Текст книги "Гладиатрикс"

Автор книги: Рассел Уитфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Да с чем там было биться-то, – сказала Даная. – Я всю дорогу чуть не на себе эту сучку тащила!

– Это верно, – подала голос подошедшая Фиба.

В этот день она еще не сражалась и пребывала в радостном предвкушении. Сильных соперниц, кажется, не предвиделось, а значит, особо и переживать было не о чем. Все останутся живы.

– Все потому, что вы усердно учились, – напомнила им Лисандра. – Притом по-спартански, то есть превосходя все, что вам прежде внушали!

Даная на это ничего не сказала. Фиба же дождалась, пока Лисандра отвернется, и подмигнула подруге.

– Как вы, девчонки? – спросил Палка, заглянувший к эллинкам.

– Я в порядке, готова идти на арену, – сказала Лисандра.

– Я не тебя спрашиваю. Даная, ты как?

– Все в порядке, Палка, – отозвалась та. – Поединок оказался простым.

– Ну и порядок. – Парфянин выставил в ухмылке лошадиные зубы. – Потому что тебе предстоит драться еще.

– Что?.. – опешила Даная.

Как ни гладко у нее все прошло, но мало кому охота ставить на кон свою жизнь второй раз на дню.

– А то, что зрители недовольны. Другой луд оказался по уши в дерьме, потому что они привезли одних новичков, а те и попали… под вас. Все, кто худо-бедно разбирается в боях, видят, какие штуки вы проделываете с этими неумехами. Бьетесь до кучи еще и за них. Выглядит, конечно, не так скверно, как у Сорины, но тем не менее…

– Ну и когда ей драться-то?.. – напряженно спросила Лисандра.

– Позже, – сказал Палка. – В общем, так!.. Я вокруг да около ходить не умею, а потому вот вам вся правда. Фронтин обозлился на ту школу и выкинул ее с игр. Это значит, что отныне всех бойцов поставляет только наш луд. Ясно?

Эллинки дружно ахнули. Даная невольным движением отодвинулась от Лисандры. Все было ясней ясного. Если дела пойдут совсем уже плохо, то может статься, что им придется встретиться на арене.

– Правитель отменил даже помилования, обещанные кое-кому из местных преступников, – продолжал Палка. – Сейчас они бьются между собой. Так он извиняется перед зрителями за то поганое зрелище, которое они до сих пор наблюдали. Тем временем ваши поединки переписывают по новой.

Женщины беспомощно переглянулись. Растерянной выглядела даже Лисандра.

– Случается и такое, – коротко довершил Палка. – Надеюсь, вы станете драться как следует.

– Но, Палка… – начала было Фиба.

– Никаких «но». Мы все равно ничего не можем поделать.

Он немного помедлил и договорил:

– Как ни жаль.

Хуже всего было то, что он говорил вполне искренно, и женщины это понимали. Круто повернувшись, парфянин вышел за дверь.

В помещении повисла тягостная тишина.

XLI

– Великолепное решение! – Фронтин приветственно поднял кубок с вином.

Бальб благодарно склонил перед ним голову.

– Спасибо на добром слове, правитель.

С некоторых пор они стали деловыми партнерами, но переступать разделявшие их границы отнюдь не годилось.

– А другого ланисту не очень огорчило твое предложение? – спросил Фронтин.

Бальб улыбнулся.

– Ни в коем случае, господин мой. Напротив, он даже обрадовался. С одной стороны, все то, что он имел в виду заработать, достанется мне, с другой – мои девочки выкосили бы весь его луд, так что в итоге он потерял бы больше. Мог бы и вообще разориться…

Взгляд Фронтина стал жестким.

– Но теперь и ты понесешь потери, ведь так? Твои лучшие воительницы вполне могут поубивать одна другую!

– Тоже верно, – согласился Луций. – Одна надежда, что их искусство побудит тебя даровать им миссио.

