Текст книги "Жизнь коротка"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Айзек Азимов,Ричард Мэтисон (Матесон),Ирвин Шоу,Пол Уильям Андерсон,Генри Каттнер,Роберт Сильверберг,Артур Чарльз Кларк,Филип Киндред Дик,Лайон Спрэг де Камп,Харлан Эллисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)
– Дуг, если ты сейчас же не возьмешь себя в руки, все кончено, – равнодушно бросила она. – Я собираюсь тебя оставить.
– Я попал в беду. – Голос его звучал хрипло и беспомощно. – Может быть, я схожу с ума. Надеюсь, что нет, но… может быть. По крайней мере это бы все объяснило.
Поставив сумки, Кирстен подошла к шкафу и достала пальто.
– Я не шучу, – тихо предупредила она, оделась и вернулась к двери. – Позвоню на днях. Прощай, Дуг.
– Погоди! – взмолился Куайл. – Скажи мне только: был я на Марсе или нет?!
Дверь закрылась. Его жена ушла. Наконец.
– Вот и все, – раздался голос сзади. – А теперь, Куайл, поднимите руки и медленно повернитесь.
На него смотрел вооруженный человек в темно-фиолетовой форме Интерпланетного полицейского управления. И этот человек казался Куайлу удивительно знакомым. Где-то он его видел…
– Итак, вы вспомнили свое путешествие на Марс, – констатировал полицейский. – Нам известны все ваши действия и все мысли, в частности, некоторые ваши мысли по пути домой из фирмы «Воспоминания, Инк.». Информацию передает телепатопередатчик в вашем мозге, – пояснил он.
Телепатический передатчик, использование живой протоплазмы, найденной на Луне! Куайла передернуло от отвращения. Там, в глубинах его собственного мозга, живет нечто, питаясь его клетками. Питаясь и подслушивая. Но, как ни мерзко, это, наверное, правда. О грязных методах Интерплана писали даже в газетах.
– При чем тут я? – хрипло выдавил Куайл. Что он сделал – или подумал? И какая тут связь с «Воспоминаниями, Инк.»?
– В сущности, никакой связи с компанией нет, – сказал полицейский. – Это дело строго между нами. – Он постучал себя по уху, и Куайл заметил маленький белый наушничек. – Между прочим, я до сих пор слушаю все ваши мысли. Должен предупредить: то, что вы думаете, может быть использовано против вас. – Он улыбнулся. – Впрочем, сейчас это не имеет значения. Своими словами и мыслями вы уже приговорили себя. К сожалению, под воздействием наркидрина вы кое-что поведали техникам и владельцу фирмы: куда вас посылали и что вы там делали. Они испуганы. Они проклинают ту минуту, когда увидели вас. И не без оснований, – задумчиво добавил он.
– Я никуда не ездил, – возразил Куайл. – Это ложная память, неудачно имплантированная техниками Макклейна!
Но потом Дуглас вспомнил о коробке в ящике стола, с каким трудом искал он марсианских червей! Память казалась настоящей. И коробка – она наверняка настоящая. Если ее не подсунул Макклейн. Может быть, это одно из «доказательств», о которых он так многословно распространялся.
Мои воспоминания о поездке на Марс, подумал Куайл, не могут убедить меня самого, но, к сожалению, убедили Интерплан. Там полагают, что я действительно побывал на Марсе, и уверены, что я по крайней мере частично это осознаю.
– Мы знаем не только о вашем пребывании на Марсе, – согласился с его мыслями полицейский, – но и то, что вы помните достаточно, чтобы являть для нас угрозу. Снова стирать вашу память бессмысленно, потому что вы просто-напросто придете к ним опять, и все повторится сначала. Сделать что-то с Макклейном и его фирмой мы не имеем права. Кроме того, Макклейн не совершил никакого преступления. Как, строго говоря, и вы. Мы прекрасно понимаем, что вы обратились к ним не умышленно: вас толкала обычная тяга заурядных людей к приключениям. – Полицейский на миг замолчал. – К несчастью, вы не заурядный человек; у вас было вполне достаточно приключений. Меньше всего на свете вы нуждались в услугах «Воспоминания, Инк.». Не могло быть ничего хуже для вас и для нас. И, между прочим, для Макклейна.
– Почему же это я являю для вас угрозу, если помню свое путешествие – предполагаемое путешествие! – и что я там делал?
