Текст книги "Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Три
В пятый год путешествия

Вторая летопись сильно отличалась от первой, как и его восприятие. Хиссун теперь меньше расстраивался и меньше удивлялся; это был живой и печальный рассказ, но он не так глубоко затронул душу, как объятия женщины и чаурога. Тем не менее; Хиссун почерпнул множество не известных ему раньше подробностей: об ответственности, о конфликтах, возникавших между разными людьми, из которых никто не признавал правоту другого. Еще он открыл для себя кое-что из области мифотворчества. Во всей истории Маджипуры не было более богоподобной фигуры, чем Властитель Стиамот, воин – Венценосец, сломивший силу зловещих метаморфов; восемь лет поклонения превратили его во внушающее благоговение существо колоссального величия и силы. И хоть миф Властителя Стиамота продолжал жить в сознании Хиссуна, но теперь он смотрел на него глазами Еремайла и лицезрел усталого, бледного, морщинистого, постаревшего раньше времени, сжегшего в сражениях душу. Герой? Конечно, для всех, кроме метаморфов. Но полубог? Нет, просто человек, обычный человек со всеми человеческими слабостями и недостатками. И это важно, об этом никогда не следует забывать, твердил себе Хиссун, начиная сознавать, что именно краденые минуты в Счетчике Душ дарят ему подлинное знание жизни.

Прошло довольно много времени, прежде чем он почувствовал себя готовым вернуться к летописи, тем более что пыль налоговых архивов глубоко засосала его бытие и он страстно желал новых приключений.

Очень хотелось уточнить другую легенду: когда-то давно снаряженное судно вышло под парусами в кругосветное путешествие через Великое Море. Безумие, конечно, если безумие можно замыслить и спланировать. И Хиссун жаждал узнать, что происходило с экипажем. Недолгие поиски открыли ему имя капитана – Синнабор Лавон, уроженец Замка Горы. Хиссун легонько коснулся пальцами ключа, набирая дату, место, имя, и устроился поудобнее, готовый выйти в море.

На пятый год плавания Синнабор Лавон впервые заметил пряди морских водорослей, свивающихся кольцами вдоль корпуса корабля.

Конечно, он понятия не имел, что это такое – никто из людей Маджипуры никогда прежде не видел морской травы: на такие расстояния Великое Море еще не исследовалось. Но каждое утро Синнабор Лавон аккуратно отмечал дату и координаты, так что команда не теряла физического ощущения своего положения в этом бескрайнем и однообразном океане на пятый год путешествия. Синнабор Лавон знал, что сегодня двадцатый год Понтифика Дизимэйла в царствование Венценосца Властителя Ариока и пятый год с тех пор, как «Спьюрифон» вышла из порта Тил-омона в кругосветное путешествие.

Сначала он принял морскую траву за массу морских змей, поскольку на вид она двигалась по своей воле, изгибаясь, скручиваясь, сжимаясь и распускаясь. Она мерцала на спокойной темной воде богатыми сияющими красками, каждая прядь переливалась перемежающимися вспышками зелени, индиго и киновари. Небольшие островки водорослей плыли по левому борту, зато справа укрывали море довольно широкой полосой.

Лавон посмотрел поверх поручней на нижнюю палубу и увидел троицу лохматых четырехруких матросов. Скандары чинили сеть или делали вид, что чинят. Они встретили его пристальный взгляд раздраженными угрюмыми взорами. Как и вся команда, скандары устали от долгого плавания.

– Вы, там! – выкрикнул Лавон. – Забросьте ковш. Поймаем-ка несколько этих змей!

– Змей, капитан? О каких змеях вы говорите?

– Вон там, неужели не видите?

Скандары долго всматривались в воду, потом один снисходительно ответил:

– Вы имеете в виду эту траву в воде?

Лавон вгляделся получше. Трава? Судно уже миновало первые островки, но впереди было еще много обширных скоплений, и он долго пытался проследить одну прядь в спутанной массе. Да, это двигалось так, как обычно свиваются змеи, но не видно ни голов, ни глаз. Хорошо, пусть будет трава.

