Текст книги "Обитель Варн"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Райдо Витич
Обитель Варн

Пролог

Двое мужчин стояли в дверном проеме и наблюдали за девушкой. Та сидела на краю

саркофага и щурила глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на стоящем перед ней

предмете. Не получалось. Канделябр раздваивался, плыл, изгибался словно змей.

Девушка жмурилась и вновь смотрела перед собой, сосредотачиваясь на каком-нибудь

другом предмете. Тщетно. В комнату будто напустили дымовую завесу, и она укутала

не только вещи, но и память Лесс. О, да, как ее зовут, она знала. И еще одно имя

выучила – Бэфросиаст. Мужчина, что назвал ее Лесс. А еще она точно знала, что он

единственно важный Варн. Для нее и всего мира. Обо всем остальном и знать не

стоит – решила она, зевнув, и почувствовала острый запах постороннего.

Повернулась к входному проему, подслеповато щурясь, уставилась на остроносого

незнакомца, предостерегающе зарычала.

– Ого! Какая милая малютка! Еще не видит и не слышит толком, а уже агрессию

проявляет.

Бэф улыбнулся:

– У нее покладистый характер.

– Хм. Я так и подумал.

Вожак бросил на сородича насмешливый взгляд и шагнул к девушке:

– Успокойся, малышка, дядя Урва почти не опасен и абсолютно несъедобен.

– Точно! – заверил тот, прячась за спину вожака. Лесс перестала рычать и

преданно уставилась на вожака. Тот подал ей руку:

– Будем учиться ходить?

Лесс, не думая, вложила свою ладонь в руку вожака и встала. Качнулась, сделала

шаг и рухнула на плиточный пол.

– Осторожно, нос расшибешь, – предупредил кто-то голосом Бэф. А может, он сам?

Лес опять зевнула: не все ли равно? Ее подняли за шиворот и поставили на ноги.

– Еще раз. Не спеши. Некуда.

Девушка постояла, качаясь, как маятник. Посмотрела в стену в метрах пяти от нее.

Шагнула и впечаталась в каменную поверхность, сползла вниз, не понимая, а

впрочем, и не стараясь понять, как так получилось.

Кто-то засмеялся за ее спиной:

– Похоже мы здесь надолго, Бэф. На месяц, минимум.

– Не страшно. Если спешишь, можешь улетать, я не держу.

– Что ты! Пропустить самое интересное? Нет, я подожду.

Сильные руки подхватили девушку, понесли обратно к саркофагу. Перед глазами

проплыли серые пятна мраморной плитки пола, потом возникло что-то черное.

Бэф усадил девушку на край гробницы и повернулся к Урва:

– Похоже, у тебя появилась ученица.

– Э-э-э, – вытянулось лицо мужчины.

– Сам напросился. Меньше надо было свой нос куда не следует совать, —

склонился к нему Бэфросиаст, навис, давя возражения взглядом, комплекцией и

авторитетом.

– А я, собственно, в познавательных целях, кругозор, так сказать, расширить….

Но ты не волнуйся, все останется меж нами, – пролепетал Урва, выставляя ладошки.

Не довольный вид вожака беспокоил и рождал желание слиться с интерьером комнаты.

– А может лететь с малышкой. Я готов нести ее. Мне не трудно.

Лесс качнулась, пытаясь дотронуться до темного пятна, что привлекло ее внимание,

но лишь царапнула коготками воздух в сантиметре от брюк Бэфросиаста, и, не

удержав равновесия, с грохотом свалилась в саркофаг, неуклюже взметнув руками и

ногами. Две розовые ступни так и остались торчать, выглядывая наружу. Мужчины

дружно вздохнули, изучая выставленные на обозрение конечности, переглянулись.

Бэф нахмурился, Урва пожал плечами, придав лицу выражение кроткой озабоченности,

недалекого, но безобидного, в общем-то, существа.

– Я-то, что хозяин?

Бэфросиаст фыркнул и покосился на саркофаг – тихо, ни единого звука.

Мужчины заглянули внутрь – девушка спала в неестественной позе. Видимо, заснула

еще в падении.

– Н-да, – поджал губы вожак. Ткнул пальцем в сторону Лесс, приказывая сородичу.

– Займись.

И выплыл из комнаты.

