Текст книги "Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры"

Автор книги: Роберт Сильверберг

Это были родные края четырех скандаров. Они родились в Пилиплоке и начали свою карьеру, обходя города громадной провинции, простиравшейся вверх по реке и в глубь страны на тысячу миль от побережья. Им было приятно видеть знакомую местность, рыжеватые холмы, суетливые городки с деревянными зданиями, и Залзан Кавол начал рассказывать о своей прежней работе здесь, об успехах и неудачах – они тоже случались, правда, редко – о ссоре с импресарио, из-за которой он ушел искать счастья на другой конец Зимроеля. Валентайн подозревал, что тут не все чисто, но спрашивать не стал.

Однажды ночью, подвыпив, скандары даже принялись петь впервые на памяти Валентайна. Песня была мрачная и унылая:

 
Глаза потухли, нет огня.
Ночь – тьмы и стужи пряха.
Темно на сердце у меня.
В душе темно от страха.
 
 
Идем от горя до беды,
В затылок дышат черти,
А позади одни следы —
Следы мои и смерти.
 
 
Осталась далеко земля,
Что с детства нам знакома,
Где ручейки, холмы, поля,
Колодец возле дома.
 
 
А здесь, где тьма со всех сторон,
Суровые законы.
Над морем царствует дракон,
И над землей драконы.
 

Невероятно печальной была песня, и огромные скандары выглядели так нелепо, когда пели, покачиваясь, что Валентайн и Карабелла чуть было не рассмеялись, но на втором куплете Валентайн почувствовал, что песня его трогает, потому что в ней было живое чувство, ведь скандары действительно встретились со смертью и горем, и хотя сейчас они вблизи своего дома, большую часть жизни они провели вдали от него. Возможно, – думал Валентайн, – скандарам вообще трудно на Маджипуре, таким грубым лохматым созданиям нелегко в теплую пору среди более мелких, гладкокожих существ.

Лето кончалось, и в восточном Зимроеле начинался сухой сезон, когда дули южные ветры, деревья засыпали до весенних дождей, настроение, как говорил Залзан Кавол, портилось и нередко случались преступления. Валентайну эта зона показалась менее интересной, чем джунгли средней части континента или субтропики дальнего запада, изобиловавшие красками, но через несколько дней, после более пристального наблюдения он решил, что этим местам свойственна некоторая суровая красота, сдержанная и строгая, совсем не похожая на буйную пышность запада. И все равно он обрадовался, когда после многих дней на этой однообразной и вроде бы бесконечной реке Залзан Кавол объявил, что видны окраины Пилиплока.

Пилиплок был почти так же стар и огромен, как его двойник Пидруд на другом конце континента, но на этом сходство кончалось. Пидруд строился без плана, как попало разбросал свои улицы и бульвары, а Пилиплок сразу стал возводиться с жесткой, почти маниакальной точностью.

Он занимал большой мыс на южном берегу устья Зимра. Там, где река впадала во Внутреннее Море, она была непомерной ширины – шестьдесят или семьдесят миль. Зимр нес с дальнего северо-запада все наносы и обломки, собранные на протяжении семи тысяч миль его быстрым течением. И этот его груз придавал зелено-голубым водам океана темный оттенок, тянущийся, как говорили, на сотни миль. Северный мыс устья реки был меловым утесом в милю высотой и во много миль длиной. Эту ослепительно блестящую белую стену в ясную погоду видно было даже из Пилиплока. Мыс никак нельзя было использовать для гавани, там никогда не было поселений, и он считался святым заповедником. На мысе жили удалившиеся от мира поклонники Леди, и к ним в течение сотен лет никто не вторгался. Пилиплок – иное дело. Город с одиннадцатью миллионами жителей расходился радиусами от своей великолепной природной гавани.

Ряд изогнутых поясов пересекал эти радиусы: внутренние – торговые, затем промышленных зон и зон отдыха, на внешних линиях – жилые кварталы, резко разграниченные по уровню состоятельности и в меньшей степени – по расовым признакам. Пилиплок был густо населен скандарами. Валентайну казалось, что каждый третий в районе порта принадлежит к народу Залзана Кавола, и было несколько странно видеть сразу так много четвероруких гигантов. Здесь жило множество надменных аристократических двухголовых су-сухерисов, торговцев предметами роскоши, дорогими тканями, драгоценностями и редчайшими ручными изделиями мастеров со всей провинции.

