Текст книги "Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия (СИ)"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА. ШКОЛЬНАЯ ХРЕСТОМАТИЯ

Составитель Пётр Кошель

Не раз приходилось России отстаивать свою свободу и национальную независимость. И всегда благодаря самоотверженной борьбе русского народа планы захватчиков терпели крушение. Россия спасла Европу от татарского нашествия. Она развеяла в прах честолюбивые стремления Карла XII, разгромила Наполеона, к ногам которого пала вся Западная Европа, уничтожила фашизм.

Мамаево побоище, Полтавское сражение и Бородино – это героические страницы русской истории, яркое проявление нравственной мощи русского народа, его высокого патриотизма. Особенно показательно в этом отношении Бородинское сражение.

Отечественная война 1812 г. или, как ее называют на Западе, Русская кампания Наполеона, занимает одно из самых видных мест в многовековой и насыщенной событиями истории России. Началом конца империи Наполеона явилась война 1812 г.; местом гибели «великой армии» сила Россия. Много событий вместило в себя это время: долгое и тяжелое отступление русских армий вглубь страны, горечь поражений первых месяцев кампании, трагизм сдачи Москвы неприятелю, торжество и радость от изгнания противника из пределов Отечества.

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

А. С. Пушкин

ГРОЗА ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА

Отечественная война двенадцатого года явилась величайшим испытанием для русского народа и в то же время поворотным пунктом в духовной жизни всей огромной страны.

Вторжение неприятеля в пределы России, Бородинское сражение, пожар Москвы, напряженная — и победная, наконец! — борьба с армиями Наполеона вызвали могучий народный подъем. «Народ этот, – писал о России Герцен, — убежден, что у себя дома он непобедим; эта мысль лежит в глубине сознания каждого крестьянина, это — его политическая религия. Когда он увидел иностранца на своей земле в качестве неприятеля, он бросил плуг и схватился за ружье. Умирая на поле битвы «за белого царя и пресвятую Богородицу», — как он говорил, он умирал на самом деле за неприкосновенность русской территории».

Нашествие «двунадесяти языков» было следствием в ряду множества причин — экономических, политических, дипломатических, военных. Следует, хотя бы коротко, вспомнить предысторию событий, в результате которых воинство Наполеона оказалось под стенами Москвы, а затем русская армия — в Париже.

Если глубоко практичная в своей внешней политике Екатерина II, всячески порицая революционную французскую «скверну» и поддерживая контрреволюционеров, стремилась все же не впутывать Россию в европейские события, то сменивший ее на троне Павел I круто повернул руль государственного управления. Не практическая выгода для государства (как прежде), но отвлеченные заботы о восстановлении монархов на троне и уничтожении революционной «гидры» более всего заботили нового императора. Разваливавшаяся под ударами республиканской Франции Римская империя — этот искусственный реликт средневековья и ее ловкий британский союзник, так любивший загребать жар чужими руками, постарались воспользоваться этой счастливой для них переменой. В результате им удалось добиться своего: выманить русских солдат в Центральную Европу и столкнуть с Францией Россию. Знаменитые победный Итальянский и героический Швейцарский походы Суворова (1799), а также неудачные, закончившиеся разгромом и капитуляцией экспедиции Римского-Корсакова в Швейцарию и Германца – в Голландию явились прологом беспримерной для России серий войн, длившихся с перерывами до 1815 года.

«Властитель слабый и лукавый» — Александр I в общем продолжил политику своего отца (как и сохранил, с незначительными переменами, введенные Павлом прусские порядки в армии). Бессмысленная для России кампания 1805 года, завершившаяся Аустерлицким поражением, — тому свидетельство. Вместе с тем именно в этой войне громко заявил о себе будущий победитель Наполеона — М. И. Кутузов. Его искусный марш—маневр от Браунау до Ольмюца (с разбитием маршала Мортье под Кремсом) — образец отступательного ведения войны на изматывание с превосходящим в силах противником. Недаром другой наполеоновский маршал – Мармон назвал его «классически-героическим». Здесь мы видим первый отблеск кутузовского гения.

Военные успехи французской армии в Аустерлицком сражении, при Иене (1806) и под Ваграмом (1809) привели к необычайному расширению империи Наполеона. Он стал повелителем всей Западной и Центральной Европы, исключая островную Великобританию. После неудачи в битве при Фридланде (1807) и выхода Пруссии из антинаполеоновской коалиции русское правительство вынуждено было заключить с Францией Тильзитский мир, присоединиться к континентальной блокаде, имевшей целью экономическое удушение Англии, и объявить ей войну.

