Текст книги "Жизнь коротка"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Айзек Азимов,Ричард Мэтисон (Матесон),Ирвин Шоу,Пол Уильям Андерсон,Генри Каттнер,Роберт Сильверберг,Артур Чарльз Кларк,Филип Киндред Дик,Лайон Спрэг де Камп,Харлан Эллисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)
Проехать было невозможно, и Элеонора послала за мной флайер. Все рекордные отметки уровня воды оказались побиты. То был разгар тяжелейшего урагана в истории Бетти.
Теперь мы уже не могли остановить разгул стихии. Оставалось лишь помогать тем, кому мы еще могли помочь.
Я сидел перед экранами и наблюдал. Лило как из ведра, и лило сплошной стеной, на нас выливались озера и реки. Иногда казалось, что на нас льются океаны. С запада налетел ветер и стал швырять дождь вбок с неистовой силой. Ветер начался в полдень и через несколько часов затих, но оставил город разбитым и исковерканным. Уитт лежал на бронзовом боку, дома зияли пустыми рамами, начались перебои с электроэнергией. Один мой Глаз показал трех кукольных панду, разрывающих тело мертвого ребенка. Я убил их через расстояние и дождь. Рядом всхлипывала Элеонора. Срочно требовалась помощь беременной женщине, спасающейся на вершине затопленного холма. Мы пытались пробиться к ней на флайере, но ветер… Я видел пылающие здания и трупы людей и животных. Я видел заваленные автомобили и разбитые молниями дома. Я видел водопады там, где раньше никаких водопадов не было. Мне много пришлось стрелять в тот день, и не только по тварям из леса. Шестнадцать моих Глаз были подстрелены грабителями. Надеюсь никогда больше не увидеть некоторые из фильмов, которые я заснял в тот день.
Когда наступила ночь этого кошмарного воскресенья, а дождь не прекращался, я третий раз в жизни испытал отчаяние.
Мы с Элеонорой находились в Аварийном Центре. Только что опять погас свет. Остальные сотрудники располагались на третьем этаже. Мы сидели в темноте, не двигаясь, не в состоянии что-либо сделать. Даже наблюдать мы не могли, пока не дадут энергию.
Мы говорили.
Сколько это длилось – пять минут или час, – не могу с уверенностью сказать. Помню, однако, что я рассказывал ей о девушке, погребенной на другом мире, чья смерть толкнула меня на бегство. Два перелета – и я уничтожил свою связь с тем временем. Но столетнее путешествие не заменит века забытья; нет, время нельзя обмануть холодным сном. Память – мститель времени; и пусть ваши уши будут глухи, глаза слепы и необъятная бездна ледяного космоса ляжет между вами – память хранит все, и никакие увертки не спасут от ее тяжести. Трагической ошибкой будет возвращение к безымянной могиле, в изменившийся и ставший чужим мир, в место, которое было вашим домом. Снова вы будете спасаться бегством и действительно начнете забывать, потому что время все-таки идет. Но взгляните: вы одиноки, вы совершенно одиноки. Тогда, впервые в жизни, я понял, что такое настоящее отчаяние. Я читал, работал, пил, забывался с женщинами – но наступало утро, а я оставался самим собой и сам с собой. Я метался от одного мира к другому, надеясь: что-то изменится, изменится к лучшему. Однако с каждой переменой только дальше отходил от всего того, что знал.
Тогда другое чувство стало постепенно завладевать мною, и это было действительно кошмарное чувство: для каждого человека должнонайтись наиболее соответствующее место и время. Вдумайтесь. Гдеи когдаво всем необъятном космосе хотел бы я прожить остаток своих дней в полную силу? Да, прошлое мертво, но, может быть, счастливое будущее ожидает меня на еще не открытой планете, в еще не наступивший момент? Как знать! А если счастье мое находится в соседнем городе или откроется мне здесьчерез пять лет? Что, если тут я буду мучиться до конца жизни, а Ренессанс моих дней, мой Золотой Век рядом, совсем рядом, стоит лишь купить билет?.. И тогда во второй раз пришло отчаяние.
Я не знал ответа, пока не пришел сюда, на Землю Лебедя. Я не знаю, почему люблю тебя, Элеонора, но я люблю; и это мой ответ.
