Текст книги "Обитель Варн"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

понимал, что Лесс еще достаточно сильна, чтоб предпринять попытку стряхнуть его,

взять реванш, потому не отпускал ее, крепко прижимал к поверхности, не ослабляя

хватки и на секунду, продолжал питать кровь своей ядовитой слюной. Лишь когда

железа над резцами оскудела, а Варн, придавленная мощным телом, еле дышала, Бэф

осторожно разомкнул челюсти, лизнул сочащуюся кровью ранку, заживляя ее

поверхность, и сел, переводя дыхание.

`Вот и все, печаль моя', – пальцы прошлись по волосам Лесс, по щеке. Варн со

стоном чуть приподняла голову, посмотрела на него пустыми глазами. Она была в

прострации и полностью во власти Бэф.

`Ничего, малышка, ничего', – успокоил он ее, подтягивая к себе. Лесс тяжело

вздохнула, уткнувшись ему в грудь безвольной куклой – и мысли, и тело словно

плыли в невесомости, теряя любые ориентиры, кроме одного – Бэфросиаст. Она

чувствовала раздражающий, удушающий дискомфорт в области шеи, но не могла и

пальцем пошевелить, чтоб дотронуться до ранки, выстроить логическую цепочку в

голове, чтоб понять, что произошло.

`Неприятно, знаю. Ранка еще долго будет напоминать о себе, но ты вернулась к нам.

Согласись, это малая цена за возвращение', – сказал он, подставляя лицо ветру,

и вдруг рассмеялся: `А ведь ты задела меня! Забавно… Что ж, пойдем, посмотрим

на смельчака, что решил забрать тебя у меня. Покажи мне дорогу к дому'…

Урва хитро щуря глаза, улыбнулся – вот и все, Лесс вновь с ними. Конечно, способ

возвращения…хм…м-м-м…

Палец Варн нащупал маленький шарик под кожей на шее: память об укусе Макруса из

клана Юзифаса. Правда тот промахнулся и не достиг желаемого эффекта – Урва

слишком стар и пережил столько укусов сородичей, что в его крови давно гуляют

антитела на любой яд. Но все равно неприятно настолько, что из горла до сих пор

вырывается невольное рассерженное шипение только от воспоминания о данном факте.

Н-да – не самый лучший способ возвращения в клан, но с другой стороны, самый

надежный. Теперь Лесс, как привязанная, будет следовать за Бэфросиастом и даже

если найдутся еще желающие завладеть столь перспективным детенышем, у них не

получится. Яд Бэф надолго осядет в крови молодой Варн и будет гнать ее к хозяину

сквозь время и пространство.

Урва криво усмехнулся, глядя с соседней крыши на вожака, обнимающего Лесс, и в

его голове возникло предположение – а не за тем ли Бэф и укусил ее? Предполагая

будущее и пресекая любые негативные всплески со стороны сородичей и самой Лесс.

И означало это лишь одно – Бэф ни за что не желает терять юную Варн. Его

увлечение не так уж мимолетно, как хочется думать Ойко.

Урва прикусил губу, чтоб не рассмеяться – прекрасно! Теперь он наставник

подружки самого вожака. Постоянной подружки! Достойной его…

Варн птицей сорвался с крыши и пошел в радостном кружении над городом в сторону

родной обители. Мечты, которым он редко предавался, рвались наружу навстречу

луне. Та удивленно смотрела на Варн и не могла взять в толк – сердиться ей или

смеяться над фантазером?

– Инга, не нужно мне повторять одно и тоже два часа подряд. Я прекрасно слышу и

соображаю. И не вижу причины для паники, – Вячеслав Игоревич, из последних сил

сдерживаясь, чтоб не сорваться на жену, пытался впихнуть ее руки в рукава плаща

и, наконец, вытащить из квартиры сына. – Два часа ночи, – раздраженно ворчал

он. – Вставать в семь. Спасибо, ночь удалась, выспался.

– Ах, тебе главное выспаться? А что сын погибает, не волнует?! – взвилась

опять женщина.

– Мам, я похож на погибшего? – спросил Игнат, глядя на родителей с лестницы.

Он сидел на верхней ступени и мечтал лишь об одном, чтоб они как можно скорей

покинули дом, оставили его один на один с мечтой о Чайке.

– Да, да! – нервно дернулась мать, и отпихнула руки мужа, сама надела плащ,

плаксиво кривя лицо от обиды на неблагодарного отпрыска и равнодушного мужа.