Он сделал нетерпеливый жест, и скандары неторопливо принялись вытягивать соединительную установку черпака, которым собирали биологические образцы.

К тому времени, как Лавон спустился на нижнюю палубу, небольшой кусок травы подняли из моря, и человек шесть команды столпились вокруг: первый помощник Вормеехт, первый штурман Калимойн, Джоахил Hyp с парочкой своих ученых, Майкдал Хац, летописец. В воздухе витал резкий аммиачный запах. Трое скандаров стояли, отвернувшись, демонстративно зажав носы и что-то ворча. Зато остальные кивали, хохотали, тыкали руками в траву и выглядели более оживленными, нежели за все последние недели.

Лавон опустился на колени рядом с образцом. Несомненно, это была какая-то разновидность морских водорослей. Каждая мясистая прядь длиной в рост человека, шириной с предплечье и толщиной в палец. Они судорожно скручивались и дергались, будто натянутые струны, но с каждой минутой их движения замедлялись, пока они высыхали на солнце, и яркие цвета быстро блекли.

– Спустите-ка черпак еще раз, – бросила Джоахил Hyp скандарам, – только выгружайте в бадью с водой, чтобы они не завяли.

Скандары не шелохнулись.

– Вонь, такая грязная вонь, – буркнул один.

Джоахил Hyp шагнула к ним; маленькая, неутомимая женщина казалась ребенком рядом с гигантскими существами. Она резко взмахнула рукой, и скандары, пожав плечами, принялись за работу.

– Что вы будете с растениями делать? – спросил у нее Синнабор Лавон.

– Разбираться. Это какой-то неизвестный вид морских водорослей, хотя тут, так далеко в море, все неизвестное. Интересно меняется цвет. То ли колебание пигмента, то ли просто оптический обман, вроде игры света на пласте эпидермы.

– А движения? Водоросли не имеют мускулов.

– На это способны многие растения. Небольшие электрические колебания вызывают движение жидкостей во внутренних структурах. Знаете, так называемые «чувствелюшки» на северо-востоке Зимроеля? Прикрикнете на них, и они кланяются. Морская вода – великолепный проводник, а эти водоросли, должно быть, вбирают в себя все виды электрических импульсов. Мы их внимательно изучим. – Джоахил Hyp улыбнулась. – Для нас это просто дар Дивине. Еще неделя пустого моря, и я бросилась бы за борт.

Лавон кивнул. Он чувствовал то же самое, ту же страшную, убийственную скуку, душившую ощущением, будто сам приговорил себя к бесконечному плаванию в никуда. Даже его, отдавшего семь лет жизни на организацию этого путешествия, даже его на пятый год парализовало одиночеством, оцепенением и апатией.

– Сегодня вечером, – попросил он, – расскажите нам о находке. Ну, там, единственная в своем роде новая разновидность морской травы и так далее…

Джоахил Hyp махнула рукой, и скандары, подняв бадью с водорослями на плечи, понесли в лабораторию.

– Завидую, – вздохнул Вормеехт, – будут изучать… – И вдруг вскрикнул – Смотрите, там! Море впереди просто заросло ими!

– Не слишком ли густо заросло, – пробормотал Майкдал.

Синнабор Лавон повернулся к летописцу, невысокому человечку с сухим голосом и бледными глазами, у которого одно плечо было выше другого:

– Что вы имеете в виду?

– Боюсь, как бы не опутало винты, капитан, если трава станет гуще. Я читал рассказы Старой Земли об океанах, где были непроходимые водоросли, и корабли безнадежно застревали в них. Экипажи жили крабами и рыбой, и в конечном итоге погибали от жажды, а суда дрейфовали сотни лет со скелетами на борту.

Калимойн фыркнул:

– Сказки!

– Но если это случится с нами? – поинтересовался Майкдал Хац.

– Такое возможно? – ни к кому конкретно не обращаясь, осведомился Вормеехт.

