величайшей из опасностей и создавая некую линию жизни, ему снова придется положиться на интуицию, которая так хорошо служила ему прежде. Тут он не смог сдержать смех, хотя в этом месте смех, точно так же как музыка или ветер, не мог проявить себя – их просто не существовало. Он крутанул в руках нить и хлестнул ею, словно бичом. Повинуясь его воле, докрасна раскаленная петля понеслась от него прочь, вперед, к глубоким ущельям и широким каньонам его нового будущего мира. И он последовал...

Ступив на каменистую тропу, которая немедленно подалась и посыпалась под ногами, он потянулся к ближайшему выступу скалы и вцепился в него, но и тот тоже обрушился под его тяжестью. Затем, сквозь заклубившуюся пыль, он разглядел внизу длинный крутой склон с отдельными каменистыми уступами, который ему вскоре предстояло преодолеть. Подняв левую руку, чтобы защитить лицо, он позволил телу расслабиться и попытался на пятках спуститься вниз по склону, размышляя о том, как благоразумно уйти от большой, но пока еще далекой опасности, пренебрегая малой, но жестокой, которая уже дышала ему в затылок.

Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на просторной кровати с пологом. Голова болела, во рту пересохло. В комнате было темно, но у противоположной стены дневной свет пробивался в щели по краям плотно закрытых ставень. Он попробовал подняться, чтобы подойти к окну, но боль в правой ноге явственно заявила о том, что кость, должно быть, сломана. Он выругался на нормандском, арабском, итальянском и греческом, потер лоб, задумчиво огляделся вокруг и снова уснул.

Затем его разбудил щебет птиц и тихие звуки чьего-то присутствия в комнате. Сквозь щель полузакрытых век он заметил надвигающуюся на него фигуру, по размерам и очертаниям принадлежащую человеку, за спиной которой колыхались какие-то яркие пятна. Фигура остановилась возле кровати, и он почувствовал, как чья-то прохладная рука легла на его лоб, как кончики пальцев принялись искать пульс на запястье. Он открыл глаза.

Она была светловолосой и темноглазой, с кукольным подбородочком, с совершенно гладким личиком без всякого выражения в своей сосредоточенности. Он не мог оценить, была ли она высокой, низенькой или где-то посередке, так как плохо представлял себе высоту своего ложа. Позади нее маячила сияющая статуя обезьяны, бронзовый шимпанзе во весь его рост, отлитый в совершенстве, до мельчайших подробностей, в правой руке он держал вместительный черный чемоданчик. За ним на полу высилась массивная серебряная черепаха с накрытым подносом с едой на спине, ее голова медленно покачивалась из стороны в сторону.

Лишь на мгновение металлические тела вызвали у него прилив страха, когда он припомнил последнюю битву с Кифом, принявшим форму робота.

А затем:

– Не волнуйся,– услышал он ее слова на языке, похожем на один из многих ему известных.– Мы всего лишь хотим тебе помочь.

– Вспомнилось кое-что, вот мне и стало не по себе,– объяснил он.– Нога у меня в самом деле сломана?

– Да,– ответила она, приподнимая покрывало и открывая ногу. Он взглянул на затейливое кружево из черного и желтого металла на своей правой лодыжке. Оно казалось произведением искусства, коим могли бы гордиться при Византийском дворе.– Это соорудил доктор Шонг,– добавила она, жестом показывая на металлическую обезьяну, которая согласно кивнула.

– Сколько времени прошло с тех пор? – спросил Калифрики.

Она бросила взгляд на доктора Шонга, который ответил: «Дня три – нет, три с половиной»,– голосом, подобным звучанию металлического музыкального инструмента, на котором играли тихо и неторопливо.

– Спасибо. А как я здесь оказался?

– Мы нашли вас во время одной из наших прогулок,– пояснил доктор Шонг,– под осыпью, ниже обрушившейся тропы. Мы принесли вас сюда и починили.

– Где я и что это за место?

– Это дом кукольника Джероби Клокмана, моего отца,– сказала ему красавица,– А я Йолара.

Вопрос в глазах, а голос звонкий и чистый.

– Меня зовут Калифрики.

– Ты голоден... Калифрики? – спросила она.

Облизнув губы, он кивнул. Запах пищи стал почти нестерпимым.

– Еще бы,– ответил он.

