Текст книги "Обитель Варн"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Монах? В ближайшей пещере скит организовал? Позвал примкнуть к нему, а вы не

вняли и получили по знатной физиономии. Права? Ногти у вас с ним, один в один,

как у братьев-близнецов. Зачем такие длинные, острые. Удобно, да? Холодное

оружие носить с собой не надо, нарываясь на посты правопорядка. Но неудобно,

жуть. Сама знаю. Как-то наращивала. Больше суток не выдержала, сломала все.

– Эпатаж, – тихо сказал мужчина.

– Да? Надо же. Заняться вам от скуки, видимо, нечем. Эпатаж! А то вы бы без

ногтей неприметны, – освободила торс мужчины от обломков и замерла. От края

тазовой кости до подреберья через живот, тянулись две кровавых полосы. Раны были

с ровными краями, но довольно глубокими и грязными, что грозило осложнением

состояния. А если еще присовокупить ушиб брюшины, что имеет место быть, учитывая

нагромождение камней, что Лиса убрала, то становится ясно – эпатировать граф

будет не долго – агонировать может начать прямо сейчас. Хуже всего, что не

исключены обширные повреждения с внутренним кровотечением. Недаром мужчина

бледен, молчалив, холоден на ощупь. В шоке. Похоже, сепсис, как следствие, не

заставит себя ждать, но до него еще нужно дожить. И это, учитывая, что на груди

и плече графа все еще лежит валун. – Да-а-а… так о чем мы? Ага… Рубашечку-то

где брали? Не иначе на распродаже, по-дешевке тысячи за три евро. Огорчу вас.

Она пришла в негодность. Лохмотья, сир.

Лиса убрала, насколько было возможно, мелкие камешки из ран, очистила посеченную,

оцарапанную кожу от пыли и попыталась осторожно ощупать позвоночник, грудную

клетку, исключив переломы, пальпировать внутренние органы. Печень вроде цела,

как и селезенка, без дополнительных обследований не скажешь точно. По лицу

раненного тоже не определишь – смотрит граф, молчит, и словно ничего не

чувствует. Не удивляет в общем-то – наркотик действует – взгляд сонный стал,

туманный.

– Только не спать, – приказала Лиса. – Валун начну убирать. Напрягись и

отодвинься, хорошо? Голову береги. Сможешь?

Мужчина прикрыл веки – смогу.

– Тогда сосредоточься, – попросила, прилаживаясь к камню. – Тяжелый…

И начала толкать, приподнимая:

– Голову!… Рука!

Лиса не сдержала тяжесть, выронила глыбу и покатилась за ней, шлепнувшись на

острые камни. Оглянулась в ужасе – неужели не успел Бэф увернуться?

Нет, молодец, переместился. Кисть все-таки повреждена, сбита на пальцах и

внешней стороне. Ерунда, более серьезная причина для печали есть.

Девушка с трудом поднялась, сделала пару шагов к мужчине, и буквально рухнула

рядом с ним на россыпь камней. Он вопросительно прищурился:

– Извини, денек хлопотный, вот и заносит немного. Ладно, грузоподъемником

поработала, теперь врачом буду… Ты как? Вид у тебя хреновый, честно скажу…

Мужчина вдруг улыбнулся. Взгляд потеплел.

– А-а, на меня намекаешь? Мол, глянь на себя сначала, да? – и засмеялась.

Легла на каменную насыпь, в небо уставилась. Вроде нечему радоваться, а хорошо

на душе. – Парадокс! Не обращай внимания, ваше сиятельство, эйфория от

усталости, пройдет. Сейчас, полежу пару минут…

И смолкла, почувствовав, как холодная рука графа накрыла ее ладонь и тихонько

сжала:

– Спасибо… – прошелестело еле слышно. Алиса покосилась на мужчину: тот сонно

хлопнул ресницами и заснул.

– Вот и славно, – не стала терять время. Села, принялась осматривать раны,

убирая ткань с тела. Скверно: грудь деформирована, плечо тоже. Переломы, причем

множественные и тяжелые. Странно, что дыхание у мужчины ровное. По всем

признакам должен развиться пневмоторакс. Еще один парадокс. Оставим, пусть

Паранорм головоломками и артефактами занимается. Она уже пас.

