Текст книги "Жизнь коротка"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Айзек Азимов,Ричард Мэтисон (Матесон),Ирвин Шоу,Пол Уильям Андерсон,Генри Каттнер,Роберт Сильверберг,Артур Чарльз Кларк,Филип Киндред Дик,Лайон Спрэг де Камп,Харлан Эллисон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Представить себя как поле ядерного сражения в миниатюре!..

Делани оказалась неумолимым игроком. Победа для нее означала все, и она ни разу не проиграла. Я решил истолковать это как добрый знак.

– Пора, – сказала Аманда.

– Тебе вовсе ни к чему говорить таким тоном, словно ты ведешь приговоренного к электрическому стулу. – Я тщательно завязал белый медицинский халат, надел тапочки.

– Прости. Ты волнуешься?

– Нет, пока Делани рассматривает меня, как мост к Нобелевской премии.

– Она хороший специалист. – Голос Аманды звучал неестественно громко в стерильной кафельной комнате. Мы вышли в коридор. За дверью меня ждали Делани и два техника.

Есть такое состояние, лежащее далеко за пределами возмущения, когда вас распластывают голым животом на столе, а раздвинутые щечки зада смотрят в жерло медицинской пушки. Керамическая трубка идет через анус к моей простате. Я окружен оборудованием и защитным экраном. Мне жарко и чрезвычайно неудобно. Аманда накачала меня какими-то препаратами со зловещими названиями. Теперь, одурманенный, я не мог решить, какое из множества неудобств вызывает наибольшее раздражение.

– Счастливо, – произнесла Аманда. – Не успеешь опомниться, как все будет позади. – Меня шлепнули в бок.

По-моему, я слышал тонкий свист настраивающихся электронных приборов. Разум мой готовился отключиться на некоторое время; я не мог вспомнить даже, сколько миллионов электрон-вольт погонят пучок пионов в мои внутренности. Доносились звуки, которые я не в состоянии был определить, словно со скрежетом закрывалась огромная стальная дверь.

Мой мозг отрешенно плыл в химической реке; я ждал, пока что-то произойдет.

Грохотание шариковых подшипников, катящихся вниз по желобу; нет, пронзительный визг частиц, проносящихся мимо изгибающих магнитов со скоростью 300 ООО километров в секунду. Они рвутся ко мне через серию фильтров; замедляясь, теряя по пути энергию, идут по керамической трубке и в мое тело…

Пион плывет по атомным морям релятивистски конечное время, стремясь к ядру-мишени. В определенной точке пион больше не пион; то, что временно было материей, снова переходит в энергию. Вспышка разрастается, истощается и затухает. Происходят другие взрывы. Тьма и свет перемешиваются.

Свет сливается в шар – массивный, раскаленный. Шар проваливается внутрь себя. Его температура поднимается до критического уровня. При 600 миллионов градусов занимаются ядра углерода. Образуются более тяжелые элементы. Когда топливо истощено, шар проваливается глубже; опять температура прыгает вверх, опять образуются более тяжелые элементы и, в свою очередь, поглощаются. Цикл повторяется, пока ядерная печь не производит железо. Ядерная реакция дальше не пойдет; огонь затухает. Без внешнего баланса реакции синтеза шар претерпевает окончательное разрушение. Температура достигает 100 миллиардов градусов. Все возможные ядерные реакции закончены.

Шар взрывается в последнем судорожном катаклизме. Его энергия рассасывается, поедается энтропией. Все это происходит за время не большее, чем требуется солнечному свету, чтобы достичь Земли.

– Как ты себя чувствуешь? – В поле зрения появляется Аманда, затмевая яркие лампы над головой.

– Чувствую? – Рот мой словно набит ватой.

– Чувствуешь.

– Сравнительно с чем?

– Ты молодец.

– Давлю на педаль газа, – говорю я.

Она сперва удивляется, потом начинает смеяться.

– Ничего, скоро пройдет. – Аманда выходит из поля зрения, и в мое лицо ударяет свет.

– Как же тормоза?.. – бормочу я. Меня разбирает смех. Что-то колет в руку.

Полагаю, Делани собиралась держать меня под присмотром в Нью-Мексико до предвкушаемой церемонии в Стокгольме. У меня не было на это времени. Подозреваю, что времени не было ни у кого. Аманду начали беспокоить мои периоды мрачного молчания; сперва она приписывала их лекарствам, затем двухнедельным проверкам, которым подвергали меня Делани и ее коллеги.