– Потому что, – ответил агент Интерплана, – то, что вы там делали, далеко не соответствует нашему публичному облику «защитника-благодетеля». Вы выполняли особое задание. И все это неминуемо всплывет – благодаря наркидрину. Коробка с мертвыми червями полгода лежит в ящике, с самого вашего возвращения. И ни разу вы не проявили ни малейшего любопытства. Мы даже не знали о ее существовании, пока вы не вспомнили о ней по пути домой. Нам пришлось действовать.
Откуда-то из укрытия появился второй человек в форме Интерплана; они тихо между собой заговорили. Куайл лихорадочно соображал. Теперь он помнил больше – полицейский не ошибался относительно наркидрина. Вероятно, они – Интерплан – сами его использовали. Вероятно? Да наверняка! Он лично видел, как они вводили наркотик заключенному. Где это могло быть?.. На Земле? Нет, скорее на Луне, решил Куайл, видя новые и новые картины, возникающие из глубин его поврежденной, но быстро восстанавливающейся памяти.
Он вспомнил и еще кое-что. Цель задания.
Неудивительно, что они стерли его память.
– О Боже! – отчетливо сказал первый полицейский, поймав мысли Куайла. – Произошло самое ужасное. – Он подошел к Куайлу и направил оружие. – Нам придется убить вас. Немедленно.
– Почему немедленно? – заметно нервничая, спросил второй агент. – Отвезем его в Нью-Йорк, в штаб-квартиру, и пусть там…
– Он знает, почему немедленно.
Первый полицейский тоже сильно нервничал, но совсем по другой причине. Память вернулась к Куайлу полностью, и он отлично понимал его беспокойство.
– На Марсе, – хрипло проговорил Куайл, – я убил человека. Пройдя через пятнадцать телохранителей. Вооруженных.
Пять лет готовил его Интерплан к этому заданию. Он был профессиональным убийцей. Он знал, как расправиться с врагом… И тот, с наушником, понимал это.
Если действовать быстро…
Револьвер выстрелил. Но Куайл уже скользнул вбок, молниеносно срубил вооруженного агента и в тот же миг взял на мушку второго, растерянного полицейского.
– Уловил мои мысли, – произнес Куайл, пытаясь отдышаться. – Но я все-таки сделал то, что хотел.
– Он не будет стрелять, Сэм, – прохрипел упавший агент. – Он ведь понимает, что ему конец. Сдавайся, Куайл. – Кривясь от боли, полицейский поднялся на ноги. – Оружие. Ты не станешь им пользоваться. А если отдашь, я обещаю не убивать тебя. Пускай решает начальство. Возможно, они снова сотрут твою память; не знаю.
Сжимая револьвер, Куайл бросился из квартиры. Если станете меня преследовать, я убью вас, подумал Куайл. Так что не советую.
Его не преследовали. Очевидно, полицейские уловили его мысли и решили не рисковать. Он уцелел – на время. Но что дальше?
Куайл влился в толпу пешеходов. Голова раскалывалась. Но по крайней мере спасся от смерти. Еще чуть-чуть, и его застрелили бы в собственной квартире.
Рано или поздно они это сделают. Когда найдут. А с передатчиком внутри на это не понадобится много времени.
Ирония судьбы… Он получил все, о чем мечтал, что просил у компании «Воспоминания, Инк.»: приключения, подвиги, операции Интерплана, тайное и опасное путешествие на Марс, где ставкой была сама жизнь…
Хорошо, когда такое – всего лишь воспоминания.
Куайл сидел в парке, на лавочке, бездумно наблюдая за стайкой нахалят – привезенных с лун Марса полуптиц, способных даже в земной гравитации к свободному парению.
Может быть, я смогу вернуться на Марс, размышлял он. Но что тогда? На Марсе будет еще хуже. Политическая организация, руководителя которой он ликвидировал, засечет его в первую же секунду. Вдобавок к Интерплану еще и они.
Интересно, мои мысли слышны?.. Прямая дорожка к сумасшествию: сидеть в одиночестве и представлять, как смыкается кольцо преследователей… Куайл поежился, поднялся на ноги, бесцельно побрел, засунув руки глубоко в карманы. Куда бы я ни пошел, вы всегда будете со мной. Пока я ношу в голове это дьявольское устройство.
Давайте договоримся, думал он, – для себя и для них. Наложите мне снова фальшивую память, что я жил серой скучной жизнью и никогда не был на Марсе, никогда не держал в руках оружия и не видел вблизи интерплановскую форму.
