Текст книги "Студентка с обложки"
Автор книги: Робин Хейзелвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
– Да-да. – Игнорируя бурчание в животе, достаю из кошелька только что заработанные деньги и отсчитываю двести сорок долларов.
Марк запихивает их в карман пиджака.
– Спасибо.
– А это для Лейлы.
Я отсчитываю еще стопку.
Она тоже попадает в карман пиджака.
– Передам.
Я смущенно рассматриваю свои ногти.
– Марк, так это значит, что ты мой агент?
– Конечно, детка!
Слава богу!
– А разве я не должна что-то подписать?
– Да… Ну… М-м, Эмили…
Тук-тук! Это опять Танда.
– Минуточку! – кричит Марк и смотрит на меня. – Тебе надо переодеться.
Переодеться? Я смотрю на свои новенькие кремовые кожаные брюки и свитер в тон.
– Почему?
– Это недостаточно сексуально.
– Но все остальное в гостинице!
– Я так и подумал. – Марк вытаскивает из ящика пакет, где оказывается… полотенце. – Поэтому я купил тебе подарок.
– Спасибо, – говорю я. Когда я беру «полотенце» в руки, то понимаю, что это одежда весом унций восемь. – Но мне это вряд ли по размеру. – Стараюсь, чтобы мой голос звучал расстроенно.
– Должно подойти. У продавщицы была фигура почти как у тебя. Если будет велико, заколем булавками и потом подошьем.
Я не носила махровую ткань с тех пор, как ходила под стол пешком. Подшивать полотенца? Что за бред!
Марк указывает на ванную.
– Живенько!
Это комбинезон с глубоким V-образным декольте. Благодаря чудесному изобретению под названием спандекс я в него влезаю, но не так, как задумано природой, а как захотел голливудский дизайнер. Потому что для белья места не остается. Никакого.
Я выхожу из ванной.
– Идеально! – кричит Марк.
Идеально для чего? В голове звучит голос Айяны: «Будь стервой».
– Я не выйду в таком на люди! – отрезаю я.
– Ну, Эмили… – Марк подходит и обнимает меня за талию. Вблизи его медные глаза еще красивее, красновато-коричневые, с золотыми кольцами. Как у льва. – Ты помнишь свою цель?
– Да, но…
– Никаких «но», Эмили. Здесь, в Голливуде, нет никаких «но».
Это я уже поняла.
– Если хочешь взобраться наверх, – он сильнее стискивает руки и ставит свой вкрадчивый голос на автопилот, – и стать как Лейла, ты должна мне довериться и пойти на вечеринку Чипа Блитца в этом.
Стоп!
– Это вечеринка Чипа Блитца?!
– Ну да.
– Того самого Чипа Блитца? Одного из самых знаменитых модных фотографов Америки?
– Я бы сказал, мира. И я знаю, что Чип предпочел бы называться «портретным фотографом» или «фотографом знаменитостей», а не «модным», но – да, речь именно о нем. – Марк почесывает подбородок. – Ты разве не знала? Я думал, что сказал тебе… Ему я о тебе точно говорил.
Я ахаю:
– Правда?
– Ага. Он очень хочет, чтобы ты приехала. Ну, так как?
Престон. Чип. Через несколько минут мы едем по Сансет-бульвару. Я смотрю на щиты с фотографиями тех, кто добился успеха или к нему стремится, и слава кажется мне не такой уж редкой птицей. Хочешь поймать ее – просто открой ладонь.
– Аарон, скажи, зачем тебе сдался почтовый индекс[32]?
– Вот он: мужчина, который стоит позади «Красотки»!
– Девушки, сюда!
В фойе Чипа Блитца толпы народу; шумные приветствия сливаются в какофонию, которую заглушают лишь пульсирующие ритмы ди-джейского ремикса. Марк берет за руку Танду, она – меня. На Танде красное платье со шнуровкой, такое откровенное, что если мне повязать плат, я сойду за монашку. Марк тащит нас вперед и представляет сначала «Белоснежкой и Златовлаской», потом «Джилл и Сабриной»[33], а когда его культурные параллели кончаются, «моими браслетиками» бесконечному скоплению мужчин среднего возраста – продюсерам. Если моему наряду не хватает только ушек и пушистого кроличьего хвостика, то у них тоже униформа. Пока меня пожирают глазами, я успеваю рассмотреть их во всех подробностях: рубашки фруктовых тонов с запонками и монограммами; узкие брюки со стрелками; льняные пиджаки с узким воротом. Я будто попала в зеркальную комнату с Крокеттом и Таббсом[34], только продюсеры постарше и полысее; годы, проведенные в Городе Мишуры, впечатались в их лица.