– К чертовой матери! – заявил я. – Надо бежать отсюда. – Кроме нас с Амандой, в комнате никого не было.

– Что?

– Каковы мои шансы?

Аманда улыбнулась.

– Можешь участвовать в конкурсе на долголетие.

– Я больше не пациент; я – подопытный объект.

– Так что теперь делать?

Под прикрытием темноты мы вышли из ЛФМ и полкилометра продирались через кустарник к шоссе. Там на попутке добрались до города.

Мне снятся пионы. Я вижу разноцветные, заполненные водородом шарики, вспыхивающие в ночи. Я вижу газетное лицо Лизы. Ее улыбка одновременно горда и печальна.

У Аманды полно пациентов и более чем достаточно собственных забот. Я несу свои кошмары Джеки Дентон в обсерваторию. Я делюсь с ней галлюцинациями, пережитыми в камере ускорителя. Мы смотрим друг на друга через маленькую комнатушку.

– Я рада, что ты поправляешься, Ник, однако…

– Дело не в этом, – перебил я и пустился в рассуждения, мешая в одну кучу лучи пионов, врачей, сверхновые, раковые опухоли, огненные шары и богов.

– Боги? – выхватила она. – Боги? Ты собираешься писать об этом?

Я кивнул.

Джеки смотрела на меня так, словно перед ней внезапно появился сумасшедший.

– Никому это теперь не нужно, Ник. Вся планета и так бурлит. Излучение новых может нарушить слой озона, вызвать мутации… Люди напуганы.

– Это только предположение.

– В переполненном театре не кричат «пожар!», – заметила она.

– Или в переполненном мире?

– Только не сейчас, – серьезно произнесла Джеки.

– А если я прав? – Я чувствовал усталость. – Что тогда?

– Сверхновая? Исключено! У Солнца просто нет такой массы.

– А новая?

– Возможно, – выдавила она. – Но это не должно случиться еще пару миллиардов лет. Звездная эволюция…

– …всего лишь теория, – закончил я. – «Не должно случиться» еще не значит «не случится». Взгляни сегодня вечером на небо.

Дентон молчала.

Мне следовало остановиться, но я не мог. Я должен был выговориться.

– Ты веришь в бога? Какого угодно?

Она покачала головой.

– А в концентрические вселенные, одна внутри другой, как китайские резные сферы из слоновой кости? – Ее лицо побелело. – Выбирай карту, – сказал я. – Любую наугад.

– Будь ты проклят! Заткнись! – Суставы рук, сжавших край стола, побелели, как ее губы.

– Очаровательно, – произнес я, не задумываясь о завораживающей силе слов, забывая, во что может обойтись вера.

Не думаю, что она специально свела свою машину с дороги. Я не хочу так думать. Разумеется, она ехала ко мне.

Может быть, сказала она.

Кошмары следует держать дома. И вот я стою на своей веранде в разгар полдня Земли. Не надо беспокоиться о разрушении озонового слоя и, как следствие, возможном раке кожи. Не надо беспокоиться о мутациях и генетическом ущербе. Жаль, что никто никогда не прочтет мою книгу о лечении пионами.

Все это – может быть.

«Солнце светит ярко» – мелодия погребально крутится у меня в голове.

Возможно, я ошибаюсь, вспышка утихнет. Возможно, я не умираю. Все равно.

Если бы сейчас со мной была Аманда, или я стоял бы у постели Джеки Дентон, или хотя бы у меня было время подойти к могиле Лизы среди сосен… Но времени нет.

По крайней мере я прожил сколько прожил по собственному решению.

Вот в чем секрет, Ник…

Ослепительный свет пожирает вселенную.

Альфред Бестер
УБИЙСТВЕННЫЙ ФАРЕНГЕЙТ

Он не знает, кто из нас теперь я, но мы знаем одно: нужно быть самим собой. Жить своей жизнью и умереть своей смертью.

Рисовые поля Парагона-3 простираются на сотни миль. Огромная шахматная доска: синяя и бурая мозаика под огненно-оранжевым небом. По вечерам, словно дым, наплывают облака, шуршит и шепчет рис.

