Текст книги "Тайной владеет пеон"
Автор книги: Рафаэль Михайлов
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
25. КОФЕЙНАЯ ВОЙНА
– До чего же смешно, леди и джентльмены! – гид Педро говорил, сидя на парапете фонтана, а его внимательные слушатели расположились полукругом в заросшем бугенвиллиями гостиничном дворике. – Вы увидите сегодня развалины университета Сан-Карлос. Он возник в индейской стране, но индейцы в него не допускались. В былые времена его величество король испанский разрешил сюда впустить лишь индейских принцев чистой крови. Его величество президент Армас не впустил даже индейских принцев и прихлопнул институт по изучению индейской культуры. Это доказывает, леди и джентльмены, что наш президент ценит больше всего развалины.
Раздался смех, Педро подал было туристам знак усаживаться в автобус, но увидел сеньора Молину между двумя людьми, смахивающими на полицейских, побледнел и замолк. Молина его тоже увидел и сделал рукой движение, которое можно было понять как приказ – не обращать внимания и продолжать свое дело. Противореча себе, Молина медленно провел ладонью по высокому открытому лбу, и Педро готов был поклясться, что антиквар не знает, зачем и куда его уводят.
Хосе припоминал каждый свой шаг: руины, сопки... Нет, его не могли заподозрить, его не видели. Значит, подозревают команданте.
А Карлос пришел к обратному выводу. Он действовал скрытно и осторожно, говорил только с вожаками; ни один владелец кофейной плантации его не видел. Значит, попался Хосе.
Карлос нащупал пистолет в заднем кармане брюк: если бежать, – удобнее момента не будет. Но бежать – значит поставить на карту готовящееся вспыхнуть движение в кофейной зоне. Власти начнут репрессии раньше, чем люди поднимутся. Что делать? Прежде всего спокойствие, – твердил он себе. – Речь может идти о пустой формальности. Скорее всего Хосе заметили шатающимся возле дома Аррьосов.
– Мальчик, ты достал для меня старинную облицовку стен? – спросил Карлос, усаживаясь в машину.
Хосе попытался найти скрытый смысл его слов, но не находил. Вопрос требовал прямого ответа, и он выпалил:
– Я искал, сеньор Молина. – Говоря это, вдруг догадался, что Карлос подсказывает ему причину утренних блужданий. – Я искал... Но я еще плохо знаю Антигуа.
– Он искал, – вмешался агент. – Только он больше потерял, чем нашел.
Слова агента снова прозвучали загадочно, и на сердце Хосе стало тяжелее.
Они мчались в царстве развалин, и Хосе всматривался в удивительные контуры того, что когда-то называлось дворцами, а сейчас получило имя руин. Казалось, рука могучего гиганта придавила башню и разбросала ее стены в высокой густой траве. Другая рука вырвала из собора могучие колонны, облицованные черепаховыми панцирями, и поставила их одинокими стражами посреди зеленого сада.
Начальник местного отделения полиции, тучный и хитроватый, задает Молине вопросы медленно, исподволь:
– Вы интересуетесь антикварными вещами, сеньор? Гм... что же вы у нас приобрели?
– Несколько безделушек, – небрежно роняет Карлос. – Два – три медальона, черепаший гребень, кокосовый орех с наружной резьбой, вазу с цветной росписью.
– Так, так. Вы интересуетесь и живописью?
Карлос чувствует, что начальник полиции подбирается к главному. Но что скрывается за его вопросом? Может быть, они задержали Грегорио, который нес для отвода глаз картинку? Дьявольщина, – как это узнать?
– Я интересуюсь только той живописью, – хладнокровно ответил Карлос, – которая относится к шестнадцатому или семнадцатому веку.
– А эта живопись, – начальник выдвигает ящик стола и показывает Карлосу старинную миниатюру с видом на Антигуа, – она по вашему ведомству?
