Текст книги "Тайной владеет пеон"

Автор книги: Рафаэль Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

19. НАМ НУЖЕН „КОНДОР"

Тот, кто решил бы, что тайный шеф полиции Бер Линарес раздумывает над шахматной задачей, наверняка бы ошибся. Правда, перед советником президента лежало расчерченное на равные квадраты поле, очень схожее с шахматной доской. Но шеф полиции готовил ловушку не для черного короля, а для сотен жителей города.

Гватемала – город квадратов, точно пересекающихся под прямым углом продольных и поперечных улиц – авенид и кальес. Эта старая испанская планировка была завезена завоевателями и напоминает гватемальцам о бурной истории страны. Красные стрелки на карте Линареса расходились от казарм и полицейского агентства, оцепляли целые кварталы, врывались в частные дома, магазины, учреждения. На ноги была поставлена вся полиция и армейские подразделения. Президент заявил, что молочная реклама не должна остаться безнаказанной.

У Линареса имелся четкий план проведения обысков и арестов, но едва ли не ежечасно он нарушался самыми непредвиденными происшествиями.

Забастовал еще один факультет университета.

Студенты между двумя зданиями протянули транспарант с выразительной надписью: «Армаса мучает бессонница; пошли ему небо летаргический сон».

С фронтона американского клуба был сорван флаг со звездами и заменен бело-синим флагом республики с изображением кецаля.

На городском рынке торговки завертывали покупателям продукты в листовки – копии «молочных реклам».

Наконец, врачи городской больницы отказались обслуживать правительственных чиновников и приспешников Армаса.

За всем этим чувствовалась опытная направляющая рука: Линарес отметил для себя, что вспышки не повторяются дважды в одном месте. Красные стрелки на его плане меняли направления, перечеркивались, сталкивались; как видно, шеф полиции состязался с более быстрой рукой, которая действовала решительнее и смелее.

Выслушивая донесения по телефону, Линарес изредка напоминал своим сотрудникам:

– Доложите, как только возьмете пятнадцатого.

Операция продолжалась.

В этот день Ласаро раньше обычного закончил прием клиентов и направлялся к себе домой. Молодой начинающий адвокат, он незадолго до интервенции выиграл два – три дела и выхлопотал за счет предпринимателей субсидию для рабочих, получивших увечье. Его эффектная, аргументированная речь привлекла к нему внимание профсоюзных руководителей, и они предложили Ласаро представлять их интересы в высших судебных инстанциях. Коллеги по профессии прочили Ласаро славу «кофейного Цицерона» (он чаще выступал по конфликтным делам «кофейных плантаций), а в рабочих кругах даже собирались выдвинуть молодого адвоката в Национальную Ассамблею.

Как-то в разговоре с юристом, в прошлом своим однокурсником, который, по сведениям Ласаро, состоял в Трудовой партии, он заметил, что уважает эту партию, что коммунисты ему давно нравятся и он готов изредка выполнять их поручения. Через несколько дней юрист свел его с секретарем районной ячейки, и Ласаро дал несколько практических советов о применении статей рабочего законодательства. Коммунисты его беспокоили не часто, но однажды пригласили на открытое собрание, где Ласаро удачно выступил, разоблачив с цифрами в руках последнюю уловку двух предпринимателей, которые под предлогом отчислений в больничную кассу понизили расценки в мастерских. «Хозяйчики заработали на каждом из вас по шесть песо в месяц», – подсчитал Ласаро.

Ему предложили вступить в партию, и после некоторых размышлений Ласаро согласился. Это было в мае, а в июне Кастильо Армас вторгся в Гватемалу. Партия ушла в подполье. Ласаро посоветовали уехать в провинцию, но он предпочел остаться в столице: «Влиятельная клиентура обеспечит мне безопасность». Довод убедил; с согласия адвоката назначили явку в конторе его шефа.

