Текст книги "Запятнанный Кубок (ЛП)"

Автор книги: Роберт Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Она ждала, что я что-нибудь скажу, но я не мог придумать, что на это ответить.

– Для вас это имеет смысл, сигнум? – спросила она.

– Так и есть, мэм, – сказал я. Потому что в этом, по крайней мере, был смысл – циничный смысл, но смысл был.

– Тогда почему бы вам не рассказать мне, – медленно и осторожно произнесла она, – что удалось выяснить вашей иммунис. Расскажите мне, как продвигается расследование. Ведь мы друзья, не так ли?

Я пристально посмотрел в ее фиалковые глаза. Я любовался тем, как ее серебристые волосы рассыпались по белоснежным плечам. Каким пьянящим был здешний воздух, каким странным он был. Все казалось надушенным, но я не чувствовал никаких запахов, кроме запаха еды.

Я отвел взгляд и посмотрел на двух сублимов, наблюдавших за мной, как за раненой дичью на их охотничьих угодьях. «Боюсь, я не могу этого сделать, мэм», – сказал я.

– Почему? – спросила Файязи.

– Это противоречит правилам: я не могу обсуждать расследование с кем-либо непричастным, мэм.

– Но разве мы не друзья, сигнум Кол?

Я не ответил.

Затем в ее взгляде промелькнуло что-то холодное: она приняла какое-то решение. Она подняла палец и согнула его, но смысл этого жеста был для меня непонятен.

– Вы поступили в иялет из-за денег, да? – спросила она.

Я ничего не сказал.

– Вы стали сублимом, чтобы прокормить свою семью, – сказала она. – Чтобы отправить их дальше в Империю, конечно. Вот почему так много людей служат. И все же, сколько месяцев прошло с тех пор, как вы видели их в последний раз? Сколько времени прошло с тех пор, как вы получили от них письмо? Они хоть понимают, как вы страдаете? Что вы делаете? Кем вы стали?

Я почувствовал, как мой пульс участился и забился в ушах. Мое дыхание внезапно стало горячим и учащенным. Я не был уверен почему, но все вокруг казалось холодным и дрожащим, как будто у меня была лихорадка.

Я взглянула на сублимов, которые все еще наблюдали за мной. Я неловко поерзал на стуле. Что-то было не так. Я подумал, не отравился ли я, но знал, что не пробовал блюда с ее стола.

– Для вас есть путь, – сказала Файязи, – который позволит вам вернуться домой, свободному и ничем не обремененному, со всем, что у вас есть, чтобы спасти их. Я могла бы показать вам этот путь. И вы были бы свободны идти по нему. Но в данный момент – прямо сейчас – разве вам не полагается передышка от всего этого?

– П-передышка? – сказал я едва слышным голосом.

– Да, – сказала Файязи. Она улыбнулась. Ее лицо выражало такое сочувствие, такое понимание. – Вы терпели унижение за унижением... разве вы не обязаны вкусить радости жизни Империи? А радости есть, Кол. Это я знаю.

Я почувствовал жар в животе. Я схватился за края стола. По моим вискам струился пот. Затем в пояснице появилась пульсация, глубокая, мучительная боль, и внезапно я так возбудился, что мне стало больно.

Пристыженный и сбитый с толку, я отвел взгляд от Файязи.

Затем я заметил тень на полу и понял, что кто-то стоит у меня за спиной. Я повернулся, чтобы посмотреть.

Это была девушка – или, по крайней мере, мне так показалось, – которая смотрела на меня печальным взглядом. Она была примерно моего возраста, ухоженная и хорошенькая, босоногая, с темными глазами и короткими волосами. На шее у нее был повязан красный шелковый шарф, а с плеч свисало красное платье; однако это было всего лишь два куска шелковой ткани, один из которых прикрывал ее спереди, а другой – сзади, открывая обнаженные бедра и грудь.

И я возжелал ее. Необъяснимо, внезапно, страстно. Она была не так красива, как Файязи, не так тщательно ухожена, но было что-то в ее манере держаться, в ее взгляде, в самом ее присутствии, что делало ее такой притягательной для меня, что я чуть не умер.

