Текст книги "Запятнанный Кубок (ЛП)"

Автор книги: Роберт Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– С-Сегмент с-стены... 3С, – пробормотал я. – Д-Дата п-проверки – четвертое эгина... две тонны песка, две тонны суглинка...

Я читал дальше и дальше, запинаясь, разбирая мелкий шрифт, и прислушивалась к своему голосу. У меня большие проблемы с чтением и запоминанием текста, но, если я читаю его вслух и прислушиваюсь к собственным словам, я могу их запомнить, как и все остальное, что слышал.

Я прочитал все это вслух так быстро, как только смог. В основном это были записи о передвижениях командора во время его инспекций, с записями типа: пров. мосты Пайтасиз на севере кантона Тала – с 6-го по 8-е числа эгина – все проходят, и так далее. По-видимому, он был очень занят чуть более четырех недель назад, в течение месяца эгин. Я понятия не имел, уместно ли что-то из этого или нет, но, как запечатлитель, я должен был запечатлеть все в своей памяти.

Я закончил запечатлять книгу и пересек множество мостов, чтобы вернуться в дом. До этого я не опрашивал ни одного свидетеля смерти, особенно из персонала дома, принадлежащего семье джентри. Я задумался, с чего начать.

Я заметил свое отражение в воде внизу, покрытое пятнами и рябью, и остановился. «Давай не будем все портить, ладно?» – сказал я своему мокрому лицу.

Я перешел последний мостик и вошел в дом.

СНАЧАЛА Я ОПРОСИЛ служанок, поскольку у них был доступ в комнаты Бласа. Я начал с девушки, которая так истерично рыдала – миниатюрная, с узкими плечами и крошечными запястьями. Достаточно маленькая, чтобы удивиться, как она умудрялась пройти по коридору со всей этой посудой. По ее словам, именно она ответила Бласу, когда он начал звать на помощь в восемь часов, как раз перед завтраком.

– Он звал на помощь? – спросил я.

Она кивнула. Слеза скатилась по ее щеке и опасно застряла в ямке над ноздрей:

– Он сказал, что у него... болит грудь. Сказал, что ему трудно дышать. Он собирался спуститься к завтраку, но остановился и вернулся в свою комнату. Я подошла к нему, попыталась уложить его, прежде чем... прежде чем он...

Она опустила голову; сдерживаемая слеза скатилась по ее губам; затем она снова завыла.

– Извините, – всхлипнула она, пытаясь взять себя в руки. – С-следовало б-бы с-спросить... Не ж-желает ли с-сэр выпить ч-чаю?

– Ааа...Нет, спасибо, – сказал я.

По какой-то причине это заставило ее разрыдаться еще сильнее. Я подождал, пока она перестанет. Когда она этого не сделала, я ее отпустил.

Я перешел к следующей, более старшей служанке по имени Эфинас. Она медленно села, ее движения были осторожными, контролируемыми. Движения того, кто привык к тому, что за ним наблюдают. Она подтвердила рассказ первой служанки: Блас пришел поздно вечером, принял ванну, лег спать; и все казалось совершенно нормальным, пока утром он не начал звать на помощь. Она не была у него, поэтому больше ничего не знала, но она оживилась, когда я спросила, останавливался ли Блас здесь раньше.

– Да, – ответила она. – Мои хозяева часто разрешали ему оставаться здесь. Он с ними близок.

– Чем это пребывание отличалось от других? – спросил я. – Или было ли вообще что-то по-другому?

Нерешительность. «Да, было», – сказала она.

– И что?

Еще одно колебание.

– На этот раз он оставил нас в покое, – тихо сказала она. – Наверное, потому, что у него не было возможности попытаться.

Я кашлянул, понюхал свой флакон и понадеялся, что она не увидит, как я покраснел. «Расскажите мне об этом подробнее, пожалуйста», – попросил я.

Она так и сделала. Судя по всему, Блас был настоящим ублюдком, он лапал служанок, как только оставался с ними наедине. Она сказала, что не уверена, отвечала ли на его ухаживания какая-либо из других девушек, но она так не думает, хотя он приставал ко всем ним.

– С какой целью он сюда приехал? – спросил я.

