Текст книги "Студентка с обложки"
Автор книги: Робин Хейзелвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– Нет! Оба этих заказа пришли через фотографов, с которыми я уже работала. Я снималась для каталога с фотографом «Джи-Кью», а с фотографом «Харперс & Куин» я встречаюсь… Байрон, ты должен мне помочь! Ты должен сказать Сигги, чтобы она послала меня в журналы!
– Ты о ком?
Он, наверно, шутит.
– СИГГИ! ГЛАВА «ДЕБЮТ»!
– Нет, я про ФОТОГРАФА! С КАКИМ ФОТОГРАФОМ ТЫ ВСТРЕЧАЕШЬСЯ?
Блиин.
– С Кипом Максвейном.
Несмотря на обстоятельства, я невольно улыбаюсь: Кип!..
Байрон ахает.
– Ты встречаешься с Кипом Максвейном?! Эмили, почему ты ничего не сказала? Он же гигант! ДЖАСТИНА, ДЖАСТИНА, Я ЕЙ ПЕРЕЗВОНЮ! Как долго? Он тебя заказывал?
– Мы делали рекламу для «Гархартс», – довольным голосом говорю я: Кип!.. – Слушай, может, это можно использовать…
– Нет, украшения не берем. Ни в коем случае: слишком старомодно. Редакционный материал есть?
– Нет, но он отснял восемь пленок со мной по всему Лондону. Байрон, я жду не дождусь, когда ты их увидишь! Красота! Лучшие снимки меня вообще!
– Эмили, сейчас послушай меня внимательно. К чертям пробы, это пустая трата твоего времени. Тебе нужны вырезки! Обложка – неплохое начало, но этого недостаточно: найди подход и заставь своего красавчика снять с тобой сюжет в журнале – любом журнале. Тогда все будет в ажуре. Поняла? Я пошел!
Щелк.
Издевательство. У меня осталось всего две недели, чтобы сделать редакционный материал? Две недели? Я только набрала ход. Чтобы сбросить десять фунтов, я перенесла невероятные мучения и выработала привычку выкуривать пачку сигарет в день – кстати о сигаретах, возьму-ка одну… И все это зря?!
– А-а-ар-р-р-ргх!
– Божечки! – говорит Эдвард, заходя на кухню и слыша мой возглас.
Я разворачиваюсь к нему и указываю на него пальцем.
– Эдвард! Это очень важно: где ты будешь через две недели?
– М-м-м, дай подумать… Две недели?
– Да, в середине августа где ты будешь?
– В Корнуолле.
Я хлопаю себя по лбу.
– Там, пожалуй, скучновато, но не так плохо, – невозмутимо продолжает Эдвард. – Хотя в это время года могут быть толпы – самый пик сезона отпусков, и дороги будут забиты!
– У тебя, наверное, был тяжелый денек! Мне так жаль, дорогая!
Кип прижимается губами к моему лбу. Я снова устроила истерику по поводу того, что до «закрытия» Лондона осталось всего две недели. Новость о том, что Кипа тоже не будет – он уедет в Брайтон навестить мать и сестру – меня обрадовала еще меньше. Но потом мы оказываемся на главной достопримечательности студии – медвежьей шкуре. Одно долгое путешествие к Оргазменности, и я искренне шепчу:
– Теперь лучше! Гораздо…
– Это хорошо. – Кип снова меня целует. – И не забывай, – шепчет он. – У тебя остается еще как минимум один хороший заказ – наша обложка для «Х&К».
– Верно… – протягиваю я, хотя, если честно, беседа с Байроном уменьшила мою радость. – А сколько девушек ты на нее снимаешь?
– Несколько.
Я привстаю на локтях.
– Несколько – это сколько?
– Особенную – одну.
В ответ я легонько его пинаю, причем от этого движения морщусь скорее я, чем моя жертва. Едва зашла речь о моей карьере, меня стало заметно подташнивать.
Кип, хохотнув, хватает меня за ногу и начинает ее растирать.
– Если хочешь больше редакционного материала, Эмили, требуй его. Поговори с Сигги. Настаивай, чтобы она послала тебя в журналы.
Еще одна стычка с Сигги?
– Фе, – бормочу я.
– Если хочешь, могу позвонить за тебя.
А потом Сигги устроит обсуждение моей личной жизни? Нет уж, спасибо.
– Нет, это моя карьера. Я поговорю с ней сама. Утром в понедельник, – кряхчу я и переворачиваюсь на спину, как щенок, подставляя лапки массажисту.