Дул упорный горячий южный ветер. Почувствовав его на лице, Валентайн понял, что имел в виду Залзан Кавол, говоря о раздражении, которое вызывал этот ветер.

– Он когда-нибудь утихнет? – спросил он.

– С первыми днями весны, – ответил Залзан Кавол.

К тому времени Валентайн надеялся быть где-нибудь в другом месте. Но возникла заминка. Он пошел с Залзаном на Шконибор-Пирс на восточной окраине гавани Пилиплока договориться о переезде на Остров. Много месяцев Валентайн мечтал побывать в этом городе, на этом пирсе, представлял себе нечто волшебное – широкие проспекты, поразительную архитектуру – и был немало разочарован, обнаружив, что место, где собирались паломники, – обшарпанная, обветшалая постройка с облупившейся зеленой краской и хлопающими на ветру рваными флагами.

Дальше – хуже. Пирс казался пустым.

Залзан Кавол нашел расписание отплытия, висевшее в темном углу, в билетной кассе. Корабли паломников отплывали на Остров раз в месяц, кроме осени, когда дули неблагоприятные ветры. Последний в этом сезоне корабль отчалил неделю назад, а следующий будет через три месяца.

– Три месяца! – воскликнул Валентайн. – Что мы будем, делать в Пилиплоке эти три месяца? Жонглировать? Побираться? Воровать? Прочти расписание еще раз, Залзан!

– Ничего нового в нем я не найду, – ответил скандар.

Он поморщился.

– Пилиплок даст сто очков вперед любому месту, но я не люблю сезона ветра. Вот не повезло!

– В этом сезоне вообще нет никаких кораблей? – спросил Валентайн.

– Только драконские.

– Что это такое?

– Рыбачьи суда. Они охотятся на морских драконов, у которых в это время года брачная пора, они идут косяком, и их брать легко. Драконских судов сейчас полно, но что нам это даст?

– Далеко ли они выходят в море? – спросил Валентайн.

– Как пойдет лов. Иногда они заплывают до архипелага Родмент, если драконы собираются к востоку.

– Где это?

– Это длинная цепь островов, – ответил Делиамбер, – далеко во Внутреннем Море, примерно на полпути отсюда до Острова Снов.

– Они населены?

– Весьма.

– Хорошо. Значит, острова между собой торгуют. Что, если нанять такой корабль, чтобы он довез до архипелага, а там договориться с местным капитаном о доставке нас на Остров?

– Можно попробовать, – сказал Делиамбер.

– Нет такого правила, чтобы пилигримы плыли обязательно на пилигримском корабле?

– Нет, насколько я знаю.

– Рыбачьи суда не будут связываться с пассажирами, – возразил Залзан Кавол. – Они никогда этим не занимаются.

– Может, несколько роалов их заинтересуют?

Скандар пожал плечами.

– Не имею представления. Но ремесло у них прибыльное, пассажиров они станут рассматривать как помеху, а то и как дурную примету. И не согласятся тащиться с нами на архипелаг, если след драконов проходит в стороне от островов. Да и мы не можем быть уверены, что кто-то с архипелага захочет везти нас дальше.

– Кто знает, – сказал Валентайн, – может быть, все легко устроится. Деньги у нас есть, и я лучше потрачу их на морских капитанов, чем проем и проживу за три Месяца в Пилиплоке. Где можно найти этих охотников за драконами?

Этот район порта занимал особняком три или четыре мили, пирс за пирсом, а в гавани стояли десятки больших деревянных кораблей, готовых к только что начавшемуся новому охотничьему сезону.