Когда зажегся свет, мы сидели и курили. Она рассказала мне о своем муже, который вовремя умер смертью героя и спасся от старческой немощи. Умер, как умирают храбрецы – бросился вперед и стал на пути волкоподобных тварей, напавших на исследовательскую партию, в состав которой он входил. В лесах у подножия гряды Святого Стефана он бился одним мачете и был разорван на части, в то время как его товарищи благополучно добежали до лагеря и спаслись. Такова сущность доблести: миг, предопределенный полной суммой всех свершений, надежд на будущее и сожалений о прошлом.
Определения… Человек – разумное животное? Нечто выше зверей, но ниже ангелов? Только не убийца, которого я застрелил в ту ночь. Он не был даже тем, кто использует орудия и хоронит мертвых… Смех? Я давно не слышал смеха. Изобретает религии? Я видел молящихся людей, однако они ничего не изобретали, а просто предпринимали последние попытки спасти себя, когда остальные средства уже были исчерпаны.
Создание, которое любит?
Вот единственное, что я не могу отрицать. Я видел мать, которая стояла по шею в бурлящей воде и держала на плечах дочь, а маленькая девочка поднимала вверх свою куклу. Но разве любовь – не часть целого? Надежд на будущее и сожалений о прошлом? Именно это заставило меня покинуть пост, добежать до флайера Элеоноры и пробиваться сквозь бурю.
Я опоздал.
Джонни Кимс мигнул фарами, взлетая, и передал по радио:
– Порядок. Все со мной, даже кукла.
– Хорошо, – сказал я и отправился назад.
Не успел я посадить машину, как ко мне приблизилась фигура. Я вылез из флайера и увидел Чака. В руке он сжимал пистолет.
– Я не буду убивать тебя, Джастин, – начал он, – но я тебя раню. Лицом к стене! Я беру флайер.
– Ты спятил? – спросил я.
– Я знаю, что делаю. Мне он нужен.
– Если нужен, бери. Совсем не обязательно угрожать мне оружием.
– Он нужен нам – мне и Лотти! Поворачивайся!
Я повернулся к стене.
– Что?..
– Мы улетаем вместе, немедленно!
– Ты с ума сошел, – сказал я. – Сейчас не время…
– Идем, Лотти, – позвал он, и я услышал за спиной шорох юбки.
– Чак! – воскликнул я. – Ты необходим нам сейчас! Такие вещи можно уладить потом – через неделю, через месяц, когда восстановится хоть какой-то порядок. В конце концов, существуют разводы!
– Никакой развод не поможет мне убраться отсюда!
– Ну а как этопоможет тебе?
Я повернулся и увидел, что у него откуда-то появился большой брезентовый мешок, который висел за левым плечом, как у Санта Клауса.
– Повернись! Я не хочу стрелять в тебя, – предупредил он.
Страшное подозрение возникло у меня в голове.
– Чак, ты стал грабителем?
– Повернись!
– Хорошо, я повернусь. Интересно, куда ты думаешь удрать?
– Достаточно далеко. Достаточно далеко, чтобы нас не нашли. А когда придет время, мы покинем этот мир.
– Нет, – произнес я. – Не думаю. Потому что знаю тебя.
– Посмотрим.
Я услышал быстрые шаги и стук дверцы. Я повернулся тогда и проводил взглядом взлетающий флайер. Больше я их никогда не видел.
Внутри, сразу за дверью, лежали двое мужчин. К счастью, они не были тяжело ранены. Когда подоспела помощь, я поднялся в Аварийный Центр и присоединился к Элеоноре.
Всю ту ночь мы, опустошенные, ждали утра.
Наконец оно наступило.
Мы сидели и смотрели, как свет медленно пробивался сквозь дождь. Так много всего произошло и так быстро все случилось за последнюю неделю, что мы были не готовы к этому утру.
Оно принесло конец дождям.
Сильный северный ветер расколол свод туч, и в трещины хлынул свет. Участки чистого неба быстро расширялись, черная стена исчезала на глазах. Теплое благодатное долгожданное солнце поднялось над пиками Святого Стефана и расцеловало их в обе щеки.
У всех окон сгрудились люди. Я присоединился к ним и десять минут не отрывал глаз.