– Отлично. Помни, что с ней надо быть тверже. Только так она тебя будет слушать. Все зависит от подхода – и с Сигги, и с редакторами, с которыми ты будешь встречаться. Кстати… – Кип выпускает мою ногу и садится. – Думаю, нам нужно потренироваться.
А я бы предпочла массажик…
– Нее-е-ет, – ною я. – Потом… На выходных!
– Меня не будет.
– Что? – Теперь моя очередь резко сесть. М-м-м. Желудок опять кисло подпрыгивает. – Но почему?
– Ах, дорогая! – Кип гладит меня по щеке. – Заказ в Париже. Но я вернусь вечером во вторник, обещаю!
– Во вторник? А если я уже побываю в журналах ко вторнику?
– И я о том. Давай потренируемся.
Гр-р-р.
Он переплетает свои пальцы с моими.
– Итак, урок номер один. С редакторами модных журналов нужно быть грубой, необщительной и глупой.
– Очень смешно, – обиженно говорю я.
Ну вот, опять Кип уезжает!
– Я серьезно. Чем ты дружелюбнее, разговорчивее, тем более отчаявшейся ты кажешься, а это самое худшее впечатление, какое ты можешь произвести на редактора. Ты должна вести себя так, словно тебе все по барабану. Будь угрюмой.
– Я что, Шон Янг[78]? – ворчу я.
– А что, нет?
Я закатываю глаза: эти британцы считают себя очень остроумными.
– Ну, насколько тупой я должна быть?
– Во-первых, ни под каким предлогом не произноси слов «Колумбийский университет» и вообще «университет». Никакого высшего образования. Это поцелуй смерти.
– Понятно, – фыркаю я.
Байрон мне это тоже говорил, но я решила, что он, как обычно, преувеличивает, и на следующем же собеседовании, когда редактор спросил меня, где я живу, выложила всю подноготную. Если припомнить, заказ я не получила.
– Но почему?
– Очень просто. Чтобы редактор выбрала тебя, ей нужно чувствовать себя выше. Может, ты сейчас и смазливенькая, думает она, но ты глупа и у тебя нет будущего. Рано или поздно ты лишишься своей внешности, и она окажется в выигрыше. Чтобы получить работу, нужно пользоваться их предрассудками.
Смешно. Хотя, надо признаться, это проще, чем говорить на языке чероки.
– Ладно…
– Отлично. Тогда давай потренируемся. Эмили, – шотландский говорок Кипа становится выше на октаву, – скажи мне, где был сделан этот снимок.
Я завешиваю лицо волосами и отрезаю:
– В Нью-Йорке.
– Нет, ты «не знаешь», – поправляет меня Кип. – Давай другой вопрос. Эмили, сколько ты уже работаешь моделью?
– Два года.
Кип качает головой.
– Нет. Ты «не помнишь».
– Ты издеваешься!
– Ничего подобного. Попробуй еще раз. – Кип притягивает меня ближе к себе и начинает целовать меня в лицо, шею, грудь. – Эмили, откуда ты родом?
М-м-м-ф. Желудок перекатывается.
– Меня тошнит.
– А, это такое название города?
Я высовываю язык. Кип пытается его ухватить. Я хихикаю, он осыпает меня поцелуями, от чего я начинаю хохотать… а потом мне становится грустно.
– У нас осталось всего две недели вместе, – бормочу я, когда мы успокаиваемся и моя голова лежит у него на груди. – Даже меньше, если не считать выходные.
– Дорогая, а что, если я сокращу свое посещение родственников? Так будет лучше?
Еще бы не лучше! Я заглядываю ему в глаза.
– На сколько?
– Ну, на день, два. Тогда мы с тобой смогли бы куда-нибудь съездить.
– Ах, Кип! – Я щедро покрываю поцелуями его щеки, лоб и нос. – Куда?
Кип пожимает плечами.
– Сама говоришь, что нигде не была. Куда хочешь поехать? Во Францию? В Испанию? В Италию?
– Ой, куда угодно – но ты как раз вернешься из Франции, так что… в Италию!
Кип ухмыляется.
– Считай, что уже поехали.
Начинаются страстные поцелуи. Кип ложится на спину. Я сажусь на него верхом. Он гладит меня по бедрам и груди. Мы раздеваемся. Я отклоняю голову назад и качаюсь вперед-назад, вперед-назад. Мой желудок тоже качается, булькает и болтается в собственном ритме. Я боюсь, он вот-вот отвалится и закатится под диван.
