Текст книги "Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия (СИ)"
Автор книги: Петр Кошель
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
Наполеон.
Я завещаю половину своего личного имущества офицерам и солдатам французской армии, оставшимся в живых, тем, кто сражался с 1792 года по 1815 год для славы и независимости нации. Распределение произойдет пропорционально прежнему жалованью. Другую половину я завещаю городам и деревням Эльзаса, Лоррена, Франш-Комте, Бургони, островам Франции, Шампани, Дофине, пострадавшим при первом или втором нашествии. Из этой суммы будет взят один миллион для города Бриенна и миллион для Мери.
Я назначаю графа Монтолона, графа Бертрана и Маршана моими душеприказчиками.
Настоящее завещание написано моей собственной рукой, подписано и опечатано моим гербом.
Наполеон.
Приложение к моему завещанию. Лонгвуд, остров Святой Елены, 15 апреля 1821 года.
I
1. Священные чаши, служившие в моей капелле в Лонгвуде.
2. Я поручаю аббату Виньали хранить их и передать моему сыну, когда ему исполнится шестнадцать лет.
II
1. Мое оружие, а именно: шпага, которую я носил в Аустерлице, сабля Собеского, мой кинжал, мой меч, охотничий нож, две пары пистолетов из Версаля.
2. Мой золотой несессер, служивший мне утром в сражениях при Ульме, Аустерлице, Иене, Эйлау, Фридланде, Москве и Мон-Миреле. Я надеюсь, что он будет памятью обо мне для моего сына (Граф Бертран является его хранителем с 1814 года).
3. Я поручаю графу Бертрану сохранить эти предметы с заботой и передать их моему сыну в день его шестнадцатилетия.
III
1. Три небольших ларца красного дерева, содержащие: первый – тридцать три табакерки или бонбоньерки; второй – двенадцать коробок имперских гербов, два бинокля и четыре коробки, найденные 20 марта 1815 года на столе Людовика XVIII в Тюильри; третий – три табакерки, украшенные серебром, для личного пользования императора, и различные предметы туалета согласно пунктам, обозначенным I, II, III.
2. Мои походные кровати, которыми я пользовался во всех моих кампаниях.
3. Мой военный бинокль.
4. Мой туалетный несессер, всю мою военную одежду, дюжину рубашек, костюмы, все, что служило моему туалету.
5. Мой умывальник.
6. Маленькие настенные часы, находящиеся в моей спальне в Лонгвуде.
7. Две пары моих часов и цепь из волос императрицы.
8. Я поручаю Маршану, моему первому лакею, хранить эти предметы и передать моему сыну, когда ему исполнится шестнадцать лет.
IV
1. Мой шкафчик для хранения медалей.
2. Мое серебро и мой сервский фарфор, которым я пользовался на Святой Елене (пункты В и С).
3. Я поручаю графу Монтолону хранить эти предметы и передать моему сыну по достижении шестнадцати лет.
V
1. Три моих седла и уздечки, мои шпоры, служившие мне на Святой Елене.
2. Мои охотничьи ружья в количестве пяти.
3. Я поручаю моему охотничьему Новверазу хранить эти предметы и передать моему сыну по достижении шестнадцатилетия.
VI
1. Четыреста томов из моей библиотеки, среди них те, коими я наиболее часто пользовался.
2. Я поручаю Сен-Дени хранить их и передать моему сыну по достижении шестнадцатилетия.
Формуляр «А»
1. Никакой из предметов, служивших мне, не будет продан. Оставшиеся будут разделены между моими душеприказчиками и моими братьями.
2. Маршан сохранит мои волосы, чтобы сделать из них браслеты с маленькими золотыми застежками и отправить императрице Марии-Луизе, моей матери, каждому из моих братьев, сестрам, племянникам, племянницам, кардиналу, а самый лучший – моему сыну.
3. Маршан отправит пару моих золотых застежек для башмаков принцу Жозефу.
4. Маленькую золотую пару застежек для подвязок – принцу Люсьену.
5. Золотую застежку для воротника – принцу Жерому.