Доктор Шонг помог ему приподняться и усадил в подушки, в то время как Йолара, сняв салфетку с подноса со снедью, поднесла его к постели больного. Присев на стул, стоявший рядом, она предложила ему поесть.

– Еще не остыло, – заметил он, пробуя.

– Благодаря Одасу,– сказала она, жестом показывая на черепаху,– В спину его вмонтирован нагревательный элемент.

Поймав его взгляд, Одас закивал головой, ответив на благодарность высоким пронзительным голосом:

– Очень рад,– и продолжил: – Пойдемте доктор, оставим их вдвоем, пусть организмы беседуют, если только не нужно услужить еще чем-нибудь.

Йолара мотнула головой, и оба откланялись. Наконец, оторвавшись от еды и перестав жевать, Калифрики кивнул вслед удалившейся паре.

– Творения твоего отца? – поинтересовался он.

– Да,– ответила она, глядя на него так пристально, что ему стало неловко.– Скоро ты познакомишься и с другими.

– А твой отец?

– Он хворает. Иначе он был бы здесь с тобой, когда ты очнулся, и поприветствовал бы тебя лично.

– Надеюсь, ничего страшного.

Она отвела взгляд и только потом ответила:

– Так просто и не узнаешь. Он скрытный.

– А где твоя мать?

– Я ее не знала. Отец говорит, она сбежала с музы-кантом-цыганом, когда я была совсем маленькой.

– А есть ли у тебя братья или сестры?

– Нет.

Калифрики снова принялся за еду.

– Что ты делаешь в этих краях? – через некоторое время спросила она.– Мы живем в глуши, далеко от торговых путей.

– Охочусь,– сказал он.

– И на какого же зверя?

– На редкого. Он приходит издалека.

– А на кого он похож?

– На кого угодно.

– Опасен?

– Очень.

– А как его зовут?

– Киф.

Она покачала головой:

– Никогда не слыхала о такой твари.

– И хорошо. Как по-твоему, когда мне можно будет вставать?

– Как только наберешься сил. Доктор Шонг сказал, что приспособление, которое на тебе надето, полностью защищает ногу – хотя, вероятно, тебе еще понадобится палка. Чтобы было на что опереться.

Он отложил вилку.

– Да, мне бы хотелось попробовать... поскорее,– сказал он.

Вскоре после этого она убрала поднос и задернула полог: Калифрики крепко уснул.

В тот же день, однако, проснувшись после полудня и поев, он попытался встать на ноги. Доктор Шонг кинулся его поддержать. Пока Йолара ходила за палкой, обезьяна помогла ему одеться, во время частых передышек попутно проверяя, нет ли осложнений со стороны нервной системы и не ослабли ли мышцы за время покоя. Доктор Шонг сорвал нитку, плотно охватывающую запястье Калифрики, и отбросил ее куда-то в сторону. Он не заметил, как мгновением позже она не только вернулась на прежнее место, но ее обрывок пристал к его собственному плечу и заскользил под руку к боку.

Когда вернулась Йолара с палкой в руках, они уже добрались до середины комнаты. Затем вдвоем они вывели Калифрики за порог, и вдоль по коридору все вместе прошли на балкон, откуда он смог осмотреть внутренний дворик, вместивший шесть овец, двух козочек, четырех коров, быка и стайку цыплят. Сделанные из металла, тяжелого и блестящего, все они, казалось, паслись или искали корм, и все издавали некое подобие звуков, тех, что издают животные из плоти и крови, по образу которых они были созданы.

– Поразительно,– заявил Калифрики.

– Все это – механизмы чисто декоративного назначения, лишенные настоящего интеллекта,– заметил доктор Шонг.– Для Мастера они всего лишь игрушки.

– И тем не менее удивительно,– произнес Калифрики.

Когда он развернулся, направляясь обратно в дом, Иолара взяла его под руку, чтобы не оступился.

– Сейчас мы отведем тебя назад в комнату,– сказала она.

– Нет,– ответил он, поворачивая к лестничному колодцу, мимо которого они прошагали по коридору,– Я должен пойти дальше.

– Только не по лестнице. Пока еще рановато,– предостерег доктор Шонг.

– Пожалуйста, послушайся его,—попросила она.– Может быть, уже завтра.

– Если только мы прогуляемся в дальний конец коридора и обратно.

Она глянула на металлического обезьяноподобного, который кивнул.

– Очень хорошо. Но только давай пойдем медленно. Зачем так мучить себя?

