Текст книги "Обитель Варн"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

наметить входы, выходы и запасные аэродромы, что, возможно, у нее есть в

сложившейся ситуации.

– Ладно, пан Гнездовский, очаровали вы гимназисточку. Подумает она на досуге о

вашем нерукотворном образе спаса.

– Люблю умных баб, – кивнул Игнат, нажал кнопку вызова охраны второй раз.

Дверь тут же распахнулась. – Проводите рядовую Сталеску.

Ее словно специально провели мимо корпункта, где стояли отслужившие в ожидании

транспорта, что доставит их на чартер до дома. Среди них была Люция.

– Маликова! – окликнула ее Сталеску в порыве. Та даже не повернулась.

Алиса пока не видела подругу в новенькой форме, при всем параде, готовую

вылететь домой, не верила до конца в то, что она подставила ее намеренно,

предала. А тут дошло, душу скрутило от ярости и обиды. Девушка рванула от

конвойных в сторону корпункта и толкнула Маликову:

– Я к тебе обращаюсь!

Та вперила в нее злобный взгляд, в котором не было и крохи прежних добрых чувств,

дружеских отношений. Алиса застыла, словно встретилась с гремучей змеёй.

Конвойный, подлетев, схватил Сталеску за плечо и силой потащил к комендатуре. И

та пошла, автоматически переставляя ноги, а сама все оборачивалась на Маликову,

вглядывалась в ее лицо и не видела той Люси, что была ей лучшей подругой долгие,

долгие годы. Алисе хотелось возмутиться, заплакать, воззвать к прожитым вместе

дням, неделям в том аду, что уже закончился для нее ценой жизни двух человек:

Сталеску и Стокман.

– Гадина ты, Люська, – прошептали губы.

Та, видимо, прочла, поняла и презрительно усмехнулась в ответ. Плевать мне на

тебя и на все то, что ты думаешь обо мне, – говорил ее взгляд: я домой лечу, а

ты гори здесь синим пламенем хоть в тоннеле, хоть в печи крематория!

`А может, вложить ее? Испортить настроение'? – мелькнула шалая мысль и тут же

погасла. Алиса свесила голову и побрела своей дорогой на личную Голгофу.

Горько, больно, но она сильная, сможет, выдюжит, а Люция… Бог ей судья и палач

– судьба. И она. Если доживет и выживет – свидятся. Выживет. Примет она

предложение Гнездовского – куда теперь деваться? Тем более, должок образовался

подружке любимой…

Кому-то должной быть Алиса не любила.

Глава 10.

Ей на шею словно накинули огненное лассо, а в глаза насыпали битого стекла.

– Лесс, очнись! – занозой вошел в ухо чей-то обеспокоенный голос. Она с трудом

разлепила веки и, щурясь, уставилась в карие глаза:

– Бэф, – прошелестело, как опавшая листва. Это ее голос?

– Лесс посмотри на меня, Лесс! – требовал Бэф.

Она застонала, оглушенная его яростным шепотом, и вдруг поняла – ей больно!

Глаза распахнулись от удивления – это жгучее чувство в шее, что не дает ей

дышать полной грудью, слепит сознание и плавит мозг – и есть боль?

– Мне больно, Бэф, – растерянно прошептала она ему в лицо, не веря самой себе.

Бэфросиаст насторожился, зрачки стали большими, зовущими в холод мрака, в

спасительную прохладу небытия. Лесс закрыла глаза, уткнулась лбом в плечо вожаку.

А тот осторожно дотронулся до раны на шее. Она увеличилась за ночь, края

разошлись, открывая взору желтые капельки гноя, вокруг отек, покраснение.

– Не может быть… – прошептал Бэф и встряхнул Лесс, заглянул ей в лицо. – Ты

же Варн…

– Я Варн, – послушно повторила она. Бэфросиаст качнул головой, с минуту думал

и вот, подхватив девушку на руки, полетел в горы.