Я тяну Танду за руку и кричу:
– Тут все такие старые?
– Пока да! Позже будут помоложе! – кричит Танда в ответ. – Сейчас лучше всего заводить полезные знакомства! Пошли дальше!
Когда коридор расширяется и переходит в зал, пышная рыжеволосая дама прямо передо мной ахает и прижимает руки к груди:
– О боже! Боже мой! Джеки!
Неужели сама Джеки?
Нет, лишь девять ее портретов, сделанных Уорхолом. Все равно впечатляет. Все впечатляет. Я бывала на роскошных приемах, но в залах всегда были хрустальные люстры, персидские ковры и мебель в стиле Людовика XIV, XV или какого-то еще – как в фойе самой обычной гостиницы. А здесь пол из черного дерева, такой блестящий, что лохматые белые коврики плавают по нему, словно листья по поверхности пруда, создают иллюзию невесомости, которую поддерживают стеклянные столики и люцитовые стулья. Над головой покачиваются белые люстры в форме молекул. На стенах, яркие, как взрыв, висят картины и литографии. Снаружи поблескивает бассейн, за ним горят огни центра города. Все страшно экзотично, невозможно гламурно, словно острова, о которых я читала в книгах и журналах: Бали, Таити, Мальдивы…
Танда удаляется «заводить знакомства». Я остаюсь с Марком. Пока я глазею по сторонам, к нам подходит очередной загорелый и ухоженный мужчина. Правда, помоложе и не такой «фруктовый», с орлиным носом, на котором держится тонкая черная оправа.
– Эмили, познакомься с Чипом.
– Добро пожаловать!
Чип задает обычные вопросы: «Откуда вы?» «Вы здесь впервые?» «Вам нравится?» Слушая меня, он широко улыбается, но глазами рассеянно шарит по залу, отчего я напрягаюсь и нервничаю.
– Эмили поступила в Гарвард, – говорит Марк, когда даже видимость беседы затухает.
Гарвард?!
– Ну да, – хмыкает Чип. Он осматривает мой комбинезончик, а потом кивает в сторону Танды. – А эта учится на юриста!
Обоих это почему-то дико рассмешило. Рассмешило настолько, что они хватают друг друга за загривки и устраивают небольшую потасовку.
– Ну вот, – говорит Марк, когда хохот утихает до смешков. Теперь он берет за загривок меня и сжимает руку. – Как тебе?
Чип меряет меня быстрым взглядом и моргает.
– Нормально.
– Нормально? Да ты что! Не «нормально»! Идеально! Для твоих съемок на следующей неделе!
– Для «Вог»? Не шути так…
А мне, стало быть, глотать слезы. Нормально? Если я одета как проститутка, они думают, я глухая? И причем тут Гарвард? Откуда это вообще взялось? «Не шути так»… Я, спотыкаясь, отхожу – надо срочно спасаться, – но наступаю кому-то на ногу. Черт!
– Простите! – выдыхаю я.
На белый коврик выплескивается янтарная жидкость.
– Черт! – говорю я, на сей раз вслух.
Не успела я наклониться, как чья-то рука меня поднимает.
– Ну, не волнуйтесь! – говорит мужской голос. – Это вечеринка! Бывает.
– Ладно… Спасибо, – говорю я, вновь пытаясь вытереть коврик.
Тут подбегает официант с полотенцем и содовой. Когда я выпрямляюсь, то вижу, откуда растут вышеупомянутые нога и рука. Джинсы. Блейзер. Футболка. Щетина с проседью. Резко очерченные скулы. Темные седоватые волосы. Темные глаза.
Это Ричард Гир!
– Привет!
Ричард Гир. Ричард Гир. Ричард Гир…
– Я Ричард.
Я смотрю в свой бокал. Очень внимательно.
– А вы?
О боже. Скажи что-нибудь!
Ричард выжидательно переминается.
Скажи хоть что-нибудь! Как тебя зовут! ИМЯ!
– Эмили. – Я ослепительно улыбаюсь кубикам льда в своем бокале.
– Очень приятно, Эмили. – Официант подносит Ричарду новый бокал. Он поводит им и делает глоток, глядя на меня поверх стекла. – Я не ослышался? Ваш друг сказал, вы собираетесь учиться в Гарварде?