Около месяца к молодому адвокату не приходили. Ласаро решил было, что о нем забыли, но однажды явился изящно одетый человек и на хорошем английском языке попросил проконсультировать его договор с учениками. Посетителем оказался Ривера. Назвав пароль, он порекомендовал адвокату собирать информацию об экономических мероприятиях Армаса. Он связал его с Андресом: студенту эти сведении могли понадобиться для листовок.

Многого Ласаро сделать не успел, но кое-что интересное из бесед со своими клиентами выяснил. Когда товарищам требовалось получить экономическую или судебную информацию и связаться со студентами, обращались в контору. Вокруг этой явки образовалось небольшое ядро подпольщиков. Само собой получилось что на заседания комитета Ривера приглашал и Ласаро.

Приезд нового руководителя взволновал адвоката и выбил его из привычной колеи. Ему не очень нравился категорический тон этого человека, имени которого ему даже не назвали. Он чувствовал себя оскорбленным еще и потому, что его функции ограничили юридическим миром. Он рассчитывал по крайней мере получить руководящий партийный пост в целом районе. А главное – стала ненужной явка в конторе, которую новый товарищ даже не упомянул, перечисляя места для встречи со связными.

Мимо пронеслись черные лимузины полиции. В соседнем квартале грохнул выстрел. Шумные, всегда людные улицы пустели. Подходя к дому, Ласаро почувствовал слежку; свернул в переулок и был схвачен крепкими руками. Его бросили в машину, и офицер, сидящий рядом с водителем, сказал в трубку:

– Пятнадцатого взяли. Выезжаем на маршрут.

Затем он отключил рацию и кивнул шоферу. Машина бесшумно снялась с места и заскользила по улицам. Ласаро пытался что-то сказать, возразить, но офицер его нетерпеливо оборвал:

– Если вы не закроете пасть, я заткну ее кляпом.

Ласаро не заметил, как машина выехала в предместье. Впрочем, здесь, как и во всем городе, преобладали одноэтажные белые дома: только в центре они воздвигались из камня, а здесь – из глины. Землетрясение 1917 года, разрушившее столицу, продиктовало Гватемале неписаный строительный закон: твоя высота – один этаж. И только некоторые правительственные учреждения и Палас-отель, выстроенный американцами как вызов силам стихии, возвышались на один – два этажа над своими карликовыми собратьями.

На перекрестке двух улочек машина остановилась рядом с вместительным «фордом», из которого легко выскользнул и подсел к Ласаро сам Линарес. Офицер заменил шофера, шофер и два конвоира вышли.

– Будете ждать здесь, – коротко приказал Линарес. – Поехали.

«Форд» медленно двигался по улицам. Линарес бросил взгляд исподтишка на соседа, но Ласаро сидел замкнутый, безразличный и даже спокойный.

– Я рад вашей выдержке. – Линарес решил прервать молчание первым. – Видимо, мы сделали неплохой выбор.

– Не   понимаю   вас, – ответил     Ласаро. – Меня схватывают на улице, учиняют насилие...

– Бог мой, да я не об этом, – отмахнулся Линарес. – Полгода назад мы предоставили вам возможность выиграть несколько громких дел. Судья был наш человек. Я хотел бы знать, что вы успели за последние месяцы.

Ласаро  отшатнулся,  серое  лицо его позеленело, глаза под стеклами очков забегали.

– Это какая-то ошибка, – забормотал он. – Я выдвинулся благодаря связям отца.

– Ваш отец, – Линарес набожно осенил себя крестом, – был предан нашему президенту и действовал по нашим инструкциям. Если бы не шальная пуля, молодой человек, сейчас с вами разговаривал бы не я, а он. – Линарес сделал паузу и мимоходом заметил: – Ваши сведения о профсоюзных лидерах были весьма ценными. Они очень помогли.

– Нет, нет, – Ласаро говорил лихорадочно. – Это была частная переписка с отцом. Личные наблюдения. И только.

– Благодаря этим личным наблюдениям, – вскользь заметил Линарес, – мы задержали сто тринадцать сторонников Арбенса. Письма приобщены к делу, и если вы или ваши друзья пожелали бы в этом убедиться...

