Текст книги "Гладиатрикс"

Автор книги: Рассел Уитфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Неожиданно его хватка ослабла, и Лисандра мгновенно откатилась прочь, судорожно кашляя и хватая ртом воздух. Она кое-как пришла в себя, поискала глазами супостата и обнаружила, что он тоже валяется на земле, держась за лицо. Над ним, держа наготове посох, стоял Катувольк. Где-то рядом раздавались крики Палки, призывавшего стражу.

– Оставь ее! – рявкнул Катувольк, встав между ней и нубийцем.

Нестасен успел подняться и, кажется, собирался броситься на собрата по наставничеству. В это время набежали стражники. Ни один из них не мог равняться с Катувольком или Нестасеном мощью и боевыми навыками, но их было слишком много, и они живо растащили мужчин в разные стороны.

Палка подлетел к ним вприпрыжку, чуть не лопаясь от ярости.

– Ты что делаешь, паршивый ублюдок!..

Это относилось к Нестасену.

Гигант, все еще удерживаемый стражниками, взревел, рванулся, и Палка приказал:

– Этого заковать!

Скрутить могучего Нестасена оказалось непросто. В конце концов стражники прибегли к самому простому способу. Они принялись осыпать его ударами со всех сторон. Спустя какое-то время Нестасен перестал сопротивляться. Его повалили и надели на руки цепи.

Катувольк сбросил с себя все чужие руки, поспешил к Лисандре и с бесконечной заботой приподнял ее голову.

– Ты в порядке? – спросил он.

Его зеленые глаза светились непередаваемой нежностью.

– Я просто красную тунику попросила, – прохрипела Лисандра, опасливо разминая помятую шею.

– А ну прочь от нее! – рявкнул Палка и пнул галла пониже спины.

Тот яростно обернулся, но Палка примирительно выставил ладонь.

– Хватит! Неприятностей и так достаточно!

Он приказал охране увести Нестасена и рассадить женщин обратно по каморкам.

– Я цела, – сказала Лисандра. – Правда, Катувольк, я жива и здорова!

Галл с облегчением улыбнулся и помог ей подняться. Он не сразу разжал руки. Ему явно нравилось прикасаться к ней.

– Спасибо тебе, – просто сказала она.

Подошел Палка и отогнал их друг от друга.

– Это еще что за фокусы? – пробурчал коротышка парфянин.

Катувольк хотел что-то сказать, но Палка его оборвал:

– Слышать ничего не хочу! Пошел отсюда! Живо, живо!

Галл ответил мрачным, даже угрожающим взглядом, однако повиновался.

– А ты!.. – Палка повернулся к Лисандре и приставил посох к ее груди. – Сколько лишних хлопот! Пошли со мной!

* * *

Луций Бальб сложил пальцы домиком, разглядывая нагую спартанку, стоявшую перед ним. Предосторожности ради Палка велел надеть ей цепи на руки и на ноги, так что в настоящий момент она всего более напоминала плененную, но несломленную воительницу.

– Она треснула Нестасена башкой в нос, – рассказывал Палка. – От нее одни неприятности, Бальб, и ты очень хорошо это знаешь. Непокорство – штука заразная! Оглянуться не успеем, как все девки взбунтуются!

Бальб жестом велел ему замолчать.

– Что случилось? – обратился он непосредственно к Лисандре.

– Он пытался прикасаться к моим интимным местам, – ответила она. – Но мы не шлюхи, ланиста, вот я и не позволила ему меня лапать.

– Один из стражников утверждает, будто ты отказалась надеть предложенную тебе одежду. Это правда?

– Почти, – согласилась она. – Я спросила Нестасена, можно ли мне надеть красную тунику, и совсем не предполагала, что из этого выйдет. Просто красный – это цвет Спарты.

Бальб откинулся к спинке кресла и уставился в потолок. Мелочь, конечно, но Тит уже рассказывал ему о неприязни, которую Нестасен возымел к Лисандре. И вот вам пожалуйста. Ничтожная просьба, из-за которой, по идее, ничего такого не должно было произойти, вылилась в открытую драку между наставником и гладиатрикс. Гордая Лисандра и недоумок Нестасен. Если следовать правилам, то Бальбу теперь надо бы у всех на глазах распять Лисандру за ее непокорство, назидания ради.