Все эти корабли были одной конструкции и выглядели, как показалось Валентайну, угрюмыми и зловещими: страшно раздутые в боках, с причудливыми трезубцовыми мачтами, ужасающим зубастым изображением на носу и длинным хвостом на корме. По бокам судно украшали нарисованные красным и желтым глаза, ряды хищных белых зубов. Высокие верхние палубы щетинились куполами для гарпунеров и громадными лебедками с сетями. Платформы, где разрубалась добыча, были покрыты пятнами крови. Валентайну показалось неуместным ехать на мирный священный Остров Снов на таком корабле-убийце, но выбора не было.

Но и этот выход скоро стал казаться сомнительным. Они шли от корабля к кораблю, от причала к причалу капитаны без всякого интереса выслушивали их и тут же отказывали, Говорил в основном Залзан Кавол, так как чаще всего капитаны были скандарами и могли отнестись к нему полюбезнее, Но и его уговоры не действовали.

– Вы будете отвлекать команду, – сказал первый капитан. – Начнете путаться между снастями, страдать от морской болезни, и понадобятся особые услуги.

– Мы не берем пассажиров, – отказал второй. – Это против правил…

– Архипелаг не в той стороне, куда мы собираемся плыть, – ответил третий.

– Говорят, – сказал четвертый, – что если драконское судно идет в море с чужаками на борту, оно не вернется в Пилиплок. Зачем мне испытывать судьбу.

– Мне нет дела до пилигримов, – сказал пятый. – Пусть Леди, если хочет, перенесет вас на Остров, а на моем корабле вам нечего делать.

Шестой тоже отказался, добавив, что ни один капитан не возьмет их.

То же сделал и седьмой. Восьмой, услышав, что группа сухопутных шляется по докам, вообще отказался разговаривать.

Девятый капитан, старый седой скандар с потускневшим мехом, без зубов, оказался более любезным, хотя и не пожелал взять их на свой корабль. Но зато он дал совет:

– На пирсе Престимиона вы найдете капитана Гарцвела с «Бренгалина». Гарцвелу в последнее время не везет, и все знают, что с деньгами у него туго. Я слышал на днях в таверне, что он пытался занять денег на ремонт своей посудины. Может быть, доход с пассажиров будет ему сейчас кстати.

– А где этот пирс Престимиона? – спросил Залзан Кавол.

– В самом конце, за Деккеретом и Кинникеном, как раз к западу от склада утиля.

Склад утиля, похоже, – самое подходящее место для «Бренгалина», – подумал Валентайн, когда через час увидел судно капитана Гарцвела. Оно было вполне подходящим, чтобы пустить его на дрова, меньше и старше, чем все остальные корабли. Когда-то у него, видимо, был проломан и корпус, но отремонтировали его плохо, и один борт странно покосился.

Нарисованные по ватерлинии глаза и зубы потеряли блеск, носовое изображение перекосилось, хвостовые зубья были отломаны футов на десять – может быть сильным ударом дракона, мачты тоже заметно укоротились. Команда, лениво поглядывая на посетителей, без особого рвения смолила и свертывала веревки и паруса.

Капитан Гарцвел выглядел таким же потрепанным и изношенным, как и его корабль.

Он был скандаром, но карликом, с одним глазом и обрубком вместо левой внешней руки.

Тусклый и грубый мех, сгорбленные плечи, весь его вид говорил об усталости и бедах.

Но он тут же просветлел, когда Залзан Кавол заговорил насчет поездки до архипелага.

– Сколько вас?

– Двадцать. Четыре скандара, хьерт, урун, пятеро людей и один чужак.

– Все пилигримы?

– Да.

Гарцвел быстро изобразил знак Леди и сказал:

– Ты знаешь, что на драконский корабль брать пассажиров не полагается. Но я обязан вознаградить Леди за ее милости прошлом и сделаю исключение. Плата вперед?

– Конечно, – сказал Залзан.

Валентайн с облегчением вздохнул. Это было жалкое ободранное судно, а Гарцвел, наверное, третьесортный навигатор, страдающий от неудач или от неумения, но он хочет взять их, а никто больше не соглашается.

Гарцвел назвал цену и ждал с явной тревогой. Он запросил меньше половины того, что они безуспешно предлагали другим капитанам, но Залзан Кавол, торговавшийся по привычке и из гордости, предложил на три роала меньше. Гарцвел, заметно приунывший, скинул полтора роала, Залзан Кавол намеревался выторговать еще несколько крон, но Валентайн, пожалев несчастного капитана, быстро прервал торг, сказав:

– Договорились. Когда отплываем?

