Текст книги "Тайной владеет пеон"

Автор книги: Рафаэль Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

На смуглом, обожженном солнцем лице прекрасного гватемальского писателя удивительно мягко светятся глаза. Кажется, что в них раздумья и поэзия его родины. Он привез к нам ее легенды и песни, тревожный шум прибоя и ласковый шорох тяжелых банановых листьев.

Мигэля Анхеля Астуриаса уже нет в Ленинграде, он помогает кубинцам уберечь их чудесный остров от кровавой судьбы Гватемалы. Его нет здесь, но у меня не выходит из памяти сверкнувшая в его глазах боль, когда я упомянул, с какой жалостью расстался с героями своей книги [1]1
  В 1957 году в Детгизе вышла повесть Р. Михайлова «Держись, Гватемала!» В ней рассказывалось о трагических событиях в жизни маленькой республики Центральной Америки, о юных гватемальцах, которых читатель вновь встретит в этой книге.


[Закрыть]– его соотечественниками. Очень задушевно, по-человечески просто и искренне он сказал:

– Я тоже только что оставил их. Меня вынудили покинуть родину люди, которым Гватемала так же близка, как аллигатору звезды. Кажется, вам легче будет вернуться к своим героям, чем мне к своим соотечественникам. Возвращайтесь поскорее. Если стране зажимают рот и наглухо закрывают ее границы, об этом нужно рассказать людям.

Он помог мне проследить судьбы некоторых персонажей и с легким лукавством заметил:

– В Гватемале много ярких плодов – не беда, если всех не сочтете, но бойтесь не досчитаться ярких людей – их у нас куда больше.

Вот так мы и встретились снова, мой маленький друг Мигель– звонкий газетчик и веселый проказник. А впрочем, не так уж ты мал, если поднял на ноги всю сыскную полицию интервентов. Привет и тебе, меднолицый пеон Хосе Паса: ты мужественно отбивался от фруктовой компании, но туго бы тебе пришлось, не окажись между ней и тобой смелые сердца и крепкие руки гватемальских портовиков.

А кто это рядом с вами? Девчонка в красной накидке, знающая сотню сказок и еще одну... Да это же Росита! Росита похорошела, чуточку подросла и чуточку важничает. Вы скоро узнаете, Мигэль и Хосе, на что способна Росита. Вам троим предстоят тревожные месяцы и опасные дороги.

Вы пройдете по ним не одни. Рядом всегда будет тот, кого пеоны прозвали Человек-Правда. Он отмерил своими большими шагами много земель, чтобы вырвать их для пеонов у американской фруктовой компании.

Карлос Вельесер и его друзья добились бы своего, но им помешали. Вы помните, мои друзья, как двухтысячная армия босяков, нанятая компанией, ринулась на Гватемалу и... сразу же откатилась обратно. Портовики, пеоны, лесорубы подняли ножи и топоры, палки и мачете – они не собирались уступать свою землю чужеземцам.

В те дни бомбардировщики с воем опускали свой страшный груз на мирные гватемальские селения, наемные солдаты нещадно палили из автоматов. А на границе Гватемалы околачивалась помесь лисы и гиены, по имени Кастильо Армас, дожидаясь, пока американский посол сплетет тонкую сеть заговора и расчистит дорогу к президентскому креслу...

В те дни подростки были со старшими. Они сражались как связные, как подносчики патронов, они добывали важные сведения...

Но сейчас еще не время для воспоминаний. Вам предстоит тяжелый путь, мальчишки и девчонки Пуэрто. Мы сократим время между некоторыми событиями, чтобы легче проследить, как скрещивались ваши дороги. Мы опустим некоторые подлинные имена, которые велели вам забыть подпольщики. Но от этого ваш путь не станет легче, а опасность – меньше. Враги будут подстерегать вас на каждом шагу: за будкой путевого обходчика, на опушке тропического леса, среди древних индейских развалин. И пусть главная тяжесть в этом путешествии падет на старших: все равно – вы не дрогнете, не отступите, вы сделаете все, что можете, и даже капельку больше, чтобы помочь им отвоевать свою родину.

Так в путь же, друзья!

ЧАСТЬ   ПЕРВАЯ
СОЛНЦЕ УВИДЯТ ОТВАЖНЫЕ

1. НОЧНОЙ ГОСТЬ

– Меня всегда пугает такая тишина, – медленно сказал Фоджер. – Сидишь, как в кратере вулкана.