Пауза. Миниатюра была у Хосе – Карлос ясно помнит. Он сам ее вручил Хосе, чтобы в случае ареста мальчик мог сослаться на миниатюру. Хосе должен был сказать, что ищет к ней парную. Значит, он обронил ее и, вероятно, в запретной зоне, если полиция заинтересовалась Хосе. Признаться, что миниатюра принадлежит ему, или отрицать? Нет, в мелочах лучше соблюдать правдивость.
– Да, миниатюра принадлежит мне, – подтверждает Карлос.
Начальник посмеивается.
– Вы удобряете миниатюрами нашу и без того плодородную землю, – подшучивает он.
– Мой мальчишка искал к ней парную, – поясняет Вельесер.
Начальник хлопает в ладоши. Полицейский вводит парня с наглыми, зелеными глазами.
– Ты его видел? – спрашивает начальник у Хосе.
– Он толкнул меня, – отвечает Хосе, – это было на...
Запнулся. Его могут спросить, что он делал на рынке. Парню, как видно, и самому не хочется прослыть рыночным вором. Он предупреждает Хосе:
– Мучачо околачивался у монастыря Святого Франсиско. Глазел по сторонам и ловил ветер. Я тоже ловил...
Хосе кивает. Начальник приказывает увести вора, передает сеньору Молина миниатюру и рассыпается перед ним в извинениях за то, что отнял у приезжего из столицы дорогое время.
– Это я должен благодарить вас, – любезно отвечает Карлос, – хотя, признаться, я и пропускаю деловое свидание.
Последнюю фразу он говорит для того, чтобы в будущем полиция его беспокоила реже. Но начальник понимает его слова по-своему.
– Мы это живо уладим, сеньор Молина. Моя машина в вашем распоряжении на целый день. Берите и возместите потерянное время. Не отказывайтесь – вы обидите меня, а обид я не прощаю.
Карлос улыбается: а ведь будет оригинально – подпольщик разъезжает на машине начальника полиции.
Он благодарит и выходит. Хосе идет за ним. Напротив сидит на камне Педро, сидит и не отрывая взгляда смотрит на подъезд полицейского агентства. При виде Карлоса и Хосе он шумно вздыхает и кому-то говорит:
– Вы свободны, леди и джентльмены. Экскурсия окончена.
Незнакомые люди появляются из-за развалин и растворяются в соседних переулках. Насвистывая, Педро бредет в вифлеемскую гостиницу, где его ожидают туристы – на сей раз истинные.
Карлос говорит Хосе:
– Догони Педро. План не меняйте. И помни, что мы здесь последние сутки.
Малолитражный автомобиль в ожидании пассажира застыл у подъезда. Шофер, зевая, говорит:
– Мы долго будем кататься, сеньор?
Карлос о чем-то размышляет и, стремительно повернувшись, возвращается в кабинет начальника.
– Сеньор, я рассчитываю на вашу любезность до конца. Если позволите, я отпущу шофера. Марка машины мне знакома, а некоторые деловые разговоры предпочтительнее вести без свидетеля.
– Что ж, устраивайте свои делишки, – прищурился начальник полиции. – Только не забывайте нас, простых смертных, в своих операциях.
Карлос Вельесер весело рассмеялся, отсчитал несколько банковых билетов и, не слушая шумных протестов собеседника, сунул их к нему в карман.
– Должен же я оплатить расходы на горючее, – шепнул он и откланялся.
– Антонио! Макарио! – крикнул начальник своим агентам так, чтобы посетитель слышал. – Сеньор Молина мой личный друг и имеет право ходить и ездить, куда ему вздумается. Поняли, бездельники?
Не опасаясь больше слежки, Карлос Вельесер повел машину прямо на ближайшую плантацию кофе. На развилке дорог он посадил в машину удивленного Грегорио Кинтана и, смеясь, объяснил:
– Начальник полиции мой личный друг. Мы можем начинать забастовку от его имени.
Кинтана покачал головой.
– Я слышал о тебе много разных историй, человек из Пуэрто. Говорили, что ты дрался в Испании. Все считали тебя мертвым, а ты вдруг сошел на берег в Пуэрто. Говорили, что ты заманил армасовцев в болото, а сам вынырнул на другом берегу Рио Дульсе. Я не всему верил... Но ты удивительный человек. Мы называем таких везучих – «человек с легкой походкой».