Формуляр «А»
Инвентарь вещей, которые Маршан будет хранить для передачи моему сыну.
1. Мой серебряный несессер, что на моем столе, снабженный всеми инструментами, бритвой и так далее.
2. Мой будильник. Это будильник Фридриха II, я взял его в Потсдаме (коробка №3).
3. Две пары моих часов с цепью из волос императрицы и цепью из моих волос для других часов. Маршан закажет ее в Париже.
4. Две моих печати (одна – печать Франции, в коробке №3).
5. Небольшие стенные позолоченные часы, находящиеся сейчас в моей спальне.
6. Мой умывальник.
7. Мои ночные столики, служившие мне во Франции, и мое биде из позолоченного серебра.
8. Две мои железные кровати, матрасы и одеяла, если они сохранятся.
9. Три моих серебряных флакона, куда наливали водку, и которые несли мои стрелки во время кампаний.
10. Мой французский бинокль.
11. Мои шпаги (две пары).
12. Три ларца красного дерева за №1, 2, 3, с моими табакерками и другими предметами.
13. Курильница из позолоченного серебра.
Постельное и нательное белье: 6 рубашек, 6 платков, 6 галстуков, 6 полотенец, 6 пар шелковых чулок, 4 черных воротничка, 6 пар носок, 2 пары батистовых простыней, 2 наволочки, 4 куртки и 4 трико из белого кашемира, 2 халата, 2 пары ночных панталон, 1 пара подтяжек, 6 фланелевых жилетов, 4 кальсон, 6 пар гетр, 1 коробка с табаком, 1 золотая застежка для воротника; 1 пара золотых застежек для подвязок, 1 пара золотых застежек для башмаков в третьем маленьком ларце.
Одежда:
1 охотничий костюм, 2 гренадерских костюма, 1 костюм национальной гвардии, 2 шляпы, 1 серо-зеленый халат, 1 синяя шинель (та, что я носил в Маренго), 1 соболья шуба, 2 пары башмаков, 1 пара комнатных туфель, 6 портупей.
Формуляр «Б»
Список вещей, оставленных мной у графа де Тюренна.
1 сабля Собеского, 1 большое ожерелье Почетного легиона, 1 меч консула, железная шпага, 1 велюровая портупея, 1 ожерелье золотого руна, 1 небольшой несессер из стали, 1 серебряный ночник, 1 эфес старинной сабли, 1 шляпа а lа Генрих IV, кружева императора, 1 маленький ларец для орденов, 2 турецких ковра, 2 малиновых манто из велюра, вышитых, с куртками и трико.
1. Я отдаю моему сыну саблю Собеского.
Idem, ожерелье Почетного легиона.
Idem, шпагу из позолоченного серебра.
Idem, меч консула.
Idem, шпагу из железа.
Idem, ожерелье золотого руна.
Idem, шляпу а la Генрих IV и ток.
Idem, золотой несессер для зубов, оставленный у зубного врача.
2. Императрице Марии-Луизе – мои кружева.
Кардиналу – маленький стальной несессер.
Принцу Эжену – подсвечник из позолоченного серебра.
Принцессе Полине – небольшой ларец для хранения медалей.
Королеве Неаполя – маленький турецкий ковер.
Королеве Гортензии – маленький турецкий ковер.
Принцу Жерому – эфес старинной сабли.
Принцу Жозефу – вышитое манто, куртку и трико.
Принцу Люсьену – вышитое манто, куртку и трико.
Наполеон.
***
Сегодня, 24 апреля 1821 года, Лонгвуд.
Это приписка к моему завещанию, или акт моей последней воли.
От золотых фондов, врученных в 1814 году в Орлеане Марии-Луизе, моей дорогой и любимой супруге, остается два миллиона, которыми я распоряжаюсь в настоящей приписке, чтобы вознаградить моих самых верных слуг. Я рекомендую их моей дорогой Марии-Луизе.
1. Я рекомендую императрице возвратить графу Бертрану тридцать тысяч франков ренты, которой он владеет в герцогстве Пармском, так же как и недоимки.