Мой язык стал толстым и неповоротливым.
– М-м-ф!
– Поздравляю! Это впечатляет! – Ричард делает еще глоток и подается вперед. – А по вас и не скажешь, – игриво шепчет он. Наши глаза встречаются.
Играет не очень громкая песня. Но мне все равно не удается говорить так, чтобы меня услышали.
– Странно, ведь я…
– В Гарварде есть профессор, с которым я настоятельно рекомендую вам познакомиться. Мой хороший друг, Фредерик Блауфорд. Он провел впечатляющее исследование древней тибетской живописи. Вы обязательно должны прочитать его работу! Мы с ним и Далай-ламой две недели путешествовали по Чангтану – даже спали в одной палатке во время нескольких острых моментов на берегу Брахмапутры. Так что я считаю Фреда славным человеком, основываясь на личном опыте, ха-ха. Говорят, он прекрасный преподаватель. Советую записаться к нему на курс. Вы только поступили, да? А специальность уже выбрали?
Я так старалась повысить голос, что теперь кричу:
– НЕ БУДУ!..
Ричард Гир выставляет вперед ладонь.
– Спокойно! Если не хотите, не записывайтесь к Блауфорду. Я просто посоветовал!
– Нет! Я ПРО ГАРВАРД! Я не буду учиться в ГАРВАРДЕ!
Он морщит лоб.
– Но я думал, вы…
– Я подала заявление, но меня не приняли.
Не-ет! Молчи!..
– Я буду учиться в Колумбийском. В смысле, в Колумбийском университете. В Нью-Йорке. На Манхэттене.
Заткнись!..
– Ну да, да, я в курсе, где…
– Я отсылала в Гарвард неплохие эссе.
То есть я так думала – и моя учительница английского тоже. Миссис Шваб. Особенно обещающим они считала эссе о тобоггане.
Заткнись… Заткнись…
– О тобоггане… – вторит Ричард.
– Это такие санки.
– Да, я…
– Вообще-то математика… я не очень сильна в математике, особенно во всякой тригонометрии. Ну, знаете – синусы, косинусы и все такое. Полный бред. Поэтому я не буду учиться в Гарварде. Я не поступила. Перед вами… – я хихикаю, – …несостоявшаяся студентка Гарварда!
Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!
Когда я все-таки запихнула в рот свой развязавшийся язык и прикусила его зубами, то увидела, что у Ричарда Гира в буквальном смысле слова отвисла челюсть.
Прекрасно. Меня и в Университет Брауна не взяли, это ему тоже сообщить?
– Э-э… Уверен, вам понравится Колумбийский… Удачи! – говорит Ричард и хлопает меня по руке жестом, который означает: «Стой, где стоишь, а то позову на помощь».
Я вновь сосредоточиваюсь на своем бокале. Когда поднимаю глаза в следующий раз, Ричарда уже нет. Он ушел и завел беседу с кем-то другим.
– И что теперь? – бормочу я своему лучшему другу, кубику льда, который, увы, тоже надолго не задержится.
В ушах звучит голос Чипа: «Ее? Для «Вог»?!». Так неприятно! И Марка нигде не видно. Вот Танда заводит знакомства, хотя, судя по тому, как ее зажали две «фруктовые» рубашки, ее считают вишенкой на десерте. Я направляюсь к бару. Там очередь. Парень передо мной приветственно поднимает свой коктейль.
– Я Терри.
– Эмили.
У Терри на шее висят темные очки, как у частного детектива Магнума[35].
– Ты актриса? – спрашивает он.
– Нет, модель.
Терри смеется:
– Разве не все модели хотят стать актрисами?
– Не все.
– …хотя, может, я так думаю, потому что я режиссер, – продолжает Терри, почесывая небритый подбородок. – Слушай, а тебе говорили, что ты похожа на Элли Шиди[36]? Очень похожа. Просто копия. Невероятно! Уж я-то знаю. Наш фильм совсем недавно сошел с большого экрана.
Элли Шиди? Ух ты… Мне она нравится.
– Спасибо!
И он был у нее режиссером? Спокойно…
– А какой фильм?
– «Клуб «Завтрак», конечно.
– «Клуб «Завтрак»? – Пауза. – А разве он вышел не три года назад? И… разве режиссер не Джон Хьюз?
Терри дергает себя за джинсовый воротник.
