Текст книги "Студентка с обложки"
Автор книги: Робин Хейзелвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Нет. – Я смотрю на свои замшевые кроссовки. Они не такие уж старые, но на ярком солнце выглядят неряшливыми, даже потертыми. – Я учусь.
– Учишься? – Ее лоб пересекает складка. – Где?
– В универе.
– Понятно… В каком?
– В Колумбийском.
Вивьен приоткрывает рот, словно я мимоходом заявила: мол, летала на Венеру или на Марс. Я прячу усмешку. Наконец я ее сделала!
– Универы для тупых, – говорит она.
A-а. Ну да, конечно.
– То есть не пойми меня неправильно. Я училась пару лет назад, было здорово и все такое, но потом меня нашли и… – Она обнимает руками шляпу. – Теперь я даже не могу себе представить, что туда вернусь, понимаешь? Жизнь гораздо интереснее, чем учеба.
– Ага, – говорю я.
Крыса.
В моей комнате прямо на пол без всяких церемоний бросили матрас. Я ложусь. В университетском общежитии стены моей комнаты давно обклеены всякими меню и компрометирующими фотографиями. По сравнению с ней этот чердак кажется еще более пустым.
– Не буду скучать! Не буду скучать! – шепчу я, пока глаза не устают и не закрываются. Когда я просыпаюсь, вокруг темно. За дверью странные звуки. Я выхожу за порог.
– Что с тобой?
Вивьен резко оборачивается и смотрит на меня злыми глазами-щелочками не шире щели в двери. Я уже и так поняла, что с ней все в порядке, что она так и хотела, что я влезла не в свое дело.
– Идиотка! – шипит она.
Дверь туалета со стуком закрывается.
Я залезаю под одеяло, смотрю на тоненькую трещинку на потолке и слышу приглушенные звуки рвоты.
На следующее утро у меня и Вивьен общая цель: делать вид, что ничего не произошло. Я ухитряюсь сохранить невозмутимость даже при виде горы бекона, яиц и намазанных маслом тостов на ее тарелке. В девять утра мы едем на метро в Южный Кенсингтон, на Бонд-стрит, в офис «Дебюта», нашего лондонского агентства. Девушки отправляются на кастинг, а я – на встречу с исландкой Сигги, вице-президентом «Дебюта» и женой владельца.
«Самая главная ВИП-персона – это она, – предупредил меня Байрон до отъезда. – Обязательно заручись ее поддержкой».
Во время вчерашнего осмотра я не могла не заметить, что мои соседки гораздо больше напоминают Твигги, а не Ферджи. Я уверена, это не норма, а отклонение, но все-таки для уверенности надела огромный черный свитер и черные леггинсы. Проблема в том, что на улице «жарко не по сезону», как выразился Эдвард, и к тому времени, как мы поднялись на второй этаж приземистого серого здания без особых примет, я покрылась капельками пота.
– Вот и «Дебют», – говорит Рут.
Я промокаю лоб рукавом и осматриваюсь. Агентство располагается в одном длинном помещении. По контрасту с высокими окнами, узорной лепкой и двумя мраморными каминами яркая пластмассовая мебель выглядит временной и хлипкой, словно ее склеил из картона гигантский малыш.
– А которая из них Сигги? – спрашиваю я. Шепотом – чуть громче, и все развалится.
Рут разворачивает меня в сторону маленького офиса в самом углу. За стеклянной стеной в клубе дыма кто-то ожесточенно жестикулирует.
– Она вон там, – говорит Рут и стискивает мне руку. – Удачи!
– Спасибо!
Вивьен кривится.
– Не потей.
Я подумываю, не ответить ли ей что-нибудь вроде: «Главное, чтоб не тошнило», но самой же потом придется общаться с ней! Я молча подхожу к офису, стучу в стеклянную дверь и говорю:
– Сигги?
Из табачных миазмов вырывается рука и жестом приглашает меня войти.
Как только Байрон назвал мне имя Сигги, я почему-то представила себе Снагги, медвежонка из рекламы кондиционера для полотенец. И этот медвежонок будет заниматься моей карьерой в Лондоне, то есть твердить: «Выберите Эмили!», зловеще моргая голубыми глазенками. Когда дым рассеивается и воздух становится прозрачнее, я вижу, что Сигги похожа на Снагги разве что цветом глаз, а так она маленькая, сухощавая, с волосами, торчащими пучками в разные стороны, и встрепанным видом человека, у которого хобби – играть с электрическими розетками.