Правитель ожег его испепеляющим взором.

– Полагаю, ты ни в коем случае не надеешься на то, что наши совместные планы как-либо повлияют на мой приговор.

Кровь бросилась Бальбу в лицо. Именно на это он и надеялся, но показывать такое было нельзя, и он лишь откашлялся.

– Тот, кто берется за дело, должен быть готов рисковать, – сказал ланиста. – Я заработал определенную репутацию и должен любой ценой ее поддержать. Да и зрителей нельзя лишать зрелища, которое они заслужили… не говоря уже о тебе. В моей школе много добрых воительниц. Если я кого-то из них потеряю, значит, такова воля богов. Правду сказать, ты меня просто потряс сейчас, предположив, будто я усомнился в тебе как в сугубо непредвзятом вершителе судеб поединков.

Кажется, правитель сменил гнев на милость.

– Против кого же ты думаешь поставить Лисандру? – спросил он.

Бальб развел руками и ответил чистую правду:

– Пока не знаю. Я честный человек и всякий раз велю метать жребий. На кого боги укажут, против того и поставлю.

– Не сомневаюсь в победе спартанки, – уверенно заметил Фронтин. – Кстати, как там обучается ее войско?

– Очень неплохо, господин мой, очень неплохо. Покамест она натаскивает своих ближайших сторонниц, но я веду в луде большое строительство, чтобы было куда поселить наших новеньких. К тому времени Лисандра вполне обучит своих подруг и обзаведется, как она выражается, последовательностью управления. Имеется в виду, что ее старшие ученицы возьмут новеньких под крыло.

– Прямо как в настоящем войске, – просиял Фронтин.

– Она приняла наш план очень близко к сердцу, – подтвердил Бальб. – Опять-таки и с рынка рабов до меня доходят добрые вести. Фалько, мой друг-устроитель, пребывает в каждодневных трудах. Он говорит, что твоя блистательная идея заразила многих ланист. Так что ко дню великой битвы У нас не будет недостатка в обученных гладиатрикс…

– Которые учинят кровавую баню, – кивнул Фронтин. – Императору должно понравиться.

– Не говоря уже о народе, – поддакнул Бальб. – Славлю тебя, господин мой, твоя идея осенена гением!

– Спасибо на добром слове, ланиста. Надеюсь, ты останешься здесь со мной, чтобы мы могли насладиться зрелищем вместе?

– Почту за честь, – улыбнулся Бальб, молясь про себя, чтобы в этот вечер все сошло гладко.

Его так и преследовал вид мертвого тела Лисандры, распластанного на белом песке.

* * *

После услышанного от Палки смеяться и болтать не хотелось уже никому. Эллинки сидели на своих лежанках, угрюмо уставившись в пол. Фиба помогала готовиться Лисандре. Той предстояло драться по-фракийски, в одной набедренной повязке. Устроители игр предпринимали все усилия для умиротворения разгневанных зрителей. Вид ее почти обнаженного тела должен был стать успокоительным средством. Это при том, что по первоначальному плану ей надлежало идти на арену в тяжелых доспехах. Саму Фибу, как им удалось выяснить, должны были выпустить в качестве ретиарии, тоже одетую в один лишь сублигакулум.

Они молча намазывали одна другую маслом, избегая смотреть в глаза. Когда с самым необходимым было покончено, девушкам осталось только заново усесться и ждать. Было слышно, как над их головами, за каменной толщей, притихла арена. Это значило, что поединки осужденных преступников подошли к концу. Наступал черед гладиатрикс.

Лисандра все еще пыталась совладать с потрясением. Мысль о том, чтобы обратить меч против подруг, была отвратительна и невыносима. У спартанцев не было заведено убивать союзников. Но проигрывать схватку было еще более не по-спартански! Она знала, что не сможет биться вполсилы. Наверняка о том же думали и другие. Губы Лисандры сошлись в одну прямую черту. Она вспомнила, как уговаривала Эйрианвен забыть прежнюю дружбу и не давать пощады Сорине.

