Текст книги "Жизнь коротка"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Айзек Азимов,Ричард Мэтисон (Матесон),Ирвин Шоу,Пол Уильям Андерсон,Генри Каттнер,Роберт Сильверберг,Артур Чарльз Кларк,Филип Киндред Дик,Лайон Спрэг де Камп,Харлан Эллисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)
– Откуда это известно мистеру Фишеру?
– Вы болван! – прорычал Фишер. – Неужели вы думаете, что я позволю вам это сделать?! За вами следили! Каждую минуту!
– Мистер Фишер информировал нас, – сухо продолжал чиновник, – что ваша дама путешествует с фальшивыми документами.
– Как фальшивыми? Она – Сима Морган. Так и указано в ее документах.
– Сима Морган погибла одиннадцать лет назад, – вмешался Фишер. – Эта женщина не может быть Симой Морган.
– До выяснения обстоятельств, – заключил чиновник, – ее въезд запрещен.
– Через неделю я получу бумаги, удостоверяющие смерть Симы Морган, – торжествующе заявил Фишер.
Альчесте посмотрел на Фишера и устало покачал головой.
– Вы не представляете себе, как мне это на руку. Больше всего на свете я хочу забрать ее и никогда не показывать Джонни. Я так хочу… – Он замолчал. – Снимите свое обвинение, Фишер.
– Нет!
– Сейчас вы уже не сможете их разлучить. Предположим, начнется следствие. Кого первым я приглашу для удостоверения ее личности? Джона Стрэппа. Думаете, он не поедет?
– А контракт? Я…
– К черту контракт. Можете показывать. Ему нужна Сима, а не я. Снимите обвинение, Фишер. Вы проиграли.
Фишер яростно сверкнул глазами и тяжело сглотнул.
– Я снимаю обвинение. Произошла ошибка.
Затем он пристально посмотрел на Альчесте.
– Это еще не последний раунд, – процедил он и вышел из комнаты.
Фишер был отлично подготовлен к борьбе. Здесь, на Россе-3, он защищал свою собственность. К его услугам были все деньги, все могущество Джона Стрэппа.
Самолет, на котором Альчесте и Сима летели из космопорта, вел наемник Фишера; он открыл люк и стал выделывать фигуры высшего пилотажа. Альчесте высадил перегородку и душил пилота до тех пор, пока тот не посадил машину.
На улице их обстреляли из какого-то автомобиля. При первом выстреле Альчесте втолкнул Симу в подъезд и едва спасся сам – ценой простреленного плеча, которое он кое-как перебинтовал, оторвав кусок подола ее платья. Глаза Симы были огромны, но она не жаловалась. Альчесте выразил свое восхищение мощным похлопыванием и по крышам провел ее в другое здание, где ворвался в квартиру и вызвал врача.
Когда приехала карета «скорой помощи», Альчесте и Сима спустились вниз, где были встречены полицейским, имевшим приказ задержать пару – следовало описание – за «бандитизм». От полицейского пришлось избавиться – так же, как от врача и водителя. Карета «скорой помощи» пригодилась: включив сирену, Альчесте гнал как бешеный.
Они бросили машину у пригородного универмага, откуда через сорок минут появился молодой слуга в ливрее, толкающий коляску со стариком. Если не считать бюста, Сима отлично подходила на роль мальчика. Фрэнки достаточно ослабел от ран, чтобы представиться немощным стариком.
Они остановились в отеле «Росс Сплендид». Альчесте запер Симу в номере, купил револьвер и отправился на поиски Джонни. Он нашел его в справочном бюро. Стрэпп протягивал чиновнику листок все с тем же описанием давно утерянной любви.
– Эй, старина Джонни!
– Фрэнки! – радостно воскликнул Стрэпп.
Они обнялись. Со счастливой улыбкой Альчесте наблюдал процедуру подкупа чиновника для выдачи имен и адресов всех девушек, отвечающих требованиям списка. Выйдя из бюро, Альчесте произнес:
– Я встретил девушку, которая похожа на ту, что ты ищешь, старина.