До Лавона дошло, что все глядят на него. Он внимательно всмотрелся в море. Да, водоросли явно стали гуще. Они скапливались за носом корабля, а их судорожные подергивания заставляли пульсировать и взбулькивать гладкую морскую поверхность. Однако между островками оставались широкие проходы. Возможно ли, что трава остановит такой мощный корабль, как «Спьюрифон»? На палубе воцарилась тишина. Казалось смешным опасаться растительности, но напряженные офицеры ждали решения капитана с таким видом, будто от этого зависела их жизнь.

Настоящую угрозу, подумал Лавон, таят не водоросли, а скука. Последние месяцы путешествие было так не богато событиями, а дни настолько пусты, что всех сковало отчаяние; рассвет распухающего бронзово-зеленого солнца тропиков, поднимающегося со стороны Зимроеля, сменяли сияющие над головой в безоблачном небе луны, а после полудня огненный шар начинал постепенно опускаться к непостижимо далекому горизонту, – и так день за днем. Несколько месяцев не было ни дождей, ни других изменений в погоде. Великое Море заполонило собой всю вселенную. Они не встречали ни земли, ни островков, ни птиц, ни морских животных. При таком положении дел появление морской травы стало очаровательной новизной. Дикое нетерпение сжигало души путешественников, этих преданных науке исследователей, разделивших в свое время точку зрения Лавона на эпические вопросы, и сейчас мучительно переносящих скуку; осознавших теперь, чему посвятили свои жизни в минуту романтической глупости. Никто не ожидал, что все сложится именно так, когда они впервые в истории отправились пересечь Великое Море, занимающее больше половины огромной планеты. Они предвкушали ежедневные приключения, встречи с неведомыми чудовищами, созданными фантазией природы, неизвестные острова, героическую борьбу со штормами, когда небеса раскалываются от молний, окрашивающих облака в фантастические краски. Но никто не ждал однообразной и бесконечной вереницы пустых дней. Лавон уже начал прикидывать опасность мятежа, ведь может миновать и девять, и одиннадцать лет, прежде чем они пристанут к берегу далекого Альханроеля. Человек десять команды уже мечтали повернуть корабль назад, к Зимроелю, бывали минуты, когда он мечтал об этом сам. Да, нужна опасность, подумал он. Можно даже самим придумать опасность, а потом смело пойти ей навстречу.

Возможность риска пробудит от летаргии.

– Мы сумеем справиться с травой, – возвестил он. – Идем вперед.

Но не прошло и часа, как пришлось усомниться в собственных словах. Стоя на капитанском мостике, он устало всматривался во все более густеющие водоросли. Теперь они сбивались островками от пятидесяти до ста ярдов в поперечнике, и проходы между ними сужались. Вся поверхность моря находилась в движении, дрожащая и трепещущая. Под обжигающими лучами висящего над головой солнца водоросли делались все сочнее в цвете, мерцали радужными тонами, будто накачивались солнечной энергией. Лавон углядел существа, шныряющие между спутанных прядей. Одни, довольно, большие, похожие на крабов, многоногие, с шишковатыми зелеными панцирями, и другие, змеевидные, чем-то напоминающие сигидов, пожирали каких-то тварей, слишком мелких, чтобы можно было различить их отсюда невооруженным глазом.

Вормеехт нервно сказал:

– Может, изменим курс?

– Пожалуй, – согласился Лавон. – Впередсмотрящий скажет, насколько далеко тянется эта дрянь.

Его совсем не привлекала перспектива менять курс даже на несколько градусов, боялся, что малейшее отклонение сведет на нет всю его решимость, но все-таки не маньяк же он, прущий напролом невзирая на риск. С другой стороны, хотелось подбодрить команду «Спьюрифон», всех, кто посвятил себя этому грандиозному замыслу.

Золотой век Маджипуры, время героев и великих свершений. Исследования шли повсюду: в пустынном бесплодии Сувраеля, в чащах и болотах Зимроеля, в девственных землях Альханроеля, в Родамаунтском Архипелаге и островных группах, окружающих три материка. Население быстро росло, поселки превращались в города, города становились неправдоподобно огромными мегаполисами; в поисках счастья с соседних миров потоком изливались нечеловеческие переселенцы, – все было оживленным, переменчивым, растущим.

