Текст книги "Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия (СИ)"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Мы остановились в селении Троицком (имении моего товарища Ардал.), помнится, верстах в трех от Москвы. В доме нашли мы величайший беспорядок; казалось, неприятель только что его оставил. Зеркала были разбиты, фортепьяно разломано, уцелевшее платье, в том числе и мальтийский мундир покойного помещика, которое не годилось в дело, валялось на полу. В Троицком прожили несколько дней; здесь, казалось, укрывался я в совершенной безопасности от поисков. Мы ездили раз в Москву посмотреть, что там делается. Народ с каждым днем прибывал в нее; строились против гостиного двора и на разных рынках балаганы и дощатые лавочки; торговля зашевелилась. Дымились на улицах кучи навоза, зажженные для ограждения от заразы мертвых тел.

Нам с товарищами надо было еще объехать деревни Ардал., которые находились в Московской губернии, в ближайших уездах, помнится, Звенигородском и Дмитровском, и собрать оброки, потому что молодой помещик, отправлявшийся в армию, был совершенно без денег. Казалось, время для такого сбора, по случаю военной невзгоды, тяжело налегшей на эти края, было самое неблагоприятное. Напротив того, крестьяне этих уездов собрали богатую дань с неприятелей, взявших ее из Москвы: почти у каждого мужичка были деньги, серебряные и золотые часы, богатые материи, сукна, головы сахару и пр. Крестьяне везде встречали своего молодого господина с хлебом и солью и немедленно вносили ему оброк, даже часть вперед. Только в одной деревне они немного заупрямились, но мы, трое юношей (и на меня надели гусарский ментик, и меня опоясали саблей), на сходке загремели саблями, и буйные головы немедленно с повинной преклонились перед грозными воинами, у которых еще ус не пробивался. Морозы уже наступали; раз, в дороге, желая согреться, я пошел пешком и, отставши от товарищей, едва не замерз в виду какой-то господской великолепной дачи, совершенно опустелой. Только что возвратились мы в Троицкое и собирались уже на другой день отправиться в главную квартиру армии (это было поздно вечером), как вбежал ко мне в комнату хозяин и объявил, что приехал мой отец. Не зная, что делать, я спрятался в людскую. Тут подле меня лежала на смертном одре какая-то старушка: я слышал предсмертный колоколец; первый раз в жизни видел я, как человек умирает. Лихорадка трясла меня, но не от этого зрелища, а от страху, что отец узнал мое убежище и приехал исторгнуть меня из него, чтобы вновь теснее связать мою волю. Но вскоре я услышал его голос, нежный, выходящий из любящеп души: «Пускай покажется Ваня, — говорил он, — пускай придет; я его прощаю, я сам благословляю его на службу». Тут, не колеблясь ни минуты, бросился я в его объятия, целовал его руки, обливал их слезами. С груди моей свалился камень. Это была одна из счастливейших минут моей жизни.

На другой день отец повез меня в Москву и представил беглеца московскому гражданскому губернатору Обрескову, который возвратился в столицу с должностными чинами. (Он стоял тогда в Леонтьевском переулке.) Губернатор, в присутствии многих лиц, сделал мне строгий выговор, что я огорчил родителей своих побегом, но приказал, однако ж, тотчас выдать мне служебное свидетельство и вручил мне рекомендательное письмо к главному начальнику Московского ополчения. Вскоре приехал я в Московское ополчение офицером и через несколько дней был переведен в Московский гренадерский полк. Счастие мне улыбнулось: начальник 2-й гренадерской дивизии, принц мекленбургский Карл, взял меня к себе в адъютанты. Вот как 12-й великий год завербовал меня в свои новобранцы.

И. Лажечников, автор исторических повестей

ЖЕНЩИНЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА

Войне 1812 года было посвящено множество мемуарной и художественной литературы, очерков, писем, записок очевидцев событий тех лет. Писали полководцы и государственные деятели, войны и поэты, простые люди, вплоть до московской дворовой женщины. Из этих писем мы узнаем, что, и женщины всех сословий не могли оставаться глухими к военным событиям 1812 года.

И, в первую очередь, это относится к знаменитой «кавалер девице» – Надежде Андреевне Дуровой, чья удивительная судьба еще при ее жизни стала легендой. В своих многочисленных походах она вела записки, нечто вроде дневника, по которым и были написаны впоследствии многие ее произведения.

