Текст книги "Запятнанный Кубок (ЛП)"

Автор книги: Роберт Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

– Расскажи мне все, что произошло в том доме, – сказал Таламис. – Сейчас.

Мой ответ был быстрым и отрывистым:

– Это противоречит правилам – обсуждать расследование с другими офицерами, сэр.

– А мне плевать! – сказал он. – Расскажи мне, что произошло, расскажи, что планирует расследователь, и немедленно!

Я позволил себе взглянуть на него. Обычно я замечал злобу в глазах Таламиса, но на этот раз я заметил голод. Этот человек был здесь с заданием, и не со своим собственным. Интересно.

– Сэр, – сказал я, – вы сможете ознакомиться со всем этим, когда я официально представлю свой отчет в Юдекс. Но делиться информацией о расследовании сейчас противоречит политике Юдекса.

– Что там произошло, сигнум? – прорычал он.

– Такова политика, сэр, – сказал я. – Я не могу это обсуждать. Это может поставить под угрозу расследование.

– Ты маленький сукин сын, – сказал он. – Если я прошу тебя проинформировать меня о том, что ты делал, тебе, черт возьми, лучше это сделать!

– Но вы мне не командир, сэр, – сказал я стоически. – Больше нет. Апоты командовали мной после моего изменения, но все изменилось, когда меня назначили к иммунису Долабра из иялета Юдекс. Мне разрешено обсуждать сцену смерти только с ней.

Взгляд Таламиса стал холодным и безжизненным.

– Ты думаешь, – сказал он, – что, раз ты попал в такое положение с этой... с этой сумасшедшей, то можешь прятаться от меня. Но позволь мне рассказать тебе историю, Кол.

Он начал ходить вокруг меня кругами. Это напомнило мне волка, поджидающего белку на дереве.

– Студент приезжает в Даретану чтобы стать сублимом, – сказал он. – И все же, несмотря на то что он платит за суффозии и получает их, этот студент остается ужасно, невероятно глупым. Читает медленно, пишет совсем плохо. Пытается вступить во все иялеты – Легион, Инженерный, Апотекальный, Казначейский – но проваливает все экзамены, причем проваливает их с треском. Как будто ребенок сдавал за него тесты. Вскоре всем становится очевидно, что он самый тупоголовый из всех, кого когда-либо оценивали, и, возможно, самый тупой гребаный болван во всем кантоне.

Кровь у меня забурлила в жилах. Как было бы чудесно вонзить нож в один из маленьких прищуренных глаз Таламиса.

– Но затем, – сказал Таламис, – Сенат назначает в Даретану расследователя Юдекса. И она просит нанять запечатлителя. Это специальная должность, для выполнения которой требуется необычайно талантливый сублим. И вдруг, откуда ни возьмись, выплывает лебедем этот юный сублим и получает высшие баллы по Юдекс-тесту. Совершенно феноменальные результаты – настолько, что он сдает еще один Юдекс-тест, просто чтобы убедиться, что это реально. И снова он получает высшие оценки. И вот, эта расследователь выбирает его. Я бы сказал, что это замечательно... но это неправильное слово, не так ли? Я думаю, что лучший вариант – невероятно. Или даже невозможно.

Я сосредоточился на своем дыхании, на своей позе, на чем угодно, только не на лице передо мной.

– Я выясню, как ты сжульничал, Кол, – сказал Таламис. – И когда это произойдет, твое пребывание здесь станет бесполезнее, чем у забитой свиньи. И все твои распределения, а также любые земли, которые ты мог бы получить в награду по окончании срока твоей службы, пропадут. Но прежде, чем ты уйдешь, я прикажу выпороть тебя – еще раз – просто за то, что ты тратишь мое время впустую. Это ясно?

Я ничего не сказал.

– Это ясно, сигнум?

– Я понимаю, сэр, – неохотно сказал я.

Он отступил назад.

– Но, может быть, мне не придется ждать так долго, сигнум, – сказал он. – Может быть, ты так разозлишь Хаза, что они найдут способ расторгнуть твое ученичество.

Он ушел. Я стоял на темной улице, по-прежнему вытянувшись по стойке смирно. Я чувствовал, как кровь стучит у меня в ушах, а дыхание обжигает ноздри. Я смотрел вслед уходящему Таламису, жалея, что не его, а Бласа разорвали на куски те деревья.