Урва скорчил недовольную рожицу его спине, покосился на голые пятки девушки и

вздохнул:

– Займись… Легко сказать: малышня час бодрствует, двадцать три спит, —

приподнял двумя пальцами ступню девушки за мизинец, сдвинул и отпустил,

отправляя ногу внутрь гробницы. – Спи деточка. Дядя Урва не будет тебе мешать.

Глава 1.

Она сидела на узком уступе карниза огромного здания в стиле ренессанс и

вглядывалась в ночную тьму. Короткие волосы теребил холодный осенний ветер, но

она не чувствовала его касания, как не чувствовала вообще ничего. Ее гнал

инстинкт, как любое животное. И она подчинялась ему так же бездумно, как и

вожаку. Бэф сказал, Бэфросиаст приказал – вот и все лозунги, единственные

веления сердца – по воле Бэфа. И даже тени мысли восстать, воспротивиться нет.

Вопросов и ответов – нет, как нет удивления, страха, азарта. И нет тепла и нет

холода. Мир словно застыл в пустых зрачках черных, как осенняя ночь, густых, как

тени от зданий.

Внизу было сумрачно и сыро. По промытым дождем улицам гулял ветер и гнал

запоздавших прохожих сквозь голограммные щиты рекламы навстречу слепым окнам

многоэтажек, таких же однотипных, как и их обитатели. Проезжающие машины

вычерчивали светом фар яркие полосы на черном пластике окон, вплетались в вязь

неоновых вывесок, витрин маркетов и голограммных проспектов. Люди спешили домой,

в мнимый уют и тепло своих нор, под невесомые одеяла, чтоб в объятьях чужих или

своих половинок уйти в страну иллюзий.

Ночь для людей время сладких снов. Для волхвов и магов – время власти темных сил.

Для варн – сезон охоты…

Вот она. Девушка в черном плаще, спешащая под защиту робота-консьержа, в конуру

с прозрачными стенами, в которых живет свет и ожидает близкий человек.

Под твердой затылочной костью человека словно маячок, ведущий и зовущий,

явственно проступает капелька, сладкая, как нектар – Бинду – на языке людей —

чакра совершенного блаженства. Резервуар жизненной энергии, накопленный годами,

веками, тысячелетиями прожитых жизней. НЗ. Водоем для кундалини, которая

благополучно спит.

Ноздри Варн затрепетали, и она почти поняла, что такое ветер – это то, что

приносит запах. Зрачки сузились, взгляд неотрывно следил за жертвой, тело пришло

в движение, начало спуск вниз, на ненавистные камни мостовой. Легкий прыжок,

почти неслышное приземление.

Девушка не обернулась, но ускорила шаг, интуитивно почуяв опасность.

Охота началась. Варн уже решила, где возьмет жертву – в арке перехода, у тех

двух небоскребов, что таращатся в небо слепой чернотой окон. За ними тихо и

уютно, но девушка туда не дойдет. Еще пара десятков шагов, пара минут ожидания.

Терпение, терпение…

Варн насторожилась – навстречу им двигался одинокий прохожий – худощавый,

высокий мужчина. Он ей не нравился – силуэт, стремительная и уверенная походка,

запах, не раз уже использованное и пополненное НЗ, и разбуженная кундалини,

греющая его чакры. Охотник встречает охотника?

Девушка ускорила шаг, Варн чуть отстала.

– Вадим! – воскликнула радостно девушка и бросилась навстречу прохожему.

– `Вадим', – передразнил тот. – Почему не позвонила? Приключений захотелось?

Темнота, улицы безлюдны. Все нормальные люди уже либо дома, либо подъезжают к

нему. В машине!

– Да, в том-то и дело! День такой неудачный и вечер хуже некуда. Прямо полоса

невезения. Шеф до макушки загрузил, только закончила, в машину села, какой-то

ненормальный на повороте подрезал. Теперь машина в сервисе, а я домой пешком.

Темно, холодно, страшно – девушка жалась к мужчине. А тот слушал и вглядывался

в темноту за ее спиной. Чудился ему силуэт человека.

Варн максимально слилась с тенью облетающего дерева, но уходить не торопилась.

Ей было жаль терять жертву. Она почти чувствовала нектар на языке и хотела, чтоб

иллюзия превратилась в реальность. Если б не мужчина, она б, пожалуй, напала

прямо сейчас.