– Садись! – говорит Сигги одними губами. Она на громкой связи. – Si, Джанни, si! – восклицает она и выпаливает совершенно непонятную мне тираду по-итальянски. – Лотта! – Она наклоняется к микрофону, словно в танце, – Лотта! – и отпрыгивает от стола, включая вилку чайника в розетку. – Presto! – насыпает в чашку «Нескафе» и сахар, – Лотта! – заливает кипятком, – «Вог»! – перемешивает и выпивает, так и не выпустив из руки сигарету.
Я смотрю сквозь стеклянную стену. Комната заполняется девушками, пришедшими на кастинг. Несколько (все – небывалой красоты) прохаживаются по офису и болтают.
– Чао! – Сигги выключается и вылетает из кресла, словно ее катапультировали. – Пора зажигать звезды. Эмили! Добро пожаловать!
Я улыбаюсь: зажигать звезды. Моя очередь! Мы целуемся, а потом я сажусь на свой стул и жду вдохновляющей речи нового агента. Как показывает опыт, в отличие от самого поиска агентства, это даже приятно – да что там, праздник любви! Короче говоря, я жду продолжения трогательной речи Байрона, озаглавленной «Славься, Британия!», которая должна начаться со слов Сигги о том, как они рады, что я приехала в Лондон.
– Байрон звонил мне на прошлой неделе и сказал, что ты приедешь, – говорит Сигги.
…Какое я замечательное добавление к их коллекции талантов…
– И я сказала: «Байрон! Этим летом у нас уже и так куча девушек!»
…Какая я уникальная…
– И особенно много американок.
…Как им не терпится помочь мне сделать карьеру…
– Но, скажем так, мы кое-что ему должны. В конце концов, ведь это он прислал нам Сюзи Бик.
Сюзи Бик?..
– А с калифорнийкой все равно ничего не получается.
С калифорнийкой?..
– И мы решили втиснуть еще одну.
Еще одну?..
– То есть…
Меня.
– Тебя.
Прелестно.
– Так что… – Сигги подскакивает. – Как это говорится? Яблоку негде упасть? Очень смешно, потому что…
И Сигги просто-напросто исчезает, выбегает из кабинета и пределов досягаемости. Я вижу сквозь стекло, как она обегает девушек, как эльф. «Яблоку негде упасть?» О чем она толкует? Господи…
Я, спотыкаясь, бегу за Сигги, рискуя заблудиться в лесу из высоких «ив».
– Сигги, я еще в агентстве?
– Сигги, где мой чек?
– Сигги, когда придет клиент?
– Сигги-и-и!
Над блестящими прядями волос взмывает крошечная ручонка.
– Сюда, Эмили! Сюда!
Я бегу за Сигги по длинному узкому коридору, которого раньше не заметила – стоп, стол заказов в другой стороне!
– Мы куда?
Если ответ на этот вопрос и был дан, он теряется в стуке каблуков и непрестанном щебете моделей.
– Существует недолго… Высокий профессионализм… – доносится до меня, пока ноги Сигги продолжают двигаться со скоростью миксерных насадок. – Оттачивает инстинкты убийцы… Метит в яремную вену…
Мы говорим о тигренке? О маленькой анаконде? Нет, меня приводят в крошечное помещение с квадратным карточным столом и раскладным стулом, на котором сидит двенадцатилетняя девчонка.
Сигги поднимает руки.
– Мы пришли!
– Пришли куда? – удивляюсь я.
Сюда я не собиралась.
Голубые глазки-пуговички впериваются в мои.
– Эмили, ты ушами хлопала? «Антракт»! Это «Антракт»! – Она моргает. – Я же тебе сказала, в «Дебюте» нет мест.
А. Ну да. Нет мест. Это значит, я в…
– Так где мы?
– В «Антракте»! Такое французское слово! – напевно объясняет Сигги. – От слова «антракт», что означает интервал между актами пьесы. Филиал «Дебюта» для новых лиц!
– Стойте!.. Вы записываете меня в новые лица?
– Да. У тебя прекрасная возможность начать карьеру!
Нет! Меня бросает в жар.
– И составить портфолио!
Нет! Я осматриваюсь, вижу одинокое грязноватое окно, календарь из тех, что раздаются бесплатно, с видом Темзы средней красивости, девочку, еще не достигшую переходного возраста. Она мне улыбается.
О боже!
– Эмили, познакомься с Самантой, твоим агентом!
Нет. Этого не может быть!
– Она растет не по дням, а по часам…
И, я бы сказала, будет расти еще очень долго. По шее стекает ручеек пота.
