Текст книги "Обитель Варн"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Впрочем, у нее есть мама. Ради нее она выплывет, поможет не себе, так ей. Лучше

гордиться своей дочерью – защитницей Родины, отважной агенткой СВОН, стоящей на

страже интересов любимого Отечества, чем скорбеть о том, что родила убийцу.

Нет, никогда мама не узнает, чем на самом деле занималась ее дочь-патриотка. И

гордится ею, молится за нее, благословляет, а не плюется в спину и не плачет от

горя.

– Я выполню приказ. Вопросов больше не будет, – произнесла безжизненным

голосом.

– Ну, вот и хорошо, славно… Ты извини, я вспылил, но я ведь о тебе беспокоюсь,

о твоей родне. Чтоб всем хорошо было, понимаешь, Алисия? Ты пойми, обратной

дороги нет, теперь только вперед, а там солнце, радуга, птички, травка, а шаг в

сторону и мрак. Обоим венок на могилку и прощальный салют. Ты в особо секретном

отделе. С этого поезда не спрыгнуть. Если только под колеса.

– Я поняла. Давай комп, буду работать.

– Справишься?

– Обижаешь.

Игнат обнял девушку, зашептал с искренним сопереживанием:

– Трудно первый раз, потом проще. Главное, сразу понять, что это не только

неизбежно, но и необходимо, и не для тебя, понимаешь? Для твоих братьев, для

твоей матери, для многих, многих, кого мы обязаны защищать. Если ты поймешь это,

примешь как единственно непреложную истину, сомнений больше не будет. Служба

Родине – твой долг, а теперь и призвание. Увы, нельзя достигнуть чистых целей с

чистыми руками.

– Перестань меня уговаривать, это излишне, и патетика не к месту. Я же сказала

– все поняла. Не мучайся – задание будет исполнено.

Сталеску отодвинулась от мужчины, взяла компьютер и принялась изучать нюансы

дела. Через час она знала свою новую автобиографию, как родную, а еще через час

поняла, как устранит объект.

На следующий день в 14.00 она вошла в контрольный тоннель вокзала. Две минуты на

эскалаторе и двери таможни распахнулись перед ней.

– Сюда, пожалуйста, – указал охранник на ленту, ведущую через изовизор. Ее

просветили от молекул строения плащевки до костного мозга скелета. То же самое с

багажом.

Контроль над рейсами и всей таможенной службой любых пунктов передвижения давно

осуществлял СВОН. Он же обеспечивал безопасность пассажиров. В каждом вагоне, в

каждом салоне стояли чувствительные аппараты по контролю за климатом,

воздухоочистительной системой и отношениями меж пассажирами. Ни пожары, ни

выхлопы ядовитых газов, ни какие-либо трения меж путешественниками были

невозможны, пресекались в зачатке, если не аппаратурой, то вызванным ею же

сотрудником охраны. Любые подозрительные вещи, опасные для жизни вещества и

запрещенные законом предметы изымались на таможне. Включая аптечки – на каждом

маршруте работала бригада медиков с полным оснащением. Любой медикаментозный

препарат, что выдавался бесплатно и незамедлительно, стоило только нажать кнопку

на панели в купе. Поэтому Лиса сразу отмела варианты с отравлением, как

снотворным, так и ядом. Все колюще-режущие предметы также были оставлены в

номере – с ними бы она не дошла до поезда. Да, и зачем привлекать внимание

таможенников древним оружием, если есть такое чудесное средство, как накладные

ногти?

Она прошла досмотр и не спеша двинулась на смотровую площадку стоянки, лениво

переставляя длинные ноги в обтягивающих сапожках, покрутилась у автоматов

распродаж, пофлиртовала с разносчиком прохладительных напитков, а заодно

попыталась засечь объект. И обнаружила излишне-пристальное внимание к себе

постовых. По сему двинулась к вагону, чуть покачивая бедрами, все той же лениво-грациозной

походкой: Пусть полюбуются охранники фигуркой скучающей стервы элитных кровей.

Багаж уже прошел по ленте изовизора до поезда и был доставлен в купе.

– Ваше место А, – одарил заискивающей улыбкой проводник, открывая перед ней

двери и впуская внутрь. – Если что-то понадобится, нажмите кнопку,

соответствующую номеру вашего места. Приятного путешествия.

