Текст книги "Обитель Варн"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

покажет.

– Ваше имя?

– Алисия.

– Ваше имя Лиса. Два. Повторите.

– Два.

Сержант с полминуты смотрел на нее, силясь понять, откуда этакого олигофрена

выкопал капитан Гнездевский. Но ответа на каменном лице курсантки не нашел и

заскучал – поджал губы, оглядел ворота и ПП за спиной девушки.

– Вторая попытка, – выдал совершенно ровным, лишенным каких-либо эмоций

голосом.

– Лиса. Курсант Лиса.

Сержант тут же качнулся к ней и, неожиданно светло улыбнувшись в лицо,

проворковал:

– Как вас зовут?

Алиса моргнула: нет, ошибся Игнат, сержант не странный – абсолютно чокнутый.

– Курсант Лиса, – проблеяла в ответ милейшим тоном, скопировав улыбку мужчины.

– Неверно, курсант. Мой тон предполагал другой ответ. Какой? – опять ровный

голос робота и поза заправского служаки.

– Алисия, – не сдержавшись, вздохнула та: трудно ей придется. Тропич явно не

Стокман, покрепче орешек, поизвилистей в мозговой географии.

– Верно. Вот вам первый урок, курсант. Будьте внимательной, всегда слушайте и

смотрите и выдавайте человеку то, что он желает. Ответы должны быть адекватны

вопросу, а ваши действия равноценны затратам. Мой размер обуви?

Алиса хлопнула ресницами и покосилась на ботинки мужчины:

– Сорок третий, – выдохнула неуверенно.

– Сорок второй. Что можете сказать обо мне?

Да, много, милый. С головой, например, у тебя не просто плохо, а вообще никак —

не сдержавшись, хмыкнула Алиса. Но выдала, понятно, иное, дав свободу фантазии и

изобразив пространный взгляд ясновидящей:

– Вам около сорока пяти лет. Заслуженный воин Отечества, – забубнила голосом

медиума. – Сходили замуж и вышли. Любите порядок, покой и устав. Педантичны,

внимательны. Мелодия будильника – национальный гимн. Идеальны для службы,

отвратительны для жизни.

– Последнее не к месту. Литература в библиотеке в отделе лирики. В остальном

две ошибки: первая – мне сорок три года, вторая – женитьба не сортир. Но, в

общем, верно. Кругом! К зданию с зеленой крышей бегом марш!

Алиса выполнила команду и уже на ходу попыталась сориентироваться – к какой

именно казарме ей нужно бежать? Впереди маячило четыре здания и все с зелеными

крышами. Правда, у одного, крайнего справа, крыша была скорей ржаво-болотного

цвета. Крайнее слева здание больше напоминало ангар, чем казарму. Другие два

были братьями-близнецами и разнились лишь количеством зеленых насаждений вокруг.

Алиса решила, что для курсантов будет много чести жить в казарме, под окнами

которой цветут яблони, и побежала к тому зданию, что имело у входа два чахлых

кустарника и газон. И покосилась на сержанта. То, что он бежит вместе с ней, ей

понравилось, но вот непроницаемое лицо – нет. По такому ничего не прочесть, а

хотелось бы.

– На месте стоять! – бросил он у дверей. Алиса остановилась.

– Сколько деревьев было на аллее, что мы пробежали?

А она считала?

– Двенадцать, – брякнула первую попавшуюся цифру.

– Шестнадцать. Сколько яблонь?

– Четыре, – может, конечно, и двадцать четыре…

– Восемь. За мной, – и пошел внутрь казармы. Алиса поплелась следом, чуя, что

погорячилась, заверив Игната пройти курс подготовки раньше. Такими темпами она

не только не пройдет, но, пожалуй, и вовсе до него не дойдет.

Однотипный интерьер солдатских покоев на сто койкотел был украшен недурственной

физиономией молодого, загорелого парня. Он застыл по стойке смирно, завидев

сержанта.

– Вот твое место, – указал Алисе на вторую от входа Тропич. У девушки тут же

возник вопрос, который не удержался за зубами:

– Я буду спать в мужской казарме?

– Ты и еще двенадцать тебе подобных. И пятьдесят шесть прямо противоположных.

Через тридцать минут жду тебя в столовой. Время пошло, – развернулся на

каблуках и вышел, чеканя шаг.

– Весело, – скрипнула зубами Сталеску, проводив его задумчивым взглядом.