Затем я заметил кое-что странное: припухлость в подмышечной впадине девушки – небольшое узелковое образование фиолетового цвета, оставшееся после изменения.

Я взглянул ей в лицо и увидел такой же фиолетовый оттенок в уголке подбородка, прямо над шарфом.

Тогда я понял, кем она была: шансонеткой, придворной танцовщицей. Существом, измененном феромонами для удовольствия других. Ана упоминала о таких женщинах, но я никогда не думал, что встречу такую в своей жизни.

Мое тело жаждало ее. Я ничего так не хотел, как схватить ее, попробовать на вкус, овладеть ею, познать каждую складочку и изгиб ее тела. И все же мои зубы впились в трубку из тростника, которую я держал во рту, и я сглотнул, наполнив горло горячим запахом табака; а затем, словно освобождая голову от паутины, я повернулся лицом к Файязи.

– Я просто, – тихо сказал я, – хотел бы уйти, мэм.

– Она вам не нравится? – спросила Файязи. – У нас есть другие. Мужчины, если хотите.

Я ничего не сказал. Все мое тело, казалось, наполнилось горячей кровью.

– Что это за мир, сигнум, – сказала Файязи, – где вы вынуждены меняться, ломать себя, и все это ради пригоршни талинтов. – Она снова наклонилась вперед. Ее запах опьянял. – Разве вы не обязаны передохнуть от этого?

Тень придворной танцовщицы висела у меня на плече свинцовым грузом.

– Ничто не может быть предосудительным, – сказала Файязи, – в настолько разрушенной Империи.

– Я просто хочу уйти, – повторил я.

Файязи жестом подозвала шансонетку, который подошла ближе ко мне. Я отвернулся.

– Знаете, вы были неправы, – сказала Файязи. – Я друг многих, Диниос Кол. Но я никогда не встречала человека, который был бы настолько достоин моей дружбы, как вы.

Шансонетка начала использовать пе́ред своего платья в качестве веера, приподнимая его и обмахивая меня, окутывая своим ароматом. Я заметил, что это был странно сладкий мускус, с примесью листьев апельсина и пряностей. Мое сердце бешено колотилось, а поясница болела так сильно, что мне хотелось кричать.

– Вы что-то нашли? – внезапно спросила Файязи. Она встала. – Долабра что-то нашла?

Я сглотнул. Я видел, как шансонетка приподняла подол платья и снова обмахнулась им; и там, среди красного мерцания, мелькнул силуэт ее тела и мерцающий пучок волос на лобке.

Я старался не сводить глаз с Файязи. Именно тогда я заметил сбоку на платье джентри странное белое пятно, похожее на краску.

Дрожа, я посмотрела на обнаженную руку Файязи. Не краску ли я там заметил? И, под ней, темное пятно синяка – возможно, в форме кончиков пальцев? Даже в тот безумный момент я изо всех сил старалась обратить на это внимание.

– Что ваша иммунис знает о моем отце? – спросила Файязи громче. – Что он сделал?

Внезапно аксиом оказалась рядом с ней.

– Спокойно, госпожа, – прошипела она. – Спокойно...

– Что она знает о нем и Тактаса Бласе? – требовательно спросила Файязи.

Затем все погрузилось в хаос. Я проигнорировал все это и прикусил трубку, разъяренный и сбитый с толку, взбешенный тем, что мне отказали в контроле над собственными чувствами.

И тут я почувствовал это – в глазах у меня затрепетало, когда проснулось воспоминание.

Я знал этот запах: апельсиновый лист и специи. Я почувствовал его на шарфе покойной принцепс Мисик Джилки в башне инженеров на следующий день после того, как впервые попал в Талагрей.

И я чувствовал этот же запах в Даретане: из баночки с маслом коммандера Бласа.

Все три запаха были совершенно одинаковыми.

Я стиснул зубы и повернулся к Файязи Хаза.

– В-вы с-с-солгали м-мне, – сказал я, с трудом выталкивая слова сквозь стиснутые губы.

На гладком лбу Файязи появилась морщинка.

– Что?