И все же я помнил голод в его глазах и его очень конкретные вопросы.

Внезапно у меня возникло ощущение, что капитан Таламис работает на Хаза. Это показалось мне ценным.

И все же я спросил себя – сколько еще офицеров были друзьями Хаза? Во что именно я вляпался сегодня утром? И что знала Ана?

Я полагал, что выясню это завтра. Я повернулся и прошмыгнул в постель.

ГЛАВА 5

| | |

На СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я привел своих трех неохотных свидетелей в дом Аны, на моем поясе слева болтался тренировочный меч, а справа позвякивали узы запечатлителя. Меч было неудобно носить, так как лезвие было сделано из свинца и дерева для придания прочности, поэтому он был намного тяжелее обычного меча. Геннадиос двигалась медленнее всех троих, высоко задрав раскрашенный нос. Возможно, это было сделано в знак протеста, но она также носила деревянные сандалии на платформе, которые ассоциировались со служанками высшей знати и заставляли ее шаркать по грязным улицам. За ней следовала Эфинас, старшая служанка, а затем Уксос, садовник. Оба они казались совершенно перепуганными.

После того, что показалось нам чертовски трудным днем ходьбы, мы добрались до крыльца Аны. «Мне нужно убедиться, что ни у кого из вас нет оружия», – сказал я им.

Маленькие блестящие глазки Геннадиос расширились.

– Ты не посмеешь, – сказала она, – и пальцем меня тронуть. Или моих людей.

– Я прикоснусь к вам только через одежду, мэм, – сказал я.

– Никогда! – сказала она.

– Я должен, – сказал я. – Это мой долг. – Я хотел сказать ей, что мне это, конечно, не доставило бы никакого удовольствия, но в тот момент это показалось мне недипломатичным.

Она сердито задышала, затем сказала:

– Я поплотнее закутаюсь в свою одежду, и Эфинас сделает то же самое. Тогда ты увидишь, что у нас нет при себе клинков. Конечно, Уксос может поступать, как ему заблагорассудится.

Эфинас и Геннадиос так и поступили, плотно прижав одежду к телу, пока я осматривал их, краснея, потому что находил это более унизительным, чем просто обыскивать их. Затем я прочистил горло и обыскал Уксоса, проверив его талию и леггинсы. Ничего.

– Доволен? – спросила Геннадиос.

Я проигнорировал ее и постучал в дверь Аны. Услышав короткое «Войдите!», я открыл дверь.

Ана сделала перестановку. Все книги и проекты были убраны из комнаты для встреч. Вместо этого она поставила небольшой письменный стол и сидела за ним на своем коротком мягком стуле, ожидая нас, с повязкой на глазах.

Она улыбнулась, когда мы вошли.

– Доброе утро. Я расследователь Долабра. Пожалуйста, присаживайтесь.

Она жестом указала перед собой. Свидетелей ждали два стула и стопка книг в качестве третьего места.

Трое слуг уставились на нее. Я занял позицию позади Аны, держа руку на тренировочном мече. Казалось маловероятным, что эти встревоженные люди что-то предпримут, но Ана сказала мне быть готовым, и я был готов.

– Извините, – сказала Геннадиос. – Но... расследователь слепа?

– Только иногда, мадам Геннадиос, – сказала Ана. – Я обнаружила, что ослабление одного или нескольких чувств часто значительно облегчает восприятие информации и размышление. Пожалуйста, садитесь.

Они так и сделали, причем Уксос сел на стопку книг.

– Спасибо, что присоединились ко мне сегодня утром, – сказала Ана. – Я знаю, что это необычно, но, с другой стороны, это необычные обстоятельства. Человек мертв, убит самым необычным образом. У меня есть несколько вопросов к каждому из вас, которые, как я подумала, лучше задать напрямую.

Геннадиос приняла ту же чертову позу, что и дома: колени вместе под углом, все ее тело повернуто в сторону, как будто на Ану не стоило смотреть. Я был удивлен, увидев, как она обращается с офицером иялета, но потом вспомнил, что Ана говорила о джентри: Такие люди не обязательно чувствуют, что они должны постоянно соблюдать все наши законы.