Она опустила глаза. «Он был другом семьи Хаза», – сказала она.

– Другом? Это единственная причина, по которой он остановился здесь?

– Да.

– Разве это не странно, что кто-то останавливается в чужом доме, когда его друга здесь нет?

Это вызвало презрительный взгляд. Ее взгляд задержался на моих дешевых ботинках и плохо сидящем пальто:

– Это не редкость среди джентри.

Похоже, даже служанки считали себя более опытными, чем я. Но, возможно, они были правы.

Я расспрашивал ее о многом, но с каждым вопросом она давала мне все меньше и меньше информации, все больше уходя в себя. Я взяла это на заметку и перешел к следующей.

Я расспросил следующих девушек об ухаживаниях Бласа. Хотя они подтвердили эту историю, все они утверждали, что у них никогда не было отношений с Бласом, кроме этих неприятных моментов, и никому из них больше нечего было сказать.

– Я ничего не слышала и не видела перед тем, как он умер, – решительно заявила последняя девушка. Она была смелее, громче и злее остальных. Возможно, она не была готова спокойно терпеть подневольный труд. – Всю ночь. Я знаю это.

– Вы уверены? – спросил я.

– Да, – ответила она. – Потому что я почти не спала перед приходом гостя.

– Почему?

– Потому что мне было жарко. Очень жарко.

Я подумал об этом:

– Вы спите рядом с кухней?

– Да. Почему?

– Потому что там гибнет гриб кирпис. Может быть, поэтому вам было так жарко?

Она казалась удивленной:

– Еще один умирает?

– Они умирали раньше?

– Они очень чувствительны к влаге. Если ее будет слишком много, они сморщатся и погибнут.

– Какого рода влаге? – спросил я.

– Любой. Дождь. Сырость. Оставь поблизости открытое окно или дверь – особенно сейчас, когда начинается сезон дождей, – и они сразу же заболеют. Они чертовски чувствительны.

Я откинулся на спинку стула и сосредоточился. В уголках моих глаз что-то затрепетало, и я вызвал в памяти свои воспоминания об обыске дома, каждый образ каждой комнаты четко всплывал в моей голове, как муха, подвешенная в капле меда. Насколько я видел, ни одна дверь или окно не были открыты. Так как же могли погибнуть кирписы?

– Вы или кто-нибудь еще в доме случайно не закрывали открытую дверь или окно после смерти Бласа? – спросил я.

Она уставилась на меня.

– После того, что мы увидели, сэр, – сказала она, – мы едва могли стоять, не говоря уже о том, чтобы выполнять свою работу.

Я воспринял это как да, они не закрыли ни дверей, ни окон, и перешел к следующему в списке.

Поскольку у меня закончились служанки, я набросился на кухарку, расспросив ее о крови на кухне. На нее это не произвело никакого впечатления.

– Почему вы думаете, что на кухне может быть кровь? – спросила она.

– Вы порезались? – спросил я.

– Нет. Конечно, нет. Я слишком стара и слишком хороша. Если вы нашли кровь, то, я уверена, она от личрыбы, которую я приготовила Бласу на завтрак, хотя он так и не попробовал ее.

– Личрыбы? – спросил я и скривился. – На завтрак?

– Это то, что он любит, – спросила она. – Ее трудно достать там, где он работает, слишком близко к стенам. – Она наклонилась ближе. – Если хотите знать мое мнение, он что-то подцепил там, у морских стен. Какой-то паразит или что-то в этом роде. Я имею в виду… подумайте о том, что стены не пропускают. Одному Святилищу известно, какие странные штуки волны приносят с собой!

– Они не проникают внутрь, мэм, – сказал я. – В этом-то и суть морских стен.

– Но в них много лет назад был пролом, – сказала она, радуясь возможности обсудить такие нелепости. – Одна из них проникла внутрь и разрушила город к югу отсюда, прежде чем Легион ее убил. Сейчас там цветут деревья, хотя раньше они никогда не цвели. Раньше на этих деревьях не было цветов.

– Если бы мы могли вернуться к обстоятельствам прошлой ночи, мэм...

– Обстоятельствам! – усмехнулась она. – Мужчина подхватил инфекцию. Все очень просто.