– Ничего странного не заметила? – тихо спросил он у своей женщины. Настолько

тихо, что та еле расслышала. Но Варн четко услышала каждое слово, уловила

интонацию и поняла подтекст – он насторожился и чувствует ее, как она его. И оба

не отступят. Вот только у Варн есть одно, незначительное с виду, преимущество —

она не знает и не понимает слово смерть. Оно пусто для нее, как для него сказки

о любви капризных женщин.

– Нет, я ничего не заметила, а что? – насторожилась девушка и испугалась.

Обернулась, силясь разглядеть в темноте причину столь странных вопросов Вадима,

но ничего не увидела. – Пойдем домой, – предложила, зябко передернув плечами.

– Да, Марина, – кивнул он, но не двинулся.

– Вадим, пойдем, мне страшно! – потребовала настойчивей Марина.

Тот нехотя повернулся к ней, обнял и медленно повел к арке. Варн тенью

скользнула следом за парой.

Мужчина остановился:

– Ты иди, Мариша, я за тобой.

– Вадим… – она не понимала.

– Иди, – процедил. В голосе не просьба – приказ, и тон грубый, властный,

недовольный. Видимо, девушке еще не доводилось видеть таким. И отступила,

обидевшись и растерявшись одновременно.

– Иди, милая, иди, – повторил мужчина, внушая и успокаивая, уже мягче, но не

менее настойчиво. Она поддалась, сделала неуверенный шаг в сторону от него и от

Варн. Та не сдержала стон сожаления, губы искрились от злости, тело

приготовилось к прыжку.

– Беги!! – предостерегающий крик мужчины подстегнул девушку и толкнул Варн к

нападению. Она прыгнула и напоролась на его удар, впечаталась в кирпичный забор

и, спружинив от него, в полете отвесила ответный удар противнику. Мужчина

отлетел и рухнул на землю. Марина закричала и тут же смолкла, услышав странный

завораживающий звук – Варн смотрела на нее, щуря черные глаза, в которых,

казалось, нет зрачков, и словно пела.

Вадим поднимался с земли.

– Уходи!! Не слушай ее!! – попытался перекрыть своим криком странную манящую

чудесную мелодию. Или песню? Или что-то еще не имеющее названия? И губы, что

издавали эти звуки, влекли к себе и сама певица – стройная, ирреально красивая,

гордая и сильная. Идеал. Мечта, звезда.

Иди ко мне – звали вишневые губы, такие же приметные на абсолютно белом, неживом

в своей красоте лице, как и черные глаза, в которых играли искры безмятежных лет,

прошедших, как миг, таких дорогих, что нет сил думать о них не плача, не сожалея.

Но они вернулись и зовут, и нужно сделать всего лишь шаг, чтобы вновь обрести

утерянное счастье, покой и безграничную любовь, которая окутает все существо,

пронзит каждую клетку восторгом и негой…

– Стой!!

Вадим криком пытался остановить любимую и силой – Варн.

Чарующая мелодия стихла, Марина скривилась, готовая расплакаться от огорчения и

щемящей тоски, что вытеснила из сердца радость и счастье.

– Уходи!! – врезалось в мозг яростным грохотом.

Девушка вздрогнула и очнулась. Взгляд еще стремился к предмету обожания —

странной женщине, но глаза уже видели и Вадима. Тело еще не слушалось, мозг

соображал вяло, да и не хотел соображать вовсе. Ей хотелось спать так сильно,

что она б легла прямо здесь, на мокрую плитку асфальта, но где-то на краю

сознания плавало глупое, нервирующее ее правило, взятое, бог знает где – нельзя

спать на улице, на сырой земле.

Она видела, как мечутся две фигуры – Вадима и женщины, и понимала – они дерутся,

и не воспринимала данный факт иначе, чем кадры фильма или сценку особо бездарной,

компьютерной игры для юных фанатов какого-нибудь особо заумного и давно забытого

вида рукопашного боя. Ей вдруг стало смешно – женщина так красиво двигалась,

взлетала высоко и легко, словно парила и пела ту чудесную мелодию даже

движениями. Вадим же был неуклюж и груб. Бил всерьез, промахивался, получал

плюху, падал и вновь неуклюже вставал.

Она не узнавала его – этот человек был слишком груб с женщиной, бился со всех

сил, неистово, зло, не делая скидки ни на возраст, ни на пол, ни на красоту. И

бил, стараясь попасть по лицу.