«Нет, нельзя позволять себе сейчас думать об этом, если только я не собираюсь скорейшим образом воссоединиться с Эйрианвен в Гадесе! Быть может, некая часть моего существа когда-то к этому и стремилась, но моя добровольная смерть лишь разочаровала бы подругу, если бы мы и правда встретились по ту сторону Стикса».

Она обвела своих эллинок взглядом. При всем том, что жизнь в луде и совместное воинское учение очень тесно их сблизили, каждая стремилась остаться в живых. Вернейший путь к выживанию понуждал перешагнуть через мертвое тело соперницы на арене.

«Не соперницы. Врагини! – мысленно поправилась Лисандра. – Женщина, вставшая передо мной на арене, должна называться именно так. Врагам не полагается ни милосердия, ни пощады. Если мне придется прирезать Данаю или заколоть Фибу, что ж, я это сделаю».

– Лисандра!

Вскинув глаза, она увидела в дверном проеме рослый силуэт Катуволька. Он угрюмо смотрел на нее, и она молча поднялась на ноги.

«Дух – это ведь тоже оружие. Если мне доведется драться против какой-нибудь эллинки, то пусть все видят, что я готова и к этому. Промедли я, и они почтут мою медлительность за нежелание биться».

Шагая вперед, она сказала себе, что уже выиграла первую схватку, только это почему-то совсем не радовало ее.

* * *

Выйдя из жилого покоя, Лисандра попросила Катуволька оставить ее. Весь длинный путь до выхода на арену она хотела проделать одна. К тому же девушка до последнего не хотела знать, с кем столкнет ее судьба, и боялась, что наставник сейчас вызовет еще кого-то из эллинок. Пусть врагиня как можно дольше остается безликой. Узнать имя значило сразу увидеть в ней человека.

Повсюду суетились служители арены, но шум и голоса постепенно словно бы отдалялись, делались глуше. Лисандра освобождала свой разум, дабы ничто не помешало боевому сосредоточению. Она должна была победить. Она. Должна. Была. Победить.

«Слишком многое стоит за мной. Мои эллинки. Мое войско. Они же пропадут без меня.

Боги, сделайте так, чтобы это оказалась Сорина!»

Остановившись наконец у ворот, Лисандра прикрыла глаза, выдохнула через нос и ступила на песок, приветственно воздевая руки. Уже – Ахиллия, не Лисандра. Она была готова сражаться.

Зрители сразу отозвались на приветствие и стали дружно выкликать ее имя. Уж она-то, Ахиллия, нипочем их не подведет. Уж она-то даст им какое следует зрелище. Да не простое, а несомненно величественное, достойное памяти.

Лисандра остановилась на середине арены. Противоположные ворота лязгнули, отворяясь, и врагиня обрела лицо. При ее появлении зрители чуть не разнесли цирк. Они мигом поняли, что сейчас произойдет битва равных. Живой останется только одна.

* * *

Сорина с ума сходила от ярости. Она гневалась и на толпу, и на себя – за то, что во время поединка не удосужилась немного подумать. Даже этой дуре-гречанке Данае хватило здравого смысла понять, что соперницу надо было поводить, как рыбу на удочке, тогда как она, прославленная Амазона, поторопилась убить и лишила зрителей развлечения.

Но вот кого она первым долгом и с удовольствием сейчас задушила бы, так это Лисандру. Ненависть к обнаглевшей спартанке просто сжигала ее. В ушах так и звучали слова, произнесенные тем недомерком в желтой тунике. Они означали, что галикарнасский люд переметнулся от нее к Лисандре. Сорина презирала толпу, но эта измена больно била по ее самоуважению, по ее чести. Тем более что Лисандра была в самом деле ничем. Кучкой навоза. Наглым подростком, нахватавшимся кое-каких приемов. Ничего от истинной воительницы в ней не было и быть не могло!

