Текст книги "Тайной владеет пеон"

Автор книги: Рафаэль Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Санчео покрутил головой:

– Надо мной засмеется девчонка из библиотеки. Я читаю книгу вверх тормашками. А газету не хочешь?

– Нет, нужна книга, – подтвердил свою просьбу Наранхо. – О здешних стелах. Хорошо бы – с картинками.

Санчео повел носом:

– Опять тайна? Тайна с картинками? Ну, подождите, надоедливые сеньоры, здесь на скамеечке. Я слетаю мигом.

Это была первая книга, которую когда-либо открывали Хосе и Наранхо. Хосе видел еще конторские книги, но они пестрели цифрами. Наранхо вспомнил, как с дедом они пришли в праздник рождества в церковь и падре, строго осмотрев прихожан, подозвал к себе старого Наранхо.

– Посмотрите на этого человека, дети мои, – сурово сказал падре. – Он считает себя умнее всевышнего. Скажи, дон Наранхо, что сказал ты сегодня своему соседу Эрбо?

Старый Наранхо, лукаво усмехнувшись, отчего по лицу его забегал пучок морщин, сказал на всю церковь:

– Падре, я только объяснил этому ослу Эрбо, как неразумно поступил всевышний, поселив нас на одной земле с фруктовщиками.

– Убирайся и не приходи более в храм божий! – закричал падре, потрясая черной книгой, которую Наранхо с той поры не терпел.

Но книга, которую мальчики, забравшись в будку обходчика, сейчас держали в руках, не состояла из цифр и не обрушивала град проклятий. Они видели в ней памятники – те самые, вокруг которых столько ходили сегодня. Они видели серьезные и приветливые лица ученых, которые приезжали издалека откапывать стелы Киригуа, пытаясь проникнуть в тайны древних майя. И они сами хотели бы узнать эти тайны, но перешагнуть от иллюстрации к тексту еще не могли. Слишком много пышных реклам выпускала Юнайтед фрут компани, и слишком мало школ насчитывалось в тех местностях, которые заполонили ее посадки, подъездные пути и надсмотрщики.

– Нет, не могу найти слова «с ошибками», – вздохнул Наранхо.

– Тогда закрой книгу, – мрачно предложил Хосе. – Когда-нибудь и мы научимся читать.

Наранхо не хотелось расставаться с книгой. Он листал страницы, по десять раз возвращался к одному и тому же рисунку; он даже гладил их и шептал. «Ну, раскройся же, – услышал Хосе его шепот. – Какая ты из себя, ошибочная? Эта? Наверное, эта, если ты смотришь сбоку. А может быть, та?.. Отзовись!»

Без стука вошла Тереса. Наранхо захлопнул книгу. Оба мальчика вскочили и посмотрели на сестру с надеждой.

– Нет, нет, – сказала Тереса. – Он без сознания. Меня напугал сегодня администратор. Он пришел, когда ваш друг кричал что-то бессвязное. Ну, ничего страшного. Обошлось. Что это у вас за книга?

– Нашли здесь, – неопределенно сказал Наранхо.

– У обходчика?

Тереса перелистала несколько страниц и улыбнулась,

– Из больничной библиотеки. Интересно, – правда?

– Очень, – подтвердил Наранхо, – только мы не умеем читать.

– Хотите, я вам почитаю вслух? – предложила Тереса.

– Сеньорите лучше не оставлять больных. Сеньорите лучше отдохнуть, – тихо сказал Хосе.

Он заметил бледный вид Тересы, круги под глазами, дрожащие руки молодой сестры милосердия.

– Я за чтением отдыхаю, – ответила Тереса. – Что же вам прочесть?

Наранхо не решался ответить. Молчал и Хосе. Теpeca сжала губы.

– Я бы вас поколотила обоих, – вызывающе бросила она и рассмеялась.

– Мы уже не дети. – Хосе старался не причинить сестре обиды.

Он помолчал.

– И вы, сеньорита, и Санчео – все вы очень славные. Но больше, чем мы вам доверили, мы не можем.

– Вам никто, кроме нас, не поможет, – печально сказала Тереса.

– Подождите, сеньорита. – Наранхо что-то шепнул Хосе. – Вы можете прочесть нам название всех памятников в Киригуа и показать их на рисунках?

Тереса присела и раскрыла книгу.