– Бросьте, Генри! – вяло откликнулся полковник со злым лицом и закрученными кверху франтоватыми усами, которые походили на подгоревшие крендели.– Бросьте, говорю я вам. Здешние парни просто выдохлись.

Генри Фоджер яростно сбил со стола, уставленного бутылками, свой бокал и, когда затих легкий звон хрустальных осколков, повернулся вместе со стулом к полковнику.

– Они уже не звякают, – резко сказал он, показывая на осколки. – Но попробуйте, полковник Леон, пробраться босиком к двери и не порезать ногу. С партизанами нечто похожее... Они замолчали. Их не слышно в Пуэрто. Но пусть черт возьмет мою душу, если они дадут вам спокойно передвигаться по окрестностям... Да я не поручусь, что их нет в этом отеле!

– И в этой винной бутылке, – рассмеялся полковник.

– И в этой винной бутылке! – раскатисто прохрипел Фоджер, и оспинки на его угловатом лице словно налились кровью.

– Вы просто переутомились, Фоджер, – мягко сказал другой офицер, в щеголеватой капитанской форме. – Поверьте, гватемальцы лучше знают гватемальцев.

Он потянулся к шнурку звонка, чтобы вызвать прислугу отеля. Не прошло минуты, как легкой и упругой походкой в комнату даже не вошла, а впорхнула девочка-подросток, черноволосая, в накрахмаленном переднике. В ее густых волосах сверкал ослепительной белизны лепесток орхидеи; казалось, он словно упал с воздушного корня на эту темную головку, да так и остался лежать.

– Уберите стекло, сеньорита, – распорядился щеголеватый капитан. – В отеле есть посторонние?

– Как будто нет, сеньор капитан. – И, подбирая осколки на поднос, лукаво спросила: – Сеньор капитан боится посторонних?

– Приберегите свои дерзости для дружка, Каталина, – одернул ее капитан.

– Отель не мешает проверить, – заметил Фоджер.

– Слушаюсь, шеф.

Капитан бесшумно вышел. Каталина собиралась выскользнуть за ним, но Фоджер ее остановил:

– Тебя зовут Каталина?

– У меня есть и другие имена, – задорно тряхнула головой девочка. – Друзья прозвали меня Москит – это за язычок, сеньор, а отец – Певуньей. Я могу уйти?

– Ты из Пуэрто?

– Когда-то я жила здесь, – девочка что-то вспомнила, легкая тень пробежала по ее лицу, – ну, а потом меня взяла на работу Ла Фрутера... [2]2
  Фруктовая, Фруктовка, – так гватемальцы презрительно окрестили Объединенную американскую фруктовую компанию, действующую в Гватемале.


[Закрыть]Виновата, сеньор, Юнайтед фрут компани.

– Каталина, ты слышала что-нибудь о партизанах под Пуэрто?

– Э, нет. Я протестую, – полковник Леон, точно защищаясь, поднял вверх руку. – С прелестной сеньоритой у нас не ведут деловых разговоров, Фоджер. Я хочу услышать от сеньориты песню, а не басню про партизан,которые преследуют вас во сне и наяву.

– Я пою только для самых близких друзей, – отозвалась Каталина. – Я больше не нужна сеньорам офицерам?

– Ступай, – сказал Фоджер и, когда дверь за Каталиной закрылась, отрывисто и почти грубо бросил: – Полковник Леон, если вы хотите заниматься песнями, а не ликвидацией партизан, я откомандирую вас обратно в столицу.

– До чего же вы, американцы, бизнесмены, – поморщился полковник. – Даже за виски вы не можете отрешиться от дела...

– Не приди мы сюда, вам пришлось бы туго, полковник, – отрубил Фоджер. – Висеть бы вам на дереве...

– Бросьте это! – Леон взвизгнул. – К черту воспоминания! Всякие!

Он залпом осушил бокал и налил себе снова.

Четверо офицеров, игравших в покер за маленьким столиком у окна, на секунду оторвались от карт, и старший сказал:

– Не вылакайте все, Леон. Оставьте и на нашу долю. Кажется, у меня колор-стрит, [3]3
  Карточная комбинация.


[Закрыть]сеньоры.

Распахнулась дверь, и капитан втолкнул в комнату мальчишку.

Мальчишка был гибок и костляв. Парусиновые штаны и такая же куртка с застежкой-«молнией» болтались на нем свободно. Как видно, он устал до изнеможения и еле держался на ногах. Лицо его – смуглое и чеканное лицо потомка испанских переселенцев – в эту секунду побелело, а живые черные глаза смотрели тускло. Он прислонился к стене и задышал быстро, словно ему не хватало воздуха.