– Привет, Эмили! Я Сэм.
Когда Сэм широко мне улыбается, у меня не возникает ощущения, что я доверяю свое портфолио увлеченному профессионалу, который проложит мне маршрут по извилистым улочкам Лондона в лучшие дома моды. Видимо, потому, что в стране, где к зубам относятся спокойно – лишь бы кусали, – я нашла-таки одного человека в брекетах. И это мой агент.
– У Сэм пока не так много девушек, так что она сможет уделить тебе много внимания…
– Замечательно… – Я утираю лоб.
– И сосредоточиться на организации качественных собеседований.
– М-м-м…
Ручеек пота превратился в реку, которая стекает вниз по позвоночнику и собирается в лужицу у шва трусов. Эта комната, эта девчонка – у меня сейчас все внутренности расплавятся. Я бросаю взгляд на Сигги, которая осматривает мои влажные верхние и нижние регионы. Черт! От шока я забыла стратегически разместить портфолио у талии. Я быстро возвращаю его на место.
– Тепло сегодня, верно? – говорит Сигги.
– Немножко.
– Хм-м-м, да. А ты слишком тепло одета. – Сигги ударом отбрасывает мое портфолио в сторону, словно оно собиралось ее ужалить. – И бедра что-то полноваты.
Черт! Черт! Черт! Я отскакиваю, вцепившись в подол свитера.
– Я просто чуть-чуть набрала вес во время учебы, – пищу я.
– Может, померяем ее? – спрашивает Сэм.
– Давай! – кричит Сигги.
Спасибочки, Сэм.
– Слушайте, Сигги, не надо. Я знаю, что у меня лишний вес. Вообще-то, я уже на диете!
Сигги меня игнорирует. Она прыгает по комнате, в ликующем самозабвении открывая и закрывая ящички.
– Сэм, где сантиметр?
– Сигги, послушайте: я уже сбросила пять фунтов, почти шесть!
– За дверью!
Ну, спасибо…
– Сигги!
– …Сигги!
Сигги резко прикрывает дверь наполовину.
– Ага! Вот он! – радостно объявляет она.
– Сигги! – Я говорю совсем другим тоном. – Сигги, через две недели я вернусь в норму!
– Ну-ка иди сюда, Эмили. – Она протягивает мне желтую ленту, словно поводок. – Быстренько померяем бедра.
Моргает.
– Ну, подходи. Давай!
Наконец я осознаю, что прижалась к картотечному шкафу и изо всех сил вцепилась в ручку.
– Э-ми-ли-и!..
Я смотрю на свою противницу, и моя неприязнь настолько сильна, что отдается во рту металлическим привкусом. Или это кровь? Такой взгляд… Боже, она действительно…
– Ладно, Снагги. – Я выпускаю ручку. – Ой, простите. Я хотела сказать, Си…
Раздается пронзительный писк.
– Снагги! Великолепно! Просто супер! – восклицает Сигги и заливается смехом.
Я бы тоже с удовольствием посмеялась, если бы не тот факт, что моя милая медведеподобная подружка одновременно обхватывает сантиметром мой свитер и самую широкую часть ягодиц.
– Тридцать семь! – кричит она Сэм и хмурится. – Это слишком много! Тридцать семь?
– Да, но я думаю, они меньше, видите ли…
– Вот где она! Сигги, мы тебя везде…
В комнату врываются две «ивы», оценивают ситуацию и замирают.
– Тридцать семь дюймов! – Сигги поднимает ленту к небесам на тот маловероятный случай, если они что-то упустили из виду. – Ужасно полные бедра!
Они вытаращивают глаза и ретируются. Рыжая закрывает дверь с той стороны.
Дайте мне умереть…
– У Лотты тоже были полные бедра, когда она пришла к нам, но она шесть футов ростом, а размер груди – «С». Так или иначе, сейчас она худая – но не тощая! С пышными формами. Идеальные пропорции.
Понятия не имею, кто такая Лотта, но это не мешает мне проникнуться к ней глубочайшей неприязнью.
– Прекрасно, – бормочу я, отступая к картотечному шкафу. – Замечательно.
– Все дело в дюймах и фунтах, Эмили. В дюймах и фунтах.
Вот как?!
– Поняла.
– Хорошо. Рада, что мы достигли взаимопонимания. – Она быстро вешает сантиметр на дверной крюк. – Теперь мне пора за работу: зажигать звезды! Зажигать звезды!
Я уже не могу слышать этих слов, ведь звезда, которую она будет «зажигать», явно не моя.