Однако, пойдя на эти меры, Россия настороженно относилась к экспансии Франции и явилась главной силой на континенте, препятствовавшей Наполеону осуществить его планы завоевания мирового господства. Это понимал и сам Наполеон, говоря: «Без разгрома России континентальная блокада — пустая мечта». К 1810 году между Францией и Россией не существовало уже ни одного вполне независимого государства. Все они покорились одной воле, воле завоевателя, который еще после заключения Тильзитского мира сказал своим приближенным; «Через пять лет я буду господином мира, остается одна Россия, но я раздавлю ее. .»

К этой поре Франция представляла собой агрессивное буржуазное государство, в котором ничего не осталось от революционных идеалов 1789 года.

Республиканская Франция и до Наполеона вела войны, но они были направлены против феодальных монархий Европы. И все же задолго до того, как республика в 1804 году превратилась в империю и на место гордого лозунга «Свобода, Равенство и Братство» явилась деспотия личной власти и тяжелые золотые орлы уселись на древки имперских штандартов, начали меняться ее идеалы. Освободительные войны сменились захватническими еще с конца 90-х годов XVIII столетия и продолжились при Наполеоне грабительскими походами в Италию и Голландию, установлением протектората над Швейцарией, захватом Ганновера, насильственным присоединением Генуэзской республики.

Наполеон с первых шагов предал забвению революционные лозунги и последовательно шел к личной диктатуре: сначала стал первым консулом, потом итальянским королем, а затем императором Франции. Он создал новую аристократию с пышными титулами: сын трактирщика Иоахим Мюрат сделался королем Неаполитанским, сын бочара Мишель Ней — герцогом Элъхингемским и князем Московским. «Отравленный воздух дворца», по словам Стендаля, «вконец развратил Наполеона». Одновременно менялась и армия. По словам того же Стендаля, «по мере того, как шитье на мундирах делалось все богаче... сердца под ними черствели». Это уже были ландскнехты, жаждавшие только обогащения любой ценой.

Выдающиеся достоинства Наполеона, полководца и государственного деятеля, не должны служить основанием для той романтизации и идеализации, какая заметна не только во французской, но и зачастую в нашей отечественной исторической литературе. Он давно и глубоко презирал людей, отличался непомерной жестокостью (еще после взятия Тулона хладнокровно расстрелял картечью три тысячи пленных роялистов — в основном портовых рабочих), видел в собственных солдатах лишь «пушечное мясо» и дважды равнодушно бросил армию (сперва в Египте, а потом в России).

Разгромив революцию внутри своей страны. Наполеон продолжил существенные преобразования только в одной области: ведения войны. Борьба за рынки сбыта и рост промышленного развития Франции заставили его вести в течение многих лет кровопролитнейшие войны. Уже вся Европа дрожала перед Наполеоном, французская империя ненасытно готовилась к новым завоеваниям. К 1812 году число войск, скапливавшихся у западных границ России, достигло 600 тысяч строевых; в многочисленном и разношерстном воинстве участвовали все народы континентальной Европы, за исключением шведов, датчан и турок (в начале XIX века турки еще господствовали на обширных пространствах юго-восточной Европы) . Оттоманская Порта была надолго потрясена капитуляцией своей армии под Слободзеей; королевство Шведское, наследным принцем которого сделался в 1810 году французский маршал Бернадотт, обрело, вопреки ожиданиям Наполеона, миролюбивого руководителя, почитавшего прочную дружбу с Россией первым залогом благоденствия своей страны.

Армия Наполеона была уже на Висле. Французский император и его маршалы не сомневались в победе, обрекали уже мысленно Россию на верную гибель, дробили и делили ее в своих помыслах и смотрели на поход, как на торжественное шествие в Петербург и Москву. 12 июня 1812 года передовые части неприятеля перешли Неман...

