Текст книги "Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)
Места, которые он проверял по своему списку, стали теперь неуютно реальными – Вайели, Домгроув, Визферн. Последний они только что миновали: со скучившимися в центре лавками и административными зданиями в окружении домиков, от которых тянулись наружу, по кольцу, фермы; каждый городок располагался в небольшой долине, где имелась речушка, текущая вниз по склону холма и теряющаяся где-то на равнине. Они были пусты сейчас или почти пусты, осталось лишь несколько замешкавшихся, остальные уже шли по тракту, ведущему к побережью.
Еремайл не сомневался, что, зайди он в любой дом, и найдет там книги, гравюры, картины, всяческие безделушки, даже домашних животных, возможно, забытых в спешке. А завтра все это обратится в пепел. Но местность вокруг кишела Меняющими Форму. Столетиями поселенцы жили здесь под угрозой неумолимого жестокого врага, проникавшего из леса под личиной друга, возлюбленной, сына, и всегда только с одним намерением – убить. Тайная, бесшумная война между лишенными прав аборигенами и теми, кто пришел после них, война, неизбежная с тех самых пор, как первые поселки на Маджипуре переросли в города и расползлись, занимая плодородные земли и поглощая все больше и больше владений местных уроженцев. А теперь все пожирающий огонь подведет итог в этой судорожной борьбе между людьми и Меняющими Форму, и ничто не в силах его изменить. И Вайели, и Домгроув, и Визферн должны быть разрушены, чтобы прекратить мучительную борьбу. И все-таки нелегко покинуть родной дом, подумал Еремайл, нелегко даже разрушить чужой дом, чем он занимался последние дни, разве что делать это издали, на таком безопасном расстоянии, откуда сожжение чьих-то родных очагов представляется только стратегией.
За Визферном дорога шла вдоль предгорья, ориентированного далеко на запад. Множество больших ручьев, скорее даже, речушек, землю густо покрывали леса без единой вырубки, для посева. Однако и здесь поработала многомесячная засуха: кучи опавших мертвых листьев, сломанных ветвей и потемневших стволов готовы были мгновенно вспыхнуть.
– Вот это место, капитан, – сказал посыльный.
Еремайл увидел отделенное перегородкой ущелье, узкое в начале и гораздо шире внутри, с текущим посередине ручьем. В сгущающихся сумерках поместье – огромный белый дом, крытый зеленой черепицей, – производило впечатление; за ним тянулось необъятное засеянное поле. У входа в ущелье стояла вооруженная охрана. Еремайл с беспокойством заметил, что это не просто фермерское ополчение, а настоящая стража, видно, хозяин ощущал себя как минимум герцогом.
Еремайл спешился и шагнул к охранникам, державшим энергометы наготове:
– Капитан группы Еремайл хотел бы повидать Айбала Каттикауна.
– Каттикаун ожидает Властителя Стиамота, – последовал холодный ответ.
– Властитель Стиамот занят в другом месте. Здесь его заменяю я. Я командую этим округом.
– Нам приказано пропустить только Властителя Стиамота.
– Передайте своему хозяину, – сказал Еремайл устало, – что Венценосец шлет свои извинения и просит изложить, обиды капитану Еремайлу вместо себя.
Казалось, охранник остался равнодушным к услышанному, однако чуть погодя повернулся и вошел в ущелье.
Еремайл следил, как он не спеша идет вдоль ручья и исчезает за густым кустарником, окружающим площадку перед домом.
Прошло порядочно времени; ветер переменился, донося жаркие вспышки из зоны огня, дымный пласт черного воздуха резал глаза и горло. Еремайл чувствовал, как сажа оседает в легких. Но отсюда, из этого укромного места, сам огонь не был виден.
Наконец, так же неторопливо, вернулся охранник.
– Каттикаун примет вас, – объявил он.
Еремайл кивнул, подзывая, водителю и своей охране, но стражник Каттикауна покачал головой:
– Только вы, капитан.