А Синнабор Лавон решился на самое безумное предприятие из всех – пересечь Великое Море на корабле. Никто никогда не отваживался на это. Если смотреть из космоса, половину огромной планеты занимала вода; континенты, несмотря на всю свою величину, как бы сведены вместе в одном полушарии, остальное пространство Маджипуры – пустота океана. И хотя прошло несколько тысяч лет с того дня, когда началась колонизация планеты человеком, на суше все еще оставалось работы с избытком, и Великое Море было предоставлено самому себе да армадам морских драконов, неторопливо пересекающих его с запада на восток в десятилетних миграциях.

Но Лавон был влюблен в Маджипуру и рвался объять все.

Из Амблеморна, от подножия Замка Горы, он добрался до Тил-омона, города на противоположном берегу Великого Моря, а затем, испытывая необоримое желание замкнуть круг, вложил все свои средства и энергию в снаряжение этой экспедиции, судна, чьи запасы напоминали скорее богатый остров. Подобрал экипаж таких же сумасшедших, как он сам, готовых на протяжении десятилетия исследовать неизвестный океан. Теперь и Лавон, и все остальные сознавали, что обрекли себя на непосильную задачу. Но если удастся задуманное и они приведут «Спьюрифон» к восточному побережью Альханроеля, куда еще не приставал ни один трансокеанский корабль, имена их восславят при жизни.

– Эй! – взревел вдруг впередсмотрящий. – Драконы! Хой! Хой!

– Драконы! – подхватили в один голос матросы.

Через шесть месяцев после выхода в океан, «Спьюрифон» встретила первое стадо морских драконов – среди островов, которые они назвали Архипелагом Стиамота, а второе – два года спустя в той части Великого Моря, которой дали имя Впадина Ариока. Оба стада были большими – сотни огромных созданий, – с многочисленными самками, и проходили они далеко от корабля. Сейчас, судя по внешним границам стада, их было не больше пятнадцати-двадцати; несколько гигантских пар, остальные – щенки, едва достигающие в длину сорока футов. На водоросли уже никто не смотрел, внимание привлекли приближающиеся драконы.

Вся команда высыпала на палубу, чуть не танцуя от возбуждения.

Лавон с силой сжал поручень. Он искал риска ради доброго развлечения экипажа, и вот он – риск: в ярости морские драконы несколькими могучими ударами могут искалечить судно, даже столь хорошо защищенное, как «Спьюрифон». Правда, они редко бросались на корабли, если те не нападали первыми, но случалось и такое. Что если эти твари примут «Спьюрифон» за корабль охотников на драконов? Каждый год новое стадо проходило между Пилиплоком и Островом Снов, где разрешалась добыча, и флотилии сильно прореживали их поголовье. Лавон подумал, что самые большие в приближающемся стаде, должно быть, уцелели в той войне, и кто знает, какие возмущенные чувства вызывают у них корабли. Гарпунеры «Спьюрифон» уже приготовились, ожидая сигнала Лавона.

Но нападения не последовало. Драконы, казалось, смотрели как на что-то любопытное, и только. Они пришли кормиться. Достигнув первых пучков водорослей, распахнули необъятные пасти и принялись глотать траву, всасывая вместе с ней и змеевидную, и крабоподобную, и прочую живность океана. Несколько часов звери шумно паслись среди поля водорослей, затем, словно по сигналу, скользнули под воду и в несколько секунд исчезли.

А вокруг «Спьюрифон» опять сияло свободное море.

– Они съели несколько тонн, – пробормотал Лавон. – Многие тонны!

– Зато теперь наш путь очищен, – заметил Калимойн.

Но Вормеехт покачал головой:

– Нет, видите, капитан? Дальше снова водоросли. Причем, все гуще и гуще.

Лавон напряг зрение. Куда ни взгляни, повсюду до самого горизонта тянулась тонкая темная лента.