Карлос помрачнел и некоторое время вел машину молча.
– Да, я страшно везучий человек, Грегорио, – наконец сказал он. – Враги погубили мою мать, сгноили в ссылке жену, отняли у меня молодость, а в тюрьмах и концлагерях я просидел чуть ли не полжизни. – Он вздохнул. – И все же я счастлив. Мне не смогли перекрыть дорог, у меня не смогли отнять людей, явок, паролей, воззваний, митингов... Кто испытал счастье увидеть улыбку на лице пеона, – может считать, что жил! Я живу, Грегорио! Я счастлив!
На границе плантации их ждали. Сборщики кофе сидели у изгороди. Один из них, с взлохмаченной рыжей шапкой волос, из-под которой сверкали редкой голубизны глаза, подождал, пока приезжие усядутся на землю, и продолжал разговор с товарищами:
– Третий месяц не дают жалованья. Сунулись к боссу – выгнал: «Американцы, – говорит, – у меня кофе не берут. Откуда взять деньги?..» Это наш-то кофе не берут! До чего дожили, парни. Нашу республику маисовой дразнили, а где наш маис? В лавки завозят гниль. А фасоль наша куда испарилась? Может быть, приезжий объяснит? А перец почему в цене подскочил? Что делается, парни? Голова кругом идет.
Взгляды устремились на Карлоса. Он пожал плечами.
– А я, сеньоры, к вам за отгадкой приехал. На рынках столицы кофе хоть завались, – никто не берет. Иностранцы везут к нам кукурузу и фасоль. Неужели, думаю, наши маисовые поля оскудели? Армаса поймали за руку: президент получил взятку в двадцать пять тысяч долларов за то, что разрешил плутоватому купцу гнилой маис сбывать гватемальцам. И у меня голова кругом идет, сеньоры.
Голубые глаза рыжего сборщика заискрились смехом; он крикнул:
– Вот вам и отгадка, парни. Кто президента поит, – тот и корову доит. Армаса гринго на штыках к нам принесли, а кто его вынесет? Подходи – записывайся в отряд по выносу тела Армаса.
Люди ответили дружным смехом. Как видно, план у кофейных рабочих созрел давно. Карлос с радостью наблюдал, как гнев народа отливался в крупных корявых подписях, которые ставили сборщики на листах партизанской клятвы. Высокий веснушчатый рабочий прижал к листу большой палец.
Его сосед потянулся за карандашом, но тотчас отвел руку. Уставясь в землю, глухо сказал:
– Не могу уйти с вами, сеньоры. Четверо ребят дома. Жена больная. Хоть убейте, – не могу.
– Мы тебя не неволим, – печально сказал рыжий сборщик. – Мы сами со слезою выйдем из дому. Мы счастье себе и детям добывать пойдем. Оставайся с семьей, Росалио.
– Останься, – загудели рабочие. – Четверо детей! Понимаем.
– Спасибо тебе, Марио, – поклонился Росалио вожаку. – И вам спасибо, сеньоры. – Он встретил сочувственные взгляды товарищей и неожиданно потряс кулаком. – Жалеете? Может, думаете: струсил Росалио? А я не останусь. У меня четверо – мне четыре счастья требуется! Не останусь. С вами пойду.
– Ты хороший парень! – крикнул рыжий Марио. – Ты добудешь четыре счастья. Верно я говорю, парни?
На многих плантациях побывали в этот день Карлос Вельесер и его спутник. Они проезжали по склонам горы, где нежные кофейные посадки под защитой более высоких деревьев обещали ярко-красными цветами богатый урожай. Но он никому не был нужен, этот урожай, и голодные, разоренные сборщики установили между рядами кустов щиты с меловыми надписями: «С этих участков мы не будем больше собирать кофе. Ни одного зерна для американских спекулянтов!»