– С-сигнум М-М-Мисик Джилки, – сказал я. – Она была з-здесь. Пахла как... как это. Я знаю. Апельсиновый лист и специи. После того, как к ней прикоснулись теми же м-маслами и д-духами, как на ваших... ваших придворных танцовщицах. – Я безумно ухмыльнулся. – Она п-почувствовала их кожей. Познала их плоть. Может быть в... в этой же к-комнате. Так? Вместе с... со всеми остальными.

Аксиом отступила к стене, темные глаза настороженно следили за мной, словно я обнажил сталь.

– О чем вы говорите? – выплюнула Файязи.

– Р-разве они не пахли т-так же, как коммандер Блас? – Я наклонился вперед. – Потому что ему тоже нравился этот аромат, так? Он ему н-нравился. Вот почему у него был... свой собственный горшочек.

Файязи ошеломленно уставилась на меня.

– Вы солгали м-мне, – прошептал я. – Они п-пришли сюда. Резвились с в-вашими придворными танцовщицами. И т-тогда они сами стали в-вашими. Но... н-но ч-что вы получили от них, мэм? Что вы получили от всех этих п-погибших инженеров?

Файязи посмотрела на своих сублимов. Когда они ничего не сказали, она махнула рукой в сторону своей придворной танцовщицы, которая отступила в тень комнаты. Затем она рявкнула:

– Вышвырните его отсюда. Вышвырните его отсюда и пусть убирается!

Затем меня выдернули со стула.

У МЕНЯ КРУЖИЛАСЬ голова, когда два охранника повели меня через темный ландшафт снаружи. Я никогда не сталкивался с человеком, измененным ради силы, но в ту секунду, когда охранники коснулись меня, я почувствовал себя маленьким ребенком, борющимся с родителями – мои руки отвели назад, и все мои попытки вырваться быстро и без усилий сдерживали. Мой локоть пронзила боль, когда один из них слишком сильно согнул мою руку. Я закричал, прося их отпустить меня, но они проигнорировали это.

Наконец мы добрались до площадки под когтем левиафана, и охранники отпустили меня.

– Вниз! – рявкнул на меня один из них. – Вниз по лестнице и в карету, черт бы тебя побрал!

Я спустился по ступенькам и забрался на заднее сиденье ожидавшей меня кареты. Охранник захлопнул за мной дверцу и сказал кучеру: «Высади его у ворот, но дальше не вези». Затем карета тронулась, и мы поехали обратно.

Когда мы выехали на дорогу, ведущую к имению, я оглянулся на залы Хаза, моя голова все еще кружилась. И все же я увидел, что кто-то поднялся на вершину лестницы и теперь стоял под массивным когтем левиафана: серебристая фигура, белая и призрачная, смотрела на меня сверху вниз.

Я встретился взглядом с Файязи Хаза. В тот момент она казалась совершенно преображенной, ее широко раскрытые глаза были полны ужаса и отчаяния в темноте, как будто она была заключенной, которую я оставлял в ее камере. Затем ее сублимы подбежали к ней, ее аксиом снова взяла ее за руку, потянув назад, и она потерялась в темноте.

Ворота Хаза открылись, карета остановилась, и дверца распахнулась. – «Вон!» – рявкнул кучер.

Я сделал, как он велел, но, спустившись, увидел, что меня ждет небольшая толпа людей: легионеры, двое из которых держали в руках мей-фонари, а впереди них стоял капитан Мильджин.

– Полегче, парень, – сказал он и взял меня за плечо. – С тобой все в порядке? Ты цел?

ГЛАВА 30

| | |

АНА И МИЛЬДЖИН мрачно слушали в ее комнатах, как я рассказывал о том, что видел в залах Хаза. Я понюхал свой флакон с ароматом мяты и подробно, не пропуская ничего, рассказал обо всем, что видел с того момента, как вошел в их карету – за исключением моей неумелой попытки просмотреть переписку Хаза в их птичнике. Это я оставил напоследок.

Когда я закончил, мы остались сидеть в тишине в арбитражных залах башни Юдекса. Единственным звуком были скрип и вздохи, когда здание прогибалось под порывами ночного ветра.