– Стела А... Стела Е, – медленно перечисляла она, показывая ребятам на рисунки, – эта самая высокая. На ней написано, что прошло миллион четыреста восемнадцать тысяч четыреста дней от начала хронологии майя. Стела...

Тереса подняла голову и растерянно спросила:

– В чем дело? Вам нужно другое?

Хосе не смотрел на книгу. Наранхо порывался что-то сказать.

– Сеньорита Тереса, – Наранхо не знал, как объяснить сестре то, в чем он и сам не разбирался, – скажите, эти столбы... Они не имеют других имен? Только буквы?

Тереса открыла последнюю страницу с пояснениями.

– Имеют, – неуверенно начала она. – Американец Морли назвал их по-своему. Стела большая. Я думаю, это и есть самая высокая... Стела лучше всего обтесанная... Смотрите – эта стела с наибольшим числом ошибок в датах. Резчик перестарался...

Вот и названа та, которая сейчас интересовала ребят. Но они и бровью не шевельнули. Застыв, подобно каменным изваяниям, и уставившись в рисунки, они выслушали все до конца и только тогда перевели дыхание.

– Это то, что нужно? – спросила Тереса.

Молчание.

– Вы просто замечательные мальчишки, – вырвалось у сестры. – Я расскажу вашему больному обо всем.

И она выскочила из будки.

А в будке начался дикий, необузданный танец. Взявшись за руки, мальчишки кружились, поочередно подпрыгивали, выкрикивая:

– Э-ха! Как живешь? О-ха! Хорошо живешь!

И вот они у стелы, где резчик по камню, по мнению ученых, ошибся наибольшее число раз. Они придирчиво, как специалисты, осматривают узорчатые рельефы, иероглифы, украшения, одежды. Они перечисляют лица богов и каждому дают свою кличку. «Носорог», «Рыбий глаз»., «Бородач»... Они экзаменуют друг друга: что выбито под богом с откушенным ухом, а что над раковиной? И все это для того, чтобы потом заметить любое изменение, которое появится на стеле, любую царапину, которая может быть проведена между «Носорогом» и «Будильником».

Пока приглашения в гости они не обнаружили.

По нескольку раз в день они бродят между больницей и лесом, угадывая, какая пометка может появиться на стеле: царапина гвоздем, надпись мелом, краской, лаком, углем.

– Они могут оставить записку у нашей стелы, – изрекает Хосе.

Мальчишки присматриваются к траве, но трава вокруг стелы целехонька.

– А могут отбить кусок камня, нацарапать и подклеить его, – фантазирует Наранхо.

И мальчишки осматривают стелу в поисках легкой трещины. Но нет и трещины.

Так проходит день, второй и третий, Карлос все еще без сознания. На стеле ничего не появляется. Мальчишки в отчаянии.

15. ЕСЛИ ТЫ ОЧЕНЬ ЛЮБИШЬ...

Мы давно не заглядывали в дом сеньора Молины. Здесь не многое изменилось. Только глуховатая консьержка, завидев клиентов хозяина у калитки, кричала, что сеньор Молина болен и никого не принимает. Таким образом, весь квартал знал о болезни антиквара. По-прежнему около полуночи возвращался тореро Габриэль и, как обычно, валился на койку, почти не раздеваясь и не испытывая желания болтать с соседями.

Койка Андреса несколько дней пустовала – Габриэль и Роб знали, что в университете большие волнения.

Роб вел размеренный образ жизни. Утренняя зарядка. Однообразный завтрак – тыквенная каша, желтоватая мякоть плода агуакате, кружка черного кофе. Возвращался он с работы не поздно, читал газеты, журналы, делал для себя выписки. С Габриэлем у Роба установились ровные, дружеские отношения, но сердечность первой встречи улетучилась.

Андрес узнал, что пять – шесть лет назад они встречались на спортивных площадках. Роб был начинающим боксером, Габриэль отлично дрался на рапирах и входил в сборную стран Центральной Америки. Импрессарио сыграл с Робом некрасивую шутку: он выставил против него под видом любителя боксера международного класса Черную Кошку, и шестнадцать раундов для увеселения публики «любитель» избивал профессионала, гоняя его по рингу и методично нанося удары в печень. А на семнадцатом – мощным нокаутом перебросил через канат. Роб решил отказаться от бокса, но прежде расквитаться с Черной Кошкой и импрессарио. Второе было легче: он разоблачил его приемы в интервью, которое дал репортерам, и репутация импрессарио оказалась подмоченной.