2. Я даю ей те же рекомендации относительно герцога д'Истри, дочери Дюрока, и других моих слуг, оставшихся верными мне и которые всегда будут мне дороги.
Она знает их.
3. Из двух миллионов, указанных выше, я завещаю сто тысяч франков в казначейскую кассу на благотворительные дела.
4. Я завещаю сто тысяч франков графу Монтолону, чтобы он внес их в казначейскую кассу для того же употребления.
5. Idem, двести тысяч франков графу Лас-Каз, из которых он внесет сто тысяч в казначейскую кассу для того же употребления.
6. Idem, Маршану сто тысяч франков, из которых он внесет в казначейскую кассу пятьдесят тысяч для того же употребления.
7. Жану-Жерому Леви, бывшему в начале революции мэром Аяччо, или его вдове, детям или внукам сто тысяч франков.
8. Дочери Дюрока сто тысяч франков.
9. Сыну Бессьера, герцога д'Истри, сто тысяч франков.
10. Генералу Друо сто тысяч франков.
11. Графу Лавалетту сто тысяч франков.
12. Idem, сто тысяч франков, а именно: 25 тысяч франков – Пьерону, моему метрдотелю; 25 тысяч франков – Новерра, моему конюшему; 25 тысяч франков – Сен-Дени, моему библиотекарю; 25 тысяч франков – Сантини, моему привратнику.
13. Idem, сто тысяч франков, а именно:
Плана, моему адъютанту, сорок тысяч франков; 25 тысяч франков Еберу, последнее время консьержу в Рамбуйе; он был среди моих слуг в Египте; 25 тысяч франков Лавинье; он был последнее время привратником в одной из моих конюшен и служил среди моих копельщиков в Египте; 25 тысяч франков Жанне-Дервио; он был доезжачим и служил мне в Египте.
Двести тысяч франков будут израсходованы как дар наиболее пострадавшим обитателям Брианн-ле-Шато.
Оставшиеся триста тысяч франков будут истрачены в пользу офицеров и солдат батальона моей гвардии на острове Эльба, ныне живых, или в пользу их вдов и детей, пропорционально их жалованию. Тяжело раненные и с ампутированными конечностями получат двойную сумму. Положение будет составлено Ларри и Эммери.
Эта приписка к завещанию написана моею собственной рукой, подписана и опечатана моими гербами.
Наполеон.
***
Сегодня, 24 апреля 1821 года, Лонгвуд.
Это приписка к моему завещанию, или акт моей последней воли.
От распродажи моего цивильного листа в Италии, то есть таких ценностей, как деньги, драгоценности, серебро, мебель, конюшни, я располагаю двумя миллионами. Хранителем их является вице-король, принадлежат они мне.
Я завещаю их своим самым верным слугам. Я надеюсь, что мой сын Эжен точно исполнит завещание. Он не сможет забыть, что я дал ему сорок миллионов франков как в Италии, так и при распределении имущества его матери.
1. Из этих двух миллионов я завещаю графу Бертрану триста тысяч франков, из которых он внесет сто тысяч в казначейскую кассу на благотворительные дела.
2. Графу Монтолону двести тысяч франков, из которых он внесет в казначейскую кассу сто тысяч для той же цели.
3. Графу Лас-Каз двести тысяч для того же употребления.
4. Маршану сто тысяч франков, из которых он внесет пятьдесят тысяч франков в казначейскую кассу для того же употребления.
5. Графу Лавалетту сто тысяч франков.
6. Генералу Гогендорфу, моему генералу-адъютанту, эмигрировавшему в Бразилию, сто тысяч франков.
7. Моему адъютанту Корбино пятьдесят тысяч франков.
8. Моему адъютанту Каффарелли пятьдесят тысяч франков.
9. Моему адъютанту Дежану пятьдесят тысяч франков.
10. Перси, главному хирургу Ватерлоо, пятьдесят тысяч франков.
11. Пятьдесят тысяч франков, а именно: 10 тысяч франков Пьерону, моему метрдотелю.
10 тысяч франков Сен-Дени, моему первому стрелку.
10 тысяч франков Новерра.