Она была уверена – Бэф принес ее сюда, чтоб убить. Эта мысль не вызывала ни

малейшего трепета, ни сожаления, ни страха, ни единого шевеления в душе. Лесс

смотрела, как вожак роется снегу, и надеялась на то, что он перестанет, наконец,

изображать собаку и приступит к исполнению своего долга. Все правильно – больные

и убогие стае не нужны. Правда, она не ведала, бывают ли те и другие, и не

слышала о том, но может быть, потому и не знала, что такие исчезали только

появившись? Их вот также относили в горы, на самый верх, укладывали на камни и…

Бэф что-то откапал, вскинул взгляд на Лесс. Шагнул и сказал, склоняясь над ней:

– Варн не болеют, не знают страха и не боятся смерти. Среди нас нет ни трусов,

ни больных.

Но что же тогда со мной? – хотела спросить Лесс, но вожак приложил пучок

пожухлой травы с искрами льда на желтоватых листьях к ране на шее, и Варн лишь

зашипела, забыв мысль. Минута, другая – боль прошла, отступила вместе с

вопросами и ответами и памятью о себе.

– Вот и все, – вздохнул Бэф, но облегчения в его голосе Лесс не услышала.

– Ты не доволен? Я огорчила тебя?

– Нет. Сейчас мы вернемся в замок, и ты будешь спать. И никогда ни кому не

скажешь о том, что с тобой сегодня случилось, – сказал он, вглядываясь в ее

зрачки. Лесс хотела возразить, заверив, что у нее все хорошо, и спать она совсем

не хочет, но вместо этого сладко зевнула, доверчиво прижалась к груди Бэф. Рука

вожака накрыла ее щеку в тот момент, когда Варн заснула.

Бэф же еще долго сидел на камнях, обнимая девушку, и думал – не рано ли он

радовался? Что ему теперь делать? И сколько ни рылся в памяти в поисках подобных

случаев, не мог найти аналогов. Варн – это Варн, человек – это человек, а как

быть с тем, кто не является ни тем, ни другим? Как помочь и от чего беречь?

Почему Монгрейм не рассказал ему о подобных случаях?

Кто бы знал, что получится именно так, а не иначе?

А если поискать ответы в библиотеке? Недаром он собирал книги – среди

литературного мусора попадались здравые мысли, и истина, завуалированная под

мистику и фантастику, нередко помогала ему, открываясь с совершенно неожиданной

стороны.

Бэф улыбнулся, поцеловал Лесс в висок:

– Ничего, человек загадал загадку, человек ее и разгадает. Выход есть всегда.

У одиночных изолированных камер для штрафников есть свое преимущество: в них

царит тишина и покой. Никто не орет `подъем'! Не заставляет отжиматься, стоять в

карауле, пробираться тайными тропами к заветной вещице, которой цена горсть

снега в пургу. Здесь живет уединенное размышление, тщательно охраняемое стенами,

полом и потолком. Три раза в день открывается люк-отсек, чтоб заключенный мог

питать мозг, уставший от дум.

Сутки из двух, отмерянных капитаном, Алиса проспала, убаюканная непривычной

тишиной. Вторые потратила на воспоминания. Она прощалась с собой вчерашней, и

это расставание было настолько мучительно, насколько тревожно и туманно было

будущее новой Алисы. Впрочем – Лисы. Хватит с нее зазеркалья глупых фантазий,

беспочвенных надежд и веры в то, чего нет и быть не может на свете. Мир оказался

не настолько красочным, как рисовала его детская наивность. И это также вызывало

острое чувство сожаления.

Но жизнь идет дальше, страница юношеских иллюзий перевернута, только и всего.

Новая страница, возможно, не богата цветными веселыми картинками, но зато более

монументальна в основе предложенного текста. Алиса напишет его сама, а другие

пусть думают, что напишут они.

Где-то она слышала, что жизнь – это игра, правила которой постоянно меняются.

Раньше она этого не понимала, а сейчас не только поняла, но и приняла. Правила

сменились – теперь она одна, сама за себя и, как и куда погребет, так и выгребет.

Надеяться же на течение не стоит – берег, к которому оно ее прибивает, не ласков.

Нет уж, `там хорошо, но нам туда не надо'. Придется идти курсом СВОН,

прицепившись к авианосцу Гнездевскому…

Он явился без приглашения после ужина. Прошел в камеру и сел на лежак, рядом с

Алисой. Уставился на нее, напустив в глаза тоски:

– Ну, таки что?

– Ну, таки – да.

– Ага? – обрадовался капитан. – Надумала?

– Соблазнилась перспективами, – и вздохнула, игриво поглядывая на мужчину. —

Ваши глаза лишили меня всяческих колебаний. Я готова за них на подвиг.

