Текст книги "Тайной владеет пеон"

Автор книги: Рафаэль Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

22. БОЙ БЫКОВ

Весть о событиях в Сакапа докатилась до Кастильо Армаса той же ночью. В президентском дворце состоялось несколько совещаний. Чако предложил перебросить в помощь сакапанским «отрядам освобождения» эмигрантов, окопавшихся в Чикимула. Бер Линарес с кислой миной заметил, что эти умеют улепетывать с такой же скоростью.

Решение о посылке войск в Сакапа пришлось отложить еще и потому, что назавтра в столице ожидалось большое представление – бой быков, на который Армас пригласил дипломатический корпус. Традиционное зрелище, издавна любимое гватемальцами и привлекающее на огромный стадион Пласа де Торо едва ли не половину столицы, должно было, по мысли Армаса, показать дипломатам, что в стране царит спокойствие. Все силы армии и полиции были брошены на лучшую организацию праздника: соотечественники не пользовались у Армаса большим доверием.

Однако город с энтузиазмом готовился к своей любимой корридо. Этим словом здесь обозначают наиболее ожесточенный и рискованный поединок человека с исступленным быком. Когда гватемальцам говорили, что корридо подвергает человека смертельной опасности и это жестоко, они отвечали: «История наша тоже жестокая». Когда приезжие импрессарио предлагали им чрезмерно осторожного тореро, они смеялись: «Чужаки на нашу землю приходят с пушками, а вы хотите, чтобы мы учили наших юношей игрушечному бою».

Корридо ждала вся столица.

Андрес после большого разговора с Карлосом собрал студенческий комитет и предложил товарищам «украсить путь дипломатам» к Пласа де Торо. Он достал пачку снимков – с риском для жизни их привезли испытанные бойцы партии из тюрем, концлагерей, судилищ: лилась кровь и истязались люди – это было документальное лицо армасовского режима.

– За сегодняшнюю ночь мы увеличим и размножим эти снимки, – сказал Андрес. – Работы хватит на всех. А вот эту девушку, – он задержал фото в руке, задумчиво смотря в искаженное болью лицо Тересы, глаза которой закрывала повязка, – эту девушку мы покажем всему стадиону. Вы хотели зрелища, сеньор президент, – получите же его.

Позднее он встретился с Риной Мартинес и вручил ей фотографию Тересы.

– Пусть и медицина, – шутливо и грустно сказал Андрес, – освидетельствует режим «освободителей». Твои врачи будут на стадионе?

– Они   придут, – ответила   Рина, – они   поставят диагноз точный и окончательный.

Молча они шли по ночному бульвару, вдыхая в себя острый запах магнолий и роз. Андрес незаметно посмотрел на Рину и сжал губы. Она перехватила его взгляд и невесело усмехнулась.

– Что, постарела Рина Мартинес?

Рина действительно изменилась после студенческого суда. Стала она молчаливее и суше; прежняя горячность уступила место сдержанности, и только в глазах ее по-прежнему вспыхивали золотые искорки, которые так любил Андрес. Первый раз после того, как Рину вывели из состава комитета, они оказались наедине. Но что они могли сказать друг другу, если тень подозрения встала между ними!

– Ты проголосовал за мое исключение, – заметила Рина. – Значит ли это, что ты меньше мне доверяешь?

– Не стоит об этом, – Андрес огромным усилием заставил себя говорить спокойно. – Я верю тебе, как себе самому. А наказать тебя за горячность следовало. Впрочем, как и меня.

– Андрес, я хотела бы зайти к Адальберто.

– Вынужден запретить до возвращения Донато. Мы не разрешили Адальберто эти дни общаться с членами подпольной группы.

– Я должна с ним объясниться, – Рина запнулась. – Видишь ли, я замечала... Может быть, мне только кажется... Он относится ко мне не так, как к другим. Может быть, я смогла бы заставить его сказать правду.

– Правду привезет Донато, – резче, чем это нужно было, возразил Андрес. – Если она окажется в пользу Адальберто, мы начнем проверять твои знакомства. Мы вынуждены будем это сделать. – Он сказал это, пристально смотря на Рину, и краска волнения залила его лицо. – Вот почему тебе лучше не беседовать сейчас с Адальберто.