Отечественная война явила славную плеяду выдающихся полководцев и военачальников. Это прежде всего военный министр и главнокомандующий 1-й армией Барклай де Толли, избравший с самого начала единственно верную тактику отступления перед страшной массой вторгнувшихся войск. Огромной любовью солдат пользовался любимец Суворова главнокомандующий 2-й армией князь Багратион, который с боями прорвался через все препоны и соединился с 1-й армией у Смоленска. В числе героев двенадцатого года мы называем и генералов Дохтурова, Милорадовича, Раевского, Ермолова, братьев Тучковых и легендарного казачьего атамана Платова (о котором народ сложил множество песен), и партизанских вожаков — Давыдова, Сеславина, Фигнера, и бесчисленных простых людей, вплоть до знаменитой старостихи Василисы Кожиной. Однако среди всех них выделяется одна фигура. Это спаситель Отечества М. И. Кутузов. Его роль зачастую принижалась официальными дореволюционными историками: политически опасно было вспоминать о том, что Кутузов в 1812 году пользовался неограниченной властью и опирался при этом всецело на доверие народа.

Уникальная фигура Кутузова, главного героя двенадцатого года, понуждает нас пристальнее вглядеться в него — полководца, государственного деятеля, дипломата.

Одна из главных черт Кутузова — осторожность. Он был предусмотрителен до такой степени, что не только многочисленные недоброжелатели — граф Ланжерон, князь Долгоруков, английский полковник Вильяме, генерал Беннингсен, московский генерал-губернатор Ростопчин, великая княгиня Екатерина Павловна, наконец, сам император Александр I, — но даже соратники и ученики, не понимая его дальновидной мудрости, упрекали полководца в медлительности, бездействии, а враги — даже и в трусости. Там, где он рассчитывал стратегическую партию на пятнадцать ходов вперед, их хватало лишь на два-три. За видимым бездействием и леностью безостановочно работал, перебирая варианты, мощный мозг. Так складывалась военная философия Кутузова, выраженная им в простой, но емкой формуле:

«Лучше быть слишком осторожным, нежели оплошным и обманутым».

Соединение огромного жизненного опыта с редкостной интуицией, расчета — с даром предвидения не может не изумлять. 19 августа 1812 года из-под Гжатска посылает он дочери Анне Михайловне Хитрово одно, а затем и второе письмо, настойчиво требуя, чтобы та покинула свое имение в Тарусе и из Калужской губернии уехала с семьей в Нижний Новгород. Какой перелет мысли! Еще не найдено поле для генерального сражения, и исход этого сражения непредугадываем, а, кажется, ум Кутузова уже обращен к Калужской дороге, где он отразит Наполеона и погонит его вспять, по опустошенному Смоленскому тракту...

Другой чертой Кутузова — человека и военачальника была хитрость. Упрекавшие его в бездеятельности и пассивности не подозревали, какой огромный темперамент скрыт, спрятан у Кутузова под маской благодушия и спокойствия. Натуре его с младых ногтей свойственны были необыкновенная театральность, артистизм — с притворствами, игрой, лукавством. Это не бытовая хитрость, которая принимает вид ума, а рядом с умом оказывается сама глупа; такая хитрость — ум для глупых. Нет, это род мудрости, аналог которой, если брать примеры из отечественной истории, можно найти разве что в характере Ивана Андреевича Крылова, не случайно обращавшегося в своих баснях к образу Кутузова. «Дедушка Крылов» и «дедушка Кутузов» обнаруживают глубокое внутреннее родство в их особенном, народном уме, медленном упорстве, скрытой силе...

Знаменитая кутузовская хитрость проявилась уже на поприще дипломатическом — в константинопольской миссии 1793 года, когда он в короткий срок завоевал симпатии влиятельной матери султана Абдул-Гамида Валиде, министра иностранных дел — реиса-эффенди и даже (на всякий случай) корсара и умницы Ахмеда-паши, словно предвидя, что через восемнадцать лет тот станет великим визирем и главнокомандующим турецкой армией, которую у Слободзеи пленит Михаил Илларионович. В результате же миссии Кутузова опасное для России французское влияние на Порту оказалось нейтрализованным. Да и что была для него Порта, с се коварством и вероломством, мудростью и беспощадной жестокостыо, сладострастием и порочностью?

«Старый лис Севера», — сказал о Кутузове Наполеон. «Умен, умен, его и сам Рибас не обманет», — тридцатью двумя годами раньше, в своей излюбленной «припечатывающей» манере отозвался о нем Суворов. Наполеон хорошо помнил, как обманул его Кутузов в 1805 году сперва у Кремса, а затем у Шенграбена, хотя и не сделал из этого должных выводов.