– М-м-м-м-ф, – постанываю я.
– М-м-м! – стонет Кип.
– М-м-м-ф…
– М-м-м! – Кип двигается быстрее. По его лицу течет пот.
– М-м-м-ф! М-м-м-ф… Я не могу! – Я охаю. – Я не…
– Нет, можешь, дорогая! Можешь! Ну же, давай, девочка! Не сдерживайся! НЕ СДЕРЖИВАЙСЯ!
Как раз когда Кип кончает, меня рвет. На все. Меня рвет несколько часов, пока каждая мышца в животе не съеживается и коврик в туалете не кажется уютным местом для отдыха, а унитаз – чудесным прохладным компрессом на лоб. В следующий раз я просыпаюсь в субботу после обеда, в накрахмаленной хлопчатобумажной постели. На прикроватном столике роза, бутылка сельтерской и записка.
Дорогая!
А я-то думал, ты стонешь из-за меня! Отдыхай и мечтай об Италии.
Жду не дождусь новой встречи.
Твой Кип
Глава 20
ИГРА В ВЫСШЕЙ ЛИГЕ
Таинственное недомогание – не лучшее начало уик-энда (но показательное). Я принимаю вертикальное положение и покидаю студию Кипа только утром в понедельник. В доме № 55 на Саут-Клепхем-Коммон темно и тихо. Я без помех шлепаю босиком по дому, захожу в ванную Эдварда и становлюсь на весы.
Вот оно, прямо под носом: число, за которым я гонялась все лето. Восемь с половиной фунтов.
Я молодец.
Смотрю на весы. Мне казалось, когда я похудею до ста двадцати фунтов, то сделаю что-нибудь такое… этакое: устрою вечеринку, заору от радости или хотя бы съем сыра. Хоть что-нибудь. А теперь я просто довольна. И все. В конце концов, этот вес – то, что от меня и ожидается. «Этаким» было то, сколько я весила раньше.
Говорят, что фотообъектив прибавляет десять фунтов, но это неверно. Так бывает отнюдь не всегда. Все зависит от линзы, от освещения, умения фотографа и дюжины других факторов. И все же нужно быть худой как вешалка, чтобы ужасное – тот самый плохой кадр, когда рука расплющивается о бок или подол врезается в бедро – никогда не случалось. И чтобы добиться этого – того, что есть сейчас, – мне пришлось игнорировать себя, свою внешность как человека и сосредоточиться на весах, на числе. Число черно-белое и простое. Оно сообщит, когда я похудела достаточно.
Теперь достаточно.
Я схожу с весов и поворачиваюсь к зеркалу. Оно не в полный рост, но предыдущие экспедиции в ванную Эдварда научили меня: если встать посередине, я получу вполне приемлемый вид трех четвертей тела. Я смотрю на свое отражение. Хотите честно? Когда сюда приехала, я выглядела лучше. Не такой изможденной. Не такой больной. Теперь мои руки и ноги длинные и хрупкие, как ветки деревьев на фоне зимнего неба, мои груди – не больше чем два бугорка на кучке палочек. Моим аксессуаром должна быть капельница с глюкозой.
На пленке я буду выглядеть потрясающе.
В агрессивном стеганом жакете от «Тьери Мюглер» в сочетании с колючей шевелюрой Сигги похожа на пилота вражеского звездолета. Что ж, я тоже опасна и вооружена. Я с размаху сажусь на стул, достаю сигарету и закуриваю.
– Пошлите меня в журналы.
Сигги отворачивается, наполняет чайник и поворачивается ко мне. Моргает.
Хватит со мной в гляделки играть, исландское ты чучело! Я наклоняюсь вперед и кладу одну руку на стол, другую оставляя свободной для диких и беспорядочных жестов.
– Сигги, я даю вам выбор: или вы посылаете меня в журналы прямо сейчас, или сначала вы меня меряете. Но в любом случае я пойду в журналы, потому что уже август и у меня осталось меньше двух недель, а сделала я только две страницы, этого мало – и Байрону, и, конечно же, мне. Так что выбирайте, и выбирайте прямо СЕЙЧАС!
Я тяжело дышу.
Сигги говорит:
– У тебя собеседования со всеми лондонскими журналами. Первое – где-то через час. У Сэм список.
Сейчас меня сбили бы с ног перышком.
– Ух ты!.. Ладно. Классно.
– Разве не классно? – Мне кажется или Сигги… улыбается? – А когда ты хотела поделиться со мной своей замечательной новостью?