– Да? – спросил Стрэпп мгновенно изменившимся голосом.
– Она немного шепелявит.
Стрэпп странно взглянул на него.
– И чуть кивает головой при разговоре.
Стрэпп сжал локоть Альчесте.
– Покажи мне ее, – глухо сказал он.
Они поймали аэротакси, долетели до крыши отеля, спустились на лифте до двадцатого этажа и подошли к номеру «20 М». На условленный стук Альчесте ответил девичий голос.
Альчесте пожал Стрэппу руку и подбодрил:
– Смелее, Джонни.
Затем открыл дверь и быстро прошел на балкон, достав револьвер на случай, если Фишер предпримет последнюю попытку. Глядя на сверкающий город, он думал, что каждый человек может быть счастлив, если ему помогут; но иногда помощь обходится очень дорого.
Джон Стрэпп вошел в номер. Он закрыл дверь, повернулся и тщательно оглядел черноволосую черноглазую девушку – пристально, холодно. Она пораженно смотрела на него. Стрэпп приблизился, обошел ее вокруг.
– Скажи что-нибудь.
– Вы – Джон Стрэпп?
– Да.
– Нет! – воскликнула она. – Нет! Мой Джонни молод! Мой Джонни…
Стрэпп прыгнул, как тигр. Его руки и губы мучили ее тело, а глаза наблюдали спокойно и бесстрастно. Девушка вскрикнула и стала отчаянно сопротивляться – чужим странным глазам, чужим грубым рукам, чужим порывам существа, некогда бывшим ее Джонни, но сейчас отделенного от него бездонной пропастью многолетних перемен.
– Ты – не он! – закричала она. – Ты не Джонни! Ты кто-то другой!
И Стрэпп, не просто на одиннадцать лет постаревший, но за одиннадцать лет ставший другим, спросил себя: «Это – моя Сима? Это – моя любовь? Потерянная, мертвая любовь?»
И его изменившееся «я» ответило: «Нет, это не Сима. Это не твоя любовь. Иди, Джонни. Иди и ищи. Ты найдешь ее когда-нибудь – девушку, которую потерял».
Он расплатился, как джентльмен, и ушел.
Стоя на балконе, Альчесте увидел его выходящим из здания. Он был так изумлен, что не смог даже окликнуть друга. Он вернулся в комнату и застал Симу слепо глядящей на кучу денег на столе. Альчесте сразу понял, что произошло.
Увидев его, Сима заплакала.
– Фрэнки! – рыдала она. – Боже мой, Фрэнки!
Она в отчаянии протянула к нему руки. Она потерялась в мире, прошедшем мимо нее.
Альчесте шагнул вперед, потом остановился. Он сделал последнюю попытку умертвить свою любовь, но не выдержал и заключил Симу в объятия.
«Она не ведает, что творит, – думал он. – Она просто испугана. Она не моя. Пока еще – не моя. Может быть, никогда моей не станет».
И позже: «Фишер победил, а я проиграл».
И наконец: «Мы лишь вспоминаем прошлое; мы не узнаем его при встрече. Мысль возвращается назад, но время идет вперед, и все прощания – навсегда».
Рэй Рассел
КОСМИЧЕСКАЯ ОПЕРА
Нью-Йорк,
главному редактору
«Ивнинг-пост интерпланетар»
Уважаемый сэр! Позвольте выразить глубокую благодарность за Ваше письмо, хоть мне и жаль, что «Мегера с Венеры» не подошла. «Слишком мелодраматично, – указываете Вы. – У сегодняшнего читателя нет склонности к мелодраме». Но, дорогой сэр, жизнь сама по себе вопиюще мелодраматична!
Впрочем, не важно. Цель моего настоящего письма – обрисовать вкратце одну вещицу, которую я бы с удовольствием для Вас сделал. Это практически документальная повесть, хотя, боюсь, Вам она может показаться несколько экстравагантной. Все действующие лица – отъявленный негодяй, несчастная девушка, ее мудрый отец – как будто вышли из-под пера вашего замечательного Виктора Гюго.