– Через три дня, – сказал Гарцвел.

На деле вышло – четыре, Гарцвел неопределенно говорил о каких-то мелких починках, которые, как обнаружил Валентайн, оказались починкой самых серьезных дыр. Раньше капитан не мог этого сделать. По слухам, которые Лизамона собрала в портовых тавернах, Гарцвел пытался заложить часть будущего улова, чтобы нанять плотников, но желающих не нашел. Лизамона сказала, что у него плохая репутация: недальновидный, невезучий, плохо платит команде. Однажды он упустил целый косяк морских драконов и вернулся в Пилиплок с пустыми трюмами, а в другой раз потерял руку, потому что принял еще живого маленького дракона за мертвого, а в последнем плавании его корабль получил от разъяренного дракона такой удар, что чуть не пошел ко дну.

– Наверное, нам лучше вплавь добираться до Острова, – закончила Лизамона.

– А может мы принесем нашему капитану удачу, – сказал Валентайн.

Слит засмеялся.

– Если можно было бы попасть на трон только благодаря оптимизму, милорд, ты к Зимнему дню был бы уже в Замке.

Валентайн тоже засмеялся. Но после бедствия в Пьюрифайне он слегка опасался, что принесет своим друзьям новые беды на борту этого злосчастного корабля. Ведь они шли за ним в сущности из-за того лишь, что поверили в сны, колдовство и загадочное представление метаморфов. Ему будет очень больно, если он принесет им новую беду! Однако Валентайн испытывал большую симпатию ко всеми оплеванному безрукому Гарцвелу.

Такой бедолага-моряк как раз подходящий кормчий для еще более незадачливого Коронованного, который ухитрился за одну ночь потерять трон, память и личность!

Накануне отплытия Виноркис отвел Валентайна в сторону и встревоженно сообщил:

– Милорд, за нами следят.

– Откуда ты знаешь?

Хьерт улыбнулся и расправил клювом оранжевые усы.

– Тот, кто занимается мелким шпионажем, всегда узнает себе подобных. Я обратил, внимание на седого скандара, слонявшегося у доков в последние дни, и расспросил ребят Гарцвела. Один из корабельных плотников сказал мне, что этот скандар интересовался пассажирами Гарцвела, тем, куда они едут.

Валентайн почувствовал беспокойство.

– А я надеялся, что мы сбили их со следа в джунглях!

– Они, очевидно, снова обнаружили нас в Ни-мое, милорд.

– Тогда постараемся еще раз отделаться от них на архипелаге и не попадаться на глаза другим шпионам. Спасибо, Виноркис.

– Не стоит благодарности, милорд. Это мой долг.

Когда корабль отошел от причала, дул сильный южный ветер. Во время посадки Виноркис искал глазами любопытного скандара, но того нигде не было видно. Он сделал свое дело, – предположил Валентайн, – а дальше собирать сведения о нас для узурпатора будет другой.

Они держали путь – на юго-восток: драконским кораблям привычно было идти против вечно враждебного ветра. Это был изматывающий труд, но его нельзя было избежать, потому что морских драконов можно было ловить только в этом сезоне. У «Бренгалина» был дополнительный мощный двигатель, но какой от него прок, если на Маджипуре не хватало горючего.

Неуклюже, но величественно «Бренгалин» повернулся боком к ветру и двинулся из гавани Пилиплока в открытое море.

Это было самое маленькое море Маджипуры, Внутреннее, отделявшее восточный Зимроель от западного Альханроеля.

Пять тысяч миль от берега до берега не пустяк, однако Внутреннее Море было просто лужей по сравнению с Великим Океаном, занимавшим большую часть другого полушария и недоступным для навигации – тысячи и тысячи миль открытой воды. Внутреннее Море было более доступно человеку по размеру, тем более что посреди него поднимался Остров Снов, достаточно большой, чтобы на планете меньшего размера считаться континентом, и несколько гряд других островов.