– Я встретила его у столовой, – тихо сказала Рина. – Он смотрел на меня очень странно, с какой-то мольбой. Подошел и шепнул: «Рина, я хочу, как и прежде, работать с тобой, со всеми вами...»

– Он нарушил запрет, – холодно сказал Андрес. – Ему было запрещено вступать в беседы с членами подпольной группы. Лучше не говори мне о нем.

Они снова зашагали молча.

– Ты странный человек, Андрес, – неожиданно сказала Рина. – Иногда я чувствую твое дружеское участие, твое теплое отношение ко мне, а чаще ты замыкаешься в себе, как улитка, куда-то исчезаешь, и я не знаю, о ком ты думаешь, где витаешь; и тогда со мною идет не друг, а незнакомый человек, которого даже страшно попросить о чем-нибудь.

– О чем ты хочешь меня просить? – Андрес остановился и удивленная Рина тоже. – О том, чтобы я, как Адальберто, твердил о своих чувствах?

– Андрес, замолчи! – вспыхнула Рина. – Я не думала, что ты способен на жестокость.

Андрес опустил голову; ему было трудно, очень трудно. Но события надвигались суровые, и еще так много нужно было успеть до их наступления. Он печально улыбнулся и пожал руку Рине.

– До свидания, товарищ Мартинес. До свидания на стадионе.

– Я бы пожелала тебе спокойной ночи, – мягко сказала Рина, – но я знаю, что спокойной она у тебя не будет.

У многих людей эти часы были тревожны, и сеньор Молина не был исключением. Посетителей у него перебывало немало. Когда в окнах блеснул фиолетовый свет, возвещая о том, что солнце убегает за горы, сеньор Молина вышел из дому и направился в цветочный магазин. Росита перебирала рассаду.

– У Роситы и ее подружек завтра будет большая работа, – деловито заговорил Молина – Вельесер.

– Я знаю. И цветочницы уже знают. – Росита быстро подобрала Карлосу небольшой букет. – Возьмите. Если войдут посторонние...

– Фотографии раздадите с цветами. Побольше осторожности, и подальше от главной ложи. Там будет скопление полиции.

Росита заморгала глазами.

– В чем дело? – удивился Карлос. – Чем недовольна Росита?

– Ривера сказал другое, – ответила девочка. – Ривера сказал, что дипломаты должны тоже получить наши... цветы. А они сидят в главной ложе.

– Нужно придумать другой способ, чтобы доставить туда цветы.

– Другого способа нет, мой команданте, – тихо сказала Росита. – Но меня не тронут; я оставлю дипломатам фотографии только в одном букете – сеньоры поделятся.

– Почему ты? Разве мало других смышленых цветочниц?

– Мой команданте, у многих из них семьи и маленькие дети. И потом, я самая быстрая.

Карлос нахмурился.

– Не знаю. Может быть, ты и права. А откуда ты взяла, что я команданте?

– Так вас называет Мигэль.

– Мигэль? – Карлос улыбнулся. – Мигэль скоро сюда заглянет... Передай... Нам хотелось бы знать все, что произойдет в главной ложе. Мы дадим отчет о корридо в утренний выпуск. Ты должна будешь после корридо снова встретиться с Мигэлем. И вот почему маленькой Росите лучше не участвовать в свалке.

Девочка вскрикнула:

– Да как же я поведу своих цветочниц и спрячусь сама? Мой команданте, это невозможно.

– Вечно неразрешимая задача, – задумчиво сказал Карлос скорее себе, чем Росите. – Ты хочешь быть в гуще боя, а партия тебе велит остаться в живых для более важного дела. Слушай, Росита, я не хочу запрещать тебе вход на Пласа де Торо, но ты должна после корридо принять отчет у Мигэля.

Карлос дважды прошел мимо адвокатской конторы, не решаясь сюда войти. Наконец коротким движением толкнул дверь и с порога осмотрел приемную. Ласаро не было.

– Сеньор адвокат сейчас вернется, – сказал один из посетителей, одетый в синий комбинезон. – Он у шефа. Но не советую к нему обращаться, если карман не туго набит. Здесь живодерня.

Какое-то подсознательное чувство заставило Карлоса отступить, но, закрывая дверь, он встретил растерянный взгляд выбежавшего в приемную Ласаро. Ласаро сбежал за ним со ступенек.