В тот вечер, когда мы улетели с Парагона, длинной цепочкой растянулись по полям люди. Они были напряжены, молчаливы, вооружены; ряд угрюмых силуэтов под низким небом. У каждого на запястье мерцал видеоэкран. Переговаривались они изредка, кратко, обращаясь сразу ко всем.

– Здесь ничего.

– Где «здесь»?

– Поля Дженсона.

– Вы слишком уклонились на запад.

– Кто-нибудь проверял участок Гримсона?

– Да. Ничего.

– Она не могла зайти так далеко.

– Ее могли отнести.

– Думаете, она жива?

Так, перебрасываясь фразами, мрачная линия медленно передвигалась к багрово-дымному садящемуся солнцу. Шаг за шагом, час за часом – цепочка мерцающих в темноте бриллиантов.

– Тут чисто.

– Ничего здесь.

– Ничего.

– Участок Аллена?

– Проверяем.

– Может, мы ее пропустили?

– У Аллена нет.

– Черт побери! Мы должны найти ее!

– Вот она. Сектор семь.

Линия замерла. Бриллианты вмерзли в черную жару ночи. Экраны показывали маленькую фигурку, лежащую в грязной луже. Рядом стоял столб с именем владельца участка: «Вандальер». Мерцающие огоньки превратились в звездное скопление – сотни мужчин собрались у крошечного тела девочки. На ее горле виднелись отпечатки. Невинное лицо было изуродовано, запекшаяся кровь твердой корочкой хрустела на одежде.

– Мертва по крайней мере часа три-четыре.

Один мужчина нагнулся и указал на пальцы ребенка. Под ногтями были кусочки кожи и капельки яркой крови.

– Почему кровь не засохла?

– Странно.

– Кровь не сворачивается у андроида.

– У Вандальера есть андроид.

– Она не могла быть убита андроидом.

– У нее под ногтями кровь андроида.

– Но андроиды не могут убивать. Они так устроены.

– Значит, один андроид устроен неправильно.

Термометр в тот день показывал 92,9 градуса славного Фаренгейта.

И вот мы на борту «Королевы Парагона», направляющейся на Мегастер-5. Джеймс Вандальер и его андроид. Джеймс Вандальер считал деньги и плакал. Вместе с ним в каюте второго класса находился андроид, великолепное синтетическое создание с классическими чертами лица и большими голубыми глазами. На его лбу рдели буквы «СР» – это был один из дорогих саморазвивающихся андроидов, стоящий пятьдесят семь тысяч долларов по текущему курсу. Мы плакали, считали и спокойно наблюдали.

– Двенадцать, четырнадцать, шестнадцать сотен долларов, – всхлипывал Вандальер. – И все! Шестнадцать сотен долларов! Мой дом стоил десять тысяч, земля – пять. А еще мебель, машины, самолет… Шестнадцать сотен долларов! Боже!

Я вскочил из-за стола и повернулся к андроиду. Я взял ремень и начал бить его. Он не шелохнулся.

– Я должен напомнить вам, что стою пятьдесят семь тысяч, – сказал андроид. – Я должен предупредить вас, что вы подвергаете опасности ценное имущество.

– Ты проклятая сумасшедшая машина! – закричал Вандальер. – Что в тебя вселилось? Почему ты это сделал?

Он продолжал бить андроида.

– Я должен напомнить вам, – произнес андроид, – что каюты второго класса не имеют звукоизоляции.

Вандальер выронил ремень и так стоял, судорожно дыша, глядя на существо, которым владел.

– Почему ты убил ее? – спросил я.

– Не знаю, – ответил я.

– Началось все с пустяков. Мне следовало догадаться еще тогда. Андроиды не могут портить и разрушать. Они не могут наносить вред. Они…

– У меня нет чувств.

– Потом оскорбление действием… тот инженер на Ригеле. С каждым разом все хуже. С каждым разом нам приходилось убираться все быстрее. Теперь убийство. Что с тобой случилось?

– Не знаю. У меня нет цепи самоконтроля.

– Мы скатываемся ниже и ниже. Взгляни на меня. В каюте второго класса… Я! Джеймс Палсолог Вандальер! Мой отец был богатейшим… А теперь – шестнадцать сотен долларов. И ты. Будь ты проклят!

Вандальер поднял ремень, затем выронил его и распластался на койке. Наконец он взял себя в руки.

– Инструкции.

– Имя: Джеймс Валентин. На Парагоне провел один день, пересаживаясь на корабль. Занятие: агент по сдаче внаем частного андроида. Цель визита на Мегастер-5: постоянное жительство.