Посыльный обеспокоенно взглянул на Еремайла, но тот махнул рукой, отсылая его.
– Ждите меня здесь, – распорядился. – Не думаю, чтобы я задержался надолго.
Он последовал за охранником по дорожке к дому.
От Айбила Каттикауна он ожидал столь прохладной встречи, как и от его охраны. Но Еремайл недооценил учтивости провинциального аристократа, которую следовало предусмотреть заранее.
Каттикаун приветствовал его теплой улыбкой и проницательным взглядом, а затем, подхватив под руку, проводил в свое жилище, которое оказалось скудно меблированным, зато вся обстановка была изящной и красивой. В сводчатом потолке выступали балки из выдержанного в маслах черного дерева, высоко на стенах развешаны охотничьи трофеи, мебель массивная и, очевидно, старинная, Все дышало архаичным духом, как и сам Айбил Каттикаун. Он был рослым – много выше хрупкого Еремайла – и широкоплечим. Массивное тело театрально увеличивал тяжелый плащ, выкроенный из шкуры ститмота, который он носил непринужденно. Лоб высокий, густые темные волосы свисали тяжелыми локонами, глаза черные, губы – тонкие. Этот Айбил производил внушительное впечатление своей внешностью.
Усадив Еремайла, хозяин наполнил бокалы каким-то игристым янтарным вином и сказал, когда они пригубили:
– Итак, вы собираетесь сжечь мою землю?
Еремайл вздохнул:
– Боюсь, нам придется сжечь всю провинцию целиком.
– Идиотская затея. Наверное, самая дурацкая за всю историю человеческих войн. Знаете, как ценится продукция нашего округа? Знаете, сколько поколений тяжкого труда ушло на строительство наших ферм?
– Вся зона – от Милиморна до Синталмонда – последний оставшийся в Альханроеле очаг сопротивления метаморфов. Венценосец хочет, наконец, покончить с войной, а это возможно, лишь выкурив Меняющих Форму из потайных нор в здешних холмах.
– Есть иные средства.
– Мы испробовали все, – ответил Еремайл, – но это ни к чему не привело.
– Вот как! А вы пытались дюйм за дюймом идти по лесам, выискивая их? Разве вы перебросили сюда всех солдат Маджипуры, чтобы провести такую операцию? Конечно, это слишком хлопотно. Гораздо проще выслать летателей и все сжечь.
– Война перемолола уже несколько поколений.
– И Венценосец горит желанием закончить ее, – кивнул Каттикаун, – за мой счет.
– Венценосец отличный стратег, – не согласился Еремайл. – Он разбил опасного, почти непостижимого врага и обезопасил Маджипуру для человеческих поселений – всю, кроме вашего округа.
– Мы и сами неплохо справлялись с окружающими нас метаморфами, капитан. Однако мы не устраивали резни. Я в состоянии справиться с ними. Не настолько они опасны, чтобы сильно угрожать нашему благоденствию, как это, кажется, делает ваше правительство. Ваш Венценосец глупец, капитан.
Еремайл сдержался:
– Будущие поколения восславят его, как героя из героев.
– Очень похоже, – согласился Каттикаун. – Люди подобного сорта обычно и превращаются в героев. Я заявляю, что нет необходимости разорять целую провинцию, чтобы окружить несколько тысяч оставшихся аборигенов. Уверяю вас, это близорукое и опрометчивое решение усталого военачальника, который торопится вернуться к наслаждениям Замка Горы.
– Ничего нельзя изменить. Решение принято, от Милиморна до Хэмфиси все уже пылает.
– Я это заметил.
– Огонь подбирается к вашему поместью. Возможно, на рассвете здесь будет уже опасно. В течение дня летатели зажгут не только здешний район, но и потянут линию на ют до самого Ситалмонда.
– Представляю, – спокойно сказал Каттикаун.
– Эта местность станет адом. Мы просим вас уйти, пока еще есть время.
– Я уже выбрал, капитан. Я остаюсь.