К повторному матчу с Черной Кошкой Роб готовился год и был уверен в победе. Он не учел только, что импрессарио Черной Кошки зорко следил за тренировкой молодого негра и за месяц до их официальной встречи предложил им негласный джентльменский матч. В первом же раунде Роб получил удар кастетом, который выбил бы негра из жизни, не обладай он богатырским организмом. Шесть месяцев его кроили, зашивали и перебинтовывали в больнице. Вышел он другим человеком. Спортивный мир его потерял из виду, но зато Пуэрто-Барриос приобрел веселого грузчика и отличного товарища.

Встреча с Габриэлем всколыхнула в нем горькие воспоминания. Они беседовали односложно, скупо. У каждого, как видно, были свои неудачи. Андрес слышал, как Роб с досадой сказал:

– Ради успеха у толпы. Великая цель? Так?

– Не положи Черная Кошка в перчатку кастет, – разозлился Габриэль, – ты и сам лез бы к спортивной славе.

– Может, и так, – согласился Роб, – но я был моложе и знал меньше. Сейчас я вижу славу в том, чтобы...

Он задумался.

– Чтобы грузить бочки в трюмы ЮФКО? [43]43
  Юнайтед фрут компани.


[Закрыть]  – спросил Габриэль.

 – Чтобы не отставать от рабочих людей.

– А если я попрошу тебя не говорить со мной общими фразами? – попросил тореро.

Роб засмеялся.

– Тогда заведем другую пластинку. Я хочу посмотреть любимца толпы в работе.

Габриэль повернулся к стене:

– Знай себе коли быка, да береги живот от его рогов и копыт.

Что-то дрогнуло в его голосе.

– Ты мне не нравишься, —быстро сказал Роб. – Почему твоего носа я не видел на афишах?

Габриэль сел на постели.

– Господи, да неужели ты не понимаешь, что я всего лишь правая рука тореро – его помощник и его страховой полис? Слава покинула меня в тот день, когда я струхнул перед мордой быка. Бык был голодный и злой. Толпа улюлюкала, ревела, мне в голову летели гнилые бананы, хлопушки, даже башмаки. Я заработал в тот день кличку «Убегающий» и сошел на ступеньку вниз. Ну, и довольно об этом.

– Слава испарилась, – медленно  произнес  Роб. – Ради чего же ты?..

Ради звонкой монеты, – отрезал Габриэль. – Прикрываю собой первого тореро, а вечерами учу молодых оболтусов испанской хоте.

– И больше тебе ничего не нужно?

Габриэль отвернулся.

...Андрес не возвращался, Габриэль спал. Роб съел традиционный завтрак, наскоро выпил кофе, привел в порядок свои курчавые волосы, натянул комбинезон и отправился на рынок.

Гватемальский рынок, поражающий красками своих плодов и тканей, считается у латиноамериканских торговцев наиболее опрятным. Для него было выстроено специальное помещение неподалеку от главной площади за кафедральным собором. Архиепископ не стал возражать, хотя до его слуха дошла острота о том, что рядом разместились две торгующие «точки». Архиепископ был неглупый человек и понимал, что тысячи приезжающих на рынок, проходя мимо собора, отдадут должное и церкви.

Специальная бригада мусорщиков по нескольку раз в день очищает мясные, мучные, овощные, фруктовые ряды от соломы, огрызков провизии, давленых плодов и, принимаясь за уборку прилегающих улиц, сгоняет с тротуаров торговок национальными лакомствами, которые изготовляются тут же. Разбегающиеся индианки разносят по городу ароматы своих корзин с маисовыми тортильями, наперченными томали, дымящимся кочидо – говядиной, стушенной в овощах, острыми приправами, блюдами с поэтическими названиями и обжигающими рот начинками: энчиладас, фиамбре, револькадо...

Один из мусорщиков переехал в провинцию, и на вакантное место претендовали чуть ли не все жители глинобитных домиков окраины. Но директор рынка взял Роба.

– Вас рекомендовал мой большой друг, – сказал он лаконично. – Надеюсь, ни в какую скандальную историю вы меня не впутаете. Я только сочувствую. – Последнее слово он произнес подчеркнуто. – Не более того.

Роб не мог удержаться от искушения поспорить:

– Сеньор директор, я не буду вас беспокоить. Беда только в том, что сочувствующих они тоже вешают.