Но «следовало бы» не всегда означает «возможно». Не так давно он из-за нее потратил двадцать тысяч динариев. Такое вложение денег нельзя было этак вот взять и прибить к деревяшке, чтобы оно там завяло и умерло!.. Кроме того, усилиями молодого Фалько Лисандру уже внесли в списки участников игр как Ахиллию из Спарты. Наконец, строптивая девчонка была совершенно права. Спартанские воины действительно одевались в красное, и это всем было известно. Удивительно ли, что у Бальба даже голова разболелась? Он ее не то что распять, даже наказать толком не мог. Завтра поутру ей предстояло сражаться. Спрашивается, много ли она навоюет со свежими ранами от кнута?! Да ее просто сразу убьют.

Бальб еще поиграл с мыслью насчет того, а не исключить ли ему Лисандру из состязаний да не заменить ли ее кем-то другим, но скоро оставил эту идею. Должен же он был наконец посмотреть, как спартанка отработает то снисхождение, которое он без конца ей оказывал!

Ланиста оторвал взгляд от потолка и снова уставился на Лисандру.

– Завтра тебе драться, – сказал он. – Когда вернемся в школу, ты за неповиновение получишь двадцать плетей. Стража!

На этот призыв рысью вбежали двое его людей, и он приказал им:

– Увести! Да красную тунику ей раздобудьте!

Палка сел напротив хозяина школы.

– Прямо не знаю, что с ней делать, – пожаловался он, когда Лисандру увели прочь. – Хотя думаю, что Нестасен сам напросился. Он ее по любому поводу готов с грязью смешать.

– А ты сам не занимаешься точно тем же? – спросил Бальб. – У тебя, по-моему, тоже с посохом не задерживается, когда дело касается спартанки! И щупать лезешь вовсю, когда хочешь научить их покорности.

– Я с грязью смешиваю всех без разбора, и ты хорошо это знаешь, – ответил парфянин. – А руки распускаю только поначалу, чтобы сразу объяснить им, что они – собственность, не имеющая права на возмущение.

Бальб согласно наклонил голову, потом спросил:

– Ну а Нестасен?..

Палка пожал плечами.

– Я велел засадить его под замок, чтобы остыл немного. Пришлось чуток поколотить нашего нубийца, но пострадала в основном гордость. Меня, собственно, Катувольк больше волнует.

– А с этим-то что?..

– Он неровно дышит к Лисандре. Она ему явно небезразлична.

Последнюю фразу Палка произнес весьма презрительным тоном.

Бальб испустил тяжелый вздох. Да, Лисандра, похоже, грозила оказаться не таким уж выгодным приобретением. Головной боли от нее была уйма, а вот окупятся ли затраты?..

Ланиста только спросил:

– Он был с нею?..

Палка непристойно хихикнул.

– Сомневаюсь. У нее, по-моему, в надлежащем месте и дырки-то нет. С таким же успехом можно статую обнимать! Просто Катувольк так ведет себя с ней… его точно пламя охватывает. Не нужно нам этого, ланиста. А то они с Нестасеном снова из-за нее схватятся, а меня в следующий раз может и не оказаться поблизости.

– Палка, ты же понимаешь, что накануне выступления мне все это совсем ни к чему, – тяжело проговорил Бальб.

– Может, нам все же стоило ее продать?.. – вопросом ответил парфянин.

Луций Бальб с раздражением отмахнулся.

– Что сделано, то сделано. Пока что она оставлена здесь, и наказание ей назначено, хотя и отсрочено. Ты только не спускай глаз с Катуволька, хорошо? Он и без того падок на женщин, но если вздумал влюбиться в мою собственность, то как бы я его самого на рынок не выставил!

* * *

Это была лишь видимость свободы, но даже и она оказалась ослепительна и великолепна. В самый первый раз со дня своего пленения Лисандра смотрела на мир не через решетку. Да, конечно, они шли в сопровождении стражей, но кругом не было стен. Взгляд ни во что не упирался до самого горизонта.