Я нажал на нее сильнее, но у нее больше не было интересных сведений, и я ее отпустил.

СЛЕДУЮЩИМ БЫЛ САДОВНИК. Его звали Уксос, и он, по-видимому, был не просто садовником, но выполнял случайную работу по дому, ремонтируя стены или оклеивая двери папоротниковой бумагой. Очень робкий человек, возможно, слишком старый, чтобы быть садовником. Казалось, он пришел в ужас при мысли о том, чтобы попытаться исправить ущерб, который деревья нанесли дому.

– Я даже не знаю, что это за дерево, – сказал он. – Я никогда в жизни его не видел.

– Знаете, у него был цветок, – сказал я. – Маленький, беленький. – Я описал его – внутренние лепестки фиолетовые и желтые, сладкий и приторный аромат. Он только покачал головой.

– Нет, нет и нет, – сказал он. – Я не знаю этого цветка. Я не знаю этого дерева. Не знаю.

Я спросил его о грибах кирпис, и он сказал то же самое, что и служанка: слишком много воды убивает их. Но как погибла эта особь, он не знал.

– Вероятно, кто-то налил в него слишком много воды, – сказал он. – Облил его. Это дорого, но такое случается. За ними очень трудно ухаживать. Это сложный процесс, связанный с охлаждением воздуха. У них в корнях образуются черные плоды, которые нужно вычищать...

Наконец я спросил его о печи и золе от очага в хижине.

– Я использую огонь для чистки своих инструментов, – сказал Уксос. – Некоторые растения очень нежные. Нельзя переносить грибок с одного растения на другое. Поэтому я кладу инструменты в огонь, чтобы почистить.

– Разве для этого у них нет моющих средств? – спросил я. – Мыло и тому подобное для ваших инструментов?

– Они дорогие. Огонь дешевле.

– Хаза не похожи на людей, которые сильно заботятся о цене.

– Еще как заботятся, – сказал он, – если люди обходятся им дорого. Тогда люди уходят. Я очень стараюсь обходиться недорого. Я не хочу уходить.

В его глазах мелькнула тревога. Я догадывался, что он слишком стар, чтобы быть садовником, и он это знал. Я настаивал на большем, но ему больше нечего было дать, и я его отпустил.

ПОСЛЕДНЕЙ БЫЛА ЭКОНОМКА – мадам Геннадиос, очевидно, хозяйка всего заведения, когда самих Хаза не было дома. Пожилая женщина с морщинистым, сильно накрашенным лицом. На ней было ярко-зеленое одеяние очень дорогого покроя, из мягкого и мерцающего шелка сази, из внутренних колец Империи. Войдя, она остановилась, окинула меня холодным проницательным взглядом, затем села в безупречной позе – колени сведены под углом, руки на коленях, плечи подняты и напряжены – и решительно уставилась в угол.

– Что-то не так, мэм? – спросил я.

– Мальчик, – сказала она. Ее слова были сухими и натянутыми, как тетива лука. – Они прислали мальчика.

– Прошу прощения?

Она снова изучала меня краем глаза:

– Вот кто запер нас в нашем доме, в доме моих хозяев, и не позволяет нам убрать этот проклятый труп – большой мальчик-переросток.

Прошло долгое, леденящее душу мгновение.

– В вашем доме кое-кто умер, мэм, – сказал я. – Возможно заражение. Что-то, что могло убить и вас всех тоже. Вы не хотите, чтобы мы занимались расследованием?

– Тогда где расследователь?

– Расследователь не сможет присутствовать, – сказал я. – Я здесь, чтобы осмотреть место происшествия и доложить ей.

Ее пристальный взгляд задержался на мне. Я вспомнил угря, наблюдающего за рыбой, мелькающей перед его пещерой.

– Задавайте мне свои вопросы, – сказала она. – У меня много работы, нужно подлатать чертов потолок. Вперед.

Я подышал из своего флакона, а затем спросил ее о характере пребывания Бласа. Она пожала плечами, что, возможно, было самым легким и неискренним пожатием, которое я когда-либо видел.

– Он друг семьи Хаза.

– Одна из ваших служанок сказала то же самое, – сказал я.