Директор молча улыбнулся. Так Роб стал мусорщиком.

– Может быть, тебе это дело будет неприятно, – сказал ему Ривера. – Может быть, оно покажется тебе на первых порах мелким. Но на рынке столько людей! И столько департаментов! Завязывай знакомства. Прислушивайся к настроению приезжих. Особенно – из кофейной зоны. Приедет Карлос, – и мы найдем тебе более подходящее место.

– Слушай, товарищ Ривера, – удивился Роб. – Почему только прислушиваться? Почему нет хорошего плана? Ударить их из кофейной зоны не хуже, чем из банановой.

– Я немного растерялся, – признался Ривера. – Каждый день хожу как по канату. В голове десятки имен, адресов. Связные новые, многое путают. Карлос где-то задержался. Члены Цека выехали на плантации. Работают с пеонами. Здесь появляться не могут. Кое-кто в эмиграции. А самое главное – я получил дурацкое амплуа – учитель фонетики. Только потому, что бедняга Ривера недурно владеет тремя языками и работал переводчиком у Гильермо Ториэльо. <sup>[44]44
  Министр иностранных дел в демократическом правительстве Арбенса


[Закрыть]</sup>

– Перемени роль!

– Поздновато. Да и не могу без товарищей. Приедет Карлос – решит.

Роб легко выпросил себе фруктовые ряды, где владельцы мелких плантаций заключают сделки или сбывают свой товар через торговцев.

Сегодня удачный день. Шум разноязычного говора – индианки говорят на своих наречиях, иностранцы на своих, – возгласы продавцов, стук ножей и звон монет, истошные крики попугаев, которых каждая семья захватывает для увеселения с собой, не помешали Робу услышать разговор двух владельцев участков.

– Черт знает что такое, – кипятился один. – Американцы с первого июля сократили закупки нашего кофе. У меня валяется весь урожай. Сорт «Арабика» им, видишь ли, не годится. А у знатоков он под первым номером. Стань на колени, продай себе в убыток – тогда возьмут.

– Да разве это впервые! – со злостью ответил его собеседник. – Я помню их пшеничную операцию. Они навязали нам пшеницу, и за каждое зерно мы платили, как за драгоценный камень. А у нас пшеница лучше травы растет. Как жить?

– Мы заживем после Армаса, – многозначительно отозвался первый.

Робу очень понравились эти слова: «после Армаса»! Уж если в первые месяцы твоего правления, дон Кастильо, земельные собственники хотят тебя сплавить, на кого же тебе надеяться: на разорившихся офицеров, монахов, земельную знать? Не слишком много...

В обеденный перерыв Роб идет в кафе «Гватемала». Солнце жжет сильно. Роб тихо напевает песню своей маленькой приятельницы:

 
Ждут нас знатные сеньоры.
Торопись! О-хо!
 

Он распахивает дверь кафе и тотчас же ее захлопывает. Никуда не годится: Мигэль.  Что ему  здесь надо? Зачем он пришел к Росите?

Мигэлю запрещено связываться со своими. Или что-то случилось, или мальчик просто устал.

Мигэль и впрямь устал. После приема у президента он не успел вернуться домой, как примчался секретарь Кастильо Армаса. Сеньор президент отмечает храбрость своего юного соратника и преподносит ему в знак особого расположения именной пистолет, а также кольцо со своим вензелелем. Секретарь добавил, что президент пожелал сфотографироваться с Хусто, и со стороны юного сеньора было бы любезным принять это приглашение.

Мигэль обрадовался подарку: при нем будут оружие и кольцо – лучше пропуска не надо, куда угодно с ними проберешься.

– Передайте сеньору президенту – вещички пригодятся, – сказал Мигэль и, увидев, как округлились от удивления глаза секретаря, быстро поправился: – Передайте, что эти штучки не заваляются.

Он вконец запутался и решил замолчать.

– Когда Хусто примет приглашение президента?!– улыбнулся секретарь.

– Через неделю, – ответил Мигэль.

– Вы шутите, сеньор, – холодно заметил секретарь. – Заставлять сеньора президента ожидать целую неделю?

«Зачем ему понадобилась моя ватрушка? – лихорадочно соображал Мигэль. – Проверяют? Или для чего другого? »

Полковник пришел на помощь мальчику.

– Хусто просто боится красных, – пояснил он. – Они уже убрали его отца и могут взяться за сына, если снимок появится в газете.