Отец виновато посмотрел на сына и, подбадривающе подмигнув, открыл дверь:

– Давай. Обещай больше в окно не прыгать…

– Я уже двадцать раз сказал – я не прыгал!

– А как же тогда… – начала опять мать и была бесцеремонно выдворена мужем на

площадку:

– Завтра позвоню, поговорим, – кинул он Игнату и закрыл дверь.

Парень, тяжело вздохнув, поднялся, шагнул в комнату и хмуро оглядел помещение:

как неуютно, пусто и мятно в квартире и в душе без Нее.

Игнат медленно прошелся по комнате, задумчиво оглядывая обстановку, провел

пальцем по царапине, оставленной ногтем девушки на поверхности стола, посмотрел

в темный проем окна и вдруг замер: в пластик со стороны улицы тихо скреблись,

словно загулявшая кошка просилась в дом.

Чайка?…Чайка!!

Парень рванул на звук, спеша впустить долгожданную гостью, даже не подумав, что

никто из живых и живущих не может скрестись в его окно, расположенное на

восемнадцатом этаже.

– Привет, – усмехнулся мощный мужчина, спрыгивая с подоконника на пол. Лесс

так и осталась бы на улице, но Бэф, не спуская нехорошего взгляда с парня,

протянул ладонь, и девушка, как сомнамбула, качнулась внутрь за вожаком, вложила

свои пальцы в его ладонь. Бэф притянул Варн к себе и поцеловал в лоб,

демонстрируя Игнату свою власть над понравившейся ему женщиной, давая понять,

что третьему даже виртуально меж ними места нет и быть не может.

– Вы… вы кто? – сжалось сердце человечка не от страха, что было бы более

естественно и понятно, а от ревности и обиды – почему девушка обнимает этого,

позволяет обнимать себя? – Чайка, – позвал он придушенно.

– Ее зовут Лесс, молодой человек, – снисходительно поведал Бэфросиаст.

Игнат вперил тяжелый взгляд в наглого и настолько элегантного, мощного и

уверенного в себе мужчину, что при всем желании тягаться с ним не представлялось

возможным. Но разве возможно влюбленному сердцу и ослепшему от этой

привязанности разуму смириться с фактом и принять его неоспоримость?

Игнат качнулся к Лесс, надеясь, что та посмотрит на него, скажет хоть что-нибудь,

а еще лучше, поменяет объятья незнакомца на его объятья. Но она смотрела лишь на

мужчину, преданно прижимаясь к его плечу, и, казалось, не видит ничего больше и

никого больше не слышит.

– Лесс, – позвал Игнат растерянно, пытаясь за пару секунд сложить все

происходящее и привести к одному знаменателю, но ответ сошелся лишь в плоскости

мистики. – Кто вы?

– Хороший вопрос, – кивнул Бэф, исподлобья рассматривая человечка. – Я,

пожалуй, сделаю тебе одолжение и отвечу, если получу ответ на свой вопрос: как

случилось, что Лесс осталась в твоем доме до заката?

Парень скривился, пытаясь понять суть вопроса и его причину.

– Иди сюда, – поманил его пальцем с длинным острым ногтем незнакомец. Игнат

было воспротивился, но ноги сами сделали шаг. – Вспомни и посмотри мне в глаза,

– послышался приказ.

Юноша вскинул взгляд и словно зачарованный уставился в глубину карих глаз.

Память сама начала отматывать пленку событий назад, мелькая кадрами.

– Ясно. А теперь слушай меня и запоминай, как `Богородицу' или теорему Пифагора,

– если ты еще раз приманишь Лесс, попытаешься встретиться с ней и удержать, твоя

смерть будет выглядеть, как я, и не замедлит явиться. Запомнил?

Голос мужчины, казалось, проникал в каждую клеточку не то что сознания —

подсознания, и рождал глубинный трепет, переходящий в дрожь на физическом уровне.

Игнат вздрогнул, с трудом отвел взгляд от манящих, затягивающих в трясину страха

глаз:

– Кто вы такой? Что с Лесс? – прошептал парень и недовольно нахмурился, оттого

что не смог сдержать обуявшие его чувства и выглядеть достойно. Впрочем, что

предпринять и как именно он должен выглядеть, чтоб соответствовать слову – `достойно',

Игнат и сам не знал. Единственное же, что он понимал – Лесс и этот незнакомец

являются очень близкими людьми, причем настолько, что власть и право оного

неоспоримо для нее. Этот факт не вносил уверенности и покоя в его душу и,

соответственно, мешал здраво рассуждать.