Грязь была повсюду. Она лежала в подвалах и на механизмах, на водосточных решетках и на одежде. Она лежала на людях, на автомобилях и на ветках деревьев. Стаи стервятников взлетали при нашем приближении и затем снова возвращались к прерванному пиршеству. Развалины зданий, разбитые крыши, стекла, мебель загромождали дорогу, полузасыпанные подсыхающей коричневой грязью. Еще не было подсчитано число погибших. Кое-где еще текла вода, медленно и вяло. Над городом поднималась вонь. Разбитые витрины, упавшие мосты… Но к чему продолжать? Наступило утро, следующее за ночной попойкой богов; людям оставалось либо убирать отходы, либо оказаться под ними погребенными.
И мы убирали. К полудню Элеонора не выдержала – сказалось напряжение предыдущих дней, – и я повез ее к себе домой, потому что мы работали у гавани, ближе ко мне.
Вот почти и вся история – от света к тьме и снова к свету, – кроме самого конца, который мне неизвестен. Я могу рассказать лишь его начало…
Элеонора пошла к дому, а я загонял машину в гараж. Почему я не оставил ее с собой?.. Не знаю. Может быть, виновато солнце, которое превратило мир в рай, скрыв его мерзость. Может быть, моя любовь, испарившийся дух ночи и восторжествовавшее счастье.
Я поставил машину и зашагал по аллее. Я был на полпути к углу, где встретил орга, когда услышал ее крик.
Я побежал. Страх придал мне сил.
За углом в луже стоял человек с мешком, как у Чака. Он рылся в сумочке Элеоноры, а она лежала неподалеку на земле – так неподвижно! – с окровавленной головой…
Я кинулся вперед, на бегу нажав кнопку. Он обернулся, выронил сумочку и схватился за револьвер, висевший на поясе.
Мы были в тридцати футах друг от друга, и я бросил трость.
Он прицелился, и в этот момент моя трость упала в лужу, в которой он стоял.
Элеонора еще дышала. Я внес ее в дом и вызвал врача – не помню как; вообще ничего отчетливо не помню. И ждал, и ждал.
Она прожила еще двенадцать часов и умерла. Дважды приходила в себя до операции и ни разу после. Только раз мне улыбнулась и снова заснула.
Я не знаю.
Ничего.
Случилось так, что я вновь стал мэром Бетти. Надо было восстанавливать город. Я работал, работал без устали, как сумасшедший, и оставил его таким же ярким и светлым, каким впервые увидел. Думаю, что если бы захотел, то мог остаться на посту мэра после выборов в ноябре. Но я не хотел.
Городской Совет отклонил мои возражения и принял решение возвести на площади статую Годфри Джастина Холмса рядом со статуей Элеоноры Ширрер – напротив вычищенного и отполированного Уитта. Наверное, там они и стоят.
Я сказал, что никогда не вернусь; но кто знает? Через долгие годы скитаний я, быть может, вновь прилечу на ставшую незнакомой Бетти хотя бы для того, чтобы возложить венок к одной статуе.
Прибыл корабль – Остановка в Пути; я попрощался и взошел на борт.
Я взошел на борт и забылся холодным сном.
Летят годы. Я их не считаю. Но об одном думаю часто: есть где-тоЗолотой Век, мой Ренессанс, быть может, в другом месте, быть может, в другом времени; надо лишь дождаться или купить билет. Не знаю, кудаили когда.А кто знает? Где все вчерашние дожди?
Снаружи холод и тишина; движение не ощущается.
Нет луны, и звезды ярки, как бриллианты.
Филип Кендред Дик
ИЗ ГЛУБИН ПАМЯТИ
Куайл проснулся – и сразу захотел на Марс. «Чудесные долины… побродить бы по ним…» – с завистливой тоской подумал он. Он почти что чувствовал обволакивающее присутствие того, другого мира, который видели только секретные агенты да высшие правительственные чины. Куда там клерку… Нет, это невозможно.
– Ты собираешься вставать? – сонно пробормотала Кирстен с обычной злобной раздражительностью. – Свари кофе.
– Хорошо, – сказал Дуглас Куайл и босиком прошлепал из спальни на кухню. Там он поставил кофе, уселся за столик, достал маленькую жестянку «Диновского нюхательного» и резко втянул в себя воздух. Острая смесь защипала в носу, обожгла уголки рта, но Куайл продолжал вдыхать; это пробуждало его и приводило ночные фантазии и тайные мечты к некоему подобию рациональности.