– Вам уже объяснили, – произнес голос в голове. – Этого будет недостаточно.
Куайл застыл на месте.
– Мы уже поддерживали с вами связь подобным образом, – продолжал голос. – На Марсе, когда вы были нашим оперативным работником. И вот теперь пришлось снова. Где вы находитесь?
– Шагаю к смерти. От ваших пуль. Откуда вам известно, что этого недостаточно?
– Если вам имплантировать комплекс воспоминаний среднего человека, вы почувствуете… беспокойство. И неминуемо обратитесь к Макклейну или его конкурентам.
– Можно дать мне не обычные воспоминания, а что-нибудь более яркое, – предложил Куайл. – То, что утолит мою жажду. Я мечтал стать агентом Интерплана – поэтому-то вы сперва и обратили на меня внимание. Надо найти замену – равную замену. Например, что я был богатейшим человеком на Земле, но пожертвовал все деньги на культуру и образование. Или что я – знаменитый исследователь космоса. Что-нибудь в этом духе.
Молчание.
– Попробуйте, – отчаянно взмолился Куайл. – Привлеките ваших блестящих военных психологов, раскройте мое заветное чаяние… Женщины! – выпалил он. – Тысячи женщин, как у Дон-Жуана. Эдакий межпланетный повеса – любовница в каждом городе Земли, Луны и Марса. Только я все это бросил – надоело… Ну пожалуйста!
– И вы добровольно сдадитесь? – спросил голос внутри головы. – Если мы согласимся на такое решение? Если оно возможно?
– Да, – ответил он после короткого колебания. – Я рискну, надеясь, что вы попросту меня не убьете.
– Что ж, мы рассмотрим ваше предложение. Но если не получится, если ваша истинная память снова начнет пробиваться… – Голос сделал паузу. – Вас придется ликвидировать. Ну, Куайл, все еще хотите попытаться?
– Да, – решил он. Потому что альтернативой была немедленная смерть. Так по крайней мере ему представлялся шанс.
– Явитесь в штаб-квартиру в Нью-Йорке, двенадцатый этаж. Мы сразу же примемся за работу и попробуем определить вашу подлинную и абсолютную мечту. Потом привезем вас в «Воспоминания, Инк.». И – удачи! Мы в долгу перед вами: вы были хорошим орудием.
В голосе не звучало никакой угрозы. Они – организация – скорее испытывали к нему симпатию.
– Спасибо, – сказал Куайл. И отправился искать такси.
– У вас самые интересные фантазии, мистер Куайл, – заявил пожилой психолог с суровым лицом. – Вероятно, сознательно вы не отдаете себе отчета в таком желании. Даже не мечтаете и не предполагаете о нем; так часто бывает. Надеюсь, вы не очень огорчитесь, когда узнаете правду.
– Лучше ему не огорчаться, – отрывисто пролаял старший полицейский офицер. – Если не хочет получить пулю.
– В отличие от желания стать тайным агентом, – невозмутимо продолжал психолог, – которое, вообще говоря, является продуктом зрелости и содержит некое рациональное зерно, ваша детская фантазия столь нелепа, что вы ее не осознаете. Заключается она в следующем: вам девять лет, вы прогуливаетесь по какой-то сельской местности. Прямо перед вами приземляется неизвестной конструкции космический корабль из иной звездной системы. Корабль невидим для всех, кроме вас, мистер Куайл. Его пассажиры – маленькие беспомощные существа наподобие полевой мыши. Однако они намереваются завоевать Землю; десятки тысяч подобных кораблей немедленно отправятся в путь, как только этот передовой отряд даст «добро».
– Надо полагать, я их останавливаю. – Куайл ощутил смесь увлеченности и презрения. – Сокрушаю их в одиночку. Вероятно, наступив ногой.
– Нет, – терпеливо возразил психолог. – Вы останавливаете вторжение, но не уничтожая, а выказывая сострадание и доброту, хотя путем телепатии – их способ общения – узнали, зачем они прилетели. Им никогда не встречались такие гуманные черты в разумных существах, и, чтобы показать, как высоко они это ценят, они заключают с вами договор.
– Пока я живу, Земля в безопасности! – догадался Куайл.
– Совершенно верно. – Психолог обратился к офицеру Интерплана: – Эта мечта полностью соответствует его личности, несмотря на деланную иронию.
– Таким образом, одним существованием я спасаю Землю от покорения, – проговорил Куайл, чувствуя растущую волну удовольствия. – Значит, я являюсь самым важным, самым значительным человеком на Земле! И пальцем не шевеля!
