355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рассел Уитфилд » Гладиатрикс » Текст книги (страница 16)
Гладиатрикс
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 23:20

Текст книги "Гладиатрикс"


Автор книги: Рассел Уитфилд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Катувольк обвел глазами комнату. Поодаль от них сидел Нестасен, окруженный дружками из иных школ. Эта пестрая компания происходила из самых разных уголков необъятной империи.

Галл вдруг подумал, что зло имело свойство сгущаться повсюду, куда бы ни отправился Нестасен. Достаточно было посмотреть на его собутыльников. Сущие головорезы, жестокие люди, получавшие удовольствие от своей работы…

Нестасен заметил взгляд Катуволька и помахал ему рукой, явно пребывая в добром расположении духа. Благодарить за это, по-видимому, следовало щедрую порцию конопли, которую нубиец с приятелями как раз воскуряли.

– Ну и хорошо, – глубокомысленно кивнул Палка. – Бальб с тебя шкуру спустил бы, узнай он, что ты спутался с Сориной. Он человек деловой, а это плохо для дела.

– Сказал же, и в мыслях не держу с ней улечься. А тебе-то, кстати, что за печаль?

– Перестань щетиниться! – Палка выкатил глаза. – Просто я за тебя беспокоился. Совсем недавно ты надышаться не мог на спартаночку, а теперь с Сориной не расстаешься. Знаешь, друг мой, вот так посмотришь, и недолго решить, что ты как петушок в курятнике – то одну потопчешь, то другую. А это, сам знаешь, не позволено.

– Ну… – Катувольк надолго присосался к пиву. – Честно тебе скажу, я ни в кого не влюблен, и уж в Лисандру – всех менее. Сучка она, вот что. Спасибо Сорине, объяснила мне, что к чему.

– Вот как! Знаешь, а ведь эта сучка становится всеобщей любимицей. Я сегодня на рынке сам видел – люди продают самодельные статуэтки, изображающие Ахиллию. Что-то я не припомню, чтобы хоть одна девчонка добилась подобного успеха на первых же играх! В общем, как бы не выяснилось, что Сорина…

Тут Палка закашлялся, подавившись вином. Могучий галл от души похлопал его по спине и поддразнил:

– Не в то горло попало?

Сам он прославился тем, что мог выхлебать ужасающее количество пива и вина, почти не хмелея.

– Смотри-ка! – Палка вытянул палец. – Я было решил, что это она.

Катувольк повернулся туда, куда указывал парфянин, и у него отвисла челюсть. Какая-то девица разносила по залу напитки, ловко уворачиваясь от лап полупьяных наставников. Она была разительно похожа на Лисандру, не обладая, впрочем, ее осанкой и ростом. Ни дать ни взять младшая сестра надменной спартанки.

– Гречанка, должно быть, – буркнул Катувольк, подпустив в голос изрядно презрения.

Палка внимательно посмотрел на него.

– Что-то у тебя все красноречие разом отбило…

Катувольк обжег его взглядом, но Палка уже смотрел совсем в другую сторону.

– Вот это да! – захохотал он. – Смотри, Нестасен успел глаз на нее положить!

Он не ошибся. Когда девушка проходила мимо нубийца, чернокожий гигант сгреб ее могучей рукой и живо усадил к себе на колени. Она заверещала, больше для виду, и попыталась удрать, но тем лишь распалила его еще больше. Ладони Нестасена накрыли ее груди, после чего он стащил с девушки тунику. Шлюшка обольстительно хихикнула и заерзала у него на коленях. Нестасен притянул ее вплотную, его лиловатый язык уже разгуливал по шее этой особы, а пальцы стискивали и оттягивали соски.

Катувольк видел, как девушка, которой вряд ли минуло шестнадцать, вздрогнула от боли. Впрочем, его это никоим образом не касалось, и он снова уткнулся в свое питье. Нестасен явно был очень груб в любовных делах, но девчонка при всей своей юности была потаскушкой, значит, успела привыкнуть к самым странным прихотям тех, кто ей платил.