Еремайл тихо вздохнул:
– Мы не сможем нести ответственность за вашу безопасность, если вы так поступите.
– Никто и никогда не отвечал за мою безопасность, кроме меня самого.
– Поймите, вы погибнете и погибнете ужасной смертью. У нас нет возможности проложить линию огня так, чтобы не затронуть ваше поместье.
– Я понимаю.
– Значит, вы хотите, чтобы мы вас убили?
– Ничего подобного я не прошу. Боюсь, нам не понять друг друга. Вы деретесь на своей войне, я охраняю свой дом, и если огонь вашей войны вторгнется на мою землю – для меня очень плохо, но это не будет убийством. У каждого свой путь, капитан.
– Вы странно рассуждаете. Вы погибнете в результате наших действий, и ваша смерть будет на нашей совести.
– Я остаюсь здесь по собственному желанию, после того, как был вовремя предупрежден, – возразил Каттикаун, – так что моя смерть будет лишь на моей совести.
– А жизнь ваших людей? Они ведь тоже погибнут?
– Здесь только те, кто выбрал сам. По доброй воле, их предупреждали. Трое ушли на побережье, остальные отказались, чем не доставили мне никакой радости. Но здесь наш дом. Еще бокал, капитан?
Еремайл отрицательно качнул головой, потом передумал и протянул свой бокал. Наливая, Каттикаун спросил:
– Значит, переговорить с Властителем Стиамотом нет никакой возможности?
– Ни малейшей.
– Как я понимаю, Венценосец находится в нашем районе?
– Да, но до его ставки полдня пути. И, насколько я знаю, он недосягаем для такого рода прошений.
– Причем, намеренно. Понимаю, – улыбнулся Каттикаун. – Как, по-вашему, капитан, а он не безумен?
– Венценосец? Нет, конечно.
– Огонь – отчаянная, идиотская мера. Возмещение, которое ему придется впоследствии выплачивать, составит миллионы роалов крах его состояния; это будет стоить больше, чем пятьдесят таких замков, которые он возводит на вершине Горы. А зачем? Года два-три, и мы договоримся с Меняющими Форму.
– Или пять, десять, двадцать, – отозвался Еремайл. – Войну нужно заканчивать как можно скорее. Это страшное потрясение, этот позор для нас всех, этот долгий кошмар…
– Значит, вы считаете войну ошибочной?
Еремайл быстро покачал головой:
– Основную ошибку сделали давным-давно, еще когда наши предки избрали для переселения этот мир, который уже был обитаем. Но сейчас у нас нет выбора: или мы одолеем метаморфов, или нам придется вообще уйти с Маджипуры. Но разве мы в силах это сделать?
– Да, – кивнул Каттикаун, – как же бросить дом, которым владеешь так давно!
Еремайл не обратил внимания на его иронию.
– И мы вырвем планету у несговорчивых метаморфов. Тысячи лет мы стремились жить с ними в мире, пока не убедились, что такое сосуществование невозможно, и теперь нам силой приходится утверждать свое будущее. Это никому не нравится, но ведь есть альтернативы и похуже.
– И что будет делать Властитель Стиамот с метаморфами, когда загонит их в лагеря для интернированных? Изрежет на удобрения для сожженных полей?
– Они получат огромную резервацию на Зимроеле, – ответил Еремайл, – половину континента. По-моему, совсем не плохо. Альханроель останется нам, да еще океан между нами. Уже закладываются города под это решение. И лишь в вашем краю бушует война. Властитель Стиамот взвалил на себя всю ответственность за этот жестокий, но необходимый акт, будущие поколения воздадут ему почести.
– Я могу воздать и сейчас, – буркнул Каттикаун. – О мудрейший и справедливейший Венценосец, в своей бесконечной мудрости уничтоживший землю, поскольку тебя тревожат таящиеся в ней аборигены! Для меня было бы гораздо лучше, капитан, имей ваш герой-правитель поменьше благородства духа. Или, возможно, наоборот – побольше. Он казался бы мне гораздо привлекательнее, если бы выбрал медленный способ покорения нашей провинции. Тридцать лет войны – что значат еще год-два?