– Ты молодец, мальчик, – тихо сказала Ана. – Хорошо смотрел и понимал, что делал… И хорошо устоял перед искушениями Файязи. – Она с отвращением покачала головой. – Каким инструментом является цинизм для коррумпированных людей, утверждающих, что все творение испорчено и злобно, и, таким образом, нам всем позволено предаваться любым грехам, какие мы пожелаем – ибо что может быть еще более несправедливым в этом несправедливом мире? Ты поступил мудро, Дин, что закрыл на это уши. – Она на мгновение замолчала, затем сказала: – Теперь. Повтори, пожалуйста, первый набор вопросов Файязи Хаза.

Я набрал воздух и повторил ее слова:

– Вы что-то нашли? Долабра что-то нашла? Хоть что-нибудь?

– Понятно… Второй набор вопросов?

И снова я повторил:

– Что ваша иммунис знает о моем отце? Что он сделал? Что она знает о нем и Тактаса Бласе?

– Да... и перед тем, как ты пошел осматривать стены, она предложила тебе поесть, но ты отказался, – сказала Ана. – Правильно? А потом она...

Я кивнул.

– Она выглядела испуганной. Напуганной чем-то, как будто сделала что-то не так. Но я не знаю, что именно, мэм. И она тоже выглядела испуганной, когда я видел ее в последний раз, когда она подошла и остановилась на верхней площадке лестницы.

Ана снова замолчала и молчала очень долго. Затем она спросила:

– А что ты услышал, Дин? Что она сказала своему таинственному посетителю перед тем, как попыталась соблазнить тебя?

Я собрал остатки энергии и повторил ее слова, подражая язвительной интонации Файязи:

—...сделай что-нибудь из этого, если ничего мне не скажешь. Третий? Третий что? Что они должны найти? Что они ищут?.. О, ты продолжаешь это повторять! Я не просила ни о чем из этого, ты знаешь. Ты не представляешь, каково мне было находиться здесь. Если бы он хотел, чтобы я руководила, он бы дал мне какую-нибудь подсказку. Но я остаюсь здесь, связанная, как бешеная собака...

Мильджин мрачно усмехнулся.

– Твое впечатление об этой ужасной женщине, парень, просто потрясающее...

– Хм, – сказала Ана. Ее пальцы снова затрепетали в складках платья. – Третий... третий что? Третий убитый? Третий отравленный? Мы пока знаем недостаточно, чтобы представить. Но одно стало очевидным… Я не думаю, что Файязи Хаза знает.

Я сидел неподвижно, слишком измученный, чтобы как-то реагировать. Но Мильджин нахмурил брови так, что они почти скрыли его глаза. «Она не знает... чего?» – спросил он.

– Ничего! – сказала Ана. – Хотя для нее было бы естественно стать пауком в центре этой паутины, я на самом деле не думаю, что Файязи Хаза хоть что-то знает о том, что происходило между ее отцом и Бласом. На самом деле, она может знать не больше, чем мы.

– Правда, мэм? – спросил он. – Это кажется нелепым. Я имею в виду – она же Хаза!

– Она дочь третьего по старшинству сына в линии наследования, – сказала Ана. – И, с точки зрения генеалогии, не является элитной руководящей должностью в клане. И она застряла здесь, во Внешнем кольце, стоя в задних комнатах, пока ее отец управлял шоу – и, похоже, хранил от нее много секретов. Она подозревает, что мы разгадали эти секреты, но это не так. По крайней мере, пока. Это очень странно. Она говорит так неуклюже, так сбивчиво... Как будто ей сказали что-то выяснить, но сказали недостаточно, чтобы она поняла то, что надо искать. – Ана на мгновение прикусила губу. – Я думаю, Файязи – марионетка.

– Для кого? – спросил Мильджин.

– Для остальных членов ее семьи, конечно.

– Для остальных Хаза? – спросил Мильджин. – Разве они не одно и то же?