10 тысяч франков Курсо.
10 тысяч франков Аршамбо, моему конюшему.
12. Барону Меннваль пятьдесят тысяч франков.
13. Герцогу д'Истри, сыну Бесьера, пятьдесят тысяч франков.
14. Дочери Дюрока пятьдесят тысяч франков.
15. Детям Лабедуайера пятьдесят тысяч франков.
16. Детям Мутона-Дюверна пятьдесят тысяч франков.
17. Детям храброго и добродетельного генерала Траво пятьдесят тысяч франков.
18. Детям Шартрана пятьдесят тысяч франков.
19. Генералу Камбронну пятьдесят тысяч франков.
20. Генералу Лефевр-Денуетт пятьдесят тысяч франков.
21. Чтобы избавить от нищеты французов, итальянцев, бельгийцев, голландцев, испанцев, скитающихся в чужих странах, даю моим душеприказчикам сто тысяч франков.
22. Двести тысяч франков, чтобы разделить их между тяжело раненными и инвалидами Линьи, Ватерлоо, оставшимися в живых. К моим душеприказчикам для исполнения этой моей воли присоединятся Камбронн, Ларри, Перси и Еммери.
Гвардии будет дана двойная сумма и вчетверо большая Гвардии острова Эльбы.
Эта приписка к моему завещанию сделала моей собственной рукой, подписана и опечатана моими гербами.
Наполеон.
***
Сегодня, 24 апреля 1821 года, Лонгвуд.
Это третья приписка к моему завещанию от 15 апреля.
Среди брильянтов короны имеются те, что являются моей собственностью. Они составляют сумму от пятисот до шестисот тысяч франков; их возвратят, чтобы обеспечить завещание мной суммы.
2. У банкира Торлония и Риме хранятся от двухсот до трехсот тысяч франков в ценных бумагах, полученных от доходов острова Эльбы начиная с 1815 года.
Господин де Ла Перуз, хоть и не является больше моим казначеем, не тот человек, чтобы присвоить эти деньги; они будут возвращены.
3. Я завещаю герцогу д'Истри триста тысяч франков. Если он скончается до исполнения этого завещания, его матери будет причитаться только сто тысяч франков. Я желаю, если не будет к этому препятствий, чтобы он женился на дочери Дюрока.
4. Я завещаю герцогине де Фриуль, дочери Дюрока, двести тысяч франков. Если она умрет до исполнения завещания, ее мать не получит ничего.
5. Я завещаю изгнанному генералу Риго сто тысяч франков.
6. Я завещаю сто тысяч франков Буасно.
7. Я завещаю детям генерала Летора, убитого в кампании 1815 года, сто тысяч франков.
8. Эти восемьсот тысяч франков будут как бы присоединены к статье 36 моего завещания, что составит шесть миллионов четыреста тысяч франков завещанных вкладов, не считая даров, сделанных во второй приписке.
Написано моей собственной рукой, подписано и опечатано моими гербами.
Наполеон.
Это моя третья приписка к завещанию, написанная моей рукой, подписанная и опечатанная моими гербами.
Будет вскрыта в тот же день и немедленно после моего завещания.
Наполеон.
***
Сегодня, 24 апреля 1821 года, Лонгвуд.
Это четвертая приписка к моему завещанию. По распоряжениям, сделанным ранее, мы не выполнили всех своих обязательств, что заставило нас сделать эту четвертую приписку.
1. Мы завещаем сыну или внуку барона Дютеля, генерал-лейтенанта артиллерии, старого сеньора Сент-Андре, командующего до революции школой в Оксоне, сто тысяч франков в память и с благодарностью за заботы, проявленные им, когда мы были лейтенантом и капитаном под его командованием.
2. Idem, сыну или внуку генерала Дюгоммье, командующего армией Тулона, сто тысяч франков. Под его командой мы вели эту осаду и управляли артиллерией – это свидетельство памяти об уважении и дружбе, проявленных храбрым генералом.
3. Idem, мы завещаем сто тысяч франков сыну или внуку депутата Конвента Гаспарена, народного представителя в армии Тулона, за то, что он защитил и утвердил своим авторитетом наш план, позволивший взять город и бывший противоположным тому, что отправил Комитет общественного спасения. Гаспарен взял нас под свою протекцию и избавил от преследований невежественного генерального штаба, командующего армией до прибытия моего друга Дюгоммье.
4. Idem. Мы завещаем сто тысяч франков вдове, сыну или внуку нашего адъютанта Мюирона, убитого в Арколе, прикрывшего нас своим телом.
5. Idem, десять тысяч франков младшему офицеру Кантильону, пытавшемуся убить лорда Веллингтона, в чем он был признан невиновным. Кантильон имел такое же право убить этого олигарха, как и тот отправить меня гибнуть на скалу Святой Елены. Веллингтон, предложивший это, оправдывался интересами Великобритании, Кантильон, если бы он действительно убил лорда, был бы увенчан лаврами и оправдан теми же мотивами – интересами Франции. Франция избавилась бы от генерала, нарушившего соглашение о капитуляции Парижа, ответственного за кровь страдальцев Нея, Лабедуайера и других, за преступное разграбление музеев.
6. Эти четыреста десять тысяч франков будут добавлены к шести миллионам четыремстам тысячам, которыми мы распорядились, и составят сумму в шесть миллионов восемьсот десять тысяч франков. Эти четыреста десять тысяч франков должны рассматриваться как часть 35 пункта нашего завещания.
7. Посредством завещанной нами графу Монтолону суммы пенсион его в 20 тысяч франков аннулируется; графу Монтолону поручается выплачивать его.
8. Выполнение подобного завещания до полной его ликвидации потребует множества расходов. Мы хотим, чтобы наши душеприказчики удержали три процента с каждой суммы, как из основной, так и из сумм приписок к завещанию.
9. Удержанные суммы будут вручены казначею для расходов по мандату наших душеприказчиков.
10. Если эта сумма окажется недостаточной, расходы возьмут на себя душеприказчики пропорционально завещанному им.
11. Если и это не покроет расходов, остаток будет, разделен между душеприказчиками и казначеем пропорционально тому, что им завещано.
12. Мы назначаем графа Лас-Каз, а в его отсутствие его сына, генерала Друо казначеем.
Настоящая приписка полностью написана нашей рукой, подписана и запечатана моими гербами.
Наполеон.
***
Первое письмо – месье Лаффиту.
Господин Лаффит, я вручил Вам в 1815 году, в момент отъезда из Парижа, сумму около шести миллионов, в чем Вы дали мне две расписки. Я аннулировал одну из них и поручаю графу Монтолону представить Вам другую, чтобы Вы передали ему после моей смерти эту сумму с процентами из расчета пяти в год, начиная с июля 1815 года, вычитая платежи, сделанные Вами по моему приказанию.
Я хочу, чтобы ликвидация Вашего счета совершилась Вами совместно с графом Монтолоном, графом Бертраном и господином Маршаном, и, когда она совершится, я целиком и абсолютно освобождаю Вас от названной суммы.
Я также вручил Вам коробку, содержащую ларец для хранения медалей. Я прошу Вас отдать ее графу Монтолону.
Не имея в этом письме иных целей, я прошу Господа, месье Лаффит, не оставлять Вас своими милостями.
Наполеон.
Лонгвуд, остров Святой Елены, 25 апреля 1821 г.
***
Второе письмо – господину барону Лабуйери.
Господин барон Лабуйери, казначей моего личного имущества, я прошу Вас вручить счет проценты после моей смерти графу Монтолону, которому я поручил исполнение моего завещания.
Месье барон Лабуйери! Не имея в этом письме других целей, прошу Господа не оставить Вас своими милостями.
Наполеон.
Лонгвуд, остров Святой Елены, 25 апреля 1821 г.
О чем поведали волосы Наполеона
Наполеон Бонапарт умер 5 мая 1821 года на острове Святой Елены.
Однако, как установлено полтора века спустя, его последние дни были отравлены не только в переносном, но и в прямом смысле. По официальной версии, Наполеон умер от рака желудка, что не очень-то вязалось с описанием хода болезни, составленным личным врачом. Анализ истории болезни наводил на мысль, что скорее его отравили мышьяком. Это доказали английские судебные медики Х.Смит и С. Форшуфвуд вместе со своим шведским коллегой А Вассеном. К услугам ученых был надежный метод выявления ядов в биологических тканях – нейтронно-активационнный анализ. Ртуть, мышьяк, сурьму, таллий удается обнаружить, даже если они находятся в волосе в ничтожно малом количестве.
Несколько волос Наполеона поместили в ядерный реактор и подвергли бомбардировке нейтронами, в результате чего образовался радиоактивный мышьяк-76. По скорости его распада и интенсивности сопровождающих излучений ученые определили, что содержание мышьяка в волосах в 13 раз превышает нормальное. Когда исследовали самые длинные волосы, то установили, что в организм бывшего французского императора четыре месяца вводили большие дозы мышьяка.
Распределение яда позволило определить промежутки в приеме зловещего «лекарства», которые соответствовали данным об обострениях в течение его болезни. Значит, Наполеона действительно отравили английские тюремщики.
***
Я возвратился в Россию в конце 1816 года. Толчок, данный умам только что совершившимися событиями, или скорее волнение, произведенное ими, были очевидны. Со времени возвращения русских войск либеральные идеи усиленно распространялись в России. Кроме регулярных войск, за границей была и масса ратников из различных слоев общества; по переходе границы они распускались по домам и там рассказывали виденное в Европе; но сами события действовали сильнее рассказов и были лучшей пропагандой. Это новое настроение умов проявилось главным образом в местах сосредоточения военных сил, и прежде всего в Петербурге, – центре событий, имевшем громадный гарнизон отборных войск.
В деспотичной стране, как Россия, где пресса задушена цензурой, судить об общественном мнении можно только из разговоров, знания фактов или из рукописной литературы, которая была распространена во Франции до 1789 года в форме новелл и песен. Эта подпольная литература, замечательная по силе эпиграмм и высоте политического вдохновения, показывала господствующее направление умов в России. Эти небольшие произведения, неизвестные до тех пор, верно определяют дни своего появления как эпоху, полную надежд, здорового смысла и размышления. Легальная пресса также примкнула к этому умственному движению; в ее серьезных сочинениях рассматривались недоступные до сих пор для публики предметы. Периодическая печать сильно интересовалась происходившим за границей и особенно во Франции, где пытались создать новые учреждения, так что имена ее знаменитых публицистов были так же популярны в России, как и в своем Отечестве, и даже русские военные, позабыв павшего военного гения, вполне освоились с именами Бенжамена Констана и других ораторов и писателей, руководивших тогда политическим воспитанием Европейского континента.
Люди, не бывшие несколько лет в Петербурге, по возвращении чрезвычайно удивлялись переменам, происшедшим в образе жизни, разговорах и действиях молодежи этой столицы: казалось, она проснулась для того, чтобы зажить новой жизнью, воспринять в себя все благородное и чистое из нравственной и политической области; свободой и смелостью своих выражений привлекали внимание главным образом гвардейские офицеры, мало заботившиеся о том, говорят ли они в общественном месте или в салоне — перед своими единомышленниками или перед врагами. О шпионстве, которое в то время было незначительно и почти незнакомо, никто и не думал. Правительство не шло вразрез с общественным мнением, напротив, оно показывало, что ее симпатии на стороне здравомыслящей и просвещенной части населения, доказательством чему служит поведение Александра, который на открытии сейма в Варшаве в самых определенных выражениях высказал, что у него было намерение даровать представительные учреждения также и России.
Н. Тургенев
Каменщики с эполетами
Масонские ложи существовали не только в Петербурге, но и в действующей армии в 1812 году.
История масонства и история русской армии тесно связаны между собой с самого становления ордена вольных каменщиков в России в 1730-х годах, когда его возглавляли англичане – капитан Джон Филипс и генерал-аншеф Джеймс Кейт. В масонских ложах состояли офицеры гвардии, армии и флота, вплоть до генералиссимуса Александра Суворова, фельдмаршалов (Николай Репнин, Михаил Кутузов) и адмиралов (Самуил Грейг, Николай Мордвинов). При действующей армии возникали походные ложи – Марса (1772 г.), Минервы (1776 г.), Нептуна (1779 г.) и др. Масонство со временем стало формой выражения и организации военной оппозиции. В ложах встречались, отбирались и договаривались единомышленники в эполетах («в лентах и звездах идут убийцы потаенны», – сказано в пушкинской оде «Вольность»), для которых орденская присяга и клятва становились превыше присяги государю, а воинские звания заменялись словом «брат». Есть многочисленные данные об участии военных – членов масонских лож в успешных государственных переворотах 1762 и 1801 годов.
После убийства отца новый император Александр I подтвердил его устное запрещение деятельности масонских лож. Но в 1803 году он же неофициально эту деятельность разрешил и одобрил. Начался новый расцвет ордена вольных каменщиков. Масоны приняли деятельное участие в выборах главы московского ополчения, возобновили сношения с зарубежными «братьями», прежде всего с радикальными военными ложами и масонскими союзами в Германии. Но Отечественная война 1812 года приостановила развитие масонства, многие ложи «уснули», офицеры-масоны ушли на фронт. Впрочем, некоторые московские масоны просили Великую Директориальную ложу о дозволении учредить ложу Паллада; в далекой Феодосии 16 мая 1812 года была основана ложа Иордана, а состав элитной петербургской ложи Елисаветы к Добродетели, где числилось много генералов и офицеров гвардии, за годы войны с Наполеоном почти удвоился.
Однако в армии еще до наполеоновского вторжения возобновляется деятельность военно-походных лож. В начале 1812 года члены ложи соединенных друзей организовали при лейб-гвардии конном полку ложу Военной верности. Со временем в нее вступил великий князь Константин Павлович, ложа с разрешения императора стала именоваться ложей Александра к военной верности, на ее знаке – пятиконечной звезде был помещен профиль Александра I. 12 марта 1817 года в Мобеже (Франция) при русском оккупационном корпусе была инсталлирована ложа Георгия Победоносца, ее знак – пятиконечная звезда на георгиевской ленте с изображением этого святого. Однако есть данные, что упомянутая ложа была тайно организована при армии еще в Вильно, в самом начале войны или до нее. Сохранились сведения, что масоны составляли ядро той влиятельной «общественности», которая просила императора Александра I против его воли (видимо, император больше наших историков знал об отношении полководца к заговору 1801 года) поставить Михаила Кутузова во главе армии и ополчения. После смерти фельдмаршала масоны посвятили его памяти особое заседание траурной ложи в Петербурге с чтением од и пением гимнов.
Во время заграничного похода русской армии многие генералы и офицеры вступали в западноевропейские и польские ложи. Все они – а это были сотни генералов и офицеров – потом вошли в русское масонство.
Военная ветвь ордена вольных каменщиков неожиданно объединила очень разных людей. Здесь Андрей Остерман-Толстой, Петр Чаадаев, Александр Грибоедов... Будущие декабристы соседствуют с Леонтием Дубельтом и Александром Бенкендорфом. Часто приводимая цифра из официального списка – 517 военных-масонов – не отражает всей полноты картины, вольные каменщики занимали важные позиции в Гвардейском генеральном штабе, квартирмейстерской части, военных учебных заведениях и разного рода «вольных» обществах, в том числе военных, где офицеры изучали военную историю и иные науки. О многом говорит одобренное императором появление масонской символики (всевидящее око в треугольнике) на наградных медалях в память войны 1812 года и за взятие Парижа.
Возникают тайные военно-масонские общества вроде Союза русских рыцарей, в котором рядом с генералом Михаилом Орловым мы вдруг встречаем и поэта-партизана Дениса Давыдова. Военное масонство политизируется по примеру немецкого Тугенбунда. Именно в ложах оформляется идейно и организационно тайное движение офицеров-декабристов, подготовившее мятеж 1825 года. Запрещение лож в 1822 году только ускорило это превращение религиозно-этического учения в тайное общество.