Стратегия Кутузова, как показывает опыт войны 1805 года, кампании против турок в 1811—1812 годах, наконец, Отечественной войны, очевидно, заключалась, помимо прочего, в том, что он не рассматривал генеральное сражение в качестве главного или единственного условия в достижении конечного успеха. В отличие, скажем, от Наполеона, для которого именно решающий бой автоматически предоставлял возможность диктовать условия победоносного мира. Нет, тысячи других, даже на поверхностный взгляд посторонних причин брались Кутузовым в расчет.

Известна фраза, которую сказал он, отправляясь в августе 1812 года в действующую армию, в ответ на неосторожный вопрос племянника: «Неужели, дядюшка, вы думаете разбить Наполеона?» — «Разбить? Нет... — произнес тогда Михаил Илларионович. — Но обмануть — да, рассчитываю!» Если девизом Наполеона было: «Ввяжемся, а там посмотрим», то Кутузов мог бы противопоставить ему иной: «Выпутаемся, а там посмотрим». Именно то, чего не мог предусмотреть его грозный противник, предвидел Кутузов, когда сказал на совете в Филях: «Москва, как губка, всосет в себя французов...»

Его упрекали за нерешительность и пассивность: австрийские генералы в 1805 году в Браунау, граф Ланжерон в 1811 году под Рущуком и Слободзеей, Беннигсен, Вильяме, Армфельд, сам Александр I — в 1812-м. Врагов он нажил столько, что их, верно, достало бы и на десятерых. Лень, сибаритство, обжорство, женолюбие, сонливость, будто бы безразличие и покорность судьбе — в чем только не обвиняли Кутузова! Но посреди всего этого, словно крыловский Слон в окружении своры мосек, он спокойно шел вперед. Не объясняясь и не оправдываясь, Кутузов выполнял свою нелегкую миссию.

Иногда из сегодняшнего «далека» даже кажется, что в течение ряда лет он как бы «тренировал», отрабатывал будущую кампанию против наполеоновского нашествия. Когда в 1805 году Александр I, поддерживаемый своими чрезмерно пылкими «молодыми друзьями» и императором австрийским Францем, самонадеянно торопился развязать генеральное сражение, Кутузов предложил свой план. «Дайте мне отвести войска к границам России, — сказал он, — и там, в полях Галиции, я погребу кости французов». Разве это не напоминает «черновик» будущие действий в 181'2 году? Кутузова, как известно, не послушались, и произошла злосчастная Аустерлицкая битва.

И в кампания против турок в 1811—1812 годах, опрокинув под Рущуком армию великого визиря Ахмеда-паши, Кутузов, ко всеобщему недоумению, приказал войскам не преследовать противника, а воротиться на левый берег Дуная. Позднее он объяснит, что мало проку разбить турок, которые уйдут за Балканы, а весною явятся снова, как это не раз бывало прежде. А ведь России жизненно необходимо было заставить беспокойного южного соседа пойти на мировую: неизбежность наполеоновского нашествия сделалась очевидной с конца 1810 года. Рождается знаменитый план: притворным отступлением выманить Ахмеда-пашу на левую сторону. Турки и впрямь переправились через Дунай, оставив на высоком правом берегу мощные батареи и огромный лагерь. Далее предоставим слово самому Кутузову, который сообщил 2 октября 1811 года любимой дочери Елизавете Михайловне Хитрово:

«Сегодня мы одержали блистательную победу над турками. Генерал Марков был послан по ту сторону реки с семитысячным корпусом. Он напал на турецкий лагерь врасплох и овладел им со всеми пушками и багажом. Множество людей взято в плен, а добыча огромная. Великий визирь стоит по ту сторону, отрезанный от всякого сообщения с противоположным берегом. Не ведаю, на что он решится, но ему не выбраться из настоящего положения. Он просил перемирия, но получил отказ».

Чем не репетиция истребления малой кровью «великой армии». Как и французы в 1812 году, турки едят собственных лошадей, гибнут в окружении от голода и болезней и наконец сдаются.

Однако одна, главная черта отделяет войну 1812 года от всех предыдущих: ее народный характер.