Македонец предупреждал ее о том, что приезд гладиаторов ставил город на уши, но она и представить себе не могла, до какой степени это соответствовало действительности! Бойцы, приехавшие на игры, шагали по улицам, и горожане форменным образом бились в истерике. Тем более что эдитор, устроивший эти игры, нанял не одного ланисту, а нескольких. Такое дело было не то чтобы вовсе неслыханным, но все-таки достаточно редким. Соответственно, интерес к завтрашним зрелищам превосходил всякое вероятие.

День успел сделаться обжигающе жарким, но даже палящее око Гелиоса не мешало народу выбегать на улицы в надежде посмотреть на своих любимцев поближе. Тысячи горожан выстроились вдоль пути следования гладиаторских отрядов. Толпа ревела, напирала и грозила прорвать цепочку легионеров, выставленных городскими властями для сдерживания публики.

Люди были повсюду, куда ни повернись, и все-таки Лисандре удалось худо-бедно посмотреть на город. Галикарнас показался ей довольно-таки путаным и беспорядочным. Его построили карийцы, впоследствии весьма украсили архитекторы из Эллады, но их достижения испортили позднейшие и вполне бездарные римские нововведения. В центре города красовалась постройка, обязанная своим названием древнему карийскому царю Мавзолу. Увы, величественный мавзолей самым прискорбным образом терялся среди той сумятицы архитектурных стилей, которая его окружала.

«Именно с мавзолея здесь все началось, а потом он оказался совершенно лишним!» – подумала Лисандра.

Ей было известно, что девушки-бойцы не вызывали и половины того интереса, как гладиаторы-мужчины, но она шагала среди воительниц своей школы и этого что-то не замечала. На каждом шагу ее оглушал неистовый рев – то приветственный, то, наоборот, уничижительный. Все зависело от того, за или против кого данная кучка зрителей делала ставки.

Как и все прочие бойцы, Лисандра несла табличку со своим именем и счетом выступлений, в котором значилось: «одна победа». Таким образом болельщики могли сопоставить имя и лицо и приветствовать тех, о ком говорилось в росписи игр.

Помимо приветствий и пожеланий из толпы в сторону гладиатрикс то и дело летели предложения жениться и другие, куда более разнузданные. Они были обращены не только к Лисандре. В головной части их колонны шагала Эйрианвен. Вот кого приветствовали точно богиню, спустившуюся с небес! Впрочем, девушка не видела в этом ничего удивительного. По ее мнению, силурийка могла возбудить зависть у самой Елены Прекрасной, спартанской царицы, чья красота некогда послужила поводом к Троянской войне.

Сорину приветствовали так же горячо. Эта амазонка, победительница во многих схватках пользовалась шумной поддержкой поклонников.

В общем, шествие по городу оказалось весьма утомительным, зато оно укрепило дух спартанки. Обожание такого количества народа пьянило не хуже хмельного вина, до такой степени, что Лисандра почти и думать забыла о своем столкновении с Нестасеном. Накажут ее плетьми, ну и что? Дальше жить надо!

Парад завершился на большой арене, где, согласно очень древнему обычаю, для участников завтрашних игр было выставлено обильное угощение. Перед неизбежным сражением бойцы могли вкусить земных радостей, некоторые из них – в последний раз. Лисандра усмотрела некую иронию в том, что пир был устроен на том самом песке, которому назавтра предстояло впитать кровь многих участников сегодняшнего застолья.

Эсхил, устроитель игр, не поскупился на траты, и угощение оказалось без преувеличения роскошным. Столы стояли правильными рядами, едва ли не поскрипывая под тяжестью еды и вина. На них красовались фрукты и сладости, многие из которых Лисандра не смогла бы даже назвать, в воздухе витал дурманящий аромат жареного мяса. Виднелись многочисленные бочки вина и других пьянящих напитков, и бойцы в первую очередь подходили именно туда.

Лисандра с удивлением обнаружила, что эдитор расщедрился даже на то, чтобы пригласить музыкантов. Между столами расхаживали девушки, наигрывавшие на флейтах. Они весьма редко попадали одна другой в лад, но эта нестройная игра даже некоторым образом гармонировала с разгульной пирушкой. Еще устроители немало позаботились о безопасности. Каждой гладиаторской школе было отведено четко обозначенное место – во избежание ссор и драк, которые слишком пылкие или перепившие бойцы могли затеять накануне выступления.