– Документы.

Андроид достал из чемодана паспорт Вандальера, взял ручку, чернила и сел за стол. Точными, верными движениями – искусной рукой, умеющей писать, чертить, гравировать, – он методично подделывал документы Вандальера. Их владелец с жалким видом наблюдал за мной.

– О боже, – бормотал я. – Что мне делать? Если бы я мог избавиться от тебя! Если бы только я унаследовал не тебя, а папашину голову!

Невысокая безнравственная Даллас Брейди была ведущим ювелиром Мегастера. Она взяла на работу саморазвивающегося андроида и соблазнила его хозяина. Однажды ночью в своей постели она внезапно спросила:

– Твое имя Вандальер, да?

– Да, – вырвалось у меня. – Нет! Валентин! Джеймс Валентин.

– Что произошло на Парагоне? – спросила Даллас Брейди. – Я думала, андроиды не могут убивать или причинять вред.

– Мое имя Валентин.

– Доказать? Хочешь, вызову полицию?

Она потянулась к телефону.

– Ради бога, Даллас!

Вандальер вскочил и вырвал у нее трубку. Она рассмеялась, а он упал и заплакал от стыда и беспомощности.

– Как ты узнала?

– Все газеты полны этим. А Валентин – не так уж далеко от Вандальера. Что случилось на Парагоне?

– Он похитил девочку. Утащил ее в рисовые поля и убил.

– Тебя разыскивают.

– Мы скрываемся уже два года. За два года – семь планет. За два года я потерял на сто тысяч долларов собственности.

– Ты бы лучше выяснил, что с ним стряслось.

– Как?! Прикажешь сказать: «Мой андроид превратился в убийцу, почините его»?.. Сразу вызовут полицию! – Меня начало трясти. – Кто мне будет зарабатывать деньги?

– Работай сам.

– А что я умею? Разве я могу сравниться со специализированными роботами? Всю жизнь меня кормил отец. Проклятие! Перед смертью он разорился и оставил мне одного андроида.

– Продай его и вложи эти пятьдесят тысяч в дело.

– И получать три процента? Полторы тысячи в год? Нет, Даллас.

– Но ведь он свихнулся! Что ты будешь делать?

– Ничего… молиться. А вот что ты собираешься делать?

– Молчать. Но я ожидаю кое-что взамен.

– Что?

– Андроид должен работать на меня бесплатно.

Сбережения Вандальера начали расти. Когда теплая весна Мегастера перешла в жаркое лето, я стал вкладывать деньги в землю и фермы. Еще несколько лет, и мои дела поправятся, можно будет поселиться здесь постоянно.

В первый жаркий день андроид запел. Он танцевал в мастерской Даллас Брейди, нагреваемой солнцем и электрической плавильной печью, и выводил старую мелодию, популярную полвека назад:

 
Нет хуже врага, чем жара,
Ее не возьмешь на «ура».
Но надо стараться всегда
Помнить, что все ерунда!
И быть холодным и бесстрастным,
Душка…
 

Он пел необычным, срывающимся голосом, а руки, заведенные за спину, дергались в какой-то странной румбе. Даллас Брейди была удивлена.

– Ты счастлив? – спросила она.

– Я должен напомнить вам, что у меня нет чувств, – ответил я. – Все ерунда! Холодным и бесстрастным, душка…

Андроид схватил стальные клещи и сунул их в разверстую пасть горнила, наклоняясь вперед к любимому жару.

– Осторожней, болван! – воскликнула Даллас. – Хочешь туда свалиться?

– Все ерунда! Все ерунда! – пел я.

Он вытащил из печи клещи с формой, повернулся, безумно заорал и плеснул расплавленным золотом на голову Даллас Брейди. Она вскрикнула и упала, волосы вспыхнули, платье затлело, кожа обуглилась.

Тогда я покинул мастерскую и пришел в отель к Джеймсу Вандальеру, Рваная одежда андроида и судорожно дергающиеся пальцы многое сказали его владельцу.

Вандальер помчался в мастерскую Даллас Брейди, посмотрел и зашатался. У меня едва хватило времени взять один чемодан и девять сотен наличными. Он вылетел на «Королеве Мегастера» в каюте третьего класса и взял меня с собой. Он рыдал и считал свои деньги, и я снова бил андроида.