Кинула сумку на кровать и повернулась к парню. Тот уже не изображал оловянного

солдатика, стоял в проходе меж кроватями, вальяжно опираясь на две верхних, и

оценивающе оглядывал новоприбывшую.

– И как? – хмыкнула она.

– Нормально.

– Меня Лиса зовут.

– Голубь.

– Угу? А надо мной кто почивает?

– Карл. Еще вопросы?

– Море. Но после ужина, возможно, их будет океан.

Парень хмыкнул:

– Вообще не будет, – и отвернулся, потеряв к ней интерес.

– Извини, столовая где, не подскажешь?

– Прямо по курсу, – бросил, забираясь на верхнюю кровать.

– Ясно, напротив значит.

В столовой было пусто и тихо. Только сержант за столом сидел, охранял два

подноса с комплексным обедом.

`Только б не каша', – мысленно взмолилась Алиса, приближаясь к столу. И

убедилась, что молиться затея зряшная – в одной тарелке была пшенная каша. В

другой – два тонких ломтика серого хлеба, булочка с сыром. В одноразовом стакане

плавал пакет заварки зеленого цвета.

`Хор-роший обед', – то ли поздравила себя Алиса, то ли настроила на поглощение

данного казуса с достойной будущего солдата-универсала маской на лице.

Удостоилась милостивого кивка Тропича, села, взяла ложку и даже донесла ее до

тарелки, но каши не попробовала. Поднос со всем содержимым улетел на пол,

оглушив девушку грохотом.

Она покосилась на разлитый по полу чай, поняла, что не очень-то и хотелось ей

обедать, и вопросительно уставилась на сержанта. Тот ответил равнодушным

взглядом и сунул ложку с кашей в рот.

`Несправедливо', – решила Сталеску, отодвинула наставления Гнездевского в

сторону, и смахнула поднос сержанта на пол. Мужчина и ресницей не взмахнул.

Пережевал, что досталось, проглотил и, выставив два пальца дежурным по кухне,

чтоб принесли еще два подноса.

Алиса прищурилась на сержанта: выдержка служаки ей импонировала. Приходилось

признать, что несмотря на его странности, нравился он ей все больше и больше.

`Старичок, конечно, веселый, но надо быть с ним настороже, наверняка забавам его

нет конца', – решила она, получая дубль обеда. И оказалась права – второй

поднос взметнулся вверх, правда, уже без каши. Алиса, предвидя маневры Тропич,

успела взять ложку и подхватить тарелку. С невозмутимой физиономией принялась

поглощать кашу.

Сержант внимательно посмотрел на девушку и вдруг весело хмыкнул:

– Тест прошла, – и пододвинул ей свой поднос. – Бери.

– Так опять ведь взлетит.

– Нет, – заверил мужчина, сложив руки на столе, и посмотрел в глаза Стелеску.

– Второй поднос ловят двое из десяти, притом, что четверо догадываются, что он

упадет. Поесть удается одному. В данном случае это ты. Значит ли это, что Игнат

не ошибся? Ничего это не значит, кроме того, что ты вошла в единичный процент

прошедших мой тест и стала моей ученицей.

– А остальные девять?

– В строй тех, кто пройдет или не пройдет обучение по обычной программе. Теперь

слушай первую заповедь – знания лишними не бывают. Учись всегда и всему, любой

мелочи, каждую свободную минуту, даже если это кажется тебе бесполезным сейчас.

Через час, год, десять данный навык, отработанный до совершенства, может, если

не спасти тебя, то сослужить хорошую службу. А теперь ешь.

Алиса принялась поглощать пищу, обдумывая слова сержанта, и поняла, что с

наставником ей крупно повезло…

Она второй час шлепала тяжелыми ботинками по беговой дорожке в тренировочном

зале. Рядом сидел сержант, и казалось, читает, увлечен сюжетом настолько, что

ничего уже не видит и не слышит, но стоило только Алисе чуть сбавить темп

движения, он тут же отрывался от книги и взирал на Сталеску, как пастух на

глупую овцу. И начинал мучить вопросами, давать задания:

– Твои ассоциации, быстро: чашка…

– Морс.

– Зеркало.

– Лицо.

– Любовь.

– Морковь.

– Циник.

– Адвокат.

– Сержант.

– Идиот… это я не о вас.

– Я так и понял, – и голос и взгляд – флегма. – Продолжим: блеф.

– Игра.

– Красный.