– Неважно, кто мы, важно, чтобы ты запомнил: с нами тебе лучше не встречаться,

иначе рискуешь расстаться с жизнью. А она у тебя одна, человек.

Шепнул мужчина и выплыл из окна вместе с Лесс, растворился во тьме.

Игнат еще долго стоял статуей и тупо смотрел в ночь. Он даже не чувствовал

стылого осеннего ветра, фыркающего ему в лицо. До парня, наконец, дошло, что он

столкнулся с тем, что лежит по ту сторону привычной логики и анализа, сферы

мышления. Его любимая – Некто, живущая вне людского сообщества.

Мысли парня сначала разбежались, а потом сошлись к одному знаменателю:

– Я влюбился в вампира, – прошептал Игнат, оседая на пол.

Его попытки найти аргументы против столь возмутительно противоестественного

вывода закончились тем, что он заснул прямо на полу, когда солнце уже

поднималось над горизонтом.

Бэф, обнимая Лесс, влетел в зал, где собрались Варн, и, как ни в чем не бывало,

оглядел присутствующих:

– Не вижу Дейнгрина, – бросил Майгру, взглядом приглашая фужер с нектаром в

свою руку – Лесс он необходим сейчас почти, как утопающему глоток воздуха.

– Я здесь, друг мой, Бэфросиаст, – отвесил галантный поклон женской половине

населения Дейнгрин, вплывая в залу. – Как ни стремлюсь домой, но уйти, не

высказав благодарность за помощь и гостеприимство, не могу. Я и еще два клана —

твои должники, Бэф.

Тот кинул насмешливый взгляд на сородича – и что я должен делать с вашей

благодарностью? Рука же подала Лесс фужер:

– Пей до дна.

Дейнгрин медленно подплыл к паре и, оглядев пропажу, вздохнул:

– Говорят, погибший изгой – ее ногтей дело, – протянул задумчиво.

– Кто говорит?

– А это секретная информация.

Бэф улыбнулся, прищурившись:

`Ты старый хитрец… Говори, что хотел'.

`Слух о молодой и уже настолько сильной Варн быстро облетит кланы. Многие

захотят предложить тебе выкуп за столь знатного бойца'.

`Она не боец, она моя подруга'.

Дейнгрин отвел взгляд и погладил ногтем свои губы, размышляя над словами

Бэфросиаста. Тот приметил, что лепестки кузена полны нектара про запас, и

усмехнулся:

`Именно за этим ты и задержался: хочешь предложить выкуп первым'?

`Ну-у… можно попытаться'? – скорчил рожицу, выражая то ли сожаление, то ли

надежду.

`Нет'.

`Я так и думал', – качнул головой, помедлил и вкрадчиво заметил:

`Ты не пожалел яда для подружки'.

Бэф покосился на вздувшуюся ранку на шее Лесс, прикоснулся губами ко лбу любимой,

прося у нее прощение за причиненный вред поцелуем, и уставился на кузена,

пресекая дальнейшее развитие данной темы:

`Надеюсь, все'?

`Да, да', – развел тот руками и качнулся к Бэф: `Твое право никто не оспаривает.

Я лишь предостерегаю – твоя подруга становится заманчивым призом, несмотря на то,

что еще совсем дитя. Прими добрый совет – приобрети зеркало. Старый, испытанный

способ возвращения детенышей домой менее жесток и не так опасен для них'.

– Вон!

Дейнгрина чуть качнуло, волосы раздуло, непоправимо портя прическу.

– Понял, – выставил тот ладони и направился к окну.

– Коуст и Соувист помогут тебе, доставят изгоев к собратьям.

– Твоя доброта не знает границ, – кинул с насмешкой Дейнгрин, продолжая путь.

Бэф усмехнулся, провожая кузена взглядом, и, подхватив Лесс на руки, понес ее в

свою спальню. Близость любимой дарила покой и самое безоблачное настроение. В

таком состоянии Бэф был не способен воздавать по заслугам каждому провинившемуся

в клане.

`Все завтра', – решил он, усаживая Лесс в кресло.