Предлагаемое произведение (можно назвать его «Звезда Орима») касается ряда примечательных событий, которые имели место в моей родной галактике 75–890 (надеюсь, в Вашем издании нет табу на иностранный колорит). Мы начнем описание с великолепного дворца гнусного завоевателя саргианца Зунбараларрио Фенга, где томится прекрасная юная девушка, которая ненавидит Фенга (лучше сразу внести здесь ясность). Дабы осветить характер отношений девушки и Фенга, покажем их выходящими из спальни. Фенг – мужчина очень крупного сложения, тяжелый и сильный, чернобородый и черноволосый; его глаза горят недобрым огнем, а гордый нос придает мрачное благородство монетам с его, Фенга, изображением. В черной тунике, красной мантии и высоких сапогах из блестящего кзылка он поистине представляет собой внушительную фигуру. Девушка – полная его противоположность. Она изящная и легкая, с атласной кожей и волосами цвета заходящего солнца (мне очень жаль, но среди оримийцев такой цвет действительно распространен). Ее стройное юное тело едва скрыто нежнорозовой газообразной накидкой. Маленькие ножки грациозно скользят по мраморному полу.
Фенг в хорошем настроении, его зычный голос полон довольства.
– Результаты завоевания вашей планеты превзошли самые смелые ожидания. Я не только захватил гениального ученого, но и обнаружил, что у него чрезвычайно красивая дочь. Двойной приз!
(Этот монолог, если он покажется Вам излишне грубым, мы можем изменить.)
При входе в лабораторию их приветствуют два офицера в обтягивающей черной форме личной охраны Фенга. Один из них распахивает дверь. Фенг и девушка вступают в колоссальное помещение, в центре которого полыхает маленький горн, кипят и бурлят жидкости в армаде колб и реторт. В конце длинного прохода на высоком стуле сидит седовласый мужчина. Он смотрит на сияющую металлическую звезду у себя в руке.
Чернобородый завоеватель подходит и снисходительно обращается к ученому:
– Доброе утро, Торак. Что это у тебя?
Старик не обращает на Фенга внимания.
– Вола, – шепчет он нежно. – Вола, дитя мое.
Голос девушки дрожит от нахлынувших чувств.
– Ты плохо выглядишь папа. Тебе нельзя работать так много.
– Ты, главное – ты…
Она опускает глаза.
– У меня все в порядке. Не беспокойся обо мне.
Фенг смеется.
– Это верно. О ней беспокоиться не надо. Она в надежных руках!
Не теряет ли Торак Ваши симпатии, дорогой сэр, отдавая на поругание честь дочери? Спешу довести до Вашего сведения, что его заставили просмотреть десятичасовой общеобразовательный фильм (цветной, объемный, стереоозвученный) о легендарных Шести Сотнях Священных Пыток Сарга, где снимались не профессиональные актрисы, но очаровательные, юные, обнаженные, девственные дочери ученых с других планет. Удивительно ли теперь, что Торак позволяет Фенгу эксплуатировать тело дочери и свой собственный блестящий ум?
Завоеватель переходит прямо к делу.
– Ну, Торак, – ревет он, – я требую ответа! Когда будет завершен проект?
– Проект завершен, мой господин, – безжизненным голосом отвечает Торак и поднимает металлическую звезду с четырьмя лучами.
– Это… новый металл?
– Непобедимый металл. Да, это он.
Фенг недобро смеется.
– Я вижу, ты вылил его в форме Звезды Орима, символа твоего народа. Но твоя бунтарская пропаганда дальше меня не уйдет. Дай сюда! – Он вырывает звезду из руки Торака. – Я сейчас же собираю всех своих ученых. Испытания начнутся немедленно.
– Испытания?
– Разумеется. Не думаешь же ты, что я поверю тебе на слово? Эта блестящая побрякушка вполне может сломаться в кулачке младенца. Ты ведь был бы рад? – Фенг снова смеется. – Нет, мой друг, я не такой глупец. Не для того я покорил почти всю галактику, чтобы попасть в ловушку хитроумного ученого. Заверяю тебя, этот металл будет тщательно проверен. – Глаза Фенга вдруг ярко запылали. – Если твои слова верны, тогда предо мной падет последний оплот галактики – планета Клор!