– Опасность.

– Листопад.

– Осень.

– Лиса.

– Дура.

– А это вы не о себе. Мартышка.

– Африка.

– Политика.

– Болото.

– Тьма.

– Отбой.

– Сурок.

– Пьянич…

– А это вы не о курсанте Викторе Пьянич. Король.

– Голый.

– Сказка.

– Дерьмо! – вопросы раздражали. Алиса начала сбиваться с темпа, дыхание стало

тяжелым. Сержант словно ничего не заметил:

– Заяц.

– Умер.

– Друг.

– Враг.

– Ласточка.

– Счастливая.

– Родина.

– Мать.

– Выходной.

– Удача.

Сержант встал и лениво подошел к Алисе:

– Из сего следует, что вы, курсант Лиса, человек недоверчивый, циничный,

обиженный. Друзей не имеете, врагов не жалуете. Мечтаете о беззаботной жизни и

безграничной свободе. Как портрет?

– Не очень, – честно призналась Алиса. Тропич согласно кивнул:

– Далее: вы устали и с радостью бы послали меня, возможно, и пулей в лоб. А

теперь разберем данную ситуацию. Я вам неприятен?

– Нет.

– Имеете на меня обиду?

– Нет.

– Хорошо. Тогда назовите причину вашего негативного отношения ко мне, выстроив

логическую цепочку.

– Устала, сбилась с темпа, ваши вопросы мешают восстановить дыхание. Отсюда

негатив к вам, как к причине сбоя дыхания и увеличения нагрузки.

– А теперь взгляните на ситуацию со стороны. Вы настолько слабы, что вас можно

вопросами сбить с пути?

– Нет. Я просто не знаю, как восстановить дыхание. И это меня нервирует!

– Урок, курсант: тело отдельно, разум отдельно. Три составных человека?

– Чувства, разум, воля.

– Расчлените первое и второе и приведите в норму с помощью третьего. Минута.

Сержант нажал кнопку радиофона, прикрепленного к его поясу, и зал наполнила

лихая музыка в диком темпе, сквозь которую можно было различить мерный стук

таймера. Алиса сосредоточилась на том звуке, выправляя дыхание, и вскоре почти

не слышала буйных тамтамов основного фона. Дыхание выправилось, ботинки стали

стучать в такт щелчкам метронома.

– Минута, десять, – констатировал Тропич. – Сколько мне лет?

С трудом сквозь гул музыки расслышала Алиса:

– Сорок три, – бросила, поморщившись в предчувствии, что скоро опять собьется

с ритма. Вопросам сержанта несть числа…

– Размер обуви курсанта Карл?

– Сороковой.

– Цвет глаз курсанта Ария?

Еще б знать кто он такой…

– Не помню.

– Потому, что не знаете. Имя начмеда?

– Матвей.

– Отчество Тропич?

– Евгеньевич.

– Ваш личный номер?

– ….711538.

– Дата взятия Бастилии?

– Мимо.

– Цвет вашего одеяла?

– Темно-синий.

– Продекламируйте любое стихотворение Бориса Пастернак.

– …э-э-э…

– Не читал. Назовите три млекопитающих парнокопытных.

– Лошадь, зебра…

– Что кенгуру несет в своем мешке?

– Детеныша.

– Какой сегодня день недели?

– Не знаю!! – Алиса споткнулась и полетела на пол. Села, переводя дыхание, и

посмотрела на сержанта: оставь ты меня в покое!

– Плохо, курсант, более чем посредственные показатели. Знания нулевые, выдержка

отсутствует. Вместо столовой вы идете в библиотеку и тратите два часа, что

предписано режимом на обед и отдых, на изучение творчества Бориса Пастернака, и

историю Франции. В четыре я жду вас в тире. Выполнять.

– Есть.

Мишени выплывали по три. Потом по четыре и пять, и с разных сторон и в разных

обличиях. И нужно было сориентироваться за долю секунды, уложить нужную, не

пропустить следующую. А за спиной то вдруг кто-то рявкнет, то взвоет. В

помещении тира то погаснет свет, то зазвучит классическая музыка, то замигают

ультрафиолетовые лампы, то загогочет какая-то птица. Для полного `счастья' еще

сержант стоит над душой, еле слышным голосом задает каверзные вопросы.

`Что ж ему неймется'? – уже не злилась, удивлялась Алиса, стараясь ответить

правильно, расслышать, не пропустить ни вопрос, ни двигающуюся на нее мишень.