– Было бы проще, – сказала Геннадиос, – если бы вы пришли сами.

– Конечно, – ответила Ана. – Во-первых, мадам Геннадиос, я хотела бы подробнее расспросить вас о том, почему коммандер Блас вообще остановился в усадьбе.

– Он друг семьи Хаза, – сказала Геннадиос. – Конечно же, ваш мальчик сказал вам об этом.

– Да. Он повторил ваши слова о том, что друзья иногда остаются друг у друга. Однако Хаза не присутствовали при этом. Верно?

– Очевидно.

– И у них было какое-либо намерение присутствовать?

– Меня не всегда информируют о планах моих хозяев, – сказала Геннадиос.

– И при этом не присутствовал никакой другой персонал иялета или имперские офицеры?

– Да, – холодно ответила экономка.

– И Блас не посещал никого из персонала иялета или имперских офицеров в Даретане?

– Если вы так говорите.

– Таким образом, можно предположить, – сказала Ана, – что Блас жил совершенно один в чужом особняке, где не было никого, кроме слуг, и никто из его коллег в Даретане не знал об этом.

Подергивание мускула за переносицей пожилой женщины.

– Это очень красивая резиденция, – сказала она. – Мы ежедневно работаем над тем, чтобы она оставалась такой. Я думаю, многие проехали бы через все кантоны, чтобы провести там ночь.

– Возможно и так. – Ана склонила голову набок, ухмыляясь. – Но я нахожу любопытным, что Блас, как коммандер Инженерного иялета, также имел доступ к квартирам старших офицеров здесь, в Даретане, – а это, как я понимаю, довольно приятное жилье. Однако он там не останавливался и даже не бывал.

– Усадьба Хаза, – сказала Геннадиос, – несомненно, намного превосходит любые казармы иялета.

– Конечно. Но есть еще тот факт, что коммандер Блас служил в Инженерном иялете, на морских стенах. И приближается сезон дождей. Если бы такой человек отказался от своих обязанностей, я бы предположила, что это могло быть только по официальным причинам иялета. И если бы это было так, он бы остался в квартирах старших офицеров, чтобы обсудить свою работу со своими коллегами. А вы как считаете?

Последовало долгое молчание. Самодовольное выражение исчезло с лица Геннадиос. Однако мне было так любопытно, к чему все это приведет, что я не очень-то хотел этим наслаждаться.

– Был ли в поместье еще один гость, мадам? – спросила Ана. – Кто-то, кто должен был сопровождать коммандера?

– Это личное дело моих хозяев, – сказала Геннадиос. – Я... мне нет необходимости рассказывать вам больше.

– Но придется, тем не менее, – сказала Ана. – Поскольку это официальное требование Юдекса. Но я нетерпелива, поэтому позвольте мне перейти к делу. Я предположу, что к коммандеру прибыла женщина. Возможно, их было несколько. Возможно, это была очень изысканная свита. В конце концов, похоже, что коммандеру очень нравились женщины. Он, конечно, не мог удержаться от того, чтобы не прикоснуться, например, к служанкам.

Геннадиос повернулась к Эфинас, который решительно уставился в пол, и прошипела:

– Что ты им сказала?

– Они все рассказали об этом Дину, – объяснила Ана. – Не только она. Возможно, они все очень сильно ненавидели коммандера. Позвольте мне высказать предположение об отношениях Бласа с Хаза… Хаза развлекают коммандера и предоставляют девушек – даже в такое критическое время, как это, в начале сезона дождей. И меня интересует, что Хаза получили в результате этих отношений?

Уксос начал раскачиваться взад-вперед на своей стопке книг.

– Я... мне нечего вам сказать! – выплюнула Геннадиос. Я заметил дыры в краске на ее лице. Очевидно, она не часто впадала в истерику.

– В этом нет необходимости, – сказала Ана. – Дин – запечатлитель, и является живым юридическим воплощением моей работы. Его показания считаются неприкосновенными. Поскольку вы многое сказали в его присутствии, этого достаточно.

– Ничего плохого сделано не было! – сказала Геннадиос. – Любовные отношения в Империи не запрещены законом!