Кутузов, с его мудростью и широтой взгляда, до конца понял это. Именно о священном праве народа защищаться против захватчиков любыми средствами говорил он присланному Наполеоном Лористону, который сетовал, что война-де ведется «не по правилам». По отношению к супостатам, посягнувшим на само существование России как государства, у Кутузова, кстати, очень чувствительного и даже чуть сентиментального по натуре, не могло быть жалости. Когда, окруженные вооружившимся народом и партизанами, терпя жестокие лишения от лютого холода и голода, французы удирали вон из России, Кутузов писал своей ненаглядной «Папушеньке» — Елизавете Михайловне:

«Вот Бонапарт, — этот гордый завоеватель, этот модный Ахиллес, бич рода человеческого, или скорее бич божий, — бежит передо мной более трехсот верст, как дитя, преследуемое школьным учителем... Говорят, что солдаты, офицеры, даже генералы едят лошадиную падаль. Некоторые мои генералы уверяли, что они видели двух несчастных, жаривших на огоньке части тела третьего их товарища. При таких зрелищах человек, отбросив в сторону и генеральство, и государственное свое сановничество, поневоле содрогнется. Неужели это мое несчастное назначение, чтобы заставлять визиря питаться лошадиным мясом, а Наполеона еще более гадкими веществами? Я часто плакал из-за турок, но, признаюсь, из-за французов не проливал ни одной слезы».

И идя наперекор сложившейся легенде о Наполеоне, которой суждено будет надолго завладеть умами людей («угас великий человек»), Кутузов задастся простым вопросом в письме к своей жене Екатерине Ильиничне: «Да был ли он подлинно велик?»

Сама Россия вещала устами Кутузова и действовала его именем. И вот, исполнив свой долг, он вдруг слабеет и после легкой простуды угасает в чужой Силезии. Кутузов уже все сделал: Россия спасена. История как бы «отозвала» его со сцены — роль закончена.

Но память о войне двенадцатого года жила, формировала общественное мнение, рождала события и книги, отозвалась дальним эхом в памятный день 14 декабря 1825 года на Сенатской площади и воплотилась в строки «Войны и мира».

Олег Михайлов,

доктор исторических наук

РОССИЯ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

Смерть Павла I . Вступление на престол Александра I .

ПАВЕЛ I (1754—1801), российский император с 1796, сын Петра III и Екатерины II. Проводил централизацию и мелочную регламентацию во всех звеньях государственного аппарата; в армии ввел прусские порядки; ограничил дворянские привилегии. Выступал против революционной Франции, но в 1800 заключил союз с Бонапартом. Убит заговорщиками-дворянами.

Павел I был, без сомнения, человеком неуравновешенным. Быть может, утрата Павлом душевного покоя объясняется тем, что он мог знать или угадывать о событиях 1762 года, связанных с восшествием на престол его матери. Многое объясняется также продолжавшимся тридцать четыре года захватом Екатериной трона, взаимной антипатией и недоверием между матерью и сыном и господством фаворитов, дерзких и надменных по отношению к Павлу. Павел отличался необузданным правом и маниакальным пристрастием к военным упражнениям, он был исполнен презрения к людям, — по крайней мере к тем, которые его окружали, – изменчив в своей милости, часто жесток, с легкостью подвергал опале.

Его царствование прошло в борьбе с аристократией, с «обществом», открыто или тайно враждебным ему. Для этого общества Павел был одновременно слишком большим ненавистником французов и их революции, когда поднял гонение на французские моды и книги, и слишком большим другом французов, когда, по внезапной симпатии к Бонапарту, вовлек Россию в войну против Англии. Павел восстановил против себя дворян-помещиков тем, что препятствовал их торговле с Англией, а также тем, что сократил барщину до трех дней в неделю. Он восстановил против себя тех, кто поживился богатой добычей в Польше, получив там от его матери обширные поместья, гвардейских офицеров, которых заставил усердно отбывать службу и которые сожалели о временах, когда перевороты и правление женщин создавали возможность легкого успеха. В составленный против него заговор вошли сыновья тех, кто был в заговоре против его отца (среди них, как и в 1762 году, Панин и Талызин), фавориты его матери (три брата Зубовы), лифляндский барон Пален и ганноверец генерал Беннигсен — два быстрых на руку немца.

Весть о вступлении на престол Александра, по свидетельству Карамзина, явилась для всей империи «вестью об избавлении: в домах, на улицах люди плакали, обнимая друг друга, как в день светлого воскресения». Но Фонвизин замечает, что «этот восторг проявлялся главным образом среди дворянства, остальные сословия приняли эту весть довольно равнодушно».

Удалив лиц, замешанных в перевороте, Александр мог, устанавливая направление политики, выбирать между тремя категориями людей и воззрений. Он мог либо вернуться к идеям и людям времен Екатерины II, представленным тогда Карамзиным, Обольяниновым, Трощинским и т. д., сохраняя неограниченную власть, смягченную в своем применении теорией просвещенного деспотизма, и ничего существенно не изменяя в социальном укладе России; либо сохранить людей Павла I — необузданного и взбалмошного Ростопчина и грубого Аракчеева (к которому он и вернулся впоследствии); либо, наконец, руководствоваться либеральными, почти революционными идеями, которые он почерпнул в уроках полковника Лагарпа.

Воспитание и характер Александра I. Александр родился в 1777 году от великого князя Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны (Доротея Вюртембергская). Тотчас по рождении Александра Екатерина II отняла его у родителей: она хотела воспитать будущего наследника престола в своем духе. Так же она поступила и при рождении Константина. Для этих двух старших внуков она была очень нежной бабкой и если не считать скандальных похождений, свидетелями которых они в детстве были при ее дворе, очень добросовестной воспитательницей. Составленные ею в марте 1784 года правила, которыми регламентировалась их одежда, пища, умственное и нравственное воспитание, насчитывают не менее семи глав. Для них она составила «азбуку бабушки» и целую «библиотеку Александра — Константина», где были собраны популярные сказки, нравоучительные диалоги, рассказы из древней и русской истории, назидательные изречения.

Кроме воспитателей в собственном смысле — Николая Салтыкова, Протасова, Сакена, Екатерина II окружила своих внуков выдающимися наставниками; то были Крафт по экспериментальной физике, Паллас по ботанике, полковник Массон по математике, Михаил Муравьев по русской литературе и истории и нравственной философии. В 1783 году их воспитание было вверено полковнику Лагарпу, который в роль на-ставника вносил «сознание своего долга перед русским народом». Этот республиканец из Ваадтского кантона, будущий, инициатор швейцарской революции, старался дать обоим великим князьям чисто демократическое воспитание.

Среди приближенных Екатерины II, в особенности когда началась французская революция, поднялись ожесточенные нападки против Лагарпа, исходившие от приверженцев старины, агентов коалиции, французских эмигрантов. Императрица, насколько могла, поддерживала выбранного ею наставника. Она рассталась с ним только в мае 1795 года, Александру было тогда восемнадцать лет, а Константину — шестнадцать. Ученики трогательно простились со своим учителем.

Это воспитание, по отзыву князя Адама Чарторыйского, «из-за отъезда Лагарпа, осталось ко времени женитьбы Александра незаконченным. С тех пор всякие систематические занятия прекратились. Никто даже не советовал ему заняться чем-нибудь... Александр, будучи великим князем, не прочел до конца ни одной серьезной, поучительной книги». Ростопчин так оценивает его обычное окружение: «Это — либо глупцы, либо вертопрахи, либо молодые люди, о которых и сказать нечего». Александр был красив, и знал это. Его бабка говорила о нем: «Он будет иметь успех... У него наружность, которая располагает». Ростопчии менее снисходителен: «Ему вбили в голову, что его красота обеспечивает ему победу над всеми женщинами... Он найдет достаточно негодниц, которые заставят его забыть свои обязанности». Александр вскоре стал пренебрегать молодой своей женой Елизаветой Баденской.

Третий период воспитания Александра относится к царствованию его отца; это время было заполнено занятиями военным искусством и парадами, частыми нагоняями со стороны Павла I и сидением под арестом. Сам Александр, если и не приобрел военных талантов, то все же усвоил вкус к военщине.

В результате такого разнохарактерного воспитания Александр стал человеком двойственным, или, вернее, многоликим, нерешительным, иногда непоследовательным, колеблющимся между самодержавием и республиканскими идеями, с деспотическими склонностями и вспышками либерализма; с друзьями ранней своей молодости он был приверженцем английской конституции, со Сперанским — увлекался французскими идеями, с Аракчеевым — был ретроградом и сторонником полицейских мер; едва ли не бессознательно двуличный, порою откровенный, порою — законченный лицемер до такой степени, что почти оправдывает суровую оценку, данную ему Наполеоном: «подлинный византиец». Своей нерешительностью и колебаниями он был почти так же опасен для своих приближенных, как Павел I своей вспыльчивостью.

Внешняя политика России в начале XIX века

С воцарением Павла внешняя политика России впервые оставляет почву реальных интересов и начинает подчиняться отвлеченным положениям. Уже Екатерина II поощряла составление европейской коалиции против революционной Франции, но при этом ее главной целью было отвлечь внимание Европы от вопросов польского и восточного, чтобы обеспечить большую свободу действий для России. Павел принял самое деятельное участие в этой коалиции, но уже исключительно во имя борьбы с революционным началом. Прежние цели были забыты настолько, что к коалиции была приобщена Турция, с которой Россия заключила в 1798 г. союзный и оборонительный договор. Одновременно была прекращена война с Персией.

Русское войско двинулось в Западную Европу; Суворов совершил знаменитые альпийские походы. В 1800 г. оба обстоятельства вызвали резкий поворот во внешней политике Павла: 1) с возвышением Наполеона, который принял звание первого консула, Франция перестала казаться Павлу очагом революции; 2) Англия захватила остров Мальту, что являлось посягательством на права Павла, еще в 1798 г. принявшего достоинство великого магистра мальтийского ордена.

Павел сближается с Наполеоном и готовится к борьбе с Англией. На английские товары и суда в русских портах налагается эмбарго; Павел отдает распоряжения о движении русских войск в Индию. Смерть императора останавливает выполнение этого фантастического проекта. По воцарении Александра был намечен план невмешательства в западноевропейские дела, но вызывающий образ действий Наполеона нарушил спокойные намерения русской дипломатии. Князь Чарторыйский, ставший во главе Министерства иностранных дел, выдвинул план присоединения России к антифранцузской коалиции в надежде, что борьба с Наполеоном поможет Польше вернуть политическую самостоятельность, сохранив с Россией династическую связь. В начале 1805 г. коалиция была составлена; к России примкнули Швеция, Англия и Австрия. Пруссия ограничилась пропуском русских войск через свои владения. Открывшаяся кампания ознаменовалась капитуляцией Мака при Ульме, занятием Вены Наполеоном, поражением австро-русской армии под Аустерлицем. Австрия заключила унизительный Пресбургский мир, а Пруссия вступила в наступательный и оборонительный союз с Францией. В 1806 г. разрыв этого союза и последовавший затем разгром Пруссии войсками Наполеона вновь вызвал Россию к борьбе с Францией. Несмотря на только что открывшуюся войну с Турцией, которая затянулась на целых семь лет (1806 – 1812), и на шедшую еще с 1804 г. войну с Персией, вспыхнувшую вследствие утверждения русских в Закавказье, Александр, ради спасения Пруссии, в 1806 г. объявил войну Наполеону.

Правительство прибегло к экстренным мерам для поднятия воинственного воодушевления в войске и народе. От имени Святейшего Синода Наполеон приравнивался к антихристу и борьба с ним объявлялась религиозным подвигом. Кампания была начата неудачно, вследствие ошибок дряхлого Каменского, назначенного главнокомандующим. Заменивший его Беннигсен выдержал натиск Наполеона при Прейсиш-Эйлау (январь 1807). В конвенции, заключенной между Россией и Пруссией, были намечены довольно широкие планы: изгнание французов за Рейн, превращение Германии в новую конституционную федерацию под покровительством Австрии и Пруссии. Россия не выговаривала себе ничего и соглашалась даже на гарантирование неприкосновенности Турции, несмотря на то, что в это самое время шла русско-турецкая война. Австрии и Англии за присоединение к конвенции были обещаны территориальные приращения, но обе державы остались в стороне, усматривая в коалиции шаг к возвышению Пруссии. Поражение Беннигсена под Фридландом (июнь 1807 г.) заставило Россию думать о мире, в то время как и сам Наполеон, искавший союзников на континенте, наметил для этого Россию. Так подготовилась комбинация, закрепленная тильзитским свиданием (июль 1807 г.). По Тильзитскому договору польская часть Пруссии превратилась в великое герцогство Варшавское, отданное саксонскому королю; Россия получила Белостокскую область и обязалась заключить с Турцией перемирие и вывести войска из Молдавии и Валахии, с тем, чтобы и турки не занимали этих княжеств до заключения мира.