– Сеньор, что случилось?

– Не привлекайте внимания прохожих, – резко сказал Карлос. – О коммунисте не должны говорить, как о живодере. Вы получили задание на завтра?

– А что предстоит завтра? Ривера заходил и тоже ничего не сказал.

Карлос отметил для себя это «тоже». Значит, и Ривере что-то не понравилось в поведении Ласаро. Но что? Что? Как это узнать? Ривера вернется только под утро. Ласаро должен был обеспечить типографию для печатания специального выпуска нелегальной газеты. Но почему смолчал Ривера?

– Возвращайтесь к себе, – твердо сказал Карлос. – Возможно, под утро вы понадобитесь. Я разыщу вас.

Неприятный осадок остался у Карлоса после этого разговора. Не был ли он излишне суров? Ласаро многим рискует. И разве он не ссужает партию деньгами в трудные минуты! Мы не спрашивали, где он достает их, когда брали у него пятьдесят, сто, двести кецалей. За что же осуждать его сейчас? И все же услышать о своем товарище по партии, что он живодер... Почему смолчал Ривера?

Хосе принял у Карлоса шляпу, трость и сказал:

– Жильцы сверху приходили. Пять раз...

Габриэль был в комнате один.  Он ходил из угла в угол и тихонько насвистывал марш из оперы «Кармен», которым в Гватемале открывался бой быков. Руки его – тонкие, гибкие, мускулистые – стремительно вычерчивали в воздухе зигзаги; казалось, секунда – и они оторвутся от туловища и пустятся в пляс сами по себе.

– Нервничаешь? – спросил Карлос.

Габриэль беспечно улыбнулся.

– Мой старый друг, нервничают юнцы, которые впервые становятся в позицию против быка. Я же думаю.

– О чем? Разве у тебя не все готово?

– В таком деле наперед нельзя сказать, что все готово.

Карлос хлопнул его по плечу.

– Мы поможем тебе, Габриэль. Тебя вынесут, как победителя, а потом ты исчезнешь.

– А товарищи?

– И они будут укрыты.

– Но подозрение падет на тебя, сеньор Молина.

– Молина доказал уже свою «преданность», отдав им на заклание сына.

– Ну что ж... За представление я ручаюсь. Дипломаты его запомнят.

– Ради одного этого мы не бросили бы свои лучшие силы в дело. Мы хотим, чтобы народ почувствовал себя сильнее банды предателей.

Габриэль сделал легкий выпад, рукой рассекая воздух.

– Я колю без промаха, – сказал он, – но ты, Карлос Вельесер, колешь глубже.

Вошел Роб. Вид у него был измученный, бисеринки пота выступили на большом, добродушном лице.

– Хорошо, что ты здесь, – сказал он Карлосу. – Я нигде не мог разыскать Грегорио Кинтана. Его люди могут запоздать.

– Кинтана готовит удар из кофейной зоны, – быстро ответил Карлос. – Он ездит по плантациям. Разве ты забыл это?

Большой, сильный негр в изнеможении повалился на стул. Глаза его закрывались. Он засыпал.

– Роб! – Карлос легонько потряс его. – Роб, проснись! Кто оттеснит полицию от пикадоров и бандерильерос? [68]68
  Участники боя быков.


[Закрыть]  Грегорио не будет, Роб.

Тореро крикнул:

– Да проснись же! Мои люди не будут драться. Их сцапают сразу за Пласа де Торо.

Слова «сцапают» и «Пласа де Торо» дошли до сознания Роба. Он приоткрыл глаза и устало улыбнулся.

– Пласа де Торо... Завтра там поработает моя бригада. Мусорщики и торговцы приедут на мулах, с повозками. Мы их...

Он положил голову на стол и окончательно захрапел. Карлос и Габриэль перенесли его на кровать.

– Славный товарищ, – сказал Карлос. – А вообще вам пора проваливать отсюда, приятели. Три опасных жильца в одном доме высокочтимого антиквара, – он прищурился, – тяжелая нагрузка для старого больного сеньора Молина.

Габриэль засмеялся.

– Завтра, наконец, ты увидишь меня в работе.

– Завтра ты увидишь и меня в работе, – лукаво ответил Карлос.