– У меня и других достоинств немало.

– Верю, потом предоставите список, ознакомлюсь.

– С иллюстрациями?

– И желательно в натуральную величину.

– Значит, работаешь подо мной? – поддался к ней Игнат.

– Интригующая постановка вопроса. Под вами, пан, но визуально – руками не

трогать.

– Жаль, – с притворным огорчением вздохнул капитан. – Хорошо, моя

очаровательная недотрога, как скажешь. Но надежда-то есть?

Алиса рассмеялась. Игнат же отстегнул портативный компьютер от поясного ремня,

открыл нужный документ и повернул дисплей к девушке:

– Ознакомься и подпиши.

– Мой рапорт? Разве я писала его десять дней назад? – выгнула бровь Сталеску,

внимательно перечитав документ, – Ты не сомневался, что я напишу его?

– Звучит, как обвинение. Да, Лиса, не сомневался, говорю же, нравятся мне умные

женщины, я их чувствую за много миль. Главное, чтоб ты потом не поглупела.

– Такое бывает? – пытаясь шутливым тоном прикрыть неприятное ощущение, что

возникло от осознания, что ее давно просчитали.

– Бывает. Ля мур в голову ударит и все – среднестатистическая погремушка. Куда

что уходит? Подписывать-то будешь? – протянул электронный карандаш. Алиса со

вздохом взяла и подписала.

– Прекрасно, – захлопнул компьютер капитан. – С днем рождения, агент Лиса.

Когда планируешь покинуть каземат и приступить к службе в стройных рядах нашей

гвардии?

– Это зависит от меня?

– Ну-у-у… могу я своему человеку послабление устроить? Ты ведь теперь мой

человек? – губы изгибала улыбка, но взгляд был серьезен.

– Твой, – кивнула Алиса, щурясь на его физиономию: ох, и прыток капитан. Для

нее это хорошо или плохо? Пока по всем показателям – первое, но с такими людьми

не знаешь, когда нагрянет второе. – Сутки отоспаться дашь?

– Дам. Здесь, конечно, не люкс, но тихо.

– Для отдыха в самый раз. Потом опять: Отбой! Подъем!

– Опять, – согласился Игнат, – и в более жесткой форме. Учится, будешь. Но

перед тяжелой работой нужен хороший полноценный отдых – в этом ты права. Как на

счет песка, океана и винных коктейлей под музыку бриза?

– Сказка.

– Сказка обычно в десять страниц укладывается. Вот десять дней я тебе и устрою.

Алиса недоверчиво посмотрела на Гнездевского: юмор у вас – не каждому по плечу.

Тот по-свойски обнял ее:

– Я ж тебе говорил, чаровница ты моя, держись Гнездевского, он своих людей

холит и лелеет.

– Как же расследование, трибунал…

– Какой трибунал? – натурально удивился капитан. – Ты что убила кого-то?

Алиса растерянно хлопнула ресницами:

– А-а… Но…

– Ты доблестный своновец уже десять дней. А что у них здесь взрывается и кому

что сносит – тебя уже не касается. Расслабься. Предвидя ваши вопросы и вполне

понятные подозрения, хочу подарить на память три пустышки, – Игнат вытащил из

кармана две гильзы и знакомый патрон с красной полосой. – Возьми.

– Люция?

– Уехала домой. Жаль, я б ее потряс, но… дело уже закрыто. Она выкинула

гильзы в кусты у лазарета. Паршивая у тебя подруга, Лиса. Советую на будущее

друзей тщательнее отбирать. Ладно, отдыхай, а завтра прощайся с дивизионом. Ужин

тебе из офицерской столовой пришлют. И вот еще, – Игнат подал ей маленькую

золотистую трубку телефона. – На всякий случай. Мало ли, передумаешь к утру

здесь париться, звякнешь мне, вытащу и умчу в теплую сказочную страну. Номерок

мой вбит. Мамаше, кстати, отрапортовать не мешает, волнуется, наверное,

родственница, а там еще подруженька твоя явится и что от большого сердца

наплетет, сама понимаешь. Можешь смело ставить мать в известность, что отныне

являешься курсанткой СВОН.

– Конкретнее суть службы объяснишь? На что я подписалась?

Капитан хитро прищурился:

– На честную службу нашему Великому Отечеству.