Игроки бросили карты, Фоджер взглядом потребовал у капитана объяснений. Тот подтолкнул мальчишку поближе к свету и скупо сообщил:

– Я заглянул в книгу постояльцев – ничего нового. Осмотрел холл – там только наши. Иду по коридору – тень отделилась от портьеры. Решил – померещилось. В полумраке чего только не почудится. И вот налетаю на этого сеньоришку – стучался в двери к прислуге… или просто стоял. Парень еле на ногах держится. Молчит.

Фоджер о чем-то раздумывал, всматриваясь в мальчишку.

– Он сейчас заговорит, – произнес, наконец, Фоджер. – Как ты попал сюда? Откуда ты?

Мальчишка молчал. Казалось, он не слышал. Фоджер задал тот же вопрос на английском языке.

Ответа не было.

– Ты не говоришь ни по-испански, ни по-английски, – сказал Фоджер. – А этот язык тебе понятен?

Он вынул из кармана пистолет и взвел курок.

– Подождите, Генри, – вмешался полковник. – Я люблю иметь дело с такими орешками. Оставьте его мне.

Он сделал глоток, пошатываясь подошел поближе – и вдруг схватил мальчика за непокорный вихор.

– Вверх, вниз, – ритмично командовал полковник, заставляя мальчишку вертеть головой. – Влево, вправо. Еще десяток таких маршей —и цыпленок нам все скажет.

– Отличная школа, – кивнул Фоджер.

– Мерзость какая-то, – вполголоса заметил капитан. – И это мужчины?

Фоджер бросил на капитана быстрый взгляд.

– А что, если этот орешек партизанский?

– Вверх,   вниз, – отсчитывал  Леон. – Вам  всюду мерещатся пар... партизаны. Генри... Влево, вправо... Между прочим, у парня лицо благородного проис… происхождения...

Полковник так же неожиданно оставил мальчишку, как и схватил его. Он отступил на шаг и пробормотал:

– Пусть меня бык забодает, если это не сын дона Орральде.

Имя помещика Орральде было известным. Владелец сотен гектаров плодородной гватемальской земли, он был крупнейшим в Гватемале поставщиком ценных пород леса и абаки [4]4
  Манильская пенька – волокно, извлекаемое из листьев многолетнего тропического растения, идет на изготовление корабельных снастей.


[Закрыть]и славился на всю Южную Америку жестоким обращением с батраками. Пока компания забрасывала на гватемальскую землю интервентов, Орральде помогал ей изнутри: навербовав уголовный сброд и вооружив его за свой счет, он ловил профсоюзных деятелей, коммунистов, сторонников земельной реформы, друзей бежавшего из страны президента Арбенса и подвергал их зверским пыткам. Поговаривали, что Орральде во время одной из своих карательных вылазок  попал в руки партизан.

И вот теперь полковник Леон узнаёт в схваченном мальчишке сына Орральде.

– Вы не ошибаетесь, полковник Леон? – настороженно спросил Фоджер.

– Бог мой, Генри... Когда-то я был своим человеком в доме Орральде. Мальчишка лип ко мне.

 

Хусто, ты узнаешь своего доброго старого вор... вор...– полковник звучно икнул и закончил: – ворчуна?

– Конечно, я узнаю вас, дон Леон, – быстро заговорил мальчишка на чистом испанском языке. – Вы выкладывали занятные истории. А помните, – у отца были часы со странным боем... Будто ягуар мурлычет… Я все просил вас: «Дон Леон, пусть он ещё раз заревет...»

– Верно, – заулыбался полковник. – Часы висели против портрета предка этого упрямца Орральде. Я объяснял ему, как неприлично ягуару реветь на предка. Но он ни за что не соглашался перевесить часы или портрет... Так и окочурился, – полковник поднял вверх палец, – но не перевесил.

– Что вы говорите, дон Леон! – закричал мальчик. – Почему окочурился?

– Полковник ошибся, – мягко поправил его Фоджер.

– Ош... ошибся, – закивал полковник Леон. – Не окочурился, а попал к красным, что для него один черт.

Мальчику стало явно плохо. Он силился что-то сказать, но это походило на всхлипывание. По знаку Фоджера, капитан усадил Хусто в кресло и налил ему стакан вина, разбавив водой.

Через несколько минут Хусто пришел в себя и рассказал, как он очутился в Пуэрто – за много миль от отцовского поместья. Дон Орральде ушел со своими людьми два месяца назад и больше не появлялся. Батраки разбегались, уходили партизанить. Хусто остался в семье старшим, вот он и решил отправиться на поиски отца. И добрался до порта.