– Какие друзья? – Ласаро понял скрытую угрозу. – У меня нет друзей. Я живу одиноко. Все время ждал приезда отца. Когда мне сообщили, что он убит в пограничной перестрелке...

Голос его сорвался, и он замолчал.

– Неужели вы оказались таким оболтусом, – холодно отозвался Линарес, – что не воспользовались отличной возможностью проникнуть в самое нутро красных? Нет, нет, я не допускаю такой мысли, молодой человек. Вы вступили в Трудовую партию до нашего прихода и, насколько мы знаем, из нее не выходили. Оцените наш такт и наше терпение – мы не беспокоили вас целых два месяца.

– Я живу одиноко, – глухо повторил Ласаро.

– Хорошо. Тогда перейдем к фактам, – резко сказал шеф полиции. – Что за люди приходят к вам в контору? Старший адвокат фирмы уверяет, что никаких соглашений с ними не заключается. Зачем вам понадобились сведения из министерства земледелия? Позднее мы обнаружили их в отпечатанных листовках. Почему ваше имя так тщательно обходится студентами, которых мы задержали и у которых вы неоднократно бывали сами? Уже одного этого достаточно, чтобы засадить ваших клиентов за решетку, а вас пришлепнуть. Мы этого не сделали, веря, что вы работаете на нас, дон Ласаро.

Адвокат старался уйти глубоко в сиденье, уйти от этого каркающего голоса, пронзительного взгляда, короткого смешка. Зачем ты обманываешь себя, Ласаро? Ты ждал их прихода. Ты мечтал о другой жизни. Ты готовил для себя кресло владельца фирмы и знал, что за него нужно дать крепкую взятку. Но ты думал, что за тебя это сделает отец, а ты останешься в тени. Что ж из того, что отца нет. Есть они. Они предлагают тебе будущее, – ведь не всю жизнь тебе числиться рабочим адвокатом. Виллы у моря, площадки для гольфа, кругосветные путешествия, Париж, Венеция, Афины – они созданы и для тебя; они манят тебя сильнее, чем улыбка товарища, которому ты назвал пароль, или дружеское рукопожатие пеона, которому ты отсудил надел земли. Так скажи же этому человеку все, что ты думаешь, что ты хочешь, к чему готовился. Что тебе до судьбы брадобрея, который вывел тебя под самым носом полиции из подвала и завтра за это будет посажен! Что тебе до маленькой официантки кафе, которая свою юную жизнь отдает Гватемале и попадет в твой черный список предательства!

А шеф полиции, словно читая мысли своей жертвы, с легкой улыбкой заметил:

– В конце концов, есть у вас какие-нибудь идеалы или вы желаете и впредь служить оборванцам, пристрелившим вашего отца?

Машина медленно скользит по городу; извилист ее маршрут, извилиста исповедь предательства. Но шеф полиции недоволен.

– Послушайте-ка меня, дон Ласаро! Все эти брадобреи, кассирши, портье в отелях – занятие для сыщиков со ставкой доллар в день. Вас мы хотим приберечь для большего. Нам нужна головка комитета, и нам нужен Кондор.

Ласаро вздрагивает.

– Кондор? Но его уже нет, сеньор Линарес.

Линарес с досадой пожимает плечами.

– Мы и сами так думали. Только что вернулся из поездки полковник Чако. Он не нашел следов Кондора – и это самое подозрительное. Заметает следы живой, – мертвому все равно. Кроме того, удары ваших друзей исходят от опытного стратега. Видите, я откровенен с вами. Кстати, кто руководит всеми этими операциями в комитете?

– Он новый человек, сеньор Линарес.

– Его имя? Или кличка?

– Не знаю. Его не называют по имени.

– Когда он приехал?

– Тоже не знаю. Я только слышал, что он с трудом выбрался из Сакапа. Там была какая-то засада.

– Черт возьми, это страшно важно. Может быть, речь идет как раз...

Линарес прервал себя на полуслове и спросил:

– У вас есть явка? Вы договорились о встрече с этим человеком?

– Нет, его адрес засекречен даже от нас.