– Я должен быть готов к встрече с Кифом где угодно, в любой момент.

– Сомневаюсь, что ты обнаружишь его в здешних местах, вряд ли он прячется где-то поблизости.

– Кто знает? – ответил он.

В тот же вечер Калифрики проснулся от звуков неистовой музыки, доносившихся откуда-то издалека и несколько ослабленных расстоянием. Подождав немного, он с усилием поднялся на ноги и вышел в коридор. Звуки доносились из лестничного колодца. Прислонившись спиной к стене, он долго прислушивался, а затем, волоча ногу, вернулся в постель.

На следующий день, после завтрака, он выразил желание совершить более длительную прогулку, и Йолара, отпустив доктора Шонга, повела Калифрики вниз по лестнице. Лишь постепенно он оценил грандиозные размеры здания, по которому они прогуливались.

– Да,– пояснила она, когда он указал ей на это,– оно выстроено на развалинах древнего монастыря и годами служило и крепостью, и жилищем.

– Любопытно,– сказал он.– Скажи мне, вчера ночью мне показалось, будто я слышал музыку. Здесь устраивали какой-то праздник?

– Можно и так назвать,– ответила она.– Впервые за долгое время мой отец покинул свои покои и позвал музыкантов, чтоб те сыграли ему.

– Я рад, что ему лучше,– сказал Калифрики.– Это была ужасающая, но прекрасная музыка. Хотел бы я когда-нибудь услышать ее еще раз и, может быть, даже присутствовать там, когда музыканты будут ее исполнять.

– Они вернулись в свои подземные норы, скрытые глубоко под полом,– сказала она.– Но как знать...

– Они тоже творения твоего отца?

– Думаю, что так,– ответила она.– Но, право, сама я никогда их не видала, поэтому трудно сказать.

Они прошли мимо вольера с бронзовыми птицами с необычной синеватого цвета патиной на крыльях, щебечущих, пускающих трели, пронзительно кричащих «кер-рью» и развертывающих перья, словно изумрудные веера. Одни восседали на железных жердочках, другие в медных гнездах. В некоторых гнездах лежали серебряные яйца или сидели крохотные птенчики, голые, с жадно раскрытыми клювиками, хватающими мошек из фольги и червяков из жести. Когда пернатые певцы двигались, воздух вокруг них колебался и озарялся ярким сиянием.

В саду во внутреннем дворике с южной стороны замка она показала ему серебряное дерево, на ветвях которого висели сверкающие подобия всевозможных плодов, виданных им и вовсе неведомых.

Пройдя по коридору, Йолара остановилась перед изображением в раме, которое Калифрики поначалу принял за ее портрет; на ней было черное атласное платье с глубоким вырезом и массивный изумрудный кулон в виде кораблика, скользивший по волнам ее груди. Но когда он всмотрелся внимательней, дама на портрете показалась ему более зрелой.

– Моя мать,– пояснила Йолара.

– Такая же красавица, как и ты,– отозвался Калифрики.

В самом конце коридора красный волчок, высотой в рост Калифрики, с грустным пением вращался, балансируя на острие кинжала. Йолара сообщила, что волчок будет крутиться девяносто девять лет без завода.

Она заявила это с такой серьезной миной, что Калифрики не выдержал и расхохотался.

– За все время, пока я здесь, ни разу не слыхал твоего смеха и не видел, чтобы ты улыбнулась.

– Мне, в отличие от тебя, эти вещи давно не в диковинку,– ответила она.– Я вижу их изо дня в день.

Он кивнул в знак согласия.

– Разумеется,– сказал он.

Тогда улыбнулась она. И пожала ему руку на удивление крепко.

На следующий день они отправились покататься верхом на великолепных рогатых конях из металла: он на пурпурном жеребце, она на зеленой кобыле. Они долго сидели на вершине холма, любуясь долиной, горами и крепостью Джероби Клокмана. Калифрики рассказал Йоларе немного о себе, и она, похоже, слушала его с искренним восхищением, а не просто из любопытства. А когда он под конец поцеловал ее, она казалась такой неискушенной. И лишь тогда, когда они неспешно возвращались назад в крепость, она призналась ему, что не знает других людей, кроме отца,– до сих пор ей приходилось видеть только случайных купцов, менестрелей или гонцов, да и то недолго.

– Довольно странный образ жизни,– заметил он.

