Текст книги "Тайной владеет пеон"

Автор книги: Рафаэль Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Мигэль молчал.

– Впрочем, если ты нарушишь запрет, тебя остановят люди Линареса, – нахмурился Леон, – и тогда я вынужден буду отступиться от тебя.

– Я – Орральде, – с вызовом сказал Мигэль. – Никто не смеет меня задержать. У меня есть пропуск от самого президента.

– Мальчик мой, – с грустью сказал Леон. – Все мы держимся на нитке. Что значит президентский пропуск, когда сам президент боится нос высунуть наружу!

Выходя, он метнул беглый взгляд в Мигэля и заметил:

– Линареса беспокоит... Не помнишь, он не упоминал при тебе имени Адальберто?

– Нет, дон Леон. Я не помню такого имени.

Мигэль вспомнил. Спасибо   вам,   дон   Леон.   Вот оно – то главное, из-за чего я вечно торчал у Линаресов. Если команданте знал человека, по имени Адальберто, тогда он отыщет и провокатора. Ночь выбила у меня это имя, но вы вернули его мне, дон Леон. Спасибо хотя бы за это, опекун.

А я-то обязательно отлучусь. Иначе и быть не может.

Мигэль подошел к окну и внимательно осмотрел улицу. Ничего подозрительного. За домом не следят. Идут прохожие, женщина с собакой, священник с молитвенником, тележник развозит овощи; напротив, сквозь витрину закусочной, видно, как молодой сеньор в соломенной шляпе с белой лентой пожирает пирожки. Наверное, с бобами и перцем. Вкусно. Каждый делает, что хочет. Кроме одного человека: кроме Мигэля.

Он с досадой отворачивается от окна и начинает кружить по комнате. В голове рождаются смелые планы. Он подожжет дом, воспользуется паникой и сбежит. Но это он прибережет напоследок. Поищем что-нибудь полегче, сеньоры. Он разрежет простыню на веревки и спустится через окно. Хорошо для ночи, сеньоры, и плохо для дня!

И снова его притягивают окно и улица. Идут прохожие. Сеньор с лентой уже кончил пожирать пирожки и читает газету.

Звонок. Это сюда. Неужели снова Линарес?

Внизу незнакомый голос:

– Посыльный от антиквара Молина. Примите заказ.

Почему не Хосе? Мигэль, как стрела, вылетает на плошадку лестницы и хочет сбежать в вестибюль, но из кабинета уже выходит полковник.

– Я спущусь сам. Оставайся у себя.

Слова звучат приказом! Надо, чтобы это хорошо  понял посыльный. Звонко, с нарочитым гневом Мигэль переспрашивает:

– Скажите лучше прямо, дон Леон, что я арестант.

– Не ори на весь дом. Я уже объяснил тебе.

Посыльный, незнакомый юноша, с тревогой смотрит на Мигэля; он все слышал, поймет и передаст. Но как не произнести ни одного слова и сказать: убийца Адальберто на службе у тайной полиции?

– Хусто, марш к себе!

«Пожалуйста. Ухожу. Все равно вам не справиться, полковники, с самим Мигэлем Мариа Каверрой».

А прохожие все идут. Стоп, сеньоры! Почему белая лента не уберется из закусочной? Ах, вот в чем дело, сеньор, вы пришли не лопать, а зыркать глазами? Понятно. Мы таких видели и надували. Ну, посмотри же на меня, грошовый сыщик! Не стесняйся – твоя игра уже разгадана. Тебя поставил Линарес? Леон? Молчишь! Ага, поднял глазища! Так – сверли нашу дверь, а теперь – мое окно. Уткнись в газету и снова зыркни в дверь и в окно. Раз, два, три. Вертись, вертись, сыскная крыса, – я все равно выберусь из полковничьего логова...

Оставим на время мальчика с его тревожными мыслями и поисками. Посыльный спешит к антиквару с распиской полковника и неприятными известиями о Мигэле. Линарес мобилизует своих агентов на поиски Андреса. А сам Андрес лежит в маленькой комнатушке, куда можно войти из патио, а можно из музыкального магазина. Дверь в магазин приоткрыта, Андресу слышен звонкий голосок Роситы:

– Возьмите, сеньор, концерт негритянской певицы. Вы забудете про все на свете.

– А вам, сеньорита, я советую чилийские народные песни. Не пластинки, а чудо! Их можно слушать, под них танцуют, принимают гостей и – по секрету вам скажу – им даже подпевают.