Где-то примерно в этом месте надо рассказать, что долгие годы Фенг мечтал завладеть всей галактикой. Планета за планетой переходили к нему, но Клор упорно сопротивлялся. Необходимо упомянуть мимоходом, что Клор – мир, почти целиком находящийся под водой, и жители его похожи на глубоководных рыб. Инженеры Фенга никак не могли построить корабли, способные стартовать с родной планеты Сарг, преодолеть бездну пространства и нырнуть в глубины Клора. Такие корабли должны быть сделаны из материала легкого, как космические сплавы, и выдерживающего давления, которым подвергаются батисферы. Более того, он должен идеально выдерживать жар, холод и радиацию. Но вернемся к сцене в лаборатории.
Завоеватель в пурпурной тоге сжимает металлическую звезду и повторяет:
– Да, испытания начнутся немедленно.
Он поворачивается и стремительно выходит из помещения.
Когда дверь закрывается, Вола падает отцу на грудь и разражается безудержными рыданиями.
– О, отец! Это было так ужасно! Он не человек – изверг, мерзкое чудовище!
Руки Торака судорожно сжимаются от отцовского негодования.
– Вола, крепись.
Как Вы любезно указывали относительно «Мегеры с Венеры», диалог не относится к моим сильным сторонам. Следуя Вашим пожеланиям, я продолжаю описание в документальной манере.
Люди в защитных очках отпрянули от ужасающего жара; в затемненной лаборатории летают искры. Металлическую звезду бомбардирует сверхмощный луч.
– Смотрите, повелитель! Сверху металл раскалился добела, в то время как снизу…
– Ну? – шипит Фенг.
– А нижняя часть холодная на ощупь! Невероятно! Ваш пленный ученый добился идеальной изоляции! – Говорящий выключает луч, и все снимают очки. – Это завершает серию испытаний, мой господин. Металл был подвержен воздействию кислот, радиации, колоссального давления, испепеляющего жара – ничто не оставило следов. Он воистину неуязвим.
Фенг улыбается и поворачивается к Тораку.
– Поздравляю. Ты не подвел меня и займешь почетное место в научной иерархии моей империи. – Он резко поворачивается к своему главному инженеру. – Немедленно начать производство этого металла и постройку кораблей. С завтрашнего дня вы работаете с Тораком. И запомните, господа: покорить Клор – значит покорить галактику!
Он выходит; ученые и генералы кланяются. У двери Фенг обращается к фигуре в тени:
– Идем, Вола.
(Здесь, если пожелаете, можно вставить сцену с элементами секса.)
В течение следующих дней Торак заставляет себя не обращать внимания на слезы дочери. Пока она изнывает и сохнет в объятиях Фенга, молча покоряясь легендарным Семи Сотням Священных Извращений Сарга, старый ученый следит, как чудовищные печи изрыгают расплавленный металл. Рабы со всех концов галактики работают день и ночь, без сна и отдыха, пока не падают замертво. Мертвых замещают другие. И часто можно увидеть рядом с Тораком ликующего Фенга. Через несколько месяцев (здесь и далее я употребляю земное время) новый флот готов к вылету. Сверкая на солнце, стоит армада кораблей-истребителей.
Фенг и высшие офицеры на огромной платформе совершают ритуал, имеющий место перед завоеванием каждой новой планеты. Фаланга сияющих труб гремит бравурной военной музыкой. Народ Орима приветствует – с саргианскими винтовками за спиной – Фенга, произносящего ритуальную речь. (Заверенную копию речи прилагаю.) Его грубый голос разносят сотни громкоговорителей. Речь полна эмоций, но слаба логикой. Часто упоминаются «слава Сарга» и «величие нашей священной галактической империи». Фенг подчеркивает важность покорения Клора – последней планеты, которая все еще борется «в варварской тьме, не освещенной саргианской славой». Он объясняет, почему приказал не только генералам, но и старейшим управителям сопровождать его на флагманском корабле: «Вожди саргианской империи должны присутствовать при знаменательном событии».