– Ладно, Сигги!
– Снагги! – кричит она. Ее шаги отдаются эхом по коридору. – Снагги! Здорово! Великолепно!
Сэм скалится:
– Великолепно!
Великолепно. Я толстая и мне не дадут работу.
Я иду по лондонским улицам, сама не зная куда. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Несколько минут бесцельных блужданий, и я совсем потерялась. Путеводитель «Лондон от А до Z» я оставила на карточном столе. «Опять-таки великолепно, Эм», – думаю я, почти падая на ступеньки у какого-то подъезда. Болит голова и хочется есть, но есть нельзя. И еще я хочу сигарету.
– Ты в порядке?
Меня кто-то трогает за плечо. Я вздрагиваю, потом вздыхаю. Рыжая из «Дебюта».
– Да, в полном, – ворчу я. – Я просто… Потерялась.
– Уже? – ласково спрашивает она.
Я прослеживаю ее взгляд и вижу, что из здания меньше чем в пятнадцати футах от нас выходят две девицы с ногами от ушей. Мысль, что я так сильно старалась отсюда уйти и все равно оказалась там же, становится последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Из моих глаз брызгают слезы. Я пригибаюсь низко-низко к коленям.
– Эй… Эй, ты что… Послушай… – Она садится рядом со мной на корточки. – Сигги только сначала строгая, а со временем станет мягче, вот увидишь.
– Она запихнула меня в «Антракт»! – шмыгаю носом я.
– А что такое «Антракт»?
Замечательно.
– Отдых. Пауза. Перерыв на туалет, блин! А Сэм должна впиваться в яремную вену! Она даже не подросток, а ребенок! А Снагги? Что это за фигня? «Антракт» – ДЕРЬМО!
Не уверена, что моя речь хоть что-то прояснила, но на большее я вряд ли способна. Я сижу и сотрясаюсь от плача.
– Ну, давай рассудим: дебют может быть или его может не быть. Но без перерыва на туалет, блин, жить невозможно.
Я смеюсь и поднимаю глаза.
– Эмили, – представляюсь я.
– А я Кейт.
Мы с Кейт идем пить чай в маленькую кафешку, напоминающую ей заведение, куда она часто заходит в Париже. Мы делаем заказ: ей «Эрл Грей», мне кофе. Я все еще в мерзком настроении, поэтому ведет разговор Кейт. Она британка, девятнадцати лет. У нее глаза цвета меда и орлиный нос. Мне знакомо ее лицо. Она известна – не знаменита, но почти. Одета Кейт довольно эксцентрично: воздушная блуза в цветочек, хлопчатобумажный шарф в полосочку и очень темные джинсы. Я сижу в кафе под низким потолком с балками в окружении гераней, кружевных занавесок и написанных мелом меню, слушаю воркование Эдит Пиаф и переливчатые интонации Кейт, которая рассказывает мне о своем бой-френде и его группе, о своей квартире и пяти собаках. Постепенно мне становится лучше.
– Когда ты переехала в Лондон? – спрашиваю я.
– Три года назад, когда мне было шестнадцать. Приехала с классом из Манчестера, а Сигги заметила меня в метро.
Я ставлю кофе на стол, оно расплескивается.
– Сигги! – бормочу я.
Кейт разбирает оладью на куски и намазывает самый крупный джемом и сливками.
– Слушай, она к тебе проникнется, я точно знаю! Когда я только сюда переехала, она относилась ко мне очень ласково, как вторая мама – и этого стоит дождаться. Она прекрасный специалист.
Отлично. Сигги – прекрасный специалист, значит, она может отличить «антрактных» от перспективных. В таком случае, какие у меня шансы здесь пробиться? Какой смысл вообще трепыхаться?
– Я хочу уехать! – вырывается у меня.
Не собиралась такого говорить, но назад своих слов не возьму. Это правда.
– Не глупи, – говорит Кейт. – У тебя все получится. Я точно знаю.
Я отодвигаю стул.
– Позволь мне по порядку перечислить все, что произошло со мной в последнее время, – начинаю я. – За один семестр учебы я набрала двенадцать фунтов. Мой нью-йоркский агент говорит: либо сбрасывай, либо оставляй, но добавь силикона и коллагена. Когда я отказываюсь, он отсылает меня к Сигги, сумасшедшей дамочке, которая начинает разговор со слов, что я ей не нужна, а потом отправляет меня в кладовку, где сидит юный перспективный агент в брекетах. А потом меряет меня. Исходя из вышеизложенного, у меня вряд ли что-то получится в Лондоне, Нью-Йорке и где бы то ни было. Как модель я никуда не гожусь! Я хочу все бросить и уехать домой!