– Да, сэр, – подтвердил психолог. – Это краеугольный камень вашей психики. Детская мечта всей жизни, в которой без помощи наркотиков и глубокой терапии вы никогда бы себе не признались. Но она всегда была в вас; ушла в подсознание, но не исчезла.
Старший полицейский офицер повернулся к напряженно слушавшему Макклейну.
– Вы можете имплантировать подобную лжепамять?
– Мы в состоянии реализовать любую фантазию, – ответил Макклейн. – По правде говоря, мне доводилось слышать истории куда почище этой. Через двадцать четыре часа он не будет хотеть спасти Землю; он будет искренне верить, что является спасителем человечества.
– В таком случае приступайте к работе, – велел офицер. – Мы предварительно уже стерли его память о поездке на Марс.
– О какой поездке на Марс? – спросил Куайл.
Ему никто не ответил.
Вскоре все спустились вниз. Куайл, Макклейн и старший офицер сели в машину и отправились в Чикаго в «Воспоминания, Инк.».
– И постарайтесь на сей раз не допускать ошибок, – многозначительно посоветовал полицейский.
– Все пойдет как по маслу, – промямлил Макклейн, обильно потея. – Ничего общего с Марсом или Интерпланом… Надо же, голыми руками остановить вторжение с иной звездной системы. – Он покачал головой. – Чего только не выдумают дети… Причем милосердием, а не силой. Оригинально. – Он промокнул лоб полотняным платком.
Все молчали.
– Это даже трогательно, – добавил Макклейн.
– Но самонадеянно, – непреклонно отрезал офицер. – Так как после его смерти вторжение все-таки состоится. Самая грандиозная мания, которую я встречал. – Он окинул Куайла неодобрительным взглядом. – Подумать только, такой человек получал у нас зарплату!
Наконец они достигли Чикаго, прибыли в «Воспоминания, Инк.» и сдали Куайла на попечение Лоу и Килера. Потом Макклейн, полицейский офицер и секретарша Ширли вернулись в кабинет. Ждать.
– Приготовить для него пакет? – спросила Ширли.
– Да, конечно. Комбинация пакетов 81, 20 и 6. – Из большего шкафа Макклейн достал соответствующие пакеты и отнес их к столу. – Из пакета 81 – волшебная врачевательная палочка, подаренная клиенту – то есть в данном случае мистеру Куайлу – инопланетянами. Знак их признательности.
– Она работает? – живо поинтересовался офицер.
– Работала когда-то. Но он… гм-м… видите ли, давно израсходовал ее магическую силу, целя налево и направо. – Макклейн хохотнул и открыл пакет № 20. – Благодарность от Генерального Секретаря ООН. За спасение Земли. И из пакета № 6…
– Записка, – подсказала Ширли. – На непонятном языке…
– …где пришельцы сообщают, кто они такие и откуда явились, – подхватил Макклейн. – Включая подробную звездную карту с изображением маршрута их полета. Разумеется, все на их языке, так что прочесть невозможно. Но он помнит, как они читали… Это надо отвезти в квартиру Куайла, – сказал он полицейскому офицеру. – Чтобы он их нашел. И подтвердил свои фантазии.
Загудел селектор.
– Мистер Макклейн, простите, что беспокою вас. – Это был голос Лоу. Макклейн замер, узнав его; замер и окаменел. – Тут что-то происходит. Пожалуй, лучше вам прийти.
Как и в прошлый раз, Куайл хорошо отреагировал на наркидрин. Но…
Макклейн сорвался с места.
Дуглас Куайл лежал на кровати с прикрытыми глазами, медленно и регулярно дыша, смутно осознавая присутствие посторонних.
– Мы начали его расспрашивать, – произнес Лоу с побелевшим от ужаса лицом. – Нам необходимо было точно определить место для наложения лжепамяти. И вот…
– Они велели мне молчать, – пробормотал Куайл слабым голосом. – Я и помнить-то не должен был. Но как можно забыть такое?
Да, такое трудно забыть, подумал Макклейн. Но тебе удавалось – до сих пор.
– Мне подарили в благодарность документ на их языке, – шептал Куайл. – Он спрятан у меня дома; я покажу вам.