Речь заканчивается призывом:
– На Клор!
На трапе Фенг останавливается и поворачивается к Тораку.
– Ты будешь награжден за услуги Саргу. А ты, Вола, – он улыбается бледной девушке, – приготовься к ночи празднования моего возвращения. Победные битвы всегда горячат мою кровь, и хотя водянушки Клора могут оказаться очаровательными, – подмигивает генералам, – боюсь, что у русалок есть определенные недостатки, не правда ли?
Он смеется над своей шуткой (не слишком ли грубой для Ваших читателей?) и входит в корабль. За ним следует вся его свита.
На протяжении месяцев полета черное вино Сарга рекой льется на флагманском корабле. Фенг пьет за свою империю, за своих генералов и за самого себя. Он пьет за каждую планету и за каждую звезду, которую они пролетают. Он пьет за Торака, он пьет за Волу, он пьет за почти забытых женщин своей юности. Все это свободно может занять несколько страниц.
Наконец армада приближается к Клору. Когда флагманский корабль зависает над водной поверхностью планеты, Фенг обнажает разукрашенный драгоценными каменьями церемониальный меч и драматическим жестом указывает на цель. Его голос гремит в аппаратах связи всех кораблей.
– В атаку!
Флот Фенга разрывает поверхность воды и погружается на дно. Через прозрачный корпус корабля Фенг глядит на экзотические растения. Триумф кипит в венах завоевателя.
Затем внезапно ушей его достигают ошеломленные крики. Он поворачивается, орлиные глаза выпучиваются…
Если печатать с продолжением, лучше места для обрыва не найти. Впрочем, решение за Вами, разумеется. А теперь позвольте несколькими штрихами обрисовать финальную сцену на Ориме.
Торак бросает металлическую звезду в стакан с водой и поворачивается к дочери.
– Тебя что-то беспокоит, моя любовь? – ласково спрашивает он.
В ее глазах стоят слезы.
– Я думаю о народе Клора.
Торак улыбается – впервые за долгое, долгое время.
– Я не стал бы его оплакивать. И вообще плакать нет нужды.
– Отец, как ты можешь говорить такое!
– Фенг никогда больше не унизит тебя, – мрачно произносит Торак.
– Что ты имеешь в виду?
– Армада, должно быть, уже достигла Клора. – Ученый бросает взгляд на календарь. – Фенг мертв.
Вола пугается за разум отца. Она молча слушает его слова.
– Да, мертв. Утонул в водах Клора, со своими генералами, министрами и кораблями.
Он поднимает глаза и видит страх на ее лице.
– Нет, моя дорогая, я не сумасшедший. Понимаешь, я создал удивительный металл. Фенг подверг его всем мыслимым испытаниям, кроме одного. Это никому даже в голову не пришло. И вот он построил флот и ринулся в океанские пучины Клора, не догадываясь, что…
Торак поворачивается к стакану: Звезды Орима нет.
– Не догадываясь, – продолжает он, – что этот замечательный металл растворяется в воде.
Согласитесь, сэр: эффектно!
Но это еще не все. Представьте, что мы скажем или по крайней мере намекнем, что тиран и убийца Фенг, бич галактики 75–890, человек, который никогда никому не доверял, на всякий случай под церемониальные доспехи надел глубоководный костюм (просто потому, что подозрительность свойственна его натуре). Другими словами, Фенг остался в живых.
Уместно даже подумать о названии типа «Фенг еще жив!» или «Жив ли Фенг?» – проверенный временем надежный способ привлекать внимание. Мы можем дать понять, что неуязвимый Зунбараларрио добрался до клочка суши – скажем, до полярной шапки Фазкен – и сейчас вынашивает новые коварные планы. Вы, вероятно, скажете, что никто не поверит такому утверждению, и я склонен согласиться с Вами. Но какое это имеет значение, пока Ваш журнал раскупают? Кстати, говоря об этом, не могу не упомянуть про плату. В связи с крайне стесненным положением я испытываю острую нужду в крупной сумме денег и рассчитываю на высочайшие расценки. Прошу известить меня немедленно.