Алиса скинула куртку и сняла с себя рубашку, майку. Подумала и одела рубашку

обратно, на голое тело: холодно. Топлес с раненым по горам – эпатаж покруче

ногтей графа. Майка пойдет на повязки. На куртке потащит графа, чтоб и ему тепло,

и ей удобно. Чем же тогда грудь и плечо раненного зафиксировать?

Лиса покосилась на придавленное тело товарища Рицу.

– Извини, родной, придется тебе нудистом стать, – шагнула к убитому.

Завал разобрать дело не хитрое, особенно имея опыт. Другое плохо – только часть

разобрала, ясно стало – незачем дальше работать – месиво под камнями. Из

пригодного лишь брючины от колен. Ладно – дело нехитрое. Срезала ткань. Постояла

над убитым и не сдержала любопытства: кто же такой? Начала убирать камни с

головы. Один, второй. А смотреть-то и нечего. Нет лица, головы. Смятка. Кусок

гранитной скалы углом вошел в шею, расчленив тело, перемолов кости черепа.

Вгрызся в ключицы, грудину. Остался от человека скальп да светлая память.

– Не повезло, – закидала камнями мертвого обратно и принялась за живого.

Очистила раны, промыла спиртом, закрыла лоскутами майки, закрепила пластырем.

Крепко прижала поврежденную руку к груди и зафиксировала тканью, в один рукав

сунула здоровую руку графа, другой подтянула и скрепила вместе с полой, где

перемотав веревками из майки, где пластырем. Получился полукокон от шеи до… ну,

да.

Не эстетично, но надежно. И тепло. Ему. Своя рубашка хоть и на подкладке, да не

греет.

Теперь как это все тащить?

На камнях не растут деревья, но зато на них растет мох. А под снегом – травинки,

былинки. А во фляжке есть спирт. Что еще нужно для счастья?

Лиса устроила привал, как только начало темнеть. Разбила импровизированный

лагерь в закутке меж двух скал. Развела костер, растопила снег в стакане,

растворила в нем сахар. Раненый проснется, нужно будет напоить. Сама бы не

отказалась, да Бэфросиасту важней. И поежилась, попыталась согреть руки над

затухающим костерком. Ветер крепчал, становился все более холодным,

пронизывающим. Камни слабо защищали от его порывов. Плохо, к утру и Лиса

окоченеет, не то что раненый, который, в отличие от нее, гимнастикой заняться не

сможет, чтоб разогреться. `Н-да, придется посягнуть на честь графа и подвергнуть

испытанию его целомудренность', – подумала девушка и посмотрела на мужчину. В

отблеске костра его лицо казалось маской закаленного воина. Глаза все портили,

смягчали выражение.

– Проснулись? Самое время – ночь на дворе, – усмехнулась Лесс. Граф изучающее

воззрился на нее. – Пытаетесь сообразить, что здесь делаете? То же, что и я:

вкушаете прелести единения с природой.

Ответила Лиса, приближаясь к больному со стаканом:

– Ужин при свечах, сир.

– Шутите? – он явно ничего не понимал. Пытался оглядеться, сесть.

– Тс-с! – придавила его рукой девушка, усаживаясь рядом. – Как единственный

местный врач заявляю, что двигаться вам, больной, строжайше воспрещено. У вас

переломы, Бэфросиаст, тяжелые. Чудо, что осколки ребер не проткнули легкие.

Поэтому давайте не будем искушать судьбу и добавлять себе впечатлений.

Попытаемся добраться до больницы без дополнительных ранений. Для этого вам

придется положиться на меня – слушаться. Для начала, лежите спокойно, хорошо?

Мужчина нахмурился, разглядывая девушку, как привидение – с любопытством,

удивлением и долей растерянности. Видимо до него еще слабо доходит – решила Лесс.

Приподняла ему голову и поднесла к губам стакан:

– Пейте. Ваше лекарство, граф.

Рицу выпил, не спуская с девушки глаз.

– Сахар? – облизнул губы, не веря, что не ошибся

– Точно. Ожидали стрихнин? Извините, закончился.

Бэф улыбнулся, глаза загадочно блеснули:

– У вас острый язычок.

– А еще холодная голова, чистые руки и горячее сердце. Правда я бы поспорила со

всеми тезисами разом, – пробубнила себе под нос. И спросила: как вы себя

чувствуете, граф?

– Сносно, – и прищурился, обвел встревоженным взглядом окрестности, опять

попытался подняться. – Где Юзифас?

– Ваш друг-отшельник? Я поняла, что Боливар двоих не вынесет. Поэтому вы здесь,

а он там.