Полсуток она провела в лихом веселье, отдавшись ему назло себе, своим мыслям,

Игнату и тому, что предстоит совершить. Еще полсуток отсыпалась, чутко

прислушиваясь к звукам и движениям в коридоре, поглядывая периодически сквозь

полуопущенные ресницы в приоткрытую дверь купе. За четыре часа до прибытия она,

наконец, увидела объект. Женщина стояла у окна, наслаждалась красотами океана,

что виделся сквозь прозрачный пластик.

Алиса встала, и, покачиваясь, вышла в коридор, прошла мимо женщины, нечаянно

задев в амплитуде телесных колебаний шаткой походки, и направилась в ресторан,

за дополнительной порцией крепленого вина. Ни один смотровой дисплей системы

слежения не заметил, как она пробежалась отточенными ногтями по жизненно важным

точкам на позвоночнике объекта. Да, и сама женщина почувствовала лишь неприятный

озноб, прошедший по спине вверх, покосилась на полупьяную пассажирку и тут же

забыла о ней, продолжив любоваться красотами бескрайних вод, сливающихся с небом.

Две секунды, не больше ушло на выполнение задания. Десять – пятнадцать минут

после блокировки точек, и женщина упадет замертво. Никто, никогда не узнает, не

догадается об истинной причине ее смерти.

Сталеску залпом отправила в рот вино, потерла лоб, отгоняя паршивые мысли о себе,

любимой, и жертве ее профессионализма, заказала обед и принялась не спеша

поглощать то ли пищу, то ли горечь развенчанных жизнью иллюзий.

Через двадцать минут она вошла в свой вагон и заняла место в толпе любопытных и

сочувствующих, что окружила тело молодой женщины, лежащей на половой дорожке

коридора. В ее открытые, чуть удивленные глаза заглядывала девочка лет

двенадцати и с истеричным криком взывала к матери, захлебывалась слезами и

пыталась оживить, встряхивая мертвую за плечи, теребя за руки.

– Мама!! Мамочка!! – било по ушам, рождало лишь одно желание – завыть следом.

Алиса застыла, глядя на убивающегося от горя ребенка, которого не то что не

ожидала увидеть, даже не предполагала его существование. Она и понятия не имела,

что у объекта есть ребенок, и она путешествует с ним.

– Господи, у нее еще мальчик трех лет… Что ж с детьми будет? – со скорбным

вздохом прошептала пожилая дама слева от Сталеску. Алиса подняла на нее хмурый

взгляд, качнулась и, развернувшись, молча прошла в свое купе, захлопнула дверь и,

застонав, осела на пол. Закачалась, из последних сил сдерживая слезы ярости,

горя, боли, ненависти ко всему, что есть, было и будет в ее жизни, к себе самой,

муштрованной твари, банальной убийце под прикрытием национального воинства.

Осиротившей двух детей во имя спокойствия Родины и ее верных псов – слепых,

черствых роботов. Нет. Она понимала, что ей придется убивать, ведь недаром

именно к предмету уничтожения на курсах подходили особенно серьезно. Обучали

особенно тщательно. Но она солдат, а не киллер для гражданских лиц!

Как теперь жить с таким грехом?

Чем искупить?

С кого спросить?и ко всему что есть было и будет в ее жизни, к себе

сам

Алиса, словно замерзла внутри. Нервы, сердце и душа сплелись в один клубок и

окаменели. Лицо превратилось в серую маску статуи. Боль и горе глушила

образовавшаяся тишина. Пустота или пуст`ота, что еще небольшим омутом залегла в

душе и отразилась в глазах, была прикрыта снаружи темными очками, а изнутри

терпеливым ожиданием встречи с Игнатом.

`Скоро мы встретимся, скоро', – заверила она себя, вылетая из Далласа.

`Интересно, что ты ответишь мне на вопрос: чем объект провинился перед

государством, в каком криминале замешан, чем настолько опасен, что не пожалели

двух детей, убирая их мать?` – думала она, сжимая бокал с минералкой в самолете,

летящем домой.

Злата Прага встретила ее дождем и хмурым небом, отразив погодными условиями

душевное состояние девушки.

Алисия загрузилась в салон такси, натянув на лицо маску милейшего и глупейшего

создания вселенной, поддержала фривольную болтовню водителя. И вновь

превратилась в озверевшую пиранью, вступая на ковровую дорожку гостиницы. Вышла

из лифта, прошла коридором и, пнув дверь номера, снятого Игнатом, застыла на

пороге, вперив в капитана приятный взгляд, пылающий гневом, ненавистью. Желание

загрызть мужчину явственно проступало в чертах лица, в темных зрачках.