– О, нет. Хаза проводят гораздо более масштабную операцию, чем та, что мы видим здесь, в Талагрее, и Файязи находится в довольно сложном положении в рамках этой операции. Ее отец умер, и она неожиданно пришла к власти вместо него. Однако, я подозреваю, она быстро поняла, что ее отец проворачивал маленькие тайные планы в интересах семьи, в которые она не была посвящена, и, что еще хуже, затем посыпались письма из самой семьи, расположенной в глубине Империи. Заказы. Директивы. Команды. Команды, которые, вероятно, не говорили ей ничего, кроме того, что нужно делать, не задавать вопросов... и искать что-то здесь, в кантоне. Что-то важное, что, как они опасаются, мы нашли. Возможно, это таинственный третий. Файязи сейчас, наверное, потеет под всеми этими серебристыми одеждами и беспокоится, что, если все действительно пойдет наперекосяк, повесят ее, а не кого-то из ее знатных родственников.

Она разрешила повиснуть молчанию, пока мы с Мильджином переваривали услышанное.

– Это, конечно, всего лишь предположение, – сказала она. – Но я чувствую, что оно близко к истине, учитывая то, что ты нам рассказал, Дин... – Дикая ухмылка. – Хаза что-то ищут – предмет или улику. Возможно, они ищут этот третий. Но я не думаю, что Файязи разрешено знать, что это такое. Увлекательно!

– Возможно, это как-то связано с десятью инженерами, – сказал Мильджин. – Файязи солгала Колу об этом – и ему пришлось столкнуться с гребаными дворцовыми танцовщицами, чтобы разоблачить ее вранье.

Я вытер пот с лица, пытаясь выкинуть из головы это воспоминание.

– Но я все равно не понимаю, зачем там вообще были эти десять инженеров, – сказал я. – Зачем Кайги Хаза пригласил в свое поместье младших офицеров?

Ана весело рассмеялась:

– О, это просто. Ответ – покровительство.

– Покровительство? – не понял я. – Делать подарки?

– Верно, – проворчал Мильджин. – Хотя, похоже, Кайги Хаза дарил им гораздо больше, чем просто подарки...

– Точно подмечено, – сказала Ана. – Этот человек, должно быть, действовал здесь много лет. Все эти талантливые молодые офицеры приезжают в Талагрей за признанием и вниманием... и Кайги давал им это, направляя их на путь к более высоким должностям и лучшим проектам. От них требовалось предоставить ему информацию или оказать небольшую услугу... или, возможно, большую. – Она замолчала, словно пораженная какой-то мыслью.

– Как Блас, мэм? – спросил я.

– Что? – испуганно переспросила она.

– Похоже на то, как обращались с Бласом Хаза. Но он был намного старше, и обращение с ним казалось особенным.

– Хм. Да... – тихо сказала она. – Оно и было, верно?

Мильджин фыркнул.

– Но нам все еще не хватает многих деталей. Покровительство не совсем незаконно, поскольку именно джентри имеют право голоса в принятии законов. У нас также нет никаких реальных указаний на то, чем на самом деле занимался Кайги Хаза или как Джолгалган добралась до него. Если только Ухад, Нусис и Калиста не расскажут нам что-нибудь полезное, когда мы будем опрашивать их завтра, в чем я несколько сомневаюсь.

– Не расскажут... – сказала Ана. – Но, Дин, есть одна вещь, которой не хватает. Скажи, тебе вообще не удалось попасть в птичник Хаза?

Я заколебался, словно ледяная глыба застряла у меня между ребер. Теперь этого не избежать.

– Я попал, мэм, – сказал я. – Но Хаза сожгли всю домашнюю корреспонденцию, сославшись на боязнь заражения.

– Черт возьми... – пробормотал Мильджин.

Но Ана рванулась вперед:

– Но ты же не остановился на этом, Дин? Конечно, нет.

Я перевел дыхание, пытаясь подавить страх, подступивший к горлу.

– Не остановился, – сказал я. – Я просмотрел всех письмо-ястребов Хаза, пытаясь выяснить, с какими местами они поддерживали связь, а также в какие местами недавно отправляли сообщения и из каких мест их получали.

Мильджин изумленно уставился на меня, затем хихикнул.

– Клянусь адом! Выяснить, за какими местами наблюдали Хаза и какие слушали? Вот это чертова удача, черт меня побери!

Однако Ана склонила голову набок, почувствовав неуверенность в моих словах.