Я озадаченно пожимаю плечами.
– Байрон рассказал мне о тебе и Кипе! Такая радость! Кип – чудесный фотограф! – Сигги переходит на шепот. – Скажи мне, он так хорош, как рассказывают? Он… – Моргает. – Такой же большой?
Та-а-к. Кажется, игра в гляделки – это еще не самое страшное.
Я вскакиваю.
– Э-э… Он классный, Сигги… Еще больше и еще лучше, чем рассказывают, – и бегу к Сэм.
Сигги не обманула. У Сэм список моих собеседований с редакторами, первое из которых начинается через сорок минут («Я тебе обзвонилась!» – с облегчением говорит Сэм.) Я забираю список и выбегаю из офиса. После уикэнда я слабая, а теперь еще и в шоке.
Но, выйдя на улицу, я начинаю недоумевать: зачем было так волноваться?
Видите ли, я уже была на собеседованиях с журналами. Они происходят приблизительно так: ваш агент звонит редактору по заказам моделей и говорит ей – почти всегда это женщина, – что она просто обязана познакомиться с этой шикарной, молодой, перспективной и ни на кого не похожей новой девушкой. Конечно, чтобы собеседование состоялось, агент должен быть ей знаком и надежен (можно обещать богинь и посылать дерьмо, но недолго). Если агент нормальный и редактор ему чем-то обязана, или просто может уделить время, или сама недавно пришла на эту должность, девушку пригласят на встречу.
Все шик-блеск-треск. Проблема в том, что будет дальше. Редактор заказов моделей – нижняя планка на тотемном столбе. Это значит, что она всего год-два назад закончила университет и ее офис – в «кубике». «Кубик» симпатичный, на стенах открытки с эротическими снимками Мэпплторпа, и все-таки это не отдельный кабинет. Вы сидите на стуле, а она листает ваше портфолио, обращая особое внимание на редакционный материал. Она даже крутит фотографии, чтобы прочитать фамилию фотографа. Иными словами, определяет, стоит ли посылать вас к старшему редактору. То есть сама разобраться в этом не может. После этого редактор делает поляроидный снимок, берет вашу визитку, и встреча закончена.
Байрон говорил, что новым лицом можно быть лишь однажды. Он имел в виду, что не следует посещать редакторов до тех пор, пока портфолио не поможет вам выделиться из общей массы. А для этого нужны удачные снимки талантливых фотографов, предпочтительно в солидных журналах. Только вот солидные журналы вас не закажут, пока у вас не будет хорошего портфолио.
Во всяком случае, в Нью-Йорке дела обстоят именно так. Поездив больше часа по Лондону и еще несколько часов проведя в издательском доме «Конде Наст»[79] на Хановер-сквер, скажу вам, что этот пруд ничем не отличается от нашего. Все это время я стараюсь следовать советам Кипа, но быть «грубой, неразговорчивой и глупой» труднее, чем кажется, поэтому в журнале для домохозяек «Гуд хаускипинг» я веду себя тепло и дружелюбно – трудолюбивая молодая мама, которой не терпится превратить праздничные посудные полотенца в симпатичные кухонные занавески. В «Санте» я энергичная и полная энтузиазма, а напоследок, перед тем, как закрылась дверь лифта, кричу «П-п-ока!», сжимая кулак: наполовину прощание, наполовину воинственный клич.
Да, никогда не знаешь заранее, успешно ли прошло собеседование, но насчет этих у меня возникло стойкое чувство, которое можно выразить фразой: «Пришла, умоляла, была послана».
Наконец у меня остается всего одна встреча. Одна.
Но очень важная.
– Эмили Вудс? Сюда, пожалуйста.
Практикантка проводит меня через несколько охраняемых дверей и ведет по коридору. Мы ускоряем шаг, и обложки, висящие в рамках на стене, сливаются в одну. «Воооооогггггг!» – шепчут белоснежные зубы и идеально пухлые губы. «Вог». О господи… Я закусываю губы и пытаюсь сосредоточиться на офисах-«кубиках», которые очень похожи на то, что я только что видела в других редакциях. Мы минуем еще одну дверь, другую и наконец попадаем в конференц-зал.
– Это Эмили Вудс.
Практикантка кладет мое портфолио на узкий стол, такой же спартански строгий, как редактор, которая стоит за ним, и уходит.
– Здравствуйте, Эмили.
– Здравствуйте.