Гнездевский оглядел явление благочестивой мадонны с привычной долей насмешки:

– Дурно прокатилась? – качнулся на носках, сунув руки в карманы брюк.

Сталеску хлопнула дверью и шагнула к мужчине:

– Ты знал, что у нее двое детей?

– А у нее двое детей? – неподдельно удивился капитан и хмыкнул. – Это

подкосило тебя? Ноготок дрогнул?

Алиса во все глаза смотрела на равнодушную физиономию холеного служаки,

пофигиста и насмешника и понимала, что ему ровно на всех, кто окружал объект, на

все, что будет дальше, на Сталеску, на других своих агентов. Ему важен был лишь

результат, и какой ценой, чьей кровью, каким количеством слез – без разницы.

– В чем ее вина? – выдохнула Алиса, впечатав кулаки в поверхность стола, что

препятствовал сиюминутной встрече с бравым капитаном.

– Не знаю, – ощерился тот, скопировав с другой стороны стола позу Сталеску.

– Что? – нахмурилась она. – Объясни, ради чего, из-за чего я лишила детей

матери, лишила жизни молодую женщину? Убила по сути троих?!

– Ты злишься?

– Нет!!… Я в ярости!

– Ох, какие мы тонко чувствующие и эмоционально неустойчивые, – насмешливо

прищурился Игнат. – Не шипи, кошечка: выполнила задание – прошла тест. Молодец.

Виват. Отпразднуем почин, сержант?

– Я задала вопрос!

– О-о, надо же, как строго, – хохотнул мужчина. Лениво выпрямился, сложил руки

на груди и совершенно серьезным тоном заявил. – Объект – никто, ничто и никак.

Обычная гражданка, серый обыватель.

Алиса замерла, обдумывая услышанное и понимая лишь одно – она убила человека

просто так, по прихоти начальствующего самовлюбленного, опьяненного безграничной

властью человеко-царя.

– Ты хочешь сказать? – вскинула растерянный взгляд, не понимая, не желая

осознавать и принимать ужасающую правду.

– Обычный тест перед настоящим заданием. Сама выбрала объект, сама устранила.

Все чисто – молодец. Сутки на отдых заслужила, – капитан вытащил из кармана три

фотографии и кинул на стол. Три лица веером легли перед Алисой:

– Кто это? – спросила, тупо разглядывая мужские физиономии.

– Новое задание. Неделя на всех. Одного можно убрать демонстративным методом.

Перед глазами Алисы встало лицо несчастного ребенка, что она осиротила. Девушка

качнулась и откинула фотографии:

– Я не киллер.

– А кто?

Он словно специально издевался, насмехался, упивался собственной властью,

безнаказанностью. Безответностью жертвы.

– Какая же ты сволочь, – прошептала Алиса, разглядывая волевой подбородок,

приятное, даже красивое лицо, губы, что целовали ее, руки, что ласкали ее тело.

Ее передернуло.

– Оскорбление при исполнении? – усмехнулся Игнат, обходя стол, присел на край,

сложив руки на колени. – Опять приступ морального мазохизма? Перестань. Не

смеши меня. Ты классный специалист, прошла тест на ура. Супер, детка…

Алиса не стала размениваться на пощечины, ударила по-мужски – крепко, с силой и

от души. Капитана снесло на пол. Он сгруппировался, и чуть задев пол ладонями в

падении, тут же вскочил, вперил в подчиненную едкий взгляд ехидны, усмехнулся,

оттирая кровь с губы:

– Что это было, милая? – прошипел ласково, двинувшись к Алисе.

– Сейчас расскажу, – заверила, занимая позицию нападения. Взмах ногой и рукой.

Игнат перехватил летящий в его лицо кулак, сделал подсечку ногой и впечатал

девушку в столешницу, заведя руку за спину. Прижал всем весом и зашептал на ухо:

– Бунт на корабле, а, сержант? А может, ты соскучилась, милая? Поиграть хочешь?

В садистов? Легко-о.