– Как ты смеешь так себя вести с ней? – возмутилась Марина и упала, мгновенно

заснув. И не видела, как женщина вспорхнула вверх черной птицей и исчезла в ночи.

А Вадим, тяжело дыша, шатаясь, подошел к девушке и опустился рядом прямо на

грязный асфальт. Долго вслушивался в ее ровное, сонное дыхание, набираясь сил,

прежде чем доставить ее и себя домой.

– Она вернулась ни с чем, – Ойко злорадно усмехнулась, качнувшись к Бэф.

Лесс облизнула разбитые губы, затравленно следя за вожаком. Что он скажет, что

сделает? Пятая охота неудачна. Наверняка это выведет его из себя.

Широкоскулый мужчина с задумчивым взглядом огромных карих глаз, покачивал пустым

хрустальным фужером и, как обычно, не торопился высказать свое мнение. И как

обычно – по его лицу невозможно было определить, какое оно.

Его мощный обнаженный торс обнимали тени, и мужчина казался расслабленным, не

годным ни к нападению, ни к сопротивлению. Но и это было обманом, как и

равнодушная безмятежность лица, как вальяжная поза, которую он занял в кресле,

как небрежность одеяния – лишь легкие домашние брюки и знак вожака на груди – то

ли талисман, то ли пустая татуировка.

Лесс смотрела на его голую ступню, что он поставил на край кресла и не смела

посмотреть прямо в глаза Бэф. В этом сумрачном зале давно заброшенного костела

ее одолевали странные непонятные чувства, холодком пробегая по спине, а сам Бэф

рождал немоту не столько языка, сколько мысли. Она знала, что люди называют это

чувство определенным словом, но сколько ни силилась вспомнить его – не могла. В

этих стенах, в этом обществе само слово – память – теряло свой смысл.

Бэф насладился паузой, лениво встал, осторожно, будто боясь расплескать

невидимую глазу жидкость, поставил фужер на низкий столик у кресла, и медленно

подошел к Лесс. Пальцы с острыми, как лезвия ногтями почти ласково очертили овал

ее лица, приподняли за подбородок, заставляя взглянуть в карие глаза. Она и не

думала противиться. Пара секунд в тишине пустых зрачков и Бэф считал все, что с

ней случилось.

– Тебе опять досталось, – прошептал он нежно и лизнул ссадину на щеке Лесс.

Пара секунд и от нее не осталось и следа, – мне надоели рекруты ВПВ. Ты устала,

иди спать, сестра. Завтра поговорим.

Он ласкал ее даже голосом, обволакивал, баюкал и совершенно не сердился. Нет,

нотка ненависти все же проступала, но она была направлена против того, кто

причинил урон лицу Лесс. Странно, Бэф это раздражало сильней, чем неудачная

охота.

Лесс почувствовала недовольство Ойко, оно наполнило залу осязаемой волной

удушливого запаха то ли зависти, то ли ревности. Это нервировало. Варн

прикоснулась губами к талисману на груди Бэф и поспешила покинуть своих

сородичей.

Бэфросиаст задумчиво прищурился, глядя ей в спину, и качнул пепельными волосами,

кивнув Майгру: проводи, проследи, обеспечь спокойный сон. Тот так же молча

кивнул и выплыл из залы. И в ту же секунду лицо Бэф исказила гримаса ярости, он

развернулся в прыжке и навис над Ойко, оскалив зубы: ты много себе позволяешь!

Взмах руки, и ногти мужчины расписали лицо женщины четкими кровавыми линиями. Та

и думать не посмела, чтоб противиться, только вжалась в кресло и заскулила,

умоляя взглядом. Бэф мгновенно успокоился, выпрямился, опустившись на пол.

– Завтра на охоту пойдешь ты, а сейчас – вон, – приказал, повернувшись к

женщине спиной. Теперь его занимали лишь блики, играющие на хрустальных гранях

пустого фужера. Они что-то напоминали ему, что-то настолько забытое, что

вспоминается лишь отголосок, оттенок того зыбкого чувства – печаль.

– Убью гада!! – отплевываясь и отфыркиваясь, сообщила Люция Маликова,

зацепившись руками за край узкого железного мостика. Алисия Сталеску уже сидела

на мостике и стряхивала воду с коротких волос:

– Не убьешь, – заметила равнодушно.