Когда Сорина узнала, какие изменения претерпело расписание боев, ее сердце так и запело. Боги, не иначе, вознамерились наконец-то наградить ее за все муки. Вот она, желанная возможность поквитаться с сучкой-гречанкой!

Она удалилась в свою комнатку и принялась истово, жарко молиться, чтобы жребий указал разом на нее и на Лисандру. Вот это было бы счастье превыше всего, о чем только можно мечтать!

Она так распалила себя, рисуя воображаемые картины смерти Лисандры, что между бедрами сделалось влажно и жарко. Она будет стоять, политая кровью спартанки, и рубить, рубить на части ее бледнокожее тело, а толпа станет приветствовать каждый удар слитным, яростным криком. В тускнеющих глазах Лисандры смешаются ужас и боль, предсмертные корчи заставят ее обмочиться. Сорина же испытает немыслимое блаженство, железной рукой вгоняя железный клинок в кровавую плоть.

Стремление убить Лисандру успело стать для нее сродни жажде, сосущему голоду. Она не чувствовала подобной ненависти даже к римлянам, которые пролили немало дакийской крови и отняли у нее свободу.

«Дайте мне только одну-единственную возможность, – мысленно повторяла она. – Пожалуйста, боги. Только возможность встать против нее на арене. Больше я ни о чем не прошу».

Она с радостью отдала бы собственную жизнь, лишь бы Лисандра умерла мгновением раньше нее. Пусть спартанка провалится в Хель с мыслью о том, что она повержена.

Дверь за ее спиной отворилась.

– Сорина, – хмуро проговорил Палка. – Ты бы лучше готовилась.

Она обернулась к нему. Глаза первой воительницы еще не прояснились от страстных мечтаний и молитв.

– Скажи скорей, с кем я буду сражаться? – спросила Сорина почти умоляюще.

* * *

Зрители, снедаемые предвкушением, начали ритмично топать ногами. Уж что говорить, зрелище им предстояло не среднее. Фронтин тщательно старался изобразить этакую отстраненность и ничем не выдать снедавшего его жгучего интереса, но и он невольно заерзал, глядя, как навстречу Лисандре идет ее соперница. Это будет поединок из тех, которые долго потом служат пищей для пересудов. Германка несла громадный скутум и в целом была вооружена как мирмиллон. Ее руки и плечи защищали кожаный рукав и стальные накладки. Помимо доспеха на ней была лишь короткая кожаная юбочка, и толпа уже ревела от восторга. Обе соперницы являли собой сущее украшение своего пола – рослые и прекрасные, и от вида их прелестей по подбородкам зрителей стекала слюна. Похоть и смерть! Вот отчего сходят с ума. Вот ради чего они здесь собрались.

Что ж, Фронтин в изобилии давал им то и другое.

* * *

Лисандра суженными глазами наблюдала за подходившей соперницей.

– Здравствуй, Лисандра! Как ты сегодня? – с холодноватой улыбкой окликнула ее Хильдрет.

– У меня все хорошо, Хильдрет. А как у тебя? – отозвалась она, блюдя их давнишний дружеский ритуал.

– У меня тоже все хорошо, – сказала германка. – Жаль, что ты сегодня умрешь. Ты мне нравишься.

Лисандра чуть помедлила. На нее нахлынули совсем непрошеные воспоминания… Вот они, новые приобретения Бальба, сидят в зарешеченной повозке, которая везет их в луд из Галикарнаса. Доброта Хильдрет, угостившей хлебом совсем незнакомую молодую эллинку. Смех германской девушки, выкрикивавшей непонятные латинские слова, которым учила ее Лисандра. Веселое изумление самой Лисандры при виде изобильной растительности на лобках варварок – пока им не придали вид, достойный цивилизованных женщин.