– Но они имеют политические последствия, – сказала Ана. – То, кто с кем спит – в буквальном или ином смысле – может разрушить карьеру человека.

– Тогда... тогда какая у меня могла быть причина убивать коммандера? – спросила Геннадиос. – Или у любого из нас? И вообще, как мы могли его убить? Даже апоты не могут этого понять!

– Я и не утверждаю, что это сделали вы, – сказала Ана. – Я думаю, что никто из персонала не был настоящим убийцей. – Она откинулась на спинку стула, и на мгновение тени упали на ее лицо с завязанными глазами. – Но это также и моя работа, Геннадиос, – выяснить, почему он мог быть убит. И я должна признаться, мне очень любопытно, зачем такой могущественной семье понадобилось вешать себе на шею имение в безбожной глуши Внешнего Кольца. Которое они даже не посещают. Тем не менее… Мне гораздо интереснее посмотреть, что произойдет, когда Хаза узнают, что их экономка не только допустила убийство коммандера на своей территории, но и проболталась об этом Юдексу.

Геннадиос теперь выглядела совершенно больной.

– Вы... вы заставили меня прийти сюда! Я была юридически обязана... прийти сюда, чтобы...

– Любой, кто бывал за стеной Третьего кольца, знает, – сказала Ана, – клан Хаза не очень-то интересуется рамками закона.

Трое слуг сидели перед Аной, сбитые с толку и напуганные. Уксос перестал раскачиваться и застыл на стопке книг.

– Что коммандер Блас предоставил Хаза? – спросила Ана, и каждое ее слово звучало как удар молотка.

– Я не знаю, – прошептала Геннадиос.

– Это было какое-то действие? Информация?

– Я не знаю! – сказала она. Теперь она была в панике. – Я не знаю! Я действительно не знаю!

– Понимаю. Тогда вы, мадам Геннадиос, расскажете мне обо всех передвижениях коммандера до того, как он прибыл в усадьбу, – сказала Ана. – И о событиях всех его предыдущих визитов. Я очень сильно подозреваю, что вы знаете об этом – было бы очень полезно иметь записи о том, когда и где влиятельный человек развлекался с проститутками, независимо от того, насколько это было законно. Если вы не отдадите мне это, я расскажу Хаза, что вы выдали мне гораздо, гораздо худшие вещи. Это было бы ложью, но они бы в это поверили.

Геннадиос задрожала.

– Вы этого не сделаете.

– Конечно сделаю. – Снова хищная ухмылка. – Я совсем не такая высоконравственная, как Дин. Вы даете мне это, и я буду молчать.

– Но... но просто находясь здесь, – сказала Геннадиос. – Просто это вообще происходит… Возможно, я уже обречена.

– Я думаю, Хаза, скорее всего, забудут об этом, – сказала Ана. – После того, как станет известно, как был убит Блас.

Молчание.

– Вы знаете, как он был убит? – спросила Геннадиос.

– Конечно знаю. Он был убит ассасином. – Ана повернула лицо с завязанными глазами к Уксосу, садовнику. – И вы помогли ему это сделать, сэр.

– ЧТО? – СПРОСИЛА ГЕННАДИОС. – Вы предполагаете, что... что Уксос здесь...

Уксос покачал головой, и его борода, словно кисточка для рисования, коснулась воротника.

– Н-нет. Нет, я...

– Яблонетрава – это то, что убило коммандера, – сказала Ана. – Очень мощная инфекция. В конце концов, от нее погиб целый кантон. Но помимо своих смертоносных, инвазивных свойств, она также известна своим странным воздействием на папоротниковую бумагу, в результате чего на ее поверхности появляются пятна плесени, что примечательно, поскольку папоротниковая бумага очень устойчива к другим болезням. Это то, что Дин увидел в ванной – пятна от яблонетравы на внутренней стороне стен, оклеенных папоротниковой бумагой, сконцентрировались наверху. Потому что, видите ли, Блас заразился в ванной. Я подозреваю, что небольшая часть травы была помещена в трубы из побег-соломы. Блас приехал вечером, первым делом искупался... и, когда от воды стало парить, он вдохнул его, наполнив легкие спорами. Однако споры также всплывали, пачкая стены из папоротниковой бумаги.

Теперь пот тек с Уксоса ручьем.