Редактор заправляет за ухо блестящий черный локон и открывает мое портфолио. У меня в ушах отдается биение сердца: «Вог», это «Вог»…
– Вы американка.
– Да.
Я начинаю соскребать лак с ногтя на мизинце. Нужно что-то делать, но что? Как вести себя в стиле «Вог»? Понятия не имею, и потому стою прямая как доска, с напряженным лицом и впалыми щеками, поскольку кусаю их изнутри и боюсь, как бы меня не вырвало.
– Из какой вы части США?
– Не знаю.
Она поднимает глаза.
– Простите?
Извини, Кип.
– Висконсин, – говорю я громче.
– Как интересно!
Я чуть-чуть выпрямляюсь. Если ты из сельской местности своей собственной страны, на тебя всю жизнь будут смотреть пренебрежительно и отпускать фразочки вроде «Да, далеко от дома забралась!». Когда ты из сельской местности другой страны, это «интересно».
Она листает страницы.
– Сколько вам, говорите, лет…
– Мне…
Из боковой двери выходит седая женщина с аккуратным беременным животом в черном платье-футляре и приближается к столу.
– Девятнадцать, – говорю я обеим.
– Лиз! – Первая редактор отпрыгивает назад. – Я и не знала, что вы тут! Лиз, это Эмили. Эмили Вудс.
Которая едва дышит. Пожалуйста, я так хочу вам понравиться, думаю я, пока Лиз Тилберис изучает меня блестящими глазами. Я так хочу вам понравиться!
Но я ей не нравлюсь. Она листает мое портфолио пять, от силы десять секунд и громко захлопывает. Потом прижимает ладонь к обложке, словно пытается ее утопить.
Ох… Внутри меня все падает. Результаты собеседования обычно непонятны, потому что даже те, кто скажет «нет», обратят внимание на твои фотографии, сделают тебе утешительный комплимент вроде «У вас замечательные ноги» или «Вы напоминаете мне такую-то». Ты узнаешь, что получила отказ, только потом, когда тебя просто не закажут или твоему агенту сообщат: «Она не нашего типа». Но это «Вог». Самый главный журнал, который зажигает звезды. Я думаю, им не нужно делать хорошую мину.
Но Лиз улыбается.
– Мы хотим с вами работать, – говорит она и чуть ли не ласково проводит рукой по обложке моего портфолио. – «Вог» хочет с вами работать.
– Ты представляешь? Лиз Тилберис, главный редактор!
Я вскакиваю и пытаюсь щелкнуть каблуками. Это далеко не единственный финт, который я выделываю на протяжении последнего часа. – Круче уже некуда, правда?
– Круче «шефа»? Да-а…
Кейт наполняет мой бокал шампанским и освежает свой, а потом ставит бутылку обратно в ведерко. Я не видела подругу несколько недель. Мы должны были встретиться в агентстве и пойти на чай, но когда я зашла в «Дебют», Сигги выскочила из офиса и сказала, что шампанское уже на льду. Звонили из «Вог» и сделали предварительный заказ. Теперь она убежала за другой бутылкой («Чего-нибудь более подходящего, «Дом периньон» или «Кристал»), а Кейт разделяет мою эйфорию.
– Я еще никогда не была в таком восторге!
Я кручусь медленнее, хотя шампанское все равно плещется в опасной близости от кромки бокала. Я пыталась делать невозмутимый вид – Кейт снималась для британского «Вог» уже три раза, – пока она не призналась мне, что после первого заказа носилась по всему Лондону на спине Ноэля Харли, оглашая визгами ночь. И я перестала сдерживаться.
– Понимаешь, все мои труды окупились – наконец-то! Ну, это только предварительный заказ, но…
В комнату входит Сигги, держа новую бутылку как факел.
– Если ты понравилась Лиз, считай, что тебя взяли. Это всего лишь вопрос времени.
– Времени и верного выбора, – говорит Кейт.
Как недавно выяснилось, время работает против меня.
– Но мне же немного надо: страница, полстраницы – ведь они наверняка будут что-то снимать в августе…
Кейт бросает взгляд на Сигги. Та, выстрелив пробкой от шампанского, говорит:
– Эмили, я думаю, тебе стоит задержаться в Лондоне.
Я пожимаю плечами.
– Ну, если надо, я могу втиснуть еще четыре-пять дней. Тогда я не успею съездить к родителям до начала учебы, что их не очень обрадует, но если речь о «Вог»…
Еще один напряженный взгляд.
– Эм, Сигги имеет в виду дольше, чем на пару дней, – объясняет Кейт.