Я добьюсь, твердил себе Куайл. Я попаду на Марс.
Конечно, это неосуществимо, и он постоянно осознавал иллюзорность своего желания, даже во сне. Дневной свет, копошение жены, расчесывающей волосы перед зеркалом, – все сговорилось поставить его на место, напомнить ему, кто он такой. Самый обыкновенный мелкий служащий, горько сказал себе Куайл. Кирстен напоминала ему об этом по крайней мере раз в день, и он ее не винил; дело жены возвращать мужа на землю. На Землю, подумал он и засмеялся. Буквально выражаясь.
– Чего ты там хихикаешь? – спросила Кирстен, влетая на кухню в развевающемся розовом халатике. – Небось опять замечтался.
– Да, – произнес он и уставился в окно, вниз, на оживленное движение, на маленькие деловитые фигурки людей, спешащих на работу. Скоро он будет среди них. Как всегда.
– Спорю, что о какой-нибудь шлюхе, – уничижительно заметила Кирстен.
– Нет. О Боге. Боге войны. С изумительными кратерами, в глубинах которых прячутся всевозможные растения.
– Послушай. – Кирстен присела перед ним на корточки; резкость исчезла из ее голоса. – Дно океана – нашего океана – намного, гораздо красивее. Ты знаешь это; все это знают. Достань жаброкостюмы, возьми неделю за свой счет, и поживем там в одном из круглогодичных курортов. Мы еще к тому же… – Она осеклась. – Ты не слушаешь! А следовало бы. Ты одержим своим Марсом, своей навязчивой идеей. – Ее голос поднялся до пронзительных нот. – Боже милосердный, Дуг, куда ты катишься?!
– На работу, – сказал он, поднимаясь на ноги, забыв про завтрак. – Вот куда я качусь.
Она пристально посмотрела на мужа.
– С каждым днем ты становишься все упрямее. Куда это тебя приведет?
– На Марс, – ответил он и достал из шкафа свежую рубашку.
Выйдя из такси, Дуглас Куайл пересек три набитые до отказа пешеходные ленты и подошел к современному привлекательному зданию. Там он остановился, прямо среди дневной толчеи, и медленно прочитал мерцающую неоновую вывеску. Он и раньше приглядывался к ней… но никогда не приближался. Однако рано или поздно это должно было случиться… «ВОСПОМИНАНИЯ, ИНК.».
Ответ на его мечту? Но ведь иллюзия, даже самая убедительная, всегда остается не более чем иллюзией. По крайней мере объективно. А субъективно – совсем напротив…
Так или иначе, его ждут. Через пять минут встреча.
Набрав полную грудь чикагского воздуха вперемешку с копотью, он прошел через сверкающее многоцветье входа в приемную.
Аккуратная симпатичная блондинка за столом приветливо улыбнулась.
– Добрый день, мистер Куайл.
– Да, – невнятно пробормотал он. – Я хотел бы пройти курс воспоминаний. Вы, очевидно, знаете.
Секретарша сняла трубку видеофона.
– Мистер Макклейн, здесь мистер Куайл. Можно ему заходить или еще рано?
– Пст фрум-брум-грум, – зарокотало в трубке.
– Пожалуйста, мистер Куайл, – сказала секретарша. – Мистер Макклейн ждет вас. Направо, комната Д.
После короткого замешательства он нашел нужную дверь. За необъятным столом из настоящего орехового дерева восседал радушного вида мужчина средних лет, в модном сером костюме из кожи марсианской лягушки. Уже одна только одежда говорила Куайлу, что он попал по адресу.
– Садитесь, Дуглас, – пригласил Макклейн, махнув пухлой рукой на кресло у стола. – Итак, вы хотите побывать на Марсе. Превосходно.
Куайл сел.
– Я не совсем уверен… – напряженно произнес он. – Это стоит уйму денег, а я, похоже, ничего не получаю.
Ненамного дешевле настоящей поездки, подумал он.