– Можно ли его вызвать на свидание через связных?

– Нет. Только передать.

– Внешность?

Последние угрызения совести зашевелились в Ласаро. Он невнятно сказал:

– Мы собирались в темноте. При свечке.

Линарес хмыкнул.

– А знаете, ваши письма можно прочитать и при свечке.

– Я только мог увидеть густую бороду, – заторопился  Ласаро. – Он высокого роста.

– Треть мужчин столицы высокого роста; из них сотни носят густую бороду, – забрюзжал шеф полиции. – Вы доставите мне в течение недели более точные сведения. А теперь – главное. Мне не нужен в отдельности ни один член комитета. Они нужны мне все вместе, разом. Постарайтесь оповестить меня о вашем ближайшем заседании. Хотя бы за четверть часа. Связь вы будете держать не со мной, а с человеком, по кличке Чиклерос. Вы не будете встречаться. Чиклеросу приказано круглосуточно ждать вашего вызова но рации.

– Но у меня нет рации.

– Пока мы катались, ее вмонтировали в стену вашей комнаты. Техника передачи нехитра, вас с ней ознакомят. Только мы трое будем знать ваши позывные: «Королевская Пальма», на волне сорок четыре или пятьдесят шесть восемь раз в сутки – в два, в шесть и семь утра, в тринадцать и четырнадцать часов, в восемнадцать, двадцать и двадцать три часа. Повторите.

– «Королевская Пальма», – послушно повторил Ласаро. – Волны сорок четыре или пятьдесят шесть. Восемь раз в сутки...

– И последнее, – сказал на прощание шеф полиции. – В университете есть некий Адальберто Барильяс.

– Я с ним знаком, сеньор Линарес.

– Тем лучше. В связи с провалом засады в Сакапа у него могут быть неприятности. Помогите ему избежать их. Он может быть полезен.

– Я сделаю, что сумею. Но университет передали другому.

– Собой не рискуйте, но парня стоит выручить. Если заметят, что мы вас увозили, сошлитесь на листовки. Со стороны ваших партнеров было неосторожным вбить в одну листовку все, о чем рассказал вам начальник канцелярии министра. Отпустили вас в силу отличной рекомендации шефа и в память об отце – близком друге американского посла. Об отце им известно?

– Только то, что он второй раз женат на владелице отеля из Сан-Педро-Сула [59]59
  Город в Гондурасе, центр банановых плантаций.


[Закрыть]и переехал к ней.

– Умно, – поощрил его шеф полиции. – Прощайте, дон Ласаро. Ваше будущее в ваших руках. Как только головка и Кондор попадут в мое ведомство, я лично вручу вам заграничный паспорт и состояние, которое предназначил для вас отец. Как говорят наши юноши, – доброго вам свидания в ночи. Я добавлю, – в эфире!

Он засмеялся и захлопнул за собой дверцу машины.

Ласаро провезли несколько кварталов и между одиннадцатой и двенадцатой авенидами высадили. Он вернулся домой разбитым и опустошенным. Хотел прилечь, но засверлила мысль: «Ты уже не свободный человек, ты Королевская Пальма». Он бегло осмотрел стены. Все было на своих местах. Может быть, шеф ошибся?

Постучалась квартирная хозяйка.

– Приходил высокий сеньор, дон Ласаро. Он привез вам посылку от друзей из провинции. Ждал, ждал и ушел ни с чем.

– Спасибо, сеньора Пласида.

Значит, они доставили рацию. Но где же она? Ласаро еще раз обошел стены. Ни трещинки. Даже пыль не стерта. Он заглянул за портреты родителей – стена как стена. Снял ковер и увидел легкий след свежей краски. Два едва заметных отверстия – как раз для вилки. Где же микрофон? А это что? Из-под матраца высовывается телефонная трубка. Да, игрушка незаметная.

Хотелось заснуть и больше не просыпаться. Но опять постучалась квартирная хозяйка и сказала, что молодой красивый сеньор, по имени Адальберто, просит разрешения навестить сеньора адвоката.