– Но он уже выбрал, и огонь приближается к этому месту, пока мы болтаем.
– Пусть приходит. Я буду здесь, и буду оборонять свой дом.
– Вы, очевидно, не видели еще зону огня, – заметил Еремайл. – Вы не продержитесь и десяти секунд, огонь поглотит вас.
– Вполне возможно.
– Я прошу вас…
– Вы просите? Значит, вы проситель? А если прошу я? Значит… Я прошу нас, капитан, пощадите мое имущество.
– Это невозможно. И я искренне прошу вас: уходите, сохраните свою жизнь и жизни своих людей!
– И что мне тогда делать? Доползти до побережья и прозябать в каком-нибудь убогом уголке Алайсора или Вайлемона? Подавать на стол в гостинице или подметать улицы, а может, ухаживать за маунтами в конюшне? Мое место здесь. Я лучше завтра погибну за десять секунд, чем буду тысячи лет прозябать в трусливой ссылке. – Каттикаун подошел к окну. – Темнеет, капитан. Пообедаете со мной?
– К сожалению, не могу оставаться. Поверьте, я искренне сожалею…
– Можно поговорить и о другом.
Еремайл протянул руку.
– У меня есть обязанности. Конечно, для меня было бы незабываемым удовольствием воспользоваться вашим гостеприимством, я бы очень хотел этого.
– Мне больно видеть, что вы уходите, не отобедав. Торопитесь к Властителю Стиамоту?
Еремайл не ответил.
– Прошу получить для меня аудиенцию у него, – сказал Каттикаун.
– Невозможно, да и ни к чему хорошему это не приведет. Я прошу вас, покиньте свое поместье нынче ночью. Давайте пообедаем вместе, а затем вы оставите свои владения.
– Здесь мой дом, и я останусь здесь. Я желаю вам, капитан, всего доброго, долгой и хорошей жизни. Спасибо за этот разговор.
Он на мгновение прикрыл глаза и наклонил голову в еле заметном поклоне.
Еремайл направился к дверям огромного зала. Каттикаун сказал вслед:
– А ваш офицер душит, будто сумеет выдворить меня силой. У вас больше здравого смысла, и я вам благодарен. Прощайте, капитан Еремайл.
Еремайл поискал подходящие слова и, не найдя ни одного, взмахнул рукой, прощаясь.
Люди Каттикауна проводили его обратно ко входу в ущелье, где дожидались водитель и посыльный, играя в кости на борту флотера. Они поспешно вскочили, завидев Еремайла, но он знаком остановил их. Он посмотрел на восток, на колоссальный горный кряж, вздымавшийся в дальнем конце ущелья. Летней ночью в здешних северных широтах небо оставалось светлым, и тяжелая, громада Зугнорского Пика тянулась через горизонт, подобно черной стене на бледно-сером фоне. Южная его часть сдваивалась горой Хаймеон, где устроил свою ставку Венценосец.
Еремайл постоял немного, изучая оба могучих пика и столб дымного огня, поднимавшийся с противоположной их стороны, и восходящие луны, зятем покачал головой, оглянулся на владение Айбила Каттикауна, исчезнувшее сейчас в сгустившихся тенях. Поднимаясь обратно в гору и пересекая цепи вооруженных людей своего отряда, Еремайл заново переживал встречу с Каттикауном. Он проведший много времени с самим Венценосцем и хорошо знающий круг его советников, тем не менее, никогда не встречал такого, как Каттикаун, который был либо самым благородным, либо самым заблуждающимся человеком в мире, а возможно, и тем, и другим.
– Едем, – бросил он внезапно водителю, – к Хайемону.
– К Хайемону, капитан?
– Да, к Венценосцу. Сможем добраться туда к полуночи?
– Не знаю.
– Постарайтесь.