– У вас будут ощутимые доказательства, – живо возразил Макклейн. – Все, что потребуется. Позвольте показать. – Он выдвинул ящик и достал толстую папку. – Корешок билета. – Из папки появился квадратик прокомпостированного картона. – Следовательно, вы ездили туда – и обратно. Далее, открытки. – Он извлек четыре цветные стереооткрытки и разложил их перед Куайлом. – Пленка. Снимки марсианских достопримечательностей, которые вы делали взятой напрокат камерой. Имена встреченных там людей. Плюс на две сотни сувениров; вы получите их – с Марса – в следующем месяце.
Ну и паспорт, почтовая квитанция. – Он взглянул на Куайла. – Не беспокойтесь, вы будете уверены, что побывали там. Вы не запомните меня, не запомните свой визит. Но мы гарантируем, что для вас это будет самое настоящее путешествие. Полные две недели воспоминаний, вплоть до мельчайших подробностей. Посудите сами: вы не секретный агент Интерплана, а иначе вам на Марс не попасть. Лишь с нашей помощью вы осуществите свою заветную мечту. И учтите: когда бы вы ни усомнились в достоверности воспоминаний, можете вернуться к нам и сполна получить свои деньги.
– Неужели наложенная память столь прочна? – спросил Куайл.
– Лучше настоящей, сэр, – заверил Макклейн. – Побывай вы действительно на Марсе в качестве агента Интерплана, многое бы уже забылось. Мы же обеспечиваем такие устойчивые воспоминания, что не потускнеет ни одна деталь. Это творение опытных специалистов, экспертов, людей, которые провели на Марсе долгие годы. И в каждом случае мы все тщательно проверяем. Причем ваша мечта имеет достаточно вещественную основу: выбери вы Плутон или захоти вы стать Императором Лиги Внутренних Планет, у нас бы возникло гораздо больше трудностей… и соответственно значительно возросла бы плата.
– Хорошо, – решил Куайл и потянулся за бумажником. – Если нет другого пути, придется довольствоваться…
– Не надо так говорить! – возмущенно воскликнул Макклейн. – Вы думаете, что вам подсовывают второсортный товар? Естественная память со всеми ее неточностями, искажениями и провалами – вот второсортный товар!
Макклейн взял деньги и нажал кнопку на селекторе.
– Что же, мистер Куайл, – мягко проговорил он, когда в открывшуюся дверь вошли двое коренастых мужчин, – желаю секретному агенту счастливого пути на Марс.
Макклейн поднялся и вышел из-за стола, чтобы пожать вспотевшую ладонь Куайла.
– Собственно, ваше путешествие уже завершилось. Сегодня в шестнадцать тридцать вы… гм-м… прибудете на Землю. Такси отвезет вас домой, и, как я говорил, вы никогда не вспомните меня или свой визит к нам. Вы забудете даже, что слышали о нашем существовании.
От волнения у Куайла пересохло во рту. На нетвердых ногах он вышел вслед за двумя техниками из кабинета.
«Неужели я искренне буду полагать, что слетал на Марс? – думал он. – Что сумел осуществить заветную мечту всей жизни?»
Им овладело какое-то зудящее предчувствие недоброго… Оставалось только ждать.
Селектор на столе Макклейна загудел, и раздался спокойный мужской голос:
– Мистер Куайл под наркозом, сэр. Разрешите начинать, или вы будете присутствовать лично?
– Начинайте, Лоу, – бросил Макклейн. – Это самый обычный случай; не должно быть никаких осложнений.
Имплантацию искусственной памяти о путешествии на другие планеты приходилось делать с монотонной регулярностью. За месяц, прикинул он с кислой миной, около двадцати раз. Эрзац-путешествия буквально стали нашим хлебом.
– Хорошо, мистер Макклейн, – ответил Лоу, и селектор замолчал.
Открыв большой шкаф, Макклейн покопался и вытащил два пакета: пакет № 3 – «Путешествие на Марс» – и пакет № 62 – «Секретный агент Интерплана». Он вернулся за стол, удобно устроился в кресле и вывалил содержимое пакетов: предметы, которые предстояло поместить в квартиру Куайла, пока тот находится без сознания.
