Текст книги "Тайной владеет пеон"

Автор книги: Рафаэль Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Фоджер усаживается в кресло и набивает трубку. Бармен уже возле него с подносом: шампанское на льду и гранат.

– Перед операцией я не пью, Гарсиа.

Это надо будет запомнить: перед операцией.

– Шампанское не вино, сэр... И оно заморожено.

– Не соблазняй. Фоджер пыхтит трубкой.

Минуты, теряются драгоценные минуты...

– Гарсиа, ты давно знаешь горничную второго этажа?..

– Каталину?  О, девчонка пришла к нам после встряски. У нее отличная рекомендация. Ее отца прикончили сторонники Арбенса.

– Мне говорили. А что ты знаешь еще?

Он интересуется Каталиной? Нужно взять и это на заметку.

– Видите ли, сэр, я ее не очень хорошо знаю. Девчонка ни с кем в Пуэрто не знакома, вечно сидит в отеле, даже по воскресеньям. В политике мало что смыслит...

– А мне показалось, что смыслит, и очень. Я много задолжал тебе?

– Пустяки, сэр.

– Рассчитаюсь на обратном, пути. – Фоджер нехотя поднялся. – Не могу спать... Тревожно у вас в стране, Гарсиа.

Бармен улыбнулся:

– Однако вы к нам любите приезжать, сэр.

– Неточно, Гарсия! Это меня любят здесь.

Он вышел. Бармен упал в кресло. Его трясло. Липкие капли пота – противный свидетель страха – выступили на лбу, на спине. Он залпом осушил бокал шампанского. Стало легче дышать. Запер дверь и вернулся к рации.

Партнер молчал.

Бармен был тихий и миролюбивый человек. Он не позволял ни себе, ни друзьям употреблять в разговоре бранные слова. Но сейчас он обрушил на партнера – тоже мирного рабочего парня – поток проклятий. Он пообещал при встрече избить его, окунуть в омут, вымазать смолой. Он называл его соней и тюфяком, глухарем и бездельником. И, когда ему показалось, что запас его знаний в этой области истощен, сосед ответил.

Ответ не принес успокоения. Хусто просят задергаться еще на сутки – больше не надо – и узнать всё, что сумеет. Следующей ночью его вызволят. Каталину же надо увести сразу, как только представится первая возможность. Гарсиа получает новых связных с прежним паролем. И пусть Гарсиа выключается из операции Кондор. Сейчас важно закрепить за собой место бармена.

– Они смеются, – простонал бармен,—да как же это так?.. Выключиться из операции – и сообщить Мигэлю о его двойнике. Выключиться – и увести Каталину... Да что я – стоязыкий и сторукий?

И вдруг догадался. В ответе говорилось: Гарсиа получает новых связных... Не получит, а получает. Значит, опять ждать?.. Пролетят два—три часа, и все эти бездельники с пронзительными голосами и пустым кошельком спустятся в бар. Что он сможет тогда сделать, простой служащий отеля, обязанный выполнять любую прихоть фиглярничающих постояльцев? Нет, он должен действовать, найти Каталину, связаться с Хусто.

Он уже подбежал к двери и остановился. А приказ? Ведь ему приказано выключиться. Но, может быть, он не так понял? Может быть, ему надо выключиться после того, как он обо всем известит Хусто и спасет Каталину? Кто ему может помочь? Снова вызвать своих? Опасно, да и зачем... Карлос не такой человек, чтобы допустить неточность. Гарсиа получает связных. Где же вы, сеньоры? Вы нужны именно сейчас.

– Что нового, Гарсиа?

В визгливом голосе хозяина слышалась тревога. Конечно, жена ему не даст спуска, если к концу недели он не принесет ей обещанное кольцо.

– Напрасная тревога, шеф. Я нашел непочатый ящик с коньяками. Притом майор Фоджер напомнил о своем долге... Довольно крупная сумма.

– С Фоджера не тяните, Гарсиа, – шепотом проскрипел хозяин. – Это важная птица.

– Не беспокойтесь, шеф. Я умею ладить с гостями.

– Знаю, знаю, Гарсиа. Знаю и дорожу вами. Вы крепко забегались последние дни. Вот вам новый помощник. Он ждет с вечера, – я не хотел отрывать вас... Его рекомендует компания.

Из-за широкой спины хозяина появился маленький смуглый человек с быстрыми движениями и веселой, подкупающей улыбкой.