Они были разделены таким вот образом, но видели друг дружку. Женщины могли наблюдать за мужчинами-гладиаторами, чему немало порадовалась Пенелопа.

Эллинки нашли свободный стол и, как у них теперь повелось, уселись все вместе.

– Нет, я вам точно говорю!.. – жуя куриную ножку, с энтузиазмом вещала Пенелопа. – У меня недавно пришли месячные. Сегодня вечером я точно что-нибудь предприму, чтоб мне сдохнуть! И позабавлюсь, и последствий точно не будет…

– И сдохнешь, – добавила Даная. – Знаешь же, что это запрещено!

Афинянка наморщила носик и взялась за фаршированную соню-сплюшку. Италийские девушки успели рассказать эллинкам, что это любимое лакомство римлян.

– А мне плевать, – передернула плечами Пенелопа. – Вам, может, и хватает потереться да полизаться между собой, но мне этого мало! Вы можете месяцами питаться сухариками, мне же подавай настоящего мяса! Да со всеми приправами!

Эти слова заставили женщин дружно расхохотаться. Даже Лисандра чуть улыбнулась.

– Еще вина? – Фиба взялась за большой стеклянный сосуд.

Ладонь Лисандры вылетела вперед и больно хлестнула ее по рукам. Фиба рассерженно вспыхнула.

– Не глупи! – предостерегла спартанка.

Коринфянка в ответ указала ей на Эйрианвен и ее подруг. Они наслаждались мерзостным пивом, которое так нравилось дикарям.

– Они вон пьют, – сказала Фиба. – Значит, можно и нам!

– Это варвары! – отрезала Лисандра надменно. – А мы эллинки! Мы пьем вино понемногу и разбавляем его водой, а уж сегодня – в особенности! Мне совсем не хочется, чтобы завтра у вас в кишках оказались чьи-то мечи лишь потому, что вы отяжелели от выпитого сегодня!

Эти речи ей самой показались чуточку лицемерными. Бывшую жрицу некогда унесли без чувств после пирушки, устроенной в луде. Впрочем, никто не стал ей об этом напоминать.

Под конец застолья Лисандра извинилась перед товарками, встала и отправилась к столу, где сидела Эйрианвен. Она кивнула Сорине и села, сопровождаемая холодным взглядом дакийки.

Глаза Эйрианвен успели немного помутнеть от неумеренного употребления варварского пойла.

– Лиса-а-андра, – заулыбалась прекрасная силурийка. – Как я рада тебя видеть!

Она крепко обняла спартанку, отчего та порядком-таки напряглась. Девушка не привыкла к открытым проявлениям приязни, а уж это варварское обыкновение по поводу и без повода прикасаться друг к дружке могло кого угодно вывести из равновесия.

– Я пришла пожелать удачи, – сказала Лисандра и обвела глазами стол. – Вам всем.

Сорина отняла от губ чашу и ответила:

– Мы в этом не нуждаемся. Мы не новички вроде тебя и твоих подружек.

Ну что взять с варварки?.. Лисандра подумала, что Сорине нельзя было вменять в вину ее грубость. Она по-другому просто не умела.

– Спасибо, – подала голос иллирийская димахайра по имени Тевта и приветственно подняла пенистый кубок.

– Вы все пьете… – Лисандра лишь констатировала очевидное.

– Ну да! Хочешь пивка? – Эйрианвен даже причмокнула от удовольствия. – Египетское! Самое вкусное!

– Нет, благодарю. Неразумно напиваться в стельку перед сражением.

– Ха! – восхитилась Сорина. – Что за советы от ветерана, участвовавшего в одном-единственном сражении, притом образца трезвости! Извини, что не падаю на колени перед величием твоего опыта.

– Какую обиду я причинила тебе, амазонка? – осторожно поинтересовалась Лисандра.

Ей совсем не хотелось, чтобы между нею и Сориной вспыхнула еще одна свара.

– Ты, девочка, не того полета пташка, чтобы я на тебя обижалась, – хмыкнула в ответ Сорина. – Посмотри на себя и на этих твоих подружек. – Она небрежно ткнула в ту сторону, где сидели эллинки. – Вы всего лишь скот, предназначенный на убой. Новички выживают редко. В тебе, например, я не вижу того, что для этого требуется.