«Совсем как Лисандра! – сказал он себе. – Обе они так или иначе торгуют своим телом для мужского удовольствия».

Катувольк был опытным наставником. Он встречал женщин, которые, став гладиатрикс, в самом деле начинали любить арену и скоро уже жить не могли без кровавого состязания и побед. Сорина объяснила ему, что Лисандра была как раз из таких. Она толковала о каком-то нравственном начале, о цивилизации. Но поскреби ее, и вылезет сущая дикарка, да еще какая. Этой цивилизованной Лисандре нескрываемо нравилось убивать! Она стремилась не выжить на арене, а получить удовольствие. Девчонка совратила Эйрианвен, чтобы оскорбить предводительницу общины. Лисандра сбила с пути истинного именно ту женщину, которую Сорина прочила себе в преемницы. Небось, это немало радовало ее…

Девушка в лапах у Нестасена закричала в голос. Катувольк вскинул глаза и увидел, что огромный нубиец развернул ее к себе лицом и задрал свою тунику. Сотрапезники поддерживали его криком и улюлюканьем. Нестасен плюнул себе на ладонь, запустил руку ей между ног и весело показал приятелям влажно блестевшие пальцы. Смазав ее соками свое вздыбившиеся оружие, он с силой растопырил ноги девушки, чтобы присутствующие могли видеть все детали, устроился поудобнее на скамье и со всей животной силой вонзился туда.

Девушка отчаянно завизжала от боли, но это лишь привело его в неистовство. Подавшись вперед, он ухватил ее длинные волосы и стал тянуть, проникая все глубже.

Несчастная девчонка еще пыталась прикидываться, будто ее крики были вызваны не болью, а страстным желанием, однако Катувольк хорошо видел, как мучительно искажалось ее личико при каждом новом движении Нестасена. Нубиец что-то говорил ей. Катувольк ничего не слышал, но движение толстых губ позволяло ему угадать всевозможные гадости и непотребства. Он спрашивал бедняжку, нравилось ли ей, не хотелось ли, часом, еще?.. Маленькая потаскушка – а что ей оставалось! – сквозь слезы кивала ему, просила радеть изо всех сил.

Их у него имелось в избытке. Его бедра дергались вверх-вниз, ручищи сжимали, сминали, выкручивали, месили. Молодого галла замутило от отвращения, и все-таки он не мог оторвать глаз от нубийца, без устали загонявшего кол своей плоти в тело беспомощной жертвы. Вот он задвигался еще быстрей, так, что его собутыльники еле поспевали в такт хлопать ладонями. Глаза Нестасена сузились в щелочки, наконец он издал победный крик и излил свое семя. Судорога оргазма так сомкнула его челюсти у нее на плече, что показалась кровь.

На этом Катувольк решил, что с него достаточно.

– Ты куда?.. – не без труда ворочая языком, спросил Палка, но галл только отмахнулся.

Нестасен в это время вытащил вон свой слегка обмякший клинок и принялся понуждать девушку взять его в рот.

– Соси, – рычал он, к восторгу звероподобных приятелей. – Оближи его хорошенько. Он испачкался в тебе, грязная шлюха.

Когда девица подчинилась, Нестасен оглядел круг собутыльников и размягчено проговорил:

– Вам тоже не помешало бы отведать ее.

Девчонка жмурила глаза, кажется, боролась с приступами рвоты, но поделать ничего не могла. Нестасен пригибал ее голову все ниже.

– Ну, кто будет следующим? – смеясь, обратился он к своим друзьям. – Кому неймется?..

– Мне, пожалуй. – Катувольк заставил себя весело улыбнуться.

Приятели Нестасена изумленно смотрели на безрассудного наглеца, отважившегося встрять в их веселье.