– Партизан встречал? – отрывисто спросил Фоджер.

Какие-то люди остановили Хусто на берегу Рио Дульсе. Но, узнав, что он разыскивает отца, отпустили. Он не знает, кто они были.

– Это совпадает с нашими сведениями, – кивнул Фоджер. – Кажется, лесной радист не надувает нас. Пусть бык меня проткнет рогами, если мальчишку задержал не отряд Красного Кондора. Согласны, полковник?

– К черту... политику! – огрызнулся Леон. – Я встретил друга детства... Сына друга детства… Друга сына, сына друга...

Капитан раздвинул настенную штору, за которой открылась большая карта Атлантического побережья Гватемалы. Он провел тонко заточенным карандашом легкую пунктирную линию из Пуэрто-Барриоса к ближнему порту Ливингстону и от него – к устью Рио Дульсе.

– Это могло быть здесь.

– Возьмите южнее, – посоветовал Фоджер и обернулся к Хусто. – А в отель ты зачем забрел?

– Я был голоден, – признался Хусто. – А здесь светились огни и люди пели. В дороге я вымазался – не лезть же мне с неумытой ватрушкой в холл. Искал умывальник, а меня как раз и зацапал сеньор офицер.

Фоджер подошел к карте, задумчиво побарабанил по ней и порывистым движением задернул штору.

– Ну, ну, приляг на диван, Хусто, – предложил он. – Тебе нужен отдых.

Фоджер что-то шепнул капитану, и тот вышел. Словно прогуливаясь по комнате, американец передвинул торшер [5]5
  Лампа на высокой подставке.


[Закрыть]так, что свет не падал на мальчика, придвинул кресло к дивану и уселся, заслонив своей широкой спиной Хусто. Офицеры вернулись к карточному столу. Полковник Леон подремывал.

Капитан вошел вместе с горничной. Фоджер при виде Каталины встрепенулся и вкрадчиво спросил:

– Ты кого-нибудь ждешь, сеньорита?

– Жду, сеньор.

– Кого же? Каталина присела.

– Сна, сеньор! За день до того набегаешься, до того набегаешься, что всех постояльцев хочется взашей вытолкать.

– Ты умная девчонка, – грубо сказал Фоджер, – только не лги. Ты знаешь этого парня?

Он отодвинулся и приоткрыл абажур торшера. Яркий свет, правда, слегка смягченный голубоватым плафоном, разлился по лицу Хусто. Мальчик лежал с открытыми глазами и равнодушно смотрел на Каталину.

Фоджер так и впился в лицо маленькой горничной. Она, казалось, с любопытством поглядывала на Хусто, потом кокетливым движением поправила лепесток в волосах и вдруг звонко рассмеялась:

– Ну и глазищи у него. Как у нашего мула.

Хусто приподнялся на диване:

– Велите ей заткнуть глотку, сеньор офицер. Отец не позволял прислуге так говорить с нами…

Полковник проснулся:

– Верно! – закричал он.– Мой друг Орральде не терпел, когда слуги фамильярничают. Но этой девочке можно. Она знает песни!

– Перестаньте орать, – с досадой сказал Фоджер.

– Я хочу слушать песни! Для чего я живу, как не для песен! Вот тебе гитара, девчонка, пой! Я приказываю тебе петь!

Он сорвал со стены гитару и бросил ее Каталине. Девочка едва успела подхватить инструмент.

– Каталина поет только друзьям, – буркнул Фоджер.

– Если сеньоры офицеры очень просят. – вдруг шаловливо сказала Каталина.

Офицеры зааплодировали.

Легко и быстро скользя пальцами по нежным струнам, Каталина начала с легкого говорка, и только потом в ее речитатив ворвалась буйная и дерзкая мелодия, которую она не то подслушала у старших, не то присочинила сама:

 
Слишком много,
       слишком много иностранцев
Прибывает,
        прибывает в Гватемалу,
Мы их встретим,
встретим песенкой и танцем,
Чтоб у нас им,
чтоб у нас приятней стало.
 

Глаза девчонки блеснули, и подойдя  к Фоджеру, она отвесила ему насмешливый поклон:

 
Мы поем вам,
да поём, а вы угрюмы,
А улыбка
      так идёт к военной форме…
Но банан
                 банан и сам полез к вам в трюмы, —
Видно песней,
      видно, песней не накормишь .
 