Я догадывалась, куда они клонят. Я сажусь на стул.
– Сейчас угадаю: вы о том, чтобы пропустить учебу…
Обе кивают.
Я представила лица моих подруг. Будто что-то кольнуло.
– Но мне нравится учиться! Я хочу закончить!
– Я знаю, что хочешь.
Кейт садится на стул рядом и поджимает ноги под себя. Она с головы до ног в белом льне, и почему-то даже в этом маленьком прокуренном офисе похожа на ходячую рекламу духов.
– Это же не навсегда, просто… Возьми пример с меня: я откладываю учебу на год-два, чтобы посмотреть, что получится.
Я допиваю шампанское.
– Или даже всего на семестр, – быстро поправляется Сигги. – Так сделала Лотта. Она приехала на лето и решила остаться. Жила у меня. Ты тоже могла бы. Или у Эдварда – как хочешь.
– А следующим летом? – возражаю я. – Я бы могла сниматься для «Вог» следующим летом.
Кейт ласково трогает меня за рукав.
– Послушай, Эмили, мы уже говорили об этом раньше. Иногда нужно плыть по течению, ловить момент…
– Ковать железо, пока горячо, заготавливать сено, пока светит солнце, да-да-да… – бормочу я и тянусь к бутылке.
Вдруг Сигги пищит и хлопает в ладоши.
– Кип, наверное, в полном восторге!
Я улыбаюсь: Кип!
– Он еще не знает.
– Кип? – переспрашивает Кейт.
Сигги пододвигает ко мне телефон.
– Так чего же ты ждешь? Звони ему!
– Он в Париже.
– Вы, вообще, о чем? – спрашивает Кейт.
– Ой, ты не зна… Эмили встречается с Кипом Максвейном! – кричит Сигги.
Кейт открывает рот. Я возбужденно хватаю ее за плечи.
– Кип – это Кэри!
– Кэри? – не понимает Сигги.
– Неважно.
Я с улыбкой смотрю на подругу. От шампанского мы все разрумянились, но ее веснушчатые щеки как-то побледнели.
– Кип Максвейн… – повторяет она.
Сигги снова резко хлопает в ладоши.
– Кейт, ты что, уже десять минут седьмого! Что ты себе думаешь? Ты должна быть в Хитроу прямо сейчас! Я убью тебя, если ты опоздаешь на этот рейс! И клиенты тоже!
Кейт вздыхает. Половину времени агенты следят за тем, чтобы модели успевали на рейсы… или пытаются исправить последствия их опозданий. Но Кейт – профессионал.
– Я успею, Сигги, – заверяет она.
Тем не менее по настоянию Сигги ставит бокал и берет сумку. Я выхожу следом.
– Так вот, Кип – представляешь? Ты ведь с ним знакома, правда? Он миленький, правда? Я его правильно описала, да?
– Да… Эмили!
Кейт поворачивается ко мне.
Я не могу спокойно стоять и подпрыгиваю на месте. «Вог»! Шампанское! Кип!
– Что? – я останавливаюсь. – Что-то не так?
– Нет, нет! – Она качает головой. Ее глаза подозрительно блестят, но она улыбается. – Кип просто роскошный. Ты права. Вылитый Кэри Коннери.
Мы обнимаемся, и мои глаза тоже блестят. Вообще-то, наполняются слезами. Кейт тоже участвует во всеобщей августовской миграции. Они с Ноэлем едут в Канны прямо из Парижа. Не знаю, когда мы увидимся снова.
Я отступаю назад и промакиваю слезы под ресницами.
– Вот бы ты не уезжала!
– Вот бы ты осталась! – говорит Кейт, быстро моргая. Из ее глаза вытекает слеза и сбегает по щеке. Она ударяет ногой о ступеньку. – Я буду в «Ритце» в Париже следующие четыре дня. Знаешь что, Эмили? Я тебе позвоню. Нам правда надо поговорить. Я…
– КЕЙТ! ЖИВО! – орет Сигги.
– Иду! Иду!
На середине лестницы Кейт хватается за перила и оборачивается.
– Эмили, мне кажется, тебе надо остаться. Останься и посмотри, что будет.
Уже во второй раз я смотрю ей в глаза и говорю:
– Я подумаю.
Мы допиваем шампанское, и Сигги говорит о моей карьере: как ее строить, развивать, оптимизировать. Как только в игру вступит «Вог», меня, конечно, переведут в «Дебют» и Сигги лично возьмется за мои дела.