Они проезжали мимо огромных цементных площадок, на которых моют, очищают и высушивают кофейные бобы. Завалы карминово-красных бобов лежали мертвой грудой. Рабочие с шестами и лопатами сидели и лежали вокруг площадок, а рядом маячили надписи: «Бастуем! Гватемальский кофе пойдет по настоящей цене либо вовсе не пойдет!»
На узкоколейной дороге стояли узкие вагончики фруктовой компании. Путь им преграждали баррикады из бревен, железного лома, ящиков. Вдоль рельс тянулись фанерные щитки, на них – меткие издевательские стихи прекрасного гватемальского поэта, а под ними маячило алчное лицо мистера Доллара:
«Вы – мои сестры,
вы – мои братья,
поэтому просто
сырье буду брать я.
Что же тут странного,
обидного тем более?
Уважайте иностранные
монополии!»
Его аппетиты подкреплялись угрозой:
В кофейной зоне наступило угрожающее затишье.
Армия кофейных рабочих поднималась на борьбу.
Известие о событиях в департаменте Антигуа быстро докатилось до столицы. В кофейную зону была спешно направлена регулярная армейская часть, которой, по совету посла США, придали два легких танка. Одновременно министры Армаса стали спешно уговаривать владельцев кофейных хозяйств не затевать споров с панамериканским бюро по диктату закупочных цен, обещая им в будущем свою поддержку. Несколько крупных кофейных заправил уступили, но основная масса владельцев заявила, что разориться не желает.
В газетах соседних республик замелькали заголовки: «Кофейная война началась!», «В результате снижения закупочных цен на нью-йоркской бирже Гватемала потеряла 25 миллионов долларов». А подпольная гватемальская газета «Вердад», что значит «Правда», вышла под заголовком: «Антигуа стреляет по армасовскому режиму. Антигуа отвергает шантаж нью-йоркских и бостонских королей кофе!»
...Поздним вечером Карлос Вельесер и Грегорио Кинтана возвращались в Антигуа. Машина скользила между оранжевыми гревиллеями; в воздухе пахло жасмином и кофе. У рощи Грегорио вышел из машины. Карлос обнял его.
– Не знаю, увидимся ли скоро, – сказал Карлос. – Цека не очень советует мне засиживаться на одном месте. Но жизнь большая, Грегорио. Она столкнет нас.
– Прощай, человек с легкой походкой, – чуть грустно отозвался Грегорио.
У самой Антигуа машину остановили.
– Кто? Откуда? Зачем? – раздался резкий голос.
– Антиквар Молина, – ответил Карлос в темноту. – Возвращаюсь с делового свидания с разрешения шефа местного отделения полиции.
– Все равно, – прозвучал резкий голос – В окрестностях появились партизаны. Что вы везете, сеньор антиквар?
– Разбитые черепки, – ответил Вельесер под смех полицейских.
Из темноты протянулась рука, отворила дверцу; вспыхнул карманный фонарь и осветил груду черепков на заднем сиденье машины.
– Серьезный человек не станет возиться с этими игрушками, – проворчал тот же голос.
Карлос не отказал себе в удовольствии подкусить навязчивого патрульного:
– Каждый зарабатывает состояние на чем может: вы – на слежке, я – на черепках, – возразил он. – Могу я ехать?
– Поезжайте.
Карлос пригнал машину к помещению полиции и сдал ее дежурному.
В гостинице светились огни, из бара доносилось рыдание маримбы. Ни Педро, ни Хосе не было. Подумав, Карлос спустился в бар и заказал ужин.
В бар вошел начальник полиции, увидел антиквара и подсел к нему.
– Составьте мне компанию на рюмку агуардьенте, – предложил он. – Чертовски тоскливо в этой дыре.
Карлос подумал, что присутствие шефа полиции избавит его, а заодно и Хосе, от подозрения в пособничестве Аррьосам.
– Только угощаю я, – решительно заявил Карлос. Ощущение тревоги не покидало Вельесера. Не много ли доверил он Хосе? Но кто ловчее его мог бы пробраться в дом Аррьосов? Хосе не один, с ним Педро. А Педро стоит десяти других.