– А если это суша? – предположил Калимойн. – Острова или атоллы?…

– Со всех сторон? – насмешливо откликнулся Вормеехт. – Нет, Калимойн, мы основательно вляпались в центр этого драконьего пастбища, и не стоит надеяться, что хозяева проели для нас дорогу. Мы в ловушке!

– Всего-навсего трава, – буркнул Калимойн. – Если понадобится, мы прорежем себе путь.

Лавон встревоженно оглядел горизонт. Он начинал разделять беспокойство Вормеехта. Несколько часов назад водоросли тянулись отдельными прядями, потом рассеянными островками, но сейчас, хоть судно и находилось в чистой воде, казалось, будто сплошное кольцо надвинулось, огородив корабль по длине корпуса. Способна ли морская трава задержать судно? Этого никто не знал.

Сгустились сумерки. Жаркий тяжелый воздух порозовел, затем быстро стал серым. С востока на путешественников стремительным потоком нахлынула темнота.

– Утром вышлем лодки посмотреть, что к чему, – объявил Лавон.

После обеда Джоахил Hyp прочитала лекцию о водорослях. Гигантские «алгае», говорила она, нуждаются в тщательном изучении своей запутанной биохимии; и долго рассказывала о комплексной системе цветовой гаммы. Все на борту, даже те, кто отчаялся в туманной безнадежности уныния, столпились вокруг, разглядывая образцы в лоханке, щупали их, размышляли, высказывались. Лавон радовался при виде оживления команды после стольких недель угнетенного отчаяния.

Ночью ему снилось, будто он танцует на воде, исполняя сольную партию в каком-то одухотворенном быстром балете; – водоросли под ногами были прочными и упругими.

За час до рассвета его поднял настойчивый стук в дверь каюты. Это был Скин, скандар, несший третью вахту.

– Идемте скорее, капитан… водоросли…

Размер бедствия был очевиден даже в тускло-жемчужном мерцании зарождающегося утра: «Спьюрифон» шла всю ночь, но, как только теперь стало ясно, морская трава двигалась тоже, и вот корабль оказался в центре тесно сплетенного поля, протянувшегося, по-видимому, до края вселенной. Сейчас, когда первые зеленоватые прожилки солнечного света окрасили небо, все стало похоже на кошмарный сон: единый, нигде не разорванный ковер из триллионов и триллионов спутанных прядей, чья поверхность колыхалась, подрагивала, трепетала и повсюду меняла цвет в нескончаемой игре глубоких четких тонов. Там и тут сновали небольшие твари – нападающие и убегающие. Из густой спутанной массы поднимался столь резкий запах, что продирал до костей. Чистой воды не видно. «Спьюрифон» оказалась столь же беспомощной, как если бы, пройдя за ночь тысячи миль по суше, очутилась в сердце пустынь Сувраеля.

Лавон оглянулся на Вормеехта – первый помощник, такой раздраженный и язвительный вчера, сейчас был холоден и спокоен; а вот и штурман Калимойн, чью бурную смелость сменили жесткий взгляд и плотно сжатые губы.

– Я отключил машины, – сказал Вормеехт. – Намотали на вал водоросли. Роторы забились почти сразу.

– Очистить можно? – спросил Лавон.

– Мы их чистили и чистим, но только включаем – все забивает снова.

Помрачневший Лавон перевел взгляд на Калимойна.

– Сумели установить, какова площадь этой массы?

– К сожалению, мы не можем определить, где она кончается, капитан. Просто не видно.

– А в глубину? Зондировали?

– Это как газон. Лот не опускается.

Лавон медленно перевел дыхание.

– Спускайте шлюпки, надо осмотреться. Вормеехт, пошлите двух ныряльщиков определить толщину слоя, пусть разберутся, где можно поставить защитные экраны, да попросите Джоахил Hyp подняться сюда.

Маленький биолог появилась быстро. Усталая, нарочито бодрая. Опережая Лавона, сказала:

– Я не спала всю ночь, изучала нашу находку. Водоросли затвердевают до прочности металла, тем более, что в них богатая концентрация рения и ванадия.