– Нужно вернуться, – попытался встать.

– Да, что вы такой неугомонный?! – силой уложила его обратно девушка и

выпалила в лицо. – Он мертв.

Зрачки Бэф расширились:

– Уверены?

– На 90 процентов.

– То есть?

Лесс вздохнула:

– Скальп, кисть руки и нога целы, значит – возможно, живы. Остальное – нет.

Омлет из органики. Огорчила? Сами настойчиво спрашивали. Кстати, дружок у вас

странный, граф. Не имела чести знать его при жизни и все же хочу заметить, что

характер был у него скверный, неуживчивый. Так что, если хотите скорбеть,

пожалуйста, но сначала к себе прислушайтесь и подумайте, отчего у вас щека болит

и живот.

Граф притронулся к лицу здоровой рукой, провел пальцами по ране и хмуро

посмотрел на девушку:

– Пустяк.

– Да. Здесь. А ниже – нет. Вилами махались?

– В смысле?

– Так, – хмыкнула Лиса и принялась ощупывать ноги мужчины. Граф дернулся,

попытался отстраниться. Приподнялся на здоровой руке с удивленным возгласом:

– Что вы делаете?

Лиса прыснула от смеха, глядя на его физиономию, но массировать ступни и голени

не перестала:

– А вы как думаете?

– Прекратите, – неуверенно просипел мужчина, чувствуя, что руки девушки уже

скользят по бедрам.

– Вы холодны, как лед. Хотите умереть от переохлаждения? Я не посягаю на вашу

честь, граф, а разминаю мышцы. Так что не ведите себя, как юная девственница.

Лягте и успокойтесь.

Мужчина растерянно хлопнул ресницами и чуть осел, прислонившись головой к скале,

чтоб лучше было видно Лесс:

– Вы… Постойте, вы спасаете меня?

– Пытаюсь. Процент счастливой вероятности довольно высок. Если вы не станете

мне мешать.

– Мешать? Вам? В моем спасении?

Бэфросиаст словно не верил собственным словам. Произнес и замер с хмурой,

растерянной физиономией, вперив взгляд в небо. Оно, видимо, подтвердить

услышанное не взялось, и мужчина вздохнул:

– Ничего не понимаю.

– В голове туман, да?

– Откуда вы знаете? – насторожился тот.

– Шаманка, – не сдержала смеха девушка. – Милый граф…

– Можно просто Бэф…

– Ну, что вы, как можно? Только после массажа. Так вот не о титуле, а о тумане

в голове. Ваша светлость была изрядно придавлена местным сообществом гранита,

плюс близкое общение с незабвенным другом придало вашему путешествию

романтический колорит болевого шока, от коего пришлось спасать вашу неординарную

личность весьма ординарным способом – наркотиком. Видимо, вы относитесь к рангу

разумных, и сей дивный лекарственный препарат не употребляете, посему и малая

его доза сработала, как лопата по голове. Извините, некогда было спрашивать вашу

медицинскую карту. В следующий раз обязуюсь ее проштудировать прежде, чем

прописать вам инъекции.

– Вы поставили мне наркотик?! – возмутился мужчина.

– Одна инъекция не окажет патологического воздействия на ваш организм, а

позитивное уже оказала – вы живы. И явно идете на поправку – раздражаться начали.

Хороший прогностический признак.

Граф вздохнул и закрыл глаза, ткнувшись лбом в камень:

– Вы хулиганка.

– Спасибо. Это вместо: благодарю за спасение? И все из-за укола? Вот подождите,

начнутся боли, сами повтора просить станете.

– Увольте.

– Вы очень неприятный больной, так мы с вами не поладим, – с укором заметила

Лиса.

– А надо?

– Странный вопрос. Обычно хорошие отношения не мешают общению, наоборот,

особенно в обстановке обособленности и отдаленности от людей и цивилизации.

Вполне возможно, что мы зависли здесь надолго. Буран приближается. Идти в такую

погоду смысла нет. Будем пережидать здесь. Хотелось бы с толком. Когда все

закончится, спустимся вниз. Вас эвакуируют в больницу, где, так и быть, я вас

навещу. Тогда вы скажете мне все, что думаете, в самых резких выражениях

– Нет, – прозвучало мягко и даже нежно. Глаза мужчины загадочно блеснули.

– Что – нет? – растерялась девушка.