Принялся раздевать ее, нежно касаясь каждой ранки, зализывать их, втирать нектар,

восстанавливая поврежденную ткань. И улыбнулся, вглядываясь в ее отрешенное лицо,

уложил в саркофаг и, крепко прижав к себе, зашептал:

– Спи, моя радость. Завтра ты вновь станешь собой и будешь гоняться за Урва,

раздражать Хоф, превратишь этот мрачный, покрытый мхом веков замок в полигон для

своих затей. Твоя душа забудет единственное, что еще тревожит ее – одиночество.

Пока мы вместе, нам не страшен его холод. А мы вместе на много, много веков…

Допрос шел третьи сутки.

Алиса тупо взирала на лейтенанта и силилась понять, чего он добивается, повторяя

свои вопросы два триллиона раз.

– Имя, фамилия?

– Алисия Сталеску.

– Личный номер?

– 231351.

– Что вы подложили сержанту?

– Петардные гильзы.

– Где взяли?

– Нашла.

– Какое сейчас время года?

А какое? Вроде бы весна…

– Какой день недели?

– Четверг.

– Уже пятница, Сталеску.

– Пардон…

– Фамилия вашей матери?

– Сталеску.

– Фамилия вашего отца?

– Сталеску.

– Кто дал вам гильзы?

– Никто.

Лейтенант вздохнул и сжал переносицу пальцами – устал служака. Хорошо – помолчит

хоть, а Алиса займет антракт сном. Ее глаза давно уже не слипались. На этом

допросе она научилась спать с открытыми глазами. Правда лейтенант раскусил ее и

в таких случаях отправлял в лицо девушки стакан холодной воды….

`Лучше б пить дал'! – Алиса очнулась и, хлопнув ресницами, слизнула языком капли

влаги с губ. Третьи сутки она не знает, чего хочет больше: пить, есть или спать?

Но догадывается, что ни того, ни другого, ни третьего ей не полагается.

Лейтенант налил еще стакан и залпом выпил, обтер губы тыльной стороной ладони и

присел на край стола:

– Знаешь, Сталеску, я чертовски устал от тебя, – протянул задумчиво,

качнувшись к девушке. – Но меня скоро сменят, а тебя – нет. Я поужинаю в

ресторане – утка по-пекински, крабовый салат, омары, кусочек шоколадного торта и

бокал шартреза. Потом приеду домой – не сам, водитель отвезет, приму душ, лягу

спать в мягкую постель в комнате с кондиционерами. А ты останешься в этой

вонючей камере дохнуть от жары, жажды и голода. И все из-за своего ослиного

упрямства… Как перспектива?

– Класс.

– Ладно, отмороженная, – прищурился лейтенант и вдруг гаркнул. – Встать!

Алиса с трудом поднялась.

– Сесть!

Села, вернее шлепнулась обратно.

– Встать!

Стокман дубль два? Ох, и богаты нацвойска подобными дуболомами…

– Сесть! Встать! Сесть! Встать! Отжаться!… Сесть!.. Продолжим: где вы взяли

гильзы?

– Нашла, – прохрипела Алиса.

– Где?

– Под вашей кроватью!

– Фу, рядовая Сталеску! Грубите старшему по званию? Еще одно вопиющее нарушение

устава…Как давно вы планировали убить сержанта Стокмана? Фамилии соучастников?

– Ничего я не планировала, никого не убивала, соучастников не приобретала.

– А ведь Стокман скончался, Алиса. Не далее, как два дня назад, ушел к предкам,

не приходя в сознание. Понимаешь, что это значит? Да, трибунал и расстрел.

Постараемся смягчить приговор, заменив его пожизненным, или будем упрямиться

дальше?

Алиса молчала: ей подходил третий вариант – отслужить оставшиеся десять месяцев,

пусть с тоннелями и даже пусть под началом Стокман, но отслужить и покинуть `дружескую'

территорию дивизиона навеки, вычеркнуть из памяти эти два года, как досадное

недоразумение, жуткий, но сон. Однако именно этот вариант ей больше и не светит.

– Значит, будем упрямиться… Хорошо. Фамилия?!

– Сталеску.

– Не слышу.

– Сталеску!

– Личный номер?

– 231351

– Кто вам помогал осуществить план убийства старшего по званию?

– Полковник Карлов и лейтенант Федосов.

Лейтенант, не сдержавшись, ударил ее по лицу. Алиса свалилась с табурета. Тяжело

поднялась, потрогала пальцами разбитую губу и исподлобья посмотрела на мужчину:

– Нервы сдают, лейтенант?