Морские драконы непрерывно мигрировали. Они двигались вокруг планеты годами, даже десятилетиями. Наверное, десятки больших стад их жили в Океане, постоянно путешествуя с запада на восток. Каждое лето одно стадо шло через Великий. Океан мимо юга Нарабала и южного побережья Зимроеля к Пилиплоку.

Тогда охота на них запрещалась, потому что в это время в стаде появлялось множество стельных самок. К осени рождались малыши, стадо приплывало в продуваемые ветром воды между Пилиплоком и Островом Снов, и начиналась ежегодная охота. Из Пилиплока выходило громадное количество судов. Стада теряли и старых, и молодых, а оставшиеся в живых возвращались в тропики, пройдя с юга Остров Снов, огибали длинный Стоенцар – мыс Альханроеля и направлялись на восток к Великому Океану, где плавали без помех, пока не наступало время снова огибать Пилиплок.

Из всех животных Маджипуры морские драконы были самыми огромными. Рождались они крошечными, не более пяти – шести футов длиной, но росли всю жизнь, а жизнь их была долгой, хотя никогда никто не знал ее продолжительности. Гарцвел, пригласивший пассажиров столоваться вместе, оказался весьма разговорчивым, когда его тревоги остались позади, и рассказывал легенды о морских драконах. Один, пойманный в царствование лорда Молибора, имел в длину сто девяносто футов, другой – во времена Конфалума – двести сорок. Во времена, когда Понтификом был Престимион, а Коронованным – лорд Деккерет, был пойман морской дракон в двести футов, но чемпионом, как говорил Гарцвел, был дракон, нахально появившийся почти у входа в гавань Пилиплока при лорде Кинникене: тот, по утверждению верных свидетелей, был длиной в триста пятнадцать футов. Он ушел невредимым, потому что весь флот кораблей находился далеко в море. Это чудовище так и назвали – дракон лорда Кинникена. Говорили, что он появлялся несколько раз в последующие столетия. Последний раз его видели при лорде Вориаксе, но никто не метнул в него гарпун, потому что среди охотников у него была зловещая репутация.

– Теперь у него, наверное, пятьсот футов в длину, – закончил Гарцвел, – и я молюсь, чтобы честь измерить его выпала кому-нибудь другому, если этот дракон вернется в наши воды.

Валентайн видел маленьких драконов, убитых, выпотрошенных и высушенных, продававшихся на рынках по всему Зимроелю, и однажды попробовал их мясо, темное, жесткое, с резким привкусом. Так приготовлялись драконы меньше десяти футов длиной. Мясо более крупных – до пятидесяти футов – разрубалось и продавалось свежим на восточном побережье Зимроеля, но на далекие от моря рынки не поступало из-за трудности транспортировки.

Драконы свыше пятидесяти футов не годились для еды, но из них вытапливали жир для различных целей.

Кости морских драконов всех размеров использовались в строительстве, потому что отличались крепостью стали, а добывались куда легче, а яйца драконов, сотни фунтов которых находили в брюхе взрослых самок, имели медицинскую ценность. Драконья кожа, драконьи плавники – все шло в дело, ничего не выбрасывалось.

Предлагая гостям фляжку голубоватой жидкости, Гарцвел говорил:

– Это, например, драконье молоко. В Ни-мое или Кинторе за такую фляжку дают десять крон. Попробуйте.

Лизамона недоверчиво отхлебнула и тут же выплюнула на пол.

– Драконье молоко или драконья моча? – спросила она.

Капитан холодно улыбнулся.

– То, что ты выплюнула, в Долорне стоило бы тебе не меньше кроны, и ты еще считала бы, что тебе повезло.

Он протянул фляжку Слиту, и поскольку тот отказался – Валентайну. После минутного колебания Валентайн смочил в ней губы.

– Горькое, – сказал он, – и вкус затхлый, но не так, чтобы совсем ужасный. Как оно действует?

Скандар хлопнул себя по бедрам.

– Возбуждает, – прогудел он, – разгоняет по жилам кровь, удлиняет жизнь.

Он указал на Залзана Кавола, который, не спрашивая, сделал большой глоток.