Пальцы капитана начали оголять бедра Алисы. Она замерла, делая вид, что сдается,

и вдруг резко ударила Игната затылком по подбородку, извернулась и ударом в пах

отправила на диван. Гнездевский охнул, скрючился на секунду и вдруг выпрямился,

засмеялся, усаживаясь удобнее. Выставил руку, останавливая атаку Алисы:

– Понял, понял, ты не в духе, кошечка… Ну, все, все, оставим. Мигрень

замучила, да?

С минуту они смотрели друг на друга прекрасно понимая, что – биться дело глупое,

и кто кого – огромный знак вопроса, а смысл вообще равен нулю.

– Будем считать инцидент исчерпанным, – жестким тоном заявил капитан. – Еще

раз повторится истерика, пойдете под трибунал, сержант. Впредь приказываю

оставлять свои эмоции при себе. Вам ясно?

Алиса молча смотрела на того, кто еще двое суток назад казался ей

привлекательным любовником, умным человеком и хорошим офицером, и молчала. А что

скажешь, кому? И кто виновен, что она попала в сети собственных иллюзий? Детство

закончилось, но еще не простилось с ней, не передало территорию мышления в

жесткие руки рационализма, и окрашивало образы монстров в искрящиеся краски

идеализма, подменяло лица и дела уродов ликами со святых образов.

Но кто виновен, что наука сержанта Стокман и Тропич, все перипетии последних

двух лет прошли даром для юного, отвергающего жестокие законы жизни сердца?

– Я не стану больше убивать, – твердо заявила Алиса.

– А куда ты денешься? Расклад прост: за отказ выполнять приказ пойдешь под

трибунал. Заодно тебе вспомнят все предыдущие грехи, включая новые – убийство

гражданского. Тебя расстреляют. Расходы, что понесло государство на твое

обучение, повесят на твою мать, включая все перечисленные на ее счет суммы.

Половину из которых она уже потратила. Ей будет весело – в долгах, что не

выплатит и до конца жизни самого младшего ребенка, плюс – расстрелянная дочь —

убийца матери двух детей, кстати, твоя еще и содержание сирот будет обязана

обеспечить…

– Хватит, – дрогнула Алиса. Мысль о том, что мама окажется на краю пропасти,

узнает правду о службе дочери, была невыносимо неприятна.

– Отчего ж? Только начали… Не нравится? Знаешь, мне тоже. Совершенно не

хочется пугать тебя, объясняя очевидное. Да, и мать твою расстраивать желания

нет, ей без тебя неприятностей хватает.

– Что с ней? – встревожилась Сталеску.

– С ней? С сыном. Братик твой начудил – привод в отделение правопорядка, первый,

но… серьезный. Правда, я без тебя дал приказ ребятам снять с него нарекание.

Все-таки брат моего человека, а я уже говорил – берегу своих питомцев, помогаю

по мере сил и возможностей. Так что решим? Закроем все темы оптом сейчас, и твой

брат, мать живут дальше, не ведая печали. Ты служишь и больше не капризничаешь.

Ведешь себя, как солдат, а не законченная неврастеничка!… Или?

Алиса глубоко вздохнула, сникнув, и скрипнув зубами, кивнула, соглашаясь. Выбора

нет, да и не могло быть.

– Вот и умница, – улыбнулся капитан. – Но учти, второй раз – не спущу. Не

буди во мне зверя, кошечка. А сейчас взяла снимки клиентов и пошла работать!

Отдых отменяется, сержант Сталеску – вас ждет тренажерный зал!

Девушка подарила Игнату длинный, многообещающий взгляд, молча сгребла фотографии

и вышла из номера. Капитан понял, что о прошлых отношениях можно забыть, а

будущие будут более, чем напряженными.

– Ничего, обломаю, – заверил сам себя и, взяв с вазы на журнальном столике у

дивана яблоко, захрустел, в задумчивости покачивая ступней. – Ну, а нет, пойдет

мясом. Его тоже где-то брать надо.

Глава 14.

Бэф захлопнул книгу и посмотрел в темноту за окном: давно он не читал столь

увлекательный роман. Да, не жалко потраченного времени – развлекся на славу.

Или отвлекся?

Лесс смотрела в зеркало – от этой мысли не отвлечешься…

`… Держи зеркала подальше от рожденных из мертвого тела. Если такой Варн, не

достигнув годовалого возраста, три раза увидит свои зрачки, он вновь станет

человеком. Ты потеряешь детеныша, возродив мертвеца. Зачем дарить человеку

вторую жизнь? Они с первой не знают, что делать… – вспомнились ему слова

Монгрейм.