Дорога к южному пику сильно напоминает подъем к Зугнору, только еще круче и не так хорошо вымощена. В темноте ее повороты и виражи были опасны на той скорости, с какой гнала машину водитель, женщина из Стойена, хотя полыхающая сфера огненной зоны немного освещала ущелье и уменьшала риск.
Еремайл не произнес ни слова за всю длинную поездку, говорить было не о чем и нечего. Разве могли водитель или парень-посыльный понять сущность Айбила Каттикауна? Еремайл сам, впервые услышав, что один из местных фермеров отказывается покидать свои земли, неверно истолковал его намерения, представив себе некоего спятившего старца, упрямого фанатика.
Конечно, подумал он, Каттикаун упрям, и его можно назвать фанатиком, но и только; он не безумец, какой бы сумасшедшей ни казалась его философия для таких, как Еремайл, живущих по иным законам. Он удивлялся, зачем едет к Венценосцу: не пересказывать же слова – толку не будет, они что есть, что нет… Постепенно Еремайл начал задремывать, но сознание оставалось ясным. Флотер скользил легко и быстро над головокружительной дорогой, поднимался из ущелья в зубчатую страну. К полуночи они еще не добрались до ставки, но Еремайл не сомневался, что Венценосец бодрствует – последние дни он часто не ложился вовсе.
Где-то перед вершиной Горы Хайемон Еремайл неожиданно заснул по-настоящему и был удивлен и смущен, когда посыльный мягко потряс его за плечо:
– Ставка Властителя Стиамота, капитан.
Полусонный, ничего не соображающий, Еремайл обнаружил, что все еще сидит прямо, ноги свело судорогой, спина одеревенела. Луны теперь поднялись высоко в небо и ночь была совершенно черной, освещаемая только пламенем полыхающего огня на востоке. Еремайл встряхнулся и вылез из флотера. Даже сейчас, в полночь, в лагере Венценосца царило оживление: спешили куда-то посыльные, в многочисленных палатках горели огни. Откуда-то появился адъютант, узнал Еремайла, отдал ему чрезвычайно официальный салют:
– Ваш визит для нас, капитан, полная неожиданность.
– Для меня тоже. Властитель Стиамот в лагере?
– Венценосец совещается со штабом. Он вас ждет, капитан?
– Нет, – ответил Еремайл, – но мне нужно поговорить с ним.
Адъютант спокойно выслушал его слова. Венценосец в полночь совещается со штабом, а командир небольшого отряда просит о встрече – ну и что? Война есть война, и протоколы меняются каждый день.
Еремайл последовал за адъютантом через лагерь к восьмиугольной палатке со знаком звездного взрыва, которую окружало кольцо охранников, таких же жестких и хладнокровных, как те, что сторожили вход в ущелье Каттикауна.
В последние восемнадцать месяцев на жизнь Венценосца несговорчивые метаморфы совершили четыре покушения. Ни один Венценосец за всю историю Маджипуры не погиб насильственной смертью, но ни один и не вел такой войны.
Адъютант подошел к начальнику караула, а Еремайл вдруг обнаружил себя в центре группы вооруженных людей, слепивших его глаза сводящими с ума яркими факелами и больно вцепившихся в его руки.
– В чем дело? – спросил он. – Я капитан группы эвакуации Еремайл.
– Или Меняющий Форму? – ответили ему.
– И вы считаете, будто сумеете это распознать таким образом?
– Есть и такая возможность.
Еремайл засмеялся:
– Никто и никогда раньше не доказывал свою сущность. Ну, хорошо, проверяйте, только поскорее. Я должен переговорить с Властителем Стиамотом.
И они действительно устроили проверку. Кто-то сунул ему полоску зеленой бумаги и велел коснуться языком. Он подчинился, и бумага сделалась оранжевой. Потом еще кто-то потребовал отрезать клок его волос, поднес к огню.