Обе сеньориты весело смеются. Росита все замечает. Унылый, бедно одетый посетитель присматривается к маримбам; ну, на такую громаду у него денег не хватит, одна полировка маогониевого дерева стоит дороже, чем все содержимое его кошелька. Надо его утешить и спеть ему такое, чтобы он повеселел. Росита хватает черепаший панцирь, заменяющий барабан, и, ударяя по нему оленьими рожками, поет для всех, но смотрит на человека у маримбы:

 
Тук-тук-тук,
Выше нос, музыканты!
Пара рук —
Это ваши таланты!
 

Откуда у нее столько песен? Наверное, только ветер Пуэрто да морской прибой могли бы сказать.

 
Тук-тук-тук,
Духом нечего падать!
Ритм и слух
Беднякам несут радость.
 

Человек у маримбы улыбается. Ну, и отлично, сеньор. Значит, вы и есть настоящий музыкант.

 
Тук-тук-тук,
Разве песня уснула?
Ваших мук
Не оценят лишь мулы.
 

И пока смех звучит в музыкальной лавке, Росита, как стрекоза, взлетает по задней лесенке к маленькой комнатушке. Она собирается уже открыть дверь, но слышит голос Андреса и медлит.

– Рина, представляю, до чего страшно смотреть на мое лицо.

Глубокий, грудной голос отвечает:

– Андрес, у тебя прекрасное лицо. Ты красив для меня, как герои Диего де Риверы. [82]82
  Знаменитый мексиканский художник, недавно скончавшийся.


[Закрыть]Я не знаю сейчас другого лица, которое было бы для меня так дорого.

Росита улыбается – вот и встретились. Стараясь не скрипнуть половицей, она спускается к покупателям. А там, наверху, двое людей – скрывающихся, преследуемых, встретившихся украдкой, измученных: один пыткой, вторая тревогой ожидания – считают себя самыми счастливыми на земле.

– Раньше ты никогда не восторгалась моим лицом. На лекциях ты даже не смотрела в мою сторону.

– Глупый, я смотрела все время, только так, чтобы ты не замечал. А почему ты так испугался, что я узнаю о твоем чувстве? Помнишь, мы бежали из кафе... Разве я остановилась бы?

– Не знаю. Наверно, потому, что люди должны быть достойны любви. А мы отдали зверям четверых лучших своих товарищей.

Он замолчал, потом сказал порывисто:

– Линарес пытал меня долго. Самое страшное было, когда он пригрозил замучить тебя на моих глазах. – Андрес глубоко вздохнул. – Жить – это чертовски замечательно. Как только поднимусь на ноги, – я рассчитаюсь с этой бандой сполна.

– По-моему, – улыбнулась Рина, – наши ребята рассчитываются за тебя в эту минуту.

Рина не ошиблась. Дом Линареса окружала толпа студентов. Многие юноши и девушки пришли с плакатами и злыми рисунками Рины Мартинес. Рисунки вызывали смех даже у полицейских, прикрывавших подступы к дому. Поминутно студенты поднимали на руки кого-либо из своих товарищей, и он произносил очень короткую обличительную речь.

– Линарес, – говорил один, – выползи из бочки с желчью. Яви свой лик народу, который желает оставить на нем такие же поцелуи, какие ты оставляешь на лицах своих жертв.

Толпа ответила смехом.

– Линарес, – крикнула девушка в берете. – Я посвятила тебе стихи.

 
Если Бочку Желчи обнаружишь, —
Ткни ее ногой, прохожий.
Нет в стране убийцы хуже!
Нет в стране противней рожи!
 

Толпа скандировала стихи. Линарес их слышал. Он звонил в полицию, требуя дополнительных нарядов. В кабинет вбежала Аида.

– Папа, почему полиция не стреляет?

– Ждет подкрепления.

В столовой разбили стекло. Одно, другое, третье... Завизжала Аида. Град камней обрушился на дом. Полиция открыла стрельбу, группы студентов разбежались, но вновь встретились на главной площади у дворца. Над толпой поднялся лес лозунгов:

«ДОЛОЙ ИЗ ГВАТЕМАЛЫ МИНИСТРОВ-ВЕШАТЕЛЕЙ!»

«МЫ ТРЕБУЕМ ПРЕКРАЩЕНИЯ КАЗНЕЙ И ПЫТОК!»

«ВЫКАТИТЬ БОЧКУ ЖЕЛЧИ ИЗ СТРАНЫ!»