– Понятно, – засмеялся секретарь. – А я было решил, что ослышался. Неделю! Ха-ха… Но снимок придется опубликовать. Так желает президент. Если Хусто будет угодно, мы выставим пост у подъезда.

– Нет, – живо возразил Мигэль. – Зачем пост, покамест я в столице? Будь в провинции, – другая колбаса.

Секретарь опять хохотнул и поднялся:

– Итак, решено. Завтра в полдень.

Когда он ушел, полковник сказал:

– Хусто, дружок, вместо, «другой колбасы» можно было сказать «другой разговор».

– На лесных выработках и не то еще услышишь, – выкрутился Мигэль. – Да и у отца язык пришит крепко.

Дон Леон погладил мальчика по голове.

– Я тебя всему научу. Прими мое поздравление с подарком. Вечером тебя поздравят друзья.

А Мигэль лихорадочно думал, как бы рассказать своим о разговорах, что велись у президента. Что ж из того, что своих ему запретили разыскивать? Бывают такие обстоятельства, когда нужно нарушить приказ. Он искал случая выбраться из дому, но, как назло, дон Леон привел в гости дочь Линареса – советника президента. Жеманная, вертлявая девчонка с хитрым взглядом и длинными, все время шевелящимися руками не понравилась Мигэлю. Полковник просил «занять сеньориту Линарес», но Мигэль с удовольствием вытолкнул бы ее взашей.

– А у вас в поместье много комнат? А во что вы играете? А лошадей там объезжают? – забрасывала девочка его вопросами.

Мигэль решил отделаться от нее и угрюмо ответил:

– Играем мы вот во что...

Он прицелился в девчонку из пистолета, и она с визгом выбежала за дверь. Полковник привел ее обратно.

– Хусто напугал вас, сеньорита, – засмеялся полковник, – но не солгал. Последнее время он воинственно настроен.

И он снова оставил их вдвоем. Девочка заходила по комнате и затрещала:

– Хусто, вы любите играть в теннис? Приходите ко мне, у нас свой корт. А у вас есть знакомые девочки?

Мигэль вспомнил Роситу: только ее допускал он в свои игры, только ей показывал свои значки, обмененные у туристов и спрятанные в камнях на берегу. Других девчонок он презирал: стоило их толкнуть – они ревели; спросишь о дальних странах – не знают. Росита была не такая: она знала все сказки на свете и много песен. И в обиду себя не давала. Мигэль однажды подставил ей ножку, но мгновенно оказался в канаве. «Эй, – посмеялась Росита, – с сеньоритой не разговаривают сидя в канаве».

Что понимает девчонка, которая сидит перед ним, в жизни? Слов «портовик», «забастовка», «пароль», «явка» она и не слыхивала.

– У отца в поместье мы жили одни, – наконец ответил Мигэль.

– А у меня есть один знакомый мальчик, – жарко зашептала Линарес, – он научил меня целоваться. Хочешь – и тебя научу?

И, прежде чем Мигэль успел отшатнуться, она обняла его за шею руками и влепила прямо в губы влажный поцелуй.

Мигэль вырвался и так сильно отбросил девчонку» что она отлетела к этажерке и громко заплакала.

– Слушай, – угрожающе сказал Мигэль. – Если ты еще раз это сделаешь, я тебя застрелю. И предупреждать не буду.

Ему было очень противно. Его никто никогда не целовал. Агенты компании лишили его Каверры-отца и мамы Кучиты, когда он был еще ребенком; других родных Мигэль не знал. Они, мальчишки Пуэрто, всегда смеялись над влюбленными парочками, которые сидели у моря. Они слышали, что есть на свете настоящая любовь, и каждый в душе мечтал, что станет отважным мореплавателем или быстроногим охотником и похитит из какого-нибудь горного селения первую красавицу. Для Мигэля такой красавицей была Росита. Но он не из тех, кто выдает свои чувства. Только один раз, когда они выпускали с Хосе из клетки кецаля, он тихонько выдернул из пышного хвоста изумрудное перо и засунул его под рубашку. Он отдал Росите перо кецаля, когда уходил с отрядом.

– Это тебе, – просто сказал он, и кровь прихлынула к его лицу. – Когда встретимся снова, – отдашь.

Росита с удивлением на него посмотрела.