Искренне Ваш, 3. Гнеф.
П.я. 900053, 75–890.
Фредерик Пол
ДЕНЬ МАРСИАН
В сущности, марсиане тут ни при чем. Советским людям было совершенно ясно, о чем идет речь. И этот маленький безобидный рассказ публиковать категорически отказывались.
* * *
Все комнаты мотеля были переполнены. Управляющий – мистер Мандала – к тому же превратил в мужское общежитие заднюю часть вестибюля. Этого, однако, было мало, и он заставлял цветных коридорных освободить чулан.
– Но, мистер Мандала, пожалуйста, – взмолился старший коридорный, перекрывая стоявший шум, – вы же знаете: мы сделаем все, что скажете. Но так нельзя, потому что, во-первых, у нас нет другого места для старых телевизоров, и, во-вторых, все равно больше нет коек.
– Ты споришь со мной, Эрнст. Я велел тебе не спорить со мной, – сказал мистер Мандала.
Он забарабанил пальцами по столу и обвел сердитым взглядом фойе. Там разговаривали, играли в карты и дремали по меньшей мере сорок человек. Телевизор бубнил сводки НАСА, на экране застыло изображение одного из марсиан, плакавшего в камеру крупными студенистыми слезами.
– Прекрати! – повысил голос мистер Мандала, повернувшись как раз вовремя, чтобы перехватить взгляд коридорного. – Я плачу тебе не за то, чтобы ты смотрел телевизор. Поди узнай, не нужно ли помочь на кухне.
– Мы были на кухне, мистер Мандала. Нас там не хотят.
– Иди, когда я тебе велю! И ты тоже, Берзи.
Он проводил взглядом удаляющиеся спины. Если бы и от этой толпы можно было так легко отделаться!.. Сидели на каждом стуле, сидели даже на подлокотниках кресел; те, кому не хватило места, подпирали стены и переполняли бар, в соответствии с законом закрытый уже два часа. Судя по записям в регистрационной книге, здесь были представители почти всех газет, информационных агентств, радио– и телевизионных компаний – ждали утренней пресс-конференции на мысе Кеннеди. Мистер Мандала мечтал о скорейшем наступлении утра. Ему претил сумасшедший муравейник в фойе, тем более – он не сомневался – что многие не были даже зарегистрированы.
Телеэкран теперь показывал возвращение Девятой станции с Марса. Никто не обращал внимания – запись повторяли уже третий раз после полуночи, и все ее видели. Но когда на экране появилась очередная фотография марсианина, один из игроков в покер оживился и рассказал «марсианский» анекдот.
Никто не рассмеялся, даже мистер Мандала, хотя некоторые шутки были отменны. Все уже порядком от них устали. Или просто устали.
Первые сообщения о марсианах мистер Мандала пропустил – он спал. Разбуженный звонком дневного управляющего мистер Мандала подумал сперва, что это розыгрыш, а потом решил, что сменщик спятил – в конце концов, кому есть дело до того, что Станция-9 вернулась с Марса с какими-то тварями? Даже если это не совсем твари… Но когда выяснилось, сколько поступило заявок на места, он понял, что кому-то, оказывается, дело есть. Сам мистер Мандала такими вещами не интересовался. Прилетели марсиане? Что ж, чудесно! Теперь мотель полон, как, впрочем, все гостиницы вокруг мыса Кеннеди. Никак иначе мистера Мандала марсиане не волновали.
Экран потемнел, и тут же пошла заставка выпуска новостей. Игра в покер немедленно прекратилась.
Незримый диктор стал читать информационное сообщение:
– Доктор Хьюго Бейч, известный техасский ветеринар из Форт-Уэрта, прибывший поздно вечером для обследования марсиан на военно-воздушную базу Патрик, подготовил предварительный отчет, который только что передал нам представитель НАСА полковник Эрик Т. Уингертер…
– Добавьте звук!