– Сядь, – поморщился Федосов, потер шею, отвернувшись к окну. – Мне еще не

доводилось бить женщин. Паршивое, надо сказать, ощущение… Но ты меня достала.

Взаимно – согласно кивнула Сталеску, возвращаясь на табурет.

– С минуту на минуту придет моя смена. Я знаю кто и не завидую тебе. Для него

ударить человека, что муху убить.

– Пугаете?

– Констатирую. Он лирику усопших поэтов тебе читать не станет и уговаривать не

подумает – выбьет информацию, причем ту, что нужна ему. Ты все скажешь,

подпишешь, согласишься с любым вздором буквально через сутки. Максимум. Причем

будешь рада взять на себя и чужие преступления… Что так смотришь? Думаешь, лгу?

Ничуть. Смысл? Он явится через четыре минуты – очень пунктуальный человек – и ты

сама убедишься в его выдающихся способностях. Вспомнишь еще лейтенанта Федосова

добрым словом… Три минуты… Выбор за тобой: общаешься со мной – а я, так и

быть, готов ради твоих прекрасных глаз остаться в этой неблагоустроенной сауне.

Жалко мне тебя – пропадешь ведь…Или будешь беседовать с монстром. Приятных

впечатлений не гарантирую, а вот самых отвратительных будет масса… Две минуты…

Ты явно стремишься в объятья костолома. Не терпится вкусить прелести сломанных

конечностей? Почувствовать себя на месте жертвы средневековой инквизиции и

узника гестапо? Твое право… Минута… Ладно, мое дело предложить, твое дело

отказаться.

Лейтенант слез со стола и принялся складывать дискеты, флэши, бумаги, приводя в

порядок документы. И не обращал внимания на Сталеску.

Алиса даже спать передумала. С долей страха смотрела на сборы Федосова и не

знала, что сказать: остановить? Смысл? Что она ему скажет?

Признаться? В чем?

Добровольно подписать признание во всех смертных грехах человечества?

Да, умеют особисты на психику давить. Ах, мастера! Нет уж, она как-нибудь

переживет уход Федосова и будет дальше придерживаться линии своих показаний —

авось, целой останется. А что там за монстрик лихого лейтенанта сменит, ей, в

общем-то, бирюзово в звездочку.

Дверь за спиной девушки с шелестом отъехала, и Алиса напряглась, чувствуя

невольный трепет.

– О, привет! – качнул ладонью Федосов, приветствуя напарника, который не

спешил предстать пред очи Сталеску, так и стоял за ее спиной. Лейтенант со

значением посмотрел на девушку, добавляя ей неприятных ощущений, и взяв кейс,

пошел на выход.

– Завещаю тебе расколоть этот грецкий орех, – бросил сменщику.

Алиса сжалась, услышав в ответ смешок, и приготовилась к спаррингу с циклопом,

не меньше. Изображать индифферентный спортивный мат или боксерскую грушу она не

собиралась.

Дверь с шелестом закрылась за Федосовым, и новый особист двинулся к столу

подозрительно медленно, словно специально тянул время, нагоняя еще больше страха

на рядовую. Еще бы – наверняка уже в курсе беседы и прекрасно видел, какое

впечатление последний спич лейтенанта произвел на подозреваемую. Вон сколько

жучков да камер по периметру помещения натыкано!

Сталеску почувствовала приближение нового тирана всеми аксонами нервных

окончаний. Низко склонив голову, покосилась на мужчину, остановившегося слева в

метре от нее – начищенные армейские ботинки, крепкие ноги – ни тебе шерсти,

когтей и хвостов, напророченных лейтенантом. Взгляд пошел вверх, к лицу

обещанного монстра.

– Привет! – широко улыбнулся Игнат Гнездевский, с насмешкой разглядывая

вытянувшееся от удивление лицо Сталеску. – Вижу, не ожидала.

Хмыкнул он, присаживаясь на край стола:

– Ужинала? Понятно – нет. Федосов садист тот еще.

Игнат нажал кнопку на поверхности стола и приказал:

– Обед на двоих и включите кондиционер! Ох, и парилка здесь, – качнул головой,

оглядев помещение.

– Ты?! – обрела дар речи Алиса.

– Я, – кивнул, заверяя Игнат.