Как раз в этот момент Хосе был один. Дождавшись, пока стемнело, он натянул на себя – поверх штанов и куртки – холщовый комбинезон, скользнул в густую траву и пополз к белой арке, за которой начинались руины. Еще утром он высмотрел путь к домику Аррьосов, скрытый от часового аркой, но пробраться можно было только ползком, а ползти предстояло по острому гребню стены с риском свалиться с трехметровой вышины. Стать на стену – увидит часовой. Хосе полз по гребню и с ужасом думал о том, что женщине и трем детям такой путь покажется невозможным. Но лучшего плана не было.
Замирая при каждом шорохе и про себя считая, он добрался до края стены и сверху осмотрел двор Аррьосов. Ничего подозрительного! Посторонний сказал бы, что в домике давно спят, но Хосе знал, что его ждут.
Яркая лампа, повешенная по приказу властей, освещала двор и вход в домик. Очевидно, Сове из своего окна хорошо видно, что делается у Аррьосов.
Убедившись, что посторонних во дворе нет, Хосе пополз по гребню обратно и легонько свистнул. Ему ответил приглушенным свистом Педро и помог подняться на стену незнакомке.
– Она заменит сеньору, – коротко сказал Педро. – Когда отключать свет?
– Считай до ста, – ответил Хосе. – Потом нам нужна минута.
– Не забудь, – напомнил Педро, – выбирайтесь ровно в два ночи, в три будет автобус.
Педро исчез. Хосе сказал:
– Сеньора, быстрее. По гребню идти нельзя, только ползком. Раз, два... Голову не поднимайте – солдат увидит. Держитесь за меня... Пять, шесть... Продолжайте считать, я могу сбиться.
Женщина тяжело дышала, но не отставала от юного проводника. Шепотом она отсчитывала секунды.
– Не свалитесь здесь. – предупредил Хосе. – В стене трещина. Нужно прыгнуть или проползти.
Его спутница легла на камень и, нащупав выбоину, перебралась через нее на уступ.
Прошло полторы минуты, которые показались обоим альпинистам вечностью.
– Все, – шепнул Хосе. – Дошли. Сколько?
– Девяносто, – ответила женщина. Хосе отсчитал до ста и приказал:
– Прыгайте, сеньора. Не бойтесь – внизу песок. Они спрыгнули одновременно и почти в ту же секунду лампа, освещающая двор, погасла.
– Педро точный человек, – определил Хосе. Женщина слабо вскрикнула.
– Я, кажется, подвернула ногу...
– У нас одна минута, – с отчаянием сказал Хосе, – Сова сейчас прибежит.
Он подставил спину и почти приказал:
– Садитесь, сеньора, поживее, – иначе нас сцапают.
Женщина послушалась, и Хосе бегом доставил тяжелую ношу к дверям домика. Их впустили почти в ту же секунду, как хлопнула калитка и Сова вбежала во двор. Она не успела сделать и двух шагов, как лампа зажглась.
– Сеньора Аррьос, – нежно крикнула девушка, – вы дома?
За дверью замешкались. Хосе успел шепнуть своей спутнице: «Отвечайте вы, сеньора».
– Где же мне еще быть? – глубоким, грудным голосом, так похожим на голос сеньоры Аррьос, откликнулась спутница Хосе.
Какие-то интонации в ее голосе заставили Сову насторожиться.
– Посмотрите на меня в окошко, – приказала она.
Сеньора Аррьос отдернула занавеску, кивнула девушке и сразу завесила окно. Сова, что-то мурлыкая про себя, убралась.
В домике почти одновременно раздалось несколько вздохов облегчения.
– Половина работы сделана, – подвел итог Хосе. – Еще одна половина – и вы будете на свободе, сеньора Аррьос.
– Сеньоре будет потруднее лезть, чем мне, – оказала вновь пришедшая. – Я моложе сеньоры.
Хозяйка дома встревожилась.
– У меня больное сердце, – вздохнула она. – Может быть, молодой человек возьмет только детей?