`В чем-то он прав', – подумал Бэф, ставя том на место.

Лесс, клацая зубами от холода, выплыла в коридор. Замок просыпался, оживал.

Дежурные, что охраняют обитель Варн в дневное время суток, передавали свои

полномочия проснувшимся: Рыч, Тесс и Смайх вылетели на вечерний осмотр округи.

Май очаровывала Хоф, насмехаясь над угрюмым сородичем. Урва, щуря хитрый глаз,

шельмовал в карты, надувая Соувиста. Тот рычал, не понимая причину проигрышей.

Коуст смеялся, вторя его недовольству.

Ойко стряхнула с ноготков добытый нектар в ряд фужеров, недобро посмотрела на

вплывшую в зал Лесс и села в кресло, передав один фужер Таузину, другой зажав в

своей руке.

Лесс потянула ноздрями воздух, чувствуя неимоверный голод, и довольно заурчала,

подлетая к пище, уже чувствуя на языке вкус нектара. Но ей досталась лишь

пустота – родичи проворно разобрали фужеры перед ее носом. Коготки Лесс

царапнули по столу, где секунду назад стоял фужер. Урва отсалютовал им и, увидев,

как скривилось лицо Варн, услышав ее обиженное шипение, рассмеялся. Лесс

попыталась отобрать, но Урва увернулся, взмыл вверх. Из рукава посыпался дождь

из карт. Соувист, увидев пролетающие мимо него вальты и шестерки, понял, наконец,

почему проигрывал, и, издав воинствующий крик, рванул за аферистом. И столкнулся

с Лесс, почти достигнув цели. Его впечатало в стену, по которой он стек, смешно

рыча от возмущения. Лесс же вошла в пике и рухнула вниз, как сломанный самолетик,

прямо на колени Ойко. Обе упали на пол, перевернув кресло. Ойко зашипела и

прошлась ноготками по лицу нахалки, Лесс в ответ укусила ее за нос. Ойко

взвизгнула и собралась всерьез покалечить девчонку, но Майгр не дал. Подхватил

Лесс за шиворот, спасая от острых когтей разъяренной сестры, усадил рядом с

собой, сунув для успокоения ей в руку свой фужер.

Соувист же, не обратив внимание на суматоху, ведомый жаждой возмездия за

нечестную игру, предпринял вторую попытку и погнался за Урва, который уже

покидал зал через окно.

Лесс, еще скалившаяся в пылу азарта потасовки, клацнула зубами о край фужера.

Принялась жадно глотать нектар, тут же забыв, что случилось и из-за чего. Нектар-р-р

– урчала она довольно, ни на кого не обращая внимания.

Ойко попыталась напасть и отомстить за припухший нос, но Майгр повернул к ней

свою невозмутимую физиономию и громогласно рыкнул, предупреждая о тщетности ее

надежды. Волосы Варн встали дыбом. Ее качнуло.

Вот как? – прошипела она, сверкнув глазами от злости, гордо вскинула подбородок

и поплыла мимо: Фи, на вас-с-с!

Лесс вылизала последнюю каплю нектара и тяжело вздохнула: мало.

– Хочешь еще, иди на охоту, – кинул Майгр. Варн, и секунды не подумав,

последовала его совету – полетела в окно, в темноту разбавленную точками

городских огней вдали.

Инга сидела напротив сына, подперев ладонью щеку, и с тоской смотрела, как он

ковыряется в тарелке.

– Ешь все.

– Не хочу, – вообще отодвинул тарелку Игнат. – Сыт, спасибо.

– Ты когда последний раз ел? Что?

– Какая разница, ма? – поморщился парень, уловив истерические нотки, что

зазвучали в голосе женщины. Хлебнул чая и вылез из-за стола.

– Я отцу нажалуюсь! – хлопнула ладонью по столу Инга, не зная, чем еще

напугать сына, встряхнуть, привести в себя.

– Жалуйся, – бросил равнодушно и встал у окна, вперив немигающий взгляд в

темное, ночное небо.

Ну, хоть плачь, хоть вой, хоть ногами топай – ему все едино!

– Ты в академии был?!

– Был.

– Что там нового?

– Ничего.

– Как успехи в учебе?

Парень молчал, мысленно отсылая мать домой.

– Игнат?!

– Ну?