– В самом деле? – отозвалась она.– Я начала об этом догадываться, начитавшись книг в библиотеке. Но поскольку все это были романы, я не могла с уверенностью сказать, что в них правда.

– Твой отец, похоже, с причудами,– сказал Калифрики.– Хотелось бы мне познакомиться с ним.

– Я не уверена, что он уже совсем поправился,– заметила она.– Он словно бы избегает меня.– Проехав еще немного, она добавила: – Как бы я хотела посмотреть мир, побывать и в других местах.

Той же ночью, как только Калифрики заслышал музыку снова, он медленно и неслышно двинулся вниз по лестнице. Остановился он только у входа в зал, откуда неслись вопли и стенания. Затем он осторожно лег на живот и потихоньку пополз вперед, так что ему удалось изловчиться и заглянуть за угол лестничной площадки, при этом глаза его находились всего в нескольких сантиметрах от пола.

Взору его предстал металлический квартет: жуткие фигуры-калеки с ликами падших ангелов. Все как один изуродованы: серо-стальные, золотые и серебряные тела сильно обожжены, лица рябые, лбы с ветвистыми рогами или короткими рожками. Рваные кожистые перепончатые крылья, словно черные пелерины, свисали с их плеч. Среди них двое скрипачей, волынщик и еще один музыкант, играющий на хрустальных колокольчиках. Музыка была хаотичной, волнующей и чарующей, но какой-то холодной, будто северный ветер в зимнюю ночь. Словно бы вовсе не человеческая музыка, и Калифрики поймал себя на том, что хотел бы знать, уж не сами ли демоны из металла создали эти мелодии. За спиной у них в полу чернели пять отверстий размером с могилу: одна – в центре, остальные окружали ее с четырех сторон. Перед ними в огромном кожаном кресле сидел седой толстяк, черты его Калифрики рассмотреть не мог, поскольку человек прятал лицо в ладонях, сцепив пальцы в замок. Именно поэтому Калифрики сразу же бросилось в глаза кольцо с огромным сапфиром на правой руке человека.

Когда пьеса закончилась, бестии застыли на своих местах. Человек поднялся на ноги и взял в руки тонкую пику с алым древком, прислоненную рядом к стене. Сделав несколько шагов вперед, он ударил ею о каменную плиту в форме полумесяца. Внезапно, развернувшись на месте на шарнирах, музыканты заскользили к своим могилам и опустились в них. Когда они исчезли под полом, каменные плиты-крышки задвинулись, скрыв всякие следы их существования.

Человек водрузил пику на вбитые в стену крюки слева от себя, затем пересек залу и вышел в дверь в дальнем ее конце. Калифрики осторожно встал с пола, шагнул за порог и тоже пересек комнату. Он увидел, что человек достиг конца коридора и начал взбираться по лестнице, которая, как ему было известно из предыдущей прогулки, вела в самую высокую крепостную башню. Он выждал достаточно долго и только потом снял со стены пику. Когда он ударил древком о камень-полумесяц, плиты пола открылись, и он заглянул в могилы.

Демоны-музыканты поднялись из них, встали по местам и, подняв инструменты, приготовились играть. Но Калифрики уже успел разглядеть то, что хотел. Он еще раз ударил по камню, и квартет опять убрался назад. Он вернул пику на крюки и вышел из залы.

В глубоком раздумье он долго блуждал по сумрачным коридорам. Когда наконец он дошел до комнаты, где горел свет, и остановился, оказалось, что это библиотека. Заглянув в дверь, он увидел доктора Шонга, который сидел и читал.

– Калифрики,– сказал доктор,– в чем дело?

– Когда хожу, лучше думается.

– Вы еще не совсем поправились, и спать вам куда полезнее, чем думать.

– Я устроен иначе. Когда меня что-либо беспокоит, я хожу и размышляю.

– Не знал об этой вашей технической особенности. Скажите, что вас беспокоит, и, возможно, я сумею помочь.

– Я до сих пор так ни разу и не видел хозяина дома. Знает ли Джероби Клокман о том, что я здесь?

– Да. Я ежедневно докладываю ему обо всем.

– О, а не давал ли он каких-либо особых поручений, касающихся меня?

– Лечить вашу рану, подавать вам еду и следить за тем, чтобы вам оказывали всевозможные почести.

– А не изъявлял ли он желания познакомиться со мной лично?