– Ага? – Люция подтянулась и села рядом. – Поясни почему?

– Для этого нужно дойти до конца тоннеля. Дойдешь, сил останется ровно столько,

чтоб добраться до казармы.

– Угу, – кивнула шатенка, обдумывая и качнулась к Сталеску. – Напомни, зачем

мне вся эта хрянь нужна?

– По пунктам?

– По-одробно.

– Первое, – со вздохом начала излагать Алиса, заодно проверяя оружие, – ты

супер отважная патриотка, сильная, умная и так далее – дальше сама список

пополнишь.

– Ага, ага – цвет нации ее надежда и оплот, – с ехидством протянула девушка и

принялась осматривать свое оружие.

– Ага, ага, – кивнула Алиса, сунув один пистолет за пояс брюк. – Второе – ты

имеешь три привода в отделение правопорядка и четыре нарекания, твоя

характеристика, выданная фрау Анакондой, годна разве что для предъявления

патрулю отряда зачистки, чтоб долго не мучили и ликвидировали сразу, без

сантиментов. Посему ты не поступила в академию и тебе оставалась лишь служба в

ОНВ. Два года этой хряни и ты элита. Любая академия возьмет тебя в ряды

студентов и закроет глаза на шалости беспечной юности и славные характеристики

нашей директрисы. Приводы и нарекания спишут, закроют, и ты начнешь свою

биографию заново, в рядах достойных существования граждан. Как перспектива?

Спросила вставая.

– Супер! Осталось только пережить эти два года, – со злостью процедила

Маликова, поднимаясь со скрипом в каждой мышце.

– Полтора, – уточнила Алиса, осторожно продвигаясь по шаткому мостику. Ее

взгляд то и дело скользил по стенам тоннеля, фиксируя каждую странность на

интуитивном уровне.

Сержант Стокман имел явно ненормальные наклонности и питал особую трепетную

любовь к подругам, курсанткам срочницам, что свалились ему на голову полгода

назад по предписанию кураторского отдела по делам несовершеннолетних. У девушек,

конечно, выбор был небольшой – либо чистить клозеты до конца своих дней без

всяких перспектив, причем максимум в заведениях среднего порядка, либо отслужить

по зову сердца Великих патриотов и службой загладить вину перед обществом,

выправив автобиографию, изменив курс судьбы на 180 градусов. У сержанта выбора

не было вообще – предписание в зубы и будь любезен – воспитывай, перевоспитывай,

закаляй, ограняй – лишь бы из этих двух перцев вырос лояльный кабачок, аля

альтруист и добропорядочный до слез умиления гражданин. Вот бравый `солдафон' и

изгалялся – дополнительные занятия персонально для Сталеску и Маликовой, ночные

вахты, дежурства, самый трудный и для спецкурса особых подразделений

тренировочный тоннель, тоже им.

– Это любовь, – прошептала Алисия себе под нос, сжала пистолет двумя руками и

навела его на трещинки у края мостика. Всего пара шагов и их с Люцией ждет

следующий этап, но до него нужно добраться. Подруга, увидев маневры Сталеску,

насторожилась – какую еще гадость приготовил им неугомонный сержант? И вытащила

свой пистолет:

– Думаешь?…

– Уверена.

Еще шаг в полной тишине и трещины раскрылись, ослепляя девушек ярким светом.

– Ложись и ползком!! – крикнула Алисия Люции и принялась стрелять по световым

пятнам. Вовремя. Из тех, что она не успела достать выстрелом, повалил дым,

забивая легкие противным удушливым запахом. Следом по периметру пошли

трассирующие линии выпущенных роботом-инструктором зарядов. Девушки дружно

хлопнулись на пол, перестали дышать и, перекатившись с ловкостью эквилибристов

на твердую поверхность, взяли упор на колено и расстреляли каждую трещину. Потом

в три прыжка оказались в арке, сняли энергоконтроль прохода и ввалились в

следующее помещение.

– А-а-о-о-уф! – выдохнула Люция, прислонившись к шершавой поверхности стены.