– Нет – отрицание возможной резкости по отношению к вам, Лесс. Мое отрицание

рождено и еще одним чувством – непониманием. Зачем вы тащите меня вниз? Куда

именно? Почему? Зачем вам это?

– Неужели не ясно? Нужно было бросить вас под завалом? Оставить умирать?

– Вам проще умереть со мной? Я не против, если вы оставите миссию по моему

спасению и начнете спасать себя, умирать не придется.

– Так, ясно, – поджала губы Лесс. – Началось: брось меня! Спасай гаубицу!

Обсудим этот вариант внизу, когда в вертушку сядем. А сейчас – спать. Устала я.

Помогла мужчине лечь нормально и пристроилась к нему, положив голову на плечо:

– Обнимите меня.

– Как? – граф явно был шокирован.

– Крепко! – рявкнула Лиса. Мужчина вздрогнул и отстранился, чтоб взглянуть в

лицо девушки:

– И что хотите? – посмотрела та ему в глаза. – Инструкцию по объятьям?

– Нет, – прошептал растерянно, вернулся на место и несмело положил ладонь

девушке на плечо. И, кажется, перестал дышать. Лиса начала злиться, чувствуя как

холод пробирается в основание ее костного скелета. Рука графа не грела.

Черт! Неужели нельзя вести себя, как нормальный самец? Чему их только в

благородных семействах учат?

Интересно, если она сейчас снимет с себя рубашку, граф рухнет в обморок или

просто лишится дара речи?

Кто бы мог подумать, что столь знатный ловелас – такой робкий и нерешительный!

Наверняка не одному капитану рога навесил. И не скромничал. А сейчас что?

Приступ хороших манер? Или красть не у кого, значит не интересно? А может,

импотенция от шока образовалась?

– Интервью для порножурнала, граф, – повернула к нему лицо. – Вы когда-нибудь

спали с женщиной?

– Простите?

Тьфу, ты! Может, тоже девственницу изобразить? И мужественно замерзнуть под

стягом неприкосновенности? Ха!

– Короче, так, граф, официально объявляю вас своим мужем на время совместного

путешествия до конечного пункта.

– Э-э-э…

Хоть бы пошевелился!

– Ладно, – окончательно разозлилась Лиса. Поднялась и принялась расстегивать

рубашку – к черту этикет, воспитание, титулы! – Ночью в горах до минус двадцати

пяти, минимум. Холод я с детства не люблю. Если мы замерзнем здесь, храня

верность иллюзиям, легче не им, ни нам не станет. Посему вам придется изобразить

пылкого любовника, а я, так и быть, побуду Мессалиной. Если у вас есть другие

предложения, как согреться, предлагайте сейчас, пока моя нервная система не

начала танцевать румбу от переохлаждения!

– Мне не холодно, – хрипло заметил Бэф, не сводя взгляда с девушки.

– А мне – да. Так что, прошу прощения, но мне придется вас изнасиловать.

Конечно, максимально бережно, учитывая степень ваших повреждений. И скорей всего

не один раз. Но вашей невесте мы об этом не скажем. Будем считать измену

необходимостью.

– У меня нет невесты.

– Подружка, любовницы. Какая разница? Постарайтесь проявить активность, граф, —

склонилась над ним, осторожно проникая рукой под одежду.

Бэф замер:

– Вы серьезно? – прошептал.

– Представляете – да. Если вы замерзнете, на меня будут странно смотреть. В

экстремальных ситуациях, подобных нашей, женщина служит незаменимым

обогревателем. Цинично? Но факт. Рядом с нами невозможно замерзнуть. Разве вы не

знаете про эксперименты наци? Еще в Великую Отечественную войну они скидывали

военнопленных в холодную воду при морозе до тридцати градусов. И те, кого потом

грела женщина, выживали.

– Вы опять спасаете меня? – ладонь графа накрыла руку Лисы, готовую проникнуть

под пояс брюк.

– Себя. Хобби у меня такое. Если я вам настолько неприятна, закройте глаза и

представьте, что вас развлекает любая другая красавица. Какие вам женщины по

вкусу: брюнетки, блондинки? Длинноногие, широкобедрые?

– Ваш шепот похож на шипение, – улыбнулся мужчина. – Вы неподражаемы в роли

соблазнительницы.

– Смеетесь? – выдернула руку из его ладони. – Хорошо. Пара часов и мы начнем

клацать челюстями. Под столь приятную мелодию занятия любовью пройдут активнее.