Наступило долгожданное завтра. Тысячи жителей столицы готовились к праздничному зрелищу. У билетных касс разыгрывались сражения.

Женщины торопились прослушать воскресную молитву и успеть попасть на стадион. Любители боя быков запасались бумажными хлопушками для приветствия своих любимцев с Пласа де Торо.

Полковник Леон предложил Мигэлю билет, но мальчик вежливо отказался.

– Благодарю, полковник, но меня уже пригласила сеньорита Линарес. Вместе с нею и ее отцом я буду в главной ложе.

– Ого, ты попадешь в президентскую свиту, – прищелкнул языком полковник.

Он предоставил мальчику свою машину, и Мигэль заехал за своей новой знакомой. Аида Линарес уже ждала его и в легком спортивном костюме выбежала из подъезда.

– О, ты в своей машине? – восхищенно сказала она. – Папа поедет с нами. Он просил зайти к нему на минутку. Тебя одного.

Одного? Еще чего! Что ему нужно? Мигэль не хотел признаться самому себе, что боится Линареса, но почувствовал, что рубашка стала липкой. Молча прошел в кабинет и застал шефа полиции у телефона.

– Сядь, – кивнул Линарес. – Посмотри пока   эти снимки. Знакомые тебе лица, – не так ли?

Он быстро отдал в трубку распоряжение и повернулся к мальчику:

– Кого ты здесь узнал?

– Хромой Лоренсо, – насколько мог небрежно, начал Мигэль, пытаясь справиться с волнением. – Он здорово умел вынюхивать нужные нам сведения...

– Почему умел? – быстро атаковал его Линарес.

– Лесорубы его пристукнули.

– А это кто?

– Наш главный капатас.

«Дядя Карлос, что бы я сделал без вашей помощи? Эх, мальчишкам нечего соваться в переделку без таких, как вы, дядя Карлос!»

– Узнаёшь свой дом? – сыпал вопросами Линарес.

– Я жил в этой пристройке, сеньор. С холма были видны две делянки. Очень удобное место.

– Так, так. А теперь, скажи, почему мой человек, только что приехавший с выработок, уверяет, что от тебя могла остаться только тень.

– Человек не надул.

Мигэль закатал чесучовую штанину и показал Линаресу глубокий шрам: он получил его, прыгая со скалы в Пуэрто – опоздал на секунду,  волна отбежала, и он задел ногой об острый камень. Ничего, сойдет за удар топором.

– Скоты прошлись по мне топором. Я отлежался в кустах и поджег их бараки. Они думали, что со мной кончено. Пусть только вернется отец...

Линарес бросил снимки в корзину для бумаг.

– Не стоит вспоминать старое, Хусто. У меня тоже есть счет к этим босякам.

– Долго вы меня еще будете проверять? – дерзко спросил Мигэль.

– Заметил? – Линарес рассмеялся. – Видишь ли, дружок, дон Кастильо захотел тебя видеть рядом, а в одной ложе с президентом не всякому дано сидеть. Ну, кончим с этим. Я рад, что у моей девчонки появился такой приятель. Поспешим.

Уже сидя в машине, он добавил:

– Я рассказал президенту о складе листовок, и он был восхищен твоим нюхом. Еще одна такая победа – и Хусто Орральде получит орден Кецаля.

Мигэль решил, что сейчас самое время начать подбираться к главному.

– У вас мало осведомителей, – дерзко сказал он. – Будь я на вашем месте, сеньор Линарес, на меня бы работал каждый телеграфный столб. Да я пробрался бы в самое их логово!

Мигэль нащупал слабое место тайного шефа полиции. Линарес был честолюбив и заносчив; глаза его зло сверкнули, усмешка перекосила лицо; и это как нельзя более соответствовало кличке, которой его наградили гватемальцы, – Бочка Желчи. Толстый, напыщенный, грубоватый, он насмешливым взглядом смерил Мигеля и пробормотал:

– Я уже пробрался в их логово...

У Мигэля сильнее забилось сердце. Чтобы не выдать волнения, он спросил у сидевшей рядом девочки:

– Сеньорите нравится машина?

Аида Линарес не успела ответить. Ее отец грубо приказал шоферу:

– Остановись, парень!