– Но... но я ничего не делаю с трубами...

– Да, – ответила Ана. – Но вы ведь много чего делаете с папоротниковой бумагой, так? Особенно с папоротниковой бумагой для дверей и окон. Вы – тот самый человек, который их заменяет. Вы впустили ассасина на территорию с помощью вашего реагент-ключа, вероятно, накануне вечером, чтобы он испортил ванну Бласа. Затем ассасин вошел в дом и вышел из него через дверь, обитую папоротниковой бумагой. Но только после того, как он ушел, вы заметили, что дверь, которой он воспользовался, теперь покрыта черными пятнами – либо из-за того, что он пронес яблонетраву мимо двери, либо, возможно, из-за того, что сам ассасин был необычно покрыт спорами, которые пятнали одним прикосновением.

– Но там не было никаких пятен на дверях, – сказала Геннадиос.

– Верно! – сказала Ана. – Но это потому, что Уксос, будучи садовником, понял, что на дверях должны были остаться пятна от присутствия ассасина. Итак, после прибытия Бласа он снял дверь, заменил ее, а затем сжег испорченную в своей печи.

По рубашке Уксоса расползалось пятно пота.

– Накануне вечером одна из служанок пожаловалась на сильную жару, – продолжала Ана. – Потому что гриб кирпис рядом с кухней погиб и не мог охлаждать воздух. Но как он погиб? Ну, они уязвимы к избытку влаги. Если кто-то оставляет дверь открытой слишком долго, а воздух снаружи слишком влажный...

– Тогда грибы засыхают, – тихо сказала Эфинас.

– Правильно, – подтвердила Ана. – Именно это и произошло, когда Уксос – очень тихо и незаметно, надо отдать ему должное – снял дверь с направляющих и поставил ее на место. То, что он делал очень часто в качестве садовника. Он, вероятно, заменил бы и те, что были в ванной, если бы сам Блас не спал рядом с ней, пока яд распространялся по его телу.

Снова воцарилось напряженное молчание. Все взгляды медленно обратились к Уксосу, который все еще был парализован, глаза его были широко раскрыты, на лбу выступил пот.

– Я подозреваю, что вам хорошо заплатили за эту работу, – сказала Ана. – И вы можете подумать, что у нас нет никаких доказательств. Но... яблонетрава очень устойчива даже к обычным возгораниям. В конце концов, это инфекция. Обычный огонь, на самом деле, заставил бы споры плавать в дыму, хотя это и задерживает их цветение на некоторое время. Но ваша хижина тоже сделана из папоротниковой бумаги, не так ли, мистер Уксос? – Она с улыбкой склонила голову набок. – Итак... когда двое солдат Юдекса, которых я отправила в имение, осмотрят вашу хижину, где вы сожгли двери… интересно… Какого цвета папоротниковая бумага должна быть...

Затем Уксос закричал, вскочил и бросился на Ану.

Я СКАЗАЛ СЕБЕ, что должен быть готов, но я не был готов к этому. Уксос казался робким человеком, но в одну секунду он превратился в рычащее, разъяренное существо.

Я увидел, как его рука опустилась к ботинку, а когда она поднялась, в его пальцах блеснуло серебро.

Нож. В ботинке. Где я не искал.

Тогда я задвигался.

На самом деле я не собирался двигаться. Не было никаких осознанных мыслей: казалось, что мышцы моих рук и ног обладают собственным разумом, и все они проснулись и потянули меня за собой. Следующее, что я осознал, это то, что я вытащил свой тренировочный меч – большое тупое клинок, сделанный из свинца и дерева, – затем шагнул вперед перед Аной и нанес удар.

Меч ударил его горизонтально, врезавшись в руку Уксоса, в которой был нож, а затем рассек ему подбородок и губу. По инерции садовник продолжил движение вперед и врезался в меня.

Я упал навзничь – Уксос сверху, – приземлившись на пол рядом с Аной. Мне удалось удержать меч поднятым, используя его как барьер между собой и Уксосом, который был явно ошеломлен ударом, но все еще был в бешенстве. Он закричал и занес нож, возможно, намереваясь вонзить его мне в горло, но я держал свой тренировочный меч, как посох, и, подняв рукоять вверх, снова ударил его по лицу, на этот раз гораздо сильнее, чем в прошлый раз.