Доктор закивал.

– Да, но должен вам напомнить, что в последнее время ему нездоровилось. Однако теперь ему значительно лучше, так что уже завтра он пригласит вас с ним отобедать.

– Это правда, что мать Йолары бежала с музыкантом? – спросил Калифрики.

– Именно так я слышал. В те дни меня не существовало. Я был сделан, когда Йолара уже выросла.

– Спасибо, доктор,– сказал Калифрики,– и спокойной ночи.

Он заковылял по коридору, припадая на ногу, но, как только повернул за угол, хромота его сразу пропала. Прошагав дальше по коридору, он присел на скамью, закатал штанину и снял с себя затейливые скобы. Медленно привстал, затем перенес тяжесть тела на больную ногу. Потом ухмыльнулся.

В тот вечер чуть позже Йолара услышала, как кто-то тихонько скребется к ней в дверь.

– Кто там? – спросила она.

– Калифрики. Мне нужно поговорить с тобой.

– Минутку,– ответила она.

Она отворила дверь. Он заметил, что она до сих пор не сняла одежды, которую носила весь день.

– Как ты узнал, что это дверь моей комнаты? – спросила она его.

– Я вышел из своей и поискал,– ответил он.– Это единственная комната, в которой горел свет,– не считая моей и библиотеки, где я оставил доктора Шонга. А покои твоего отца, насколько я знаю, в северной башне.

Она одарила его второй улыбкой.

– Умно,– заметила она.– О чем же ты хотел поговорить?

– Сперва вопрос, если можно.

– Конечно.– Она отступила в сторону и отворила дверь шире.– Входи, пожалуйста.

– Благодарю.

Он сел на предложенный ею стул и затем сказал:

– Несколько дней назад, когда я пришел в себя, доктор Шонг рассказал мне, будто меня нашли тремя или тремя с половиной днями раньше в том самом месте, где со мной приключилось несчастье.

Она закивала.

– Ты была там, когда меня обнаружили?

– Нет,– призналась она.– Мне рассказали о тебе позже.

– Он употребил местоимение «мы», поэтому я предположил, что с ним была ты.

Она помотала головой:

– Скорее всего, кто-нибудь из механических кукол. Но это мог быть и мой отец. Хотя, думаю, нет, ведь он был болен.

– Йолара,– сказал он,– здесь что-то нечисто. Я чувствую, мы оба в большой опасности. Ты говорила, что хочешь уехать. Прекрасно. Собери вещи, и я увезу тебя отсюда прямо сейчас, сегодня же ночью.

Глаза ее расширились.

– Это так неожиданно! Мне нужно предупредить отца!

– Я...

– Нет,– оборвал он.– Именно его я и боюсь. По-моему, он не в себе, Йолара, и очень опасен.

– Он никогда не причинит мне зла,– сказала она.

– Я в этом совсем не уверен. Если верить портрету, ты сильно похожа на мать. В своем безумстве он может в один прекрасный день спутать вас – отождествить тебя с воспоминанием о ней. И тогда ты наверняка окажешься в опасности.

Глаза ее стали щелочками.

– Ты должен объяснить мне, почему ты так думаешь.

– Я уверен, что он нашел твою мать, после того как она изменила ему с цыганом, и убил ее.

– Как ты можешь так говорить?

– Я побывал в зале, где он держит свой бесовский квартет. Я открывал их могилы – и пятую, вокруг которой они становятся играть. В той пятой – скелет. На шее его цепочка с изумрудным корабликом, та же, что и на портрете.

– Нет! Я не верю этому!

– Прости.

– Я должна убедиться сама.

– По-моему, лучше не надо.

– Выдвинуть такое обвинение и просить меня принять его на веру – это уж слишком,– заявила она.– Пойдем! Это не так страшно, как ты думаешь, ведь моя мать для меня чужая. Мне бы хотелось взглянуть на эту могилу.

– Хорошо.

Он поднялся со стула, и они вышли в коридор. Добравшись до темной ниши в стене, он вынул оттуда меч, блеснувший полосой гладкой стали, и, держа его в правой руке, первым двинулся к лестнице.

– Где ты взял меч? – спросила она.

– Позаимствовал внизу у доспехов латника.

– Мой отец слабый больной старик. Неужели нужно идти на него с оружием...

– На всякий случай не помешает,– ответил он.

– Ты что-то не договариваешь,– сказала она,– не так ли?