– Подробности? – Игнат лениво повернул голову к Алисе. Они оба сидели в

шезлонгах на берегу океана, нежились на солнышке, потягивали коктейли и

наслаждались уединением и тишиной.

– Да. Через три дня сказка закончится и мне хотелось бы знать, к чему

готовиться. Ты ведь до сих пор ничего не объяснил мне, – Алиса не скрывала

любопытства. В принципе оно мучило ее давно, но те тепличные условия, что после

жесткой дрессуры в ОНВ показались ей Эдемом, расслабили ее, размягчили готовое

зацементироваться в своей ожесточенности сердце и отодвинули на второй, а потом

и третий план недавнее прошлое, мысли о казавшемся таким же далеким – будущем.

Игнат немало способствовал тому: был очарователен, галантен, мягок и обходителен,

обворожителен в своем остроумии и нежен в постели. С ним Алиса поняла что

потеряла, что значит наслаждение. Игорь, предавший ее в самый трудный час, уже

не взывал к мести, не вспоминался злым словом и не тревожил по ночам во сне. Он

превратился в быль. Те дни и ночи, что она проводила с ним, та детская

привязанность казалась теперь настолько незрелой и оттого ненастоящей, что

сейчас Алиса готова была позвонить Игорю и искренне сказать спасибо за то, что

он ее бросил.

Игнат улыбнулся ей:

– Я ждал, когда ты отдохнешь. Это ведь тоже наука – отдыхать. Одному достаточно

часа полноценного сна, другому и полгода таких райских условий мало. Релаксации

тебя тоже будут учить, как и многому, многому другому. Через год, если наука

пойдет на пользу, ты станешь супер классным специалистом, и цены тебе не будет.

– Хочешь сказать, мне будут хорошо платить?

– Настолько хорошо, что ты и представить не можешь. Уже сейчас на твой счет

упала энная сумма. Еще столько же упадет, если ты оправдаешь мои ожидания, и к

концу года будешь готова к выполнению первого задания. За каждое дело капает

отдельная сумма, а также звание и прочее.

– А конкретно?

– Пока ты со мной, ты прикрыта со всех сторон и фактически неприкосновенна,

потому что тебя в принципе нет.

– Человек-невидимка?

– Для общества. Корочки, пластиковую карту и карту страхования получишь вместе

с обмундированием и личным номером на месте. Курировать тебя будет мой человек —

сержант Тропич. Он со странностями, но подчиняться ему будешь, как мне —

безоговорочно. Не вздумай ему устраивать `рождественские подарки', как Стокман.

Во-первых – не пройдет, во-вторых – чревато. Он берет на обучение не больше

десяти человек в год. Проводит огранку с мастерством ювелира и выдает такие

алмазы, что равных нет. Он научит тебя тому, что ты не получишь и в практикуме

по самым навороченным программам.

– Сколько я буду под его началом? Год?

– Если управишься раньше, соответственно раньше выйдешь из-под его контроля.

– И буду получать энные суммы?

– О-о, ты так меркантильна?

– Расчетлива. Можно как-то оформить счет на маму, чтоб не я, а она получала?

Мне в принципе много не надо, СВОН обеспечит, правильно?

Игнат внимательно посмотрел на девушку:

– Тяжело матери?

Алиса вздохнула:

– Да, как сказать, лишней энная сумма не будет, – подозрительно посмотрела на

капитана. – Притворяешься, что ничего не знаешь? Наверняка уже все грязное

белье Сталеску до седьмого колена через высокочастотную аппаратуру пропустил.

Игнат хмыкнул:

– Почти в точку. А что делать? Работа такая, и потом, ты ведь в СВОН зачислена,

а к нам абы кого не берут. Не просто в СВОН, Лиса, в отдельный спецдивизион,

бригаду по особым поручениям.

– Это как?

– Так. Всему свое время. Оправдаешь мое ожидание, пройдешь спецкурс, тогда и

узнаешь. Ну, а нет…Посмотрим.

– Я пройду, Игнат.

– О, слышу нотки тщеславия! А мне нравится. Человек должен стремиться к самым

высоким целям, по низинам оно лягушкам хорошо, а мы – венец природы, человеко-царь.