– Имя курсанта Голубь?

– Он не представлялся.

– Ваше имя?

– Курсант Лиса.

– Время цветения яблонь?

– Весна.

– Название монорельсовой линии через Атлантику?

– Мега.

– Что было на завтрак три дня назад?

– Омлет, сыр, кекс, чай с молоком.

– Что забыли?

– … яблоко.

– Груша. Ассоциативная цепочка…

Ах, как хочется послать сержанта чартером в труднопроходимые места…

Алиса скрипнула зубами: ненужные эмоции помешали меткому выстрелу. Три мишени

благополучно ушли, одна хихикнула, получив касательное по уху.

– Далай-Лама.

– Гуру.

– Холод.

– Альпы.

– А почему именно Альпы?

– Не знаю, – опять отвлеклась Алиса и опять промахнулась. Черт!

А сержант за свое:

– Кисель.

– Бяка.

– Комфорт.

– Постель.

– Солнце.

– Ожог.

– Врубель.

– Венеция.

– Катерина.

– Гроза.

– Любовь.

– Бред.

– Ненависть.

– Зло.

– Добро.

– Миф.

– Кенгуру.

– Тьфу! – опять сбилась и мишень ушла. Взорваться что ли? За-бо-дал!

– Ни малейшего отношения к животному. Злитесь, курсант?

– Есть немного, – призналась.

– Причина?

– Сбиваете вопросами. Промахиваюсь. А нужно обязательно попасть в цель.

– Почему?

– Потому что надо!

– Кому?

– Мне! Мне надо! И чем быстрее, тем лучше, потому что тогда все это закончится,

и я выйду отсюда! И увижу Игната! Буду лучше всех! Стану помогать маме! И

служить Отечеству не как тупое бревно! – сорвалась на крик Алиса, пропустила

мишени и уже не стремилась достать их выстрелом, развернулась к сержанту,

наставив на него пистолет.

– Выстрелите? – и хоть бы грамм эмоций в голосе или во взгляде!

– Нет, – опустила оружие, опомнившись.

Тропич согласно кивнул:

– Вами управляют эмоции. К чему они привели?

– К тому, что я непоправимо отстала. Ушло слишком много мишеней, урок не выучен,

задание провалено.

– То есть вы получили прямо противоположное тому, к чему стремились. Вопрос —

стоило ли им поддаваться? Причина настолько веская, что стоит провала и повтора

прохождения заданного?

– Не знаю.

– У меня складывается впечатление, что вы вообще ничего не знаете, но хуже

всего не хотите знать.

– Это не так.

– Тогда забудьте данное утверждение и попытайтесь думать.

Алиса тяжело вздохнула:

– Я хочу есть. Только и всего.

– Ясно. Теперь, когда вы это признали, подумайте: настолько ли вы голодны, чтоб

поддаваться эмоциям и усугублять свое положение?

– Нет.

– Значит?

– Значит, я должна научиться управлять своими желаниями и чувствами.

– И да, и нет. Управлять – да. Но для этого вы должны запомнить и осознать, кем

вы хотите быть. Поясню: человеку дано три основных инстинкта: желание насытиться,

обогреться и совокупиться. Если инстинкты управляют вами – вы быдло. Если вы

управляете ими – человек.

– Человеко-зверь, человеко-царь… – вспомнила Алиса слова Гнездевского и

поняла, о чем он говорил, на что намекал, к чему готовил.

– Цель ясна?

– Да.

– Начали сначала.

Вновь побежали мишени, посыпалась вопросы.

– Почему вы ушли от ответа? – навис над ней сержант. Алиса сидела на мате,

приходя в себя после спарринга с курсантом Далила, и меньше всего желала

отвечать на вопросы. Но сержанту не откажешь. А почему? Да, потому что Игнат

сказал – слушайся его. Нет, потому что он действительно очень мудрый человек и

способен из нее, посредственной особы, сделать мастера, человека.

Алиса сама не поняла, как выстроила логическую цепочку за секунду, сделала вывод,

приняла его – встала и ответила:

– Мне было ее жалко.

– А себя вам не жалко?

Сталеску покосилась на Далилу – хрупкую девочку, которой с виду не дашь больше

шестнадцати лет: хорошенькое личико, наивный взгляд и… хватка анаконды,

термоядерный удар – до сих пор в ушах звенит.