– В чем проблема?

– Проблема в том, – медленно произнесла я, – что все эти места написаны на сази.

– Сази? – удивленно спросила Ана. Затем она откинулась на спинку стула, стиснув зубы. – Ох...

– Ох? – озадаченно спросил Мильджин. – Почему ох?

Ана на мгновение замолчала.

– Сази, капитан, – наконец объяснила она, – один из самых сложных языков для изучения, особенно письмо. Я сама сази и знаю этот язык и буквы. Но, не считая лингва-сублимов, я никогда не встречала человека, который бы совершил такой подвиг.

– Но... но если вы сази, мэм, – сказал Мильджин, – и, если Кол – запечатлитель, он может просто написать буквы, чтобы вы прочитали и перевели, да?

В воздухе повисло тяжелое молчание.

Я с тревогой наблюдал за Аной. Ее лицо с завязанными глазами оставалось непроницаемым, но поза была напряженной, как у кошки, готовой к прыжку.

– Я имею в виду... верно? – снова спросил Мильджин.

– Капитан, – внезапно сказала она. – Пожалуйста, оставьте меня на минутку с Дином наедине.

Мильджин снова нахмурил брови и взглянул на меня. Но он кивнул, встал и ушел.

АНА ПОДОЖДАЛА, ПОКА за ним захлопнется дверь.

– Итак, – она повернулась ко мне. – Что ты разузнал?

– П-простите, мэм? – удивленно переспросил я.

– Что ты нашел, Дин? – требовательно спросила она. – Я знаю, что ты ушел с чем-то важным. Я слышу это по твоему голосу. И что это?

Я на мгновение задумался, перевел дыхание и сказал:

– Я обнаружил четыре сообщения, отправленных в четыре разных места, и одно полученное, мэм.

– И?

– И... я боролся с Сази, как вы и предположили, мэм. – Я старался, чтобы мой голос не дрожал. – Поэтому вместо того, чтобы пытаться запомнить буквы или произнести их вслух, я... я провел по ним пальцем и попытался запомнить движения, чтобы, надеюсь, воспроизвести их здесь для вас.

Последовало долгое, неловкое молчание. Я ждал. Я знал, что в любой момент Ана потребует объяснить причину этого странного выбора; и тогда она узнает о моих проблемах с текстом, узнает обо всей работе, которую я проделал, чтобы скрыть этот секрет, и добьется, чтобы меня уволили из иялета и отправили домой без талинта в кармане. Но вместо этого Ана радостно воскликнула:

– О! Хорошо. Это должно сработать идеально, да?

Я моргнул.

– П-простите, мэм?

– Запоминание движений должно очень хорошо сработать, – сказала она. Она сняла повязку с глаз и начала ходить по комнате, перебирая пергаменты. – Нам нужен только флакон с чернилами и несколько листов бумаги. Это должно быть просто.

Я почувствовал, что краснею.

– Но... мэм. Я не уверен, что смогу написать то, что проследил...

– Да, но ты же не собираешься это написать, мальчик. Я имею в виду, ты же не написал это там, не так ли? Нам просто нужно в точности воспроизвести твои движения. Ты провел по ним пальцем, и это то, что мы сделаем снова.

Она расстелила на столе лист пергамента, затем открыла чернильницу и поставила ее передо мной.

– Итак. Просто обмакни туда палец, Дин – совсем чуть-чуть, – понюхай свой флакон, закрой глаза и двигай пальцем, как тогда, в птичнике. Давай посмотрим, что воспроизведут твои движения.

Я стоял неподвижно, не в силах понять, что происходит. У нее действительно не было ко мне вопросов? Неужели моя неспособность не показалась ей подозрительной?

Затем она рявкнула:

– Ну же, Дин! Сейчас! Я не могу ждать всю ночь напролет! Обмакни свой чертов палец в чертовы чернила, ребенок!

Чувствуя себя одновременно сбитым с толку и смешным, я слегка обмакнул палец в чернильницу, поставил ноготь на пергамент, закрыл глаза и понюхал флакон с мятой.

Воспоминания нахлынули на меня.