– Вот какой ты, Мигэлито... Ведь это первый настоящий подарок в моей жизни. Роб говорил, что только знатные сеньоры Америки носят перья кецаля.

– Нам наплевать на знатных сеньор Америки, – сказал Мигэль. – Гватемальские перья должны носить гватемальские девушки.

Он поднял на нее глаза и про себя поклялся когда-нибудь похитить ее.

Все это было в Пуэрто.

А от того, что произошло здесь, в особняке дона Леона, становилось противно и гадко.

– Подумаешь, недотрога! – ревела Линарес. – Укусили тебя, что ли?

Мигэль подумал, что не стоит очень вооружать против себя девчонку, и примирительно сказал:

– Ладно. Не хнычь. Хочешь, я покажу тебе альбом с фотографиями?

Он нашел в шкафу у полковника снимки городов, по которым скитались изменники-офицеры, бежавшие из республики. Буэнос-Айрес, [45]45
  Столица Аргентины.


[Закрыть]Колон, [46]46
  Город и порт в Панаме.


[Закрыть]Манагуа, [47]47
  Столица республики Никарагуа.


[Закрыть]Тегусигальпа... [48]48
  Столица республики Гондурас.


[Закрыть]  Девчонка всхлипывала, но альбом рассматривала с интересом.

– Здесь мы были с отцом, – запищала она. – Город самых высоких пальм. И здесь были: целая набережная небоскребов... А это отец! – вскрикнула она.

Рядом с Леоном стоял бочкообразный человек в соломенной шляпе, из-под широких полей которой вызывающе выглядывали злые глаза и короткие усы, прикрывающие сложенный в усмешке рот. Чем-то девчонка походила на отца: Мигэлю показалось, что у них одинаково длинные руки, но он оставил это открытие при себе.

Так он и не сумел выбраться до прихода гостей в город. А ему необходимо было туда попасть. В этот вечер много пили, много шумели. Об удаче юного Орральде друзья полковника уже прослышали, и каждый понимал, что президентский подарок мальчику – это косвенно выраженная благодарность его опекуну. Офицеры потребовали, чтобы счастливчик произнес тост. Мигэль одернул на себе легкую рубашку из шелкового полотна и, по знаку полковника, привстал.

– Сеньоры! – выкрикнул он. – Пусть все здесь развалится – лишь бы наше дело победило!

Офицеры зааплодировали... Ах, как пожалел Мигэль, что здесь нет ни одного мальчишки Пуэрто, который оценил бы его находчивость! Он пожелал им всем развалиться, и они еще хлопают. Индюки!

Офицеры ждали продолжения. Мигэль вспомнил мальчишескую клятву, которую когда-то в Пуэрто они дали втроем: он, Хосе и Руфино. Маленький, всего на свете боявшийся Руфино служил в конторе у Ла Фрутера, но в трудную минуту он остался верным друзьям. Его уже нет, а клятва осталась.

– И пусть я сгорю в огне вулкана, если мы не отправим к дьяволу всех тех, кто мешает нам жить! – закончил Мигэль под нестройный рев гостей.

Что-то заставило его оглянуться: в дверях стоял Аугусто Чако – человек, опознавший в Руфино брошенного сына. Чако боялся своего грязного прошлого и расправился с маленьким боем. И вот сейчас этот убийца смотрит в упор на Мигэля, словно пытаясь извлечь из памяти слова услышанной когда-то клятвы. И, чтобы убийца не вспомнил, как эти слова бросил ему в лицо умирающий Руфино, Мигэль подбежал к гостю с бокалом в руке.

Я не пью перед дорогой, – сказал Чако. – Но за любезность – спасибо, Хусто.

«Перед дорогой», – повторил про себя Мигэль. – Нужно выбираться! Нужно скорее выбираться!»

Чако вызвал Леона в кабинет, и через четверть часа полковник вернулся к гостям один. Был он задумчив и встревожен.

– Неприятное известие? – спросил Мигэль, когда гости разошлись. – Или я говорил не то?

Ты держался по-офицерски, – похвалил его Леон. – Просто мы получили кое-какие сведения о Кондоре.

– Он жив? – с нарочитым испугом опросил Мигэль. – Но ведь мы сами видели их загнанными в болото.

Кто может знать, – зевнул полковник. – Потеряно дорогое время.