– Мне не нужно помощника, шеф, – хмуро сказал бармен.

Мелькнула мысль: как же рация? .. Маленький человек вдруг быстро выступил вперед и вежливо сказал:

– Испробуйте меня, сеньор. Я хорошо работаю, сеньор. Я служил до пятьдесят четвертого года в одном из лучших ресторанов Нью-Йорка, на Шестой авеню... Знаете, в двадцать лет нелегко остаться без работы...

Вслушиваясь в быстрый и легкий говорок незнакомца, бармен по привычке выделил из сказанного цифры: пятьдесят четыре, шесть, двадцать... Дьявол разберет, простое это совпадение или...

Гарсиа перехватил внимательный и чуть насмешливый взгляд незнакомца. На что-то решился:

– Ладно. Мы испытаем его, шеф.

И вот они остаются вдвоем – Гарсиа и помощник.

– Времени, кажется, мало, сеньор,– вежливо, но с оттенком требовательности сказал новый кельнер.– Вы не введете меня в курс дела?

Гарсиа не знал, на что решиться. Кельнер понял его, подошел к фанерному щитку, на котором бармен помечал поступление ящиков из кладовой, и написал несколько цифр.

– Да, трудный выдался день, – сказал бармен, бегло взглянув на цифры. – Он стал началом вашей борьбы. .. за место. (Бармен оставлял себе лазейку для отступления.)

Он выставил на стойку три бокала, именно три, и бросил кельнеру салфетку:

– Покажите-ка, – на что вы способны?

– Но три миллиона рабочих людей Гватемалы, – шепотом сказал кельнер, – выгонят со своей земля наемников.

Он легким взмахом салфетки стер воображаемую пыль с бокалов и грациозным движением поставил их на ладонь. Бокалы стояли не шелохнувшись. Гарсиа одобрительно кивнул:

– А вы молодцом... Ну, давайте работать. Только что я получил приказ...

Каталина всю ночь не выходила из своей каморки. Дон Гарсиа не велел отлучаться. И она ничем не может помочь Мигэлю. Как она боялась выдать себя хоть одним движением – там, среди офицеров! Понял ли ее Мигэль? Он бесшабашный и такой же гордец, как она. И зачем только она спела эту песню при Фоджере! Ну, конечно, хотела порисоваться перед Мигэлем. Дон Гарсиа так и сказал. Он крепко отругал ее. Было за что. Фоджер проводил ее странным взглядом. И два раза ночью она слышала его шаги возле своей комнаты. Что ему нужно? Неужели ее подозревают?.. А в чем? Вот уже неделю она ничего не передает своим. Связной не приходит. В отель чужих не впускают. Как трудно – всегда одна. А на другом конце коридора под замком ее друг, и она не может всласть наговориться с ним, вспомнить их веселые игры в Пуэрто, подурачиться, помечтать...

Каталине показалось, что заботливая рука перенесла ее из тесной душной каморки к портовому причалу. У грузчиков обед. По шатким мосткам скользит и прыгает с узелком в руке девочка в матросской блузе. Это она – Росита. Она несет маисовые тортильи отцу и очень вкусную лепешку – Робу. Роб – друг. Он всегда ждет ее и ошарашивает буйной мелодией своей голубой Ямайки. [10]10
  Остров в Карибском море


[Закрыть]Росита несется по мосткам и звонко распевает:

 
Мои друзья портовики,
Вы на подъем всегда легки,
А в стачке – хлеще ветра.
Нас Ла Фрутера не согнет,
Не купит нас, не обведет:
Мы с вами – из Пуэрто!
 

Их много – жен и дочерей, пришедших сюда с узелками. Мужчинам хочется повеселить своих подруг и детей. Вот один начинает танец, плавно обходит портовиков, в круг входит второй плясун, и с ними Росита. Все трое выхватывают из-за поясов ножи и, не переставая отбивать четкий ритм танца, протягивают их женщинам рукояткой вперед. Это «движение больших кавалеров», так гватемальские  индейцы-лакандоны  приветствуют желанного гостя. Ритм танца убыстряется, ножи сверкают, танцоры поворачиваются лицом к морю и с резким гортанным возгласом делают выпад, обращая острые лезвия в сторону тех, кто движется сюда на ботах.

Ноги дробно стучат по причалу, боты приближаются, это гринго; ноги стучат, стучат... кто быстрее?

...В дверь стучали —и Каталина проснулась. Стук был осторожный, но настойчивый.