– Ты напилась, – резким голосом сказала Лисандра. – Но тебе не следовало бы меня оскорблять.

– Конечно, я напилась, – ответила Сорина. – Пить перед битвой – значит воздавать честь богам, в которых веришь. Если ты была жрицей, то должна это знать.

– Мы не воздаем честь Афине, валяясь в пьяном оцепенении. Глупо выходить на бой, когда с похмелья трещит голова.

– Ты же доверяешься своей богине, ведь так? – Сорина поставила чашку на стол, разделявший их.

– Конечно, – сказала Лисандра.

– В таком случае нет большой разницы, умрешь ты пьяной, трезвой или вовсе похмельной. Получается, что для жрицы ты весьма маловерна.

Лисандра встала и выпрямилась.

– Я пришла пожелать вам удачи. Но я не желаю быть девочкой, которую бьет старая кляча, погрязшая в выпивке и рассуждениях о былой славе!

Она повернулась и ушла, не дожидаясь, пока Сорина изобретет достойный ответ. Спартанка набрала полную грудь воздуха и с усилием выдохнула, изгоняя из своего тела дурные токи гнева. У нее неожиданно заболела голова, она решила уйти с пиршества и лечь спать.

Их закуток, понятное дело, был пуст. Все прочие женщины наслаждались разгульной свободой. Лисандра сняла сандалии, забралась на ложе, села и подтянула коленки к самому подбородку. Ее мысли помимо воли крутились вокруг завтрашних событий, которые могли завершиться как угодно. Лисандра не боялась наступления утра, скорее уж, она ждала его с предвкушением. Жрец-афинянин был прав, когда упрекал ее. Воинское учение не стоит ломаного гроша, если оно не проверено в настоящих битвах. Что проку от самого острого меча, если не вынимать его из ножен? Как оценить закалку клинка, не скрестив его с другим? У спартанки не было никакого сомнения в том, что завтра она победит свою соперницу. Тогда-то все и узнают, на что она способна!

Эта мысль согрела ее, и Лисандра улыбнулась в потемках.

В это время дверь каморки раскрылась. Девушка вздрогнула и позабыла о своих размышлениях. Она обернулась и увидела в дверях силуэт Эйрианвен. Силурийка держала в руках сосуд с вином и что-то говорила охраннику. Лисандра расслышала несколько слов, потом – безошибочно узнаваемый звон монет, переходящих из одних рук в другие.

Наконец Эйрианвен вошла в каморку и закрыла за собой дверь.

– Я тебе вина принесла, – просто сказала она, подошла к ложу и, не дожидаясь приглашения, села против Лисандры.

У той сразу пересохло во рту, а где-то глубоко внутри забили невесомыми крыльями бабочки. Ладони девушки вдруг стали влажными и холодными, зато сердце участило бег.

– Я сегодня не пью, – пробормотала она, совсем запутавшись в своих чувствах и ощущениях.

– Чепуха! – Эйрианвен вложила ей в руку бутыль. – Я тут смешала три части воды и одну часть вина, как это делаете вы, греки.

Лисандра улыбнулась и тотчас простила гостье даже то, что та назвала ее на римский лад. Обычно она оскорблялась, когда ее именовали гречанкой, а не эллинкой.

– Ну, тогда… Тогда почему бы и нет?

Чувствуя на себе взгляд силурийки, девушка пригубила напиток, после чего обнаружила, что не может посмотреть Эйрианвен в глаза.

– Не обращай внимания на Сорину, – проговорила та негромко. – Она на всех бросается, когда под хмельком. Я пришла за нее извиниться, Лисандра. Ты, наверно, считаешь нас варварами, но у нас тоже есть свои правила…

Она возвела глаза к потолку и даже пыталась помочь себе жестами в поисках нужного слова.

– Приличия, – подсказала Лисандра.

– Да! – Эйрианвен щелкнула пальцами. – Приличия, вот. Сорина нагрубила тебе, но что взять с пьяной! Утром она проснется и сама пожалеет о сказанном.

Лисандра передала ей сосуд.

– In vino veritas, Эйрианвен. Истина в вине. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не любит она меня, а за что?