Пистолет за одну кредитку, самый дорогой предмет в нашем списке, иронично отметил Макклейн. Крошечный передатчик, который следует проглотить в случае провала агента… Кодовая книга, поразительно напоминающая настоящую… Всякая мелочь, не имеющая сама по себе существенного значения, но неразрывно связанная с воображаемым путешествием: половинка древней серебряной монеты достоинством в 50 центов, пара неправильно записанных стихов Джона Донна, каждый на отдельном листке папиросной бумаги, ложка из нержавеющей стали с выгравированной надписью: «СОБСТВЕННОСТЬ МАРСИАНСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ», телефонное подслушивающее устройство, которое…
Загудел селектор.
– Простите за беспокойство, мистер Макклейн, но происходит что-то непонятное. Пожалуй, вам лучше все-таки прийти. Куйал еще под наркозом, хорошо отреагировал на наркидрин. Но…
– Иду.
Почувствовав тревогу, Макклейн вышел из кабинета и поспешил в лабораторию.
Дуглас Куайл лежал на кровати с прикрытыми глазами, медленно и размеренно дыша. Казалось, он осознает – но лишь очень смутно – присутствие двух техников и появившегося Макклейна.
– Нет места для внедрения ложной памяти? – раздраженно спросил Макклейн. – Найдите соответствующий участок и сотрите. Он работает в Бюро эмиграции и как всякий государственный служащий, безусловно, две недели отдыхал. Замените одни воспоминания на другие, вот и все.
– Проблема, к сожалению, не в этом, – обиженно сказал Лоу и, склонившись над постелью, обратился к Куайлу: – Расскажите мистеру Макклейну то, что рассказали нам. Слушайте внимательно, – добавил он, повернувшись к шефу.
Серо-зеленые глаза лежащего человека остановились на лице Макклейна. Взгляд стал стальным, жестким, безжалостным, засветился холодным огнем.
– Что вам еще нужно? – с ненавистью процедил Куайл. – Вы развалили мою «легенду». Убирайтесь отсюда, пока я с вами не расправился. – Его взгляд прожег Макклейна насквозь. – Особенно вы… Вы руководитель этой операции!
– Как долго вы находились на Марсе? – спросил Лоу.
– Месяц, – резко ответил Куайл.
– Ваша цель?
Бледные губы скривились.
– Агент Интерплана. Зачем повторять? Разве вы не записывали? Оставьте меня в покое.
Он закрыл глаза; обжигающее сияние исчезло. Макклейн почувствовал волну мгновенного облегчения.
– Крепкий орешек, – тихо заметил Лоу.
– Ничего, – отозвался Макклейн. – Когда мы снова сотрем его память, он станет кротким как ягненок… Так вот почему вы так отчаянно стремились на Марс, – обратился он к Куайлу.
– Я никогда не стремился на Марс, – не открывая глаз, проговорил Куайл. – Мне приказали. Разумеется, было интересно… У вас тут настоящая сыворотка правды; я вспоминаю вещи, о которых и понятия не имел. – Он замолчал и погрузился в раздумье. – Любопытно, моя жена Кирстен… тоже человек Интерплана? Следит, чтобы я случайно не обрел память? Неудивительно, что ей так не нравилось мое желание.
На его лице возникла и тут же пропала понимающая улыбка.
– Пожалуйста, поверьте, мистер Куайл, мы натолкнулись на это совершенно неумышленно, – виновато сказал Макклейн. – В процессе работы.
– Я верю вам, – произнес Куайл. Он казался очень уставшим; наркотик действовал все сильнее. – Что я плел про свою поездку? – едва слышно пробормотал он. – Марс? Не припомню – хотя с удовольствием побывал бы. А кто нет? Но я… всего лишь ничтожный клерк…
Лоу выпрямился и обратился к своему начальнику:
– Он хочет иметь фальшивую память о путешествии, которое совершил на самом деле. И фальшивое обоснование, которое является настоящим. Под воздействием наркидрина он говорит правду и отчетливо помнит все подробности. Очевидно, в правительственной военной лаборатории ему стерли память о действительных событиях. Сохранились только смутные ассоциации; Марс и деятельность шпиона связываются для него с чем-то значительным. Этого они стереть не смогли; это не воспоминание, а присущее конкретному человеку желание, из-за которого, безусловно, он и вызвался на выполнение задания.