Каталина приоткрыла дверь. Незнакомое, очень смуглое лицо. Веселые, со смешинкой, глаза.

– Простите, сеньорита, – очень вежливо сказал человек. – Я новый кельнер в баре. Дон Гарсиа кланяется вам и передает... Пятьдесят четыре, шесть и двадцать, – шепнул он.

 – Наконец-то, – вздохнула девочка. – А мне такое приснилось...

Лицо ее светилось счастьем, словно она встретилась с чем-то очень дорогим. Кельнеру хотелось подобрать для нее ласковое слово, но девочка нарушила пароль, и неписаный устав подпольной жизни заставил его напустить на себя строгость.

– Я что-нибудь не то сказала? – перепугалась Каталина и тут же спохватилась. – Извините... Три... Конечно, три.

– Три миллиона, – отозвался кельнер. – А сейчас, сеньорита, вы поможете мне отнести в бар посуду и по дороге будете внимательно слушать. В восемь пятьдесят пять – запомните это время, сеньорита, – в восемь пятьдесят пять вы начнете уборку в шестом номере. Там, кажется, стоит большой трельяж. Он легко сдвигается...

Старшая сеньора, проходя мимо Каталины, остановилась и посмотрела на нее.

– Задержись на секунду, девочка.

Пожилая женщина с усталыми глазами, она о чем-то подумала и сказала, как бы мимоходом:

 – Я тебя ни о чем не спрашиваю. Это не в моих правилах. Но мне не нравится, что о тебе спрашивают люди Фоджера.

Старшая отошла. Каталине стало страшно. Нет, только не думать, ни о чем не думать. В восемь пятьдесят пять... Осталось десять минут. А вдруг постояльцы в номере?

Она легонько постучала, и дверь распахнулась, словно ее ждали. Какая удача! Агент Юнайтед фрут компани, живущий в номере, собирался уходить.

– Чудесно, что ты под рукой, сеньорита! – воскликнул он. – Отправь эти телеграммы. Срочно. Сдачу оставь себе.

Каталина не знала, что и делать. Не в правилах отеля отказывать постояльцам; любая их просьба считалась для прислуги законом. И вдруг пришла дерзкая мысль.

– Сеньор должен знать, – с вымученной улыбкой сказала девочка, – из отеля меня не выпустят.

– Ты права. Я и забыл. Попробую передать по телефону.

Он бросился к аппарату. «А сейчас восемь пятьдесят пять», – с тоской подумала девочка.

Но ведь в жизни бывают и удачи.

Напрасно агент вращал диск – вызова не было. По распоряжению Фоджера все телефоны отеля были отключены. Агент что-то проворчал и вышел из номера, бросив на стол ключ.

Каталина плотно прикрыла обе двери и медленно подошла к трельяжу. Осторожно взялась за угол – трельяж плавно сдвинулся. Девочка бросила быстрый взгляд на дверь и, чтобы не оказаться застигнутой врасплох, приставила к двери швабру. Потом снова приблизилась к трельяжу и приложила ухо к щели в перегородке. В соседнем номере было тихо. Но вот кто-то прерывисто задышал, как будто над ухом девочки. Она обернулась. Никого. Это в соседнем номере. Кельнер сказал, что там будет один Хусто, офицеры в девять приглашены на заседание к Фоджеру.

– Хусто, Хусто, – зашептала она в щель. Скрипнула пружина кровати, но в ответ ни звука.

Даже шумное дыхание прервалось.

– Хусто, отвечай же! – взмолилась девочка. – Это я, Росита! Ты один в номере?

Глухо донеслось:

– Один.

– Как мне знать, что это ты – Хусто? – сказала девочка, едва не плача: нельзя было назвать его настоящим именем!

– Пусть я захлебнусь на самой высокой волне, если это не я! – донеслось из-за перегородки.

Это была любимая клятва Мигэля – девочка ее хорошо помнила. Она чуть не вскрикнула от радости и жарко зашептала:

– Как мне жаль тебя!.. Наши просят продержаться еще сутки. Сможешь?

– Это много, Росита... Я не знаю. А кто просит?

– Наверно, дядя Карлос.

Пауза.

– О чем говорить? Надо – значит, продержусь. Не маленький.

Девочка ясно услышала всхлип и сама чуть не разревелась.