И снова говорили ораторы и стреляли солдаты. По столице прокатилась еще одна гневная волна. Улицы сражались; бежали демонстранты, мчались всадники, но в закусочной, напротив особняка полковника Леона, по-прежнему сидел агент тайной полиции в шляпе с белой лентой. И по-прежнему худощавый порывистый мальчик тоскливо всматривался из полковничьей берлоги в витрину закусочной.

30. КОРОЛЕВСКАЯ ПАЛЬМА ЗАГОВОРИЛА

Они встретились снова – бывший пеон и офицер, люди совершенно разных взглядов, которых свело коротенькое письмо из Малакатана. Встретились в том самом патио, где Карлос Вельесер передал Фернандо предсмертное письмо старого Дуке. На этот раз свидания попросил капитан.

Карлос, словно не замечая беспокойного взгляда Фернандо, его напряженного ожидания, не торопясь прихлебывал кофе. Начал Фернандо:

– Меня разыскали друзья отца. Я виноват перед вами, я не поверил вам. Впрочем, не я один был обманут. Теперь о деле. Вы слышали, сеньор, имя полковника Пинеды?

Карлос энергично кивнул. Пинеда занимал высокий пост в армии. Он без восторга встретил вторжение армасовцев, но держал себя лояльно. Хотя полковник Пинеда не был вдохновителем «восстания чести», но поговаривали, что он диктовал условия перемирия, чего Кастильо Армас не мог простить старому армейцу. Уволить его в запас президент не решался. Фернандо Дуке сообщил своему собеседнику, что группа армейских офицеров, к которым принадлежат Пинеда и он, Дуке, готовит вооруженный переворот. Речь идет не о днях, а о часах. Трудно наперед утверждать, что они свалят Армаса, – во всяком случае разработан план захвата военно-воздушной базы под столицей, аэропорта, оружейного склада, телеграфа. Руководители заговора хотят знать, не смогут ли другие подпольные организации отвлечь на себя часть сил армасовцев.

Карлос был взволнован. Он сразу понял возможные последствия офицерского заговора. Репрессии падут прежде всего на головы рабочих, учителей, врачей, студентов. Начнется еще один тур «охоты за красными». Но он знал, что любой удар по армасовцам служит их общему делу. Притом отговаривать закусивших удила офицеров бессмысленно, – армия давно бурлит. Но почему, почему эти люди не привлекут на свою сторону солдат, гвардию, население? Вечная трагедия офицерства в маленьких странах... Оно воображает себя владыкой мира.

Стараясь осторожно подбирать слова, он высказал все, что думал, капитану. Фернандо слушал внимательно. Потом, бледнея, спросил:

– Значит, мы будем сражаться одни, сеньор?

Карлос пожал плечами.

– Вот что, капитан Дуке. Мы давно предлагали вам идти вместе. Вы учтиво отказались. Наивно полагать, что в несколько часов мы сможем выставить армию сопротивления. Но одинокими вы не будете. На столицу движутся сборщики кофе. Бастуют путейцы. Насколько я знаю – я говорю вам больше того, чем имею право, но положение требует откровенности, – студенты готовят крупную манифестацию. Если это вас устраивает, – сражайтесь. Не устраивает, – отложите свой план, согласуйте свои выступления с нашими.

Фернандо оживился.

– Вы обрадовали меня, сеньор. Это больше, чем мы могли ожидать. Один вопрос. Если он не скромен, – беру его обратно. Как вам удается поднимать целые стада овечек и бросать их на волчье логово?

Карлос встал. Чувствуя, что обидел его, но еще не понимая, чем именно, поднялся и Фернандо.

– Капитан Дуке, – Карлос говорил спокойно, но румянец сошел с его лица и уступил место глубокой бледности, – вы просите помощи у одной из таких овечек. Я пеон, обыкновенный пеон. Как тысячи тех, кто в эту минуту сражается за свою землю. Народ не нужно поднимать. Он выше и зорче любого из нас. Его только нужно понять... Понять, что это не стадо. Когда вы и ваши собратья по мундиру подберетесь к этой истине поближе, – может быть, вам и удастся свалить Армаса.

Фернандо молча проводил своего спутника до выхода. Прощаясь капитан сказал:

– Кажется, я вторично обидел вас, сеньор. Извините. Я запомнил ваши слова и обдумаю их. Мне кажется, что вы живете в каком-то другом мире, с иными понятиями... Прощайте.