– Ну, вообще-то, тогда я был рабочим сцены… Но сейчас сам собираюсь снимать короткометражку, для которой ты идеально подходишь. Может, прочитаешь сценарий? Называется «Пип-шоу»…
Мне почему-то совершенно перехотелось пить. Я брожу по залу в поисках Марка. Вижу Джулиана Сэндса[37] и Чарли Шина[38], а где мой агент? Поднимаюсь по лестнице и прохожу по длинному коридору. В дверях какой-то комнаты целуется парочка. Перед другой дверью ссорятся две девушки. Едва я отвожу взгляд, как они расходятся в разные стороны. Одна пробегает мимо меня, вторая распахивает дверь.
В темной комнате мигающий голубой экран высвечивает женщину на кровати. Женщина как будто упала и разбилась: длинные черные волосы раскинуты веером, в длинном темном платье – вырезы, похожие на осколки стекла. Марк снюхивает кокаин с ее сливочно-белой кожи.
Девушка, которая открыла дверь, нетерпеливо переступает:
– Так ты заходишь или нет?
– Нет, – говорю я.
Нет, не захожу. Я хочу на воздух. Я сбегаю вниз по лестнице, через зал и стеклянные двери, мимо бассейна и сада, и оказываюсь на краю зеленого пятачка. Опираюсь о гладкое стальное ограждение и смотрю на каньон, темный и душистый. Впереди мигают огни Лос-Анджелеса – уже знакомый пейзаж, зеркальное отражение того, что я видела два дня назад. Но теперь меня занимает другое. Берет меня Марк или нет? Считается ли вечеринка собеседованием? Что я делаю в Эл-Эй?
– Эмили! Вот ты где!
Я оборачиваюсь. Сзади стоит Марк. За ним ярко, как бриллиант, блестит сквозь зелень бассейн.
– Ага, – бормочу я.
Марк выпячивает губу.
– Детка, в чем дело?
Я решила пока забыть про кокаин и выяснить более важные моменты.
– Так я провалила собеседование, да? Не вызвала интереса?
– Что? – Он озадаченно трясет головой. – Эмили, я же тебе сказал, я хочу быть твоим агентом!
– Нет, я про эту вечеринку. Про Чипа.
– Это было не собеседование!
– Марк…
– Ты не права, – поспешно говорит он. – Ты Чипу понравилась.
– Но не для «Вог».
Марк все так же стоит на асфальтовой дорожке в нескольких футах от меня. Так боится запачкать белые льняные брюки, что ближе не подходит. Я вижу, как он взвешивает в уме разные ответы.
– Да, – наконец решается он. – Пока не для «Вог». Чип у нас вообще странный: ему надо познакомиться с девушкой получше. Будем его обрабатывать, пригласим на ужин, убедим снять пробу. Все получится, вот увидишь.
– Как? Когда? Чип живет здесь. Я на следующей неделе уезжаю в Нью-Йорк.
– Думаю, тебе следует остаться.
Я смотрю через газон. Чуть поодаль стоит Чарли Шин. Когда он наклоняется к девушкам, столпившимся вокруг, кажется, что он шепчет Марку на ухо.
– А как же учеба? – шепчу я.
– Поедешь учиться через год, – отвечает Марк.
– Ты и так можешь быть моим агентом, я знаю, что можешь.
Марк качает головой.
– Не выйдет. Ты нужна мне тут постоянно, чтобы я мог за тобой присматривать. Обучать тебя. Быть твоим ментором, советчиком, тренером…
Прелестно. Опять тренировки.
– Ты можешь добиться многого, – продолжает он. – Ты и я. Я занесу тебя на самую вершину.
Поднимается легкий ветерок и тут же утихает. Я опустила голову. Марк все-таки решился: закатал штанины и ступает по роскошной зелени, оставляя на газоне серебристые прорехи. Мы поворачиваемся к панораме.
– Видишь? – спрашивает Марк. Потом берет мою руку в свою и указывает на небо. – Я могу сделать тебя такой же. Звездой, – выдыхает он. – Как Лейла.
Я смотрю в небо и мечтаю о славе космических пропорций. Несколько звезд в ответ подмигивают.
– Я не такая красивая, как Лейла, – шепчу я. Я знаю, что это правда.
– Не думаю, – отвечает Марк, потому что больше сказать нечего. Он опускает мою руку, но все еще держит в своей. – У тебя все получится, Эмили, ты станешь знаменитой супермоделью. Однако заниматься этим нужно сейчас.