– Но… ты…

Игнат, перегнувшись, открыл ящик стола и оптом сгреб в него весь состав

документальных нагромождений, потом ногой пододвинул табурет и жестом пригласил

девушку:

– Двигайся. Сейчас поужинаем и поговорим. О, кондишены заработали, – вскинул

голову вверх, осматривая пазы приборов, словно из них должен был повалить как

минимум дымок фреона.

Алиса зажмурилась от блаженства, когда прохладный воздух коснулся ее лица.

– Н-да-а, девушка, ваша живучесть делает вам честь. Я и двух минут в этой

парной без ущерба для психики не смог пережить.

Алиса хмуро уставилась на него:

– Ты кто?

– Ну, вот, еще не покушали, а уже к делу! Как скажешь… Да, ты двигайся к

столу, что сидишь посреди комнаты, как мухомор на пригорке? Давай, будь как дома,

но понятно, не забывай, что в гостях. То есть: ноги на стол не возлагать, в

салфетки для монитора не сморкаться, – усмехнулся Игнат.

– Весело тебе? – оскалилась в ответ Сталеску, умиляясь его беспринципности, —

какие славные вояки у нас в отделе расследований обитают – сами преступления

планируют, сами расследуют. Не служба – сказка!

– А я не особист, Алиса, я своновец. Неужели еще не поняла? – почти с

нежностью посмотрел на нее Гнездевский.

– Ах, вот как… Да, куда уж нам. Был рядовой, теперь – лейтенант, а в свете

открывшихся фактов можно смело предполагать звание капитана.

– В точку, – кивнул тот и слез со стола, увидев двух дежурных с подносами на

перевес, застывших у входа. – Прошу сюда.

Ужинали молча. Алиса, несмотря на зверский аппетит после трехдневной голодовки,

впихнуть в себя все содержимое комплексного офицерского ужина не смогла, да и

вопросы мучили сильней голода – хотелось пищи, но для ума и желательно с

внятными пояснениями.

Она решительно отодвинула поднос, уставилась на Игната:

– Ну, и зачем я нужна СВОН?

– Абсолютно, – отрицательно качнул головой мужчина, тщательно пережевывая

бутерброд с икрой.

Алиса растерялась – вывод, к которому она пришла, был, по ее мнению, единственно

верный. Ан нет. Тогда зачем этот своновец крутился вокруг них с Люцией?

– Маликова?

Игнат закатил глаза к потолку и вновь отрицательно качнул головой. Проглотил

пережеванное, взялся за чай. Сталеску еле сдержалась, чтоб не отобрать у него

стакан и не потребовать объяснений.

– С чего ты вообще решила, что вами заинтересовался СВОН?

– А зачем ты тогда ламбаду вокруг нас танцевал, вербовал в ряды камикадзе?

– А с чего ты решила, что вокруг вас? У меня свое задание было, не имеющее к

вам ни малейшего отношения. Пошел пописать, а там две красотки со швабрами.

– Твое задание было пописать в местном сортире во благо Отечества? Ни себе фига,

какая сложная задача! За нее, наверное, капитанские лычки и получил? – ехидно

скривилась девушка. Игнат фыркнул и чуть не подавился чаем от смеха. Отодвинул

стакан и, сложив руки на столе, с улыбкой воззрился на Сталеску.

– Ты чудный экземпляр острозубой стервочки. Но таких у нас хватает, так что

сильно не резвись, мне ведь в ответ покусать несложно. Практика большая.

– Слышала, ас. Вы еще мастер полотер и гипнотизер-оратор.

– Расскажи это полковнику, может, проникнется и майора присвоит?

– Да, видала я твое начальство…

– Правильно, даже знаю где – далеко, глубоко, со всеми вытекающими

последствиями, – Игнат нажал кнопку вызова дневальных, насторожив Алису. Она

молчала, пока не убрали со стола. – Так-с, ну, что, поговорим девица– красавица?

Гнездевский в раздумьях отстукал пальцами по опустевшей поверхности стола пару

тактов и включил компьютер:

– Не знаю, удивлю ли тебя, но…в фекалиях ты по саму белу шейку. Подруженька

твоя сдала тебя со всеми пунктами. Ну, не просто так понятно, за реабилитацию и

комиссацию. Вещички на выход собирает. Во-от… снимает перечисленное на счет за

потертый фейс. Глянь, если не веришь, – мужчина повернул ноутбук к девушке. На

экране был счет Люции Маликовой, значительно обогащенный и сейчас убывающий.

Цифры стремительно менялись, пока не сошли к нулю.