Когда моя гневная отповедь заканчивается, сердце бьется часто-часто. От волнения. Я ведь сказала чистую правду: я могу просто все бросить. Прямо сейчас.
– Эмили, ты ведешь себя глупо, – не поддается Кейт. – Ты же как две капли воды похожа на Ясмин Ле Бон, а в Англии ее боготворят.
Ну, предположим, Ясмин Ле Бон действительно одна из самых знаменитых топ-моделей в мире – и это еще до того, как она вышла за солиста «Дюран-Дюран». В Англии она популярна почти как член королевской семьи.
– О! Правда? – переспрашиваю я. – Ты так думаешь?
– Да, – заверяет меня Кейт и хлопает по плечу. – Слушай, сбрось пару фунтов, и у тебя все наладится, обещаю.
В ответ мой живот урчит. Мне нечего курить, и я прошу сигарету у Кейт. Она роется в зеленой бесформенной сумке, и содержимое вываливается на стол.
– Ух ты! – Я беру в руки «Сатанистские стихи». Благодаря тому, что мусульмане ополчились против Рушди, эта книга стала самым модным аксессуаром сезона. Переплет на книге Кейт переломан – значит, она ее читает. А если судить по загнутому уголку страницы, почти закончила. – Ты это читаешь? И как твое мнение?
Кейт корчит гримаску.
– Слишком закручено. Ее захвалили. А ты что думаешь?
– Не читала. – Я пролистываю страницы, чтобы определить, стоит ли. – Я сейчас читаю «Джуда незаметного».
– О боже! Вот в чем корень зла. Хватит с тебя Харди, он слишком мрачный! – восклицает Кейт и хлопает по столу, словно объявляет решение суда. Допив чай, она зажигает две сигареты и дает одну мне.
– Спасибо.
Я длинно затягиваюсь, глядя на Кейт сквозь завиток дыма. Когда никотин затопляет мои вены, приходит головокружительное облегчение. И чувство благодарности.
– Почему ты такая хорошая?
– Потому что большинство моделей думают, что Харди – фамилия двух сыщиков-любителей. Ну, и еще у меня слабость к людям, которые плачут на лестницах, – говорит Кейт. В ее глазах пляшет озорной огонек. – Да ладно, оставайся! Оставайся, будем вместе тусоваться. Устроим веселое лето!
Кейт классная. Слишком классная, чтобы для меня имело значение, что она девушка из «Дебюта» толщиной с зубочистку и в настоящий момент доедает вторую оладью со сливками. Я не могу не улыбнуться:
– Я подумаю.
Ночью, лежа у себя в комнате, я действительно думаю. Год назад в «Милуоки джорнал» на первой странице раздела «Стиль» напечатали статью под заголовком «Выпускница балзамской школы – студентка-модель». В нескольких столбцах с продолжением на странице 14 высказывались ТАМИ! и другие: мол, они «даже не сомневались», что я добьюсь успеха. Без Конрада тоже не обошлось: он назвал меня «классической красавицей» с «безупречной кожей» и «чертами лица, словно выточенными скульптором».
Наши двери буквально не закрывались, автоответчик еле успевал принимать звонки. Знакомые из Балзама бросали мне веселые фразочки вроде: «Не забывай старых друзей, Эм!» или «Автограф, пожалуйста!»
А если я сейчас вернусь домой, что они напишут? «Студентка-модель переросла конкуренцию»? «Незвездный час «королевы молока»? «Аппетит – враг карьеры»?
Самое ужасное, что никакого заголовка не будет. Если я приеду домой, то стану всего лишь девушкой, которая проводит лето у озера, а в этом нет ничего интересного.
Я хочу быть такой, как все, только лучше других.
На улице темно, но светит круглая и тяжелая луна. Еще не полнолуние, однако мне хватит, чтобы исполнить задуманное. Это долго, только я не спешу. Мне не нужна спешка. Мне нужен идеал.
Я смотрю на Синди и Татьяну, Кэрри и Элль, Клаудию, Эшли и Рейчел. Они все со мной: моя поддержка, моя компания.
Как там говорит мама? «Делай, но делай, как следует»? Что ж, девушки, скоро я буду среди вас! Вот увидите!