Он задумчиво побарабанил пальцами по столу:

 – К сожалению, из Ливингстона поздно сообщили... Исчез старый кариб. Он знал все дороги в джунглях. А вчера целый эшелон с фруктами был пущен под откос. Совсем в другой стороне, где-то в нижнем течении Мотагуа, но рука та же. Готов в этом поручиться. Ну, спать, спать, Хусто!

Только утром Мигэль смог выбраться в город.

– Я хочу навестить сеньориту Линарес, – объяснил он.

– Отлично сделаешь, – одобрил его намерение полковник. – У ее отца большие связи. С этой семьей нам стоит подружиться.

Наконец-то Мигэль вырвался из своего проклятого гнезда. Он идет по улицам и чуть слышно насвистывает мелодию, которую напевала ему мама Кучита:

 
И если наш Педро смеется,
Богач от него не спасется.
Надутому гранду
Достанутся банты,
А счастье к пеону вернется!
 

Хорошо жить на свете, когда ты Мигэль, а не Хусто. Когда рядом друзья, а не враги. Когда ты спишь под открытым небом – в пустом ящике на берегу залива Аматике, а не в богатом особняке на мягкой постели.

– Эй, теленок, да разве так запускают кораблик?

Мигэль подбегает к фонтану, у которого возится малыш, выхватывает фрегат из черепашьего панциря, и через секунду лоскутный парус взвивается над фрегатом и кораблик скользит в чаше бассейна. Мигэль оглядывается: никто не видел – и ладно, сыну Орральде не очень-то пристало возиться с оборвышами.

Он снова бредет по авенидам, бросая гордые взгляды на прохожих.

– Мигэлито! – кричит чистильщик сапог.

– Чего тебе? – отзывается Мигэль и зажимает рот: да ведь окликнули не его.

«Забудь, кто ты, – приказывает себе Мигэль. – Ты Хусто. Хусто Орральде. Вот если крикнут «Хусто», – отзовись».

Торговка, сидя на мостовой, растирает валиками маисовые зерна, замешивает муку и тут же выпекает тортильи. Мигэль смотрит, как ловко прыгают в ее руках зеленоватые валики; он знает, что это вулканическое стекло и окрестности полны им, оно прочнее любого камня. Ноздри мальчика раздуваются от запаха лепешек; он лезет в карман за мелочью, но тут же поворачивается и проходит мимо торговки: знатные сеньоры не едят на улицах.

Вот и витрина с кофейным кустом. В утренние часы кафе пустует. Мигэль смотрит влево, вправо и отворяет дверь. За столом сидит официантка. «О чем ты задумалась, Росита? Скучаешь по нашему Пуэрто и по нашему морю? Все это еще вернется. Какая ты красивая, Росита! Я никогда тебе этого не скажу, чтобы ты не зазналась. Но ты очень красивая. Только кто велел тебе выкрасить блестящие черные волосы? Теперь они рыжие. Но, когда мы вернемся в Пуэрто, они снова станут прежними».

Росита замечает, что она не одна, и пугается:

– Сеньор, извините... Дева Мария, это ты?

Они стоят друг против друга, и каждому хочется сказать такое, чтобы запомнилось на всю жизнь. Но разум подсказывает иные слова.

– Не ходи сюда больше, – сердится Росита. – Закусочных много в столице.

Ах, как хочется дернуть ее за косу! Мигэль сейчас проучит гордячку.

– Да нет, я зашел случайно, – небрежно сказал он. – За пером кецаля.

– Зачем оно тебе? – удивилась Росита.

– Нас с полковником пригласили на именины. К одной девчонке. Неудобно с пустыми руками...

Краска заливает лицо Роситы. Глаза ее мечут молнии. Губы бормочут что-то злое.

– Перо осталось в Пуэрто, – лжет она. – Я его выбросила в первый же день.

Нет, такое перо не выбрасывают, и Мигэль об этом догадывается.

– Ладно, обойдусь, – решает он.

– Между прочим, подарки обратно не отбирают, – выпаливает Росита. – Хотя ты всегда был ослом. Девчонки тебя так и окрестили: «Голосистый осел».

– Врешь. Они прозвали меня «газетой», а мальчишки тебя – «москитом».

Росита улыбается:

– Помнишь?

– Я все помню, Росита. И как ты приносила мне лепешки и как столкнула в канаву.

Они, наконец, вспоминают, что стоят не на берегу Аматаке, и Мигэль объясняет, зачем пришел. Если Росита связана с верными людьми, пусть предупредит, что армасовды спохватились. Их известили, что в столице ждут крупного рабочего вожака. Чако отправлен в погоню... будто за Кондором. Неизвестный отряд пустил под откос эшелон компании.