Алиса пожала плечами:

– Да, мне сейчас, собственно, однородно – человеко-царь, человеко-зверь, мне

маме помочь надо, трудно ей одной. Четверо нас у нее. Папка очень детей любил… —

Алиса с тоской вспомнила отца и себя, глупую эгоистку, что не ведала печалей, —

его нашли мертвым у дома. Никто не мог сказать, отчего он умер. Как-то все в тот

год словно в пропасть сорвалось. Мама плакала по ночам, а днем ровная, спокойная

– нас поддерживала. Я не понимала этого, считала лицемерием. А она за нас

боялась, о нас думала. Младшие-то еще слушались, а меня понесло.

– И несло до трибунала, – хмыкнул Гнездевский, но тут же поцеловал ей руку,

извиняясь за насмешку.

– У тебя семья есть? – задала Алиса самый банальный в мире мужчин и женщин

вопрос. Эту тему она не задевала, но очень хотела узнать хоть что-то о капитане,

то ли в надежде, навеянной неотжившей еще наивности, то ли в желании упокоить

разыгравшееся воображение почти влюбленной женщины. Но скорей всего, чтоб

поставить точку, не ждать, не надеяться, а значит, не болеть, не множить раны и

обиды, не добавлять себе сложностей.

– Жена Агнешка, – кивнул Игнат и отвернулся.

– А дети?

– Сто пятьдесят человек, – капитан резко поднялся и пошел к бунгало. Алиса

задумчиво посмотрела ему в спину: а в семье капитана, видать, не все гладко.

Глава 11.

Она почувствовала, что он собирается покинуть ее, и застонала, впилась ногтями в

плечо, невольно удерживая, того, имя которого еще было скрыто туманом сна и

образ размыт негой блаженного покоя.

– Бэф, – звал чей-то голос.

Лесс открыла глаза и увидела лицо Бэфросиаста: `отпусти меня, малыш'. Варн

мгновенно вспомнила, кто перед ней, и выпустила предплечье вожака. А потом

посмотрела на незваного посетителя их спальни:

– Таузин? – почему у нее такое чувство, что она не видела его пару веков, не

меньше?

Тот покосился на нее и принялся докладывать вожаку новости, вернее, одну новость,

но настолько важную, что Лесс окончательно проснулась и села на край саркофага,

удивленно взирая на брата.

– Рыч увидел его на рассвете. Человек идет сюда, причем прячась, но явно не от

нас. Пару раз он пускал по ветру шепот, как это делают наши братья – Бэфросиаст.

Нас это насторожило, мы не стали его пугать. Нектар его не привлекает.

– Кто он такой? – нахмурился Бэф, успокаивающе придерживая Лесс за плечо.

– Профессор Зелинский. Член совета старшин города и тайный агент СВОН. Он

правит Бэф.

Тот кивнул – понял. Он вспомнил седовласого, довольно грузного старика,

монографии которого хранились в его библиотеке.

– Ты уверен, что он намерен посетить развалины замка?

– Через час у нас будет возможность спросить его об этом лично. Он почти у

ворот, пытается с помощью древнего альпинистского снаряжения преодолеть ущелье.

– Безумец. Какая же надобность подвигла его на подобный героизм? Ему что-то

около семидесяти лет. Для человека довольно преклонный возраст. Во всяком случае,

для похода в горы и сдачи альпинистских маршрутов на категорию, он староват.

– Может, он не в своем уме? С ними подобное случается.

Бэф фыркнул – судя по тем работам, что старик выпустил год назад, он более чем

разумен, а судя по тем перлам, что выдавал три месяца назад – адекватен.

– Пойдем, посмотрим, малыш? – обернулся он к Лесс.

Та с готовностью закивала: голод, конечно, ее печалил и фужер нектара

интересовал больше, чем очередной гость, но жгучее ощущение в шее, что возникало,

стоило только выпустить руку Бэф, отодвинуться от него, мутило разум и мешало не

только думать о чем-то, но и видеть окружающие предметы. Они кривились,

расплывались, словно преломленные в кривом зеркале, и сознание плыло по их

кривым силуэтам, скользя в жерло пламя, что горело в шее.

– Что со мной? – пальцы потянулись к сонной артерии.

– Ничего, потерпи. Держись рядом, – мягко отстранил ее руку от шеи Бэф, не

давая коснуться воспалившейся ранки, и обняв, подвел к окну. – Где он, Таузин?