– Курсант Далила правильно использовала свои данные, потому что верно оценила

их. Ввела вас в заблуждение сознательно. А вы сознательно пошли на уступки,

притом, понимая, что она сильнее вас. Конфликт разума и догм. Итог – очередной

незачет. У вас десятый не зачет из шестнадцати предметов за первую неделю курса.

Оцените ситуацию.

– С такими показателями курсантов отчисляют. Но у меня есть еще три недели,

чтоб исправить положение.

– Справитесь?

Алиса без раздумий и колебаний ответила – `да', впервые откинув слова – не знаю,

подумаю, постараюсь – за край сознания.

Глава 12

Они давно проснулись и просто лежали, нежась в объятьях друг друга. Им было

хорошо вместе, без слов, без мыслей, без желаний – тепло, спокойно и тихо.

Бэф гладил пальцем руку Лесс и наслаждался ароматом ее волос. Лесс же изучала

татуировку на груди Варн, щурясь от уютного чувства безмятежного блаженства. Она

обвела пальцем круг, звездочку, заключенную в нее, пробежалась пальцем по

завиткам рунической вязи и тихо попросила:

– Расскажи о себе, Бэф…

– Зачем?

– Интересно. Расскажи все: хорошее и плохое.

– Хорошо…Я очень стар, любовь моя, пятьсот долгих лет, две тысячи весен и зим

прошли мимо меня, не заметив, незамеченные… Мой отец, граф Рицу, был помешан

на мистике, магии, оккультизме, алхимии. С утра до вечера он занимался одним —

сидел в своей лаборатории вместе с какими-то очень мутными людьми. Я почти не

замечал его, он меня. Порой мне казалось, его забыли поставить в известность о

моем существовании. Сколько его помню, он всегда имел отрешенное выражение лица,

задумчивый взгляд, что прятал под густые, насупленные брови… Мне было

семнадцать, когда умерла моя мать. И ничего не изменилось. Отец сел за стол и

даже не обратил внимания, что его жены нет на привычном месте.

Бэфросиаст смолк на пару минут, пристально изучая фреску над головой, и

продолжил:

– Я вспылил. Я ударил его и почувствовал глубокое удовлетворение от своих

действий. Он сидел на полу, вытирал кровь с губ и смотрел на меня, силясь то ли

вспомнить, то ли понять – кто я такой. Его не волновала причина, по которой я

его ударил, его интересовало – а не тот ли я гомункул, что он вывел в своей

реторте? Через два года я узнал, что мама стала жертвой его эксперимента. Она

выпила жидкость, что по его подсчетам должна была подарить ей вечную молодость…

Макропулус!

– Тс-с-с…Ты до сих пор зол на него?

– Нет, – хмыкнул Бэф и, подумав, добавил. – Он был первый, кого я убил.

– Это успокоило тебя?

– Нет, примирило с ним.

Оба помолчали, и Лесс спросила:

– Ты кого-нибудь любил, кроме матери?

Бэф долго думал, прежде чем ответить. Перед его глазами возникла картинка из

далекого, казалось бы, не просто забытого – погребенного прошлого…

Хрупкая фигурка, обернутая голубой кисеей, золотистый локон, выбившийся из-под

капора, наивный взгляд чуть раскосых синих глаз и голос, как колокольчик.

Милая, юная, нежная – любовался девушкой Бэф, сопровождая в утренней прогулке по

окрестностям замка.

– Бэфросиаст… Какое странное имя, – заметила она, вскользь взглянув на юношу,

и покраснела вслед за ним.

– Причуды отца.

– У вас строгий отец.

– Странный, как и мое имя.

– Мой отец тоже….

– Чудак?

– Мы не вправе обсуждать родителей, Бэфросиаст, их нам дал Бог.

– Но согласитесь, Софи, они порой несносны.

Девушка смутилась, отвела взгляд и пришпорила лошадь. Голубой бант качнул ветер,

и золотистый локон свился с лентой…

– Она была очень набожна, ранима и чиста, как ангел. Ее звали Софи…

– Ты любил ее?

– Очень. Терялся, бледнел, глупел. Они приехали к нам по вызову отца. Она и

Бонифаций Шталевски – алхимик, маг, чародей. Ее отец. Он был парой моему – такой

же мрачный, вечно задумчивый. После смерти мамы наш замок превратился в приют

для убогих: юродивые, фигляры и мудрецы, нищие, аферисты, шарлатаны, святоши,

монахи – тамплиеры, адвентисты. Да, Бог их ведает, кого еще привечал отец.