– Ты мне не нукай! Ишь, привычку взял. Закрой окно, холодно. И вернись за стол,

чаю попьем, поговорим. Я пирожное тебе принесла, а ты даже не попробовал.

– Не хочу.

– Аппетита нет? Заболел? Может, специалистам покажемся? Температуру мерил?

– Я здоров.

– Вижу. Закрой окно, я сказала, продует! Игнат!

– Да, оставь ты меня в покое!! – взорвался парень. Женщина смолкла, сникла,

пораженная вспышкой немотивированной ярости. Агрессивность сына, о которой она и

не подозревала, совершенно расстроила ее: женщина всхлипнула и заплакала.

– Ма, ну, перестань, а? – поморщился парень. И видя, что та не слышит его, со

вздохом покинул свой пост, пошел ее успокаивать. – Не плачь, мама, прости. Я,

правда, сыт и здоров. Что ты выдумала?

Инга вытерла слезы, покрутила чашку с остывшим чаем и решилась:

– Игнат, если уж у вас такая любовь, то приводи свою девушку, живите. Я слова

не скажу.

Игнат невесело улыбнулся и скривился, готовый заплакать в ответ – что ж, ты

раньше-то упрямилась, мам? Эх, если б все так просто было – приводи, живи…

– Она не хочет.

– Как это? – оскорбилась Инга: да к такому, как ее сын, на четырех конечностях

поспешать надо! Ишь, королева нашлась!

– Не спрашивай, ма! – парень сел за стол и стал нервно размешивать сахар в чае.

Инга смотрела на него и понимала, что должна, обязана спасти своего ребенка от

верной погибели, а для этого должна взять ситуацию под контроль любой ценой.

Давление не пройдет, жалость – тоже мимо. Тогда – понимание, союзничество.

Тактика тонкой, очень мягкой игры. Верно!

– Игнат, расскажи мне о ней, – попросила ласково. – Я верю, вы все равно

будите вместе, и хочу лучше понять, кто станет членом нашей семьи.

Игнат удивленно, с долей недоверия посмотрел на женщину – шутит?

Нет, та не шутила – лицо серьезное, взгляд добрый, задумчивый, располагающий.

Сын не смог скрыть радости:

– Мам… ты, правда, веришь, что мы будем вместе?

– Конечно, сынок. Ссоры, недоразумения случаются в любой семье. Важно, чтоб

ваши чувства от этого не страдали. А они не страдают, я же вижу.

Но не успела мать закончить свою благожелательную речь, как Игнат вздрогнул,

уставился в окно. Ему показалось, что-то мелькнуло в темноте, послышалось

знакомое фырчанье. Парень забеспокоился, что из-за матери Лесс не залетит к нему,

и они не увидятся. Он резко вскочил и почти силой принялся выталкивать женщину

вон:

– Мам, иди, пожалуйста, иди! Я позвоню. Потом поговорим, хорошо? Ну, давай

мамочка, иди.

Женщина возмущенно уставилась на сына и хотела резко высказать, что думает о его

манерах, но вспомнила, что избрала роль тактичной, всё понимающей подруги всем

влюбленным безумцам. Выдавила улыбку и закивала, оставляя квартиру сына:

– Конечно, ты прав, мне пора.

Игнат благодарно посмотрел на нее, чмокнул в щеку и вернулся наверх, взбежав по

лестнице, перепрыгивая ступени, а Инга открыла дверь, но за порог не ступила.

Замерла, чутко прислушиваясь к тому, что делается наверху, гадая, что за

странных гостей, приходящих через окно, расположенное на восемнадцатом этаже,

ждет ее сын, безумный альпинист: парочку отмороженных экстремалов, агента СВОН?

Лесс сидела на ветке дерева, качаясь на ней. Поглядывала вниз на разборки

дворовых котов. Серый худющий наглец во все горло рассказывал неуклюжему рыжему

толстяку о своих потрепанных жизнью нервах. Тот пытался прорычать в ответ, что и

у него настроение аховое и в принципе на все трудности чужой жизни и отклонений

психики параллельно, но вместо достойного комплекции рыка получалось утробное

ворчание даже не кота, а его ужина.

Рыжему хотелось домой, серому нужно было показать, кто во дворе хозяин.

Один не умел драться, другой не видел в том смысла и стращал скорей от скуки да

зависти к сытой жизни собрата.