А термометр в мастерской Даллас Брейди показывал 98,1 градуса прекрасного Фаренгейта.

На Лире Альфа мы остановились в небольшом отеле близ университета. Здесь Вандальер аккуратно снял мне верхний слой кожи на лбу вместе с буквами «СР». Буквы снова проявятся, но лишь через несколько месяцев, а за это время, надеялся Вандальер, шумиха вокруг саморазвивающегося андроида утихнет. Андроида взяли чернорабочим на завод при университете. Вандальер – Джеймс Венайс – жил на его маленький заработок.

Моими соседями были студенты, тоже испытывающие трудности, но молодые и энергичные. Одна очаровательная девушка по имени Ванда и ее жених Джед Старк сильно интересовались андроидом-убийцей, слухами о котором полнились газеты.

– Мы изучили это дело, – сказали они однажды на случайной вечеринке в комнате Вандальера. – Кажется, нам ясно, что вызывает убийства. Мы собираемся писать реферат.

– Наверное, болезнь, от которой андроид сошел с ума, что-нибудь наподобие рака, да? – полюбопытствовал кто-то.

– Нет. – Ванда и Джед торжествующе переглянулись.

– Что же?

– Узнаете из реферата.

– Неужели вы не расскажете? – спросил я напряженно. – Я… Нам хочется знать, что могло произойти с андроидом.

– Нет, мистер Венайс, – твердо заявила Ванда. – Это уникальная идея, и мы не можем допустить, чтобы у нас ее украли.

– Даже не намекнете?

– Нет. Ни слова, Джед. Скажу вам только одно, мистер Венайс: я не завидую владельцу андроида.

– Вы имеете в виду полицию?

– Я имею в виду угрозу заражения, мистер Венайс. Заражения! Вот в чем опасность… Но я и так сказала слишком много.

Снаружи послышались шаги и хриплый голос, мягко выводящий:

Холодным и бесстрастным, душка…

Мой андроид вошел в комнату, вернувшись домой с работы. Я жестом приказал ему подойти, и я немедленно повиновался, обнося гостей пивом. Его ловкие пальцы дергались в какой-то слышимой лишь ему румбе.

Андроиды не были редкостью в университете. Студенты побогаче покупали их вместе с машинами и самолетами. Но юная Ванда была остроглазой и сообразительной. Она заметила мой пораненный лоб. После вечеринки, подымаясь в свою комнату, она посоветовалась со Старком.

– Джед, почему у этого андроида поврежден лоб?

– Возможно, ударился. Он ведь работает на заводе.

– Это очень удобный шрам…

– Для чего?

– Допустим, там были буквы «СР».

– Саморазвивающийся? Тогда какого черта Венайс скрывает это? Он мог заработать… О-о! Ты думаешь?..

Ванда кивнула.

– Боже! – Старк поджал губы. – Что нам делать? Вызвать полицию?

– На основании догадок? Сперва надо убедиться – сфотографировать андроида в рентгеновских лучах. Завтра пойдем на завод.

Они проникли на завод – гигантский подвал глубоко под землей. Было жарко и трудно дышать – так нагревали воздух печи. За гулом пламени слышался странный голос, вопящий на старый мотив: «Все ерунда! Все ерунда!» И увидели мечущуюся фигуру, неистово танцующую в такт музыке. Ноги прыгали. Руки дергались. Пальцы корчились.

Джед Старк поднял камеру и стал снимать. Затем Ванда вскрикнула, потому что я увидел их и схватил блестящий стальной рельс. Он разбил камеру. Он свалил девушку, а потом юношу. Андроид подтащил молодых людей к печи и медленно, смакуя, скормил их пламени. Он танцевал и пел. Потом я вернулся в отель.

Термометр на заводе показывал 100,9 градуса чудесного Фаренгейта. Все ерунда! Все ерунда!

Чтобы заплатить за проезд на «Королеве Лиры», Вандальеру и андроиду пришлось выполнять на корабле подсобные работы. В часы ночного бдения Вандальер сидел в грязной каморке с портфелем на коленях, усиленно пялясь на содержимое. Портфель – это единственное, что он смог увезти с Лиры. Он украл его из комнаты Ванды. На портфеле была пометка «Андроид»; там хранился секрет моей болезни.

И в нем не было ничего, кроме газет. Кипы газет со всей Галактики. «Знамя Ригеля», «Парагонский вестник», «Интеллигент Леланда», «Мегастерские новости»… Все ерунда! Все ерунда!