Еремайл удивленно пялился на происходящее. Прошел месяц с тех пор, как он последний раз был в ставке, и ничем подобным тогда не занимались; очевидно, произошло еще одно покушение, решил он, или объявился еще какой-то ученый шарлатан с новыми техническими приемами. Насколько Еремайл помнил, по настоящему невозможно отличить человека от метаморфа, когда последний принимает человеческий облик, разве что вскрытием. Но на такое он бы не согласился.
– Все в порядке, – сказали ему наконец. – Можете пройти.
Однако одного не отпустили, и охранники вошли вместе с ним. Глаза полуослепшего Еремайла с трудом приспосабливались к полумраку палатки, но чуть погодя он различил с полдесятка фигур в противоположном углу и среди них – Властителя Стиамота.
Кажется, они молились, до него доносились обрывки древнего святого писания. Неужели Венценосец именно для этого встречался ночью со штабом? Еремайл прошел вперед и остановился в нескольких шагах от группы молящихся. Он знал лишь одного из собравшихся – Дамланга из Бибируна, его считали вторым или третьим лицом после самого Венценосца; остальные даже не выглядели солдатами – старцы в гражданском платье с мягкими городскими жестами, может быть, поэты, толкователи снов, но явно не воины. Хотя… война почти кончилась.
Венценосец взглянул в сторону Еремайла, но, видимо, не узнал его.
Еремайл вздрогнул под его торопливым яростным взглядом. Венценосец сильно постарел за последние три года, однако сейчас этот процесс, казалось, пошел быстрее: он стал каким-то бесцветным, одряхлевшим и болезненным, кожа высохла, глаза потускнели. Ему можно было дать лет сто, а ведь они с Еремайлом ровесники, и Еремайл, мужчина средних лет, хорошо помнит день, когда Властитель Стиамот взошел на трон и дал обещание покончить с безумием войны, нескончаемой войны с метаморфами, подчинить древних обитателей планеты, изгнать с территорий, где обосновались люди. Всего тридцать лет, а Венценосец выглядит лет на пятьдесят старше; но все свое царствование провел он в боях и походах, чего не делал до него ни один владыка Маджипуры и, вероятно, ни один не сделает впредь. Воевал в Долине Клайга, в знойных землях юга, в непроходимых чащобах северо-востока, в плодородных саваннах Залива Стойена, год за годом окружая метаморфов своими двадцатью армиями, загоняя их в лагерь для интернированных. Теперь он почти завершил свой труд – свободными оставались лишь несколько отрядов Меняющих Форму на северо-востоке. Постоянная борьба, долгая неистовая жизнь войны наложили свой отпечаток, и едва ли теперь он, вернувшись в ласковую весну Замка Горы, мог в полной мере насладиться привилегиями, даруемыми троном. Время от времени Еремайл задумывался, как поступит Венценосец, если умрет Понтифик и его призовут на иную вершину, заставив занять место в Лабиринте. Откажется он и оставит себе венец Властителя, чтоб продолжить походы, или нет? Но Понтифик, судя по сообщениям, находился в добром здравии, а перед Еремайлом стоял сейчас Властитель Стиамот, постаревший и усталый. И Еремайл вдруг понял, что Айбилу Каттикауну не достает понимания, почему Венценосец так стремится закончить войну, невзирая на цену.
– Кто? – спросил Венценосец. – Финивэйн?
– Еремайл, господин, командующий зоной эвакуации.
– Еремайл?.. Да, Еремайл. Я помню. Подойдите, капитан. Мы возносим благодарность Дивине за окончание войны. Эти люди прибыли к нам от хранящей наши сны моей матери, Властительницы Острова Снов, и мы хотим провести ночь, восхваляя Дивине. К утру огненный круг будет замкнут. Подойдите, Еремайл, присоединяйтесь к нам. Вы ведь знаете песнопения Властительнице, не так ли?