– Ложитесь спать, Лесс. Я не дам вам замерзнуть. Но для этого не обязательно

отдаваться мне, – заметил серьезно, подтягивая ее к себе одной рукой.

Девушка легла на его плечо, решив поверить, и не разочаровалась. Мужчина больше

не изображал истукана. И оказался более умелым и опытным, чем Лиса представляла

себе. Ласки графа не убаюкивали, наоборот, возбуждали настолько, что спать не

представлялось возможным. Сталеску стало не просто тепло – жарко. Вновь обуяло

желание изнасиловать Рицу, но уже из вредности, в отместку за то, что

переусердствовал.

– Странный ты человек: то лежишь, как дрова, сосновым лесом озонируешь, то

увлекаешься настолько, что Казанова бы застрелился, узнай про такого искусного

соперника. Он, милый, с тобой и рядом не стоял, – сказала в лицо графу. Бэф

улыбнулся и, зарывшись пальцами в волосах Лесс, прошептал:

– Ты удивительная женщина. Твоя духовная красота гармонична физической.

– Еще один шаг по стезе обольщения?

– Как тебе угодно.

Лесс вздохнула: у него даже голос возбуждает!

Да к черту разговоры!

Потянулась к нему, желая поцеловать, и тут же была откинута в сторону:

– Нет!

Как это понимать? – хлопнула ресницами, поднимаясь:

– Не любишь целоваться?

– С тобой – нет.

– А-а-а, ну, извини, – отвернулась, скрывая обиду. Она, конечно, не считала

себя мисс Вселенная, но что настолько некрасива, понятия не имела. Ни один

мужчина еще не позволял себе подобной откровенности. Неприятно, но как говорят —

на вкус и цвет приказа нет.

Принялась застегивать рубашку: обогреватель, кажется, сломался. Придется искать

другое топливо. А надо бы поспать. Очень. А то глаза слипаются. Завтра еще

топать и топать, с балластом килограмм на сто. Далеко она уйдет невыспавшаяся,

голодная, замерзшая…

Рука мужчины притянула ее к себе:

– Спи, – прижал Лесс спиной к своему здоровому боку.

Девушка хотела напомнить, что именно это и пыталась сделать, но не стала. Просто

закрыла глаза и отключилась.

Первое, что она увидела, проснувшись – руку со скрюченными, застывшими пальцами

и инеем на длинных ногтях.

Девушку подбросило: Бэф умер! Замерз ночью! Лесс приложила ладонь к его сонной

артерии, склонилась к самым губам, прислушиваясь, приглядываясь: ноль! Ни

дыхания, ни пульса, ни реакции!

Принялась тормошить мужчину, растирать лицо, шею. Бэф поморщился, отворачиваясь,

но глаза не открыл. Лиса облегченно вздохнула и огляделась: по камням стелилась

поземка, падал мелкий снег, температура воздуха значительно понизилась.

– Ладно, супермен, ждать пока нас заметет, не будем. Разотру тебя спиртом и

вперед. Так что умереть и не мечтай. Не дам, – заявила скорей себе, чем спящему

графу, и встала.

К обеду начался снегопад. Огромные хлопья снега летели и летели, попадали за

ворот, таяли на лице и волосах, липли к рубахе. Но хуже всего, что снег заметал

Бэфросиаста. Приходилось то и дело останавливаться, стряхивать снег с его волос,

растирать лицо, массировать руку и ноги. С замиранием сердца прислушиваться к

дыханию, вглядываться в лицо, слушать пульс. А еще уговаривать себя сделать шаг,

поспешить и, возможно, успеть к точке, где ее будут ждать уже завтра. Если она

успеет, Бэфросиаст точно будет жить.

Лиса в очередной раз растерла лицо мужчины, достала из кармана куртки пакет с

сухарями, и опустилась на валун, рядом с инертным телом. Задумчиво посмотрела в

небо, прикидывая, как долго будет тянуться снежная карусель.

Сунула в рот сухарь, набрав в пригоршню снега, принялась есть, оценивая

дальнейшие варианты своих действий: останавливаться глупо, хотя шансов успеть к

вертушке в назначенный срок никаких. Учитывая скорость пути, даже с одним

единственным привалом на ночь, и без пурги, и по прямой, идти еще двое суток.