– Она всех греков и всех римлян не любит… Ой, не так. Сорина не любит все то, что олицетворяют греки и римляне. Цивилизацию, законы, прямые дороги и рассуждения философов. Все это – надругательства над нашей Матерью-Землей. Это неестественно. Грешно идти против установлений богини.

– Но я действительно жрица Афины, – заметила Лисандра.

Она выговорила это с необычайной для нее мягкостью, сама удивляясь, почему ее не выводили из себя рассуждения Эйрианвен о божественной природе вещей.

– А-ти… А-фи-на, – примерилась Эйрианвен к незнакомому слову. – Как это по-гречески!

Она рассмеялась, смешок получился несколько хмельным.

– Вам, цивилизованным людям, хочется все разложить по полочкам. Эта Ат… Аф… как ее там, в общем, она есть просто один из ликов Великой матери. Как Юнона, Венера… ну и все остальные.

Она называла богинь по римскому обыкновению, но Лисандра понимала, что у силурийки просто случая не было узнать их правильные имена.

– Не та сегодня ночь, чтобы рассуждать о богах, – подумав, проговорила она.

Взгляды Эйрианвен на сей счет были не только в корне неверны, но и порядком возмутительны. Однако затевать спор Лисандре совсем не хотелось. Она опустила глаза и невольно присмотрелась к ножкам силурийки. Это в самом деле были не ноги, а именно ножки, очень маленькие, куда меньше, чем у нее самой, и такие изысканно красивые, прямо точеные.

Лисандра невольно сглотнула.

– Лучше нам поговорить об испытаниях завтрашнего дня.

Эйрианвен поерзала на ложе, чуть придвинулась, а потом наклонилась к спартанке. Их лица оказались совсем близко одно от другого.

– Боишься? – вполголоса спросила она.

– Спартанцы ничего не боятся. – Формула, затверженная еще в детстве, вновь слетела с языка Лисандры.

Она невольно подняла глаза, встретилась взглядом с Эйрианвен и поняла, что уже не может не смотреть на нее.

А та спросила:

– Тогда почему ты дрожишь?

– Я не…

Губы Эйрианвен не дали ей договорить. Поцелуй был удивительно нежным, и Лисандра отозвалась на ласку. Потом Эйрианвен обняла ее. Дрожь, колотившая эллинку, немедленно стихла, сменившись теплом, подобного которому она никогда прежде не знала. Она почувствовала, как уплывает ее воля, как она перестает сопротивляться накатывающему блаженству. Губы Эйрианвен порхали по ее телу, продвигались сверху вниз, восхитительно исследовали шею Лисандры. Девушка ожила и затрепетала.

Где-то глубоко внутри еще звучал голос, требовавший, чтобы Лисандра положила этому конец, пока дело не зашло слишком далеко. Ну да, конечно, ей было известно, что сестры по храму нередко практиковали сапфическую любовь, полагая, что она не является нарушением обета целомудрия. В гладиаторской школе пожалуй что все женщины избавлялись от плотского напряжения именно таким образом. Но она, Лисандра, до сих пор еще ни разу не уступала велениям естества. Предаться похоти для нее означало слабость, а значит, было недопустимо.

Думала-то она так, но почему-то лишь закинула руки за голову, пока Эйрианвен нежно освобождала ее от туники. Девушка осталась нагой и внезапно застеснялась своего обнаженного тела. Этого с ней тоже никогда прежде не случалось. Она даже попыталась прикрыть грудь, но Эйрианвен мягко отвела ее руку. Глядя спартанке в глаза, силурийка коснулась ее плеч и повела пальцы все ниже. Губы Лисандры разомкнулись, ее соски почти болезненно напряглись.

– Как же ты прекрасна, Лисандра.

Сердце эллинки стукнуло невпопад. Она робко потянулась вперед, чтобы притронуться к Эйрианвен. Та наклонилась и нашла губами груди спартанки. Лисандра запрокинула голову и позволила себе раствориться в этой упоительной ласке. Ее тело жило, трепетало и пело. Она услышала собственный всхлип наслаждения. Влажные губы Эйрианвен накрыли ее сосок, и язык силурийки начал играть с ним.