– Увидим,– ответил он.

Когда они вошли в залу, где он побывал раньше, Калифрики снял со стены алую пику.

– Стой здесь,– указал он, подведя Йолару к средней могиле, а сам отступил назад и ударил по камню-полумесяцу древком пики. Каменные плиты сдвинулись с места, и он поспешил к ней. Она пронзительно вскрикнула, но не при виде демонов, которые, восстав из каменных могил, со всех сторон обступили их. Взглянув вниз, в глубь могилы, Калифрики увидел тело седого толстяка, голова которого была свернута, да так, что лицо смотрело назад. Тело лежало в объятиях скелета, с шеи которого свисал изумрудный кораблик.

– Кто это сделал? – спросила она.

– Не знаю,– сказал Калифрики.– Раньше его здесь не было. Я не понимаю. Я...

Вдруг он опустился на колени, склонился над могилой и приподнял правую руку старика.

– Что там? – спросила Йолара.

– Перстень с голубым камнем,– сказал он.– Еще вечером он был у него. Теперь нет.

– Его кольцо с печаткой,– проговорила она.– Его печать Кукольных дел мастера. Он бы никогда не расстался с ним добровольно.

В этот момент дьявольский квартет заиграл. И говорить стало невозможно. Опустив руку кукольника, Калифрики подобрал лежавшую в стороне пику с алым древком и поднялся на ноги.

Он прошел между изуродованными демонами и, подойдя к каменному полумесяцу, ударил о него пикой. Мгновенно музыка смолкла. Музыканты удалились на покой. Могилы начали закрываться.

– Теперь наконец ты веришь, что здесь опасно? – сказал он.

– Да,– отозвалась она.– Но...

– Йолара,– произнес седой толстый старик, который входил в зал через дальнюю дверь – вспышка голубого огня на правой руке.– Я слышал, ты кричала.

– Механический двойник отца,– сказала она.– Он часто подумывал, не смастерить ли такого. Я и не знала, что смастерил. Кукла убила его и заняла его место.

Толстяк усмехнулся и двинулся к ним.

– Отлично,– сказал он.– А вас не проведешь, верно?

– Где его самое слабое место? – спросил ее Калифрики, поднимая клинок.

– Чуть ниже пупка,—ответила она, и он направил острие оружия ниже.

– Если честно,– сказала кукла,– то, проткнув слой плоти, ты почувствуешь, как металл упрется в металл.

 Чтобы победить меня, нужно достойное оружие и прочный клинок.

Калифрики рассмеялся.

– Не проверить ли нам? – спросил он.

Кукла остановилась.

– Нет, не нужно,– ответила она.– Стоит ли разбазаривать талант понапрасну.

Затем его взгляд устремился куда-то за их спины. Калифрики повернул голову и увидел, что через другую дверь в зал входит доктор Шонг.

– Доктор,– закричала Йолара,– он убил отца и занял его место!

– Я знаю,– ответила обезьяна, и девушка с удивлением увидела, как доктор гадко осклабился.– Ему предложили, и он не мог отказаться.

– Моя нога здорова,– сказал Калифрики.– Думаю, она все же была сломана, но теперь вполне зажила. И на это потребовалось отнюдь не несколько дней, как вы пытались меня уверить, а гораздо больше. Наверняка я пробыл здесь не одну неделю, а вы одурманивали меня зельем...

– Очень умно,– заметил доктор Шонг.– И, кстати, верно. У нас был особый заказ покойному Джероби Клок-ману. Он совсем недавно окончательно все отладил.

– И тогда вы его прикончили! – выкрикнула Йолара.

– В точности так,– сказало человекообразное,– хотя на самом деле всю грубую физическую работу сделал его двойник. Но ведь это lese-majeste [1]1
  Оскорбление величества (фр.).


[Закрыть], именовать нас убийцами в присутствии его величества наемника в лице нашего гостя. Разве не правда, Калифрики?

– Подойди ближе, обезьяна,– сказал он.

– Нет. Ты, похоже, сам обо всем догадался. А раз так, то в последний раз пошевели мозгами и скажи-ка мне: кто был последним творением Клокмана – кого он так долго собирал, пока ты спал?

– Я... Я не знаю,– сказал Калифрики.

– Войди,– позвал доктор Шонг.

Калифрики во все глаза смотрел, как в зал входит его собственный двойник с мечом в руке.