– Сейчас? – повторяю я.
– Да, сейчас. В этом году.
Я забираю руку.
– Но когда я закончу университет, мне будет всего двадцать один!
– Двадцать один – это слишком много. Очень, очень много, ты знаешь сама, – отвечает Марк. – Надо начинать сейчас.
Никогда не думала, что двадцать один год – так уж много. Я смотрю на Лос-Анджелес и понимаю, как этот город далек – невозможно далек. Я всматриваюсь в горизонт и не вижу его.
– Эмили… – Марк плавно встает у меня за спиной. – Ты говорила мне, что хочешь прославиться. Вот она, слава. Прямо перед тобой. Оставайся, и все произойдет само.
Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе славу: она стекает на меня как поток воды, теплый, но не горячий, как кожа.
– А если не останусь?
– Тогда я не смогу быть твоим агентом. Ничего не получится.
Я открываю глаза и теряюсь в каньоне.
– Почему ты сказал, что я поступила в Гарвард?
– Гарвард круче, – отвечает Марк. – Запомни мои слова, Эмили: главное – маркетинг, самореклама. Ты скоро поймешь. Ты научишься.
Я чувствую тепло его тела, руки Марка скользят по моим рукам, его пальцы сжимают мои.
– И научу тебя я, – шепчет он. Дышит мне в ухо, тянет к себе. – Что скажешь, детка? К звездам?
Как понять, кому можно доверять? Трудный вопрос. До сегодняшнего дня мой мир был безопасным домом, где живут только люди, которых я знаю. Неудивительно, если ты живешь у озера, в поселке с восемью тысячами человек. Но однажды я села в самолет и теперь стою на обрыве с Марком Голдом. Я закрываю глаза и остаюсь. Остаюсь и позволяю всему произойти. Позволяю Марку меня поцеловать.
Марк целует меня долго. Он прижимает меня к ограждению, шарит руками по комбинезону, и вдруг что-то – я даже не знаю, что – заставляет меня обернуться.
Танда. Стоит у бассейна и смотрит на нас. Увидев, что я ее заметила, отводит взгляд.
– Не обращай внимания, – говорит Марк. – Танда – пустое место. Дешевка.
Мне обидно за нее.
– Но ты с ней встречался!
– Я бы так это не назвал.
Я напрягаюсь.
– Что, ревнуешь, крошка? Не ревнуй! Ты моя девочка! Ты моя звезда!
А иногда точно знаешь, что делать. Я снимаю руки Марка с себя и резко отхожу от каньона. Я еду учиться. Вот что мне нужно. И это правильно.
К тому же, Колумбийский университет в Нью-Йорке. Там можно и разбогатеть, и прославиться!
Глава 7
УЧЕБНИК СТЕРВЫ
• «Снэп»
• «Элит»
• «Форд»
• «Ликуид»
• «Фэктори»
• «Франсинз»
• «Вильгельмина»
• «Вимен»
• «Золт»
• «Клик»
Я смотрю на список, который Луи только что набросал на салфетке.
– Ты хочешь сказать, в Нью-Йорке имеют вес только эти агентства? Всего десять?
– На данный момент – да.
– А остальные?
Луи берет в рот кусок омлета, тщательно прожевывает и кладет нож с вилкой на поднос.
– Некоторые трактуют слово «модель» слишком вольно, если ты понимаешь, о чем я. Что до остальных… скажем так: если начнешь работать с ними, к резюме смело можешь добавить «официантка», потому что другое тебе не светит.
Я с трудом отрываю стакан с водой от влажной самолетной салфетки и делаю глоток. Когда я вернулась из Эл-Эй с пустыми руками, если не считать роскошных нарядов и серьезной задолженности по кредитке, настало время Плана Б. Надо было найти агентство в Нью-Йорке. Но какое? И как? Я очень волновалась, пока Луи не пришел мне на помощь. В конце августа он пообещал поехать вместе со мной в Нью-Йорк, отказавшись от отпуска в округе Дор.
«В конце концов, печенюшка моя, – сказал он тогда, улыбаясь, – должен я как-то отблагодарить девушку, нанесшую мое агентство на карту моды!»