Так стоит ли напрягаться, мокнуть, мерзнуть? Она уже выбилась из сил, и Бэф

нужно срочно растормошить, напоить горячим чаем, накормить. Ледяной уже. Так она

ему не поможет.

Но опять же, если прошагать еще пару километров, то можно спрятаться в скалах,

найти хорошее пристанище для остановки. Ниже больше растительности, возможно,

травы больше, значит костер жарче.

Решено она идет дальше, пока не найдет оптимально подходящий приют.

Лиса дожевала второй сухарь, свернула пакет, чтоб остальные не промокли, сунула

его в нагрудный карман и решительно поднялась. Потом пожалуется своему отражению

в зеркале какого-нибудь люкс-номера на превратности пройденного маршрута. На то,

как ей, бедненькой, было плохо: холодно, голодно и тяжело. И выпьет за то

бутылку Кинзмараули, закусит килограммом отбивных из молочного поросенка…

Потом, сейчас некогда.

Лучше места для стоянки нельзя было придумать: две скалы почти вплотную друг к

дружке, углом. Рядом вертикальная плита, упирающаяся в отвесную платформу скалы,

образующую навес. И сугробы почти по верхушку.

Мини – люкс горного отеля. Комнатка для VIP– персон. Мха вокруг богато.

Наверняка и трава под снегом имеется.

Лиса завезла раненого под навес, стараясь не повредить естественную стену из

снега и тем самым не расширить проход для холода и стылого ветра.

Дальше дело техники: набрать мха, развести костер, нагреть воды.

Еще б рубашку просушить, да не высушить. Проще снять и поставить в угол, авось,

растает при всеобщем потеплении. Туда же бы и брюки, носки, ботинки. Да, что

мечтать? Мокни, мокни, лисий хвост…

Все-таки она сняла рубаху, когда разгорелся костер, кинула на камни, чтоб хоть

немного прогрелась ткань, и пошла на улицу растираться снегом – болеть ей нельзя,

значит, нужно согреться.

Когда она вернулась, граф уже не спал. Сидел, прислонившись к камню, и пытался

распутать повязки, стягивающие вторую руку. Увидев полуобнаженную девушку, он

замер с веревкой в зубах. Лесс окинула его придирчивым взглядом, нашла мужчину,

не похожим на умирающего, и, повернувшись к нему спиной, начала натягивать

рубаху:

– Чем вам помешала повязка?

– Трудно назвать повязкой нагромождение узлов и пластыря.

– Извините, аптечку взять забыла. А еще чистые простыни, белье, камин, кресла.

Свечи и канделябры, – заметила сухо. Кинула в стакан с закипевшей водой кусочек

сахара и понесла его графу. – Пейте.

– Зачем? – уставился исподлобья.

– Сахар вкуснее веревок.

– Возможно. Но мне не нравится быть связанным.

– Вчера вы не возражали.

– Вчера прошло.

– Сегодня тоже закончится. Наступит завтра, в котором вам придется выбираться

самостоятельно. Если перестанете меня слушать.

– Шантаж?

– Ультиматум.

Бэф думал полминуты. Перестал распутывать повязку и взял стакан:

– А вы?

– Стакан один. Чем быстрей вы освободите его, тем быстрей я смогу вскипятить

воду себе.

Мужчина принялся пить, а Лиса достала два сухаря.

– Возьмите к чаю, – протянула.

– Спасибо, сыт.

– Упрямитесь? – прищурилась недовольно. Насильно вложила в руку сухари, забрав

пустой стакан, и ушла к костру. Бэф покрутил в руке хлебные кубики и принялся их

грызть с самым несчастным видом.

– Представьте, что это форель. В конце концов, в этом мире все иллюзия. Но с

ней легче проглатывать несъедобное. Хотите еще чаю?

Бэф отрицательно качнул головой и, прислонившись затылком к стене, уставился на

девушку, изучающе щурясь. Вид у него был угрюмый и недовольный.

` Да и пусть', – подумала Алиса. У нее тоже настроение отвратительное. Самое

время сцепиться и поссориться, вымещая друг на друге усталость от `вчера' и

страх за `завтра', преодоленные трудности и мысли о тех, что еще предстоит

преодолеть, а дальше по списку – неудобство, холод, голод, боль. Вот только

нервозность графа будет понятна и простительна, а ее стервозность неуместна.

Должен же хоть один держать себя в руках? Естественно, этот человек – она.

Наиболее уравновешенная, привыкшая к трудностям и осознающая, что причин для

паники нет.