– Ты?.. – Нестасен отшвырнул девку, смерил галла взглядом и вдруг расплылся в улыбке. – О да!.. Ты хочешь ее по той же причине, по которой и я. Это же все равно что раздвинуть ноги Лисандре, ведь так? Нам обоим очень этого хочется.

– Только так я могу хотя бы мысленно наказать самодовольную сучку по заслугам, – сказал Катувольк, изо всех сил надеясь, что это прозвучит достаточно правдоподобно.

Мог ли он представить себе, до какой степени велика и страшна была ненависть к Лисандре, снедавшая Нестасена!

– Я сделаю все, что хочу, а потом еще и помочусь на эту распутницу, – добавил Катувольк, снискав одобрительную ухмылку гиганта.

– Так забирай ее, мой утонченный друг, – заржал Нестасен. – Только не забудь потом вернуть.

– Вот уж сомневаюсь, – подмигнул Катувольк. – Я буду развлекать ее до-о-о-олго.

Никто не знал, какого усилия ему стоило удержаться и сей же миг не смять кулаком черную паскудную рожу.

– Пошли, – велел галл девчонке, и та кое-как скривилась в подобии игривой улыбки.

На юной, залитой слезами мордочке это выражение смотрелось попросту непристойно.

– Желаю славно повеселиться, – уже в спины им прокричал Нестасен.

Катувольк оглянулся через плечо и улыбнулся.

XXV

Войдя в триклиний, то есть пиршественную палату, Лисандра сразу ощутила взгляды гостей. Это было не то грубое простонародье, которое заполняло трибуны во время боев. Здесь собрались самые богатые и влиятельные жители Галикарнаса. В других обстоятельствах приглашение на подобную вечеринку было бы действительно великой честью, но сейчас девушка была здесь всего лишь еще одним блюдом, и это не радовало ее. Она знала, что обычная женщина уже умирала бы сейчас от ужаса, но была облачена в духовный доспех.

«Выдержка и внутренняя сила помогут мне невредимой пройти унизительное и тяжкое испытание. Я Ахиллия, не Лисандра», – напомнила она себе.

Триклиний был очень вместительным. Изрядная толпа гостей, приглашенных Фронтином, удобно расположилась в нем. Посередине покоя был устроен борцовский круг. Там как раз соперничали двое мужчин, но знатные персоны обращали на них очень мало внимания. Перед ними на столах красовались едва ли не все мыслимые лакомства, а в воздухе витал густой аромат благовоний, перебивавший даже запах гарума – любимой римлянами рыбной подливы. От Лисандры не укрылось, до чего искусно были расставлены обеденные ложа гостей. Они позволяли едокам беседовать между собой, не напрягая голоса, и в то же время давали достаточно места рабам, неслышно и незаметно подававшим еду и питье.

Лисандра знала, что хороший раб должен исправно делать свою работу, но при этом не мозолить хозяину глаза. Примерно так обстояло с илотами в Спарте. Они существовали только для того, чтобы служить.

Ну да, Лисандра и сама теперь считалась рабыней, но можно ли было ее сравнивать с той бессловесной скотиной?

Конечно, предстоявшая встреча с Фронтином заставила бы более слабую женщину почувствовать себя ничтожной невольницей, но спартанка вдруг поняла, что его внимание привлекли именно ее красота и духовная сила. Противно, но очень даже понятно. Мужчины ею восхищались, отрицать это было бы глупо. Взять хоть Катуволька. Разве он не признался ей в своих чувствах и не впал в глубокое уныние, встретив отказ? А жадные взгляды с трибун, а каждодневные брачные и иные, вполне безнравственные предложения?..

Она вошла в триклиний, думая о том, что Фронтин, в общем, просто вел себя как пристало римлянину, облеченному властью. Он протягивал руку и брал все, что ему понравилось. Так поступали все богатые и влиятельные граждане империи.

Размышления Лисандры были прерваны. К ней, широко улыбаясь, подошел немолодой мужчина.