Толпа запрудила улицу. Дом был облеплен большими, во много раз увеличенными, снимками жертв Армаса. Полиция вызвала на помощь пожарные машины; под смех толпы, пожарные взбирались по высоким лестницам к фронтону дома и срывали фотографии. Огромная надпись, наполовину оборванная, разъясняла: «По трупам людей Кастильо Армас едет смотреть корридо». Фотоснимками и надписями пестрел весь путь дипломатов от центральных улиц города к юго-восточной части, к огромному круглому амфитеатру Пласа де Торо. Бер Линарес разразился проклятиями.

– Чего стоят ваши осведомители! – презрительно сказал Мигэль, продолжая ранить шефа полиции. – Они даже этого не знали.

– Заткнись! – рявкнул Линарес. – Он знал, что красные что-то готовят. Но его обошли. Мы наводнили стадион солдатами. А такой дерзости ожидать было трудно.

Впереди них остановился бежевый автомобиль французского посланника. Трое дипломатов вышли из машины и, взглянув на фотографию, раскачивающуюся под балконом дома, обменялись несколькими репликами. Мигэль успел увидеть лицо юноши, залитое кровью, и прочесть лаконичную надпись: «Сеньоры! Его истязали за то, что нашли у него дома пишущую машинку. Кастильо Армас воюет с пишущими машинками!»

Стадион гудел, как огромный улей. Гватемальцы принесли с собой на любимое представление весь запас шуток. Появление каждого полицейского сопровождалось взрывом хохота и криков, а когда зрители увидели взвод солдат, заревел буквально весь стадион.

– Они пришли практиковаться на быках! – раздалось в толпе.

– Загнать их в клетку с быками! – понеслось сверху.

– В загон к быкам! В загон к быкам! – скандировала группа студентов.

Солдаты готовы были провалиться сквозь землю. Командовавший ими офицер отдал приказание, и взвод скрылся в боковом проходе между скамьями.

– Раз-два, армия жива! – отсчитывали зрители хором шаги солдат. – Три-четыре – разбежалась по квартирам!

Полковник Пинеда шепнул своему соседу:

– Боже мой, первый раз мне стыдно за свой мундир!

В главной ложе произошло движение. Появились губернатор департамента, правительственные чиновники, дипломаты, свита Армаса и, наконец, сам Армас. Он кивнул приближенным, скользнул взглядом по Мигэлю и весело сказал:

– Что, мой верный Хусто, мы раздразнили с тобой красных? Это значит, что мы недурно поработали и можем позволить себе развлечься.

Фраза была рассчитана на репортеров и дипломатов. Но в ту же секунду над галереей амфитеатра, прямо напротив главной ложи, взметнулась вверх увлекаемая воздушными шарами, огромная, в десятки раз увеличенная фотография Тересы. Капли крови струились по лицу девушки, повязка закрывала ее глаза; страдальчески приоткрытый рот словно задыхался от недостатка воздуха. Мигэль прочел под снимком: «Меня зовут Тереса. Я больше не смогу вас увидеть. Меня ослепили армасовцы. Я сестра милосердия, но взываю не к милосердию, а к отмщению!»

Полиция бросилась к галерее, но было поздно: портрет запомнился, надпись прочел весь стадион. В едином порыве зрители встали. В ту же секунду цветочницы разнесли по рядам вместе с душистыми и колючими розами маленькую фотографию Тересы, на обороте которой описывалась ее история. Люди прятали снимок, как священную реликвию. Армас и его свита продолжали сидеть безмолвные, глухие, слепые.

Мигэль понимал, что не должен двигаться. Он в свите Армаса. Но как мог усидеть сын грузчика, убитого теми же, кто расправился с Тересой! Он встал, но он сделал вид, что потянулся за букетом к цветочнице. – Две розы! Для сеньориты! – сказал он. Цветочница обернулась:  перед ним стояла Росита. Глаза ее насмешливо сверкнули; она выбрала две розы с острыми шипами и протянула их стеблями вперед соседке Мигэля. Аида Линарес уколола пальцы и отдернула руку. Розы упали к ногам Мигэля. Он неловко нагнулся за ними, но Росита наступила на цветы и прошла мимо. Мигэль успел заметить, как она быстро раздала дипломатам цветы – из одного букета при этом выпала карточка – и вышла из ложи, успев подарить Мигэлю еще один насмешливый взгляд.