Тот их первый бой на учебной площадке. Невероятная сила и скорость германки, та легкость, с которой она опрокинула Лисандру и отколошматила ее деревянным мечом.

У спартанки даже теперь на какой-то миг пересохло во рту, а мышцы живота собрались узлами.

Хильдрет правильно истолковала ее взгляд, кивнула, а ее улыбка превратилась в оскал.

Это подействовало на Лисандру как приводящая в чувство пощечина. Она моргнула и выпрямилась. Ее слуха достиг выкрик аренного служителя, означавший начало поединка. Германка тотчас пригнулась в боевой стойке. Лисандра стояла прямо, не торопясь повела шеей влево-вправо и дважды крутанула в руке меч, что успело стать ее отличительным знаком.

Толпа взвыла. По этому движению Хильдрет должна была уразуметь, что Лисандра ее не боялась.

У германки вырвался рык, но жест соперницы оказался недостаточным для того, чтобы понудить ее безрассудно устремиться вперед. Как ни убеждена была воительница в собственном превосходстве, у нее хватало здравого смысла не ждать очень легкой победы.

Вот она подняла меч, нацеливая его над краем широкого скутума, и тогда только Лисандра приняла боевую стойку, готовясь отводить своим маленьким щитом выпад германки. Рыжеволосая гладиатрикс начала сдвигаться вбок, выбирая положение для атаки, но и Лисандра не осталась на месте, не позволяя ей добиться преимущества.

Во время предшествовавших боев публику неизменно раздражало такое вот топтание по кругу, но сейчас зрители заворожено следили за каждым движением. Они отлично знали обеих воительниц. Обе успели снискать их любовь. Победительница станет поистине великой.

И знатоки, и даже случайные посетители арены были уверены в том, что, когда Хильдрет и Лисандра наконец сойдутся, зрелище окажется достойным.

Спартанка напала первой. Это движение приветствовал многотысячный рев.

Ее клинок метнулся вперед. Меч Хильдрет принял его, отозвавшись ясным, чистым, далеко слышимым звоном. Германка ответила мгновенным выпадом, не давая Лисандре завладеть инициативой. Ее меч в свою очередь отлетел от маленького фракийского щита.

Лисандра танцующим движением отступила, приглашая Хильдрет последовать за собой. Германку защищала прочная броня, но она же, вкупе с увесистым скутумом, отягощала ее. Если слишком много двигаться, то она может скоро устать. Легкость и проворство против тяжеловесной медлительной силы – вот она, интрига, вот она, схватка противоположностей, которой так жаждала толпа.

Ну что ж, силы Хильдрет в самом деле было не занимать! Она шагала и шагала вперед, ее рука с мечом не ведала устали, стараясь прорубить изощренную оборону Лисандры. Та не поддавалась и сама норовила ударить в ответ, но короткий меч раз за разом отлетал от громадного скутума. Вот Хильдрет еще подалась вперед, клинки встретились в воздухе и замелькали в рваной, стремительной пляске. Потом германка ударила щитом, обращая его в оружие нападения. Он угодил Лисандре прямо в грудь, обрывая дыхание. Спартанку швырнуло наземь.

Толпа буквально взвыла, зрители вскочили на ноги все до единого.

Хильдрет тотчас подоспела к упавшей сопернице, надеясь положить поединку скорый конец, но Лисандра уже перекатилась и приподнялась на одно колено, вскидывая свой собственный щит. Она успела остановить удар, нацеленный в шею. Хильдрет опять занесла скутум, желая заново сшибить ее с ног. Спартанка сделала неожиданный выпад и оттолкнула противницу.

Та споткнулась, это мгновение позволило Лисандре вскочить и немедленно затеять атаку. Варварка успела восстановить равновесие и благополучно ушла от ее ударов, мастерски орудуя тяжелым щитом. Лисандра, однако, не отставала, и один ее особо хитроумный тычок полновесно пришелся Хильдрет в бронированное плечо. Кожа и металл давали кое-какую защиту лишь от удара вскользь, и на арену брызнула первая кровь.