Вода в стакане вскипела в полной тишине. Лесс не спеша принялась пить кипяток,

грея руки о железо, придерживая стакан коленями. Смотрела на огонь, млея пусть

от небольшого, но тепла, душевного удовлетворения. Вода закончилась слишком

быстро. Лиса поставила новую порцию снега на огонь, и пока он таял, терла плечи,

сонно хлопая ресницами. Спать нельзя. Пока нельзя. Тело еще не согрелось и

клонит в сон не от тепла – от холода. Значит, заснуть равно умереть.

– Вы тоже? – раздался вкрадчивый голос.

– Что – тоже? – нахмурилась Алиса, стряхивая оцепенение. Воззрилась на

Бэфросиаста.

– Иллюзия.

– А-а. Нет. Я одно из ее осколков, – подкинула мох в огонь.

– Как вы оказались одна, в горах, Лесс? Помнится, вы неплохо отдыхали в

комфортабельном номере гостиницы.

– Как и вы. Все относительно.

– И жизнь?

– И жизнь.

– Ваша?

– Любая.

– Тогда что для вас незыблемо? Ради чего вы рискуете собой?

– В чем вы усмотрели риск? В этом? – обвела рукой убогость пристанища. —

Экстрим. Каждый получает адреналин тем способом, каким ему больше нравится.

– Хотите сказать, что вы по собственному почину двинули в горы на поиски

приключений? Поэтому вас будут ждать в условленном месте? – с насмешкой в

голосе спросил мужчина.

– Что вы хотите, граф? – вздохнула Лиса. – Чтоб я открыла вам великую

государственную тайну? Увы, без санкции свыше не могу. О моей профессии вы

осведомлены, голову вам при обвале не повредило, так что додумайте сами.

– В том-то и дело, что додумал. Мне кажется это дикостью. Особенно неприятно,

что вы тащите меня на себе, кормите, когда сами ничего не едите, поите чаем с

сахаром, а сами пьете пустую воду.

– Не люблю сладкое.

– Да? Я понял еще в гостинице, когда вы заказали пирожное.

– Для вас.

– Конечно.

– Вы раздражены.

– А казалось бы, повода нет, – бросил с сарказмом.

– Нет. Все правильно, нормально. Я знаю, что делаю. Меня учили выживать в любых

условиях, в пустыне, джунглях. А вас – нет.

– Вам нравится так жить?

– По другому пока не умею. Вот доведу вас, сдам врачам и буду учиться, – голос

Лесс звучал глухо от усталости. Но не это раздражало Бэф – спокойствие девушки,

окутанное печалью. Он явственно ощущал ее терпкий запах, с горчинкой

обреченности, и злился, не понимая, как можно соединять обреченность и

спокойствие?

– Вас ждут без меня, – заявил резким тоном.

– Ничего страшного. Места хватит.

– У стенки?

– О чем вы? – равнодушно посмотрела на него Алиса.

– О приказе, что вы не выполнили. Вас же за мной послали. И не с миссией

спасения.

– У вас горячка.

– Если бы. Не лгите, Лесс. Скажите мне лучше, вы сами выбрали профессию солдата

или кто-то помог?

– Что-то, – поджала губы Лиса.

– Да. Как всегда. Обстоятельства, выхода нет. Единственный – прыгнуть с моста.

– Отчего? Ни с какого моста я не прыгала.

– Еще предстоит.

– Вы оракул?

– Да, если хотите.

– Не хочу, перестаньте разговаривать со мной в таком тоне. Вам бы допросы вести.

– Значит, вы знаете, каким тоном ведут допросы, – тихо протянул мужчина.

– Перестаньте, Бэфросиаст, – поморщилась девушка. – У вас болит рука и грудь?

Поэтому раздражены? Хотите, поставлю укол. Ампулы еще есть.

– Благодарю, надобности нет.

– Тогда давайте устраиваться на ночлег. Если буран стихнет, придется идти без

остановок и очень быстро, чтоб успеть…

– Не получится. Вы очень устали, Лесс. Голодны. Я не настолько окреп, чтоб

помочь вам.

– Хотя бы не мешайте.

– Вы упрямы настолько, что мне трудно подобрать сравнение, – качнул головой

Бэф и принялся вновь развязывать путы. Лесс хмыкнула – и кто бы говорил про

упрямство. Да, пусть его. Все равно нужно снять повязку, посмотреть раны,

растереть графа спиртом. Иначе к утру опять напугает ее окостеневшей конечностью.