– У меня беспорядок в комнате, – недовольно сказал Ласаро и вышел, замкнув дверь.

– Вы ведь знаете, товарищ Адальберто, – сухо начал Ласаро, – здесь нет явки.

– Я это знаю, товарищ Ласаро, – вежливо ответил Адальберто. – Но дело в том, что через час надо мной устраивают нечто вроде судилища. Наши отцы были друзьями, и мне не с кем больше посоветоваться.

– Над вами – судилище? – медленно переспросил Ласаро. – А, собственно, почему над вами? Не вы первый полезли в драку, не вы ее затеяли.

– Я не очень бы беспокоился, товарищ Ласаро. Но, когда в кафе ворвался беглец, нелегкая дёрнула меня подзадорить Рину Мартинес…

– И вы думаете, что Мартинес вас выдаст?

– Никогда. Она горда. Но девчонка из кафе вертелась рядом. Боюсь, что она все поняла. Я потому об этом говорю, что студенческий комитет пригласил ее к нам. Я случайно узнал об этом.

– Девчонка не придет к вам. Это нарушало бы принципы конспирации, – осторожно добавил Ласаро. – Кстати, Адальберто, вы не замечали... между Андресом и Риной нет чего-либо такого, что выходило бы за рамки обычных товарищеских отношений?

Адальберто вспыхнул.

– Не знаю... Не думаю... Может быть...

Ласаро сощурился.

– Может быть, и вам нравится Мартинес?

– Разве это относится к делу, товарищ Ласаро?

– Да, относится. – Ласаро говорил сдержанно, но четко. – Если Андрес любит Рину, вполне понятно, что он будет обелять ее и топить вас, мой сеньор. Вам ясна его позиция? А вашим товарищам?

– Я все понял. Но мне не хотелось бы прибегать к этому.

– Сентименты здесь излишни. Помните, что с вас не снят еще провал явки в Сакапа.

Адальберто встревожился, и его округлое, румяное лицо стало безжизненным и окаменелым.

– Я ничего об этом не знал. Но ведь до сих пор все шло хорошо.

– Возможно, вы правы. Доказать что-либо трудно. Практически невозможно.

Адальберто ушел, а Ласаро долго еще сидел в патио и напряженно думал. Не подверг ли он себя риску разоблачения? Нет, Адальберто можно доверять. Их первая встреча произошла в доме судьи – отца Ласаро, к которому Барильяс, кожевник из Сакапа, приехал погостить с двумя сыновьями. Они привезли с собой запах кожи и пива, а главное – громкие голоса, которые раздражали Ласаро. Иным был младший – Адальберто. Ласаро понравились и его учтивость и живой, неподдельный интерес к занятиям молодого юриста. То было еще при Арбенсе, и Барильяс-отец долго и нудно жаловался судье на новые порядки, при которых купленные им пастбища в соседней провинции могут быть приобретены правительством в пользу крестьян.

Вновь молодые люди встретились при Армасе. Адальберто появился в конторе вместе с Андресом, который попросил Ласаро познакомить своего сокурсника с кривой рыночных цен. Ласаро и Адальберто сразу поняли, на чьей стороне подлинные симпатии каждого. Но так откровенно они говорили впервые сегодня.

Ласаро вздохнул: нужно было идти в кафе. Лучше, если девчонка не вмешается в студенческие дела.

Росита подошла к столику уже без передника и наколки. Она очень торопилась.

– Сеньор извинит меня, – начала она.

– Нет, не извиню.

Ласаро вполголоса назвал пароль и попросил сеньориту присесть. Росита присела на кончик стула. Ласаро раздумывал, как бы объяснить свой приход.

– На днях я приведу сюда группу друзей, – медленно начал он. – Мне хотелось, чтобы нас обслужила сеньорита.

– С охотой, сеньор.

– Вы давно в столице? – спросил Ласаро, пытаясь выиграть время.

– И давно, и недавно.