В каждой газете было сообщение об одном из преступлений андроида. Кроме того, печатались известия, спортивная информация, прогнозы погоды, лотерейные таблицы, курсы валют, скетчи, загадки, кроссворды. Где-то во всем этом хаосе таился секрет, скрываемый Вандой и Джедом Старком.

– Я продам тебя! – сказал я, устало опуская газеты. – Будь ты проклят! Когда мы прилетим на Землю, я продам тебя.

– Я стою пятьдесят семь тысяч долларов, – напомнил я.

– А если не сумею тебя продать, то выдам полиции.

– Я – ценное имущество, – ответил я. – Иногда очень хорошо быть имуществом, – немного помолчав, добавил андроид.

Было три градуса мороза, когда приземлилась «Королева Лиры». Снег сплошной черной стеной валил на поле и испарялся под хвостовыми двигателями корабля. У Вандальера и андроида не хватило денег на автобус до Лондона. Они пошли пешком.

К полуночи путники достигли Пиккадилли. Декабрьская снежная буря не утихла, и статуя Эроса покрылась ледяной коростой. Они повернули направо, спустились до Трафальгарской площади и пошли к Сохо, дрожа от холода и сырости. На Флит-стрит Вандальер увидел одинокую фигуру.

– Нам нужны деньги, – зашептал он андроиду, указывая на приближающегося человека. – У него они есть. Забери.

– Приказ не может быть исполнен, – сказал андроид.

– Забери их у него, – повторил Вандальер. – Силой! Ты понял?

– Это противоречит моей программе, – возразил я. – Нельзя подвергать опасности жизнь или ценное имущество.

– Ради бога! – взорвался Вандальер. – Ты нападал, разрушал, убивал. А теперь мелешь какую-то чушь о программе! Забери деньги. Убей, если надо!

– Приказ не может быть исполнен, – повторил андроид.

Я отбросил андроида в сторону и прыгнул к незнакомцу. Он был высок, стар, мудр, с ясным и спокойным лицом. С тростью. Я увидел, что он слеп.

– Да, – произнес он. – Я слышу, здесь кто-то есть.

– Сэр, – замялся Вандальер, – у меня отчаянное положение.

– Общая беда, – ответил незнакомец. – У нас у всех отчаянное положение… Вы попрошайничаете или крадете?

Невидящие глаза смотрели сквозь Вандальера и андроида.

– Я готов ко всему.

– Это история нашего народа. – Незнакомец указал назад. – Я попрошайничал у собора Святого Павла, мой друг. То, что нужно мне, украсть нельзя. А чего желаете вы, счастливец, если можете украсть?

– Денег, – сказал Вандальер.

– Денег для чего? Не опасайтесь, мой друг, обменяемся признаниями. Я скажу вам, чего прошу, если вы скажете мне, зачем крадете. Меня зовут Бленхейм.

– Меня зовут… Воул.

– Я просил не золота, мистер Воул. Я просил число.

– Число?

– Да. Числа рациональные и иррациональные. Числа мнимые, дробные, положительные и отрицательные. Вы никогда не слышали о бессмертном трактате Бленхейма «Двадцать нулей, или Отсутствие количества»? – Бленхейм горько улыбнулся. – Я царь цифр. Но за пятьдесят лет очарование стерлось, исследования приелись, аппетит пропал. Господи, прошу тебя, если ты существуешь, ниспошли мне число!

Вандальер медленно поднял свой портфель и коснулся им руки Бленхейма.

– Здесь, – произнес он, – спрятано число, тайное число. Число одного преступления. Меняемся, мистер Бленхейм? Число за убежище.

– Ни попрошайничества, ни воровства, да? – прошептал Бленхейм. – Сделка. Возможно, Всевышний – не бог, а купец… Идем.

На верхнем этаже дома Бленхейма мы делили комнату – две кровати, два стола, два шкафа, одна ванная. Вандальер снова поранил мой лоб и послал искать работу, а пока андроид зарабатывал деньги, я читал Бленхейму газеты из портфеля, одну за другой. Все ерунда! Все ерунда!

Вандальер мало что открыл о себе. Он студент, сказал я, пишет курсовую по андроиду-убийце. В собранных газетах содержатся факты, которые должны объяснить преступления. Должно быть число, сочетание, что-то указывающее на причину… И Бленхейм попался на крючок человеческого интереса к тайне.