И здесь Хосе произнес самую длинную речь за свою жизнь:
– Я из племени ица. Ица говорит: берись за груз, который можешь снести. Ваш муж, сеньора Аррьос, взял груз, что под силу десяти людям. Но он справляется. Армасовцы побаиваются его – вот как он работает. Его подруга должна быть тоже сильной. Вы пойдете со мной, сеньора, и никто никогда не узнает, что вы были слабой. Вами будет гордиться сеньор Вирхилио Аррьос. И ему будет легче поднять груз десяти носильщиков. Вы согласны, сеньора?
Вместо ответа она поцеловала мальчика в лоб. Прикосновение ее губ было ласковым и приятным. Хосе, не знавший материнской любви, почувствовал волнение. Умеющий скрывать свои чувства, с детства приученный к сдержанности, он нарочито строго сказал: – Всем одеться в темное. Выйдем в два ночи. А ночь, как назло, выдалась лунной. И звездный шатер придвинулся к земле. Шуршали пальмовые листья, стрекотали цикады. Ветер нагнал облака с Тихоокеанского побережья, и, переваливая через пики вулканов, они спускались в Антигуа, будто оседая на кофейные рощи.
В баре гостиницы Вифлеем еще сидели начальник полиции и приезжий антиквар, потягивая напитки.
Около двух часов ночи телефонные провода напротив домика Аррьосов оказались перерезанными: Педро работал точно. На дороге появились три подвыпивших брадобрея. У окна Совы они затеяли ссору и загнали своего товарища Катарино Сальгеро к стене дома. Отбиваясь, он обхватил водосточную трубу и, как кошка, полез наверх. Шагнул по карнизу и очутился лицом к лицу с выглянувшей Совой. Любезно улыбнулся ей и показал на буянивших спутников. Собутыльники начали снизу забрасывать его камешками; он сорвал с себя плащ и, широко распластав его, прикрылся, но в то же время заслонил Сове вид на улицу и домик напротив, шпионка вскрикнула вероятно, она имела строгую инструкцию не оставлять ни на минуту наблюдение. Стремглав она бросилась по лестнице вниз.
У ворот ей преградили дорогу мастера и пригласили проводить их до ближайшей светлой улицы. Шпионка попыталась их обойти, но они упорно заслоняли ей путь на другую сторону. Сова позвала на помощь часового, и он сошел с поста. Это-то и нужно было.
Катарино запел и увидел, как дверь из домика Аррьосов приоткрылась. Опять во дворе погасла лампа.
Хосе Паса подвел сеньору Аррьос к стене, взобрался наверх, лег на гребень и, протянув руки вниз, поднял дрожавшую женщину. Ему стоило это неимоверных усилий, но банановая каторга приучила юного пеона справляться с тяжестями; старший сын Аррьосов, годом младше Хосе, поддерживал мать снизу.
– У нас минута, – повторил Хосе.
Двинулись в путь цепочкой: впереди шел Хосе, держа за руку сеньору, затем ее сын, помогающий десятилетней сестренке; она-то и замыкала шествие и все время приговаривала: «Мамита миа! Мамита миа!» Сеньора почувствовала, что Хосе боится шума, и что-то шепнула дочери. Девочка замолчала.
– Сеньора, не двигайтесь, – вдруг сказал Хосе, почувствовав под ногою проем.
Прежде чем сеньора Аррьос успела запротестовать, он схватил ее в охапку и перенес через выбоину. То же самое он проделал с девочкой.
– Теперь быстрее, – шепнул Хосе. – Стена спускается в траву. Ложитесь и ждите. Я вернусь за младшей.
Через минуту он был у домика и успел услышать перебранку между часовым и брадобреями. Катарино напевал – значит, время еще было. Хосе Паса схватил младшую дочь Аррьоса на руки и постарался подсадить ее на высокую стену. Но он был низкорослым для такой операции. Тогда Хосе взобрался наверх и протянул девочке руки. Все равно он не мог до нее добраться.