Раздосадованная германка вскрикнула, принялась яростно отбиваться, но в тесной рукопашной ее длинному мечу было не развернуться. Ну что ж! Являя завидную сообразительность, она наотмашь приласкала Лисандру рукоятью в висок, почти оглушив ее.

Спартанка тотчас вышла из ближнего боя. Хильдрет устремилась в погоню и вычертила кончиком клинка длинную царапину у нее на спине. Толпа снова взревела. На солнечном свету бисеринами вспыхнули алые капли.

Лисандра закричала скорее от негодования, чем от боли и снова развернулась лицом к Хильдрет. Вдохновленная видом крови соперницы, германка, точно фурия, устремилась вперед, сверкая белыми зубами.

Предпочитая не подпускать ее вплотную, Лисандра прыгала влево и вправо, мечом и щитом отводя сыпавшиеся удары. Она хорошо видела, как залитые по́том груди Хильдрет вздымались все тяжелее.

«Уже скоро, – сказала себе спартанка. – Еще чуть-чуть».

Она дразнила противницу, стараясь вынудить ее сделать ошибку, чуть не опаздывая защититься и вовсю притворяясь, будто совсем выдохлась, утратила скорость. Игра была очень опасная. Лисандра молилась, чтобы боевое неистовство помешало Хильдрет разгадать ее хитрость. Если подуставшая германка купится на обман, поверит, будто Лисандра утомилась куда как побольше ее самой, то она удвоит усилия, чтобы прикончить соперницу.

Их мечи встречались снова и снова. В какой-то момент напускная медлительность Лисандры сыграла с ней злую шутку – клинок Хильдрет глубоко вспорол ей бок. Лисандра ахнула в голос, когда чужое железо скользнуло по ее ребрам, тошнотворно скрежетнув вдоль кости, и отчаянно замахала мечом, силясь удержать Хильдрет на расстоянии.

Та отскочила прочь, радуясь передышке, тяжело дыша и не сводя глаз с кровавой раны на боку спартанки. Багровые струйки уже скатывались по ее бедру. Эта рана была началом медленного убийства. Так их когда-то учили. Кровь будет капать и капать, понемногу унося с собой силы. Чуть-чуть обождать – и изнемогшую Лисандру совсем легко будет прикончить.

Германка закусила губу. Когда-то она уже побила сегодняшнюю соперницу и, похоже, вплотную приблизилась к новой победе. Должно быть, сказывался боевой опыт воинственной варварки. Она с легкостью раскусила хваленую стратегию Лисандры. Да, Хильдрет сама была порядком измучена и в крови, но ее рана была ничто по сравнению с той, которую нанесла она сама.

Спартанка выпрямилась, привычно повела шеей из стороны в сторону и дважды крутанула мечом. Зрители встретили этот мужественный жест ревом восторга. Хильдрет же – и это не укрылось от Лисандры – от изумления округлила глаза.

Девушка хорошо понимала, что одной показной храбрости ей для победы не хватит. Хильдрет расправила плечи и снова двинулась вперед, высоко подняв щит. Увесистый скутум зримо подрагивал, делаясь по ходу поединка все тяжелее. Лисандра ждала.

Хильдрет сделала очередной шаг. Спартанка внезапно выпрыгнула вперед, ее нога мелькнула в классическом ударе, принятом в панкратионе. Ступня с лету врезалась в надвигающуюся стену скутума. Хильдрет закричала от боли, ее онемевшие пальцы выпустили ручку щита. Лисандра даже остановилась, не понимая, что такого могло приключиться с соперницей. Только когда Хильдрет шарахнулась прочь, она разглядела, в каком неестественном положении пребывала ее рука. Удар вывихнул германке плечо.

Их глаза встретились, и во взгляде Хильдрет Лисандра прочла муку и бессилие. Та больше ничего не могла ей противопоставить.