К телевизору потянулись руки. Голос диктора на миг совсем пропал, потом оглушительно загремел:
– Марсиан, вероятно, можно отнести к позвоночным теплокровным млекопитающим. Осмотр выявил низкий уровень метаболизма, хотя доктор Бейч полагает это в некоторой степени следствием длительного пребывания в камере для забора проб. Никаких признаков инфекционных заболеваний нет, тем не менее обязательные меры предосторожности…
– Черта с два! – крикнул кто-то, скорее всего непоседа из Си-би-эс. – Уолтер Кронкайт побывал в клинике…
– Заткнись! – взревела дюжина голосов, и телевизор вновь стал слышен.
– …завершает полный текст отчета доктора Хьюго Бейча, переданного полковником Уингертером.
Наступило молчание; затем диктор стал повторять предыдущие сообщения. Игра в покер возобновилась, когда он дошел до интервью с Сэмом Салливаном, лингвистом из университета штата Индиана, и его выводов, что издаваемые марсианами звуки являются своего рода речью.
Что за чепуха, подумал одурманенный и полусонный мистер Мандала. Он выдвинул табурет, сел и задремал.
Его разбудил взрыв смеха. Мистер Мандала воинственно расправил плечи и, призывая к порядку, затряс колокольчиком.
– Дамы! Господа! Пожалуйста! Четыре утра! Мы мешаем отдыхать другим гостям!
– Да, конечно, – сказал представитель Си-би-эс, нетерпеливо подняв руку. – Еще только одну минутку. Вот послушайте мой. Что такое марсианский небоскреб? Ну, сдаетесь?
– Что же? – спросила рыжая девица из «Лайф».
– Двадцать семь этажей подвальных квартир!
– У меня тоже есть загадка, – сказала девица. – Почему вера предписывает марсианке закрывать глаза во время полового акта? – Она выдержала паузу. – Упаси Господь увидеть, что мужу хорошо!
– Так мы играем в покер или нет?! – простонал один из картежников, но его жалоба осталась без внимания.
– Кто победил на марсианском конкурсе красоты?.. Никто! Как заставить марсианку забыть про секс?.. Жениться на ней!
Тут мистер Мандала громко рассмеялся и, когда подошедший репортер попросил спички, с легким сердцем протянул коробок.
– Долгая ночка, а? – заметил репортер, раскуривая трубку.
– Да уж! – с чувством согласился мистер Мандала. Все эти радиокорреспонденты, журналисты и операторы, ждущие утренней пресс-конференции, с удовольствием подумал он, еще должны будут проделать сорокамильную поездочку по болотам. И зря. Потому что там увидят не больше того, что показывают сейчас.
Один из картежников рассказывал длинный нудный анекдот о марсианах, носящих шубы в Майами. Мистер Мандала смотрел на гостей неприязненно. Если бы хоть некоторые ушли к себе спать, он мог бы попробовать выяснить, все ли присутствовавшие зарегистрированы. Хотя на самом деле никого уже все равно не разместить. Мистер Мандала зевнул и безучастно вперил взгляд в экран, пытаясь представить себе, как во всем мире люди смотрят телевизор, читают о марсианах в газетах, думаюто них… На вид они не заслуживали никакого внимания – неуклюжие вялые твари с тусклыми глазками, еле ползающие на слабых плавниках, задыхающиеся от непривычных усилий в земном тяготении.
– Тупорылые увальни, – сказал один из репортеров курильщику трубки. – Знаете, что я слышал? Я слышал, будто космонавты держали их в заднем отсеке взаперти из-за вони.
– На Марсе она, должно быть, почти не ощущается, – рассудительно заметил курильщик. – Разреженная атмосфера.
– Не ощущается? Да они в восторге от нее! – Репортер кинул на стойку доллар. – Не дадите мелочь для автомата?
Мистер Мандала молча отсчитал десятицентовики. Самому ему не приходило в голову, что марсиане воняют, но лишь потому, что он об этом не задумывался. Если бы он поразмыслил хорошенько, то сразу бы это понял.