– Видите? Скандары знают! Мужчину из Пилиплока не нужно уговаривать выпить это!

– Драконье молоко? – спросила Карабелла. – Разве они млекопитающие?

– Да. Яйца созревают внутри, а детеныши рождаются живыми, по десять-двенадцать в помете. На брюхе самки ряды сосков. Тебе кажется удивительным – драконье молоко?

Я думала, что драконы – рептилии, – сказала Карабелла, – а рептилии не дают молока.

– Лучше подумай, что драконы – это драконы. Хочешь попробовать?

– Нет, спасибо, – ответила она. – Мою кровь не нужно разгонять.

Обеды в капитанской каюте были, по мнению Валентайна, лучшей частью путешествия. Гарцвел был самым добродушным из скандаров и держал хороший стол с вином, рыбой разных сортов, мясом, включая и драконье. Но корабль его скрипел и трещал, был плохо построен и плохо обихожен, а команда, состоящая из дюжины скандаров и братии хьертов и людей, была необщительной и часто откровенно враждебной. Эти охотники за драконами даже на таком нищенском судне, как «Бренгалин», вели себя гордо и сдержанно и злились на присутствие чужих.

Только один Гарцвел отличался гостеприимством. Он явно был благодарен пассажирам, поскольку они дали ему возможность отправить корабль в море.

Теперь они были далеко от земли, в унылом краю, где бледно-голубой океан сливался с таким же небом, стирая всякое ощущение места и направления. Курс лежал на юго-восток, и чем дальше они отходили от Пилиплока, горячее становился ветер. Теперь он был жарким и сухим.

– Мы называем ветер нашим посланником – сказал Гарцвел, – потому что он идет прямо из Сувраеля. Это маленький подарок Короля Снов, такой же замечательный, как и все его дары.

Море было пустым: ни островов, ни дрейфующих обломков, никаких признаков чего-либо, даже драконов. Значит, драконы шли далеко от побережья, как иногда случалось, и грелись в тропических водах близко к архипелагу.

Драконы показались через неделю. Гарцвел предсказал их появление за день, увидев во сне, что они рядом.

– Все капитаны видят во сне драконов, – объяснил он. – Нас что-то с ними связывает, мы чувствуем, когда драконы приближаются к нам. Есть одна женщина-капитан, ее зовут Гидраг. Она видит драконов во сне за неделю, а иногда и раньше. Идет прямо на них, и они всегда там. Я не такой способный, я их чувствую самое большее за день. Но таких, как Гидраг, больше нет. Я делаю, что могу. Мы увидим драконов через десять-двенадцать часов, это я гарантирую.

Валентайн мало верил в это, но в середине дня дозорный завопил:

– Эй! Драконы идут!

Великое множество драконов – сорок, пятьдесят, а то и больше шло прямо перед носом «Бренгалина»» Толстобрюхие неграциозные животные, широкие поперек, как сам корабль, с длинными толстыми шеями, тяжелыми треугольными головами, короткими хвостами, заканчивающимися яркими плавниками, и выступающими костяными гребнями во всю длину сильно выгнутой спины.

Самое странное, что у них были крылья – по сути, украшение, потому что такое громадное существо просто не могло подняться в воздух, но выглядели они не украшениями, а настоящими крыльями, темными, складчатыми, – как у летучей мыши. Они вырастали под шеей дракона и доходили до половины длины его тела. У большей части драконов крылья были сложены, но некоторые полностью развернули их и, помахивая ими, двигались с поразительной скоростью.

В основном тут были молодые драконы, от двенадцати до пятидесяти футов длиной, много новорожденных, шестифутовых, свободно плескавшихся или державшихся за соски матерей. Но среди этой мелочи было несколько чудовищ, сонных, наполовину погруженных в воду. Их спинные гребни поднимались над водой, как холмы на плавучем острове.

Они были невообразимо грузными. Трудно было судить о полном их размере, так как задняя их часть была глубоко в воде, но выглядели они по крайней мере не меньше корабля. Валентайн, проходя по палубе с капитаном, спросил:

– Нет ли здесь лорда Кинникена?