Надежда Андреевна Дурова родилась в 1783 году в семье гусарского ротмистра. Матушка ее очень хотела сына, и когда ей принесли новорожденную дочь, сразу невзлюбила ее. Неудивительно, что дочь стала тянуться к отцу. Уже маленькой она проводила много времени в седле его лошади. Но у маленькой Надежды постоянно возникали конфликты с матерью. Вот что писала Дурова в своей книге «Кавалерист – Девица»: «Матушка имела неосторожность говорить отцу моему, что она не имеет сил управиться с воспитанницей Астахова, что это гусарское воспитание пустило глубокие корни, что огонь глаз моих пугает ее, и что она желала бы лучше видеть меня мертвую, нежели с такими наклонностями. Батюшка отвечал, что я еще дитя, что не надобно замечать меня и что с летами я получу другие наклонности и все пройдет само собою: «Не приписывай этому ребячеству такой важности, друг мой!» – говорил батюшка. Судьбе угодно было, чтоб мать моя не поверила и не последовала доброму совету мужа своего. Она продолжала держать меня взаперти и не дозволять мне ни одной юношеской радости. Я молчала и покорялась, но угнетение дало зрелость уму моему; я приняла твердое намерение свергнуть тягостное иго и как взрослая начала обдумывать план успеть в этом. Я решила употребить все способности выучиться ездить верхом, стрелять из ружья и, переодевшись, уйти из дома отцовского» . Много лет пройдет, пока ее мечта осуществится.

И вот, в сентябре 1806 года она, переодевшись в мужское платье, тайно покинула дом и вступила в казачий полк под именем Александра Васильевича Дурова (потом она носила фамилию Соколова или Александрова). «Стянув стан свой черным шелковым кушаком и надев высокую шапку с пунцовым верхом, с четверть часа я рассматривала преобразившийся вид свой; остриженные волосы дали мне совсем другую физиономию; я была уверена, что никому и в голову не придет подозревать пол мой», – так описывала свое превращение в мужчину сама героиня. Бегство Дуровой из дома в большой степени стихийный порыв, это устремление в неизведанные просторы. Однако эта желанная свобода потребовала от нее дорогой платы – одиночества. Одиночества в суровом походном быту. Поневоле пришлось вести жизнь замкнутую, скрытую.

Уединяясь на биваках, Дурова кипела необыкновенной энергией в сражениях, – она ходила вместе с товарищами в тяжелейшие атаки на французов. Командир выговаривал ей даже, что она ходит в бой со всеми эскадронами полка поочередно, а не только со своим, как полагается. Журили ее и за то, что она, рискуя жизнью, стремится спасать «встречного и поперечного», выводит раненых из боя. За подлинный подвиг, за спасение от гибели русского офицера (женщина с пикой в руке бросилась на нескольких французских кавалеристов) ей был дан самый почетный воинский орден – Георгиевский крест.

Днем и ночью, в любую погоду – в седле, бесконечные стычки с неприятелем, ночевки на земле, заплесневелые сухари и питье из лужи, невозможность обогреться или сменить мокрый мундир… Обо всем этом Дурова говорит в своих записках. Никто не слышал от нее никаких жалоб, даже тогда, когда она была сильно контужена ядром в ногу и оставалась в строю.

На биваках, в то время как офицеры-сослуживцы бражничают за общим столом и ведут свои мужские разговоры (конечно, не стесняясь в выражениях), она с отчужденным видом маячит где-то в стороне – от людей, от костра, от тепла, которое ей так нужно, – ближе к тьме ночи; или сидит одиноко с книгой в своей палатке. Выходило так, что во время отдыха, на биваке и даже в походе ей гораздо труднее, чем в бою. Кончается бой – и исчезает полнота жизни…

Не одна Дурова искала этой полноты. Другая ее сверстница – жена генерала Храповницкого – всюду сопровождала своего мужа, одетая казаком. Она бывала вместе с ним в боях и даже получила медаль. Но маскарад Храповницкой никого не обманывал. Семья оставалась семьей и при военно-походной жизни. Были и еще женщины в то время, так или иначе ломавшие не нравившийся им уклад жизни. И все же Дурова изумила всех. Никто не в силах был преодолеть таких трудностей, какие взвалила на себя она.

Немногим легче ей было и в ординарцах – у Милорадовича и Коновницына, а потом у Кутузова (после Бородинской битвы). При штабе Кутузова она служила как «Александров», хотя тайна ее была уже раскрыта.