– Что нам делать? – спросил другой техник, Килер. – Наложить фальшивую память на настоящую? Трудно предсказать результат; что-то останется, и путаница сведет его с ума. Ему придется жить с двумя противоположными воспоминаниями одновременно: что он был на Марсе и что не был. Что он действительно агент Интерплана и что это имплантированная фальшивка… Дело очень щекотливое.
– Согласен, – сказал Макклейн. Ему в голову пришла мысль. – Что он запомнит, выйдя из наркоза?
– Теперь, вероятно, у него останутся смутные отрывочные воспоминания о настоящей поездке, – ответил Лоу. – И скорее всего он будет сильно сомневаться в их реальности; решит, что это наша ошибка. Ведь он запомнит свой визит – если, конечно, вы не прикажете это стереть.
– Чем меньше мы будем с ним что-то делать, тем лучше, – заявил Макклейн. – И так нам чертовски не повезло – нарваться на агента Интерплана и разбить его легенду! Причем такую хорошую, что он сам не знает, кто он такой… Вернем ему половину платы.
– Половину? Почему половину?
– На мой взгляд, это неплохой компромисс, – грустно улыбнулся Макклейн.
Сидя в такси, которое несло его домой в жилой район Чикаго, Дуглас Куайл блаженно улыбался. Как приятно вернуться на Землю!
Месячное пребывание на Марсе уже начало тускнеть в его памяти. Остались лишь картины зияющих кратеров, изломанных скал и самого движения. Мир пыли, где мало что происходит, где значительную часть дня надо проводить за проверкой и перепроверкой портативного кислородного ранца. И скудные проявления жизни – невзрачные серо-бурые кактусы и пузырчатые черви.
Кстати, он ведь привез несколько образчиков марсианской фауны; протащил их через таможню. В конце концов, они не представляют никакой опасности; им не выжить в густой атмосфере Земли.
Куайл полез в карман за коробочкой с марсианскими червями…
И вместо нее нашел конверт.
К своему удивлению он обнаружил в конверте пятьсот семьдесят кредиток мелкими бумажками.
Вместе с деньгами выскользнула записка: «Возвращаем половину платы. Макклейн». И дата. Сегодняшняя.
– Воспоминания, – произнес вслух Куайл.
– Какие воспоминания, сэр или мадам? – почтительно поинтересовался робот-водитель.
– У вас есть телефонная книга? – спросил Куайл.
– Разумеется, сэр или мадам.
– Вот… – пробормотал Куайл, пролистав страницы. Он ощутил страх, леденящий душу страх. – Я передумал ехать домой. Отвезите меня в «Воспоминания, Инк.».
Такси развернулось и помчалось в обратном направлении.
– Можно позвонить?
– Сделайте одолжение, – сказал робот-водитель и открыл нишу с блестящим цветным видеофоном.
Куайл набрал домашний номер и через несколько секунд предстал перед миниатюрным, но неприятно реалистичным изображением жены.
– Я был на Марсе, – сообщил он.
– Ты пьян! – Ее губы презрительно скривились. – Или еще похуже.
– Ей-богу!
– Когда?
– Не знаю. – Куайл пришел в замешательство. – Наверное, наложение памяти. Только мне она не привилась.
– Ты все-таки пьян, – уничижающе процедила Кирстен и бросила трубку.
Куайл медленно отодвинул видеофон, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
И всегда один тон, горько сказал он себе. Всегда грубость, как будто она знает все, а я ничего. Господи, что за жизнь!..
* * *
Вскоре такси остановилось перед современным, очень привлекательным зданием, над которым мигала красочная неоновая вывеска: «ВОСПОМИНАНИЯ, ИНК.».
Секретарша, деловитая и собранная, чуть не раскрыла рот от удивления, но тут же взяла себя в руки.
– О, мистер Куайл! – нервно улыбнулась она. – Вы что-то забыли?
– Остаток моих денег, – сухо ответил он.
– Денег? – Секретарша мастерски разыграла непонимание. – По-моему, вы ошибаетесь, мистер Куайл. Вы действительно приходили консультироваться, но… – Она пожала плечами. – Мы не оказали вам никаких услуг.
– Я все помню, мисс, – отчеканил Куайл. – Свое письмо в вашу фирму, свой визит к вам, разговор с мистером Макклейном. Помню двух техников, которые мной занимались.