Глава 16
О ЧЕМ МЕЧТАЮТ СИБИРСКИЕ ДИВЫ
Каждое утро Сэм дает мне список собеседований. Я очень быстро обнаруживаю, что Лондон – очень, очень большой город. Хотя за моим расписанием должна следить сама Сигги, мои встречи располагаются во времени и пространстве совершенно беспорядочно. В десять утра я встречаюсь с фотографом в Сохо, а в 10.30 должна быть в студии в Кемдене, куда надо ехать на метро с пересадкой, а потом еще полмили пройти пешком. Очень удобно: если учесть, что следующая встреча на другом конце города в 11.15 на Оксфорд-стрит (в квартале оттуда, где я начинала).
Но я решила, что обязательно добьюсь в Лондоне успеха, и лихорадочно бросаюсь на каждое задание. Сохо – Кемден – Сохо? Нет проблем, Сэм, эти ботинки просто созданы для пеших прогулок. Ноттинг-Хилл – Кенсингтон – Мейда-Вейл – Сохо – Сити – Кенсингтон? Ничего, Сэм, вода у меня с собой. Сити – Ковент-Гарден – Сити – Кенсингтон – Сити? Не вопрос, Сэм, я знаю, где все общественные туалеты. Найтсбридж – Марилебон – Южный Кенсингтон – Кемден – Челси – Айлингтон? Я бывалая, Сэм. Я эти улицы знаю, как свои пять пальцев! Кентиш-Таун – Клеркенвелл – Ковент-Гарден – Пимлико – Сент-Джеймс? Я секретный агент, Сэм, хитропопая американская модель на операции «Журнальная вырезка»! Сохо – Ламбет – Найтсбридж – Воксхолл – Сохо – Айлингтон – Сохо – Ламбет – Сохо? Что-что ты говоришь, Сэм? Лондон зовет?.. Я справлюсь, Сэм, я справлюсь! Я самая ловкая! Я лучшая! А теперь назови меня агентом «ноль-ноль толстая задница», и ВСЕ СНАЧАЛА!
Две недели в таком духе – и ни одного заказа. Ни одного. (Меня, правда, взял на съемку униформы медсестер один фотограф в Марилебоне, но работа сорвалась. Я плакала). У меня на ногах появились мозоли везде, где они обычно бывают, и в нескольких необычных местах (как вам между безымянным и мизинцем?). Когда я сморкаюсь, сопли у меня серовато-черные. Если говорить о плюсах, я сбросила три фунта благодаря тому, что овладела умением моделей одновременно идти, курить и игнорировать резь в желудке.
– Мне кажется, меня гоняют просто так, – ворчу я однажды вечером, завершив очередной день пробежкой вокруг нашей улицы. – В буквальном смысле слова.
Вивьен перестает красить ногти и машет кисточкой от лака в воздухе.
– Возможно.
Я замираю.
– Что «возможно»?
– Я о таком слышала, – говорит она.
– О чем слышала?
Моя соседка не спеша проводит пальцем по ногтю большого пальца ноги. В ожидании какого-нибудь вразумительного ответа я залпом пью воду. Через дно стакана Вивьен похожа на картину в стиле Ренуара «Девушка с педикюром».
– Они уже гоняли девушек – некоторых, – наконец говорит она.
Стоп…
– Что?!
– Ну, как… – Она описывает ногой круг в воздухе – то ли экспансивный жест, то ли сушит лак. – Посылают их к левым клиентам, безработным фотографам и всякое такое.
Я вспоминаю седого фотографа, с которым встречалась сегодня в Кентиштауне. На его фотографиях лежал такой толстый слой пыли, что я приняла его за «эффект размытости».
– Да какой же в этом смысл?
– А что, разве не очевидно? Избавиться от них.
Избавиться?!
– Н-но почему нельзя сразу сказать им, чтобы уезжали?
Вивьен смотрит на меня так, словно я из Милуоки.
– Ну, это ведь было бы неловко, правда? Представь, что «Дебют» звонит твоему нью-йоркскому агенту и говорит: «Э-э, знаешь, мы думаем, что девушка, которую ты нам прислал…»
– Отстой, – вяло заканчиваю я.
– Отстой, – соглашается она. – Нет смысла их злить, ведь следующая девушка, которую они пришлют, может оказаться настоящей звездой. – Она указывает на себя пальцами: как moi.
Я ударяю кулаком по диванной подушке.