– Слушай, – сказал мальчик. – Они собираются не то сегодня ночью, не то завтра окружить отряд. Кто-то им сообщает... В отряде – предатель. Кличка – Лесной Радист. Солдаты уже прочесывают берега Рио Дульсе. Кому сообщить, если что узнаю?

– Наши с тобой свяжутся, Мигэль, – уклончиво ответила девочка.

– Забудь это имя. Я Хусто.

– Ладно, Хусто, все передам. А теперь слушай. Настоящий Хусто последнее время жил не в имении отца, а на лесных выработках на берегу Усумасинты. Дон Орральде приучал его вести хозяйство. Хусто, как и отец, груб и криклив. Слушай, ты о маогони знаешь что-нибудь?

– Ничего.

– Это красное дерево. На нем Орральде и сколотил богатство. Не забудь, что полковник Леон часто жил за счет подачек Орральде... Молчи, сюда идут! Нет, ошиблась.

Кельнер в какой уже раз поднимался наверх. Каталины все не было. Наконец он увидел ее запирающей шестой номер. Девочка кивнула головой. Он облегченно вздохнул.

– Цыплячье филе заказывал второй номер, – громко сказал кельнер и передал ей поднос с закуской.

Девочка быстро пересказала то, что услышала.

– Расскажешь им сама, – улыбнулся кельнер. – Мы доставим тебя в отряд раньше, чем свяжемся с ними по рации.

...В рабочий двор отеля въехали грузовые машины с бочками. Трое грузчиков-негров, по знаку часовых, спрыгнули на землю.

– Бочки пропустим, людей нет, – бросил солдат. Высокий плечистый негр добродушно сказал:

– Сеньор не захочет сам сгружать бочки. А может, захочет – винцо крепкое...

Солдаты захохотали.

– Приказ есть приказ, – сказал один. Появился хозяин отеля.

– Сеньоры, я сам прослежу, чтобы все было в порядке. Вот разрешение старшего по караулу. Эй, двигайтесь, черномазые!

Работа закипела.

Каталина прижалась к бетонированной стене подвала, стараясь, чтобы свет на нее не падал.

– Росита, – услышала она шепот в маленькую отдушину над головой.

– Дева Мария... Это Роб!

– Узнала? Хорошо. Ты такая же тоненькая?

– Я еще тоньше, чем была, Роб.

– Тогда пролезешь. Подними руки и не пугайся. Ты попадешь прямо в бочку. Может, будет больно – не кричи.

Большие сильные руки грузчика оторвали ее от земли, протащили сквозь бетонную стену, втянули в бочку. Росита поджала ноги, и Роб захлопнул крышку. В ту же секунду Росита услышала, как над ее головой сказал солдат:

– Живей откатывай бочки. Здесь запрещено задерживаться.

У ворот часовые для порядка постучали по бочкам. Когда добрались до бочки с девочкой, Роб вдруг громко запел:

 
Плохо солдату живется.
Если вино не прольется!
Но все меняется.—
И бочки ломаются.
 

– Проезжай! – крикнул со смехом солдат. – Распелся.

Через час Каталина была далеко за Пуэрто. А еще часом позже хозяин отеля жалобно говорил бармену:

– Это ужасно, Гарсиа! Она исчезла! Фоджер сживет меня со свету! Ведь ее рекомендовали мне... Что делать, что делать?

Бармен поддакивал:

– Да, вам придется трудно, шеф... На вашем месте я бы сказал Фоджеру, что у девчонки заболел кто-то из родных и вы отпустили ее в провинцию.

Он хорошо знал Фоджера и решил отвести подозрение от себя и кельнера.

– Бог мой, Гарсиа, это же чушь. В подъездах часовые...

– А разве вы не могли вывести ее своим ходом?

– Значит, я нарушил приказ? Нет, Гарсиа, нет...

Не знаю, что лучше, шеф. Сослаться на забывчивость или быть заподозренным в нелойяльности [11]11
  Отрицательное отношение.


[Закрыть]к режиму Армаса.

– Меня? Заподозрить? Да мой отец американец, сэр!

– Не горячитесь, шеф. Разве они вешают только гватемальцев?

Когда Фоджер узнал, что Норкман отпустил Каталину, он пришел в ярость. С хозяином отеля даже не говорил. Вызвал капитана и приказал:

– Идите по свежим следам, капитан. Девчонку искать уже бессмысленно. Но у нее были сообщники. Мне нужны они.

Он вызвал полковника:

– Дон Леон, предлагаю исследовать мальчишку серьезнее.