Если бы не «печенюшка» – после голодания по методу Марка я похудела до ста двадцати фунтов, и это прозвище стало оскорбительным, – моему счастью не было бы предела. У меня есть союзник! И он будет рядом! Я обняла Луи так крепко, что чуть не задушила. Я боялась, что родители вдруг начнут возражать – они собирались отвезти меня на машине, – но вмешалась сама судьба. На следующий день у Томми был первый матч сезона, и они хотели его посмотреть. Так что теперь они там, а я здесь, в тридцати тысячах футов над уровнем моря, и говорю не с матерью, а со своим первым агентом, обсуждаю стратегии и способы выполнения нашей миссии.
– Итак, десять агентств, – подвожу итог я. – Это сколько моделей?
– Ну, давай поглядим… «Форд» и «Элит» – самые крупные, в каждом по паре сотен девушек. Остальные – бутиковые агентства… Хм… Грубо говоря, от сорока до восьмидесяти девушек в каждом. Это значит, что общее количество настоящих моделей в Нью-Йорке чуть меньше тысячи.
– Тысяча моделей?! Это много!
– Думаешь? – Луи отхлебывает кофе. – Не забывай, что эти девушки не только из Нью-Йорка или даже Америки, а со всего мира.
– Что ты имеешь в виду? А как же Париж?
Луи морщит нос.
– Париж? Забудь о Париже. Париж хорош для «от кутюр» – нарядов, которые покупают три дамы из Техаса с толстым кошельком и полным отсутствием мозгов. Нет, на этой планете лишь одна столица моды, и это Нью-Йорк. Если ты топ-модель или приближаешься к этому уровню, у тебя должен быть агент в Нью-Йорке, неважно, испанка ты, шведка или даже латышка. Нью-Йорк – это главное место действия. Так что тысяча – не так уж много, скорее мало. Вообще-то… – Он постукивает пальцами по книжке, которую я читаю. – Готов поспорить, что туда попасть труднее, чем поступить сюда.
Я смотрю, куда указывает Луи (его палец на большой букве «П» в «Путеводителе для первокурсников»), и презрительно фыркаю:
– Что, я буду писать эссе о том, как ходить по подиуму? Или проходить собеседование с Лагерфельдом?
Луи награждает меня шуточным тычком.
– Ну, ладно, я не имел в виду эссе – но в смысле конкурса скажу, что попасть в нью-йоркское агентство сложнее, – говорит он. – Гораздо.
Моя ехидная ухмылочка испаряется. Надо запомнить, где рвотный мешочек. Раньше я мало знала и просто нервничала. Теперь, когда мне кое-что рассказали, меня вот-вот вырвет.
Новые подробности меня не успокаивают. Агентств – дюжины, котирующихся – только десять, а попасть туда можно только двумя способами: по приглашению, как мы (потому что агенты из Нью-Йорка, подобно Марку, увидели мое лицо в печати и выяснили, что я из «Чикаго инк.»), или прийти с улицы. Второй способ – настоящий кошмар. Открытые кастинги устраивают далеко не все агентства, и то всего пару часов в неделю. Это значит, нужно отстоять в очереди полтора часа, просто чтобы отдать свою фотографию и контактную информацию. Но все дело в том, что эта фотография – скорее всего, черно-белая халтура, снятая фотографом из тех, что обклеивают телефонные будки объявлениями «Профессиональная портретная съемка всего за 150$!» (плюс стоимость пленки и проявки). И она попадает в мусорную корзину. Настоящий отбор происходит, пока девушки стоят в очереди. Младший агент всего раз пробегает по ним взглядом и определяет, есть ли у кого-то шансы. Шансы бывают редко.
– Может, одну девушку в год и находят таким способом. Возможно, – качает головой Луи, чтобы подчеркнуть, как ужасающе неэффективен этот процесс. – Но тогда выходит, что все это время она пряталась под камнем. Знаешь, учитывая, сколько агентов по поиску талантов рыщут по всему земному шару, я бы сказал, что дни неоткрытой красоты прошли.
Я расплескиваю воду на поднос.
– Но как же конкурсы?! Разве на них девушки не находят агентов?
– Ах, печенюшка. – Луи проводит рукой по моим волосам, которые благодаря сухому, как в Сахаре, воздуху салона отправились в самостоятельный полет. – Эти конкурсы – всего лишь маркетинговый трюк. Реклама, которая к тому же позволяет агентствам заработать немного денег. Не более того. Во-первых, агентства, которые проводят их, берут с девушек крупные суммы за участие, за приличные фотографии и так далее. Во-вторых, кто в них участвует? Почти у всех уже есть агентство – обычно то, что проводит конкурс. И можешь мне поверить: если девушка действительно хороша, никто не допустит, чтобы она тратила время и гарцевала в купальнике по какому-нибудь латышскому универмагу вместо того, чтобы работать в Нью-Йорке.