– Мигэль, тебе очень трудно у них?

– Очень. Лучше мешки в порту таскать.

– Ты стал джентльменом, Мигэль. И одежда у тебя барская.

– Я стал Орральде, – грустно сказал Мигэль. – Прочтешь обо мне в газете, – не удивляйся. Это буду не я. Это будет другой – тот, Хусто...

Он опустил голову.

– Мигэлито, кецаль мой, [49]49
  Старинная индейская формула обращения к любимому человеку.


[Закрыть]– шепнула Росита, но, как ни тихо она произнесла эти слова, Мигэль услышал.

Услышал, поднял глаза, полные боли и счастья, свои большие черные глаза, и срывающимся от волнения голосом сказал:

– Росита! Как хорошо, что ты здесь! Как это чертовски хорошо!

Взмахнул рукой и вышел. Вышел и снова вернулся:

– Передай товарищам... Я выдержу, сколько надо.

Он идет по улицам, и радостно у него на душе. Хочется петь и смеяться. Ни за что не пойдет он сегодня к этой липкой трещотке Линарес. В другой раз, не сегодня!

Дождавшись ухода Мигэля, Роб вернулся в кафе и переговорил с Роситой.

– Беги к Ривере, – посоветовал он и устало добавил: – Я его увижу к ночи, раньше не добраться.

– Бедный Роб, – девочка взлохматила ему волосы. – А почему тебе не сменить дело? Стань тореро, как твой сосед.

– Сеньор Эспада, – засмеялся Роб, – по ночам клянет свое дело.

Так его зовут Эспада? – Росита задумалась. – Я слышала это имя... только вчера. Хозяин говорил с каким-то сеньором Эспада о взрывчатке... Он приторговывает оружием... Назначил ему встречу в парке «Аврора».

– Взрывчатка   для   боя   быков? – Роб   покачал головой. – Певунья ослышалась или... Впрочем, в столице найдется еще десяток Эспада. Мой – не торгаш.

Часом позже Росита вышла из кафе и направилась тем же путем, каким на днях бежали Андрес и Рина. Она хорошо запомнила обоих приветливых и сердечных студентов. С того дня они не появлялись. Настоящие люди, – решила про себя девочка. Запомнила она и других студентов. Тот, что сидел рядом с Риной – его называли Адальберто – все время острил и смеялся и мешал Андресу вести серьезный разговор. Росита убирала с соседнего стола, когда появился бегущий человек, и услышала, как Адальберто оказал Рине: «Надо его отстоять!» Потом он сказал громче: «Не сидеть же нам, когда убивают человека!» Росита видела, что в конце потасовки Адальберто смешался с другими посетителями кафе, но удалось ли ему спастись, – не знала.

Росита – у того же подъезда, в котором скрылись Андрес и Рина. Но ей это неизвестно. Она не входит в патио, но поднимается по узкой лесенке на второй этаж и минует галерею комнат. Легко стучит в последнюю дверь. Ждать надо долго. Такое условие. Из патио выходит высокий худощавый человек, с улицы поднимается по лесенке вслед за Роситой и издали всматривается в фигурку девочки. Он подходит, молча кивает и отворяет дверь. Комната имеет два выхода: второй – в патио. На столе – наждаки, сверла, тисочки, в углу груда заготовок.

Ривера внимательно выслушивает Роситу, часто переспрашивает. Он взволнован. Его измученное бессонницей лицо заострилось, нахохлилось.

– Печально, – говорит он, – очень печально.

Его интересует Мигэль. Как от держится? Вошел ли в свою роль? Что просил для себя?

– Он оказал так: «Продержусь, сколько надо будет», – с гордостью повторяет Росита.

– Вы дружите? – быстро спросил Ривера.

Росита покраснела.

– Да... Но он не потому пришел.

– Может быть, вы и сумеете когда-нибудь видеться чаше, – мягко сказал Ривера. – Дружба – самое прекрасное, что есть у юности. Но пока ему нельзя приходить. Пока нельзя. Как нам всем нужен Карлос! – вздохнул он. – Спасибо, Росита; я приму  меры.  Да, послушай, – оживился  Ривера, – стычка в кафе была при тебе? Расскажи. Все, что видела и слышала.