Полковник замахал руками.

– Я знаю его с детства. И охота вам заниматься мальчишкой!

– В операции «Кондор» мальчишек не существует, полковник. Есть только сторонники операции и ее враги.

3. ПОЧЕМУ ЕГО НЕЛЬЗЯ ВЫРУЧАТЬ

Рио Дульсе... Как много народной ласки заключено в этом сладкозвучном названии реки, плавно вливающейся сквозь ворота из скал и лесов в бухту Атлантического порта Ливингстон! Река Нежности и Спокойствия, Сладости и Пресных Вод, Кротости и Прелести...

Нет, не авантюристы Кортеса, [12]12
  Один из завоевателей Латинской Америки, возглавивший в 1519 году экспедицию вторжения. Офицер испанской армии.


[Закрыть]боящиеся каждой тени на скалистых берегах, придумали реке это имя. Не солдаты испанского короля, воздвигнувшие в среднем течении Рио Дульсе военный порт, восторгались ее тихими водами. И не фруктовщиков из Чикаго и Бостона, спешащих вывозить по Рио Дульсе плоды с ближних плантаций, поражали плавные изгибы ее берегов, четкие силуэты лесных массивов, казалось, уходящие в глубь прозрачных вод...

Гватемальцы издавна любили свою Рио Дульсе. Кажется, на ее берегах сыщешь все, чем богата щедрая природа. Заросли тропического леса с вековыми гигантами и молодые поросли плодоносящих деревьев. Самые дорогие породы красного дерева, загороженные от лесорубов непроходимой стеной джунглей, и изрезанные полосами деревья-чикле, вдоль стволов которых сочится смолистая масса. Посадки бананов и какао. Мурлыкающие ягуары на пути к добыче. Бабочки с крыльями – маленькими парусами, пугающие  своими  размерами даже тропических хищников. Бесконечные косяки рыб, благодаря которым дно Рио Дульсе превращается в ярко-серебристое панно...

А тот, кто любит неожиданные открытия, сядет в лодку и смело направит ее вверх по течению. Лодка будет скользить в густом тумане, оседающем на вас тяжелыми каплями. Отвесные лесистые берега почудятся бесконечной шеренгой великанов с мохнатыми шапками. Потом шапки начнут высветляться и уступят место известковым скалам, окружающим вас с трех сторон. Кажется, еще удар веслом —и лодка врежется в береговую стену, но в эту секунду вы замечаете узкую щель в стене и вклиниваетесь в бурлящий поток. Опять тупик – и новая щель, и новый тупик... Так по извилинам речного лабиринта путешественник пробивается сквозь скалы, которые природа словно нарочно воздвигла на пути иноземцев в сердце страны.

Неожиданно скалы расступаются – и все, о чем может мечтать самый требовательный поэтический вкус, предстает перед взором смельчака. Он увидит тихую гладь Рио Дульсе, широкий разлив вод, отражающий и сизые очертания лесов и багряный силуэт гор, освещенных первыми лучами солнца. Он увидит, как Рио Дульсе распадается на извилистые рукава, легко, словно в танце, обегает бесчисленные лесистые островки, задерживается в глубоких заводях, о чем-то шепчется с серпообразными отмелями, весело перекликается с птицами в камышовых зарослях и дальше снова сближает берега, чтобы сообщить им свою тайну.

Кто знает, может быть, Рио Дульсе заметила на одном из островков то, что ускользнуло от внимания путешественника и мимо чего не пройдем мы, читатель. Собственно, островок, о котором идет речь, был островом не во всякую погоду. Некогда он смыкался с высоким неприступным берегом, но сильное течение Рио Дульсе пробило брешь в перешейке, расширило ее, изъело камень и почти отделило скалистый полуовал от суши. И только в безветренные дни узкий известковый мостик, выступая слегка над речной гладью, напоминал о мощи воды.

Рукав Рио Дульсе здесь петляет, и даже вблизи нельзя было бы увидеть, как два человека скользнули вдоль отвесной береговой стены и, плавно опустившись в лодчонку, несколькими толчками шеста добрались до островка. Легкий свист – и веревочная лесенка поднята на береговую стену, а другая, с островка, сброшена к ногам гребцов. Они укрывают лодку в камнях, лезут вверх, но исчезают раньше, чем добираются до гребня. Какая-то дыра поглотила обоих. Не видно ни людей, ни лестницы, ни лодки. И, если кто-нибудь проплывет мимо, он ни за что не догадается, что слева и справа за камнями притаились вооруженные люди, а чуть пониже, в небольшом углублении два гватемальца ведут разговор, который многое решит в жизни страны.