– Потому что это правда.

– В точности то же самое.

– Потому что это правда.

– Ваши хозяева часто позволяют своим друзьям оставаться в своих домах?

– У моих хозяев много домов и много друзей. Иногда их друзья приезжают погостить к нам.

– И никто из клана Хаза не собирался присоединиться к нему?

– Мои хозяева, – сказала она, – предпочитают более цивилизованное окружение, чем этот кантон.

Я продолжил, спросив ее о том, где хранятся реагент-ключи для персонала.

– Все реагент-ключи запираются на ночь, – сказала она. – Только у меня и Уксоса есть постоянный доступ к ним в течение вечера, на случай чрезвычайных ситуаций.

Я спросил о замене ключей, о том, как их скопировать, и так далее, но она отмахнулась. Эта идея показалась ей невозможной.

– А как насчет изменений? – спросил я. – Применялись ли к вашим сотрудникам какие-либо имперские прививки?

– Конечно, – сказала она. – Для иммунитета и борьбы с паразитами. В конце концов, мы находимся на окраине Империи.

– Ничего более продвинутого?

Она покачала головой. Я почувствовал жар под воротником своего пальто. Мне не понравилось, что она мало двигалась, сидела прямо, как шомпол, и поворачивала голову только для того, чтобы посмотреть на меня краем глаза, как проклятая птица.

– Не могли бы вы, по крайней мере, рассказать мне о характере отношений коммандера с Хаза? – спросил я.

Испепеляющий взгляд:

– Они были друзьями.

– Как давно они дружат?

– Я не знаю, с кем дружат все мои хозяева, да и не мне это знать.

– У них много друзей в Даретане?

– Да. Причем, во многих иялетах. – Ее глаза сверкнули, когда она посмотрела на меня. – И некоторые из них выше тебя.

Я вежливо улыбнулся ей, но угроза казалась вполне реальной. Я попросил ее продолжить, но она ничего мне не сказала. Я отпустил ее.

НАКОНЕЦ ВСЕ было сделано: допрошены все свидетели, опрошен весь персонал, установлено время отбытия и прибытия. Единственным человеком, прибывшим за прошедший день, был коммандер Тактаса Блас, который прибыл в резиденцию сразу после одиннадцати вечера двадцать девятого числа месяца скаласи. Он немедленно принял ванну и лег спать, проснулся тридцатого числа, а затем сделал паузу прямо перед завтраком, чтобы умереть самым ужасным образом, какой только можно вообразить. Хотя мне казалось, что я неплохо справился с этим – возможно, за исключением моего разговора с экономкой, – я не мог понять, что произошло: была ли смерть Бласа убийством или хотя бы подозрительной.

В конце концов, заражения все-таки происходят. Особенно для тех, кто работает на морских стенах.

По пути к выходу я заглянул в спальню. Чтобы еще раз взглянуть на труп, да, но также и вернуть книгу Бласа в его вещи. Было странно засовывать его дневник обратно в сумку, когда его застывший крик висел у меня над плечом. Несмотря на все увечья, выражение боли на его лице оставалось поразительным, как будто он все еще чувствовал, как все эти побеги пронизывают его плоть.

Я вышел, поблагодарил Отириоса, и он повел меня через территорию обратно к воротам для прислуги.

– Сэр, мы можем забрать труп для изучения? – спросил он.

– Думаю, да, но, пожалуйста, оставьте всех свидетелей здесь, – сказал я. – Я доложу расследователю, и она, вероятно, захочет вызвать кого-нибудь из свидетелей, чтобы допросить его лично.

– Это было хорошо сделано, сэр, – сказал он.

– Что?

– Отличная работа. Если можно так выразиться. Все прошло хорошо. – Он одарил меня улыбкой, сияющей, как у старшего брата. Я видел такие улыбки только за четвертой порцией алковина. – Хотя в следующий раз, сэр, возможно, вам захочется быть более дружелюбным. Я встречал гробовщиков более радушных, чем вы.

Я остановился и посмотрел на него. Затем повернулся и продолжил свой путь по живописным садовым дорожкам к выходу из ворот, оплетенных лозами.