Большинство – сброд, но были и очень занятные личности. Роберт Монгрейм и Юзифас

фон Шторц. Они прибыли в замок за неделю до приезда Шталевски. Уверенные в себе,

чуть надменные, одеты в пику остальным гостям – изыскано, по моде. Манеры

совершенны, речь изыскана и учтива. Сразу было ясно – дети именитых дворян. Мне

было двадцать два. Им с виду лет по двадцать пять. Небольшая разница в возрасте

и интересы сходны. Но их опыт был под стать старикам, а я был зеленым юнцом, не

знающим иного мира, чем замок и его окрестности….Потом приехала Софи. Я

влюбился сразу – страдал, мечтал, но был слишком неуклюж по своей неопытности,

порой через край пылок…. Юзифас вел себя осмотрительней и очаровал ее. Я

сгорал от ревности, глядя, как они воркуют, порой готов был убить соперника,

порой Софи. Роберт не вмешивался, наблюдал и давал мне дельные советы, половину

из которых я пропустил мимо ушей. События так стремительно начали развиваться,

что я попросту не мог за ними уследить: сначала слегла Софи. Я не спал ночами —

дежурил у ее покоев, выспрашивал у слуг состояние ее здоровья, прорывался к ней

и видел, что она спит. Неделя, две – Софи спит. А рядом с ней дежурит Юзифас. Я

был вне себя, готов был на любое безумство. И легко согласился на предложение

Роберта сделать эту татуировку. Якобы талисман для увеличения привлекательности,

для успехов в любви. На деле он готовил себе смену. Он хотел уйти, но замок

держал его, как держит сейчас меня.

– Что это значит?

– Варн, любовь моя, могут уходить в другой мир, в другое измерение. Но этот

знак возвращает назад, как бы ты ни хотел остаться. Я могу уйти от силы на

неделю, но потом вновь вернусь и вынужден буду выполнять отведенную мне роль,

главенствовать в этом мире и жить, жить, жить. На это рассчитывал Юзифас. Он

надеялся, что Роберт передаст ему знак вожака, но тот решил, что с него хватит

Софи. Он понял, что Шторц не подходит на роль главы клана, хранителя довольно

обширной территории. В его умозаключении был резон – Юзифас поддался не

возвышенным чувствам, а самым низким. Им двигала не любовь, а зависть. И ради

нее он погубил невинную девушку. Софи месяц превращалась в Варн и потерялась

через две недели. Улетела на охоту и не вернулась, как часто случается с

детенышами, живущими без наставника, без четкого контроля вожака, без опеки

клана. Я понял, что что-то неладно, когда Софи стала вести себя, как котенок.

Заподозрил и Роберта, и Юзифаса в вампиризме, – улыбнулся Бэф и хохотнул. – Я

даже наточил осиновый кол и пришел ночью в покои Роберта. А тот словно ждал меня

– сидел на постели и от скуки раскладывал пасьянс….

Роберт вскинул взгляд на бледного, как приведение, юношу, вторгнувшегося в его

покои с решительным видом гренадера с осиновым колом наперевес.

– Ах, какая прелесть, – хохотнул, качнув носком элегантного ботинка. – Сами

наточили, Бэфросиаст?

Тот двинулся к насмешнику и приставил пику к его груди.

Монгрейм скептически покосился на палку, потрогал острие и, оценив, кивнул:

– Острое. Что дальше, молодой человек? Желаете проткнуть им мое чер-рное сердце?

– Не смейтесь! Я действительно пришел убить вас и убью! Вы, вампиры, исчадия

ада! Вы укусили Софи!

– Как не смеяться над подобным вздором? – пожал плечами Роберт. – Впрочем,

молчу, не стану умилять благостное впечатление от экзекуции, что взбрела вам на

ум. Приступайте, Бэфросиаст.

Бэф смотрел в насмешливые глаза и понимал, что теряет решимость – не может,

просто не имеет сил убить человека. Вот если б Роберт превратился в вампира,

показал свои клыки, зашипел, взлетел вверх, как летучая мышь, сровнялся с тенью,

лежал в гробу с кровью невинных жертв на губах, в конце концов! Так ведь нет —

лощенная внешность изысканного франта, коих сотни на один светский салон.