Лицо Роситы потемнело. Она не любила лишних вопросов. Ривера и Роб, устроившие ее сюда, предупреждали, что разговор с посетителями, назвавшими пароль, должен измеряться секундами: «что случилось?», «что передать?», «до свидания, сеньор, я передам». Этот же человек, как видно, не торопился.

– Как вас зовут, сеньорита?

– Каждый день по-разному, – засмеялась Росита. – В зависимости от погоды. С утра, если брызнет дождь, я в пику ему зову себя Солар. [60]60
  Солнечная.


[Закрыть]

– А сейчас, сеньорита?

– А сейчас я зову себя Бегущая, – лукаво сказала девочка. – Меня ждут, сеньор.

– Мне кажется, девочка, вам не следует далеко отлучаться. На улицах облавы.

У Роситы внутри что-то дрогнуло. Она сама слышала стрельбу. Может быть, этого человека прислали предупредить ее? Нет, тогда бы он с этого начал. И потом, у нее не десять начальников, а один.  Он велел ей быть, и она будет.

– Спасибо, что предупредили меня, сеньор.

Росита через силу улыбнулась и встала.

– Теперь, надеюсь, вы не торопитесь? – дружелюбно сказал Ласаро. – Расскажите мне немного о себе, сеньорита Бегущая.

– Вам придется подождать, сеньор, – присела Росита. – Я сдам хозяину отчет.

Она выскользнула в служебную комнату. Через несколько минут подошел официант и поклонился:

– Сеньориту услали с поручением. Могу ли я принять у вас заказ?

Ласаро отстранил его рукой и вышел. Девчонка перехитрила. Он обещал помочь Адальберто и не сдержал слова. Впрочем, кто мешает ему прийти к студентам? А что скажет Ривера? Ведь послали его. Не беда, можно найти предлог, Ласаро. Ведь ты руководил этой группой два месяца.

Росита села в один автобус, проехала несколько остановок и пересела в другой, в обратном направлении. Убедившись, что за нею не следят, она проскользнула в ворота университетского здания, пересекла двор и поднялась по лесенке в квартиру, где жили лаборанты. Она назвала себя, и ее провели в маленькую комнатку, где находились студенты и Ривера. Ривера кивнул девочке и показал глазами на Адальберто, который стоял к ней спиной.

– Что я могу добавить? – тщательно подбирая слова, говорил Адальберто. – Все трое, мы виноваты в равной мере. Если бы не бросилась Рина, бросились бы я или Андрес. Я знаю, вы скажете: «Плохо», «Неразумно», «Ложное чувство». Что ж…. Таковы гватемальские характеры. Жалеем мы о том, что случилось? Очень. Но ничего заранее обдуманного в нашем порыве не было.

Сидящий за маленьким столиком студент, который вел заседание – товарищи его называли Донато, – строго спросил:

– Ты все время говоришь: «порыв», «чувство». Почему же порыв тебя сдвинул с места последним?

Адальберто покраснел.

– Никто не скажет, что я трус. Вначале мне показалось неразумным, что горстка студентов откроет сражение между столиками кафе.

– Почему же ты говорил совсем другое Рине? – гневно вмешался Андрес.

– А что я такое говорил? – высокомерно заметил Адальберто. – В чем исповедовалась тебе Рина?

Студенты зашумели. Донато посмотрел на Рину, но она сидела опустив голову.

– Ты дважды за день втравил ее в скандал, – уже спокойнее сказал Андрес. – Оказывается, пока мы стояли под сейбой, ты навел ее на мысль, что франта-офицера не худо проучить. А в кафе... Впрочем, ты должен лучше помнить.

– Знаешь, Андрес, – спокойно ответил Адальберто, – я не думал, что в желании, в хорошем желании защитить Рину ты зайдешь так далеко. Возможно, под сейбой я брякнул что-нибудь по поводу офицера. А в кафе... нет, выходка Рины для меня самого была неожиданной.

– У сеньора плохая память, – певуче сказала Росита.

Все на нее посмотрели. Она стояла стройная, легкая и злая. Ей было очень жалко Рину. А главное – ее бесило, что студент, который, как ей казалось, больше других виноват в стычке, сваливает всю вину на такую славную девушку.