– Давно мы не виделись, товарищ Ривера, – сказал высокий человек с профилем четким, строгим, будто выбитым на медали, и в серых глазах его блеснул огонек удовольствия.

Видно было, как искренне радуется он другу.

Человек, которого он назвал Риверой, был моложе. Ни один седой волос не блестел в его густой шевелюре, разделенной пробором. Это был подвижный и, как можно догадаться, наблюдательный человек, жадно приглядывающийся ко всему, что происходит вокруг. Голос его был мягким и даже, когда доходил до шепота, не терял своей приятной бархатистости. Иногда во время беседы Ривера неожиданно замолкал, к чему-то прислушивался, и тогда его по-детски оживленное лицо вдруг суживалось и он напоминал нахохленную птицу. Могло создаться впечатление, что человек этот опасается посторонних.

Разные были эти люди – быстрый, гибкий, как лесная кошка, остроумный Ривера и его немного медлительный спокойный спутник, смуглое лицо которого не теряло своих благородных очертаний ни в минуту гнева, ни в минуту опасности. И все же что-то их роднило. Может быть энергия, столь разная по своему характеру, таящаяся в обоих.  Может быть, теплота, струящаяся во взглядах или, наконец, то умение взвешивать свои слова и впитывать в себя слова другого, которое придавало этой встрече характер не столкновения, а содружества.

Ривера сбросил свою соломенную шляпу на землю и размотал красный нашейный платок, вытащил из куртки сигарету, зажег, сделал несколько быстрых затяжек и ответил партнеру легкой, чуть лукавой улыбкой.

– Да, товарищ Карлос. Давно. В съюдад Гватемала [13]13
  Имеется в виду город Гватемала – столица страны, иначе называемая иностранцами Гватемала-Сити


[Закрыть]я принимал тебя в пятиметровой каморке. В партизанской столице твое гостеприимство не щедрее.

Он обвел пещеру быстрым, плавным движением руки, расхохотался и, тотчас меняя тон, спросил:

– Зачем такая чрезмерная предосторожность?

– В отряде есть новички, – раздумывая, ответил Карлос —К тому же ты просил беседы наедине. Наконец, отсюда местность просматривается на две—три мили. Если кому-нибудь взбредет в голову поохотиться за товарищем из центра...

– Узнаю Карлоса Вельесера, – сказал приезжий. – Все взвешено. Значит, это и есть ставка Кондора из Пуэрто? – Он лукаво прищурился. – Так тебя окрестили армасовцы?

– Два – три дерзких налета на казармы интервентов, – весело сказал Карлос, – и кличка появилась. А теперь выкладывай, что делается в столице. Партия жива? Наши люди целы?

– Многих мы недосчитались, – помрачнел Ривера. – Армасовцы расправляются лихо. Кастильо прилетел в столицу на американском самолете и сразу же заявил, что будет стрелять и вешать, пока не избавит Гватемалу от красных. В красные он зачислил судью Рейеса Флореса и секретаря женского альянса Аиду Деверас. [14]14
  Это подлинные имена гватемальских патриотов, замученных при Армасе.


[Закрыть]

– Подожди, – глухо сказал Карлос – Не все сразу.

Аида Годой Деверас была его воспитанницей. Он помнил ее веселой, черноглазой девушкой, знающей десятки легенд и песен. Когда в парламенте обсуждалась земельная реформа, Аида Деверас привела туда женщин из двенадцати деревень провинции Эскуинтла.

 Жены лесорубов, сборщиков бананов и кофе, они стояли в проходах парламента и хором повторяли: «Либерта – тьерра! Либерта – тьерра!» («Свобода – земля!») А когда один из противников реформы заявил с трибуны, что земля пеонам не нужна, Аида вызвала к трибуне женщину с двумя малышами и закричала:

– Трех старших она оставила дома. У Селестины пятеро детей, а у сеньора помещика один. Кому же нужна земля, как не Селестине, сеньоры депутаты!

Нет больше веселой и громкоголосой Деверас. Нет и судьи Флореса – когда-то он вынес обвинительный приговор трем изменникам, подкупленным компанией.