– Вы обратили внимание, что мы стоим? – перебил Лавон.

Она осталась равнодушной.

– Вижу.

– Мы оказались в древнем предании, где люди покидают корабли, захваченные водорослями. Но мы покинуть не можем, зато можем проторчать тут неизвестно сколько.

– Что позволит изучить сию уникальную экологическую область.

– Возможно, всю оставшуюся жизнь.

– Вы так думаете? – спросила Джоахил Hyp, испугавшись наконец.

– Не знаю. Но я хочу, чтобы вы на какое-то время изменили предмет своих исследований. Поищите средство, которое, помимо открытого воздуха, способно погубить водоросли. Кажется, чтобы вырваться отсюда, придется начинать биологическую войну. Нужен какой-нибудь химический реагент, что-нибудь, что может очистить роторы.

– Поймайте парочку морских драконов, – мгновенно откликнулась Джоахил Hyp, – привяжите у носа корабля и пусть жрут сколько влезет.

Лавон не улыбнулся.

– Обдумайте все, – сказал он, – и доложите.

Потом смотрел, как спускали две шлюпки с четырьмя гребцами в каждой. Лавон надеялся, что подвесные моторы не намотают траву на винты, но напрасно: почти сразу двигатели взревели, задыхаясь, и людям пришлось взяться за весла. Шлюпки начали медленно удаляться, пробиваясь сквозь толщу морской травы, время от времени останавливаясь, чтобы расчистить путь. За пятнадцать минут шлюпки удалились не больше, чем на сотню ярдов от корабля.

Тем временем двое ныряльщиков – человек и хьерт, в масках для дыхания, прорубили отверстие в водорослях у борта судна, исчезли в густой глубине.

Когда спустя полчаса они не появились на поверхности, Лавон обратился к первому помощнику:

– Вормеехт, сколько можно продержаться под водой в таких масках?

– Не больше получаса, капитан. Хьерт, возможно, продержится дольше, но не намного.

– Пожалуй…

– Посылать пловцов не следует.

– Разумеется, – хмуро буркнул Лавон. – Как по-вашему, «Ныряльщик» к ним пробьется?

– Сомневаюсь, но мы должны попытаться. Вызывайте добровольцев.

«Спьюрифон» несла на борту маленькое подводное суденышко, которым пользовались для научных исследований. Его не трогали уже несколько месяцев, но для подготовки к погружению потребовался всего час. Вормеехт выбрал троих добровольцев, и душу Лавона сжало, будто стальной цепью, предчувствие, что он посылает их на смерть. Капитан никогда не видел, как умирают люди, кроме смерти нескольких глубоких старцев, и неожиданная, случайная гибель любого человека была для него событием тяжелым и непостижимым.

Когда задраили люк, «Ныряльщика» лебедкой опустили за борт. Какое-то мгновение он оставался на поверхности, затем работающие на лебедке матросы отключили удерживающие корпус захваты и, подобно толстому сверкающему крабу, «Ныряльщик» начал погружаться. Происходило это медленно. Водоросли плотно стискивали лодку, они оказались такими же прочными на разрыв, как захваты лебедки.

Калимойн выкрикнул что-то из-за рогового пузыря с нижней палубы. Лавон отвел взгляд от поверхности воды и увидел, как отправленные им шлюпки с трудом пробиваются сквозь заросли морской травы. Стояло уже позднее утро, и в ослепительном солнечном свете трудно было понять, куда они направляются. Но, похоже, они возвращались.

Молчаливый Лавон в одиночестве ждал на мостике. Никто не смел подойти к нему. Он уставился вниз на плавучий ковер водорослей, кишащий странными и жутковатыми формами жизни, и думал о двух ныряльщиках, экипаже подводного суденышка и остальных, находившихся пока в безопасности на борту «Спьюрифон». Все они оказались в бедственном и одновременно комичном положении; как легко этого можно было избежать, подумал он, и как легко об этом сейчас рассуждать. И как бесполезно.

Почти весь день Лавон неподвижно проторчал на мостике в молчании, тумане, жаре и зловонии. Затем ушел в каюту.