Девушка встала и пошла к Бэфросиасту, помогать. Сняв все тряпье, Лиса

внимательно оглядела повреждения и удовлетворенно улыбнулась. Отек спал, и

покореженная грудь не устрашала. Деформация стала не так заметна, как на руке. И

мышцы, вернувшиеся в нормальное состояние, привлекали взгляд.

– У вас явно сломана ключица, предплечье и запястье. Про ребра молчу, —

качнула головой, стряхивая наваждение. Достала фляжку со спиртом и, открутив

крышку, налила немного на грудь. Принялась растирать, очень ласково, осторожно,

любуясь красивым телом, нежной кожей. – А вы в прекрасной форме, граф.

Тренажерные залы, класс фехтования?

– А вы дрожите.

– Что? – очнулась девушка, уставилась на мужчину. Зрачки Бэфросиаста

завораживали. В груди Лесс дрогнуло: почему она собственно должна мерзнуть,

когда рядом такой мужчина? Дрожать от холода, а не от страсти? Ну, уж увольте.

Хватит минуэтов, пора, наконец, согреться и нормально поспать.

Лиса принялась раздеваться, мысленно умоляя графа молчать.

Тот действительно не произнес и слова. Молча следил за ней взглядом и спросил

лишь, когда Лесс легла рядом и принялась ласково освобождать его тело от одежды:

– Ты действительно этого хочешь?

Алиса закатила глаза к навесу над головой: и он еще спрашивает!

– Да, очень. Можно без поцелуев. И, пожалуйста, не задавайте больше вопросов.

– Хорошо, если ты ответишь на последний, главный: ты знаешь, кто я?

Лесс вздохнула и посмотрела ему в глаза:

– Какая разница кто ты, кто я? Здесь. Сейчас, – прошептала тихо. – Сколько

людей, столько версий. Каждый думает о другом то, что ему хочется, нравится. Но

разве от этого страдает истина? Кем бы ты ни был там, за гранью снегов и горных

кряжей, здесь ты мой любимый. Я хочу тебя.

Алиса и сама не знала, сказала ли она правду или солгала. Но граф поверил и

больше не задавал вопросов.

Лесс спала на его груди, утомленная ласками, согревшаяся жаром страсти. А Бэф не

спал. Слушал ее дыхание, сливающееся с воем ветра и буйством пурги за стенами их

пристанища, и пытался понять, что с ним происходит.

Почему он не бросает девушку и не уходит в сторону от человеческой тропы, что

ведет его в ненужном направлении. Конечно, он еще недостаточно окреп, но вполне

в состоянии справиться с перелетом до пещер Варн, святилища, убежища для

нуждающихся в отдыхе. Проспал бы там пару суток и восстановился. Девушка в

одиночку пошла бы быстрей, не терпела столько неудобств. Оптимально верное

решение для обеих сторон. Возможно, он бы так и сделал, если б не масса опасений

не за себя, а за Лесс. Непонятных, непривычных. Какое ему дело, дойдет ли она до

своих? Какая ему разница, умрет в пути или выживет? Холодно ей или тепло, удобно

или нет?

Граф вздохнул: увы, разница есть и потому оптимальный выход неприемлем для него.

Нет, дело не в том, что в ответ на поступок девушки, не бросившей его, он должен

ответить тем же. Никому он ничего не должен, тем более человеку. Он не гнал Лесс

в горы, не просил устраивать ученья в ущелье, не просил спасать и тащить по

снегу, кормить, поить, ухаживать. Любить. Но в том-то и дело, что она не

спрашивала разрешения, не просила помощи или утешения, не думала о благодарности.

Она вообще ничего не просила, она лишь давала. И не было фальши в ее словах,

взглядах, поступках, и ее любовь, что разбудила его сердце, была, возможно, еще

не осознана Лесс, но уже имела место быть и связывала ответным чувством. Таким

же робким и пугливым, как первые рассветные лучи, но уже четким и ясным —

рассвету быть.

Когда это случилось, как? В ту первую встречу? Сейчас ли? Что растревожило его

сердце, привлекло, околдовало настолько, что он готов следовать за человеческой

женщиной вопреки логике и рассудку. Его враг стал ближе, чем друг.

Бэф покосился на девушку – нет, она никогда не была его врагом, хотя наверняка