Потом я выхожу на улицу. Уже смеркается, все куда-то спешат. Устало ступают мужчины в плащах с дипломатами; целенаправленно движутся куда-то обладатели билетов в театр, зарезервированных столиков или ингредиентов долгожданного ужина; быстро шагают те, кто собрался в бар, на вечеринку или на свидание. А я лечу на пузырьках шампанского, в глазах – искры. Кип! «Вог»! «Дебют»! В моей одурманенной алкоголем голове кружится только это.
Но потом… У меня начинают болеть ноги. Я беру в бутербродном баре кофе с салатом, трезвею и задумываюсь о другом: ехать мне или оставаться? «За», пишу я, нажимая ручкой на салфетку. И «против».
Когда я выхожу, уже не смеркается, а темно. На улицах меньше пешеходов и больше бродяг. Но я знаю, куда иду. Захожу в телефонную будку и набираю номер.
Поднимают трубку сразу оба.
– Эм! – кричит папа. – Как ты подгадала: я только что вернулся с работы!
– Что случилось? – спрашивает мама.
Я не удивляюсь. По причинам, так до конца и не выясненным – возможно, потому что они иррациональны, – мама терпеть не может телефон. Дайте ей выбор, звонить или вести машину, и она достанет ключи. «Обменяться новостями» с подругой всегда подразумевает использование авторучки, ну, а телерекламщикам можно только посочувствовать. Вообще-то, я звонила родителям только раз с тех пор, как приехала в Лондон: чтобы сообщить им о приезде. С тех самых пор я пишу им письма на тоненькой бумаге для авиапочты и получаю послания матери с новостями с Балзамского озера, включая захватывающие сводки с фронта борьбы с садовыми вредителями.
– Ничего, – отвечаю я матери. – Я просто звоню, чтобы отметиться.
– Ты беременна?
– Нет.
– Ты попала в тюрьму?
– Мама!
– Люди пользуются телефоном по множеству разных причин, Клэр, – напоминает ей папа. – Эм только что сказала нам, что просто хочет отметиться. Рад слышать твой голос, Эм! Ну, как там у вас – классно? – щебечет папа, дополняя «яном» мамин «инь» и стараясь говорить как можно живее.
Я несколько минут повторяю то, что уже описала в своих, признаюсь, редких письмах. Прелестная сказка, в которой фигурирует красивый городской особняк и три милые девушки, о которых заботится мужчина постарше: ангелы Чарли. Про симпатичные комбинезоны рассказывать можно, про стычки с преступниками лучше умолчать.
– Ой, как здорово! – говорит папа и рассказывает о своем. Рекламные щиты для ярмарки штата имели большой успех. Томми отлично сыграл в предварительном матче. Кстати об играх, пора бежать – они с Ти идут на стадион, «Брюерс» играют против «Уайт сокс», но ты не клади трубку и поговори с матерью. Пока!
– Пока, папа!
– Короче, в чем дело? – выжидательно говорит мама.
– Ни в чем! – щебечу я. Теперь «ян» – это я. – Как твой сад? Решена ли проблема слизней? А пиво бродит?
– Я занимаюсь шпильками для шляп.
– А что это за шпильки? Где их можно найти?
Мама вздыхает.
– Эм, у тебя почти полночь. Не говори мне, что позвонила, чтобы поговорить о слизнях и шпильках.
Можно подумать, кто-то бы мне поверил. Я крепко зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох: сейчас или никогда.
– Я тут подзадержусь в Лондоне.
Слышу только мамино дыхание. Я представляю, как она сидит на кухонной табуретке с прямой спиной и поднятой головой – поза, отточенная до совершенства годами занятий йогой. Она, скорее всего, готовила, и ее волосы собраны в низкий свободный узел, закрепленный огрызком карандаша. На ней деревянные сабо, джинсы и футболка цвета грязи или ржавчины, слегка присыпанная травами и хлебными крошками. Она смотрит на озеро.
– …мама?
– Я тебя слышала.
– Ты ничего не скажешь?
– А что ты хочешь от меня услышать?
По улице несется «скорая помощь» с включенными фарами, но без мигалки. Я провожаю ее взглядом и разглаживаю смятую салфетку о стену будки. Так не пойдет.
– Речь не о том, чтобы оставаться здесь навсегда, всего на несколько месяцев. Подумай о преимуществах. (Пункт первый.) Я заработаю много денег и много сэкономлю.
– Можешь это делать и сейчас.