Некоторые модельные агентства, например, «Элит», создают собственную сеть по всему миру. Большинство же заключает неформальные альянсы, которые действуют по бартерной схеме: вы посылаете несколько девушек нам, мы – вам. Расходы оплачивают сами модели: билеты на самолет, жилье, портфолио, печать фотографий, международные телефонные переговоры, даже ксерокс (агентство даст тебе аванс, но не более того), так что агентства почти ничем не рискуют. Все это я знала, но… Заставлять меня бегать просто так?.. Чтобы избавиться?
– Но это же ужасно! – возмущаюсь я.
Я еще не заработала на билет в одну сторону, а что они вытворяют?
– Сочувствую, – говорит Вивьен, хотя по ее виду не скажешь. – Вот так оно.
* * *
Всю ночь я плохо сплю и много курю, а рано утром направляюсь прямо в офис к Сигги.
Глава «Дебюта», конечно, сидит на телефоне и чирикает на каком-то неизвестном мне языке. Я сажусь на стул перед ней и принимаю позу, говорящую: «Не трахайте мне мозги».
Сигги кладет трубку.
– Ты как-то раздражена.
Раздражена?!
– Я не «раздражена», я зла как черт, потому что все мои собеседования – сплошное дерьмо!
Сигги откидывается назад. Волосы у нее торчат еще больше обычного, словно она, как летучая мышь, спала в какой-то пещере вниз головой.
– Ты хочешь сказать, что больше не будешь ходить на собеседования?
Моргает.
– Нет, я…
– Эмили, ты ведь должна ходить на встречи, чтобы получить заказ.
– Я понимаю, просто…
– Вы, американцы, не любите работать ногами, – говорит она, бросая восхищенный взгляд на собственные нижние конечности. – Вы все немножко ленивые. Вас портит телевизор, я так думаю. Или неправильное питание.
Кого она обвиняет в лени, меня или всю мою страну?
– Лично я не ленивая, Сигги. Я просто хочу работать, – заявляю я. – Прошло уже две недели, а я не заработала ни цента.
Моргает.
– Здесь пенсы, Эмили. Не центы, а пенсы. Ты теперь в Англии, и твоя карьера пойдет в гору не сразу.
– У меня всего пара месяцев!
– Вот именно. Вы, американцы, – снова заводит она волынку, – не любите тратить время.
И чем это, интересно, плохо? Теперь я раздражена: в разговоре зазвучали геополитические обертоны, которых я не ожидала. Я бы хотела в ответ сказать что-нибудь обидное про Исландию, хотя, если честно, не знаю об этой стране ничего (видимо, потому что я американка).
– Нет, мы не такие, Сигги…
– Снагги, – поправляет она.
– Послушай, Снагги. Я знаю только одно: ты назначаешь мне отстойные собеседования. Заставляешь бегать впустую, и мне это надоело до чертиков!
– A-а… Вот в чем дело. – Сигги крутится на стуле, наполняет чайник и снова поворачивается ко мне. – Ну, к настоящим собеседованиям ты была еще не готова. – Моргает. – Ты была толстая: тридцать семь дюймов, если помнишь. Хотя, надо признать, сейчас ты выглядишь чуть лучше.
Идут секунды. В воздух поднимается струя пара. Чайник громко щелкает.
– Диета от Снагги! – хихикает она. – Диета от Снагги!
– «Диета от Снагги»! Ты представляешь? Сказать такое: «Диета от Снагги»!.. Кейт!
Глаза Кейт остаются плотно закрытыми: Вайолет, визажистка, растушевывает ее черные тени. Я только что прибежала к подруге в съемочный микроавтобус, который стоит (со специального разрешения) прямо напротив Британского музея. Как только закончится ее шестистраничная фотосессия для «Харперс & Куин», мы хотим пойти за покупками в «Кемден-маркет».
– Нет, не представляю. – Кейт, не открывая глаз, махает в сторону музея. – Ты там уже была? Замечательная коллекция.
– Нет еще… Так что скажешь насчет прозвища? Тебя когда-нибудь заставляли называть человека его прозвищем?.. Кейт?.. Ну, скажи, заставляли?
– Нет. Тебе действительно стоит туда сходить, – говорит она. – Хоть сейчас забеги, пока у меня съемки. Времени будет мало, конечно, но хватит для затравки. В этом музее роскошное собрание египетских произведений искусства, скульптуры из Парфенона…
– Как-нибудь в другой раз, – отмахиваюсь я. И вообще, египетское искусство есть у нас в «Метрополитене», а парфенонский мрамор я видела на слайдах на семинаре по истории искусств. – Разве это не лишает прозвище всякого смысла? Если заставляешь кого-то так себя называть?
– Ну да, – соглашается Кейт, хотя с меньшим жаром, чем мне бы хотелось.