Зрители в молчании стояли, Армас сидел.

– Пусть встанет! – раздался в тишине звонкий мальчишеский голос.

– Начать корридо, – приказал Армас

Он снял фуражку и вытер батистовым платком взмокшее лицо. Оглянулся на дипломатов – ни одного взгляда не встретил он, но готов был поклясться, что за каждым его движением следили все они.

Оркестр грянул марш из оперы «Кармен». На арену вышли все участники боя. По старинной испанской традиции, одетый во все черное, появился всадник. Быстрые белые лошади вынесли легких пикадоров, которым предстояло открыть бой. Затем со своими дротиками-крючками вышли бандерильерос. Наконец на арене и герои зрелища – смелые, ловкие тореро, завершающие поединок человека с быком метким ударом шпаги и доставляющие зрителям больше всего удовольствия тонкой и опасной игрой с разъяренным животным. Один из тореро, облеченный почетным званием матадора, любимец столицы, движется впереди: он в желтой куртке, богато расшитой серебром, ярко-красных, туго обтягивающих ноги чулках и легких лакированных туфлях.

– Вива! – несется со скамей.

Тореро поднимает вверх правую руку, срывает с себя расшитую шляпу-сомбреро и бросает ее в толпу; шляпа бежит по кругу – это почетное право первого тореро столицы, заслужившего отвагой и искусством уважение зрителей.

Внимание толпы переносится на помощников тореро. Их знают, помнят, и однажды полученную кличку им не легко с себя смыть.

– Красавчик! – кричат  одному. – Не  смотрись   в зеркало, когда нужно хвататься за шпагу.

– Убегающий! – Дон Габриэль отвечает презрительным молчанием. – Ты когда-то был храбрецом. Тряхни стариной1

Всадник в черном подъезжает к судейской ложе и просит разрешения у жюри открыть бой. По традиции, губернатор провинции вручает участникам боя ключи от загонов с быками.

Всадник, не поворачивая коня, пятится назад; колонна тореадоров рассыпается по своим местам.

А еще через минуту под барабанный бой из загона вылетает изголодавшийся бык. Сейчас начнется жаркая битва, в которой ловкость и воля человека должны победить слепую стихию.

Марш тореадоров. Первый тореро, как бы желая испытать своего четвероногого противника, легко выбегает на арену и подставляет навстречу ринувшемуся на него быку свой красный плащ-мулето. Миг – и животное тычется мордой в алый шелк, а тореро под гром аплодисментов легко проскальзывает вдоль бычьего туловища, приветственно поднимая вверх левую руку. Затем он уступает свое место пикадорам и бандерильерос, вонзающим в хребет быка длинные копья и короткие дротики. Дротики остаются торчащими в загривке, и потому с трибун животное кажется многорогим. Тореро и его помощники продолжают эту игру до хорошего удара шпагой, который валит быка и вызывает бурю приветствий на трибунах.

Круг почета для тореро – и на арену выпускается второй бык. Потом—третий, четвертый, пятый... Армас доволен: бойня идет без пауз; толпе нужны зрелища – побольше зрелищ, и она забудет о политике.

Но что это? С последним – шестым – быком, кажется, собирается расправиться дон Габриэль Эспада? Он сбрасывает с себя шляпу и берет мулето. Не иначе, Убегающий набрался храбрости. Зрители давно не видели его в поединке.

– Не пора ли убегать? – летит с трибун.

– Не вырони, Эспада, эспаду! [69]69
  Игра слов: «эспада» значит «шлага» (исп.).


[Закрыть]

И вдруг на трибунах водворяется тишина. Дон Габриэль медленно подходит к страшному черному быку с налитыми кровью глазами. Подходит так близко, что, кажется, всего один прыжок – и животное проткнет тореро рогами.

Колышется мулето, и тореро отбегает на несколько шагов. Бык делает шаг вслед мулето и решает погнаться за раздражающей его красной материей. Он несется, как шквал, еще секунда – и он раздавит тореро.

Оглушительный смех поднимается на трибунах. Что произошло? Почему в этот напряженный для жизни человека момент толпа разражается смехом?