Позже к нему заглянул Вормеехт с новостями. Экипаж лодки обнаружил ныряльщиков, висящих около замерших винтов. Они были завернуты в плотные кольца морской травы, словно водоросли сознательно окутывали их. Лавон отнесся к такому предположению скептически; люди наверняка сами запутались, подумал он с болью. «Ныряльщик» имел ограниченный запас времени для погружения, и машины чуть не расплавились от усилий, опуская лодку на пятидесятифутовую глубину. Трава, по словам Вормеехта, образовала фактически сплошной слой на десятки футов вглубь от поверхности.

– Что со шлюпками? – спросил Лавон, и первый помощник ответил, что они вернулись в целости и сохранности, только матросы вымотались от изнурительной гребли. За весь день они ухитрились отойти от судна не больше мили и не видели конца морской травы, не нашли они также ни одного прохода в сплошном ковре. На одного гребца напала похожая на краба тварь, она укусила его в спину, оставив царапину, и удрала.

За день положение не изменилось, и никаких перемен не предвиделось. Морская трава цепко держала «Спьюрифон», невозможно было придумать, как освободить корабль.

Лавон бился в тревоге. Он попросил летописца Майкдала Хаца потолкаться среди команды, узнать настроение людей. Часа через два тот возвратился.

– В основном, все спокойны, – доложил. – И хотя кое-кто волнуется, большинство находит наше положение необычайно освежающим после монотонной обыденности последних месяцев.

– А вы?

– У меня свои страхи, капитан. Но хочется верить, что мы найдем способ вырваться. И все-таки, я с удовольствием любуюсь красотой этого необычного пейзажа.

Красота? Лавон не видел здесь ничего красивого. Он мрачно оглядел окружающие судно мили морской травы, бронзово-красной в кровавом закате. Красная дымка поднималась от воды, и в густеющем тумане обитающие на водорослях твари сновали повсюду в огромном количестве, так что похожие на островки спрессованные массы морской травы все время подрагивали. Красота? В чем-то действительно красиво, вынужден был признать Лавон. У него возникло ощущение, будто «Спьюрифон» села на мель посреди огромной картины, где большими мазками мягкой текучей формы нанесен на полотно похожий на сон, сбивающий с толку мир без каких бы то ни было ориентиров, на поверхности которого происходило бесконечное изменение света и цвета. Сам же Лавон относился к морской траве, как к врагу, которого необходимо уничтожить.

Он не спал большую часть ночи, обдумывая всевозможные способы борьбы с нежданным противником.

Утро принесло новый цвет в окружающие водоросли. Они стали бледно-зелеными с желтыми полосами под расхолаживающим, обремененным редкими облаками небом. Вдали виднелись крылья пяти или шести огромных морских драконов, которые, пожирая свой корм, создавали широкие проходы в плавучем ковре. Как было бы хорошо, размышлял Лавон, сумей «Спьюрифон» проделывать то же самое!

Он встретился с офицерами. По их докладам, ночь прошла спокойно и большая часть экипажа была даже очарована необычностью пейзажа, но к утру начала нарастать тревога.

– Люди и так расстроены, тоскуют по дому, – сказал Вормеехт, – а теперь еще новая задержка на несколько дней или недель.

– Или месяцев, лет или навсегда, – проворчал Калимойн. – Как по-вашему, мы когда-нибудь выберемся отсюда?

Голос штурмана был сварливым, напряженным, и голосовые связки, казалось, выпирают по обеим сторонам толстой шеи. Лавон давно уже чуял накатывающий нервный срыв, и все равно оказался не готов к быстроте, с какой распустился его штурман.

Вормеехт тоже выглядел удивленным.

– Вы же сами только вчера убеждали нас: «Это всего лишь трава, мы прорвемся!»– помните?

– Вчера я не понимал, с чем нам пришлось столкнуться, – рыкнул в ответ Калимойн.

Лавон взглянул на Джоахил Hyp:

– Есть вероятность, что эта дрянь движется, равно или поздно взломается и выпустит нас?