Карлос торопился. Заметив связного, он подошел к нему и быстро спросил:

– Товарищ Ривера возвращался?

– Нет, – ответил связной.

– Подросток – черноволосый, худенький, подвижный – не попадался вам на глаза?

– Нет, – снова ответил связной.

– Может быть, известия о нем были? – В голосе Карлоса прозвучала надежда.

– Нет, – в третий раз ответил связной.

Карлос серьезно обеспокоился. Посыльный вернулся от полковника Леона в десять утра и рассказал, что мальчика держат взаперти. Он подавал какие-то знаки, но полковник отправил его в комнаты. Мальчик, по имени Хусто, только успел крикнуть полковнику, что чувствует себя арестантом.

Карлос, Ривера и Роб перебрали все возможности. Остановились на том, что либо Линарес заподозрил Мигэля в пособничестве Андресу, либо Мигэль узнал такое, что заставило армасовцев его запереть. Ривера вызвался проникнуть к нему.

– Я люблю мальчика как сына, но на риск нужно идти в крайнем случае, – запротестовал Карлос.

– Это и есть  крайний  случай, – упрямо  сказал Ривера. – В нашей среде еще сидит провокатор.

– А ты что скажешь, Роб?

Большой сильный негр с горечью сказал:

– Они хотят прикончить Мигэля... Или нас. Ривере нужно пойти.

И вот Ривера исчез и не возвращается.

А Ривера дважды уже проходил мимо особняка полковника, успев подметить и шпика в витрине, и мальчика, прильнувшего к большому оконному стеклу. Поняв, что для него вход в этот дом закрыт, Ривера решил заставить разговориться полицейского осведомителя.

Он выбрал столик по соседству, заказал фасоль в томате и бутылку муската. По тому, как осведомитель прищелкнул языком, Ривера понял, что имеет дело с лакомкой, и весело предложил:

– Разопьем бутылочку, сосед?

Осведомитель кивнул головой и пересел за его стол, но так, чтобы не терять из виду улицу.

– Кто угощает? – деловито осведомился он.

– Тот, кто приглашает, – усмехнулся Ривера.

Через несколько минут, разомлев от стакана густого, схожего с медом вина, осведомитель разоткровенничался, но болтал не о том, что интересовало Риверу.

– При сеньоре Двадцать пять, [83]83
  Кличка кровавого диктатора Убико, суеверно верящего в знамение этого числа для своей судьбы.


[Закрыть]– бубнил шпик, – проводилась перепись. Черт возьми, я запомнил ее второй пункт: «Носите ли вы ботинки?» Голоштанники индейцы их не носили. Я тоже ответил: «Нет». У меня тогда не было ботинок. Теперь есть. Выпьем за то, чтоб всегда были.

– У всех? – засмеялся Ривера.

– У меня и у тебя, – сказал шпик. – На остальных нам наплевать.

Он глянул в окно и быстро поднялся:

– Машина самого, – пробормотал он. – Что тут делать?

– Чья машина? – не понял Ривера.

– Дона Кастильо. Видишь, пума готовится прыгнуть... говорят, из чистого серебра... Его машина.

– Ну и пусть его катается, – Ривера с трудом скрыл волнение. – Нам-то что за дело? Нам наплевать. Верно?

– Верно, – отозвался шпик. – Верно то, что я засиделся с тобой. А меня ждут в одном месте. В другой раз плачу я.

Насвистывая, он вышел и стал прогуливаться возле подъезда особняка.

Ривера не понимал, зачем пожаловала сюда президентская машина, но чутье подсказывало, что ее приезд имеет прямое отношение к Мигэлю.

Он не ошибся. Мы покинули Мигэля в самый отчаянный для него момент. Он не видел выхода. Он – самый находчивый мальчишка Пуэрто! «Да помогите же мне, сеньоры прохожие! Падре, у вас такой важный вид, будто вы заглотали колокольню! Вызволите меня отсюда – и, уж так и быть, раз в год я зайду к вам на исповедь и брошу в кружку сентаво. Сеньора в машине, ну что вам стоит посадить бедного продавца газет на запасное колесо и умчать на другой конец города, – я каждое утро буду бесплатно доставлять вам свежую рабочую газету...»

Никому нет до него дела. А друзья далеко. Мигэль знает, что ему делать. Он уже давно знал, но где-то в глубине сознания гнездилась мысль, что друзья поспеют раньше, чем он пойдет на страшный риск. Но он должен предупредить своих. Должен, – а рисковать ему запретили.