Когда Эйрианвен неожиданно отстранилась, у Лисандры даже вырвался стон – неужели все кончилось? Она открыла глаза и увидела, что ее подруга всего лишь стаскивает тунику. Нагая силурийка была настолько великолепна, что у Лисандры дух перехватило и слезы навернулись на глаза при виде такого совершенства. Крупная грудь кельтских женщин всегда казалась ей малопривлекательной, но первый же взгляд на Эйрианвен открыл, что раньше она была просто слепа. Плотское желание взвилось могучей волной. Она сама притянула к себе Эйрианвен и нашла губами ее губы. Этот поцелуй оказался таким восхитительным, что сердце Лисандры чуть не остановилось под напором страсти и нежности.

Мало-помалу Эйрианвен уложила ее навзничь и накрыла своим телом. Ее груди дразнящее покачивались над самым лицом спартанки. Лисандра потянулась к ним и попробовала повторить то, что недавно проделала с нею Эйрианвен. Она пробовала ее соски на вкус, ласкала их языком, нежно-нежно покусывала.

– Я правильно делаю? – внезапно испугавшись, шепотом спросила девушка. – Тебе хорошо?

Эйрианвен негромко рассмеялась.

– Не бойся, – сказала она и опустилась пониже, чтобы Лисандре не приходилось тянуться. – Ты прелесть!

Спустя некоторое время губы Эйрианвен пустились в упоительное путешествие. Они опускались все ниже, язык ласкал кожу Лисандры. Когда зубы силурийки легонько ущипнули нежную плоть на внутренней стороне бедра, Лисандра раскинула руки и выгнула напряженную спину. Губы возлюбленной просто сводили ее с ума! Вот они переместились к самому сокровенному, бережно тронули влажные лепестки… Лисандра закусила губу, ее бедра сами собой начали ритмичный медленный танец. Эйрианвен продолжала лукавую игру, дразня спартанку обещанием грядущего восторга.

– Эйрианвен… пожалуйста…

Ее голос прервался. Лисандра заскрипела зубами, на ее шее напряглись жилы, пальцы впились в подостланное одеяло. Эйрианвен пустила в ход язык, вновь и вновь погружая его в чашу любви, истекающую медом.

Лисандра полностью потеряла представление о том, где она и что с ней происходит. Ее тело покрылось жемчужинами пота, оно то наливалось жаром, то остывало. Она вскрикнула, когда язык Эйрианвен взялся за самый чувствительный бутон ее тела, обдавая волнами неописуемого блаженства все существо. Она нащупала руками золотую гриву Эйрианвен и запустила в нее пальцы. Язык силурийки задвигался проворнее, ее палец явился ему на помощь и взялся за работу. Он двигался все быстрей, все сильнее.

В чреве Лисандры возгорелся огонь. Он распространился и поглотил все ее тело. Она окаменела от напряжения, утратила способность дышать, качалась на краю бездны и не знала, что ждет ее дальше. Палец Эйрианвен сдвинулся ниже, задел плотно стиснутый кулачок другого отверстия, потом проник внутрь. Рот Лисандры распахнулся настежь в беззвучном крике. Она забилась в неуправляемой судороге страсти, полетела в бездну и рухнула в море восторженного блаженства. Ее слуха словно бы издалека достиг некий звук, и она с удивлением поняла, что это были ее собственные вскрики наслаждения. Многолетняя плотина сдержанности и целомудрия исчезла, очистительный огонь обдавал все чувства спартанки. Невероятное ощущение то отступало, то повторялось и нарастало, всякий раз вознося ее к новым вершинам.

Потом она лежала, беспомощно трепеща, чуть живая и вымотанная до предела.

Ее грудь вздымалась как после тяжелой работы, взмокшие волосы прилипли ко лбу. Эйрианвен устроилась рядом с ней и улыбнулась, увидев ее состояние. Они снова поцеловались. Лисандра ощутила на губах силурийки вкус собственной страсти и почему-то не почувствовала никакого стыда. Губы Эйрианвен прошлись по ее щеке, по шее. Потом она повернулась на спину, раскинула ноги и принялась ласкать себя. Лисандра заворожено следила за ее руками.

– Ну? – чуточку насмешливо и совсем не обидно проговорила Эйрианвен. – По-моему, я заслужила награды!

Она потянула Лисандру к себе, та устроилась сверху. В комнате раздались сперва стоны, потом и вскрик силурийки.