– Но я также спрашиваю себя, сэр... – спросил Отириос, когда мы проходили через лозы.

– Да, принцепс? – сказал я. – Что бы вы могли посоветовать на этот раз?

– Может быть, было бы проще, если бы пришла сама расследователь?

Я снова остановился и злобно посмотрел на него.

– Нет, – сказал я. – Я могу сказать с абсолютной честностью, принцепс, что нет, это было бы не легче. – Я вернулся на дорогу, пробормотав: – Тебе придется поверить мне.

ГЛАВА 2

| | |

КАНТОН ДАРЕТАНА НЕ имел настоящего города в обычном смысле этого слова; его место занимало скопление зданий императорских иялетов, прилепившихся к главному перекрестку, а также бесчисленные загоны, склады и амбары для хранения всех материалов и скота, которые постоянно доставлялись к морским стенам. В тот день там было обычное месиво из грязи, людей и лошадей. Я протанцевал на юг по городским улицам, останавливаясь у повозок и фургонов, и увидел знакомые зрелища: лошади, по брюхо покрытые медно-красной грязью; ползающие стаи жужжащих мух; мокрые от пота офицеры Легиона, инженеры и офицеры других иялетов, выкрикивающие имена и приказы, не обращая внимания на то, слушают их или нет. Я кланялся и кивал, кланялся и кивал, и кивал, и кивал, пока не выбрался из толпы и не углубился в джунгли.

В лесу было темно и жарко. Солнце клонилось к закату, и лучи его золотисто-коричневого света проникали сквозь кроны деревьев. Я нашел узкую тропинку в джунглях, ведущую к дому моей хозяйки, и зашагал по ней, встреченный знакомым щебетанием лягушек и жуков. Затем пропитанные паром листья раздвинулись, и я увидел ее маленькое жилище из фретвайна, ожидавшее в тени.

Я прошел между пнями деревьев. Инженеры срубили все эти деревья, когда мою хозяйку впервые назначили расследователем Юдекса в этом кантоне, около четырех месяцев назад, а затем они построили для нее дом из фретвайна – особой, измененной лозы, которую апотекали приручили, чтобы она принимала любую форму. В то время как я столько раз проходил по этой тропинке, что практически шел по своим собственным следам, она не покидала это место с тех пор, как переехала сюда. Ни разу.

Я поднялся по ступенькам к ее входной двери и увидел стопку книг, перевязанных бечевкой. Я догадался, что их доставили с почтовой станции Даретаны. Я присел на корточки и раскрыл несколько книг, чтобы прочитать названия. Как всегда, буквы дрожали и плясали у меня перед глазами, из-за чего мне было трудно сложить их воедино – меняющийся свет в джунглях не помогал, – но я разобрал Сводка о передаче земельных владений в кантоне Габирга в 1100-1120 годах и Теории, связанные с увеличением массы восточного бегкраба с 800 года.

– Что за хрень? – пробормотал я.

Затем я остановился, прислушиваясь. Я услышал чириканье брослягушки и негромкий крик мика-жаворонка; но потом я понял, что слышал кое-что еще: бормотание мужчины, из дома.

Я прижался ухом к входной двери. Я услышал внутри один голос – моей хозяйки – и второй, мужской. Голос, который звучал встревоженно, даже нервно.

– О, черт, – сказал я. – Она поймала еще одного...

Я распахнул дверь и ворвался внутрь.

САМОЙ ПРИМЕЧАТЕЛЬНОЙ ОСОБЕННОСТЬЮ интерьера маленького дома из фретвайна, как всегда, было огромное количество книг: стены, стеллажи и настоящие каньоны томов на самые разные малоизвестные темы. Моя хозяйка буквально жила между книгами, часто используя их как письменный стол и тумбочку. Ей даже пришлось вырезать в них небольшую нишу для своей кровати.

Я выглянул из-за стеллажей с томами и подошел к комнате для переговоров в задней части маленького домика. Я уже мог разглядеть ноги человека, сидящего на стуле в глубине, – офицерские ботинки, черные и блестящие – и поморщился. Я пригладил волосы и вошел в комнату для переговоров.