– Девчонка не из пугливых, – буркнул Фоджер. Офицеры расхохотались. А Каталина уже была возле полковника.

 
Подсмотрел,
да подсмотрел сеньор садовник:
Что-то ветки
слишком гнутся под плодами.
Говорят,
   да говорят, один полковник
Их украсил
     гватемальскими парнями.
 

Очевидно, смысл последнего куплета дошел до полковника. Он попытался приподняться из-за стола, обвел всех мутным взглядом, но тут же рухнул.

Хусто вдруг присвистнул:

– Будь здесь дон Орральде, он бы тебе всыпал. Каталина подбежала к мальчишке и, ударив по струнам гитары, не скрывая насмешки, пропела:

 
Слишком много,
     слишком много здесь, в Пуэрто,
Сорванцов,
        да сорванцов в мужчин играет.
А на деле,
       а на деле их проверь-ка —
Из десятка
        десяти не досчитаешь.
 

Шумная компания расхохоталась и подхватила припев:

 
...Мы их встретим,
         встретим песенкой и танцем,
Чтоб у нас им,
   чтоб у нас приятней стало.
 

Каталина осторожно положила гитару на стол и, присев в легком реверансе, спросила:

– Сеньорам офицерам понравилась песенка?

– Безусловно, – ответил за всех Фоджер, подавая ей стакан вина. – Выпей – ты заслужила.

– Благодарю,  сеньор. Но прислуге отеля запрещается пить во время дежурства. И она выскользнула из комнаты.

– А ведь песня крамольная, – сказал капитан. – Где она нахваталась таких шуток?

– Когда мы высаживались в Пуэрто, – заметил Фоджер, – я вздернул дюжину ее сверстниц за подобные куплеты.

Полковник Леон встрепенулся.

– Стрелять, жечь и вешать! – вот мой девиз. И начать с молокососов – иначе... Я говорю вам, – иначе мы не получим здорового поколения и без этих красных идей.

– Вы напились, полковник! – Фоджер поморщился.

– Стрелять! И всё тут! Мой друг Аугусто Чако, ступив после десятилетнего перерыва на эту землю, начал с того, что пристрелил собственное чадо.

С дивана послышался сдавленный возглас.

– Ты что, Хусто? – спросил полковник.

– Вы мне сейчас напомнили отца! – быстро отозвался Хусто. – Он такой же горячий и так же ненавидит красных.

Фоджер подошел к карте. Двое высказались за то, чтобы карательную экспедицию направить к устью Рио Дульсе. Неожиданно прервав офицеров, Фоджер обратился к Леону:

– Вам нужно до утра выспаться, полковник. Да и мальчику пора отдохнуть. Заберите его к себе.

Он бросил взгляд на диван: отвернувшись к стене, Хусто крепко спал.

Когда полковник, ведя заспанного Хусто, вышел, Фоджер сказал капитану:

– Закройте обоих до утра. Глаза мальчишки мне не очень нравятся.

Капитан пожал плечами.

– Если это сын дона Орральде...

2. КАТАЛИНА И РОСИТА

Отель погрузился в темноту, когда Каталина, набросив на плечи легкую черную косынку, спустилась к выходу. В подъезде ее окликнул часовой:

– Куда собралась? До утра никого не выпускаем.

– У меня сестренка прихворнула, сержант, – сказала девочка.

– Возвращайся обратно, – приказ касается всех.

Каталина вернулась в свою каморку, с минуту посидела на узкой дощатой кровати, подумала и выскочила в коридор. Прошла несколько дверей, свернула во второй коридор, откуда еле приметная дверь выводила на площадку служебной лестницы. Три пролета – и Каталина оказалась в подвальном помещении.

Каталина была в кладовой не впервые, но каждый раз ее приводило в восторг обилие хранящихся здесь даров щедрой гватемальской природы. На широких холодильных платформах из плексигласа лежало нежно-розовое мясо индеек, а рядом в шуршащие кукурузные листья были завернуты белоснежное куриное филе и очень сочное мясо гигантской ящерицы – игуаны. Неистощимой выдумке гватемальских крестьян были обязаны своим существованием десятки сортов фасоли и бобов, среди которых выделялись крупные черные зерна, особенно любимые в северных провинциях. Банановые полумесяцы состязались по совершенству форм с яркими стручками чилийского перца. Бесконечные ряды ананасов напоминали музейную коллекцию старинных корон. Арбузообразные масапаны, которые подаются на стол и к жаркому и на десерт, заслоняли оранжевую и багряную кожуру апельсиновых рядов.