– Оп-па! – развеселился Игнат и, словно издеваясь, с насмешкой посмотрел на

девушку. Алиса и хотела бы не видеть, не знать, не верить, да факты мешали.

– Фальсификация, – из упрямства буркнула она, прикусив губу, и запретила себе

думать о Люции плохо, чтобы ей еще ни показали, ни рассказали. – Я и не такой

фильм могу снять.

– Как скажешь, – пожал плечами Игнат. Та легкость, с которой он согласился,

усугубила отвратительное состояние Алисы. Она зло уставилась на него:

– Что ты хочешь?

– Ничего. Вопрос не ко мне. Переверни – что хочешь ты?

– А ты джин?

– Почти, – Гнездевский всем корпусом развернулся к девушке и начал вещать. —

Давай реально посмотрим на ситуацию: положение твое с любой стороны смотри – не

позавидуешь. Стокман мертв, и все улики, показания свидетельствуют против тебя.

По ним следует, что ты задумала убийство, давно и планомерно шла к его

исполнению. Причина ясна, и в общем-то… с точки зрения тех, кто был в курсе

ваших трений с сержантом, понятна, даже в какой-то степени, возможно, и

оправдано. Но трибуналу сентенции не нужны, у них на руках будут факты: ты

спланировала убийство человека, который исполнял свой долг и усиливал контроль в

ответ на твои эскапады. В свете всяческих бумажек: показаний и характеристик

следует, что он – ангел, а ты – исчадие ада. Отмороженная девица, хамка,

хулиганка. У него чистый послужной список, благодарности и прочее, у тебя —

приводы, характеристика… на вурдалака приятственее будет. Короче, приговор

ясен еще до начала слушанья дела: нарушение территориальной собственности

гражданина и должностного лица, издевательство над старшим по званию,

игнорирование его приказов, срывы занятий, грубость по отношению к сослуживцам,

воровство – где вы прибамбасы брали? Ага, с оружейного склада, из учебки…

– Ты дал…

– Я? Да ни боже мой! Я вообще в природе не существую. Далее – сознательное

уничижение авторитета служащего ОНВ и подрыв в его лице лучезарного облика всех

национальных войск, соответственно. Всего перечисленного хватает на двадцать лет

штрафных исправительных работ без смягчения приговора. А если добавим

сознательное, хорошо спланированное убийство… – Игнат развел руками. —

Расстрел однозначно, вне зависимости, признаешь ты себя виновной или нет. Вина

все равно уже доказана, зафиксирована и лежит под моей ладонью.

Алиса угрюмо молчала – а что скажешь?

– Давай так – сейчас ты отправляешься в камеру и думаешь. Крепко думаешь… дня

два. Больше дать не могу, этот срок – фантастика. И мыслишь в одном направлении

– хочешь ли ты умереть во цвете лет из-за гнилой подружки и дурного сержанта?

Что тебе милей в свете данного выбора – превратиться в постановление о расстреле,

в уведомление о, прямо скажу, паршивой смерти, что уйдет в родной дом, или

написать рапорт о принятии тебя в ряды СВОН, где тебя научат, не размениваясь на

мелочи, применять силы на благо Отечества. А чтоб не возникало сомнений, и ты не

навесила мне еще одно внеочередное звание – мастера по развешиванию макаронных

изделий на уши, я советую тебе ознакомиться с одним документом.

Игнат порылся в ящике стола, куда скидал бумаги и флэши, вытащил пластиковую

папку:

– Вот он, милый! Возьми, почитай. Весьма поучительная информация.

Девушка нехотя взяла листы, принялась читать, и чем дальше вчитывалась, тем

сильнее менялась в лице:

`– Лиса, извините, Алиса Сталеску, давно задумала убить сержанта. Мне трудно

вспомнить, когда она первый раз сказала – `я его убью! Но это точно произошло в

первый год службы под его началом. Алису выводило из себя буквально все, чем нам

приходилось заниматься. Она постоянно ворчала, критиковала и службу, и

начальство, и устав, а сержанта возненавидела за одно то, что он не давал нам

послабления. Я не придавала значения ее выпадам, думала – устала, постепенно

втянется в режим и все пройдет, но постепенно разговоры об убийстве стали

напоминать паранойю. Она говорила об этом каждый день и даже не раз просила меня

помочь. А потом попросила постоять на углу дома сержанта, чтоб она могла в его

отсутствие беспрепятственно проникнуть в дом и заложить взрывчатку. Я отказалась

и… подумала, что она бредит. Я и мысли не допускала, что ее угрозы воплотятся

в жизнь. Поэтому не доложила сержанту о том, что задумала Сталеску… Да, и

откуда она могла взять взрывчатку?…

– Вы знаете, отчего погиб сержант Стокман?