Неуловимым движением тореро выдернул из-под мулето полковничью фуражку с высоко вздернутой вверх тульей и белым крестом на ней и, пока бык путался в складках мулето, успел нацепить ему фуражку на рога. Белый крест? Да ведь это знак «освободителей», интервентов, заливших кровью гватемальскую землю. Вздернутая тулья? Да ведь это ваша излюбленная форма фуражки, сеньор Армас.

На трибунах поняли замысел дона Габриэля.

Армас резким движением прихлопывает тулью своей фуражки.

– Узнал! – проносится по стадиону.

Ах, как вы промахнулись, сеньор президент, какую неосторожность вы проявили, дон Кастильо! Тысячи глаз следили за вашим движением; что бы вам закурить сигару или отвернуться к соседу! Но нет! Вы попытались устранить опасное сходство и вы проиграли, дон Кастильо. С этой секунды бой между быком и тореро будет боем между вами и народом.

– Проткни ему тулью, тореро! – Это первый одобрительный возглас с трибуны, и Габриэль отвечает легким приветственным жестом.

Сейчас он напомнит гватемальцам, что не растерял всех своих приемов. Он встречает очередной разбег быка, встав на одно колено, и, лавируя мулето, переброшенным через шпагу, которую держит в левой руке, заставляет разъяренное животное носиться вокруг себя. Улучив какой-то момент, с треском пронзает полотно фуражки, вызывая гром аплодисментов.

– Полковник Линарес, – шепчет Армас, – имя этого тореро не было обозначено в программе. Что здесь происходит?

– Мой президент, вы пригласили дипломатов. Умоляю, сделайте вид, что шутка вас забавляет, – и только.

Терпение, дон Кастильо. Сзади – дипломаты, репортеры, фотографы. Делай вид, что это шутка. Старайся изо всех сил! Другого спасения у тебя нет.

– Как тебе нравится этот шут, Хусто? – нарочито громко посмеивается Армас. – Он не может попасть в сердце и потому навесил на рога мишень покрупнее.

О, как вы угадали, дон Кастильо! Габриэль Эспада избрал себе более крупную мишень, чем просто попасть в сердце ни в чем не повинного быка. Кажется, остальные зрители поняли его быстрее президента. Слышите, что они кричат:

– Браво, Эспада!

– Загони его, откуда взялся!

– Удар шпагой – и он потонет в своей же крови!

Бык мчится по арене; его догоняют бандерильерос, но он видит только одного противника. С мулето – красным плащом, перекинутым через шпагу, – стоит в центре поля тореро Габриэль и зорко следит за приближающимся быком.

– Познакомь его с Гватемалой! – выкликают зрители.

Армас оборачивается. Лица дипломатов бесстрастны. Главная ложа застыла в молчании. Островок тишины среди тысячеголосого рева. Словно издалека доносится шепоток Линареса:

– Завтра. Мы будем отвечать завтра, мой президент.

Бык приближается. Габриэль устремляется ему навстречу; вот они почти сталкиваются, но в последнюю секунду тореро откидывает корпус назад и подставляет быку плащ, в который животное тычется мордой. Бык резко поворачивается, но тореро снова изгибает корпус, и снова морда быка утыкается в плащ. Так происходит много раз, и каждое ловкое движение тореро, каждый удар по тулье вызывают радостные возгласы на трибунах.

Но вот десяток раз обманутый своим противником бык замедляет бешеный круговорот и останавливается в нескольких метрах от тореро, уставясь на него своими маленькими злыми глазками. Толпа замирает – сейчас станет жарко.

– Торо, [70]70
  Бык (исп.).


[Закрыть]– шепчет Габриэль. – Торо! Оле! Ну, иди же, торо!

Бык срывается с места неожиданно. Наклонив голову и выставив вперед рога, он налетает на тореро и опрокидывает его на землю.

Стадион замер.

– Браво, торо! – кричит в наступившей тишине Армас, радуясь победе своего двойника.

Те, кто слышали его возглас, отвечают хохотом.

Тореро, с быстротой молнии откатывается в сторону и, прежде чем бык успевает на него налететь снова, набрасывает ему на морду плаш и кричит партнерам по игре:

– Второе мулето мне!

Ему подают мулето, и он – быстрый, гибкий, точный – продолжает опасную для жизни игру.

Зрители ободряют его, кричат, бросают на арену шляпы, платки, трости. Вот молниеносным ударом Габриэль срывает фуражку, и, поддуваемая ветром, она летит вдоль трибун.