Лесс внимательно слушала их пререкания и, зевнув от скуки, решила помочь

солистам расстаться – рыкнула, как голодный лев, от души и с довольством. Рыжего

подбросило с места, понесло через серого в сторону кустов. Серый, путаясь в

собственных лапах, чуть не по-пластунски принялся отползать в противоположную

сторону, максимально сровнявшись с землей: Я желтый листик, я травинка, клочок

газона, уголок асфальтовой плитки.

Лесс фыркнула – вояка! И заскучала в образовавшейся тишине. Домой не хотелось —

что там делать? Одни буки – не порезвись, не пошали – тоска. По городу на сытый

желудок кружить – тоска в квадрате. А на дереве, как желудь сидеть да котов

пугать – тоска в кубе. И куда бедной Варн податься, чтоб развеяться?

А почему б человечка не навестить? – мелькнула шалая мысль. У него много

интересного в доме, и говорит он забавные вещи. Да, отчего б не повидаться?

Варн сорвалась с дерева и полетела знакомым курсом в сторону квартала высотных

свечек за парком.

Десять минут, пятнадцать – тишина. Инге надоело ждать, чутко прислушиваясь, как

законченный параноик, к тишине в доме. Она покинула квартиру сына, решив

обязательно рассказать мужу о том, что их сын, похоже, имеет серьезные проблемы

с психикой. Пора парня спасать. Если оба возьмутся: отец – силой, мать – лаской

– может, что и получится.

Лесс влетела, как вихрь, сшибая стоящего у окна парня. Повалила на пол, уселась

на него и зашипела в лицо, скорчив смешную рожицу:

– Не ждал-л?

Игнат счастливо рассмеялся, глядя в ее озорные глаза.

– Ну, я так не играю, – надулась мигом Варн, освобождая пленника' с

пояснением. – Я тебя пугаю, неужели не ясно?

– Не-а! – искренне заверил Игнат, блаженно улыбаясь.

– Фу-у, дурачок какой, – слезла с него Лесс и уселась на пол рядом. Огляделась

вокруг – чем бы заняться? А нечем. Опять к парню повернулась, решив продолжить

игру: оскалилась и зашипела. Игната скрючило от хохота.

Вот и развлеклась! – вздохнула Лесс. Ничего нынешнее поколение человекообразных

не боится:

– Вампиры кусаются, – поведала стра-ашным голосом, в надежде, что это парня

впечатлит, и он, наконец, испугается.

Игнат, сдерживая смех, лег набок, опираясь на локоть, с любовью глядя на девушку,

сказал:

– Ты больше похожа на разбуженную летучую мышь.

– Я вампи-и-ир, – растопырив пальцы, вновь завыла Лесс.

– Глупышка ты, – улыбнулся парень и повалил девушку на пол, навис над ней,

придерживая руками. Лесс заинтересованно уставилась в человеческие зрачки: что

ты задумал? Губы парня нежно накрыли ее губы.

Варн притихла, напряженно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям,

вглядываясь в лицо Игната, в его блестящие глаза. И поняла – ей нравится поцелуй.

Расслабилась, приоткрыла губы, впуская чужой язык, и забилась от удушья. Слюна

парня, что яд, проникла внутрь, сдавила горло. Перед глазами Лесс замелькали

кадры из его жизни, не нужные ей, не интересные. Она взывала, откидывая Игната,

попыталась встать и улететь, но ее словно цепями опутали, прикрепили к полу.

Бэф! Бэф! – закричала она, мысленно взывая о помощи.

Минута, другая и невидимая сила подхватила ее, повела, как на аркане, в сторону

замка.

Игната же словно лишили сил. Он сидел у стола, не чувствуя тела, не осознавая

что оно есть, и смотрел, как Лесс, словно пьяная птица, мотаясь из стороны

сторону, вылетает из окна.

Он хотел остановить ее, но не мог пошевелить и пальцем, забыл, как кричать,

говорить. И будто покрылся льдом от макушки до пяток.

Он и сам не понял, сколько просидел ледяной статуей, таращась в темный проем

окна, в котором скрылась Варн, пока, наконец, не пришел в себя, не смог

пошевелиться.

– Ничего себе, поцеловались… – прошептали онемевшие от холода губы.

Но вопреки отвратительным внешним впечатлениям, внутри него жило настолько

приятное, восхитительно-восторженное ощущение, что и аналогов подобному он не

мог припомнить и адекватное название подобрать. И тем более не желал расстаться

с ним, как и с его производной – Лесс.