– Ахиллия Спартанская!.. – проговорил он.

Этот человек несколько уступал Лисандре ростом. Возраст и непогоды избороздили его лицо морщинами.

– Я – Секст Юлий Фронтин.

– Приветствую тебя, – кивнула Лисандра.

– Ты прекрасна, словно Венера, – сказал он, используя неверное римское наименование Афродиты.

Лисандра не могла понять, отчего римляне, полностью перенявшие эллинский пантеон, вдруг решили придумать богам новые имена. Неужели они думали, что так никто не догадается о подлоге?..

– Впрочем, думается, тебе больше подошло бы сравнение с Минервой, – продолжал Фронтин. – Итак, богиня-воительница спустилась с Олимпа, чтобы почтить нас своим присутствием…

Сравнение с богиней, которой Лисандра некогда служила, несло в себе бездну иронии. Гладиатрикс еле удержалась от усмешки, вызванной этой невольной остротой.

– Благодарю за добрый прием, – склонив голову, ответила она. – Спасибо за такие слова обо мне, Секст Юлий Фронтин.

– Просто Секст. – Он обезоруживающе улыбнулся. – Я нахожу эти тройные имена ужасно длинными, а тебе как?

– Зато они очень римские.

– Я смотрю, не очень-то ты жалуешь Рим и римлян, – сказал Фронтин, ведя ее к ложам, выстроенным отдельным полукругом. – Оно и понятно, учитывая твое нынешнее положение.

– Ошибаешься, правитель, – возразила она, намеренно используя его титул.

Девушка не собиралась закатывать сцен, ибо пренебрегать внешним приличием было бы очень не по-спартански, но и не видела оснований дружески доверяться этому человеку.

– Я восхищаюсь Римом и вижу в нем естественного наследника эллинистических идеалов, хотя и сработанного очень топорно.

Фронтин удивленно поднял брови и жестом велел подавать вино.

– Топорно? В твоих устах, дорогая моя, это почти похвала. Я наслышан о Спарте как о наименее культурном из эллинских городов.

Лисандра пригубила вина, глядя на правителя поверх кубка.

– Если понимать под культурой бесчисленные статуи, монотонную риторику и власть демоса – да, тогда твое наблюдение верно. Эти, с позволения сказать, качества вполне присущи Афинам. Но если считать культурой честь и достоинство, прямые речи и доблесть в бою – тогда моему родному городу равных не будет!

Ей показалось, что речь вышла неплохая, тем более что Рим по сути своей был государством воинов.

Фронтину, судя по всему, ее ответ тоже понравился.

Он улыбнулся, поднес чашу к губам и сказал:

– Радуйся, победительница! Кажется, я понял, что делает тебя такой опасной на арене. Твой язык так же остер, как и меч!

– А по-моему, это оскорбительно, – встрял в разговор мужчина помоложе.

– Гай Минервин Валериан, – представил его Фронтин. – Трибун Второго легиона, носящего имя Августа.

– Что показалось тебе оскорбительным, трибун? – спросила Лисандра.

– То, что женщина вздумала высказываться о вещах, которые не способна понять!

– Правитель пригласил меня за этот стол, трибун, и повел разговор о том, в чем, как ему известно, я разбираюсь. Я не собираюсь сидеть и глупо хлопать глазами, прикидываясь ничего не понимающей дурочкой.

Тут она быстро покосилась на Фронтина и увидела, что правитель наблюдал за ними, явно забавляясь перепалкой.

– Кто угодно может произнести несколько хорошо заученных фраз, госпожа моя, – издевательски хмыкнул Валериан. – Если греческих рабов за что и ценят, так только за их познания.

– Что ж, римлян, равных нам по знаниям и уму в самом деле немного найдется. – Губы Лисандры скривились в едва заметной улыбке.

Валериан налился краской от гнева.

– Я краем уха услышал, как ты тут болтала о боевой доблести своей страны, – проговорил он. – Если она и впрямь так могуча, то как вышло, что сегодня она – всего лишь частица империи?