Здесь имелось все, что нужно человеку для жизни. Но, попадая в этот Лувр [6]6
  Дворец французских королей, ныне музей и картинная галерея.


[Закрыть]яств, Каталина с грустью думала о том, как мало достается гватемальцу от щедрых даров его земли. Все, что здесь лежало, было заготовлено для них, чужаков, напивающихся и орущих наверху, в лучших номерах отеля. И все это великолепие – целыми флотилиями белых судов – американская фруктовая компания рассылала по сорока восьми штатам Америки и без стеснения наживалась во всех странах американского континента.

Подарив последний взгляд ярким плодам, девочка почти бегом направилась по узкому проходу между бочками с янтарным виноградным вином. Она отсчитала шесть бочек и легонько застучала по седьмой.

– Тук-тук, – шепотком повторяла она, – а теперь трижды: тук-тук-тук, а теперь снова дважды и снова трижды... А всего десять. Дева Мария, а что, если я ошиблась?..

Прошло несколько минут. В подвале стояла тишина.

– Так и есть, ошиблась, – сказала себе Каталина и от огорчения заплакала. – Не в ту бочку стучала... Как же они узнают?

Она подошла к соседней бочке и собиралась повторить операцию, как вдруг скрипнула дверь, в проходе показался человек и быстро зашагал к винным бочкам.

– Кто сюда забрался? – недовольно проговорил он.

Девочка узнала по голосу бармена отеля. Его боялась и недолюбливала вся прислуга. Бармен был шутлив, но придирчив и не спускал забывчивости. Только Каталине он почему-то редко делал замечания, а однажды даже угостил ее плиткой шоколада, но Каталина отказалась.

– Угощай лучше гринго, [7]7
  Кличка американцев в странах Латинской Америки.


[Закрыть]– посмеялась Каталина. Бармен тогда посмотрел на нее странным взглядом и оглянулся.

– Ах, ах, – запричитал он, – никто не хочет держать язык на привязи. А ведь они не посмотрят, что тебе тринадцать...

И вот теперь дон Гарсиа стоит против нее. Как раз в тот момент, когда ей нужно, чтобы здесь никого не было. Дева Мария, что же делать?..

– Каталина? Что ты здесь околачиваешься? – спросил бармен.

 – Сбежала от всех, – вздохнула Каталина и притворно спросила: – А разве вам, дон Гарсиа, не хочется побыть одному после... общества гринго?

– Мне очень и очень хочется спать, – устало сказал бармен. – А я слышу – стучат...

– Я не стучала, – быстро ответила Каталина и замолчала: вдруг она себя выдала?

– Слышу – стучат, – продолжал как ни в чем не бывало бармен. – Ну, я и подумал: может быть, Росите требуется помощь?

Каталина со страхом посмотрела на бармена:

– У нас в отеле нет Ро... Роситы, – прошептала она.

– Ну что ж, нет и нет, – согласился бармен. – Тогда пойдем наверх.

– Я должна еще немного побыть здесь, дон Гарсиа,– жалобно протянула девочка. – Пожалуйста, не прогоняйте меня...

– Хозяин может зайти в любую минуту, – вдруг быстро сказал бармен. – Говори все, что нужно. Твои десять ударов попали ко мне.

– Нет! Мне ничего не нужно!

Бармен улыбнулся.

– Не трать же золотого времени, Росита. Скоро светает, а нам нужно выручать Мигэля... Да и тебя уводить отсюда.

– Так вы знаете?

– Кое-что знаю. Я подавал в комнату полковника виски и видел рожицу сорванца. Кажется, его чуть не пристукнули.

– Его приняли за кого-то другого, – шепотом сказала Росита. – За сына какого-то знатного сеньора.

– Интересно, за кого же?

Росита подумала и вздохнула.

– Не помню... Странное имя. Армандо?.. Нет, Освальдо? Тоже нет...

– Может быть, Орральде?

– Так и есть.

– Это чудесно. Орральде в руках у наших. Мы сегодня же разузнаем все, что нужно.

Росита с подозрением посмотрела на бармена.

– Послушайте, сеньор, а кто мне поручится, что вы не хотите меня надуть?

– Теперь поздно ручаться, – просто сказал бармен. – Я давно мог бы тебя выдать... если бы хотел...

– Дон Гарсиа, если с Мигэлем что-нибудь случится... Знайте – я перережу вам горло!

Бармен одобрительно кивнул головой:

– Ай, ай, какой характер! Но за друга стоит подраться. Знаешь что, Росита, я дорожу своим горлом, поэтому давай бросим глупости. Тебе известен этот знак?