– Слева. Во-он точка на краю… Там наши – Тесс, Рыч, Смайх, Мааон.

– А Хоф и Ойко? – как бы невзначай спросил Бэф, но Варн уловил сталь в голосе

и понял, что вожак не доволен этими двумя.

– Хоф читает, а Ойко с Гаргу на охоте.

Бэф прищурился на точку вдали и хмыкнул:

– Нашествие гостей? Не зачастили ли к нам незваные посетители? Пойдем, узнаем,

что ему надо до того, как он свернет себе шею.

Они вылетели из окна и направились к профессору.

– Ты его знаешь? – несмело спросила Лесс, заглядывая в глаза Бэф: не рассердил

ли его вопрос?

– Встречались пару раз, – нехотя разжал он губы.

Ночь освежила Лесс. Боль прошла и забылась, а некоторый дискомфорт в области шеи

стал привычным, почти таким же естественным, как зуд в ногтях, когда видишь

жертву и хочешь насытиться ее нектаром. Варн обрела былую резвость и уверенность,

отделилась от Бэф и оглядывала окрестности в поисках достойной жертвы. Если б не

воля вожака, что влекла ее за ним, как нитку за иголкой, в сторону скал, на край

ущелья, что мог предложить ей лишь бесполезно потраченные минуты нетерпеливого

ожидания перед ужином, Лесс бы взметнулась вверх и полетела к городу, как самый

быстрый самолет. Там было вкусно, там было весело, там было интересно. Что-то

еще манило ее в дебри бетона и пластика, в немоту неоновых вывесок и

голограммных проспектов. Она бы разобралась, узнала – что? Но вожак был против

прогулки, против охоты. Почему ему нельзя перечить?

Бэф, видимо, уловив ее игривое настроение, просто посмотрел на Лесс, и та, уже

готовая рвануть в сторону города, смиренно потупилась и чинно поплыла рядом с

вожаком, больше не помышляя об ином пути. А любопытство, присущее любому

существу, чуть скрасило недовольство от отсрочки охоты и ужина. Впереди уже

четко угадывались очертания человека. Еще пара десятков метров и, бесшумно

зависнув над обрывом, за плечом Бэф, Варн смогла рассмотреть того, кто решил

нарушить их покой и вызвал недоумение у вожака и у всей стаи.

Грузный седовласый старик, тяжело дыша, наматывал толстую веревку на локоть и

шевелил губами, еле слышным шепотом перечисляя себе надуманные причины

необходимости продолжить путь. Нектар старый, невкусный да еще и не раз

использованный – чем этот никчемный человечек мог привлечь внимание вожака?

Лесс скривилась – просто пугнуть его нельзя было? Теряй теперь время из-за

глупости какого-то путешественника, а в это время братья уже охотятся, веселятся.

Бэф приземлился на крайний от ущелья валун и замер, выжидательно уставившись на

старика, справа на выступ скалы сел Таузин, слева замерла Лесс, прикидывая, где

б и ей расположиться с тем же комфортом, что и помощник вожака. Поняла, что

негде, и недовольно зафырчала. Этот звук привлек внимание мужчины. Он вскинул

взгляд и застыл, увидев троих незнакомцев. Потом затравленно огляделся,

засуетился и, подслеповато щурясь на Бэф, начал пятиться. Маневры человека

позабавили Лесс, она повторно фыркнула, борясь с желанием подлететь к нему и

поторопить в обратный путь зверским оскалом в лицо. Вот, наверное, он испугается!

Но Бэф не обрадуется, а может и разгневаться. Жаль, они бы так хорошо поиграли.

Нет, ну, почему взрослые вечно всем недовольны?!

Лесс вздохнула, заскучав, начала разминать пальцы, пристально оглядывать ногти,

облизывать их – может, капелька нектара осталась в них с прошлого ужина?

Бэф качнулся к старику и присел на валун, облокотившись локтем на его шершавую

поверхность:

– Так что вы хотели, профессор?

Медлительный, сладкий, словно сахарный сироп, голос остановил гостя. Он несмело

двинулся в обратный путь, к силуэту на валуне:

– Э-э, если не ошибаюсь, уважаемый Бэфросиаст, граф Рицу?

– Не ошибаетесь, Адам, не ошибаетесь, – мурлыкнул тот.