– Спарта является государством, зависимым от Рима, но не его частью, трибун, – поправила Лисандра. – Ответ же на твой вопрос – воля Посейдона и прикладные науки.

– Это как? – вмешался Фронтин, и его вскинутая ладонь пресекла дальнейшие реплики Валериана.

– Воля Посейдона, правитель, была явлена в виде землетрясения. После войны с Афинами мой город был главенствующей силой в Элладе, а стало быть, по реалиям тех времен, – и во всем мире. Но Спарта никогда не обладала многочисленным населением. Поэтому потери, причиненные землетрясением и многочисленными войнами, которые мы вели, оказались поистине невосполнимыми. Удержать положение, завоеванное Спартой, было невозможно, хотя наши воины всегда были величайшим украшением полей битв.

– А прикладные науки? – поинтересовался Фронтин.

Лисандре показалось, что премудрости, изрекаемые ею, производили на него примерно такое же впечатление, как если бы человеческим языком вдруг заговорила собака.

– Прикладные науки движут войну, правитель, – продолжала она. – По мере того как полководцы призывали под свои знамена все новых воителей, эллинская фаланга стала устаревать. Давать оружие лишь мужам, обладавшим собственными земельными наделами, оказалось недостаточно. Люди низшего звания составили легкую пехоту, заметно возросла роль конного войска. Филипп Македонский поднял фалангу на новый уровень развития, получив воинский строй, равного которому еще не знал мир. То, что его сын сокрушил варваров-персов, есть свидетельство не только гениальности самого Александра, но и мудрости его отца, создавшего непобедимую армию.

Лисандра против воли обнаружила, что с удовольствием ведет этот разговор. Как же давно ей не доводилось рассуждать о любимом предмете с людьми, способными хотя бы отдаленно понять, о чем она толковала!

– Но как можешь ты утверждать, будто македонская фаланга была совершеннейшим воинским строем, когда мы, римляне, раз за разом били ее? – опять вмешался Валериан.

Он торжествующе улыбался, считая, что приговор истории обжалованию не подлежит.

– Прикладные науки, трибун. – Она объясняла ему азы, точно ребенку. – Фаланга последовательно менялась, поскольку ей противостояли воинские формирования сходного свойства. По ходу дела сарисса – или, по-вашему, копье – все удлинялась, пока не достигла размеров поистине удивительных. В итоге она стала основным оружием армии, к чему изначально была совершенно не приспособлена.

Валериан лишь отмахнулся.

– Вижу пробел в твоих знаниях, госпожа. Македонские копья сметали и перемалывали врага. А ты берешься отрицать, что они являлись основным оружием фаланги.

– Работа копейщика состояла в том, чтобы заставить врага ввязаться в бой, завязнуть, застрять. После чего тяжелая конница наносила решающий удар, завершавший сражение. Так произошло при Херонее, так одержали все свои победы Александр и Филипп.

– Но это не объясняет, почему с фалангой так легко справились наши легионы, – горячо возразил Валериан. – Не уходи от сути, гладиатрикс!

Лисандра посмотрела на него, как на коровью лепешку, в которую ее угораздило вляпаться.

– Я уже говорила тебе, что Рим увидел лишь тень той фаланги, которая существовала когда-то. Если бы ваша юная республика столкнулась с армиями Филиппа или Александра, не исключено, что мы поменялись бы ролями за этим столом.

– Ты меня оскорбляешь!

– Нет, – сказала Лисандра. – Тебя оскорбляют убожество твоих военных познаний и неразумное упрямство в споре, трибун. Римским военачальникам следовало бы получше разбираться в истории. И Пирр, и Ганнибал едва не довели Рим до поражения. А ведь их фаланги не шли ни в какое сравнение с теми, которые посылал в бой Александр.

– Удивительная рабыня!.. – хмыкнул Валериан, жестом приказывая подать еще вина. – Да ты, как я погляжу, знаток не только истории, но и тактического искусства!