Мигэль выходит из своей комнаты, пересекает площадку вестибюля и стучится к полковнику.

– Войди!

Полковник выбрит, надушен, его усы-крендели нафабрены. Мигэль знает: сейчас он спустится в кафе, съест хрустящую булочку с начинкой из пальмовой капусты, запьет ее стаканом агуардьенте и будет долго хвастать перед официанткой своими подвигами.

– Что тебе, Хусто?

Голос полковника звучит мягче, предостережения Линареса кажутся ему неосновательными, они зря мучают мальчишку. Впрочем, в Пуэрто послана фотография, и сыскное агентство с часу на час пришлет ответ: не знают ли там такого... А пока пусть посидит дома. От этого не умирают.

– Мой опекун, – Мигэль придает своему голосу торжественность, еще секунду и он запоет, – мне не нравится, как полковник Линарес обращается с наследником рода Орральде. Я вынужден обратиться к президенту. Позвольте мне от вас назвонить ему.

– Ты хочешь сказать «позвонить»?

Леон удивлен. Но в конце концов, если мальчишка имеет ход к самому президенту, почему бы не проучить этого выскочку Линареса?

– Пожалуйста. Я соединю тебя с приемной дона Кастильо.

Секретарь узнает голос странного мальчика, которого он когда-то привозил к президенту. Что, Хусто понравилось фотографироваться? У него есть новость для сеньора Армаса? О, конечно, президент всегда рад видеть своего юного друга. Кто не выпускает? Почему? Но ведь у него кольцо от самого президента? Это отличный пропуск! Кто сказал, что пропуск недействителен?

Леон прислушивался к разговору и в эту секунду замахал руками, жалобно скривил лицо, как бы умоляя воспитанника его не выдавать. Мигэль ответил:

– Враги, которые обзывают себя друзьями дона Кастильо.

Секретарь рассмеялся; словечки мальчика ему нравились. Сейчас он за ним приедет.

И вот машина президента у подъезда особняка в ожидании юного друга самого дона Кастильо. Секретарь лично поднимается за Мигэлем. Полковник Леон спешит оправдаться, домашнему аресту не он подверг Хусто. Но секретарь недовольно хмурится.

– Дон Кастильо рекомендует полковникам Линаресу и Леону направить свои усилия на задержку его врагов, а не друзей.

Можно ли полковнику проехать во дворец вместе с Хусто? Лучше не сейчас. Президент разгневан. Но он отходчив. Да, конечно, секретарь замолвит словечко в пользу дона Леона.

Полковник провожает их до машины. Агентам Линареса больше нечего делать у особняка, но им не разрешено отлучаться. И только осведомитель с белой лентой, решив, что его час пробил, нанимает такси и устремляется за президентской машиной. Он поспешил, – Мигэль его заметил.

А полковник долго стоит в странном оцепенении, потом сердито дергает себя за ус и переходит дорогу, направляясь в кафе. У входа он лицом к лицу сталкивается с человеком, который приветствует его легким прикосновением к шляпе. Полковнику не до приветствий, но ему нужно выговориться. Кажется, он видит перед собой знатока английского. Гватемалец с американской фамилией. Кезон или Кэмон... Кенон, – напоминает Ривера. Как здоровье дона Леона и его воспитанника, которому он, Кенон, имел честь дать несколько уроков фонетики в отеле Пуэрто-Барриоса?

– О, Хусто Орральде пошел в гору, – хвастает полковник, – Он дружит с самим доном Кастильо. Только что он испросил аудиенцию у...

Полковник замолкает, – аудиенция может плохо для него обернуться.

Ривера понимает с полуслова. Поездка во дворец предпринята по инициативе Мигэля, – значит, мальчик решился бежать; что ж, план хорош. Нужно подготовить связных, главное – чтобы он не попался на цветочной явке.

Полковник приглашает мистера Кенона за столик, но мистер Кенон любезно отклоняет приглашение. В следующий раз охотно...

Связисты расставлены, каждый получил приметы Мигэля. Но где же сам Мигэль?

Он едет с секретарем президента по улицам города. Секретарь любит мальчишеские истории и просит шофера покатать их подольше. Мигэль что-то невпопад отвечает; он шныряет взглядом по сторонам, он ищет калитку или подъезд, где мог бы укрыться и потом сбежать через запасной выход. Но какой патио имеет вторую калитку, а какой нет? Будь это в Пуэрто, уж Мигэль-то знал бы, в какую щель сбежать!