– Советую не убивать его, – сказал Макклейн вошедшему офицеру. – Иначе они вернутся…
– И невидимую волшебную палочку-уничтожительницу, – продолжал бормотать Куайл. – Так я ликвидировал того человека на Марсе, выполняя задание Интерплана. Она лежит в ящике стола вместе с коробкой пузырчатых червей.
Офицер молча повернулся и вышел из комнаты.
Все эти «вещественные доказательства» можно убрать на место, подумал Макклейн. Включая благодарность от Генерального Секретаря ООН. В конце концов…
Скоро последует настоящая.
Альфред Бестер
ПИ-ЧЕЛОВЕК
Альфред Бестер всегда был для меня особым писателем. Его любимый персонаж – человек одержимый, горящий, почти безумный. И такой же одержимый, как его герои, Бестер отчаянно рвется к неожиданным ритму, темпу, цвету, к тайнам глубочайших закоулков души. Сплошная череда захватывающих дух приключений, смертельных конфликтов, неожиданных поворотов сюжета. Напор, изобретательность, остроумие, ослепительная виртуозность… Словно «пи-человек», он напрямую связан с самыми эксцентрическими причудами Вселенной.
* * *
Как сказать? Как написать? Порой я выражаю свои мысли изящно, гладко, даже изысканно, и вдруг – reculer pour mieux sauter [2]2
Отступить, чтобы прыгнуть дальше (фр.).
[Закрыть]– это завладевает мною. Толчок. Сила. Принуждение.
Я не владею собой, своей речью, любовью, судьбой. Я должен уравнивать, компенсировать. Всегда.
Quae nocent docent. Что в переводе означает: вещи, которые ранят, – учат. Я был раним и многих ранил. Чему мы научились? Тем не менее. Я просыпаюсь утром от величайшей боли, соображая, где нахожусь. Ч-черт! Коттедж в Лондоне, вилла в Риме, апартаменты в Нью-Йорке, ранчо в Калифорнии. Богатство, вы понимаете… Я просыпаюсь. Я осматриваюсь. Ага, расположение знакомо:
Охо-хо! Я в Нью-Йорке. Но эти ванные… Фу! Сбивают ритм. Нарушают баланс. Портят форму.
Я звоню привратнику. В этот момент забываю английский. (Вы должны понять: я говорю на всех языках. Вынужден. Почему? Ах!)
– Pronto. Ессо mi, Signore Storm. Нет. Приходится parlato italiano. Подождите, я перезвоню через cinque minute.
Re infecta. [3]3
С незавершенным делом (лат.).
[Закрыть]Латынь. He закончив дела, я принимаю душ, мою голову, чищу зубы, бреюсь, вытираюсь и пробую снова. Voila! [4]4
Ну вот! (фр.)
[Закрыть]Английский вновь при мне. Назад к изобретению А. Г. Белла («Мистер Ватсон, зайдите, вы мне нужны»).
– Алло? Это Абрахам Сторм. Да. Точно. Мистер Люндгрен, пришлите, пожалуйста, сейчас же несколько рабочих. Я намерен две ванные переоборудовать в одну. Да, оставлю пять тысяч долларов на холодильнике. Благодарю вас, мистер Люндгрен.
Хотел сегодня ходить в сером фланелевом костюме, но вынужден надеть синтетику. Проклятие! У африканского национализма странные побочные эффекты. Пошел в заднюю спальню (см. схему) и отпер дверь, установленную компанией «Нэшнл сейф».
Передача шла превосходно. По всему электромагнитному спектру. Диапазон от ультрафиолетовых до инфракрасных. Микроволновые всплески. Приятные альфа-, бета– и гамма-излучения. А прерыватели ппррр еррррр ыывва юттттт выборочно и умиротворяюще. Кругом спокойствие. Боже мой! Познать хотя бы миг спокойствия!
К себе в контору на Уолл-стрит я отправляюсь на метро. Персональный шофер слишком опасен – можно сдружиться; я не смею иметь друзей. Лучше всего утренняя переполненная подземка – не надо выправлять никаких форм, не надо регулировать и компенсировать. Спокойствие! Я покупаю все утренние газеты – так требует ситуация, понимаете? Слишком многие читают «Таймс»; чтобы уравнять, я читаю «Трибьюн». Слишком многие читают «Ньюс» – я должен читать «Миррор». И т. д.
В вагоне подземки ловлю на себе быстрый взгляд – острый, блеклый, серо-голубой, принадлежащий неизвестному человеку, ничем не примечательному и незаметному. Но я поймал этот взгляд, и он забил у меня в голове тревогу. Человек понял это. Он увидел вспышку в моих глазах, прежде чем я успел ее скрыть. Итак, за мной снова «хвост». Кто на этот раз?