Взяв монетку для себя, мистер Мандала подошел с журналистами к автомату с кока-колой. На экране показывали сделанную космонавтами расплывчатую фотографию низких угловатых зданий – по утверждению НАСА, «самый крупный марсианский город».
– Не знаю, – проговорил репортер, потягивая из бутылки. – Думаете, они разумны?
– Трудно сказать… Жилища строят, – указал курильщик трубки.
– Гориллы тоже.
– Безусловно. Безусловно. – Курильщик просиял. – О, кстати, это мне напоминает… У нас дома его рассказывают об ирландцах… Летит следующий корабль на Марс, и вдруг выясняется, что какая-то кошмарная земная болезнь уничтожила марсиан. До единого. Эти тоже сдохли. Осталась только одна марсианка. Ну, все жутко расстроены, в ООН идут дебаты, заключают пакт против геноцида, а Америка выделяет двести миллионов долларов компенсации. В общем, чтобы раса совсем не вымерла, решают свести эту марсианку с человеком.
– Боже!
– Вот именно. Искали-искали, наконец нашли бедолагу Падди О’Шонесси и говорят ему: «Ступай в клетку к той марсианке. Тебе и дел-то, чтоб она забеременела». О’Шонесси отвечает: «А что я с этого буду иметь?», и ему обещают… ну, золотые горы. Конечно, он соглашается. Но потом открывает дверь клетки, видит эту дамочку и давай скорей оттуда пятиться. – Курильщик поставил бутылку в ящик и состроил гримасу, показывая охватившее Падди отвращение. – «Святые угодники! – причитает он. – Мне такое и привидеться не могло!» – «Тысячи фунтов, Падди!» – уговаривают его. «Ну ладно, – вздыхает тот. – Но при одном условии». – «Каком же?» – «Вы должны пообещать, что дети будут воспитаны во Христе».
– Да, я слышал, – вяло сказал репортер. Ногой он случайно задел штабель и повалил четыре ящика пустых бутылок.
Этого мистер Мандала уже вынести не мог. Его терпение лопнуло. Он судорожно вздохнул и затряс колокольчиком.
– Эрнст! Берзи! Бегом сюда! – А когда из двери показался оливковокожий Эрнст с перекошенным от ужаса лицом, мистер Мандала яростно закричал: – Сто раз вам твердил, бестолочи, не оставлять полные ящики!
Коридорные убирали битое стекло, украдкой поднимая черные лица и боязливо поглядывая на мистера Мандала, а тот стоял над ними и трясся от злости, чувствуя, что журналисты смотрят на него с неодобрением.
Утром, когда гости с шумом и гамом грузились в автобусы, мистер Мандала, сдав дела дневной смене, с двумя бутылками охлажденной кока-колы подошел к Эрнсту.
– Тяжелая ночь, – сказал он, и Эрнст кивнул. Они сели, прислонились к стене, отгораживающей бассейн от дороги, и принялись смотреть на отъезжающих репортеров. Большинство из них так и не сомкнули глаз. Мистер Мандала критически покачал головой – столько суматохи из-за какой-то ерунды!
Эрнст щелкнул пальцами и улыбнулся.
– Мне рассказали марсианскую шутку, мистер Мандала. Как вы назовете гигантского марсианина, который мчится на вас с копьем?
– О черт, Эрнст! – вздохнул мистер Мандала. – Я назову его «сэр». Этому анекдоту сто лет. – Он зевнул, потянулся и задумчиво произнес: – Казалось бы, должны появиться новые… А все, что я слышал, были с бородой. Только вместо католиков или евреев – марсиане.
– И я заметил, мистер Мандала, – поддакнул Эрнст.
Мистер Мандала встал.
– Пожалуй, лучше идти спать, – посоветовал он. – Вечером эта орава может вернуться. Не понимаю зачем… Знаешь, что я думаю, Эрнст? Что через полгода о марсианах никто и не вспомнит. Их появление ни для кого ничего не меняет.
– Вы меня простите, мистер Мандала, – кротко сказал Эрнст, – но я не могу с вами согласиться. Для некоторых людей это меняет очень многое. Это чертовски многое меняет для меня.