– Говорят, твоя тетка приехала в столицу, чтоб вырвать у тебя дарственную на поместье, – секретарю понравилась эта история и он смакует ее, – а ты отправил ее восвояси. Верно?

– О, в поместье я с ней не такое проделывал, – сочиняет Мигэль. – Она заставила меня в наказание раскатывать с нею тесто, я взял и закатал в него несколько патронов. Я не виноват, что в духовой они начали рваться – тетка чуть не сбрендила.

Секретарь хохочет: ну и проказник юный Орральде.

Нашел! Мигэль нашел, сеньоры! Обдуем и тебя, сеньор секретарь, и тебя, сеньор шпик. Где-то рядом базар. Сейчас за поворотом потянутся ковры, разложенные прямо на мостовой, развешанная под навесом индейская одежда: уипили – короткие   женские рубахи, листоны – те самые многометровые, расшитые ленты, которые индейская женщина тюрбаном обвязывает вокруг головы и носит на них сосуды и корзины.

– Сеньор, меня заинтересовала одна штучка. Я хотел бы ее привезти в подарок дону Кастильо.

Секретарь подает шоферу знак, машина останавливается. Мигэль проскальзывает между продавцами ковров, схватывает с ближайшего прилавка уипиль, влезает в него, там же берет шаль-ребосо, прикрывает лицо, еще секунда – и на голове у него листон. Горсть монет летит в руку ошеломленного продавца. Еще одна секунда – и Мигэль вливается в цепочку уходящих с рынка женщин, смиренно опустив глаза, проходит мимо рыскающего шпика.

До свиданья, сеньор секретарь, отныне вы мой друг. Прощай, шпик, больше не встретимся. Где бы сбросить с себя все это барахло? Зайдем в этот подъезд. На мозаичный пол летят шаль, тюрбан, рубашка. Скорее – к Росите.

Мигэль не знает, что Линарес уже пустил по его следу стаю гончих. Но ему не нравится, когда возле цветочного магазина к нему направляется незнакомый человек и подает непонятные знаки. К черту! Он не пойдет на эту явку. Мигэлю невдомек, что его поджидает связной, который мог бы его избавить от многих блужданий.

Мигэль уже далеко. Он свободен. Больше его не заманят в клетку. Но как разыскать своих, дядю Карлоса? Дом антиквара Молины многие знают. Нет, Мигэль не пойдет туда. Запрещено! Кого он знает в столице?

...Шумный коридор университета. Кого спросить, кого дернуть за руку? Этого? Он очень много болтает – несерьезный, сразу видно. Того? Тот слишком угрюмый. Возьмет и крикнет: «Руки вверх!» Может, лучше к девушке обратиться?

Но, словно по мановению волшебной палочки, без звонка, коридоры пустеют. Начинается очередная лекция. Мигэль не знает этого. «Что их – ветром сдуло?» – недоумевает мальчик. Он остался один в коридоре. Нет, не один. Навстречу ему бежит девушка. Ее, наверно, тоже сдуло откуда-нибудь ветром. Опоздала. Других унесло раньше.

– Вы что здесь делаете, молодой человек? – весело кричит она.

«Как же, так я тебе и доложу», – говорит себе Мигэль, но с губ его уже летит задорное:

– Сколачиваю оркестр – из тех, кто проспал.

Девушка хотела ущипнуть Мигэля за нос, но он заслонился рукой.

– Спокойнее. Тайная полиция.

Она расхохоталась.

– Вы забавный. Что вам надо у нас, таинственный сеньор?

Мигэль замялся, но девушка не выглядела фискалом, и он, неожиданно для себя, решился:

– Зашел в гости. К Андресу. Где его разыскать? Улыбка мигом сбежала с лица студентки, и она строго сказала:

– Андреса больше нет в университете. Идите в другие гости.

– Мне больше некуда пойти, – тихо сказал Мигэль. – А друзей Андреса вы мне не можете показать, сеньорита?

Через полчаса его свели с Донато. Мигэль сказал:

– Мне не нужен Андрес, раз вы все так боитесь. Мне нужны люди побольше его. Но об этих людях я могу спросить у одного Андреса.

– Зачем они нужны тебе? – спросил Донато.

– Это не моя тайна, сеньор студент.

– Андрес тебя знает?

– Нет.

– На что же ты рассчитываешь? Почему он доверится тебе?