Оглушенный, он упал навзничь и выронил нож. Казалось, вся комната кричала: я, Геннадиос, Эфинас. Затем я оказалась сверху на Уксосе, схватил его левой рукой за волосы и ударил по лицу правым кулаком, снова, и снова, и снова.

– Дин! – сказала Ана.

Я ударил его снова, и снова, и снова.

– Дин!

У Уксоса была рассечена бровь. Сломан нос. Его рот был полон крови. У меня болели костяшки пальцев, но я не мог перестать его бить.

Затем что-то ударило меня сбоку по голове – не настолько сильно, чтобы сбить на пол, но достаточно, чтобы оглушить. Я растерянно моргнул и тупо уставился на Сводку о передаче земельных владений в кантоне Габирга в 1100-1120 годах, которая с глухим стуком упал на пол рядом со мной.

Я понял, что Ана запустила книгой мне в голову – я не знал, как она умудрилась попасть, несмотря на то, что у нее были завязаны глаза, – и возмущенно посмотрел на нее. «Какого дьявола?» – зарычал я.

– Дин, я не возражаю против твоих буйных аппетитов, – сказала Ана. – Но я бы предпочла, чтобы ты не забивал до смерти единственного человека, который что-то знает о гребаном убийстве треклятого Бласа! Особенно в моем проклятом доме!

Я опустил глаза. Хотя я едва отдавал себе отчет в своих действиях, я изуродовал лицо Уксоса до неузнаваемости. Он лежал на полу, окровавленный и плачущий.

Ко мне вернулся разум. Я начал смутно осознавать, что Эфинас и Геннадиос рыдают от ужаса.

– Вы двое, – обратилась к ним Ана. – Наружу. Сейчас. И оставайтесь там. Иначе я пошлю за вами Дина, и он сделает вас такими же красивыми, как Уксоса. – Затем она откинулась на спинку стула. – Дин, убери свой меч и поставь этого идиота на ноги. Нам нужно кое-что обсудить.

РЫДАЯ, УКСОС ВЫЛОЖИЛ нам все начистоту.

По его словам, кто-то обратился к нему два месяца назад, когда он ездил в город, чтобы купить еще садовых прививок для растений. Этот человек сказал ему, что коммандер Блас предал Империю и намечен для убийства, и Уксос мог либо принять участие в его убийстве, либо сам предстать перед судом. У Уксоса был соблазн отказаться от такого возмутительного заявления, пока этот человек не сказал ему о предполагаемом вознаграждении. Потому что, если бы он принял участие, он стал бы богатым человеком.

– Кто был этот человек? – спросила Ана. – Он назвал свое имя?

– Нет, не назвал, – сказал Уксос, шмыгая носом.

– Не упоминал иялет, на который работал? Не показывал никаких документов, подтверждающих его полномочия?

Уксос покачал головой.

– Как он выглядел? – спросила Ана.

– У него была… какая-то болезнь, – сказал Уксос. – На нем была очень хорошая одежда, но лицо распухло и было изуродовано. Сначала я с трудом понимал, что он говорит.

– Но вы уверены, что это был мужчина?

– Я... я думаю, что да. Хотя голос был высоким. Я полагаю, это могла быть женщина.

– Твою мать, – рявкнула Ана. – Ты можешь хотя бы сказать мне, к какой расе принадлежал этот человек, ты, дурак?

– Я думаю… тала? – в ужасе сказал Уксос. Он указал на меня. – Такой, как он?

– Место жительства? Способ контакта?

Ничего, сказал Уксос. Все, что он знал – ему будет выплачена половина вознаграждения авансом, когда он согласится помочь ассасину; затем он должен каждый день первым делом посещать северо-западный угол территории. Если он найдет желтый деревянный шар, это означает, что убийство произойдет этой ночью, и он должен вернуться на это самое место в полночь, чтобы помочь ассасину войти в ворота.

– А этот ассасин? – спросила Ана. – Это был тот же человек, который связался с вами?

– Он был в черном, – сказал Уксос. – Даже... даже в маске, в с-странной маске. Со странным носом...

– Защитный шлем, – тихо сказала Ана. – Такой используют апоты, чтобы не вдыхать инфекцию.