Он начертил ногой на влажной земле цифры: «54 + 6 + 20» и притопнул, чтобы стереть их.

– В пятьдесят четвертом году, – расшифровала Росита, – в шестом месяце двадцатого числа банды проклятого президента Армаса напали на Гватемалу. Этот день стал началом нашей борьбы, – вздохнула она и вывела тоже на земле: «3».

– Но три миллиона рабочих людей Гватемалы, – отозвался бармен, – выгонят наемников со своей земли. Так?

– Вы наш, дон Гарсиа, – сказала девочка. – Ну и напугали же вы меня. А кто вам сказал, что я – Росита?

– Карлос Вельесер.

– Вы видели его? – Девочка схватила бармена за руку. – А моего отца не видели?

– Дон Мануэль жив и здоров и мечтает повидать свою Роситу. Он-то и рассказал мне, как ты попала в отель к американцам.

Роситу кивнула. Как это было недавно, и как давно.

...Страшное известие о том, что интервенты высаживаются в Пуэрто. Первая победа. А потом отец чистит ружье и почему-то не смотрит на Роситу.

– Ты уходишь, отец? С ними? С Карлосом?

– Что же я, целоваться с бандитами останусь?

– А как же я, отец?

Мануэль молчит. Только яростнее вгоняет шомпол в дуло.

– Я пойду с вами, отец!

– Пойдешь с нами, если надумаешь... Карлос хочет тебя видеть.

Карлос Вельесер говорил с девочкой около получаса. А на сборы оставалось всего несколько часов. Росита пришла домой возбужденная, беспокойная. Мануэль уже стоял с рюкзаком, готовый уйти.

– Как решила, дочка?

– Куда я пойду? Меня и здесь не тронут.

Все поняла детским сердцем, все почувствовала. Тяжелая слеза скатилась по щеке Мануэля.

– Не суди меня строго, – сказал он тихо. – За тебя драться иду. За счастье твое, дочка. А что тебя оставляю, – так есть на это решение комитета. Доверяет тебе народ. Рабочий народ. Певунья моя.

Обнял – и нет его. Нет Мануэля, нет Карлоса.  Мигэля – и того нет, со старшими ушел. И Хосе Паса, маленького ица, что прятался от Ла Фрутера в их доме, тоже нет: ушел с отрядом. Даже Роситы нет больше.

Осталась Каталина, приезжая из Сан-Пабло. Отца ее, владельца большого ресторана, убили в перестрелке. Так говорится в рекомендации. И еще говорится, что она умеет готовить, сервировать стол. Рекомендацию писал богатый человек. Его знает хозяин отеля в Пуэрто, – иначе бы он не нанял Роситу горничной второго этажа. Хозяин отеля большой, мясистый и, кажется, злой. Глядит он всегда исподлобья, губы кривятся в усмешке, голос прерывистый, резкий, как сирена у катера.

Росите хотелось убежать и не видеть эти маленькие злые глаза и перекошенные губы. Но она вспоминала, как ласково сказал ей дядя Карлос:

– Если очень любишь свою страну и своих друзей, – стерпишь, обживешься, спрячешь чувства.

И она спрятала. Никто в отеле не скажет, что она сочувствует сторонникам Арбенса. [8]8
  Xакобо Арбенс – бывший президент Гватемалы, свергнутый в 1954 году в результате переворота, организованного американцами. При Арбенсе началось осуществление земельной реформы.


[Закрыть]Наоборот, старшая сеньора по этажу всегда представляет Каталину американцам как дочь человека, погибшего от руки красных. А если часом раньше она немножко надерзила офицерам,– это ничего, пусть считают, что она вся как на ладони, вспыльчивая, необузданная: меньше присматриваться будут.

– Кто послал Мигэля в отель? – спрашивает бармен.

– Не знаю. Мигэль стучался ко мне.

– Какого дьявола ему понадобилось? Он мог провалить явку!

 – Я ничего не знаю, дон Гарсиа...

– Как он держится?

– Мигэль первый хитрец в Пуэрто. Вот как он обращался со мною, – Росита закинула голову назад и, передразнивая мальчишку, протянула: – «Отец не позволял прислуге так говорить с нами...»

– Мальчик всегда был находчив. О чем совещаются офицеры?

– Не знаю. Я видела только угол военной карты, на стене.

– Эх, там не дают даже убирать. Вот уже третьи сутки они заседают. Нужно связаться с Мигэлем... Посмотри-ка сюда... – И бармен показал Росите план отеля.