– Ах, молодость, молодость, – доброжелательно улыбнулся Монгрейм. – Пора

сказок, баллад и радужных иллюзий. С чего вы взяли, что я вампир, Бэфросиаст? С

чего вы вообще решили, что они существуют? Граф Дракула? Хочу заметить, он был

мерзейшим человеком, дикарем и фанатиком. Вампиром, конечно, был знатным и

кровушки попил, столько же, сколько и нервов, но в ином плане. А что, собственно,

было ожидать от изгоя? Я говорил, Тэф, хорошего не будет, но женщины в любом

обличии остаются женщинами. Она увлеклась, купилась на его необузданную страсть.

О, сколько безумств было совершено! Но этой паре не суждено было соединиться,

все в прошлом – их тела, любовь, те безумства, что они свершали во имя друг

друга. Печально. Хотя, какая красивая легенда родилась из их страстной любви! А

знаете как? Владислав почил от ран, полученных в очередной битве. Его положили в

гроб, отслужили службу. Но Тэф не могла смириться с его смертью и сделала его

Варн. Он встал из гроба к ужасу своей челяди. Представьте их состояние, когда

они увидели, как он поднимается. Смотрит на них и ничего не помнит. Ах, это было

эффектное зрелище, а уж разговоров и сплетен было – несчесть. Так ведь и вел он

себя после воскрешения странно. Сначала, как Варн, потом, как человек. Тэф не

учла, что из мертвого Варн, как дом из снега – сегодня есть, завтра – нет. Н-да-а,

ничего в мире не происходит просто так. Так ты убивать-то меня будешь или

передумал? Я к тому, что можно расположиться и более комфортно для беседы, если

чуть отодвинуть кол. Кстати, не так уж хорошо он оттесан, занозиться можно.

Бэф хмурился. Он понял лишь одно – Роберт не боится осинового кола. А потом

появился и другой вывод, сделанный из услышанного – Софи может вновь

превратиться в человека, как Дракула.

– Нет, – качнул головой Монгрейм, хитро щуря глаза на юношу. – Софи – Варн. И

как Солнце не станет Луной, так и Луна не станет Солнцем. Истинная Варн

рождается из живых…

– Но вы сами сказали! – Бэфросиаст даже забыл, что пришел убить Роберта: сел

на постель, положив кол на колени и принялся выпытывать. – Объяснитесь, граф!

Вы специально путаете меня? Говорите одно, потом опровергаете сказанное. Как

вернуть Софи? Она, она вампир, да? Или Варн? Да в чем разница?!

– О, мой мальчик, разница есть. Вампир – это любое существо, живущее за счет

другого без согласия оного. Комар, например. Или твой отец. Его энергетика давно

на нуле, и он питается от всех прохвостов, что привечает в замке, а они питаются

им. Но при этом они считаются людьми, потому как не пьют кровь подобно насекомым.

Они попросту разоряют родовое гнездо Рицу и организм графа. Да, ты еще не знаешь,

что разорен? Нет? Твой отец спустил последнее на какие-то очень нужные для

экспериментов ингредиенты. Моча осла, оказывается, стоит полконюшни. Однако на

какие траты не пойдешь, чтоб в дальнейшем получать золото из любой вещи. Вздор!

Я просто в кубическом экстазе от того вздора, что он преподносит нам ежедневно!

Давно так не развлекался. О-о, не надо на меня смотреть, как на врага. Отнюдь, я

скорей друг тебе, чем недруг. Придет время, и ты сам поймешь, насколько порой

смешны люди в своих заблуждениях. Но оставим, вижу тебе неприятна эта тема.

Вернемся к Софи? Хочешь совет? Забудь ее. Ее нет. Чем быстрее ты это осознаешь и

примешь, тем лучше тебе будет. Пройдет месяц, от силы – два, и ты не узнаешь

свою милую, ранимую мадмуазель Софи. Тебе придется убить ее, иначе она убьет

тебя. Впрочем, этого не случится, если ты примешь мои условия.

– Какие? – он был согласен на любые, лишь бы помочь Софи, спасти ее, а ведь

именно так он истолковал слова графа, и услышал то, что не звучало – заплати

собой за жизнь любимой. Вскочил, откинув кол. – Я согласен на все!

– Ох! Милый друг, как вы нетерпеливы. Но знаете ли, что я хочу от вас?