– Поднимись на носках, – шептал он.
Девочка старалась, но все было бесполезным. А время шло, и брадобреи стали отступать. Катарино замолк. Хосе чуть не заплакал. Сейчас Педро включит свет. Он оторвал зубами лямку от комбинезона, обвязал девочку вокруг пояса, влез на гребень и плавно поднял ее к себе. Скрипнула калитка – Хосе лег плашмя и пригнул голову девочки к стене. Он почувствовал, что приближается Сова. В темноте она двигалась медленно и осторожно. Сейчас она постучит, ей ответит дублерша сеньоры, Сова повернется, Педро даст свет, и Хосе будет освещен. Нельзя терять и секунды.
Он понял, что рискует многим, но подпольная жизнь приучила его к быстроте решений. Хосе поднял девочку на руки и, стараясь сохранять равновесие, медленно пошел по стене. Он шел и шептал: «Камень, не скатись из-под ноги. Мы уже встречались с тобой. Ветер, не ударь в лицо. В другой раз поиграем, в другой раз. Девочка, не заплачь – ты дочь сильного человека». Так он шел и шептал и слышал за спиною пронзительный голос Совы:
– Сеньора Аррьос, вы дома?
И второй голос он услышал – глубокий, грудной, спокойный:
– Где же мне еще быть?
Томительная тишина. Еще секунду, Педро, еще секунду не включай свет. Дай мне добраться до травы.
В эту секунду лампа зажглась, и Хосе, кляня все и всех, в несколько прыжков достиг уступа и спрыгнул, стараясь не напугать девочку, прямо в густую траву. Он уже не слышал довольного мурлыканья Совы, бредущей домой, громкого голоса Катарино, который уговаривал часового отпустить подвыпивших друзей. Он слышал только биение собственного сердца и искал в густой траве людей, доверивших ему жизни.
– Мы здесь, Хосе, – шепнула сеньора и сжала его большие, окоченевшие от напряжения пальцы.
Через полчаса они были возле сопок. Хосе укрыл сеньору и детей за скалой.
Он слышал, как на дороге остановился автобус и шофер, повозившись в моторе, мрачно предложил туристам добраться пешком до ближайшей гостиницы. Гид весело сказал, что тропинка легкая и быстрая. И вот на дороге остался один шофер. Он зевнул и громко сказал:
– Где же мои пассажиры?
Хосе вышел из-за скалы.
– Один есть, – сказал он.
– Я жду четырех, – отозвался шофер.
Они обменялись паролем, и через несколько минут семья Аррьосов расположилась в автобусе. Шофер задернул занавески на окнах и включил зажигание.
– Хосе, – быстро сказала сеньора, помни: в моем доме ты сын.
Хосе было грустно, но он ответил шуткой:
– Сеньора, в Гватемале вам трудно сейчас получить дом. И не во всякий дом я смогу так легко войти, как в ваш дом в Антигуа.
Он остался один – в темноте, на пустынной дороге.
Сбросил с себя измазанный комбинезон, туго свернул и спрятал в расщелине.
Карлос Вельесер увидел Хосе в дверях бара и подал ему знак подняться в номер. Спустя несколько минут, будто невзначай, он предложил собутыльнику распить прощальную рюмку у себя в комнате – у него завалялась бутылка отличного французского вина. Шеф полиции охотно согласился. Они поднялись на второй этаж. Карлос отомкнул дверь. Хосе лежал на кровати и ровно дышал.
– Мой мальчишка спит с вечера без задних ног, – улыбнулся Карлос Вельесер. – Воздух Антигуа его усыпляет.
– О, у нас чудесный горный климат, – захохотал шеф полиции. – Ваше здоровье, сеньор антиквар.
Они чокнулись, и начальник полиции ушел, унося с собой воспоминание о беспробудно спящем Хосе. Алиби было обеспечено. Хосе открыл глаза:
– Они спасены, команданте. Теперь я буду спать двое суток.
– Вставай, соня, – ласково сказал Карлос. – Через два часа мы будем в столице. Там отоспишься.