Алисия хотела ее остановить, но не успела. Доля секунды, что ушла на анализ

поверхности, влажной и слишком уж неровной, лишила подруг возможности маневра и

соответственно форы перед другими группами. Стена вмиг исчезла вместе с полом, и

девушки упали в неизвестность. Летели недолго, но успели предположить возможную

каверзу на месте посадки, нечто среднее меж битым стеклом, разъяренным циклопом

и острыми шипами, и сгруппироваться в предвкушении оного. Однако посадка

оказалась на удивление мягкой. Они словно нож в масло, вошли в густую пахучую

жижу и забарахтались, пытаясь правильно определить направление движения в

кромешной тьме.

Минут десять они то ли ползком, то ли брассом, сжав губы, чтоб не попробывать на

вкус угощение сержанта, дыша через раз, чтоб избавить обоняние от душного амбре,

двигались в никуда. Наконец увидели блеклый просвет и погребли активнее.

Каменный мешок, в котором они оказались, не имел видимых путей выхода. Девушки

огляделись – стены с небольшими, но с частыми острыми шипами, уходили в

бесконечность арочного потолка, на котором горела цифра I. Первый этап. Они

вернулись в исходную точку, сделав круг по нижнему уровню.

Люция издала рассерженный звук, то ли стон, то ли вздох. Алисия не стала тратить

время и силы на эмоции – что толку лишний раз озвучивать свое отношение к ОНВ в

общем и сержанту Стокману, в частности? Она прикинула, что ползти по стене,

обдирая руки о шипы, срываясь и вновь поднимаясь, не стоит. Уши от новобранцев,

что останутся к концу подобного восхождения, вряд ли получат зачет от Стокмана.

Есть еще один вариант – менее ущербный для тела. Девушка извернулась в вязкой

жиже, вывинчивая свое тело из нее, как штопор из бутылки марочного вина и

вскинула обе ладони, целясь на края стены справа. Две липучки из запястных

браслетов ушли вверх, высвечивая траекторию восхождения красными линиями.

– Вперед, – скомандовала она Люции и, с трудом выбравшись из грязи, пошла

вверх, перебирая ногами по стене и работая пальцами – сжала до напряжения,

разжала, сжала – разжала. Красная нить страховки сворачивалась обратно в браслет,

поднимая девушку. Маликова отставала минуты на две. Много. Такими темпами они и

к ужину не успеют. Обед-то явно им улыбнулся по дружески тепло, как сержант,

отдающий приказ заступить на суточное дежурство по охране периметра. Ладно, герр

Стокман, еще полтора года таких праздничных будней, и вы сами искупаетесь в этой

вонючей жиже!

– И все-таки, я его убью, – без прежнего энтузиазма заметила Люция, взбираясь

на узкий край перекрытия.

– Теперь уже только глубокой ночью, если сильно повезет, – с некоторым

осуждением заметила Алисия и, стараясь удержать равновесие, пошла по тонкому, да

еще и закругленному краю стены на ровную широкую площадку, что еле угадывалась

впереди. Люция с тоской посмотрела ей в спину, но подвиг не повторила – поползла,

ворча, словно древняя, выжившая из ума старуха, по краю, оседлав его, как лошадь.

Мысль, конечно материальна, – подумала Алисия, сильно надеясь на то, что хоть от

одной изреченной вслух, сержант хотя бы подавится омлетом. И молчала,

поддерживая подругу в душе, но не тратя силы на звуковое подтверждение. Что

толку вдвоем об одном говорить, да еще теми же словами? И принялась настраивать

себя на повторное рандеву по кругам ада имени сержанта Стокман. Семь кругов до

той злосчастной арки, откуда они свалились сюда, и не меньше до выхода, а значит,

и до ужина, пусть не мягкой, но постели, пусть не горячего, но душа, пусть не

долгого, но отдыха.

Они вывалились из учебного тоннеля на лужайку у главного офицерского корпуса,

когда звезды на небе уже стали бледнеть.

– С прибытием, – посмотрел на них сержант сверху вниз.

Девушки с трудом поднялись и вытянулись перед ним, стараясь придать взгляду

безмятежно тупое выражение. Последнее получалось легко, первое – с трудом.

Взгляды горели от любви ко всем сержантам Отечества, коих в одном каменном

квадрате лица представлял Стокман.

Мужчина смерил их ответным взглядом, полным тех же негасимых чувств, и процедил:

– Ваш лимит времени вышел четыре часа назад. Итог – незачет. Повтор прохождения

в девять утра после построения. Свободны!