Со вчерашнего дня обстановка в комнате для переговоров стала еще хуже: теперь комната была до краев заставлена растениями в горшках, множеством экзотических и полуувядших растений, а также струнными музыкальными инструментами на разных стадиях разрушения. В левой части комнаты стояло маленькое мягкое кресло, и сегодня его занимал капитан Инженерного иялета, худой мужчина средних лет, который выглядел совершенно перепуганным.

Причина его ужаса была очевидна, поскольку большинство людей боялись находиться в одной комнате с моей хозяйкой: иммунис Анагоса Долабра, расследователь Юдекса кантона Даретана, сидела на полу, отвернувшись от капитана, и работала над очередным своим проектом. Это было какое-то хитроумное сооружение из проводов и струн, в котором я не мог разобраться. Я предположил, что она разобрала одну из своих многочисленных ситурских арф – она была заядлой, хотя и невнимательной музыкантшей – и делала из струн что-то вроде ткацкого станка.

– Я же говорила тебе, Дин, – сказала Ана, – стучать. Всегда.

Я встал по стойке смирно, руки за спиной, пятки на ширине плеч, колени прямые.

– Мне показалось, я услышал голоса, мэм, – сказал я. – Пришел проверить.

– О, беспокоиться не о чем. – Она оглянулась на меня через плечо, улыбаясь. Прядь ее белоснежных волос упала ей на щеку, словно перышко какой-то экзотической птицы. Я продолжал стоять, но она не могла меня видеть, потому что на ее глазах была широкая полоска малиновой ткани, заменявшая повязку. – У нас с капитаном, – сказала она, – состоялся восхитительный разговор.

Капитан уставился на меня с неприкрытым ужасом.

– Он здесь, мэм, – сказал я.

– О, да, – сказала она. Она вернулась к своему проекту. – Этот капитан отвечает за обслуживание ирригационных сетей в Даретане. Во время своих работ они обнаружили руины, которым сотни лет, построенные кем-то из тех, кто жил здесь до прихода Империи. Не так ли, капитан Тиште?

Капитан посмотрел на меня и одними губами произнес: Помогите!

– Самое любопытное, – продолжила Ана, – что, по-видимому, некоторые из руин были построены с использованием сложной кирпичной кладки в елочку, для чего требовалось меньше раствора! Разве это не удивительно?

Капитан отчаянно жестикулировал и указывал мне на дверь.

– Очень удивительно, мэм, – сказал я.

– Особенно потому, – сказала она, – что я давно вынашиваю теорию о том, что многие курмини, живущие в третьем кольце Империи, изначально мигрировали из этих земель еще до основания Империи. И это стало бы некоторым подтверждением этого, поскольку кирпичный узор в елочку чрезвычайно распространен в кантоне Курмин! Очевидно, люди мигрировали вглубь страны, потому что... – Она махнула рукой на восток. – Я имею в виду, что если ты хотел выжить, то именно это ты и делал.

Капитан перестал жестикулировать, заметив белую салфетку на подносе рядом с собой. Прежде чем я успел остановить его, он поднял салфетку и в ужасе уставился на то, что лежало под ней: маленького воробья-джипти, которого Ана поймала несколько недель назад, затем убила, расчленила и сохранила в стеклянной банке. Капитан уронил салфетку, его рука дрожала.

Я поспешил придумать историю.

– На самом деле, мэм, – сказал я, прочистив горло, – по дороге сюда я случайно встретил нескольких офицеров из Инженерного иялета.

– Неужели?

– Да, мэм. Они упомянули, что им срочно нужен капитан Тиште.

Ана застыла перед своим изобретением, затем склонила голову набок.

– Хм. Нет. Это ложь, Дин. Ты очень плохой лжец, и я слышу это по твоему голосу. Но! Признаюсь, кроме обсуждения елочки, капитан Тиште не сказал ничего интересного, и он мне уже порядком надоел. – Она повернулась к нему, все еще с завязанными глазами, все еще улыбаясь. – Вы можете идти, капитан. Я ценю, что вы уделили мне время.

Капитан Тиште вскочил на ноги, выглядя шокированным. Он поклонился, произнес единственное хриплое «М-мадам» и направился к двери.

Я вышел с ним в душный вечер, спрашивая себя, как на этот раз исправить причиненный ущерб.