Вайолет оборачивается.
– Эмили, ты не могла бы чуточку отойти? Ты загораживаешь свет.
Я сдвигаюсь на два шага вправо, не совсем понимая, почему Вайолет так суетится, если фотографии черно-белые. А ее «Нескафе»? Да кто вообще его пьет? Он же отвратный!
– Эмили…
Кейт встает и поправляет комбинезончик «Кэтрин Хэмнетт» из черного бархата. Ее огненно-рыжие волосы слегка начесаны, полные губы покрыты нейтральным блеском, глаза обведены черным – самый модный стиль на осень 1989 года, и ей он идет. Невероятно идет.
Кейт вздыхает.
– Мне просто очень не нравится видеть тебя такой расстроенной, вот и все. Ты принимаешь разговор с Сигги слишком близко к сердцу.
– Как же иначе? Разговор же про меня!
– Про тебя и не про тебя, понимаешь?
Теперь вздыхаю я. Почему эти британцы заканчивают каждую фразу вопросом?
Гай, стилист, помогает Кейт надеть «зебровые» полусапожки и застегивает молнии.
– Ой, какие высоченные!
Кейт семенит по кругу и рассматривает сапожки в зеркало. Сюжет съемок – «животные» узоры, и она знает, что сапожки будут в центре внимания, как и пояс, который Гай выбирает из пары дюжин. Все это прислали в журнал дизайнеры в надежде увидеть их на страницах «Харперс & Куин». А после работы их носят редакторы.
– Так, «конский хвост» мне нравится. Возьмем тоже зебру, чтобы не получилась лихорадка в джунглях. Или этот… Или этот, – говорит Гай, вытаскивая из стопки два пояса.
Кейт не колеблется.
– У этого пряжка красивее.
– Согласен, зато этот от Харви Николса, – говорит Гай, проверив этикетки. – Редактор настаивает, чтобы я взял именно этот. Так тому и быть.
– Ах, власть рекламодателей… – бормочет Кейт и смотрит на полусапожки. – А знаешь, я начинаю к ним привыкать. Может, есть шанс купить их выгодно?
– Сомневаюсь, – качает головой Гай. – Они слишком новые. Слишком актуальные. Хотя, возможно, мне удастся их убедить, если ты готова заплатить розничную цену.
– Которая составляет?..
– Двести семьдесят пять фунтов.
– Двести семьдесят пять фунтов? – ахает Кейт. – Козлы! Кто их вообще делает?
– Мано…
– Ну, хватит про сапоги! – сердито обрываю я. Мы отвлеклись от темы – от вашей покорной слуги. И вообще, какая женщина согласится платить столько за дополнительное мучение? – Кейт, что ты имела в виду? «Про меня и не про меня»?
Кейт вздыхает.
– Я хочу сказать, эта работа связана только с твоим лицом и телом, Эмили, а не с душой.
Я закатываю глаза.
– Кейт, если ты собираешься говорить о Будде, я пошла!
Вообще-то, уходит Кейт. Ассистент фотографа ведет ее вниз по лестнице к музейной площади – фон, на котором есть только солнечный свет и каменное здание музея (а значит, идеальный выбор для осеннего сюжета, который снимают в разгаре лета). Зачем женщине рыскать вокруг культурного заведения в узком комбинезоне и полусапожках на стилетах – этот вопрос никого не волнует. А меньше всего – толпу туристов, которые во всех подробностях снимают, как Гай располагает выбранный пояс на несуществующих бедрах Кейт. Вайолет наносит последние и самые последние штрихи, фотограф осматривает композицию.
Не верю – ни единому слову! Работа связана с лицом и телом, а не душой? Что за бред! Кому вообще какое дело до моей души? Ее никому не видно. Нет, главное – это Сигги. Дурацкая, дурацкая Сигги и этот дурацкий город, отставший от моды! А в Нью-Йорке неумолимо завоевывает популярность свежепостриженная Линда Евангелиста. Клаудиа Шиффер стала новой девушкой «Гесс», Наоми Кэмпбелл – британка, между прочим, – красуется на страницах американского «Вог», который только что уволил Грейс Мирабеллу и взял нового редактора: Анну Уинвондерфул, которая, между прочим, тоже из Британии и вовремя сообразила смыться. И они не единственные! Британский дизайнер Кэтрин Хэмнетт в последнем номере британского «Вог» так объяснила решение перенести свои показы в Париж: «Лондон – убогое захолустье. Деньги вкладываются не туда. А в Париже есть шик».