Девушки развернулись и направились в казарму.

– И все-таки я его убью! – третий раз пообещала Люция.

Алисия лишь мысленно присоединилась к ней. На слова сил не осталось.

Глава 2.

Ее ложе было мягким, просторным и теплым. Но тепла она как раз не чувствовала, а

холод – да. И каждый раз просыпалась от озноба, долго жалась к оббитым краям

саркофага, надеясь согреться.

Эту постель ей предоставил Бэф. Она твердо помнила о том, но не помнила, когда и

из-за чего ей выпала подобная честь. Небольшая зала с витражными окнами была,

пожалуй, самой уютной в костеле, да и во всем замке, но она чувствовала себя

здесь мало неуютно – одиноко. Это чувство вспыхивало в тот момент, когда она

просыпалась от холода, пробирающегося, казалось, даже в мозг, и тут же исчезало,

чтоб вернуться вновь в следующий раз. Порой вслед за ним возникали и вопросы —

откуда берется это чувство? В чем его причина? Мучает ли оно хоть еще одно

существо, кроме нее? Знакомо ли оно другим Варн?

Как правило, она лежала с закрытыми глазами и честно пыталась найти ответы на

эти вопросы, но, задавая их себе, она фактически сразу забывала их суть и смысл,

а потому и поиски становились тщетными. Сегодня у нее возникло ощущение, что все

чувства, вопросы и ответы уходят вслед за снами и возвращаются лишь в свою пору.

Как у Варн есть пора отдыха и пора охоты, так и у них.

Ноздри защекотал знакомый запах – Бэф?

Лесс открыла глаза и убедилась, а если б умела – удивилась. Вожак не только

пришел в одиночество ее спальни, так еще терпеливо ждал, когда она соизволит

проснуться и поприветствовать его. Он сидел на краю ее саркофага и водил пальцем

по ободу фужера, зажатого в руке. Пустого с виду, на деле наполненного до краев.

Лесс села и постаралась преданно посмотреть в глаза вожака, но взгляд

притягивала субстанция в фужере. Нектар из множества жизней. Как, когда? У кого-то

охота оказалась удачней? У кого? А она так и не смогла…

Тень сожаления мелькнула в глазах Лесс и исчезла, но все же была замечена Бэф.

Он протянул Варн фужер:

– Возьми. Знаю – ты голодна.

Она взяла без раздумий, с жадностью отхлебнула и прикрыла веки от наслаждения.

Внутри стало тепло и светло. Мрак, живущий в ней и выхолаживающий каждую клетку

каждую частицу ее сути, отступал. В ушах зазвенело, словно лопнуло тысяча таких

хрустальных бокалов и рассыпалась осколками по мраморному полу. Так обычно

смеется Бэф. И его смех, что глоток нектара…

Сильные руки подняли ее с ложа, прижали к груди и закружили по зале, вознося к

своду, на котором с обвалившимися от времени лицами, руками, крыльями, пели

ангелы на фресках. Лесс приоткрыла глаза – Бэф наблюдал за ней и явно был

доволен. Что ж, она тоже. Голод, покрывший наледью каждую чакру, отступил, и

Лесс могла поклясться, что услышала удар собственного сердца – один, но явный.

Бэф загадочно улыбнулся и отвел взгляд – не стоит ее разочаровывать.

– Куда мне сегодня?

Бэф поставил ее на пол, но из объятий не выпустил, лишь забрал опустевший фужер.

Склонился к самому лицу:

– Сегодня ты со мной, – еще одним глотком нектара коснулся его голос ее слуха.

– За тобой присмотрит Урва. Он продолжит твое обучение, ты еще многого не

знаешь. Но бойся уйти далеко.

Он выпустил ее из кольца своих рук и выплыл из залы. Лесс же вновь кольнула в

грудь горькая льдинка одиночества.

Они сидели на крыше самой высокой башни в городе. Остроносый Урва млел,

подставляя лицо ласке ветра.

– Ты чувствуешь ветер?

– Да-а-а, – мурлыкнул он в ответ и посмотрел на сестру-варн. Глаза загадочно

блеснули, – хочешь, научу как?

`Хочешь' было неведомо Лесс. Она понимала это слово лишь в одном варианте, как

приложение к нектару, наполняющему фужер или резервуар капли в человеческом

мозге.