В потоке военных мемуаров «Записки кавалер-девицы» принесли Дуровой славу. Так как образ автора прочно слился с образом героини записок. И пусть герой – «кавалерист», пусть – «Соколов», «Александров» – все равно это женщина с глубокой, чистой душой («словно в монастырь ушла она в военный мундир»…). Записки Дуровой – это еще и точка зрения рядового участника событий, для которого война состоит не столько из генеральных сражений и смотров, сколько из ежедневной тяжелой работы и трудностей быта. Причем не чужд ей и более широкий, общий взгляд на положение дел (например, ее рассуждения о судьбе Наполеона). Дурова, по словам Белинского, была «дивный феномен нравственного мира».

Наполеоновское нашествие было огромным несчастьем для России. В прах и пепел были обращены многие города. Но общая беда, как известно, сближает людей. В пострадавших от нашествия губерниях женщины и дети помогали своим мужьям, отцам, уходили в партизаны.

Так поступила Василиса Кожина, которая возглавила отряд из женщин и подростков. Они выслеживали и уничтожали отдельные небольшие группы наполеоновских солдат. В народе о Василисе сочиняли анекдоты, вот один из них:…

В Смоленской губернии широкую известность получила старостиха Василиса Кожина. Ее муж – староста одной деревни Сычевского уезда повел в город партию пленных, забранных крестьянами. В отсутствие его поселяне поймали еще несколько французов и тотчас же привели к старостихе Василисе для отправления куда следует. «Сия последняя, не желая отвлекать взрослых от главнейшего их занятия бить и ловить злодеев, собрала небольшой конвой ребят и, севши на лошадь, пустилась в виде предводителя препроважать французов сама. В сем намерении, разъезжая вокруг пленных, кричала им повелительным голосом: «Ну, злодеи французы! во фрунт! стройся! ступай, марш!» Один из пленных офицеров, раздражен будучи тем, что простая баба вздумала им повелевать, не послушался ее. Василиса, видя сие, подскочила к нему мгновенно, и ударя по голове своим жезлом – косою, повергла его мертвым к ногам своим, вскричавши: «Вам всем, ворам, собакам, будет то же, кто только чуть осмелится зашевелиться. Я уже двадцати семи таким озорникам сорвала голова! Марш в город!» И после этого кто усомнится, что пленные не признали над собою власть старостихи Василисы?

«… Русский народ поднялся, как один человек, и для этого не требовалось ни прокламаций, ни манифестов… воины проходили всюду с песнями; иногда (я сам видел) за ними шли их жены и, чтобы помочь мужьям, несли их оружие и их вещи…» (из письма Г. Фабера, чиновника русского министерства иностранных дел). Так мужественно вели себя простолюдины в деревнях. А что же в городах? Вот, например, в Пензе, как мы узнаем из записок Ф. Вигель: «Дворянство по-своему старалось высказать патриотизм. Дамы отказывались от французского языка… Многие из них, почти все, одевались в сарафаны, надевали кокошники и повязки». Это было в провинции, а в Москве?

Вот воспоминания дворовой женщины из дома князя Лобанова, которая была женой крепостного… «Уже давно толковали в народе, что идет на нас Наполеон, и как бы в Москву не забрался, а господа все не верили, – пусть, мол, народ болтает! – да и не позаботились добро свое от француза спасти. А потому барин с утра надевал мундир и ездил, куда все другие господа собирались думу вместе думать, как лучше французу насолить, да в Москву не допустить».

Царская семья тоже не осталась в стороне – сестра царя Екатерина Павловна вооружила и взяла на содержание один батальон ополченцев из своих крепостных крестьян Тверской губернии, который участвовал в бородинском сражении. Мария Федоровна (1759—1825 гг.) – принцесса Вюртембергская, жена российского императора Павла I , мать Александра I создала ряд благотворительных и воспитательных организаций (Мариинское ведомство).

Интересные письма, характеризующие общественное настроение оставила нам Волкова Мария Аполлоновна – фрейлина императрицы Марии Федоровны. А также Ланская Вера Федоровна – дочь князя Ивана Ивановича Одоевского. Они вели между собой патриотическую переписку…

30 сентября

«Мы готовим корпию и повязки для раненых; их множество в губерниях Рязанской и Владимирской и даже здесь, в близких городах. Губернатор посылает наши запасы в места, где в них нуждаются… «

22 октября

«О! Как дорога и священна родная земля! Как глубока и сильна наша привязанность к ней! Как может человек за горсть золота продать благосостояние отечества, могилы предков, кровь братьев, словом, все то, что так дорого каждому существу, одаренному душой и разумом».