Я читал вслух, он записывал крупным прыгающим почерком. Бленхейм классифицировал газеты по типу, по шрифту, по направлениям, стилю, темам, фотографиям, формату… Он анализировал. Он сравнивал. А мы жили вдвоем на верхнем этаже – растерянные, удерживаемые страхом, ненавистью между нами. Как лезвие, вошедшее в живое дерево и расщепившее ствол лишь для того, чтобы вечно остаться в раненом теле, мы жили вместе. Вандальер и андроид.

Однажды Бленхейм позвал Вандальера в свой кабинет.

– Думаю, что я нашел, – промолвил он. – Но не могу понять…

Сердце Вандальера подпрыгнуло.

– Вот выкладки, – продолжал Бленхейм. – В газетах есть сводки погоды. Все преступления были совершены при температуре выше 90 градусов по Фаренгейту.

– Исключено! – воскликнул Вандальер. – На Лире Альфа было холодно!

– У нас нет газеты с описанием преступления на Лире Альфа.

– Нет, верно. Я… – Вандальер смутился. Вдруг он крикнул: – Вы правы! Конечно! Плавильная печь… Но почему? Почему?!

В этот момент вошел я. И застыл, ожидая команды, готовый услужить.

– А вот и андроид, – произнес Бленхейм после долгого молчания.

– Да, – сказал Вандальер, не придя в себя после открытия. – Теперь ясно, почему он отказался напасть на вас тем вечером. Слишком холодно.

Он посмотрел на андроида, передавая лунатичную команду. Он отказался. Подвергать жизнь опасности запрещено. Вандальер отчаянно схватил Бленхейма за плечи и повалил вместе с креслом на пол. Бленхейм закричал.

– Найди оружие, – приказал Вандальер.

Я достал из стола револьвер и протянул его Вандальеру. Я взял его, приставил дуло к груди Бленхейма и спустил курок.

У нас было три часа до возвращения прислуги. Мы взяли деньги и драгоценности Бленхейма, его записки; упаковали чемоданы с одеждой. Мы подожгли дом. Нет, это сделал я сам. Андроид отказался. Мне запрещено подвергать опасности жизнь или имущество. Все ерунда!..

* * *

Табличка в окне гласила: «Нан Уэбб, психометрический консультант». Андроид с портфелем остался в фойе, а Вандальер прошел в кабинет.

Высокая женщина с бесстрастным лицом деловито кивнула Вандальеру, запечатала конверт и подняла голову.

– Мое имя Вандерблит, – сказал я. – Джейли Вандерблит. Учусь в Лондонском университете.

– Так.

– Я провожу исследования по андроиду-убийце и, кажется, напал на след. Хотелось бы услышать ваше мнение. Сколько это будет стоить?

– В каком колледже вы учитесь?

– А что?

– Для студентов скидка.

– В Мертоновском.

– Два фунта, пожалуйста.

Вандальер положил на стол деньги и добавил к ним записки Бленхейма.

– Существует связь между поведением андроида и погодой. Все преступления совершались, когда температура поднималась выше 90 по Фаренгейту. Может ли психометрия дать этому объяснение?

Нан Уэбб кивнула, просмотрела записки и произнесла:

– Безусловно, синестезия.

– Что?

– Синестезия, – повторила она. – Когда чувство, мистер Вандерблит, воспроизводится в формах восприятия не того органа, который был раздражен. Например, раздражение звуком вызывает ощущение определенного цвета. Или световой раздражитель вызывает ощущение вкуса. Может произойти перемешивание или замыкание сигналов вкуса, запаха, боли, давления и так далее. Понимаете?

– Кажется, да.

– Вы обнаружили, что андроид реагирует на температурный раздражитель выше 90 градусов синестетически. Возможно, есть связь между температурой и его аналогом адреналина.

– Значит, если держать андроида в холоде…

– Не будет ни раздражителя, ни реакции.

– Ясно. А есть ли опасность заражения? Может ли это перекинуться на владельца андроида?

– Очень любопытно… Опасность заражения заключается в опасности поверить в его возможность… Если вы общаетесь с сумасшедшими, то можете в конечном счете перенять их болезнь… Что, безусловно, случилось и с вами, мистер Вандальер.

Вандальер вскочил на ноги.