А офицеры продолжали заседать, и ни один человек не выпускался из отеля. Оперативная группа гватемальских и американских штабистов во главе с матерым диверсантом Генри Фоджером разрабатывала план операции, которую они назвали «Операцией Кондор». Удача укрепила бы позиции новоявленного президента Гватемалы – Кастильо Армаса.

Пока же позиции Армаса были шатки. Его ненавидели пеоны плантаций, – он отменил раздачу им земель. Его ненавидели лесорубы и сборщики чикле, [9]9
  Смола дерева, из которой приготовляются лекарственные вещества и жевательная резина.


[Закрыть]– лучшие лесные выработки и нефтеносные земли он продавал в концессию иностранцам. Его ненавидели матери Гватемалы, – многих их сыновей президент Армас бросил в концлагеря и тюрьмы, многих бандиты Армаса повесили на столбах и деревьях.

Чистильщики сапог пересмеивались: «Любой ботинок мы очистим от грязи, дона Кастильо – не возьмемся».

Банковские служащие, проверяя на свет ассигнации, порою ухмылялись: «Фальшивка, как наш президент!»

Страна была охвачена лихорадкой студенческих волнений, портовых стачек, офицерских заговоров. К тому же у всех на устах было слово «партизаны». И стоило прогреметь выстрелу в окрестностях столицы или Пуэрто, как в движение приходила целая провинция.

Вот почему Кастильо Армас, посоветовавшись со своими вашингтонскими консультантами, направил карательную экспедицию в тот самый район, где действовал самый решительный и бесстрашный вожак пеонов и портовиков – Карлос Вельесер.

Итак, офицеры заседают в отеле Пуэрто, Хусто спит в одном номере с пьяным полковником Леоном, Каталина вернулась в свою каморку и чего-то ждет.

А дон Гарсиа? Что делает он? Тоже спит или тоже ждет?

Нет, у бармена свои заботы. Пересчитать дневную выручку, задвинуть стеклянные створки шкафов с напитками, запереть за собой бар...

Только почему дон Гарсиа запирает бар изнутри и отодвигает створки? Что понадобилось ему за галереей бутылок с ярлыками из всех стран мира? Ах. вот как, сеньор! Вы прячете портативную рацию. А вы знаете, что армасовцы ставят к стенке даже за обычный приемник?

Дон Гарсиа знает это. Но он вызывает своего дружка из окрестностей Пуэрто. У дружка есть тоже своя рация, за которую тоже причитается пуля. По невидимой дорожке в эфире прокладывает себе путь странная для этих тревожных дней просьба: срочно сообщите все, что знаете о старшем сыне землевладельца Орральде, по имени Хусто, приметы, привычки, характер отношений с полковником Леоном.

Дон Гарсиа переживает самые тяжелые часы в своей жизни. Ему нужно получить ответ до утра, а утро близко. Ему нельзя отлучиться из бара, а это странно для служащих отеля. И нельзя, чтоб в баре засиделись посетители, а приезжие так любят ночные кутежи.

– Дон Гарсиа, вы здесь почему?

Скрипучий голос из-за двери принадлежит хозяину. На ответ дана секунда. Задержись с ответом – и скрип перейдет в фальцет, в крик, сбегутся офицеры.

– Я сейчас отопру, шеф. Неприятность. Большая недостача.

Хозяин вбегает и словно обнюхивает бар. Маленькие глазки так и шныряют.

– Недостача денег? У вас этого не было раньше. Небрежность? Фальшивые купюры?

– Я    хотел   заняться этим, шеф...

– Вы же знаете, что американцы не любят, когда служащие задерживаются. В эти дни нужно сидеть в своих комнатах...

– Знаю, но... Уж очень велика недостача.

– Это черт знает что, Гарсиа... Порядок есть порядок.

– А ведь ваша жена, шеф, мечтала о бриллиантовом кольце, и вдруг мы скажем, что обанкротились...

– Нет, нет, ни в коем случае. Я дал слово, Гарсиа... Вы должны мне помочь... Небольшая ссуда. Я ведь верну, вы знаете. Ищите, ищите. Я скажу дежурному офицеру, что оставил вас в баре.

Хозяин выбегает.

Как быстро течет время! Рация молчит. Партнер из-под Пуэрто еще не готов к передаче. Почему они так медлят?

Стук в дверь – как выстрел. Сам Фоджер.

– Ты здесь, Гарсиа? Кассовые дела? Да, да, Норкман что-то говорил насчет тебя...