ДУРОВА Надежда Андреевна (1783—1866) – писательница, первая в русской армии женщина-офицер. Выданная замуж в 18 лет, вскоре оставила мужа, трехлетнего сына и, в 1806, переодевшись в казачью форму, бежала из родительского дома и пристала к полку. Назвавшись Александром Соколовым, завербовалась рядовым в уланский полк, участвовала в сражениях. Была раскрыта и произведена императором в корнеты, награждена Георгиевским крестом. Была ординарцем Кутузова. В 1816 в чине штаб-ротмистра вышла в отставку, жила в Елабуге, где ее брат был городничим. «Записки кавалерист-девицы» Дуровой были весьма популярны в обществе.

Москва после пожара

1812 года декабря 24-го приехал я в Москву. Народу было уже много, но мест для жительства недоставало совершенно; лавок для торговли тоже не было, все сгорели, а по площадям были настроены временные, деревянные; также столики и рогожи заменяли гостиный двор. Тут продавалось все нужное и ненужное, дурное и хорошее. Множество вещей хороших в это время купить было можно не за дорого, но уже все не так, как в октябре месяце, тотчас по выходе неприятеля: тогда рублевую вещь продавали по 5 коп.; опасались покупать, думали, что будут разыскивать, хозяева отберут купленное и станут преследовать судом; но как от правительства было опубликовано, что ни за какие вещи следствия не начинать, чьи бы они ни были и у кого бы ни находились, а кто владеет, тот им и хозяин; тогда все вдруг приняло цену близко настоящей.

В Кремль и тогда еще никого не пускали. Спасские ворота как были перерыты неприятелем в арке, срубом деревянным и землею в него насыпанною, так и оставались; Никольские повреждены были от взрыва арсенала, и удивительное дело: крепкая башня над воротами не могла устоять от силы удара и сняло ее, как по черте, по самую икону Св. Николая, у которой между тем самое стекло осталось цело; истинное чудо, которое угодно было Богу показать во славу великого своего угодника. Взорванный арсенал представлял картину совершенного ужаса; на великое около него пространство кирпичи и камни покрывают улицы, особенно Моховую и Неглинную. Между грудами камней торчат огромные бревда, концами вверх; все это более чем на полвершка было покрыто седою пылью. Боровицкая башня взорвана до самой подошвы, так что и следов ее не осталось; Кремлевская стена от Москвы-реки также взорвана в двух местах, и от чрезмерной силы взрыва каменная мостовая и набережная дрогнули, часть плит и железная решетка скинуты в реку. Кремлевский дворец и Грановитая Палата стояли обгорелые и представляли болезненную для сердца картину; а Иван Великий стоял, как сирота, лишенный подпор своих. В каком виде тогда остались и были Кремлевские соборы, я не видал; но рассказывают ужасы ужасов, от которых сердце обливается кровью. Что же касается прочих храмов, то, кроме всеобщего их поругания, самовидцы рассказывают такие анекдоты, которые благоразумие и благопристойность повелевают, со слезами горести, сокрыть в глубине сердца. Замоскворечье все было выжжено и, кроме церквей, представляло гладкое толе, покрытое пеплом и развалинами. Воздух во всей Москве был смраден и душен.

Все время народ толпился еще только около Кремля, а по прочим местам везде было пусто, и было небезопасно вечером и ночью. Страшные и сопрелые лица московских жителей, проживавших с неприятелем в Москве, были еще разительнее от противоположности с вновь приехавшими из бегства гражданами Москвы, которые во время наступившей зимы помещались в подвалах и погребах, уцелевших от пожара и разрушения; дома от сильного жару большею частью были повреждены, а другие и совсем разрушились.

М. Маракуев

Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех.

Наполеон

Она предсказала судьбу Бонапарту и декабристам

Таинственная парижская гадалка Мария Ленорман предсказала насильственную смерть Марату и Робеспьеру, императорство Наполеону и виселицу Рылееву и Муравьеву-Апостолу.