Капитан снисходительно улыбнулся.

– Ну, дракон Кинникена, наверное, втрое больше этих. Нет, даже еще больше. Эти едва ли ста пятидесяти футов. Я видел куда крупнее.

Валентайн пытался представить себе дракона втрое больше самого крупного из этих, но не мог. Это все равно, что воочию представить себе всю Гору Замка: человеку это просто не доступно.

Корабль двинулся вперед для убийства.

Вся операция была точно рассчитана. Были спущены лодки, на носу каждой скандар с острогой. Лодки спокойно двигались мимо кормящих самок. Скандар пронзал одну здесь, другую – там, распределяя убийство матерей таким образом, чтобы не вызвать полной гибели всех малышей.

Молодые били хвостами по лодкам. Когда лодки вернулись к кораблю, были спущены сети для подъема добычи. Только взяв с десяток молодых драконов, охотники принялись за большую игру. Лодки были втянуты наверх, а гарпунер, громадный скандар с синей полосой поперек груди, где мех был содран много лет назад, занял место в куполе. Он не спеша выбрал оружие, закрепил его в катапульте, а Гарцвел в это время маневрировал кораблем, чтобы дать гарпунеру возможность точно ударить по выбранной жертве. Гарпунер прицелился. Драконы беззаботно плыли. Блеснуло древко выпущенного гарпуна, он до половины вонзился в выпуклое плечо девяностофутового дракона, и море сразу ожило.

Раненый дракон со страшной яростью хлестал по воде хвостом и развернутыми крыльями, как бы желая взлететь в небо и утащить с собой «Бренгалин». При первом его крике матери-драконы распустили крылья, собрали под них своих детенышей и стали удаляться, мощно колотя хвостами, в то время как крупнейшие в стаде, настоящие чудовища, просто скрылись из виду, уйдя в глубину. Осталось с десяток полувзрослых драконов, знавших, что случилась какая-то беда, но не понимавших, как действовать. Они плавали широкими кругами вокруг раненого товарища, полуразвернув крылья и слегка хлопая ими по воде. Тем временем гарпунер в полном спокойствии выбрал оружие и метнул второй, а затем третий гарпун в жертву.

– Лодки! – закричал Гарцвел. – Сети!

Началась кутерьма. Снова спустили лодки, и охотники строем двинулись к кольцу встревоженных драконов, бросая в воду гранаты, которые взрывались с глухим буханьем, распространяя толстый слой ярко-желтой краски. Взрывы и, видимо, краска привели оставшихся драконов в неописуемый ужас. Они быстро скрылись из виду, яростно хлопая хвостами и крыльями.

Осталась только жертва. Дракон был жив, и держали его крепко. Он тоже поплыл, потянув за собой «Бренгалин», заметно теряя силы.

Лодочники своими гранатами старались заставить дракона плыть к кораблю, и в это же время была спущена громадная сеть, каким-то внутренним механизмом она раскрылась, растянулась на воде и снова сомкнулась, как только дракон запутался в ней.

– Лебедки! – заорал Гарцвел.

Сеть поднялась из воды.

Дракон метался. Его громадный вес заставил корабль опасно накрениться.

Гарпунер в куполе схватил катапульту всеми четырьмя руками и с яростным воплем метнул гарпун. Послышался ответный звук – глухой агонии. Гарпун вонзился в голову дракона как раз позади громадных, как тарелки, зеленых глаз. Мощные крылья последний раз страшно ударили по воздуху.

Остальное уже было делом мясников.

Лебедки свое сделали, дракон лежал на платформе, началась разделка.

Валентайн некоторое время следил за кровавым зрелищем, но потом ушел вниз, а когда через несколько часов вернулся, на палубе лежал чистый, как музейный экспонат, скелет дракона, и охотники разбирали его.

– Ты почему такой хмурый? – спросила Карабелла.

– Не могу оценить это искусство, – ответил Валентайн.