– Что же я забыл? – улыбнулся Адальберто. – И откуда ты, дитя?

– Я дитя из рабочей семьи, – обрезала его Росита. – Я подавала сеньорам завтрак и отлично помню, как вы сказали Рине: «Надо его отстоять!» И еще вы сказали: «Не сидеть же нам, когда убивают человека!» Потом вы сразу юркнули в толпу. Вот что вы забыли, сеньор. А я все это отлично помню потому, что там сидел мой знакомый и я страшно боялась, что его схватят. И я очень удивилась, что вы не заступились за товарищей.

Адальберто обратился к председателю:

– Донато, это глупый и смешной фарс. Если его подготовил Андрес...

– Нет, – раздался бархатистый голос Риверы, – сеньориту пригласил я. Только мне одному она рассказала то, что слышала и видела, а я уже решил, что будет полезным об этом узнать и студенческому комитету.

– Рина, – спросил Донато. – Ты подтверждаешь то, что было здесь сказано сеньоритой?

Рина встала и с презрением посмотрела на Адальберто.

– Этот человек, – сказала она, – хотел, чтобы у вас всех создалось впечатление, будто Андрес любит меня и выгораживает. Но он побоялся сказать, что много раз сам твердил мне о своих чувствах. Боже мой, да если бы я любила человека, я не то что в толпу офицеров за ним врезалась, я бы с целой армией за него сразилась. А он юркнул в толпу. Ему не дороги были ни я, ни товарищи. Он спасал свою шкуру.

Рина задумалась.

– Я не доставлю Адальберто удовольствия прибавить к своим заслугам наше маленькое сражение. Может, я и без его шепотка вступилась бы за беглеца. Не знаю... Но мне противно и гадко.

Она повернулась к Донато и товарищам.

– Мне очень дорого наше дело, – тихо сказала она. – И я не собираюсь отсиживаться. А наказание приму любое. Слово Мартинес – больше такого не повторится.

Донато коротко сказал:

– Садись. Есть еще вопросы? Может быть, отпустим маленькую сеньориту?

Росита бесшумно вышла.

– Я хотел бы, – мягко сказал Ривера, – еще на минуту вернуться к инциденту в Сакапа. Значит, товарищ Адальберто не подозревает своих родителей?

– Нет, – твердо сказал Адальберто. – Матушка любит меня всей душой, отец мечтает сделать сына ученым. Всю жизнь он возился с кожами, дубил их, красил, латал. «Запах кожи, – говорит отец, – у нас засел в носах на три поколения вперед». Подводить меня они не станут. Я не поручусь за брата, – он офицер и повеса. Но об этом я предупреждал Андреса.

– Да, – подтвердил Андрес. – Я знал об этом. Не совпала только одна деталь. В Сакапа говорят, что семье Барильяс армасовцы покровительствуют.

– Я этого не знаю, – ответил Адальберто. – Армасовцы в день вторжения разграбили наш скот и ворвались на постой. Если это значит покровительствовать...

Он беспомощно развел руками. Раздался глуховатый голос Ласаро – адвокат вошел незамеченным.

– Мне не хотелось, чтобы комитет решил, что наше руководство навязывает ему свое мнение, но выпады Андреса, я бы сказал, не вполне обоснованы. И потом, друзья мои, почему руководитель комитета Андрес не сказал здесь прямо и открыто, как мы и рекомендовали ему, что он в первую очередь сам виноват и отвечает за инцидент в кафе?

– Вы опоздали, товарищ, – возразил Донато. – Андрес начал с этого.

– С этого нужно было начать и этим кончить, – назидательно сказал Ласаро. – С нас, руководителей, спрашивается больше, – он бросил взгляд на Риверу, но Ривера невозмутимо молчал, и адвокату почудилось осуждение в этом молчании; он заторопился оправдаться. – Жаль, что я не слышал начала. Признаюсь, не собирался сюда. Но час назад мне сообщили, что ваших товарищей будет судить не военный трибунал, а «Комитет по освобождению от коммунизма». Там хозяйничают эмигранты, обагрившие руки в крови нашего народа. Может быть, есть смысл поднять кампанию в печати?