– Он даже не заговорил со мной, – прохныкал Уксос. – У него не было ни меча, ни чего-либо еще. Только маленькая деревянная коробочка в руках. Он вошел, а потом сразу же вышел. Только позже я заметил, что папоротниковая бумага сгнила в том месте, где он касался двери. Я запаниковал и... – Он снова заплакал. – Я не должен был брать это. Не должен был брать деньги. Но я такой старый. Они не будут держать меня вечно. И после этого я… У меня нет ничего. – Он зарыдал, опустив голову.

– Дин, – тихо сказала Ана. – Твои узы, пожалуйста. Я считаю, что сейчас самое время для их первого использования.

Я нащупал узы на боку, затем опустился на колени и со щелчком надел их на руки Уксоса. Он продолжал плакать, словно не осознавая, что я делаю.

Когда я впервые увидел его, я подумал, что он слишком старый, чтобы быть садовником. Возможно, мне следовало догадаться тогда.

ПОСЛЕ ТОГО, КАК я передал Уксоса арбитрам в офисе Юдекса, я взял немного еды и вернулся к Ане. Мы пообедали в ее маленьком домике, поев жареных бобовых лепешек и выпив чай из яблокодыни.

– Клянусь Святилищем, – пробормотала она. – В следующий раз покупай мясо, Дин. Мне нужны кровь и органы, чтобы функционировать, и чем менее прожаренные, тем лучше. Потроха. Пирог с кровью. Что угодно, только не эти корни и бобы...

– Принято к сведению, мэм, – сказал я, сморщив нос. – И все же, как вы это сделали?

– Что именно?

– Ну, это. Как вам удалось так быстро все это собрать вместе, мэм?

– О, я не все собрала, – сказала она. Она сняла повязку, чтобы поесть, и поморгала желтыми глазами в тусклом свете. – Я до сих пор не знаю, кто убил Бласа и почему. На выяснение этого потребуется время. И я до сих пор не знаю, что Блас давал Хаза. И все же, невозможно предсказать, насколько безумны люди. Придумывать мотивы – глупая игра. Но как они это делают – это вопрос материи, перемещения настоящих предметов в настоящем пространстве. Вопрос о том, как нож был выкован в одном месте, а затем перевезен через всю страну, чтобы быть воткнутым в горло какого-то тупого ублюдка, требует множества осязаемых, определенных фактов. – Она указала на меня. – Ты получишь факты, Дин. Остальное сделаю я.

Я прожевал свой бобовый пирог:

– Да, но... как вы это сделали, мэм? Что...

– А. Какие суффозии мне делали? – спросила она. – Что увеличили? Это?

– Просто любопытно, мэм.

– Любопытно узнать, что делает меня мной. Что удерживает меня взаперти и заставляет валять дурака с повязкой на глазах, среди книг. Вот в чем проблема этой проклятой Империи в наши дни… Все эти самодовольные ублюдки считают, что имеет значение только одно – какой крошечный зверь танцует у тебя в крови, изменяет твой мозг, заставляет тебя видеть, чувствовать и думать по-другому. Человек, которому проводится улучшение, так же важен, как и то, какое улучшение он получает. И у нас есть право голоса в том, что мы за люди, Дин. Мы не слеплены по одному шаблону. Мы меняемся. Мы сами себя собираем.

Я понятия не имел, что это значит, но почувствовал, что она не хочет говорить на эту тему дальше.

– Как мы собираемся действовать дальше, мэм? – спросил я.

– Ну, во-первых, у Бласа наверняка был секретарь, – сказала Ана. – Кто-то, кто занимался его повседневными делами. Нам нужно связаться с ним, кем бы он ни был, и привести его сюда, ко мне. Затем я разберусь с ним. – Она вырвала лист пергамента и начала писать. – Это займет время – я не сомневаюсь, что его секретарь работает в соседнем кантоне, а сейчас сезон дождей, так что инженерам, должно быть, чертовски тяжело, но это необходимо сделать. – Она сунула мне в руки письмо, чтобы я отнес его на почтовую станцию. – И я хочу, чтобы ты связался с апотами. Пусть они проверят трубы в ванной. Яблонетраву могло смыть в канализацию. Я хочу подтвердить это и попросить их осмотреть трубы, если это так.