– Если вы друг Андреса, вы должны знать, что его недавно спасли.

– Я сам его нес. Что еще?

– Тогда вы должны знать, сеньор. Один находчивый человек сообщил, когда Андреса повезут на допрос. Этот человек, – скромно прибавил Мигэль, – я.

– Ты?

– Ну да, я.

– А если ты сочиняешь?

– Тогда люди побольше вашего Андреса не захотят со мною лясы точить, – и все. Только пожалуйста, сеньор, катитесь бегом, а не шагом. Не то я пошлю к дьяволу ваши вопросы и отправлюсь сам на поиски.

Вот так Мигэль и очутился в маленькой комнатке позади музыкального магазина. Он не знал, куда его привели, но увидел изуродованное лицо Андреса и подбежал к нему:

– Андрес, я сидел в кабинете, где вас пытали. Вы не видели меня, я был за шкафом. Вы здорово держались, как настоящий мужчина. Я... я хотел бы походить на вас, Андрес.

С порога раздался голос:

– Ты тоже держался, как настоящий мужчина, Мигэль.

Вошел Ривера. Его вызвали раньше, и он еще на улице увидел Мигэля.

– Ну, рассказывай, – быстро сказал он, – что с тобою стряслось?

Мигэль бросил выразительный взгляд на Андреса.

– Мигэль, Мигэль, – с укоризной протянул Ривера. – Ты не доверяешь настоящему мужчине.

Мигэль потупился. Андрес слабо улыбнулся.

– Не томи его, Ривера, – сказал Андрес. – Он все равно будет молчать. Такой уж характер.

– Андрес – член нашего комитета. Говори, – предложил Ривера.

Мигэль рассказал все. Как он вкрадывался в доверие к Линаресу, как разузнал о Королевской Пальме, как приводил в бешенство Бочку Желчи, заставлял его разговориться. И, наконец, как услышал от шефа полиции, что убийца Адальберто ему полезен.

– Повтори слово в слово, – приказал Ривера. – Что он говорил об убийце Адальберто?

– «Важно найти не того, кто стрелял, а того, кто направлял», – медленно повторил Мигэль. – И еще: «Этот человек полезен нам».

– Ласаро! – вскричал Андрес. – Я подозревал это давно. Ривера, у меня не было доказательств, и мне бы не поверили. Но в ту минуту, как он сказал перед комитетом: «Единичные выступления подрывают партию изнутри», – я потерял веру в его искренность.

– Почему? – спросил Ривера. – Мысль правильная, партийная мысль.

– Потому что за неделю до этого он сам рекомендовал нам завязывать бой с армасовцами, где только можно и в любом составе – «втроем, вдвоем, в одиночку».

– Жаль, что ты молчал раньше.

Мигэль видел, что его старшие друзья загрустили, и со смешными подробностями рассказал, как он горланил песню и как Линарес сиплым голосом подпевал ему.

– На песне я и попался, – сказал Мигэль под смех товарищей. – Это я узнал уже потом, от полковника Леона. Ну, а где теперь мне жить? Что делать?

– Несколько дней пробудешь здесь, – сказал Ривера. – Потом тебе и еще кое-кому предстоит небольшая поездка в другой город.

– В Пуэрто?

– Нет.

Мигэль потускнел.

– А чтобы эти дни наш Мигэль не скучал, – засмеялся Ривера, – я познакомлю его с продавщицей музыкальных инструментов.

Мигэль сделался красным.

– Не надо, – сказал он. – Хватит с меня девчонки Линареса.

Ривера улыбнулся и приоткрыл дверь. В комнату донесся знакомый девчоночий голос:

 
Тук-тук-тук,
Выше нос, музыканты!
Пара рук – Это ваши таланты!
 

– Росита, – прошептал Мигэль.

– Кажется, арест в этом доме тебе будет более приятен, – закончил Ривера.

Мигэль и Росита сидят в маленьком садике позади магазина. Обо  всем  уже  рассказано, все  известно. Только одного оба не знают: где они будут завтра?

– А может, так лучше, – сказала Росита. – Я всегда мечтала о далеких путешествиях, о долгом плавании. Я хотела услышать все сказки, какие есть на земле. А сейчас, – она счастливо засмеялась, – я сама как сказка, брожу по улицам города, от человека к человеку.

Она посмотрела в глаза Мигэлю.

–А ты? – нерешительно спросила Росита – Ты хочешь вернуться в Пуэрто?