Неудивительно, что фирма вернула половину платы. Ложная память «поездки на Марс» не привилась. Или по меньшей мере привилась не полностью, не в такой степени, как ему гарантировали.
– Мистер Куайл, – урезонивала его девушка. – Несмотря на то что вы мелкий служащий, вы очень привлекательный мужчина, и злость вам не к лицу. Если желаете, я могу позволить вам… гм-м… пригласить меня на вечер…
Куайл пришел в бешенство.
– Я помню вас! – заорал он. – И помню обещание мистера Макклейна, что, если я не забуду посещения вашей компании, мне полностью вернут деньги. Где этот Макклейн?!
Через некоторое время он снова оказался за необъятным столом из орехового дерева, на том же месте, где сидел пару часов назад.
– Ну и техника у вас! – язвительно сказал Куайл. Его разочарование – и возмущение – не знало границ. – Но так называемая «память» о путешествии на Марс в качестве тайного агента Интерплана урывочна и полна противоречий. К тому же я отчетливо помню нашу сделку… Нет, мне положительно надо обратиться с жалобой в Коммерческое бюро.
Он кипел негодованием; горькое ощущение, что его обманули, захлестывало Куайла и пересилило обычную его неприязнь к подобным разбирательствам.
Хмуро насупившись, Макклейн проговорил:
– Мы сдаемся, Куайл. Вы получите свои деньги. Я признаю, что мы ничего для вас не сделали.
– Вы даже не обеспечили меня «доказательствами» пребывания на Марсе, – продолжал Куайл. – Вся ваша болтовня – лишь пускание пыли в глаза. Никаких билетов. Никаких открыток. Никакого паспорта. Никаких…
– Послушайте, Куайл, – перебил Макклейн. – Я мог бы объяснить вам… – Он замолчал. – Нет. Не надо. – Он нажал кнопку на селекторе. – Ширли, выпишите, пожалуйста, чек Дугласу Куайлу на пятьсот семьдесят кредиток.
Через минуту секретарша принесла чек, положила его перед Макклейном и исчезла, оставив обоих мужчин испепелять друг друга взглядами.
– Позвольте дать вам совет, – молвил Макклейн, подписав чек, – Не обсуждайте ни с кем вашу недавнюю поездку на Марс.
– Какую поездку?
– Ну, ту поездку, которую вы частично помните, – уклончиво ответил Макклейн. – Ведите себя так, словно ничего и не было. И не задавайте мне вопросов. Просто послушайтесь моего совета; так будет лучше для нас всех. – Макклейн обнаружил, что он сильно вспотел. – Простите, меня ждут дела, другие клиенты…
Он встал и проводил Куайла до выхода.
– У фирмы, которая выполняет так свою работу, не должно быть никаких клиентов! – сказал Куайл и хлопнул дверью.
Сидя в такси, Куайл мысленно формулировал жалобу в Коммерческое бюро. Безусловно, его долг предупредить людей, каково истинное лицо фирмы «Воспоминания, Инк.».
Придя домой, он устроился за портативной машинкой, открыл ящик стола и стал рыться в поисках копировальной бумаги. И заметил маленькую знакомую коробку. Коробку, куда аккуратно положил на Марсе некоторые разновидности местной фауны и которую потом незаконно провез через таможню.
Открыв коробку, Куайл недоверчиво уставился на шесть дохлых пызурчатых червей и кое-какие одноклеточные организмы, служившие им пищей. Все высохло, покрылось пылью, но без труда поддавалось узнаванию; целый день он тогда переворачивал тяжелые серые валуны, знакомясь с новым для себя увлекательным миром.
Но я не был на Марсе! – осознал он.
Хотя с другой стороны…
В дверях появилась Кирстен, держа в обеих руках объемистые хозяйственные сумки.
– Ты чего дома среди рабочего дня?!
Голос ее, как всегда, звучал гневно-вызывающе.
– Ездил я на Марс или нет? – спросил Куайл.
– Конечно, нет. Уж ты бы запомнил, надо полагать.
– Мне кажется, ездил, – растерянно проговорил он. – И в то же время кажется, что нет.
– Реши в конце концов.
– Как?! – простонал Куайл. – Я помню два набора фактов, но не знаю, какой из них настоящий! Можно мне положиться на тебя? Ведь с тобой они ничего не делали!