Щебет птиц. Запах соломы и блики косого света.

Я почувствовал, как мои мышцы двигают рукой, кистью и пальцем.

Это было до странности похоже на бой у мельницы Суберека: мое тело реагировало по собственной воле, меняя позу, подражая воспоминаниям. Я чувствовал себя как одержимый из волшебной сказки; но вместо того, чтобы быть одержимым духом, я на долю секунды оказался во власти своего собственного прошлого.

Я закончил писать и открыл глаза. Там, на странице, была очень, очень беспорядочная цепочка букв, но, к моему собственному удивлению, они были очень похожи на строку текста на сази, которую я видел под первой парой кабинок письмо-ястребов в птичнике.

Ана перегнулась через мое плечо, вглядываясь в текст.

– Очаровательно...

– Вы можете это прочесть, мэм? – спросил я.

– Думаю, да... – сказала она. – Это довольно возмутительно небрежно, но, похоже, здесь написано: Штаб инженеров кантона Митраль.

Я уставился на страницу, потом на нее:

– На самом деле?

– На самом деле! Ты выполнил свой долг, Дин. Нам просто нужно сделать еще немного. Ну же, призови на помощь свои воспоминания о других табличках и фрагментах текста, и давай узнаем, с кем еще общались Хаза после смерти коммандера Бласа.

Я написал остальные, каждый раз на новом листе пергамента, дублируя оставшиеся три места отправленных сообщений. Они были:

Штаб инженеров кантона Бекинис

Штаб апотекалей кантона Габирга

Штаб инженеров кантона Джулдиз

Мы вместе изучили названия четырех мест, слегка озадаченные. Но затем название одного кантона внезапно показалось мне очень знакомым.

Я напряг память, и мои глаза затрепетали.

– Бекинис... – тихо произнес я. – И Джулдиз.

Ана усмехнулась.

– Да, Дин?

– Это... это кантоны, которые посещала секретарша Бласа, – сказал я. – Те, что указаны в пропуске, который я нашел в том пустом доме, со всеми этими деньгами.

– Правильно, Дин! И разве это не очаровательно? – Ее улыбка стала шире. – Это действительно заставляет задуматься.

– Но какая здесь связь, мэм? Зачем Хаза отправлять свои письма туда?

– О, у меня есть идеи. Их много. И все они потребуют дополнительной проверки.

Последовала напряженная пауза.

– Возможно, местоположение, с которого было отправлено сообщение Кайги Хаза, расскажет больше? – сказал я.

– Мм, я в этом сомневаюсь, – сказала она. – Но мы все равно должны посмотреть.

Я снова проделал тот же трюк, написав пальцем с закрытыми глазами, а затем открыл их.

– Как я и думала, – сказала Ана. Она покосилась на мой почерк, затем прочла: – Главный зал Хаза, Первое кольцо, земли сази. Другими словами, дом Хаза здесь, в Талагрее, получил сообщение от старших братьев семьи Хаза вскоре после смерти Кайги Хаза. Это означает, что сублим Файязи солгал тебе – они, вероятно, получили много писем от старшей линии с тех пор, как старый ублюдок отбросил свои сандалии. Неудивительно.

– И что же это значит?

– Разве это не очевидно? Это значит, что тайна, которую Кайги так старался сохранить в тайне, привлекла внимание старшего клана. – Она лукаво усмехнулась. – Значит, это, должно быть, чертовски большая тайна, а, Дин? – Затем она склонила голову набок. – Митраль, Бекинис, Габирга и Джулдиз... Интересно, что связывает их с Хаза? И с Бласом, и с Ойпатом, и со всеми теми серебряными монетами, которые ты нашел.

КОГДА МЫ ЗАКОНЧИЛИ, Ана надела повязку на глаза и позвала Мильджина обратно в комнату, чтобы поделиться этими откровениями.

– Есть ли шанс, что эти кантоны что-нибудь значат для вас? – спросила его Ана в конце. – Митраль, Бекинис, Габирга или Джулдиз?

Мильджин нахмурился, размышляя.

– Кажется, я однажды проезжал через Габиргу. Много ферм. И шел дождь. Сильный дождь. – Он пожал плечами. – Это все, что я помню, мэм.