– Мы сыграли с Армасом отличную штуку, – вспомнил Ривера. – В первые же дни своего правления он под маркой борьбы с коммунистами загнал в тюрьмы две тысячи рабочих, студентов, учителей. Мы выпустили в город стадо мулов с плакатами: «Коммунистов было 530. Кто же 2000 твоих пленников, президент-убийца?» Мулы с ревом бегали по улицам столицы; за ними со свистками гонялись жандармы Армаса, а народ – народ все понимал.

– Ну, а партия? А секретари? – нетерпеливо спросил Карлос.

– Кое-кто отсиделся в посольствах, кое-кто попался к ним в лапы... Ну, а те, что прислали меня сюда, – прислали за тобой.

Карлос вскочил с земли.

– Не шути, Ривера. Я привык к отряду и отряд привык по мне.

Ривера к чему-то прислушивался. Карлос выглянул наружу.

– Это наши. Загарпунили рыбу, – пояснил он. – Ну и слух же у тебя, Ривера!

– В подполье слух обостряется, – улыбнулся Ривеpa. – Я слышу, как в маленькой мансарде, где мы виделись накануне мятежа, Карлос Вельесер объясняет сборщику кофе: «Ты вооружишь людей палками, а они будут драться с интервентами, как будто у них в руках пулеметы. Этого просит, этого требует партия».

Вельесер сказал медленно, с раздумьем:

– Чего требует партия? Чтобы отряд людей, людей бесстрашных, преданных родине, верящих слову Карлоса Вельесера, увидел, что гордый Кондор сбегает от них? И как раз тогда, когда нас готовятся зажать в кольцо! Так не может решить партия, так не может решить Центральный Комитет.

Ривера тоже поднялся и резко, почти враждебно сказал:

– А так не может рассуждать член партии, у которой есть своя дисциплина.

Он прислушался.

– Волна ударила о камень?..

– На этот раз ты ошибся, – возразил Карлос. – Связной перебирается ко мне на лодке. Ну, говори, я вправе знать соображения руководства.

Ривера снизил голос до шепота:

– Я уже говорил – мы недосчитались многих. Нужны люди в столице. Скопление жителей, много студентов, сочувствующих нашей борьбе, а главное – вокруг кофейные плантации и войска... Тебя любят пеоны. Тебя знает и уважает армия. Твое слово многое значит, Карлос Вельесер.

Он помолчал, потом продолжал быстро, пылко, захлебываясь от волнения:

– Карлос, не мне убеждать тебя, как важно сейчас, чтобы армия отказалась от Армаса. Это будет началом его конца... Продолжаются террор и казни. А без армии нет и террора. Надо подумать о гватемальских семьях, о бессонных ночах матерей...

У него вдруг вырвалось с яростью:

– Они сказали матери, что меня нет в живых. Они убили ее... – Ривера сжал голову руками, сделал два шага, пока    не   натолкнулся    на    стену. – Прости. Сейчас не до личного горя, когда вся страна в трауре.

– Прости меня, – сказал Карлос. – Я было не поверил, что ты говоришь серьезно. И сам знаю, что пригожусь в столице. Но ты, Ривера, будь ты Карлосом Вельесером, оставил бы ты отряд? Ты бы оставил его лицом к лицу с карателями?

– Тебе никто и не предлагает этого. Ты не оставишь отряд.

– Тогда не понимаю…

– Сейчас поймешь.

Снизу донесся гортанный крик птицы.

– Я мог бы сказать, что это попугай, – усмехнулся Ривера, – но он затянул свой крик.

– Да, это связной.

В пещеру протиснулся крепкий, обросший курчавой бородой человек. Скупым жестом руки он приветствовал приезжего и доложил:

– Мой команданте, – так Карлоса называли в отряде, – наши заметили солдат в устье Рио Дульсе. Они выгрузились в Ливингстоне. Все переодетые.

– Мой комбатьенте, [15]15
  Борец, воин.


[Закрыть]– сказал Карлос, – ты чего-то недоговариваешь. Так?

– Ты угадал, мой команданте, – сказал партизан и выжидательно посмотрел на приезжего.

– Говори при нем, Мануэль. – ободрил его Карлос. – Он должен знать все, что делается в отряде.

– Карлос, – сказал Мануэль, – мы знаем друг друга два десятка лет. Шел я хоть раз не в ногу с рабочими парнями?

– Я такого не помню. Мануэль.

– Карлос, я знаю, солдаты близко... Будут бои... Но в Пуэрто – Росита. Карлос, мою певунью замучают там. Отпусти выручить ее. Я вернусь... Я не брошу отряд...