– Я приношу извинения за это, сэр, – сказал я. – Нет никаких оправданий для...

– Извинения! – возмущенно закричал он, как только мы оказались на улице. – Извинения! Она присылает мне письмо с просьбой прийти с какими-то картами, и, когда я соглашаюсь, она задерживает меня там на три часа, расспрашивая обо всей моей жизни! Она даже спросила меня о форме моих ног!

– Мне очень жаль, – сказал я. Я поклонился, поднял глаза, увидел его разъяренное лицо, затем поклонился еще ниже, пока мой нос почти не коснулся моих потрепанных ботинок. – Я бы остановил это, если бы был здесь, сэр, я действительно бы...

– А потом... потом у нее хватает наглости называть меня скучным! – сказал он. – Подумать только, что эта сумасшедшая и есть наш расследователь Юдекса, я просто... – Он повернулся и помчался по тропинке в джунглях обратно в город.

Я посмотрел ему вслед, пробормотал «Дерьмо» и вернулся в дом.

Ана все еще сидела, согнувшись, перед своим хитроумным устройством в комнате для переговоров, ее поза была напряжена, пальцы задумчиво перебирали струны.

– Вы же знаете... – сказал я и замолчал, чтобы обдумать свои слова.

– Продолжай, Дин, – сказала она. Она сняла повязку с глаз. – Я почти подумала, что ты собираешься упрекнуть меня. Это было бы потрясающе интересно.

– Ну, вы же знаете, мэм, – сказал я, – что... что вы действительно не можете продолжать это делать.

– Обычно я не могу, – сказала она, – но это потому, что обычно ты, Дин, здесь и останавливаешь меня.

– Я так и делаю, мэм, – огрызнулся я, – потому что вы не можете продолжать загонять этих бедных людей в угол и выжимать из них информацию, как сок из яблокодыни!

– Я просто делаю все, что в моих силах, чтобы сделать этот унылый кантон немного интереснее, – беззаботно ответила она. Она затянула шнурок на своем хитроумном приспособлении. – Но это требует довольно большой работы.

– Мэм...

– Например, знаете ли вы, Дин, что самый юго-восточный колодец в Даретане почти наверняка заражен иридой?

– Как интересно, мэм.

– Действительно. Никто не знал. Но я узнала это от шестидесяти двух человек, с которыми общалась за последние месяцы. Двенадцать из них регулярно пили из этого колодца и, сами того не подозревая, описали легкие боли, бессонницу и неестественный запах мочи – все симптомы, которые обычно ассоциируются с этим заболеванием. Я сообщила об этом капитану и порекомендовал ему прочистить колодец. – Еще одна корректировка в струнах перед ней. – Это то, что я получаю из всех этих разговоров, Дин. Мне просто нужно достаточно информации, чтобы понять природу закономерности.

– Так вот почему вы спросили того коммандера Легиона о запахе его мочи, мэм?

– О, нет, вовсе нет. В то время мне было просто любопытно.

Я позволил себе бросить на нее быстрый взгляд. Это была высокая, худощавая женщина лет сорока-пятидесяти – с некоторыми измененными людьми трудно было сказать наверняка, – и, хотя ее кожа имела серый оттенок, как у меня, она была определенно светлее. В основном из-за того, что она никогда не выходила на улицу, но отчасти, вероятно, из-за того, что она была сази: светлокожей расой из внутренних районов Империи, чьи лица были более угловатыми и узкими, чем у тала вроде меня. Со своими белоснежными волосами, широкой улыбкой и желтыми глазами она часто казалась отдаленно похожей на кошку: возможно, на сумасшедшую домашнюю кошку, которая бродит по дому в поисках подходящего солнечного луча, хотя всегда готова помучить случайную мышь.

Сегодня на ней было длинное черное платье, а поверх него – заляпанный темно-синий плащ иялета Юдекс, геральды которого были расставлены в совершенно симметричные группы, что противоречило имперскому кодексу. Их сортировка отличалась от вчерашней: теперь они были упорядочены по цвету, а не по размеру.

– О! – сказала она. – Книги!

– Прошу прощения, мэм? – сказал я.

– Дин, мои книги прибыли?