– Нет, но это не важно…

– Отнюдь. Как раз это и важно, а остальное – нет. Видите-ли, Бэфросиаст, я

помню о своей выгоде всегда и, как правило, не обращаю внимания на такие мелочи,

как… выгодно ли это другому. Но в данном случае я изменил своим привычкам и

построил дело на взаимовыгодной основе – вашей и моей. Вас ждет серая жизнь

разорившегося отпрыска некогда знатного семейства. Вы устанете от такой жизни

годам к тридцати, начнете пить или волочиться за дамами. Начнете избавляться от

скуки любыми известными средствами. Но для вас ли, для вашего ума, энергии столь

пустая жизнь, по сути, существование на уровне насекомого? О, конечно – нет. Я

предлагаю вам иную сферу существования, предлагаю неограниченную власть, свободу!

Да, мой юный друг – абсолютную свободу от условностей, рамок церковных догм,

телесной скованности. Вы будете в этом мире и вне его, вы останетесь частью его,

но не подконтрольной, а контролирующей. Вы не будете знать иных нужд, кроме

собственных желаний, которые будут без труда исполняться. Деньги перестанут что-то

значить для вас, мораль общества, сторонние разговоры окажутся пусты для вас.

Границы времени и пространства больше не смутят ни ваш разум, ни ваше сильное,

молодое тело. Вам будет неведом страх, отчаянье, горе от разбитого сердца или

потери близкого. Смерть перестанет существовать для вас. Ветер, солнце, луна,

окружающая вас природа обретут иное значение, раскроются в полной мере, с иной,

неведомой вам сейчас стороны. Вы прозреете, все органы чувств обострятся. Вы

сможете переноситься на любое расстояние. Сумеете познать суть вещей. Поймете, о

чем говорит ветер с листвой. Научитесь передавать свои мысли и слушать чужие. Вы

сможете без усилий воздействовать на любого человека, на любое существо… к

своей выгоде. От вашего голоса и взгляда будут млеть первые красавицы самых

благородных семейств, самых знатных салонов в любой части этого мира. Однако

есть одно `но', что подтолкнуло меня на сотрудничество с вами, Бэфросиаст.

Придет время, и этот мир станет для вас тесен.

Голос Роберта завораживал Бэф, мутил сознание и манил в неведомую, волшебную

страну, в которую уже верилось, которая уже грезилась юному графу. Он плыл к ее

берегам не чувствуя, что граф приблизился к нему почти вплотную, навис,

вглядываясь в расширенные зрачки:

– Ты займешь мое место, и я смогу уйти. Ты достоин стать вожаком больше, чем

Юзифас. Бойся его, он мстителен и тщеславен, впрочем, тебе он не страшен. Я буду

с тобой, пока ты не наберешь силы и достаточных знаний. Обучу всему что знаю,

сам отведу домой. Ты не будешь столь уязвим, как юные Варн, потому что сразу

родишься вожаком. Забудь все, забудь, оставь воспоминания на долгие годы, что

ждут тебя впереди: путешествия, исследования, свободная жизнь воистину

свободного существа. Расслабься, закрой глаза. Это не больно, ты просто заснешь

человеком, а проснешься Варн. Легким, как пух, быстрым как молния, сильным, как

тайфун и холодным, как воды Ледовитого океана. Твое сердце покроется льдом и

замрет. Но это совсем не больно.

– Он превратил меня в Варн. Я спал неделю, а когда проснулся, мир вокруг

изменился. Юзифас увидел меня, понял, что произошло, и попытался убить, пока я

не окреп, но я без труда его победил. Он ушел ни с чем, пообещав отомстить и мне,

и Роберту. Мы посмеялись. Впервые я не чувствовал боли, страха, неуверенности. Я

словно был везде и нигде, видел совершенно четко и ясно на все триста шестьдесят

градусов. Руководил своими мыслями, телом, окружающими предметами. Летал по

ночам и наслаждался полетом. Мог не спать, не есть – забыть о том, и не

чувствовал дискомфорта. Отец, единственный, кто не заметил перемен во мне, он

вообще ничего не заметил. Я сам пришел к нему в лабораторию, чтоб сказать все,

что о нем думаю. Меня уже ничего не сдерживало, я помнил о долге, уважении к

родителям, но не понимал смысла в том. Отец был возмущен и попытался поставить

меня на место обычной оплеухой. Зря. Его нектар был противен и скуден, но я не

побрезговал им. Слуги и гости разбежались, как только обнаружилось тело хозяина

замка. В замке стало пусто и тесно. Я попытался возродить маму, но ее тело уже