– Говорят, от взрыва…

– Он чистил оружие. Вставил обойму и ушел к праотцам. Один патрон в связи с

несоответствием калибра и особым видом детонатора сработал, как мина. Началась

цепная реакция. Весь арсенал в доме сержанта взорвался.

– Вы хотите сказать, что она все-таки поменяла патроны и заложила мину в доме

сержанта?

– Именно. Ваша подруга…

– Какая же она мне подруга после подобного преступления?

– Не верю! – Алиса брезгливо отбросила листы от себя. – Сочинение рядового из

особого отдела. Практикуются юнцы, да? Или подобный пасквиль прерогатива

тренировочных занятий СВОН?

– Алисия, а какой мне смысл чернить твою подругу? – поддался к ней Гнездевский.

– Не знаю, – совершенно расстроилась она.

– Может, Маликова замешана в преступлении, а? – подозрительно прищурился

капитан.

Алиса сжала челюсти, опустила взгляд.

– Ясно-о-о, – протянул тот, – женская солидарность. Хор-рошая вещь. Одна

топит, другая в ответ и `мяу' не скажет. Ну, дело твое.

Игнат нажал кнопку, вызывая караульных:

– Двигай в камеру думу думать. Ежели раньше в ум войдешь, позовешь. Я не гордый

– приду, – широко улыбнулся ей в лицо и, придвинувшись, положил ладонь на

колено девушки.

– За что ж такая честь-то, а? – в упор посмотрела на него Сталеску.

– О-о! Ну и взгляд – валькирия! Не пугай ты меня, а то ведь энурез заработаю,

спишут, – замахал тот ладонью, улыбаясь во всю зубную наличность.

– Что ж ты такой веселый? И заботливый. Что хочешь? – качнулась к нему Алиса.

– А сама не понимаешь? – качнулся к ней и Игнат: во взгляде больше не было

смеха. Он стал острым, пристальным.

– Тела? – выдохнула ему в лицо Сталеску.

– Зачем мне твое тело? У меня этих тел – три взвода. Живу, как падишах.

– Тогда что? Только не говори мне, что у тебя врожденная доброта и альтруизм в

генах из поколения в поколение передаются и вообще ты святой бессеребренник.

– Почти в цель. Да, и что с тебя возьмешь, кроме того самого тела, что мне без

надобности? Нет, фигурка, конечно, у тебя… – Игнат задумчиво погладил колено

девушки, – симпатиш-шная. Но я лучше видал и имал, – вскинул взгляд, в котором

непонятная тоска смешалась с почти осязаемой нежностью. – Нравишься ты мне,

Лиса, есть в тебе то, что не в каждом и при тщательной проверке найдешь —

стержень. С виду юная чаровница, барышня – гимназистка, а на деле зубы сломаешь.

– Вот и побереги премоляры.

Игнат хмыкнул:

– Давай дружить, а, Алиса? Я тебе в такую сказку устрою, что все маликовы и

стокманы от зависти портупею съедят.

– Еще одной в гарем али Гнездовского?

– Зачем? С твоими-то данными ко всем? Ты у меня по спецпредложению пойдешь, как

суперагент. Таких дел с тобой натворим…. Я раз предлагаю, девочка, кто

соглашается – не жалеет.

– А кто не соглашается?

– Ответ придумай сама.

Алиса внимательно посмотрела в зеркально чистые глаза капитана и попыталась

найти причину его лояльности и явного расположения к ней. Но куда шестерке

понять туза? Однако жить хочется любому существу и желательно хорошо жить. А для

этого Алисе нужен покровитель, иначе не выбраться, не всплыть и не выгрести.

Этот хитро сделанный своновец подходил на роль буксира и спасательного жилета за

неимением других вариантов. К тому же был приятен и внешне и внутренне – не хам,

не дурак, да еще веселый и необидчивый.

И все же Сталеску не торопилась сказать `да', надеясь за те два дня, что с

барского плеча кинул ей на раздумья капитан, разгадать его игру и хотя бы

иллюзорно просчитать варианты будущего, что ей сулят его сладкие речи. Также