– Вы осел, – сухо продолжала Нан Уэбб. Она махнула рукой в сторону бумаг, лежащих на столе. – Это почерк Бленхейма. Каждому английскому студенту известны его слепые каракули. Мертоновский колледж в Оксфорде, а не в Лондоне. А с вами… Я даже не знаю, вызывать ли полицию или лечебницу для душевнобольных.

Я вытащил револьвер и застрелил ее. Все ерунда!

– Антарес-2, Поллукс-9, Ригель-Центавра, – говорил Вандальер, – все они холодны. Живем!.. Осторожней на повороте.

Саморазвивающийся андроид уверенной рукой держал руль, и машина мягко неслась по автостраде под холодным серым небом Англии. Высоко над головой завис одинокий вертолет.

– Никакого тепла, никакой жары, – говорил я. – В Шотландии на корабль и прямо на Поллукс. Там мы будем в безопасности.

Внезапно сверху донесся оглушающий рев:

– Внимание, Джеймс Вандальер и андроид!

Вандальер вздрогнул и посмотрел вверх. Из брюха вертолета вырывались мощные звуки:

– Вы окружены. Дорога блокирована. Немедленно остановите машину и подчинитесь аресту.

Я выжидающе поглядел на Вандальера.

– Не останавливайся! – прокричал Вандальер.

Вертолет спустился ниже.

– Внимание, андроид. Немедленно остановить машину. Это категорический приказ, отменяющий все частные команды.

– Что ты делаешь? – закричал я.

– Я должен подчиниться… – начал андроид.

– Прочь!

Вандальер оттолкнул андроида и вцепился в руль. Визжа тормозами, машина съехала в поле и помчалась по замерзшей грязи, подминая кустарник, к виднеющемуся в пяти милях параллельному шоссе.

– Внимание! Джеймс Вандальер и андроид! Вы обязаны подчиниться аресту. Это приказ.

– Не подчинимся! – дико взвыл Вандальер. – Нет! – судорожно шептал я. – Мы еще победим их. Мы победим жару. Мы…

– Должен вам напомнить, – произнес я, – что мне необходимо выполнять приказ, отменяющий все частные команды.

– Пусть покажут документы, дающие им право приказывать! А может, они жулики! – выкрикнул Вандальер.

Правой рукой он полез за револьвером. Левая рука дрогнула, машина перевернулась. Мотор ревел, колеса визжали. Вандальер выбрался и вытащил андроида. Через минуту они уже были вне круга слепящего света вертолетного прожектора, в кустах, в лесу, во мраке благословенного убежища.

Вандальер и андроид отчаянно продирались сквозь кустарник к параллельному шоссе, к спасению. Температура падала, холодный северный ветер пронизывал нас до костей.

Издалека донесся приглушенный взрыв. Взорвался бак машины, в небо взметнулся фонтан огня. Раздуваемый ветром, фонтан превратился в десятифутовую стену, с яростным треском пожиравшую растительность.

– Скорей!

Я вскрикнул и рванулся вперед. Он потащил меня за собой, пока их ноги не заскользили по ледяной поверхности замерзшего болота. Внезапно лед треснул, и они оказались в ошеломляюще холодной воде.

Стена пламени приближалась, я уже ощущал жар. Он ясно видел преследователей. Вандальер полез в карман за револьвером. Карман был порван, револьвер исчез. Наверху беспомощно завис вертолет, не в состоянии перелететь через клубы дыма и пламени и направить преследователей, сгруппировавшихся правее нас.

– Они не найдут, – зашептал Вандальер. – Сиди тихо, это приказ. Они не найдут нас. Мы победим пожар. Мы…

Три отчетливых выстрела раздались меньше чем в ста футах от беглецов. Это огонь добрался до потерянного оружия и взорвал три оставшихся патрона. Преследователи повернули и пошли прямо на нас. Вандальер страшно ругался, что-то истерически выкрикивал и все нырял в грязь, пытаясь уберечься от страшного жара. Андроид начал дергаться.

– Все ерунда. Все ерунда! – кричал он. – Будь холодным и бесстрастным!

– Будь ты проклят! – кричал я.

И тут живые языки пламени заворожили его: он танцевал безумную румбу перед стеной огня. Его ноги дергались. Его руки дергались. Его пальцы дергались. Нелепая копошащаяся фигура, темный силуэт на фоне ослепительного сияния.