– (Пункт второй.) Вам больше не придется помогать мне оплачивать учебу.
– Это твое образование, мы рады помогать.
– (Пункт третий.) Если я останусь в Лондоне, я смогу быстрее найти себя, разобраться в том, чем хочу заняться.
– Это делают после окончания университета.
– А почему не начать раньше?
– А зачем тратить время впустую?
– Это не впустую! – Я перешла на крик.
– Впустую! Ты ведешь себя глупо! – Она тоже.
Я стучу кулаком по списку – мы все равно сбились с моего сценария – и выбрасываю его. Салфетка вылетает из будки и пикирует в самого высокого из группы гуляющих парней с черной помадой на губах.
– Меткий выстрел, любимая! – кричит он. Его приятели начинают кривляться и дразнить меня. – Ударь еще, любимая! Да, любимая! Еще, любимая!
– Любимая?.. Эм, кто это говорит?
– Никто, мама, какие-то ребята на улице.
– Ты на улице? Почему? Эм, уже полночь!
– Ударь еще, любимая!
– Эм… Эм, ты пьяна?
Все. Я вцепляюсь в трубку.
– Мама, я остаюсь в Лондоне и хочу, чтобы ты уважала мое решение, – быстро проговариваю я. – Мне уже девятнадцать. Я взрослая.
– Взрослая? – Мама издает резкий смешок. – Тогда ты должна понять, что мириться с твоим решением – это одно, Эм, а уважать тебя за него – другое.
Глава 21
ПРОЯВКА ФОТОГРАФИЙ
Всю ночь я ворочаюсь, не могу заснуть. Как холодно говорила мать! Нет, просто по-свински! В ушах звучит ее резкий смех, отдается эхом… Маниакальный хохот Бастинды – и гудение в трубке после отбоя.
Ночь прошла плохо; зато утром начинается новый день. У меня есть дела поважнее, о них и буду беспокоиться. Например, проба на обложку «Харперс & Куин».
Обложка журнала… Кто не мечтает оказаться на обложке? Какая девушка не воображает себе, что благодаря ее лицу купили тысячу, нет, десять тысяч, нет, миллион экземпляров журнала? Какая модель ни разу не представляла, как заходит в киоск и говорит: «Здравствуйте! Ах, да…» Хи-хи. «Это я. Что? Автограф? Ну, конечно, дам! Как вас зовут? Ах, еще один? Эмили Вудс, подпишусь я на своих волосах.
Обложка. Это так волнительно! И перспектива увидеть Кипа тоже. Я принимаю душ, переодеваюсь, иду в студию и по дороге стараюсь думать только о приятном и не обращать внимания, что все кишки от волнения завязались в узел. Ведь в отличие от кастингов на фотосессиях чувств модели не щадят, особенно если сессия такого уровня. На кону слишком большие суммы и слишком солидные репутации. Если день окажется неудачным, я узнаю об этом сразу.
Когда на площадке все получается, это сразу понятно. Фотограф кричит: «Хорошо!», «Прекрасно!», все улыбаются, особенно заказчик. Тот считает себя маэстро, режиссером общего успеха. Вас спрашивают, когда вас можно пригласить снова, вашему агенту звонят и заказывают вас не только для этого клиента, но для многих других, кого вы и не знаете, – и все потому, что вы великолепны.
Если что-то не получается, тоже понятно сразу – по звуку. Точнее, по его отсутствию. Никто не кричит от радости, не заводит разговор о перспективах. Напротив, все сгрудились за объективом и шепчутся. О вас. Начинается целая кампания шепота, и остановить ее почти невозможно – по крайней мере, вам это не под силу. Вы стоите или сидите на площадке, как в ловушке, и видите, как их глаза мечутся от одной мелочи к другой. До вас доносится как раз достаточно, чтобы понять: вы не зря волнуетесь. «Там слева торчит прядь волос? Нет, вообще я смотрела туда, на прядь у нее за ухом. Как вам ее глаза? Слишком яркие? Недостаточно яркие? Что-то не то – маловаты. Или дело в карандаше? О… они такие и есть, да? Стойте, у нее что-то на левой щеке. Нет, слева. Родинка? Можно ее закрыть? Воротник ровно? Не знаю, не то, и все тут. Может, нам лучше…»
Сегодня первые несколько роликов снимают именно в таком режиме.
– Ну-ка, посмотрим… – Ди, редактор «Харперс & Куин», раздвигает ассистентов, снимает очки такого странного вида, что это даже стильно, и смотрит в видоискатель.