– Конечно. – Лисандра позволила себе толику самодовольства. – Нас очень неплохо обучали в храме Афины…

Девушка не стала продолжать, но взгляд, которым она наградила Валериана, должен был ясно объяснить ему, что он, по ее мнению, не относится к числу хорошо образованных людей.

– Ты была жрицей? – подал голос Фронтин.

Кажется, он решил вмешаться, чтобы ее спор с Валерианой не превратился в простой обмен оскорблениями.

– Да, правитель, – кивнула Лисандра. – Прежде чем попасть сюда, я жила под сенью Афины.

– Я кое-что слышал о вашем жреческом союзе, – к ее удивлению, заметил Фронтин. – Весьма в духе Спарты. Они там воспитывают и обучают вас точно так же, как и мужчин. Вот чем, стало быть, объясняется твое знание боевого искусства.

– Именно так, – подтвердила Лисандра.

– Почему же твое сестринство не сделало никакой попытки тебя разыскать, выкупить на свободу?..

– Они, вероятно, считают, что я умерла. Что ж, для той прежней жизни я и вправду мертва…

Девушку и саму поразили эти слова, вырвавшиеся так внезапно, но в них была сущая правда.

– Я не могу вновь стать прежней. Беда заставила меня пережить тяжкий внутренний разлад, но пришел мудрый человек, жрец, и сказал мне, что я могу славить Афину, сражаясь на арене. Да, теперь я рабыня, зато имею возможность славить свою богиню, принося ей кровавые жертвы, и вести беседы с правителем Малой Азии. Одна моя подруга как-то сказала, что арена дарует нам вольность, о которой свободным женщинам не приходится даже мечтать. Мне кажется, она была права.

– Ты равняешь себя со свободными женщинами? – ядовито поинтересовался Валериан.

– Я не состою на побегушках ни у одного мужчины, – со значением проговорила спартанка, глядя на Фронтина. – Я живу своим искусством и владею им лучше многих других. Я не трачу день за днем, возясь с детьми и угождая прихотям мужа, совершенствую умения, которым посвятила всю свою жизнь. Так я понимаю замысел Афины, так исполняю его, служу ей и не считаю себя невольницей.

– Не состоишь ни у одного мужчины на побегушках?.. Что это за речи? Ты – рабыня, а я – римлянин! Пожелай я, и твоя голова окажется у меня на подушке. Будь уверена, я уж сумею преподать тебе твердый урок.

«Ну все, хватит, – сказала себе Лисандра. – Приличия приличиями, но от состязания в образованности и остроумии Валериан перешел к прямым оскорблениям, а этого я терпеть не намерена».

– Ты слишком много выпил, трибун, – хмыкнула она. – Что-то сомнительно, чтобы твой урок оказался достаточно твердым.

Бравый вояка, как и следовало ожидать, вскинулся с ложа и занес руку, чтобы съездить наглую невольницу поперек физиономии, но Лисандра опередила его. Она уже стояла на ногах, глаза девушки полыхали холодным огнем. Ее винный кубок громко прозвенел, ударившись о каменный пол, и гости начали поворачивать головы. Молодой римлянин ощутил на себе множество взглядов, сперва замешкался, потом опустил руку.

Наконец он повернулся к Фронтину и деревянным голосом выговорил:

– Прошу простить меня, правитель. Я должен покинуть твой пир, ибо едва не забыл о важной встрече, которая мне назначена.

Прокуратор холодно улыбнулся, кивком отпустил Валериана и проводил его взглядом. Трибун шел прочь нетвердым шагом, заметно покачиваясь.

Когда он скрылся за дверьми, Фронтин повернулся к Лисандре.

– Пойдем, – сказал он ей, поднимаясь. – Давай пройдемся.

Она пристально взглянула на него, потом согласно кивнула, но руки, поданной римлянином, не приняла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю