Текст книги "Костры на башнях"

Автор книги: Поль Сидиропуло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Часть вторая
ГОРЫ ЕСТЬ ГОРЫ

Глава первая

Много лет назад, в незапамятные времена, мирные горы были однажды потрясены небывалым грохотом – извергался разбушевавшийся Эльбрус, из чрева гиганта вылетали раскаленные камни, выползала клокочущая огненная лава. Застывшие с той поры вершины, покрывшиеся кое-где белым ледовым панцирем, встревожились нынче снова. Здесь начался жаркий бой. Застонало оглушенное стрельбой и взрывами ущелье.

Батальон капитана Соколова обстреливал автоколонну противника с самых разных точек. Была брошена первая граната: описав дугу над острогрудой скалой, она упала под колеса впереди идущей машины – раздался взрыв.

Махар Зангиев, замерев, испуганно смотрел, как кувыркается на дно крутого и глубокого ущелья сброшенный взрывом с дороги немецкий фургон. Он высунулся из укрытия по пояс, не обращая внимания на свистящие над головой пули.

– Эй! – вскрикнул Асхат Аргуданов, схватил Махара за локоть и потянул вниз. – Если будешь так высовываться, из твоей башки сделают сито, понял?!

Махар опустился за каменный выступ.

– Отстреливаются, гады! – удивился он.

– А ты как думал? Испугаются тебя и сразу поднимут руки вверх? Гитлер капут! Ошибаешься. Они огрызаются. Так что пока не перебьем всех фашистов – стреляй метко!

Аргуданов выстрелил, одновременно с ним выстрелил и Зангиев. Оба бросили друг на друга короткие поспешные взгляды, как бы спрашивая: кто из них уложил наповал немца, выпрыгнувшего из фургона и пытавшегося спрятаться за скалой? Однако времени выяснять не было, только успевай стрелять.

Соколов с группой бойцов спустился ниже, чтобы подобраться к колонне поближе; он еще издали заметил, как немцев привлекла теснина и с десяток солдат во главе с офицером метнулись туда, отыскали тропу и стали карабкаться наверх. «Ничего у вас не выйдет, – зло обронил Виктор, – не пройти вам за нашу спину ни за что». Ноги его скользили по неустойчивой щебенке, держаться приходилось то за выступ скалы, то за ветки кустарника, чтобы не скатиться с крутого спуска.

А вот и удобное для засады место. Залегли в ожидании противника. Ждали недолго. Снизу донеслись голоса, шум: это немцы поднимали наверх пулеметы, минометы. Бойцы приготовились стрелять, нетерпеливо выглядывали из укрытий.

– Огонь!

Третьи сутки в ущелье шел бой, выстрелы смолкали лишь поздно вечером, когда все вокруг погружалось в непроглядную темень. Оказавшись в западне, немцы никак не могла вырваться из окружения.

В одной из схваток получил ранение Саша Прохоров, ему перевязали левую руку выше локтя – пуля задела мякоть. Тем не менее Соколов отправил его в санчасть.

– В горах самое первостепенное – занять надежную позицию, – беседовал с бойцами одним из вечеров политрук Константин Степанович Карпов, довольный тем, что егерям не удалось пройти наверх. – Один, говорю, пулеметный расчет, занявший удобную позицию, может нанести противнику колоссальные потери. Отец нашего комбата Алексей Викторович Соколов нередко приводил слова Серго Орджоникидзе: мол, десяток бойцов, хорошо знающих горы, может преградить путь целому полку. Во как! Горы есть горы! Если знаешь их, то они тебе помогут. Но могут и наказать, если понадеешься на авось. Так что на горы надейся, а сам не плошай.

За ночь успевали и выспаться, и смену в карауле отстоять, и наговориться вдоволь. В часы затишья поведывали бойцы друг другу все самое сокровенное, как перед смертью.

– Ты-то что не рассказываешь, как здесь оказался? – спрашивали цыганского вида бойца по фамилии Николаев.

– Или не знаете? – заговорил цыган, и уже с первых его слов вспыхивали, как огоньки горящих самокруток, то тут, то там добрые смешки. – И фамилию взял у батьки, – говорил он чуть простуженным голосом, – Николаев. Стало быть, так: Никола Николаев. Самая настоящая российская фамилия. Работал до войны кузнецом в колхозе имени Ленина в станице. Как оказался здесь? Больно горы красивые, заворожили…

– Ну-ну, не тяни, – заинтересовались сослуживцы.

– Семьей со временем обзавелся, – продолжал Никола. – И жинка у меня славная, и детки… Проезжал наш табор мимо станицы как-то. Остановился неподалеку. Стоим день-другой. Старшие ходят по станице, отправляются и подальше. А у нас, подростков, задание – промышлять. Да, да, цыганить. Захожу в один двор. Мужик дом ремонтирует. Что-то на крыше делает. Чего тебе, малец? – спрашивает. Что мне нужно? Поесть что-нибудь. Барахло какое-нибудь. А лучше всего, конечно, деньги. Мужик на крыше вскрикнул: ты верно заметил! Всю свою сознательную жизнь человек деньгам счет ведет. Как бы мы ни обзывали их, на полном серьезе толкует хозяин, а еще долго они послужат всем нам. Стало быть, и ты, мой юный друг, ничего против денег не имеешь? Собрался я уходить. После таких речей, думал, выгонит меня, как шелудивого пса. Но с места тронуться не могу. Заворожил меня мужик, потянуло к нему. Что ж, говорит он и стал спускаться с крыши вниз, буду вести с тобой счет деньгами. Тут я осмотрелся: если что – тикать. Хозяин сел на порожек и меня усадил рядом. Стал предлагать. Помоги, говорит, мне отремонтировать дом. Свой, мол, заработок будешь получать честь по чести. Нет, говорю ему, у меня времени нет торчать тут, я должен обежать еще несколько дворов. Мужик удивился: у тебя норма? А как же! – отвечаю. – Если не сделаю норму, огреют меня так, что ни сидеть, ни стоять не смогу. Хозяин покачал головой и спрашивает: а сколько дворов ты успеваешь обежать? Откуда я знаю! Ну, до какого часа отводится тебе на промысел? – спрашивает. Да хоть до трех, до пяти, лишь бы норму принес. Ладно, говорит, будешь помогать мне только до четырех, больше ни на минуту не задержу. Не-ет! – не соглашаюсь. Тут он подскакивает, хватает меня за плечи сильными ручищами. И говорит: неужто тебе не хочется собственными руками заработать деньги? Неужто лучше побирушничать? Попытался я вырваться из его медвежьих лапищ. Да куда там! И снова вправляет мне мозги: буду кормить, платить, а работу дам нетрудную. Подносить всякий материал. Не успеваю, говорит, то вниз спускаюсь, то взбираюсь наверх. Время бежит, а дело плохо продвигается. Видишь, один. А где твоя семья? – спрашиваю. Мне его вдруг стало жаль. Жена, говорит, уехала, мать ее в тяжелом состоянии. А дом протекает. Начнется страда, не до ремонта будет. Был бы сын такой, мол, как ты, а то ему всего-то три годочка, а девчонкам – одной пять, а другой два. Вошли мне в душу простые слова человека. Стал помогать. Старался от души. К работе мы привычны. И он уплатил, не поскупился. Слово сдержал.

Приезжаю к нему через год. Наш табор снова остановился неподалеку от станицы. Хозяина дома не оказалось. В кузнице, говорит жена его. Пошел к нему туда. Но он меня не узнал. Изменился я, подрос. Работник, спрашиваю, нужен? Рассмеялся: Николка, ты? Николкой называл меня. Обнял. И я рад его видеть. Будто родной мне человек. Когда я подрос, решил у него остаться. Родных у меня – только тетка. Жадная, вредная женщина. Сколько помню ее – курила и кричала на меня. Это она мне норму устанавливала. А кузнец стал мне вместо отца. Комнату в доме выделил. Женился я, его старшую дочь взял. Вот ведь как обернулось-то дело. Хорошо, что не сбежал в то утро. Говорят, судьба. Наверно. Старший сын мой в деда пошел. Голубоглазый. Только смуглый. В седьмой класс пошел. Две дочери. И второй, младший, сын. Посмотреть только не успел. Родился он ночью, а под утро меня на фронт отправили.

На рассвете получили тревожное сообщение: немцы вышли в квадрат «три пятьсот». А их альпинисты прорвались к вершинам Эльбруса. Другие же подразделения генерала Блица двинулись на помощь колонне, которая оказалась в западне в ущелье «Надежда».

Виктор был ошеломлен известием: как же такое могло случиться? Какие только ни предпринимались меры, и все, выходит, зазря – немцы перехитрили их, оказались изобретательнее, если сумели выйти к вершине. Однако как им это удалось? Ведь мы не дали фашистам пройти по ущелью «Надежда». Значит, они прошли в каком-то другом месте. В каком? В квадрате «одиннадцать»? Кровь ударила в голову: ведь чувствовал, что там слабое звено обороны, что там может случиться непредвиденное. Так оно и вышло.

Бои осложнились, когда вышли в тыл батальону Соколова немецкие горные стрелки и закрепились на высоте. Это позволило им контролировать дорогу, ведущую в тыл, затруднился подвоз в подразделение боеприпасов и продовольствия.

Бойцы удивлялись:

– Откуда здесь фашисты взялись?

– Неужто удалось им обойти нас?

– Видать, подошла подмога.

– Ползут и ползут, гады…

– Что будем делать, товарищ капитан? – Политрук Карпов ждал с надеждой в глазах, что скажет Соколов. Ведь он не только комбат, но и опытный альпинист, превосходно знающий здешние тропы.

– Нужно отбить у немцев высоту, – сказал Виктор убежденно. – Судя по всему, егеря поджидают основные силы, чтобы потом двинуться в сторону перевала. Вот что, – обратился он к Хачури и Карпову, – вы со своей ротой зайдете немцам с фланга. Двигайтесь по лощине, думаю, там будет наиболее безопасно, она не просматривается немцами. Займете удобную позицию за скалами. И ждите сигнала. Я же поведу другой отряд более коротким путем. Поднимемся вон по скале. – Соколов указал на отвесную скалу, на которую мог бы забраться лишь опытный скалолаз. – Остальные останутся здесь. Как только займем высоту – подтянетесь.

Стояла солнечная погода, но было прохладно, а легкий ветерок студил руки и лицо. Выбирать путь не приходилось, подниматься предстояло там, где было безопасней. Передвигались осторожно, чтобы не обнаружили немцы.

Виктор первым полез по почти вертикальной скале, заколачивая стальные крючья в гранитные трещины, затем цепляясь за крючья металлическими скобками. Взбирался он, как по вертикальной лестнице. Остальные бойцы подтягивались на веревках.

Осилив препятствие, устроили непродолжительный привал. Бойцы, вытирая с лица градины пота, подбадривали друг друга.

– Комбат и нас обучит альпинизму, – сказал Асхат Аргуданов.

Подхватил Махар:

– В горах живем, пора бы и нам научиться.

– Мне-то приходилось еще и не так бегать по горам… Как туру. – Асхат не удержался от подначки: – Это ты выбрал себе профессию, чтоб весь день сидеть в кибитке и крутить баранку. – Слово «кибитка» он насмешливо выделил.

– Асхат спутал автомашину с чабанской арбой, – не сдавался Махар. – Это у вас кибитка, у нас – кабина.

– Зять твой, – заметил Никола Николаев, – за словом в карман не полезет.

– Ничего, – бросил Аргуданов спокойно. – Будет время, прикручу я шоферишке гайки.

– Смотри, не сорви резьбу, – шутливо заметил цыган.

Отряд вышел к ослепительно сверкающим снегам. Бойцы залегли за ребристыми выступами скал, и вскоре завязалась перестрелка. Немцы не ожидали, что у них в тылу окажется противник, пытались сменить позиции, торопливо переносили пулеметы, минометы, боеприпасы… Но из лощины по ним открыла огонь рота Хачури.

Асхат с Махаром заняли позицию за самой отдаленной скалой, затаились, наблюдали за местностью. Свистели над головой пули, неподалеку взорвались мины – фашисты стреляли из 123-миллиметровых минометов.

Непривычно было лежать на снегу: на дворе еще август, сверху пригревает солнце, а вокруг ослепляющая глаза снежная белизна.

Зангиев достал из-за пазухи гранату, терпения больше не хватало, выглянул: куда лучше всего запустить ее?

– Не высовывайся! – одернул его Аргуданов. – Сколько раз говорить тебе одно и то же. Привык, понимаешь, за баранкой лихачить. Думаешь, и здесь пройдет?

– По-твоему, так и будем лежать на снегу?! – возмутился Махар.

– Не шуми, не отморозишь себе… Вот, что мы сейчас сделаем, – осенила Аргуданова мысль. – Я перебегу вон за тот выступ. А ты следи. Как только покажется фриц – стреляй. Понял?

– Ага.

– Ну, приготовились.

Асхат привстал и, пригнувшись, стремительно побежал к скале, проваливаясь в снег по колено. Он добежал до выступа, но никто из немцев не показывался, обстрел почему-то стих. Аргуданов помахал рукой. Настала очередь проскочить простреливаемое пространство Махару. Он замешкался: Асхат, кажется, и не думал его подстраховывать – повернулся спиной, будто его и не существовало.

Сделав шаг-другой, Асхат вдруг вовсе исчез, словно провалился в глубокий снег. Брат Заиры всегда удивлял Махара своими странными поступками – в вот тому подтверждение! Куда его унесло? Других ругает за лихачество, а сам вытворяет бог знает что…

Вновь прозвучали выстрелы. Зангиев обратил внимание на темное пятно на снегу, оно появилось там, где только что скрылся Асхат. «Неужто его ранило?» – испугался Махар и не раздумывая бросился по свежему следу.

А вскоре уже вздохнул облегченно: это Асхат, лежа на снегу, целился из винтовки. Ног совсем не видно, впечатление такое, будто он стоял по пояс в снегу.

– Живой! А почему меня не прикрывал? – Зангиев тревожно задышал над ним.

– Не до тебя было. Смотри, уходят. Тикают. Как звери, почуяв опасность.

У Асхата загорелись глаза, как у азартного игрока во время головокружительной удачи.

– Лежи здесь, – предложил он и поджался, как бегун на старте. – Упускать фрицев нельзя. Понял?

– Нет, не понял! – взвился Махар. – По-твоему, я сюда лежать на снегу пришел?

– Разговоры, рядовой Зангиев! Ты в армии или среди своих пацанов? – одернул Аргуданов. – И не на свидание пришел. Я здесь старший, меня назначил капитан Соколов. Выполняй, что приказываю.

Асхат замер: за скалой мелькнула чья-то тень.

– Вот она, фрицевская морда…

Махар торопливо упал на колено, пытаясь опередить с выстрелом Аргуданова.

Выстрелили одновременно и, как в прошлый раз, переглянулись, от души рассмеялись, снимая напряжение и тревоги минувших минут.

На этом схватка с альпийскими стрелками, однако, не кончилась, время от времени они группами появлялись вновь. Комбат Соколов, занимающий рубеж с группой бойцов у развилки двух теснин, где особенно было опасно и немцы могли пройти наверх, прислал на подмогу друзьям Николу Николаева и с ним еще троих бойцов.

Из-за скалы, которая находилась в трехстах метрах от бойцов, открыл огонь пулемет противника.

– Без моей команды не стрелять! – приказал Асхат. – Пусть подойдут поближе.

Нужно было экономить боеприпасы, стрелять без промаха.

– Послушай, ты как настоящий командир…

– Разговоры! – оборвал Махара Аргуданов. – И не отвлекайся. Смотри в оба, чтоб ни один фриц не прошел.

Окружить и уничтожить советских бойцов фашистам не удалось, провалилась и попытка выйти к верховьям горной реки Ингури. Продвинуться далее перевала Чипер-азау немцы не смогли. Однако опасность нового штурма по-прежнему оставалась.

– Послушай, Асхат, – доверительно заговорил Махар. – Ты не боишься?

– Этих гадов?!

– Нет, я не так выразился, – поправился Махар. – Хотел спросить – тебе не бывает жалко?

– Кого? – нетерпеливо оборвал Асхат. – Этих гитлеровцев?

– Стреляем друг в друга, как охотники в туров. – Махар никак не мог забыть того молодого немца, в которого совсем недавно выстрелил с близкого расстояния и попал ему прямо в лоб.

– Кого жалеть? Фашистов? Палачей?

– Знаю. Что я, маленький… Прямо в лоб попал…

– Они нас не жалеют. Пусть и сами получают.

Догорали короткие в горах сумерки. Отряд Соколова возвращался к стоянке полка с богатыми трофеями. Теперь многие бойцы смогут заменить винтовки на автоматы. Шли молча. День был трудным. Все устали, проголодались, едва передвигали ноги.

Виктор остановился, дождался идущего вслед за ним Тариэла Хачури, нужно было посоветоваться. Наверное, незачем тащиться немцам навстречу со скарбом и всей гурьбой. Наиболее уставших, ослабших есть смысл оставить в укромном месте сторожить снаряжение, которым пользовался отряд при преодолении скал и прочих горных препятствий.

Спускаться стали осторожно, незаметно обогнули утес. Теперь нужна была особая осторожность, один неосмотрительный шаг мог стоить жизни. Немцы уже близко, доносились их голоса, обрывки фраз. Виктор напряженно прислушался: его поразило то, что говорят не по-немецки. По-английски, что ли? Что за чертовщина! – удивился он. Померещилось, что ли? Как здесь могли оказаться англичане? Что-то тут не так. Надо проверить. Виктор твердо решил: надо взять «языка».

– Без команды не стрелять, – шепнул он стоящему рядом Тариэлу, а тот так же тихо передал команду по цепи.

Показались силуэты двух идущих впереди людей.

Бойцы смотрели на Соколова, и не могли скрыть недоумения: почему комбат тянет с командой? Пора открывать огонь. Может, он намеревается вступить с ними врукопашную? Дальнейшие действия капитана их вовсе поразили: вместо того чтобы открыть огонь, комбат приказал отходить. Бойцы подчинились, попятились и залегли за скалой, уступая немцам пятачок под пушистыми елями.

Времени прошло, пожалуй, немного, но им показалось, будто фашисты двигались, как улитки. Да где же они? Уж не раздумали ли подниматься наверх? Виктор нетерпеливо выглянул из укрытия и чуть было не выдал себя, спасло то, что немцы не смотрели в его сторону, и он успел вовремя спрятаться.

Они остановились у пушистой ели, то ли решили подождать остальных, то ли передохнуть; один что-то тихо напевал на английском языке и очень часто повторял одно и то же слово.

Виктор тут же сообразил – речь шла о каком-то городке либо местности: Левадья, Левадья. «Так это же Греция», – вспомнил он. Прислушался. Английский Виктор изучал в институте и, хотя знал его слабее, чем немецкий, разобрал:

– Забыть не можешь? – насмешливо спросил тот, кто не пел.

Песня оборвалась.

– Представь. Хорошая была девчонка. Часто пела эту песенку.

– И что же, не дала?

– Глупая упрямица. Предпочла смерть.

– Ты не находишь, что эти горы и там, в Греции, чем-то похожи? А вот свои горы я никогда не видел. Носила меня судьба по разным странам…

– Для меня все одно. Что там, в Греции, что во Франции. Я обошел всю Европу. Надоело. Кажется, походы никогда не кончатся. Я понял одно – наша жизнь ничего не стоит. Рано или поздно нас убьют. Хочу девчонку.

И он снова запел: Левадья, Левадья…

Виктор решил пропустить первого, а второго – схватить. Кто из них двоих бабник? Как же разобраться? Пожалуй, первый, тот, что пел: Левадья, Левадья. Словно твердя: это я, это я…

Второму шагнуть Виктор не дал: набросился на него сзади, схватил за горло, чтобы он не вскрикнул, и придавил его к земле коленом. Тот захрипел, испуганно тараща глаза.

А тем временем Хачури с бойцами открыли огонь. Уложили шестерых немцев.