Ну вот, мы снова в бедной неблагополучной Латвии…
– Но победительницы получают контракты на двести пятьдесят тысяч долларов. Вряд ли они уродины.
– Не уродины, но и не суперзвезды. Все это сплошное надувательство. Увы, печенюшка, мы, агенты – всего лишь разрекламированные посредники. Необходимые, да, но все-таки посредники. Мы знакомим тебя с клиентами, а потом забираем двадцать процентов из твоих заработков, берем с клиентов еще двадцать за свои старания – и все. Точка. Конец абзаца. Ни один агент в мире не даст тебе письменную гарантию, что ты получишь заказ, потому что он над этим не властен. Это было бы глупо! Если прочитать то, что написано мелким шрифтом в их контракте на двести пятьдесят тысяч, я абсолютно уверен, что победительнице просто гарантируются услуги агентства. В котором она может заработать двести пятьдесят тысяч – или не заработать. К сожалению, это их уже не волнует. А тут еще и «проклятие победительницы»…
Передо мной проплывают образы серийных убийц, душащих девушек в тиарах цепями от «Шанель».
– Что еще за «проклятие победительницы»?
– Победительница конкурса никогда не добивается успеха. Никогда. Можешь мне поверить: если в «Вог» узнают, что девушка победила в одном из этих конкурсов, они даже не захотят с ней встречаться, а уж тем более работать. Потому что у нее будет слишком коммерческая внешность для звезды. Так же подумают «Мадемуазель», «Закс Пятая авеню»… И «Л'Ореаль». Ей повезет, если она найдет работу в дешевой сети вроде «Пенни». И вообще… что мы за разговор завели? Тебя это не должно беспокоить. Мы входим самым лучшим способом из возможных: через парадное.
Я беру дольку апельсина с подноса Луи, расплываясь в улыбке. Может, Луи и не так уж жестко за меня торгуется, но все-таки он знает модельный бизнес как свои пять пальцев. Как здорово, что он рядом и меня защищает!
В громкоговорителе раздается голос капитана.
– Э-э, уважаемые пассажиры, воздушное движение вокруг аэропорта Ла-Гардия очень оживленное. – Он говорит, по-ковбойски растягивая слова, как многие летчики. – Но у меня есть хорошая новость: мы вышли в зону ожидания пррррямо над Нью-Йорком!
Луи, что-то бормоча, смотрит на часы. Я нетерпеливо выглядываю у него из-за плеча. Вот он, прямо под крылом. Нью-Йорк!
В прошлом году я приезжала сюда с родителями. Отсюда началось мое турне по университетам восточного побережья (восемь университетов, три дня, одна взятая напрокат машина). Но сверху я Нью-Йорк еще не видела. Крупным планом передо мной разворачивается целая флотилия зданий, серебристых и сияющих.
– Ух ты!..
Луи смотрит на меня; в его глазах улыбка.
– Хочешь поменяться местами?
Я сажусь к окну и буквально прижимаюсь носом к стеклу. Луи рассказывает, где мы находимся. Сейчас мы подлетаем к южной оконечности острова и направляемся прямо вверх по Гудзону. Первое, что бросается мне в глаза – это вода. Сколько тут воды! А ветра нет – поверхность воды ровная, словно выглаженная паровым катком. Под ярким солнцем она кажется фиолетовой, светящейся, как мыльный пузырь или консервная банка изнутри.
– Статуя Свободы, видишь? – говорит Луи.
Сначала не вижу, но потом… стойте, вот же она! Такая малюсенькая среди всех этих барж и паромов и будто плавает, качается на волнах, как забытая надувная игрушка для ванны.
Я смеюсь, щурюсь и снова смеюсь. Чего я боялась? Манхэттен сверху совсем маленький. Крошечный. Я гораздо больше. Уолл-стрит? Да мне по пояс! Крайслер-билдинг? Я могу заглянуть в его окна, отогнуть шпиль и посмотреть, что под ним. Сентрал-парк? Могу пальцами прочесать кроны деревьев и окунуть ногу в пруд. Весь город у меня на ладони! Моя игровая площадка. Скорей бы!