Биолог покачала головой:

– Вероятность, конечно, есть, только не стоит на это надеяться. Скорее всего, перед нами квазистабильная экосистема. Течения, разумеется, могут отнести ее в иные районы Великого Моря, но в данном случае они понесут и нас вместе с ней.

– Видите? – мрачно прокомментировал Калимойн. – Безнадежно!

– Пока нет! – оборвал его Лавон. – Вормеехт, сможем мы смонтировать экраны вокруг винтов с «Ныряльщика»?

– Можно попробовать.

– Попробуйте. Пусть наши умельцы поработают над конструкцией экранов. Джоахил Hyp, как насчет химических средств воздействия на водоросли?

– Проверяем, – ответила биолог, – но я не могу обещать.

Никто не мог ничего обещать. Им оставалось лишь размышлять, действовать, верить и надеяться.

На разработку защитных экранов для винтов ушло двое суток. Делали их еще пять дней. Тем временем Джоахил Hyp экспериментировала, изыскивая средства уничтожения водорослей вокруг корабля, но пока без результата.

Замерла, казалось, не только «Спьюрифон», замерло само время. Ежедневно Лавон продолжал наблюдения, производил замеры лагом, вел записи; фактически корабль не стоял – он двигался на юго-запад, проходя по несколько миль в день. Но это был путь в никуда. Связанные массой водорослей, они могли до бесконечности дрейфовать в океане, не встречая суши.

Лавон боялся, что вот-вот сорвется. Он с трудом сохранял прямую осанку, плечи поникли, голова свешивалась на грудь, словно на нее положили тяжкий груз. Он чувствовал старость, чувствовал, как она разъедает его. На нем и только на нем лежала вся ответственность за то, что они не убрались из зоны морских водорослей в ту минуту, когда опасность стала очевидной. Ведь можно же было убедиться в этом за несколько оставшихся часов, твердил он себе, но он наслаждался видом морских драконов и своей дурацкой теорией, будто немного опасности добавит перца в смертную скуку путешествия. Он безжалостно терзал себя, виня за то, что вовлек команду в абсурдное и ненужное путешествие.

Путешествие в десять или пятнадцать лет из ниоткуда в никуда. Зачем? Для чего?

Тем не менее, капитан поддерживал остальных, не давал им пасть духом. Порции вина, выдававшиеся в ограниченном количестве во время путешествия, были удвоены, устраивалось множество вечеринок, развлечений. Лавон распорядился каждой вахте заниматься изучением океанографии, считая, что сейчас не время для ленивой и праздной жизни. Бумаги, заполненные наблюдениями и отложенные для неторопливого изучения в ходе дальнейшего путешествия, начали систематизировать сейчас. Работа была лучшим средством от скуки, нервных срывов и – нового и нарастающего фактора – страха.

Когда были готовы экраны, добровольцы отправились под воду в «Ныряльщике» приваривать их вокруг винтов к корпусу судна. Задача осложнялась необходимостью сделать все крохотными захватами манипуляторов подводного суденышка. После гибели двух ныряльщиков капитан не рискнул посылать людей под воду в обычных масках. Под присмотром искусного механика Дэройна Клауса работы продолжались день за днем, но, к сожалению, шли слишком медленно – тяжелые массы зыби били о корпус, срывая хрупкую сварку, и дело продвигалось с трудом.

На шестой день Дэройн Клаус принес глянцевые фотографии оранжевых пятен на тускло-сером фоне.

– Что это? – спросил Лавон.

– Коррозия корпуса, капитан. Я обратил на нее внимание еще вчера, а нынче утром провел серию подводных съемок.

– Коррозия корпуса? – Лавон заставил себя усмехнуться. – Едва ли такое возможно. То, что вы мне тут показываете, скорее прилипшие к корпусу губки, моллюски или…

– Нет, – возразил Дэройн Клаус, – возможно, тут не очень-то хорошо видно, но вы сами можете убедиться, только спуститесь вниз на «Ныряльщике». Это как вгрызшиеся в металл маленькие рубцы. Я совершенно уверен, капитан.