Старик так обрадовался, что Лесс на пару секунд отвлеклась от увлекательного

занятия по вылизыванию ногтей и уставилась на чудака. А тот, спотыкаясь о камни

и смешно взмахивая руками, понес свое грузное тело к Бэф, не переставая

тараторить:

– О, уважаемый Бэфросиаст, я не надеялся на столь скорую встречу с вами, вернее,

не знал, но предполагал…. Я польщен – вы пришли сюда лично. Не заставили

старика мучиться, преодолевая эту жуткую пропасть. Вы во истину благороднейший…

э-э-э…

У Лесс брови ушли вверх. Она вопросительно уставилась на каменное лицо вожака: `Ты

понимаешь, что этот чудак несет'?

Бэф лишь вздохнул:

– Что вам угодно, профессор? Если возможно, изложите суть дела без пространных

сентенций. Вы некоторым образом задерживаете нас.

– О-о…Да, да, простите великодушнейше, уважаемый Бэфросиаст, я не предполагал,

что до вас так тяжело добраться, посему отмерянное на дорогу время чрезвычайно

увеличилось.

– Но вы знали, куда идти и к кому. Позвольте узнать, кто вас проинформировал на

сей счет?

– А-а, я вычислил это путем логики и анализа, – профессор остановился в каком-то

метре от Варн и, соответственно, от пропасти, но выказывал беспокойство по

другому поводу. Он явно боялся, что его не выслушают, улетят, оставив наедине со

своими мыслями, и весь трудный путь, что он проделал, окажется бессмысленным и

пустым. Поэтому он спешил высказаться, но, видимо, не знал, с чего начать.

Лесс презрительно скривилась – она бы слушать не стала, улетела бы. Да, и что

интересного может сказать какой-то отживший и явно выживший из ума старик, если

он даже не понимает, что стоит перед самым сильным Варн, в окружении оных и на

краю ущелья. Один неверный шаг, один неправильный жест, одно неосторожное слово

– и домой он уже не вернется. Как минимум полетит на дно ущелья, причем камнем.

Люди ведь настолько не развиты, что до сих пор не научились летать.

Старик смущенно посмотрел на Бэф и попытался подобрать слова для своей

впечатляющей речи. Вожак спокойно ждал и даже не шевелился. Лесс же нетерпеливо

зафыркала и хлопнулась прямо на россыпь камней, принялась скалиться, подгоняя

человека, но добилась прямо противоположного результата. Тот истолковал ее

мимику, изданные звуки, как проявление явного недружелюбия и окончательно

растерялся, оробел.

`Еще звук и мы останемся здесь до утра', – предупредил ее Бэф. Лесс заворчала и

надулась, но скалиться перестала. В повисшей тишине старик переводил

затравленный взгляд с вожака на девушку, силился взять себя в руки. Удавалось

медленно и с трудом.

– Мы уже пару раз общались с вами, профессор, и вы чувствовали себя много

раскрепощеней, чем сейчас. В чем же дело?

– Прошлый раз, уважаемый Бэфросиаст, наши дискуссии имели сугубо научную основу.

Интерес к затронутым темам был обоюдным. К тому же я понятия не имел, с кем имею

честь… Вы представились графом Рицу….

– А нужно было представиться Варн и долго нудно объяснять вам, кто мы? Тем

самым опровергнуть многие из ваших утверждений, превратить ваши научные труды в

подобие фельетонов? – с насмешкой спросил вожак.

– Э-э, я не то хотел сказать…

– Вы утомляете меня и моих братьев, профессор. Я слышал, что на ваших лекциях

не спят даже умаянные наукой студенты, что делало вам честь. Однако сейчас не то

что студент, я готов заснуть. Мне не понятна причина вашего явления сюда, я

хотел узнать ее, но теперь склоняюсь к мысли, что спокойно проживу и, не узнав

ее.

– Извините, уважаемый Бэфросиаст, мое предположение, что я встречу именно вас

оказалось верным и я несколько растерян. Согласитесь, не каждый день логика дает

трещину в утверждениях, незыблемых догмах человечества, а то, что относится к

сфере интуитивного подтверждает свое наличие и утверждает себя в плоскости

материального мира…

– Профессор, мне очень нравилось беседовать с вами в Любице, но хочу заметить,

мой интерес был удовлетворен вами сполна, и здесь не фешенебельный курорт, не

отель для знатных представителей вашего человечества. Я занимал ваше время, но

отплатил за то, дав несколько идей, указав на огрехи в ваших теориях эволюции и

существования, сходных с человеческими расами. А чем вы отплатите мне за отнятое

время?