Я выскочил у муниципалитета и повел их по ложному следу к Вулворт-билдинг на случай, если они работают по двое. Собственно, смысл теории охотников и преследуемых не в том, чтобы избежать обнаружения. Это нереально. Важно оставить как можно больше следов, чтобы вызвать перегрузку.
У муниципалитета опять затор, и я вынужден идти по солнечной стороне, чтобы скомпенсировать. Лифт на десятый этаж Влврт. Здесь что-то налетело оттт кк уда ттто и схватило меня. Чччч-тто тто сстттт рррра шшшшшшшшнное. Я начал кричать, но бесполезно. Из кабинета появился старенький клерк с бумагами и в золотых очках.
– Не его, – взмолился я кому-то. – Милые, не его. Пожалуйста.
Но вынужден. Приближаюсь. Два удара – в шею и в пах. Валится, скорчившись, как подожженный лист. Топчу очки. Рву бумаги. Тут меня отпускает, и я схожу вниз. 10.30. Опоздал. Чертовски неловко. Взял такси до Уолл-стрит, 99. Вложил в конверт тысячу долларов (тайком) и послал шофера назад в Влврт. Найти клерка и отдать ему.
В конторе утренняя рутина. Рынок неустойчив, биржу лихорадит. Чертовски много балансировать и компенсировать, хотя я знаю формы денег. К 11.30 теряю 109 872,43 доллара, но к полудню выигрываю 57 075,94.
57 075 – изумительное число, но 94 цента… фу! Уродуют весь баланс. Симметрия превыше всего. У меня в кармане только 24 цента. Позвал секретаршу, одолжил еще 70 и выбросил всю сумму из окна. Мне сразу стало лучше, но тут я поймал взгляд, удивленный и восхищенный. Очень плохо. Очень опасно.
Немедленно уволил бедную девочку.
– Но почему, мистер Сторм? Почему? – спрашивает она, силясь не заплакать.
Милая маленькая девочка. Лицо веснушчатое и веселое, но сейчас не слишком веселое.
– Потому что я начинаю тебе нравиться.
– Что в этом плохого?
– Я ведь предупреждал, когда брал тебя на работу.
– Я думала, вы шутите.
– Я не шутил. Уходи. Прочь! Вон!
– Но почему?
– Я боюсь, что полюблю тебя.
– Это новый способ ухаживания? – спросила она.
– Отнюдь.
– Хорошо, можете меня не увольнять! – Она в ярости. – Я вас ненавижу.
– Отлично. Тогда я могу с тобой переспать.
Она краснеет, не находит слов, но уголки ее глаз дрожат. Милая девушка, нельзя подвергать ее опасности. Я подаю ей пальто, сую в карман годовую зарплату и вышвыриваю за дверь. Делаю себе пометку: не нанимай никого, кроме мужчин, предпочтительно неженатых и способных ненавидеть.
Завтрак. Пошел в отлично сбалансированный ресторан. Столики и стулья привинчены к полу, никто их не двигает. Прекрасная форма. Не надо выправлять и регулировать. Сделал изящный заказ:
Но здесь едят так много сахара, что мне приходится брать черный кофе, который я недолюбливаю. Тем не менее приятно.
Х2 + X + 41 = простое число. Простите, пожалуйста. Иногда я не в состоянии контролировать себя. Иногда какая-то сила налетает на меня неизвестно откуда и почему. Тогда я делаю то, что принужден делать, слепо. Например, говорю чепуху, часто поступаю против воли, как с клерком в Вулворт-билдинг. В любом случае уравнение нарушается при X = 40.
День выдался тихий. Какой-то момент мне казалось, что придется улететь в Рим (Италия), но положение выправилось без моего вмешательства. Общество защиты животных наконец застукало меня и обвинило в избиении собаки, но я пожертвовал 10 тысяч долларов на их приют. Отвязались с подхалимским тявканьем… Пририсовал усы на афише, спас тонущего котенка, разогнал наглеющих хулиганов и побрил голову. Нормальный день.
Вечером в балет – расслабиться в прекрасных формах, сбалансированных, мирных, успокаивающих. Затем я сделал глубокий вдох, подавил тошноту и заставил себя пойти в «Ле битник». Ненавижу «Ле битник», но мне нужна женщина, и я должен идти в ненавистное место. Эта веснушчатая девушка… Итак, poisson d’avril, я иду в «Ле битник».