На допросе пленный был предельно откровенным и, кажется, не испытывал страха или угрызений совести за то, что выдает военные тайны. Отвечал так, как будто шел доверительный разговор между друзьями. Начался допрос с самого безобидного:

– Вы говорите по-английски?

– Да.

– Специально учили?

– Жизнь заставила. Много плавал. Разные страны.

– Занимались коммерцией?

– В какой-то мере.

– Вы немец? Или другой национальности?

– Швед.

– Как же вы оказались в войсках Гитлера?

– Печальная история. Был я когда-то моряком. Плавал на судах – немецких, английских, французских. В Греции меня арестовали с контрабандой. То, что платили морякам судовладельцы, было очень мало. Что-то нужно было предпринимать самим. Хотелось заработать на другом. А на чем? Лучше всего на контрабанде. Мечтал вернуться на родину с деньгами. А вышло – по-другому… Судить меня не успели. Не до меня было. Германия оккупировала Грецию. А меня, как ни странно, немцы освободили. Но с условием: или – или. Или, сказали, отправишься с оружием на Восток, или расстрел. Я отправился на Восток. Обещали, конечно, и другое. Кончится война, будет много денег. Всем обещали. Не я один такой в части. Всяких собрали. Есть, конечно, и заблудшие в жизни, отчаявшиеся.

– Каковы задачи части?

– Мы как будто бы должны были соединиться с войсками генерала Роммеля, – неуверенно ответил швед, поскольку и сам, очевидно, толком не знал.

– Который действует в Египте?

– Да.

– Вы направлялись к морю?

– Да.

– В каком именно месте вы должны были преодолеть перевал?

– Этого я не знаю… Правда… – Он задумался, точно перед выбором, говорить или нет. Но колебался он по совсем другой причине и, перехватив строгий, терпеливо ожидающий взгляд Соколова, решился все-таки сказать. – Поговаривали солдаты о том, что предстоит будто бы пройти к верховью какой-то горной реки…

– Ингури? – подсказал Виктор.

– Кажется, так называли реку. Болтали еще о каких-то удивительно красивых местах. Горной долине, зеркальных водопадах… Но пройти туда нам не удалось.

– Почему?

– Нас разделили неожиданно…

– Следовательно, здесь оказалась лишь часть отряда?

– При том меньшая. Основная группа отправилась на Эльбрус. – Он подумал и небрежно добавил: – И те, кому поручено подняться на вершину, и те, кто должен альпинистов оберегать.

– Вы уверены, что именно им предстоит подняться на Эльбрус?

– Еще бы. С ними отправилась и вся армейская элита. Генерал Блиц…

«Все ясно», – сказал самому себе Виктор и прекратил допрос.

Когда пленного увели, он поведал обо всем Тариэлу и Карпову.

– Перехитрили они нас все-таки, – вымолвил Хачури с сожалением.

– Судя по всему, егеря попытаются укрепиться на высотах в ожидании подкрепления. – Виктор, казалось, размышлял вслух. – Затем оттуда выйти к перевалу. Но если не получат подкрепления, то будут бессильны что-либо предпринять. В такой ситуации нам нужно действовать и более оперативно, и более осмотрительно.

– Что будем делать с боеприпасами, продовольствием? – спросил Карпов; все понимали – ни о каком возвращении в полк и речи быть не может. – Нам тут долго не продержаться. Может быть, отправить группу вниз…

– Каждый боец здесь нужен позарез, – возразил Хачури. – Вон сколько троп. Глаз да глаз нужен.

– Командование знает, как нам трудно, – принял сторону Тариэла Соколов.

В штабе дивизии, склонившись над развернутой на столе картой, отыскивали пути доставки питания и оружия отряду Соколова.

– Была бы хоть какая-нибудь площадка, мало-мальски удобная полоска, – докладывал генералу Тимофееву командир полка Николай Иванович Ващенко. – А то пилоты, как только не пытаются, никак не могут там сесть!