– Я помогу вам.

– Разве я нуждаюсь в помощи? – спросил Бэф.

– Возможно, сейчас нет, но никто не знает, что будет завтра.

– Завтра будет то же, что вчера и сегодня. Сначала встанет солнце, потом его

сменит луна и ничего не изменится, как не меняется уже несколько сот лет.

– Ваше утверждение слишком категорично. Не могу с вами согласиться…

– А я и не прошу, – в голосе Бэф появились стальные нотки. Он встал и шагнул к

ущелью. – Спор бесцелен и неуместен. Прощайте, профессор, надеюсь, вы найдете

дорогу домой. Но если нет – вызовите службу спасения.

– Постойте, господин Бэфросиаст! – взмолился мужчина. – Не уходите, у меня

очень важный разговор к вам.

– Я так не считаю, – буркнул Бэф и стал таять в темноте на радость Лесс. Она

уже с ликованием взвилась с места и полетела за вожаком, как услышала отчаянный

вопль профессора:

– Не уходите, умоляю вас, я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи!

Бэфа развернуло в воздухе от удивления. Он вернулся, завис над валуном и пытливо

воззрился на старика:

– Я не ослышался: вы прибыли сюда, чтоб просить о помощи меня?

– Да, да уважаемый Бэфросиаст! Я готов встать на колени, только выслушайте меня,

помогите!

Лесс и Туазин переглянулись: интересненько! Бэф приблизился к старику,

прищурился, вглядываясь в человеческие зрачки:

– Вы в своем уме, профессор? Вы – человек, венец природы, явились умолять Варн,

артефакт, мифологический персонаж, исчадие ада?

– Да, да! Я не считал вас исчадием, вы знаете мою точку зрения на факт вашего

существования, на ваш менталитет. Мы разговаривали с вами на эту тему, и вы

могли понять, что я не шовинист, что не считаю человека единственно великим.

Более того, я осуждаю приверженцев теории о человеческом величии и

неповторимости. Каждое существо в нашей вселенной имеет свои права, свою мораль,

веру, базис знаний, который может значительно превосходить наш….

– Я понял, Адам, – поднял руку Бэф, пресекая горячую речь и призывая к

молчанию. – Вы заинтриговали меня своей просьбой настолько, что я готов

смириться с вашим присутствием в моем замке. Тем более у меня возникло три

вопроса, и ради того, чтоб услышать ответы на них, я готов нарушить уединение

клана. Вы мой гость, Адам.

Провозгласил вожак, тем самым давая понять остальным Варн, что этот человек

становится неприкосновенным до особого распоряжения, и взмахнул рукой, указав

Лесс и Таузину на него:

– Несите его в замок.

Развернулся и полетел домой, нимало не заботясь состоянием старика, который упал

в ступор только от мысли, что его как балласт понесут через ущелье в общем-то

дикие существа, у которых неизвестно, что на уме. А те самые существа недовольно

зашипели, растопырив ужасающие по остроте и размерам когти, и бесцеремонно

схватив старика за руки, полетели через пропасть под бесконечно заунывное:

– А-а-а-а-а… – что невольно вырвалось из горла старика, как только он понял,

что под его ногами пустота и минимум метров сто до земли.

Лесс бы с удовольствием выкинула его, до того ее раздражал вой, но слово вожака

– закон. Таузин же не столько разделяя ее чувства, сколько жалея свой слух,

хорошо встряхнул солиста и прошипел ему в лицо пару веских угроз, прервав тем

самым уникальную по частоте звука арию. До замка они долетели молча и в тишине,

но что гость жив, с уверенность сказать не могли, пока не поставили его на пол.

Стоит человечек? Стоит – переглянулись, удовлетворенно кивнув друг другу,

разошлись в стороны.

Адам Зелинский рухнул на пол и схватился за сердце.

– Да-а-а, подобный метод передвижения… м-м-м…одно дело слышать,

догадываться, другое дело убедиться воочую, – протянул мужчина, залпом осушив

фужер Токайского вина. Четвертый. Первый Бэф влил почти насильно, второй