А потом мы идем на посадку. Не сразу, но мы с Луи забираем багаж, подзываем такси и едем по Мидтаунскому тоннелю. Мы опаздываем – долго висели в зоне ожидания, – а значит, у нас едва хватает времени оставить сумки и освежиться в общественном туалете в гостинице Луи. После этого мы спешим на первое собеседование.
Такси ползет по Мэдисон-авеню – так медленно, что даже ветерка не чувствуется. Господи, как жарко! Мы опускаем окна. «Whoa, whoa whoa sweet child o'mine!»[39] – разоряется Эксл Роуз в задних колонках, тщетно пытаясь заглушить пневматический молоток слева и двух орущих таксистов справа – то ли они ссорятся, то ли просто общаются, не поймешь. Какой-то мужчина в малиновом смокинге поставил на тротуар крутую звукоусилительную систему и поет в огромный микрофон: «Я возьму Манхэттен!». На него почти никто не обращает внимания.
– Эй, смотри, наперсточники! – поражаюсь я. – А вон брейк танцуют!
– Это Корбин Бенсен[40]? – спрашивает Луи.
– Где?
– Там, в вареном пиджаке!
Я высовываюсь из окна в попытках разглядеть знаменитость в толпе на Пятьдесят седьмой, но вижу только японских туристов с пакетами из «Тиффани».
– Ух ты, самодельный одноколесный велосипед!
– Свободу Бернарду Гетцу[41]! – кричат какие-то демонстранты. – Свободу Бернарду Гетцу!
– Кто это такой? – спрашиваю я.
– Понятия не имею, – отвечает Луи.
– Может, расскажешь мне о… – Я наконец отрываюсь от окна, чтобы взглянуть на ежедневник, под которым моя правая нога совсем вспотела. – Об агентстве «Франсинз»?
Мы проезжаем еще несколько кварталов, и офисные здания сменяются шикарными магазинами, из которых выходят не менее шикарные личности. Луи рассказывает мне все, что знает. Франсина – имя владелицы агентства. Он говорил с ней раз или два по телефону, «один раз про тебя». В шестидесятых она работала моделью в Париже, а потом открыла агентство в Нью-Йорке, так что «знает вашу работу с изнанки». Агентство существует уже давно, но остается небольшим, бутиковым заведением с домашней, семейной атмосферой. Она «предпочитает естественную красоту. Как у тебя, печенюшка».
Мы остановились на светофоре. Смотрю налево и вижу свое отражение в витрине, между двумя манекенами в огромных свитерах в «куриную лапку», черных брюках со штрипками и широкополых черных шляпах. «Естественная красота» – это как? Естественность для фотосъемки, на которую уходит в лучшем случае два с половиной часа – или естественность как из душа? У меня ярко накрашенные губы с блеском, один слой туши и довольно много поглощающей пот пудры. Будем надеяться, что я где-то посередине.
Ой! По солнечной стороне улицы идет дама в нескольких слоях пастельного газа, с нитками фальшивого жемчуга и в развесистой шляпе, украшенной огромной розой. В руке у дамы розовый поводок, прикрепленный к ошейнику кота-абиссинца, который изредка пытается куда-то спрятаться, но в целом окружающая какофония звуков и запахов его не смущает.
– Ничего себе!
Луи оборачивается и презрительно махает рукой.
– Это ерунда! В Нью-Йорке я видел, как выгуливают хорьков, змей… и какаду.
– Выгуливают птиц?!
– Ну да.
– На улице?
Луи хихикает.
– Их не водят на поводке, а носят на плече, глупышка!
– Ну, тогда ладно! А то я уже удивилась.
– Поверь мне, Эм, прожив здесь год, ты начнешь совсем по-другому воспринимать норму. И сама начнешь от нее отклоняться!
Я киваю большим пальцем в сторону кота.
– Не настолько!
– Слушай, это Нью-Йорк! – говорит Луи. – Тут может случиться все, что угодно.
Агентство «Франсинз» оказывается не таким, как я себе представляла. Тут очень уютно. Маленький вестибюль с низким потолком выкрашен в сочный темно-зеленый, в каждом углу – всевозможные фикусы. Стол администратора – сосновый, с узелками. Лампа сделана из старой маслобойки. Над диваном в рамке красуется плакат с килтом. Догадаться, что мы пришли в модельное агентство, можно только по необычно большим стопкам модных журналов со всего света.
Услышав наши имена, администратор, дружелюбная дама лет сорока с короткой каштановой стрижкой, в белой футболке и кремовой вязаной жилетке заметно оживляется.