– Вся ли местность обследована горцами? – придирчиво уточнил Василий Сергеевич. У него еще свежа в памяти недавняя встреча с Мишо и его односельчанами, седобородыми горцами, которые доставили в одно из подразделений три арбы, груженные продуктами и зимними вещами. Шерстяные жакеты и носки просили передать солдатам, отправляющимся в горы, чтоб не мерзли – так наказывали горянки.

Мишо конечно же не признал бы в раздавшемся вширь генерале прежнего стройного и юного полкового командира. Да и сам Василий Сергеевич едва ли бы вспомнил горца, которого повстречал у сожженного селения давным-давно, если бы не напомнил Виктор Соколов.

Тимофеев поблагодарил стариков горцев за подарки и, разговорившись с ними, услышал: «Если понадобится другая какая помощь, мы всегда пожалуйста! – сказал Мишо и, не удовлетворенный этим, дополнил: – И проводники есть. Только прикажите. Гнездо орла укажем!»

– Горцам трудно определить, где сможет сесть самолет, – ответил Ващенко. – Может быть, летчики попытаются сами?

Тимофеев задержал в небольшом помещении штаба командира полка.

– Вот что, Николай Иванович, – заговорил комдив тихо и доверительно. – Хочу поделиться с тобой очень важным сообщением. Наши связисты запеленговали рацию. Из ущелья «Надежда» велась передача. Теперь мне понятно – она адресовалась альпинистам…

– Вот как! – Скуластое лицо Ващенко стало строгим и печальным. – Кто бы это мог быть?

Одна неприятность надвигалась вслед за другой…

– Смотрите! Смотрите! – прокричал на рассвете стоящий на посту боец.

Над островерхими каменными кряжами кружились два «кукурузника». Они то опускались в глубокое ущелье; как бы ныряя в синюю бездонную пропасть, то вновь подымались над вершинами.

– К нам на выручку, Константин Степанович, – заметил политруку Соколов.

– Смогут ли сесть?

Бойцы замерли в ожидании.

– Порхают, как стрекозы, – вымолвил Никола Николаев, лодочкой приставив руку к смуглому лбу. – То один появится, то другой. Да, видать, не отыщут посадочную площадку.

Заговорили и другие:

– Как же им сесть, когда кругом недоступные скалы.

– Черт побери! Ни боеприпасов, ни жратвы. Вот и воюй…

– А воздух! Разреженный, дышать трудно.

– Или пилоты не стараются?! – попытался пресечь Асхат.

Один «кукурузник» опускался на скалистую гриву, как будто нашел площадку для посадки.

– Смотрите!

С неба на парашюте спускался тюк.

– Придумали все-таки!

Легкий ветер, однако, уносил парашют с грузом в ущелье.

– Черт побери! Все коту под хвост…

– Да погодите. Будет каркать.

Первый тюк упал в пропасть, второй рухнул на острые скалы. От сильного удара разорвалась упаковка, и содержимое – продукты и боеприпасы – на глазах бойцов покатилось вниз…

Пилот сделал еще виток, самолет вдруг опустился совсем низко, едва не касаясь крыльями острых выступов скал.

Бойцы смотрели с испугом: самолет мог задеть крылом выступ. Никто не уловил момента, когда был сброшен еще один тюк. Он застрял между скалами неподалеку от опешивших бойцов.

– Вот так мастерство!

– Высший пилотаж!

– Как же подступиться к тюку?

– Приготовьте веревки! – распорядился Соколов.

А к обеду прибыл обоз, и появился он в той самой расселине, куда время от времени посматривал Асхат Аргуданов. На спинах выносливых ослов прибыли плотно набитые мешки.

Обоз привел старик Мишо.

– Высоко, однако, забралась война, – сказал он, удивленно качая головой.

Бойцы обступили горцев. И вскоре завязался разговор.

– Смотрю я на вас и думаю, – продолжал Мишо, – никогда и ни за что на свете не одолеть нас. – Ой потрогал бороду. – Здесь в боях участвуют люди всех национальностей. И все – как братья! А оно, наше братство, крепче любого оружия. И тогда, в гражданскую, и теперь мы заявляем одно и то же: убирайтесь прочь, ненавистные чужеземцы! Одних уже однажды уложили на острые скалы, настал теперь черед и этих.