– Хм. Менее, чем полезно... – сказала Ана.

– Я хочу отметить, что у нас нет никаких выводов относительно самого убийства, мэм, – сказал Мильджин. – Как Джолгалган смогла отравить ванну Кайги Хазы или десять инженеров… И о пожаре, и о дыре в земле на участке Хаза. Не так уж много, а?

– У нас есть больше, чем мы думаем, – сказала Ана. – Я думаю, у меня есть, по крайней мере, одна хорошая идея. Мы не понимали, как Джолгалган пронесла яд в залы Хаза, да? Что, если она спряталась с ним внутри? Я подозреваю, что, скорее всего, она проникла на территорию Хаза и похоронила себя в этой маленькой норе на день, два или больше, ожидая начала приема.

Последовало короткое ошеломленное молчание.

– Правда? – сказал Мильджин.

Мои глаза затрепетали, когда я вызвал в памяти образ маленькой дыры.

– Это могло бы сработать... – прошептал я. – Да, дыра была достаточно большой. Затем, когда Джолгалган услышала музыку и разговоры, она могла просто встать, выскользнуть, отряхнуться и присоединиться к толпе.

– А когда прием закончился, – сказала Ана, довольная собой, – она просто ушла с ними.

– Но как она могла пробраться по коридорам для слуг на крышу? – спросил Мильджин. – Они были узкими, тесными и темными.

– Ну, Джолгалган – апот, – сказала Ана. – А мы знаем, что апоты склонны к самоизменению. Помните, когда Нусис пошла взглянуть на труп Суберека, Дин спросил, не нужен ли ей фонарь?

И снова мои глаза затрепетали, когда я вспомнил этот момент. «Но Нусис сказала, что она прекрасно видит в темноте», – сказал я.

– Да, – сказала Ана. – Удивительно просто, верно?

– Это... интересно, – сказал Мильджин. – Но не совсем надежно. Мы до сих пор не знаем, как Джолгалган вообще попала на территорию, мэм.

– Не знаем! – бодро ответила Ана. – Но у меня есть теория, хотя ее нужно изучить. И тут на помощь приходите вы, капитан. Не могли бы вы, пожалуйста, раздобыть список последних сотрудников Талагрейского Легиона, пожалуйста? Я бы хотела, чтобы вы уделили особое внимание улучшенным личностям. В частности, улучшенным по силе – таким же, как вы.

– Конечно, мэм, – сказал Мильджин.

– Хорошо. Я думаю, нам еще многое предстоит обсудить, но завтра, Дин, мы с тобой узнаем больше. Потому что мы должны опросить тех, кого когда-то называли коллегами, чтобы узнать, что они видели на том приеме. Возможно, они видели нашего убийцу в действии и стали свидетелями чего-то, что может быть нам полезно. – Затем она сделала паузу и повернулась ко мне. – Но, Дин... Еще кое-что напоследок.

– Да, мэм? – устало сказал я.

– Когда ты впервые приехал во владения Хаза, ты спросил, насколько они велики.

– Да?

– А потом ты спросил, насколько большим был мертвый титан, у которого они забрали коготь.

– Да, мэм?

– Права ли я, полагая, что аксиом – сублим, усовершенствованный для обработки вычислений, – ничего не сказала об этом? Она не озвучивала никаких цифр ни в тот, ни в другой раз?

– А... да, мэм. Она этого не делала.

Пальцы Аны затрепетали в платье.

– И на руке Файязи. Вы заметили там краску, как будто для того, чтобы скрыть синяк. Как будто кто-то очень сильно сжал ее руку.

– Да, мэм.

– Интересно... – прошептала Ана. – Это все. Я просто хотела убедиться. Вы можете идти и поспать.

Мы поблагодарили ее, вышли и разошлись по своим комнатам, так как был уже очень поздний вечер.

Только когда я разделся и положил голову на подушку, я понял, что Ана никак не прокомментировала мои проблемы с текстом. Ни разу. Прежде чем я смог подумать об этом дальше, башня подо мной сдвинулась и заскрипела, мои глаза закрылись, и я заснул.