– Больше всего на свете, – горячо сказал Мигэль. – Пуэрто моя родина и моя жизнь. Но если завтра дядя Карлос пошлет меня на юг или на дальний запад, я и не звякну, – и сразу поправился, – и слова не скажу.

– «Звякну» подходило лучше, – мечтательно повторила Росита. – И еще я запомнила из твоих любимых словечек: «Помидоры лопают, пока они не треснут» и «Пусть я захлебнусь на самой высокой волне».

– Чудеса! – заморгал Мигэль. – А Бочкина дочка все время меня держала за язык...

Он звонко рассмеялся, но Росита помрачнела. И тогда Мигэль впервые осмелился сделать то, о чем давно мечтал. Он встал, низко поклонился своей подруге и срывающимся от волнения голосом сказал:

– Когда я вырасту, я увезу тебя в самое длинное плавание. Мы объездим все земли и наслушаемся самых прекрасных песен и сказок. Ты согласна, Росита?

– Да, мой Мигэлито.

Она повернулась к нему – нежная, гибкая, счастливая, и столько любви и преданности прочел он в ее глазах, что осторожно, точно боясь, как бы не рассыпалось его сокровище, прикоснулся губами к вздрагивающим губам своей подруги. Росита отстранилась.

– Но это будет потом, потом, – зашептала она. – Когда мы прогоним тех с нашей земли.

– Да, это будет потом, – подтвердил Мигэль. – Потому что сейчас мы крепко заняты, моя Росита.

А что же в это время делали Ривера, Карлос, Роб? Ведь Мигэль доставил им такую важную новость. Они спорили.

– Только коллектив вправе решить, можно ли его считать предателем и что с ним делать, – заявил Карлос. – Я не говорю уже о том, что мы не знаем: одно и то же лицо Королевская Пальма и Ласаро или это разные лица.

– Что же у нас – предатель на предателе сидит? – горячился Ривера. – В условиях подполья оставить провокатора на свободе – значит погубить себя. Из двух трупов – своего и Ласаро – я предпочитаю труп Ласаро.

– Ласаро уже не опасен нам, – не соглашался Карлос. – Рабочие организации будут извещены, связи с ним прерваны, в лицо он знает немногих.

– Все равно, – вспылил Ривера, – предателей нужно учить!

– Ривера решится устранить его без суда товарищей? – в упор спросил Роб.

Ривера отвернулся к окну.

– Вряд ли, – наконец ответил он.

– Значит, собираем комитет, – подвел итог Карлос. – Лучше за городом. Где-нибудь по дороге на Антигуа. За Ласаро слежка – пригласим его через почтальона. Скажем, на завтра в девять утра.

– Но Ласаро, если он и есть Пальма, успеет связаться с Линаресом по рации.

Нет, не успеет, – возразил Карлос. – Чиклерос говорил, что последний утренний выход в эфир Королевской Пальмы – в семь часов. В восемь утра мы его пригласим на девять. Но даже, если он и есть Пальма и он достучится до Линареса... Вот мой план...

Весть о заговоре военных вызвала различный отклик. Роб сказал:

– Роб думает так, – надо порекомендовать городскому транспорту застопорить движение. Но военных это не спасет. Роб думает, – надо предупредить наших товарищей, чтобы были осторожны; Армас начнет охоту с них.

– Мне жаль Фернандо, – задумчиво заметил Ривера. – Он первым полезет в самое пекло.

...Виновник многих волнений и споров сидел и ждал. Но его никто не вызывал; казалось, он никому не нужен. Ласаро лихорадило. Он принял дозу хинина и взял с полки легкий роман, чтобы забыться. Книга называлась «Исповедь предателя», – он отшвырнул ее в сторону, и она хлопнулась о стену.

Ночью ему показалось, что в комнате есть посторонний. Он включил свет и сел на постели. Кошмары не оставляли его.

В семь утра он вышел в эфир и сообщил: «У Королевской Пальмы новостей нет».

В восемь принесли почту. Разносчик газет сказал сеньоре Пласиде, что один пакет ему велено передать адвокату лично в руки. Посмотрев в замочную скважину и не обнаружив в разносчике ничего угрожающего, Ласаро впустил его в комнату. Разносчик протянул ему письмо и попросил расписаться: ему хорошо заплатили, и он хочет оправдать доверие клиентов. Ласаро бросил ему монету и, когда разносчик, весело насвистывая, удалился, адвокат вскрыл конверт.