Карлос положил руку на плечо старого грузчика.

– Росита – твоя дочь и моя дочь. Я оставил ее в Пуэрто, и я буду отвечать за каждый волосок на ее голове, – с нежностью сказал он. – О певунье позаботятся другие, Мануэль. А может быть, уже позаботились.

– Другие не то, что отец, – упрямо сказал грузчик.

 Ладно. Тогда я скажу кое-что покрепче, – сказал Карлос – Ты не молод, Мануэль. Ты не пробежишь и ста шагов, как у тебя сдадут ноги. А Роб пробежит и двести и триста. Он моложе тебя и крепче тебя. Вывезти Роситу поручено ему. Веришь ты ему, Мануэль?

– Как себе, – твердо сказал грузчик и широко улыбнулся. – Я выведать хотел насчет дочки. Не очень ругай меня, мой команданте.

– Ступай, старый упрямец. Пусть с карателей не спускают глаз.

Ривера и Карлос снова одни.

– Росита – это та, что... Каталина? – спросил Ривера.

– Да. Если она вернется целехонькой, я помолодею на десяток лет.

– А Хусто?.. Он еще там?

– Наши выручат его следующей ночью.

– Этого нельзя делать, Карлос.

– Уж не хочешь ли ты пожертвовать мальчишкой?

– Нет, но раз он продержался сутки, – он продержится и больше.

– Хватит играть в загадки.

Ривера достал из куртки план местности и склонился над ним.

– Товарищи подозревают, – задумчиво сказал он, – что армасовцы собираются в эти дни основательно прощупать берега Рио Дульсе.

– Они недоступны, – засмеялся Карлос.

– Каратели выследят вас с самолетов, – возразил Ривера. – Они сбросят бомбы, зажигательные снаряды, подожгут джунгли – они пойдут на все, лишь бы ликвидировать отряд Кондора из Пуэрто.

Ривера сказал, что партия рекомендует более гибкие методы борьбы с режимом Армаса, чем партизанские налеты. Самое время включить весь отряд в подпольное освободительное движение и перебазироваться в центральные департаменты страны, где и населения больше и дел больше. Но массой в центр не пробиться. Люди получат явки и проберутся поодиночке; и это нелегкое дело в местности, где армасовцы контролируют каждое селение! Особенно трудно придется Карлосу, за голову которого объявлена большая награда. Партия сделает все, что может, но сейчас она может не очень многое.

Поэтому Центральный Комитет предлагает прежде всего создать у противника видимость уничтожения отряда. Как это сделать, – решит штаб. Очевидно, время для этого удобное, каратели готовы принять бой. Люди из Пуэрто могут сообщить время и место предполагаемого удара. Симулировать поражение не так уж трудно.

– Умный враг захочет увидеть трупы, а американцы не дураки. – Карлос задумался.

– Но это еще не все, – продолжал Ривера. – Нужно обязательно, чтобы Карлос Вельесер исчез для армасовцев. Он должен исчезнуть, – иначе весь план может рухнуть. Вот почему так важно, – закончил Ривера, – знать место удара. А стоит забрать мальчишку из берлоги Фоджера, как они изменят и время, и место – и наша операция провалится. Понятно, Карлос? Бегство Роситы и без того наведет на подозрения...

– Понятно. Все понятно, мой дорогой Ривера. Но Хусто – это Мигэль, а Мигэль – сын того Каверры, с которым я дружил много лет, пока... пока его не прикончили агенты Ла Фрутера. И за этого золотого мальчишку я готов драться сам.

– Ты только что говорил Мануэлю, – улыбнулся Ривера, – что о Росите позаботятся другие. Доверишь ли ты мне, если скажу, что позабочусь о Мигэле сам? У меня в Пуэрто кое-какие дела.

Карлос не сразу согласился. Ему представлялось рискованным и не очень оправданным оставлять на неопределенный срок Мигэля в руках такого дьявольски хитрого и расчетливого противника, как Фоджер. Правда, самые подробные сведения о Хусто мнимому Хусто переданы. Орральде ради сохранения жизни выложил все, что мог. Верные люди сторожат его на побережье. Наконец, Карлос верил в смышленость Мигэля.

Но ведь сорвался же Мигэль на более простом деле – ему поручили передать чистильщику сапог несколько конденсаторов для рации. Конденсаторы он вручил и зачем-то сунулся в отель.