Лисандра покачала головой. Нет, так не пойдет!

Она отшвырнула свой щит так, что он, вращаясь, улетел прочь по песку, и не торопясь отошла, позволяя противнице оправиться. Толпа завывала, топала ногами, стонала от восхищения. Благородство Лисандры никого не оставило равнодушным.

Хильдрет, пошатываясь, подошла к каменной стене, ограждавшей арену. Влюбленные зрители тянулись к ней сверху, стремясь прикоснуться, но она их не замечала. Германка сцепила зубы и с размаху ударила больным плечом в неподатливый камень. Лисандре показалось, она даже услышала хруст, с которым вскочил на место сустав. Девушка невольно содрогнулась от боли, обрушившейся на Хильдрет.

Та и вправду упала на колени, подвывая и корчась. Лисандра держалась поодаль, зажимая ладонью рану в боку, силясь хоть как-то остановить кровь. У нее закружилась голова. Подобно германке, она присела на песок. Дыхание вырывалось из нее стонущими короткими всхлипами. Время потекло медленно-медленно, Лисандре показалось, будто даже сердце ее билось в унисон с размеренным топотом зрителей.

Тень упала ей на лицо, она подняла голову и увидела подошедшую Хильдрет. Лицо германки было белой маской боли, взгляд туманила чудовищная усталость. Ее рука вернулась на место, но висела подбитым крылом. Можно вообразить, каких усилий стоило ей любое движение. Лисандра заскрипела зубами и поднялась.

Хильдрет кивнула. Слова им больше не были нужны.

Они разом занесли мечи. Лисандра отчетливо понимала – пришло время наносить тот самый удар, пока она не потеряла сознания. От Хильдрет, похоже, не укрылось ее состояние. Германка закричала и сделала выпад. Лисандра каким-то образом сумела отбиться и ударила сама, но и ее клинок не достиг цели.

Некоторое время они так и рубились. Удар – защита. Выпад – защита…

Лисандра приблизилась к отчаянию. Ее кровь текла наземь. С нею уходили последние силы, и она сама это чувствовала. Хильдрет же стояла скалой, отказываясь давать слабину. Мастерство больше не имело значения. Теперь речь шла только о том, кто из них окажется выносливей и сильней. Лисандра принялась наседать, выплескивая остатки сил.

Мечи встречались снова и снова, мелькая едва ли не быстрей, чем в начале схватки.

Потом, сама не особенно понимая как, Лисандра ударила низом, и ее клинок вошел во что-то мягкое.

Хильдрет ахнула, задохнулась… Они одновременно опустили глаза, чтобы увидеть меч Лисандры, по самую рукоять торчавший в животе германки. Обильная кровь уже заливала кисть и запястье Лисандры. Хильдрет качнулась вперед, и вес ее тела опрокинул на песок их обеих.

– Хильдрет!..

Германка перекатилась на спину, ее голубые глаза уставились в высокое небо. Лисандра крепко схватила ее за руку и стиснула так, словно пыталась не отпустить в Гадес.

– Хильдрет, я не хотела!.. – Ее голос сорвался, по щекам хлынули слезы. – Я пыталась лишь ранить!

Что бы она прежде ни думала о врагинях, которых необходимо убить, в этот миг она говорила чистую правду.

Хильдрет чуть повернула голову, их глаза встретились.

– Ты дралась не очень говенно.

Она закашлялась кровью и попробовала улыбнуться. Судорога сотрясла ее тело, изо рта вырвался болезненный крик. Еще миг Хильдрет боролась, потом затихла. Ее рука обмякла в ладони Лисандры. Душа воительницы отлетела.

Спартанка с трудом выпрямилась, прижимая рану в боку. Цирк неистовствовал, ее имя повторяли снова и снова, выпевая его, точно молитву. Она приветственно вскинула руку и на заплетающихся ногах поковыляла к воротам жизни.