– Ой. Да, мэм. Они ждут на крыльце. Я бы пригласил их войти, но меня отвлекла ваша пытка капитана.

– И теперь ты пытаешь меня своими попытками пошутить, – сказала она. – Но, если ты будешь так добр...

Я поклонился, подошел к двери и остановился, чтобы оглянуться, взявшись за ручку.

– Глаза отведены! – сказала она. Ее лицо было обращено в угол комнаты для совещаний. – Мои глаза отведены!

Убедившись, что она не смотрит, я открыл дверь, схватил стопку книг, втащил их внутрь и захлопнул дверь. Она мгновенно оказалась у меня за спиной, просунула длинный бледный палец под узел бечевки и разорвала его.

– На этот раз потребовалась целая вечность, – проворчала она. – Две недели! Ты можешь в это поверить? Две чертовы недели, чтобы доставить мне это.

– Должно быть, очень тяжело так долго обходиться без достойной книги о крабах, мэм.

– Ты даже не представляешь. – Она открывала их одну за другой, закрывая глаза и ощупывая страницы. Хотя большая часть ее кожи была бледно-серой, кончики пальцев были розовыми – я предположил, они были изменены с помощью прививки, чтобы стать настолько сверхчувствительными, что она могла читать печатный, а иногда и рукописный текст только на ощупь. Что она и делала довольно часто, поскольку большую часть дня проводила с завязанными глазами. Лучше ограничивать свои чувства, как-то раз объяснила она. И не выходить из дома. Чрезмерная стимуляция сводит человека с ума.

Наблюдая за тем, как она листает каждую книгу, я уже не в первый раз спросил себя, как я смогу определить это в ее случае. Я предположил, что ее недуги как-то связаны с ее дополнениями, хотя мне никогда не говорили, каким именно образом был дополнен ее разум.

– Ах, – сказала Ана. Она с явным чувством погладила страницу книги о крабах. – Это книга из кантона Ратрас. Я могу сказать это по печати. Их печатные станки были созданы для того, чтобы публиковать священные книги на их языке, поэтому некоторые буквы слегка наклонены влево… Спасибо, что принес это, Дин. Они должны занять меня на день или около того.

– На день, мэм? – спросил я.

– О. Тебе кажется, что меньше, Дин? – обеспокоенно спросила она.

– Не могу сказать, мэм.

– Или мне следовало заказать больше книг, Дин?

– Не могу сказать, мэм.

Напряженная тишина.

– Ты можешь произнести предложение, – спросила она, – длиной более десяти слов, Дин?

Я рискнул заглянуть в ее светло-желтые глаза и подавил ухмылку. «Могу, мэм», – сказал я.

– Я восхищаюсь тем, – сказала она, – как ты можешь быть легкомысленным говнюком, произнося всего несколько слогов. Настоящий талант. – Вздохнув, она встала, побрела обратно в комнату для совещаний и плюхнулась в кресло.

Я последовал за ней и застыл по стойке смирно в дверном проеме. Она оглядела комнату и все ее незавершенные проекты. На ее лице появилось слегка подавленное выражение.

– Теперь, когда я думаю об этом, Дин, – сказала она, – я, наверное, немного схожу с ума.

– Очень жаль, что я это слышу, мэм.

Она взяла маленькую ситурскую арфу и рассеянно заиграла на ней.

– В основном, – сказала она, – потому что в этом скучном маленьком кантоне никогда ничего не происходит. И книги идут так долго.

Теперь мне было знакомо это настроение. Сначала восторг от новой идеи, новой проблемы, новой игрушки, а затем, когда она была разгадана, – сокрушительная меланхолия. Единственное, что оставалось сделать, – подарить ей новую.

– Ну, кстати, мэм, – сказал я, – сегодня утром я...

– Мне больно говорить, но все это гораздо более терпимо, когда ты рядом, – сказала она. – Ты такой мрачный, такой серьезный и такой скучный, Дин, что держишь меня на плаву.

– Я попытаюсь воспринять это как комплимент, мэм, – сказал я. – Но именно поэтому я и хотел...

– Но твоя позиция по моей постоянной просьбе, – спросила она, – осталась прежней?