Ему казалось, что Гарцвел мог бы забить большой трюм корабля этим косяком драконов. Однако капитан взял только нескольких малышей и одного взрослого, да и то не самого крупного, остальным же дал уйти. Залзан Кавол объяснил, что взяли лишь столько, сколько дозволялось Коронованными прошлых столетий, заботившимися о том, чтобы драконы не вымерли. Стадо можно сократить, но нельзя уничтожать, и если корабль вернется из плавания слишком быстро, его проверят и строго накажут.

Кроме того, важно было быстрее поднять на борт пойманных драконов, пока не появились хищники, и как можно скорее разделать, а команда, охотящаяся с чрезмерной жадностью, не сможет управиться с добычей достаточно эффективно и прибыльно.

После первой сезонной охоты команда Гарцвела несколько смягчилась.

Охотники кивали пассажирам, иногда даже улыбались, работу выполняли радостно. Уже не молчали угрюмо, а смеялись, шутили и пели на палубе.

 
Красив и смел лорд Молибор
С драконами поспоря,
Однажды он спустился с гор
И тут же вышел в море.
 
 
Над ним синели небеса,
День гулок был и светел.
И золотые паруса
Наполнил свежий ветер.
И лорд суров был у руля,
И пенилась пучина.
Он звал на битву короля —
Дракона-исполина.
 
 
Давно легендой стала быль —
Бой лорда и бритона.
Тянулся целых тридцать миль
Один лишь хвост дракона.
 
 
Был Молибор красив и смел
Он жил и умер гордо.
 

– Смотри, – сказала Карабелла, – там Залзан Кавол.

Валентайн взглянул. Скандар стоял у поручней, сложив руки, и хмурился.

Похоже, песня ему не нравилась. Что это с ним?

 
Проклятый ящер лорда съел,
Нет больше в мире лорда.
 
 
Моряк, твой парус над бедой,
И не всегда победа.
Ты можешь завтра стать едой
Дракона-людоеда.
 

Валентайн засмеялся и хлопнул в ладоши. Залзан Кавол, негодуя, стремительно подошел к нему.

– Милорд, как ты терпишь такое непочтительное…

– Потише с «милордом», – сказал ему Валентайн. – А почему непочтительное?

– Неуважение к страшной трагедии! Неуважение к покойному Коронованному!

– Залзан Кавол, – мягко возразил Валентайн, – неужто ты такой почитатель респектабельности?

– Я знаю, что правильно и что неправильно, милорд. Насмехаться над смертью лорда Молибора – это…

– Полегче, дружище!

Валентайн положил руку на локоть скандара.

– Лорд Молибор давно умер, теперь ему все равно. А я с удовольствием послушал песню. Если я не оскорблен, что же тогда с тобой?

Но Залзан Кавол продолжал ворчать:

– Позволь мне сказать, милорд, ты еще не вполне освоился со своим положением. На твоем месте я запретил бы рыбакам петь эти песни в твоем присутствии.

Валентайн широко улыбнулся.

– А какое им дело до моего присутствия? Я всего лишь пассажир. Выскажи я что-либо подобное, меня тут же выкинут за борт, на корм драконам. Подумай об этом, Залзан, и успокойся, друг. Глупая матросская песня, только и всего.

– Но…, – прошептал Залзан Кавол.

Он отошел.

– Он все принимает всерьез.

Карабелла засмеялась.

– Да, – согласился Валентайн. – Милая, окажи мне услугу: когда моряки закончат работу, отведи в сторону одного – вон хоть того, рыжебородого, пусть он научит тебя словам этой песни. А потом научишь меня. Может быть, Залзан Кавол улыбнется, если я сам спою ее?

Прошла неделя, прежде чем они снова увидели драконов. За это время песенку выучили не только Валентайн и Карабелла, и Лизамона Халтин с удовольствием распевала ее своим хриплым баритоном. Но Залзан Кавол по-прежнему хмурился и недовольно фыркал, слыша ее.

Второй косяк драконов был больше первого, и Гарцвел разрешил взять примерно две дюжины маленьких, одного среднего и одного большого футов на сто тридцать. Так что в следующие несколько дней работали не покладая рук. Палуба стала пурпурной от крови, по всему кораблю сложены груды костей и крыльев, пока команда не рассортировала все это по размерам и не унесла вниз.