– Понял, мэм.

– Мне также нужно, чтобы ты забрал материалы у Геннадиос, – сказала она. – Все даты визитов Бласа. Те, кто убил его, точно знали, когда он приедет сюда, поэтому они наблюдали за ним в течение некоторого времени. Более серьезная проблема в том, что, бьюсь об заклад, Блас проводил много времени у морских стен в соседнем кантоне – Тала. Очень занятом кантоне, со своим собственным подразделением Юдекса и собственным расследователем. Наши возможности дотянуться туда и начать пинать ногами камни ограничены, если только мы не найдем что-нибудь действительно интересное.

– Что-нибудь действительно интересное?

– Да, что-то действительно веское, указывающее на то, что Блас распространял зло на Талу. Но я предполагаю, что это так. Блас был в одной постели с Хаза... а у Хаза определенно есть опора в столице кантона, в Талагрее. Если мы будем следовать этому пути до конца, это может привести нас к успеху. Я просто не уверена, когда именно.

Я наблюдал за ней. Теперь на ее лице была странная свирепость.

– Есть ли что-то личное между вами и семьей Хаза, мэм? – спросил я.

– Я решительно безразлична ко всем людям, Дин, – сказала она. – Это облегчает задачу, когда мне приходится отправлять их на эшафот. Но Хаза, на самом деле – это сборище гнилых ублюдков. Я была бы не прочь увидеть, как все их потомство гниет в земле, как кучка гребаных дохлых собак.

– Я... – я закашлялся. – Понятно, мэм. Мне просто интересно, не поэтому ли вы попросили меня привести Геннадиос.

– О, отчасти. На самом деле мне не нужно было, чтобы она подтвердила мою догадку. В основном я хотела, чтобы ты привел ее, чтобы я могла испортить ей день. Она показалась такой ужасной занудой.

– Тогда почему вы также попросили привести служанку, мэм?

– Не знаю. Мне нужно было, чтобы Уксос чувствовал себя комфортно, когда придет. И трое – это лучше, чем двое, так?

– А как же ваше заявление о том, что вы послали двух охранников Юдекса проверить хижину Уксоса? Я не верю, что вы просили меня это организовать.

– Ах, это была просто ложь, – сказала она. – Я просто хотела, чтобы он задвигался. И он начал действовать! – Она торжествующе улыбнулась. – Как это здорово, когда все получается!

ПОСЛЕ ТОГО, КАК мы закончили, я собрался уходить, чтобы представить свой официальный отчет в Магистрат Юдекса. Я заметил, что Ана выглядела очень расслабленной и гораздо менее сумасшедшей, чем в последние несколько недель, и прокомментировал это.

– Конечно, я чувствую себя лучше, – сказала она, надевая повязку на глаза, чтобы проводить меня. – Возиться с чем-то интересным – очень воодушевляющее занятие. И это убийство оказывается довольно интересным.

– Я думал, мэм, – сказал я, стоя у нее на крыльце, – что наша цель – вершить правосудие. Легион защищает живых. Юдекс защищает мертвых и обиженных.

– Не будь таким моралистом, Дин, это скучно. И правосудие – сложная штука. Я имею в виду, Блас показался тебе дерьмом, так?

– Не таким, чтобы заслуживать убийства, мэм. Особенно такого.

– Пока, по крайней мере. Мы узнаем больше.

Я остановился на пороге ее дома:

– У меня остался еще один вопрос, мэм...

Она устало вздохнула:

– Да, Дин?

– Что случилось с кантоном Ойпат? Тем, который был уничтожен яблонетравой?

– О... Апоты и инженеры пытались придумать способ спасти его, насколько я помню. Но они слишком долго колебались. К тому времени, когда они выработали план действий, было уже слишком поздно. Апоты применили ожог – не обычный, а ожог пальмовым маслом. Тот, который они используют, чтобы избавиться от трупов левиафанов. Весь кантон сейчас непригоден для проживания, он оцеплен инженерами, и жители кантона стали беженцами. Они живут среди нас то тут, то там, в небольших поселках и кланах. И, я полагаю, у них, должно быть, есть какие-то сложные вопросы на уме.