– Бери не только их резервы, бери их чувства, – качнулся к ней Урва, —

посмотри на себя – сразу видно, ты Некто или Нечто. Тебя мгновенно вычислят.

Посмотри на меня – разве я чем-то отличаюсь от людей?

Ничем – согласилась Лесс. Урва был худеньким, гибким и невысоким. Трогательно

ранимое выражение лица и честный немного наивный взгляд голубых глаз располагал

к себе, лишал и доли осторожности. Этот Варн был похож на подростка, отличника

какой-нибудь элитной кафедры для вундеркиндов. В его теле не угадывалось

физической силы, казалось, она сосредоточилась лишь в голове. На деле же, Урва

был, пожалуй, чуть слабей Майгра физически, а в уме уступал разве что вожаку.

– Как брать чувства? Что это? – спросила Лесс.

– Могу рассказать, но лучше один раз увидеть, чем пять услышать. Жди, я скоро

вернусь.

– Я с тобой.

– Нет, сестра, сегодня ты с Бэф и можешь понадобиться ему в любую минуту. Я не

хочу быть причиной его недовольства. Жди.

Он скользнул вниз, во тьму ночных улиц.

Лесс посмотрела, как бьется флаг на городской ратуше, и подумала, что ветер,

должно быть, сильный, но почему она его не ощущает, а Урва – наоборот. Чувства?

Что это и зачем? Еще час назад она чувствовала холод, сейчас же лишь смутно

помнила о том и забыла, в чем выражался холод, что он давал ей. Она одна такая?

Нет. Ойко и Нэш, Май и Тесс, да и все остальные сестры – Варн ничем не

отличаются друг от друга, они отличаются от братьев – Варн.

Лесс легла, свесив ноги вниз, задумчиво уставилась в синеву неба, чуть

разбавленную точками звезд. Но мысли текли вяло, разбредались. Интерес к теме,

поднятой Урва, пропал. Да, и какое ей дело кто, что и как? Она выставила руку,

пытаясь отточенным ногтем пронзить звезду в небе, и залюбовалась игрой бликов на

своих пальцах. Ровные, острые, длинные ногти были созданы, чтоб помогать Варн

добывать нектар. Одно движение, резкий выпад – и он входил в нужную точку,

заполнялся нектаром и доставлял его хозяину.

Лесс вновь почувствовала голод, сильнейшее желание наполнить лепесток ногтя

нектаром и слизывать его, пить.

Она села и пристально посмотрела вниз – ветер принес запах человека годного,

чтоб насытиться. Варн скользнула вниз, чтоб разыскать источник и взять его, но

где-то на уровне пятого этажа на ее шею словно накинули лассо. Тело, покачиваясь,

зависло напротив окна. Она пыталась освободиться и понимала, что бесполезно —

Бэф держит крепко. Однако смириться с тем, что от нее уйдет очередная жертва,

было трудно, не менее трудно, чем противиться вожаку. Она не знала на что

решиться. А тут словно во искушение в окне возникло лицо подростка. Довольно

крепкий юноша лет семнадцати во все глаза смотрел на нее и видимо не верил, что

не спит и наяву видит женщину, висящую напротив него прямо в воздухе на уровне

пятого этажа.

Лесс придушенно позвала его, и тот послушно открыл окно. Она вспрыгнула на

подоконник и внимательно оглядела парня – годен. Пара секунд и доверчивый

человечек смирно лежал на ее руках. Он спал, она ела, урча от довольства,

тщательно вылизывая ноготки с каплями нектара. И вновь запускала их в резервуар

и вновь вылизывала. И зашипела, увидев в оконном проеме Урва. Тот приложил палец

к губам и примирительно улыбнулся, показывая Лесс свою жертву: видишь, у меня не

хуже, и нет надобности забирать пищу у тебя. Встряхнул девушку, что держал рукой

за шиворот.

Лесс замерла, оценив, и вновь принялась вылизывать ноготки. Урва осторожно

вспрыгнул на подоконник, поставил свою жертву на пол. Лесс покосилась на них, но

предупреждающе рычать не стала – она почти сыта, к тому же Урва проявлял явное

дружелюбие, не иначе уже насытился, как и она. А вот его жертва ничего, ничего.

Варн слизнула последнюю каплю с ногтя и отпустила юношу. Тело с глухим звуком