Вс. Сахаров
Русская литература, наука, искусство в пору войны
Описываемая эпоха является вместе с тем и эпохой пробуждения русской литературы. В ней существует два направления, проявляющиеся в двух литературных кружках: «Беседе» и «Арзамасе». В первом из них, тяготеющем к классицизму, читает свои басни Крылов, а Державин — свои оды. Второй, придерживающийся романтических идей, объединяет Жуковского, Дашкова, Уварова, Пушкина, Блудова.
На всей литературе этого времени лежит сильный отпечаток увлечения национальными мотивами, то есть в тот момент – аптифранцузскими. Кропотов в «Надгробном слове моей собаке» поздравляет этого верного слугу с тем, что тот никогда не читал Вольтера. Крылов в своих комедиях «Урок дочкам» и «Модная лавка» высмеивает, так же как и Ростопчин в своих памфлетах, галломанию. Озеров, автор трагедий классического направления, с 1807 года ставит на сцене Димитрия Донского; под татарами, иго которых сокрушил Димитрий, он подразумевает французов. Крюковский в своей трагедии «Пожарский» (герой освободитель 1612 года) имеет в виду 1812 год. Жуковский пишет оды, классические по воинственному пафосу, высоким слогом пишет «Песнь барда над гробом славян-победителей» (1806) и «Певец во стане русских воинов» (1812). Карамзин, блестящий, добросовестный автор «Истории государства Российского», в своей записке «О древней и новой России» дал настоящий антифранцузский манифест. Периодическая пресса воодушевлена тем же настроением: Сергей Глинка в «Русском вестнике», Греч в «Сыне отечества» проповедуют священную войну против Наполеона. В этой священной войне русские литераторы так же, как и немецкие, мужественно идут в бой: Жуковский сражался под Бородином, Батюшков был ранен при Гейльсберге, Петип—убит под Лейпцигом, князья Вяземский и Шаховской служат в казаках, Глинка и Карамзин — в ополчении.
К этой эпохе относятся и первые выступления Пушкина.
Не следует также забывать, что при Александре I было совершено первое русское путешествие вокруг света, носившее также и научный характер: в 1803 году корабли «Надежда» и «Нева», под командой капитанов Крузенштерна и Лисянского, имея на борту некоторых немецких ученых, посетили Америку и Японию. В 1815 году капитан Коцебу, который уже обследовал Южный Ледовитый океан, обследовал Северный Ледовитый океан, отыскивая знаменитый северо-восточный проход. Русские моряки детально изучили берега Сибири и доказали, что Азия не соединена с Америкой.
В области искусств русские продолжают быть учениками французов и итальянцев. В Петербурге Тома де Томон строит здание Биржи; Росси — новый Михайловский дворец; Монферран принимается за постройку величественного, роскошного Исаакиевского собора. В то же время русский архитектор Воронихин строит Казанский собор, торжественно освященный в сентябре 1811 года и украшенный исключительно работами русских художников и скульпторов.
НАПОЛЕОН В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА
К началу тридцатых годов XIX в. А. С. Пушкин все более внимания уделяет прозе, в том числе и исторической. Многие его современники и последующие критики видели в этом угасание таланта великого поэта. Нам представляется, что это не так. В этом следует видеть, напротив, развитие таланта Пушкина, развитие его ума, его внутреннего мира. В этом смысле вполне закономерна эволюция его политических взглядов: от бунтарства оды «Вольность» до умеренности, почти самодержавности «Путешествия из Москвы в Петербург».
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел...
Такой эволюции политических взглядов соответствует и эволюция восприятия Пушкиным Наполеона: от юношеской горячности и эмоциональности к глубокому пониманию Наполеона, его места и роли в истории.
Первое упоминание о Наполеоне в творчестве Пушкина мы находим в стихотворении пятнадцатилетнего лицеиста «Воспоминания о Царском Селе». Здесь Наполеон – кровожадный завоеватель (прошло два года со времени пожара Москвы 1812 года):