Хаос. Темнота. Какофония звуков и запахов. В потолке одна двадцатипятиваттная лампочка. Меланхоличный пианист играет «новую волну». У лев. стены сидят битники в беретах, темных очках и непристойных бородах, играют в шахматы. У прав. стены – бар и битницы с бумажными коричневыми сумками под мышками. Они шныряют и рыскают в поисках ночлега.
Ох уж эти битницы! Все худые… волнующие меня этой ночью, потому что слишком много американцев мечтают о полных, а я должен компенсировать. (В Англии я люблю пухленьких, потому что англичане предпочитают худых.) Все в узких брючках, свободных свитерах, прическа под Брижит Бардо, косметика по-итальянски… черный глаз, белая губа… А двигаются они походкой, что подхлестнула Херрика три столетия назад:
Я подбираю одну, что мелькает. Заговариваю. Она оскорбляет. Я отвечаю тем же и заказываю выпивку. Она пьет и оскорбляет в квадрате. Я выражаю надежду, что она лесбиянка, и оскорбляю в кубе. Она рычит и ненавидит, но тщетно. Крыши-то на сегодня нет. Нелепая коричневая сумка под мышкой. Я подавляю симпатию и отвечаю ненавистью. Она немыта, ее мыслительные формы – абсолютные джунгли. Безопасно. Ей не будет вреда. Беру ее домой для соблазнения взаимным презрением. А в гостиной (см. схему) сидит гибкая, стройная, гордая, милая моя веснушчатая секретарша, недавно уволенная, ждет меня.
Вынужден был поехать туда из-за событий в Сингапуре. Потребовалась громадная компенсация и регулировка. В какой-то миг даже думал, что придется напасть на дирижера «Опера комик», но судьба оказалась благосклонна ко мне, и все кончилось безвредным взрывом в Люксембургском саду. Я еще успел побывать в Сорбонне, прежде чем меня забросило назад.
Так или иначе, она сидит в моей квартире с одной (1) ванной и 1997,00 сдачи на холодильнике. Ух! Выбрасываю шесть долларов из окна и наслаждаюсь оставшимися 1991. А она сидит там, в скромном черном вечернем платье, черных чулках и черных театральных туфельках. Гладкая кожа рдеет от смущения, как свежий бутон алой розы. Красное – к опасности. Дерзкое лицо напряжено от сознания того, что она делает. Проклятие, она мне нравится.
Мне нравится изящная линия ее ног, ее фигура, глаза, волосы, ее смелость, смущение… румянец на щеках, пробивающийся несмотря на отчаянное применение пудры. Пудра… гадость. Я иду на кухню и для компенсации тру рубашку жженой пробкой.
– Ох-хо, – говорю. – Буду частлив знать, зачем ходи-ходи моя берлога. Пардон, мисс, такая языка скоро уйдет.
– Я обманула мистера Люндгрена, – выпаливает милая девушка. – Я сказала, что несу тебе важные бумаги.
– Entschuldigen Sie, bitte. Meine pidgin haben sich geandert. Sprachen Sie Deutsch? [6]6
Прошу меня извинить. Мой английский изменился. Вы говорите по-немецки? (нем.)
[Закрыть]
– Нет.
– Dann warte ich. [7]7
Тогда я подожду (нем.).
[Закрыть]
Битница повернулась на каблучках и выплыла, зовя к объятиям. Я нагнал ее у лифта, сунул 101 доллар (превосходная форма) и пожелал на испанском спокойной ночи. Она ненавидела меня. Я сделал с ней гнусную вещь (нет прощения) и вернулся в квартиру, где обрел английский.
– Как тебя зовут?
– Я работаю у тебя три месяца, а ты не знаешь моего имени? В самом деле?
– Нет, и знать не желаю.
– Лиззи Чалмерс.
– Уходи, Лиззи Чалмерс.
– Так вот почему ты звал меня «мисс»… Зачем ты побрил голову?
– Неприятности в Вене.
– Что ты имеешь в виду?
– Не твое дело. Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?
– Тебя, – говорит она, отчаянно краснея.
– Уходи, ради бога, уходи!
– Что есть у нее, чего не хватает мне? – потребовала Лиззи Чалмерс. Затем ее лицо сморщилось. – Правильно? Что. Есть. У нее. Чего. Не. Хватает. Мне. Да, правильно. Я учусь в Бенингтоне, там грамматика хромает.