– Браво! – скандирует толпа. – Браво, тореро!

– Ты проучил грингерос! – доносится с трибун.

Армас кусает губы. Он с удовольствием искусал бы сейчас и тореро, и быка, и всех зрителей.

– Прикончи его! – неистовствует стадион.

Тореро отбрасывает мулето и делает выпад. Бык стоит, словно собирается наброситься на тореро, и вдруг оседает на землю.

Тореро приветствует толпу, толпа – тореро. Оркестр исполняет громкую диану – марш в честь победителя; гулко разносятся удары барабана, рокотом отдаваясь в ушах Армаса. Корридо окончена; сотни людей устремляются на арену, подхватывают Габриэля и на руках выносят его из чаши стадиона. Тореро замечает рядом Андреса.

– Все было понятно? – спрашивает Габриэль.

– Народ понял все, за Армаса не ручаюсь, – смеется Андрес.

– Где мои товарищи?

– Роб их сейчас вывозит. Смотрите влево.

Но Габриэль увидел только бесчисленные ряды повозок, которые запрудили выходы с площади, а главное – преградили путь полиции.

– Не скоро я выйду снова на арену, – с грустью сказал Габриэль.

– На арену выходит Гватемала, – ответил Андрес. – Слышали, как вам кричали «вива»?

Дипломаты в эту минуту благодарят президента за доставленное удовольствие. Президент, пряча за спиной проклятую фуражку с высокой тульей, растерянно бормочет:

– Вам в самом деле понравилось, джентльмены? Я рад, если вы убедились, что мой народ остроумен и умеет ценить веселые зрелища.

Дипломаты откланялись. Армас стоял уничтоженный. В ложу вошел Линарес.

– Мы напали на следы, – жестко сказал он.

– Что? – Армас начал приходить в себя. – Какие следы? Мне нужны преступники, а не следы. Если вы шеф моей полиции...

– Я еше не получил назначения, – ответил Линарес.

– Вы получите его!

Мигэль не пропускал ни слова из фраз, которыми они перебрасывались.

– Где последний тореро? – задал вопрос Армас.

– Мой президент, все тореро словно испарились...

– Вы найдете мне их.

– Мой президент, лучше, если шутка останется шуткой.

– Довольно шуток, Линарес, – отчеканил Армас. – Я не бык, но мне захотелось крови.

Мигэль отвез Аиду домой и заехал в цветочный магазин. Быстро пересказал Росите все, что слышал.

– Ты ловко поработала, – похвалил он Роситу. – Но еще ловчее ты раздавила мои цветы.

– Тебе нравится эта девчонка? – с грустью спросила Росита. – Ты теперь всегда с нею.

– Я на работе, Росита, – запнулся Мигэль. – Возле нее моя работа, – понимаешь? Спроси у дяди Карлоса, если не веришь; он объяснит тебе.

Они расстались не очень довольные друг другом.

Полковник Леон встретил Мигэля мрачно.

– Мне поручили искать этих проклятых тореро, цветочниц и медиков, – пожаловался он. – Что там случилось?

– Смутьяны устроили красный спектакль, – пояснил Мигэль. – Тореро сражался с быком, а бык носил фуражку Армаса.

– Дьяволы! – выругался полковник. – Поделом дону Кастильо, – пусть не доверяет этой лисе Линаресу.

– А медики при чем? – поинтересовался Мигэль.

– Они роздали дипломатам и газетчикам медицинское заключение о пытках, учиненных над какой-то Тересой, Чако перестарался.

– Чако? – с ужасом спросил Мигэль.

– Ну да. Что тебя так испугало?

– Не нужно было оставлять следов, – тихо сказал Мигэль.

Наутро полковник разбудил Мигэля.

– Они выпустили подпольную газету... Слушай, они приводят слова Армаса: «Я не бык, но мне захотелось крови!» Черт знает что. Он ведет себя неосторожно.

– Поймали кого-нибудь? – быстро спросил Мигэль.

– Да, поймали, – ответил полковник. – Сторожа загона. Он выпустил одного быка сверх программы!

– А может, он просто сбился со счета?

– Видишь ли, – замялся полковник, – он одряхлел и видит плохо. Но больше они никого не нашли.