– Ты будешь моей, – заявил, с трудом поднимаясь с пола. Закрыв окно, составил

план обретения, а если надо, порабощения Варн. Их общей защиты от ее хозяина,

того неприятного мужчины. Бэф? Да, хоть – блеф! Против чеснока, серебра, святой

воды, распятия и осинового кола ни одна нежить не устоит. Это всем известные

факты.

Придется вампиру пододвинуться, уступить девушку более молодому, умному

сопернику!

Лесс не поняла, как оказалась в замке. Она и не летела домой, а как подбитый

бомбардировщик шла на автопилоте, рухнула в оконный проем, распластавшись по

полу, проехала до самых ступней вожака, собирая по дороге встречные предметы,

сметая кресла, бронзовые стойки для свечей.

Бэф был явно вне себя. Он тяжело дышал от гнева, и флюиды его ярости были

настолько осязаемы, что Лесс зажмурилась и сжалась, остановившись у его ног.

– Как самочувствие? – прошелестело над головой. Голос вожака был тих и

вкрадчив, что еще больше напугало Лесс. Она совершенно потерялась от дискомфорта

в теле, от оглушающей пустоты в голове. Холода, что инеем покрыл каждую частицу

ее существа.

Бэф терпеливо ждал ответа полминуты, и, не дождавшись, взмахнул рукой, силой

поднимая Варн с пола. Она попыталась увернуться, но была схвачена за горло и

впечатана в стену:

– Я задал вопрос!! – громыхнуло под сводами, срывая фрески, взрывая покой

книжных рядов. Старинная мебель рассыпалась в прах. Казалось, сам замок качнулся,

потрясенный неистовой яростью Бэфросиаста.

В соседней зале притихли пировавшие Варн. Урва выронил фужер с нектаром, Майгр

окаменел, превратившись в дубликат одной из статуй, что минуту назад украшали

помещение, а сейчас лежали россыпью мраморной крошки на полу. Мааон стек по

камину вниз и словно ящерица стал пробираться в коридор, желая достичь спальни,

забиться в саркофаг, притаиться под тяжелой крышкой. Его опередили женщины – Май

и Тесс тенью проскользнули к себе и дружно хлопнули крышками. Рев негодования

главного Варн, что обрушился на головы всего клана, был неожиданным, редким и

говорил лишь об одном – теперь выживет и переживет гнев вожака лишь самый

быстрый и сметливый.

Повторный рев заставил дрожать даже древние стены. Хоф увеличил темп продвижения

к спасительной тишине саркофага. Урва и Рыч синхронно залегли под стол. Соувист,

икая от ужаса, повис на раскачивающейся люстре. Таузин рванул вон из помещения:

пойду проверю – все ли вокруг спокойно?

Лишь Ойко, довольно щуря хитрые глаза, улыбалась, сидя в кресле: кажется, фавору

юной Варн пришел конец. Интересно, что натворила эта дурочка?

– К человеку потянуло? – прошипел вожак в лицо Лесс, буквально расплющив собой

Варн о стену. – Хочешь, чтоб он стал одним из нас? А меня ты спросила?!!

Бэф безжалостным ударом откинул Лесс. Она полетела через залу, врезалась в

кладку соседней стены, разрушая перекрытие. Два внушительных булыжника

обвалились, образуя контактные окошки с соседней залой.

– Бэф…Бэф!.. – взмолилась Лесс, видя его стремительное приближение к ней. И

вновь была отправлена в полет, теперь обратным курсом, со значительно

попорченным лицом.

– Бэф… – сопроводило её ядовитое передразнивание главного Варн. Лесс

врезалась в каминную кладку и резко перевернулась, приготовившись встретить Бэф

и на этот раз ответить. Но только взглянула в лицо вожака и передумала.

Бэфросиаст, не прикасаясь к ней, всего лишь жестом поднял с пола и распластал по

стене, как трофей любителя сафари, добытую шкурку зебры. Куда с ним бороться?

Она, что щенок пекинеса против бенгальского тигра.

– Посмотри мне в глаза!…

Кто бы ослушался?

Бэфросиаст счел память Лесс и разозлился еще больше:

– Его слюна ядовита для тебя, а твоя для него!! Это знает любой месячный щенок!!