Он взглянул на Рину Мартинес.

– Возможно, я поторопился с информацией о трибунале. Возможно, это следовало высказать в более узком кругу. Ведь говорят, что у Адальберто вышла какая-то осечка в семье и у сеньориты Мартинес тоже...

– Я разорвала со своей семьей, – сказала Мартинес. – Но, если это дело кому-то нужно поднять, – я не возражаю.

Донато остановил их обоих.

– Комитет удаляется для вынесения решения.

В комнате остались, Ривера, Ласаро и – в дальнем углу – Адальберто и Рина.

– Тебе тоже показалось, что Андрес не сделал нужных выводов из нашего разговора? – спросил у Риверы адвокат.

– Нет, Андрес славный парень. Ты перегнул палку.

– Мне не понравились его намеки. Если что-то знаешь, – говори прямо. Кроме всего прочего, – Ласаро понизил голос, – он действительно влюблен в эту Мартинес.

Ривера улыбнулся.

– Я в нее тоже влюблен, Ласаро. Девушка очаровательна. Не надо судить любовь очень строго.

– Да, послушай, – небрежно заметил Ласаро. – В городе облавы, а ты рискуешь связисткой. Я пытался удержать ее от прихода сюда, но тщетно.

Улыбка сошла с лица Риверы.

– Кто тебе сказал, что ее приглашают сюда?

– Я не знал, что сюда. Мы встретились у ворот. В кафе я заметил, что она торопится удрать.

– А что тебе понадобилось в кафе?

– У меня была назначена встреча. К тому же почудилась слежка.

Ривера сосредоточенно думал.

– Лучше нам не приходить вдвоем в одно место, – наконец сказал он. – Шеф предупреждал на этот счет.

– Об университете такого разговора не было, – ответил Ласаро. – Впрочем, то, что я узнал, требует быстроты решений.

В другом углу долго молчали.

– Рина, – тихо сказал Адальберто. – Смогу ли я когда-нибудь вернуть твое уважение?

– Для этого тебе понадобится пройти путь Овода, – вспыхнула Рина, – но Овод, ты прости меня, обладал лучшими качествами, уже начиная свой путь.

Вошли члены комитета.

– Мотивировать мы пока не будем, – объявил Донато. – Андреса комитет решил оставить своим руководителем, но серьезно предупредить его, чтоб работал головой больше, чем руками. Рину Мартинес вывести из состава комитета и поручить работу с молодыми врачами и студентами-медиками. Адальберто Барильяса, – он помолчал, – отстранить от участия в нашем движении до выяснения некоторых обстоятельств. Комитет надеется, что эта рекомендация будет выполнена всеми нашими товарищами.

– Я не согласен, – сказал Адальберто. – Я не отверженный.

– Нет, ты не отверженный, – побледнел Донато. – Ты, как бы это лучше сказать, – ты арестованный, – понимаешь? Я лично и все мы верим, что ты наш. Но время суровое. Дай нам неделю, посиди дома – и, если все будет в порядке, мы сами тебя обнимем и извинимся. Принимаешь?

– Не знаю.

– Это не ответ, – строго сказал Донато. – Подумай до утра. Если ты не согласен неделю-полторы просидеть взаперти, мы примем другое решение.

Адальберто задумался.

– Попробую, – сказал он нехотя. – Только вы не очень тяните, ребята.

Он вышел.

– Мне тоже уходить? – спросила Рина.

– Да, – ответил Донато, – ты будешь теперь работать в контакте со мною.

Когда за Риной закрылась дверь, Донато сказал:

– Мне жалко обоих товарищей. Кому-то придется срочно проехать в Сакапа. Может быть, и мне.

– Жалость плохой советчик в работе, – поправил его Ласаро.

Ривера поднялся.

– Вы хорошо решили. Молодцы. А теперь подумаем, как лучше освободить наших четырех товарищей.