Еремайл в ошеломлении слушал дребезжащую речь Венценосца. Эта увядшая сухая ниточка – все, что осталось от его величественного голоса; герой, полубог иссох и угас в долгих походах; ничего не осталось, тень самого себя. Вглядываясь в него сейчас, Еремайл поражался и не мог вспомнить, был ли Властитель Стиамот в его памяти могущественной фигурой или только мифом…
Венценосец кивнул. Еремайл подошел ближе. В своем воображении он уже выстраивал слова, которые намеревался сказать, оказавшись в палатке: «Господин, на линии огня стоят владения человека, который не двинется с места и не позволит увести себя силой. Он может уйти только мертвым, и, господин, он слишком хороший человек, чтобы погибнуть так. Я прощу вас, господин, остановите летателей. Может быть, можно выработать какую-нибудь иную стратегию, чтобы разгромить метаморфов, когда они начнут спасаться бегством из зоны огня, но нет нужды простирать разрушение дальше той точки, до которой мы уже добрались…»
Но теперь Еремайл видел, что невозможно просить Венценосца отложить окончание войны хоть на один час. Ни ради Каттикауна, ни ради Еремайла, ни ради священной Властительницы – своей матери он не может остановить летателей в эти последние часы, и возможность окончания войны попирала все остальное. Еремайл мог своей властью попытаться задержать летателей, но ни просить Венценосца, ни требовать он не мог.
Властитель Стиамот наклонился к нему:
– Что с вами, капитан? Что вас беспокоит? Станьте-ка рядом. Помолитесь с нами, капитан, присоедините свой голос к благодарности Дивине.
Начался новый гимн. Такой мелодии Еремайл не знал; он подпевал, импровизируя. Затем последовал второй гимн, третий – этот Еремайлу был знаком, и он запел, но без души и немелодично. До рассвета оставалось совсем немного. Он быстро отодвинулся в темный угол и выскочил из палатки. Да, солнце близилось – зачинавшиеся на востоке первые зеленоватые проблески играли на склоне Хайемон; пройдет еще час или немного больше, пока лучи поднимутся по горной стене и осветят обреченное ущелье на юго-востоке. Еремайл почувствовал, что валится с ног, он уже давно мечтал выспаться. Он высмотрел адъютанта и спросил:
– Отправите мое сообщение офицеру на Зугнорском Пике?
– Конечно, капитан.
– Передайте ему, пусть летатели действуют по плану. Я останусь здесь на день и вернусь вечером, когда немного отдохну.
– Хорошо, капитан.
Еремайл отвернулся и посмотрел на запад, все еще укутанный ночным мраком, исключая те места, куда падал отсвет ужасной огненной сферы. Вероятно, Айбил Каттикаун всю ночь был занят тем, что поливал из шлангов и насосов свой дом и землю. Разумеется, это ничего не изменит: огонь такой силы пожрет все на своем пути и ничего не оставит. Айбил Каттикаун сгорит в своем доме, и нет никакой возможности помочь ему. Еремайл мог бы спасти его, рискнув отдать приказ действовать силой, рискнув жизнями ни в чем не повинных солдат, но, скорее всего, и тогда не сумел бы. Спасти Каттикауна он мог бы лишь в одном случае: решившись, хоть ненадолго, игнорировать приказ Властителя Стиамота. Но он не посмел. Теперь Каттикаун погиб. После девяти лет, проведенных в походах, подумал Еремайл, я все-таки убил, убил одного из своих…
Он продолжал стоять. Усталость давила на плечи, но еще час или чуть больше не мог уйти и стоял до тех пор, пока не увидел первые всполохи пламени в предгорье подле Бизферна или, может быть, Домгроува, и не понял, что летатели отправились в утренний полет, начав прокладывать огненную линию.
Война скоро кончится, сказал он про себя. Последние из наших врагов бегут сейчас к побережью, где будут интегрированы и отправлены за море. В мире вновь воцарится спокойствие.
Он почувствовал жар летнего солнца на спине и жар, вдруг прильнувший к щекам. В мире вновь воцарится спокойствие, подумал он еще раз, и пошел искать место, где можно было бы спокойно поспать.