– То есть как это – учусь в Бенингтоне?
– Это колледж. Я думала, все знают.
– Но – учусь?
– Я на шестимесячной практике.
– Чем же ты занимаешься?
– Раньше экономикой. Теперь тобой. Сколько тебе лет?
– Сто девять тысяч восемьсот семьдесят два.
– Ну перестань. Сорок?
– Тридцать.
– Нет, в самом деле? – Она счастлива. – Значит, между нами всего десять лет разницы.
– Ты любишь меня, Лиззи?
– Я хочу, чтобы между нами что-то было.
– Неужели обязательно со мной?
– Я понимаю, это бесстыдно. – Она опустила глаза. – Мне кажется, женщины всегда вешались тебе на шею.
– Не всегда.
– Ты что, святой? То есть… понимаю, я не головокружительно красива, но ведь и не уродлива.
– Ты прекрасна.
– Так неужели ты даже не коснешься меня?
– Я пытаюсь защитить тебя.
– Я сама смогу защититься, когда придет время.
– Время пришло, Лиззи.
– По крайней мере мог бы оскорбить меня, как битницу перед лифтом.
– Подсматривала?
– Конечно. Не считаешь ли ты, что я буду сидеть сложа руки? Надо приглядывать за своим мужчиной.
– Твоим мужчиной?
– Так случается, – проговорила она тихо. – Я раньше не верила, но… Ты влюбляешься и каждый раз думаешь, что это настоящее и навсегда. А затем встречаешь кого-то, и это больше уже не вопрос любви. Просто ты знаешь, что он твой мужчина.
Она подняла глаза и посмотрела на меня. Фиолетовые глаза, полные юности, решимости и нежности, и все же старше, чем глаза двадцатилетней… гораздо старше. Как я одинок – никогда не смея любить, ответить на дружбу, вынужденный жить с теми, кого ненавижу. Я мог провалиться в эти фиолетовые глаза.
– Хорошо, – сказал я. И посмотрел на часы. Час ночи. Тихое время, спокойное время. Боже, сохрани мне английский… Я снял пиджак и рубашку и показал спину, исполосованную шрамами. Лиззи ахнула.
– Самоистязание, – объяснил я. – За то, что позволил себе сдружиться с мужчиной. Это цена, которую заплатил я. Мне повезло. Теперь подожди.
Я пошел в спальню, где в правом ящике стола, в серебряной коробке, лежал стыд моего сердца. Я принес коробку в гостиную. Лиззи наблюдала за мной широко раскрытыми глазами.
– Пять лет назад меня полюбила девушка. Такая же, как ты. Я был одинок в то время, как и всегда. Вместо того чтобы защитить ее от себя, я потворствовал своим желаниям. Я хочу показать тебе цену, которую заплатила она. Это отвратительно, но я должен…
Вспышка. Свет в доме ниже по улице погас и снова загорелся. Я прыгнул к окну. На пять долгих секунд погас свет в соседнем доме. Ко мне подошла Лиззи и взяла меня за руку. Она дрожала.
– Что это? Что случилось?
– Погоди.
Свет в квартире погас и снова загорелся.
– Они обнаружили меня, – выдохнул я.
– Они? Обнаружили?
– Засекли мои передачи уном.
– Чем?
– Указателем направления. А затем отключали электричество в домах во всем районе, здание за зданием… пока передача не прекратилась. Теперь они знают, в каком я доме, но не знают квартиры.
Я надел рубашку и пиджак.
– Спокойной ночи, Лиззи. Хотел бы я поцеловать тебя.
Она обвила мою шею руками и стала целовать; вся тепло, вся бархат, вся для меня. Я попытался оттолкнуть ее.
– Ты шпион, – прошептала она. – Я пойду с тобой на электрический стул.
– Если бы я был шпионом… – Я вздохнул. – Прощай, моя Лиззи. Помни меня.
Soyez ferme. [8]8
Будьте стойкими (фр.).
[Закрыть]Колоссальная ошибка, как это только могло сорваться у меня с языка. Я выбегаю, и тут этот маленький дьявол скидывает туфельки и рвет до бедра узенькую юбчонку, чтобы та не мешала бежать. Она рядом со мной на пожарной лестнице, ведущей вниз к гаражу. Я грубо ругаюсь, кричу, чтобы она остановилась. Она ругается еще более грубо, все время смеясь и плача. Проклятие! Она обречена.