...5 марта 1772 г. недалеко от Парижа, в маленьком провинциальном городке Алансон, родилась девочка. Акушерка при виде ее вскрикнула и перекрестилась – у новорожденной были длинные черные волосы и полный рот зубов. Ее отец, богатый торговец мануфактурой, так долго ждал ребенка, что готов был любить ее «и с рогами, и с когтями, и даже с копытами вместо ног», но для него общественное мнение имело слишком большое значение.

Марию Анну Аделаиду Ленорман отправили в монастырь бенедиктинок на попечение монахинь.

Девочка с детства привлекала к себе внимание. Шести лет от роду она предсказала настоятельнице, что той недолго придется быть хозяйкой монастыря. Настоятельница переполошилась и стала выведывать у девочки, кто интригует и хочет занять ее место. Маленькая Мария ее успокоила: настоятельница поменяет монашеское платье на наряд невесты и выйдет замуж за очень богатого человека. Не прошло и месяца, как все так и случилось. К девочке стали относиться с уважением и некоторой боязнью. Известия о ее необыкновенных способностях распространились довольно быстро, и вскоре из Парижа на встречу с маленькой гадалкой стали приезжать важные особы.

Девочка росла, и стало бросаться в глаза, что одно плечо у нее короче другого, ноги слишком худые и кривые, а глаза слегка навыкате. Ей предстояло стать монашкой – ведь никто не решился бы взять такую «красавицу» в жены. После смерти отца семья отказалась платить за ее пребывание в монастыре, и Мария переехала в Париж. Там с помощью бывшей настоятельницы она открыла собственный салон предсказаний. С помощью карт, астрологии, предметов, ароматов и цветов Мария Ленорман стала предсказывать судьбу всем желающим. С ростом популярности салона прибавилось и знаменитых клиентов. В 1793 году известную гадалку посетили Робеспьер, Марат и Сен-Жюст. Всем троим Мария предсказала ужасную насильственную смерть. Марат не придал значения ее словам. Тогда Мария подошла к нему очень близко и прошептала: «Посмотри внимательно мне в глаза». Марат подчинился и через мгновение в ужасе отпрянул. На расспросы спутников он ответил: «Я буду первым из вас, я видел море крови в глазах этой уродины». «Никого из вас не украсит отсечение головы!» – услышали они вслед.

Марат был смертельно ранен Шарлоттой Корде, а двух других казнили через год.

Однажды в салон заглянули две дамы. Тереза Тальен хотела узнать, выйдет ли она когда-нибудь замуж за состоятельного человека. Ленорман предсказала ей княжеский титул и яркую любовь. «Это какаято насмешка, – посетовала Тереза, – я слишком увлеклась свадебными планами, а эта шарлатанка меня на них поймала». Ее подруга Жозефина Богарнэ решила покинуть салон, даже не прибегая к услугам маленькой толстой женщины. «Остановитесь, сударыня, – услышала она уже на выходе. – В ваших руках через некоторое время будет судьба Франции». Заинтригованная Жозефина дала себя уговорить. Карты Таро указали на то, что провидение уже вмешалось в ее судьбу – судьбу вдовы с двумя детьми – и совсем скоро она встретит человека, которого полюбит всей душой. Он сделает ее знаменитой и той, но потом предаст. Жозефина недоверчиво слушала шепот гадалки. Та взяла ее руку и уколола мизинец золотой иглой: «Сейчас я покажу тебе то, что никому не показывала. За это ты должна будешь меня оберегать, пока это будет в твоей власти».

Капелька крови из мизинца расплылась в серебряной чаше с какой-то жидкостью, стала принимать различные формы. Сначала появились изображения фиалки и тюльпана (фиалки всегда были любимыми цветами Жозефины), затем лилии и корона. 'Тебе суждено быть императрицей», – сказала утомленная гадалка.

Как в полусне уходили две дамы из салона. Жозефина мельком успела заметить щеголя, сидевшего в, самом темном углу гостиной. «Не бывать мне императрицей, – с легкой усмешкой подумала Богарнэ, – если мое сердце начинает биться при виде первого попавшегося незнакомца, встреченного в салоне».

«А вот и вы, мой господин, – приветствовала незнакомца гадалка. – Ваш брак почти свершен, вам осталось только встретиться. Вы займете шесть высоких постов, будете коронованы, до сорока лет будете купаться в лучах славы и роскоши, но на сороковом году вы забудете, что вашу избранницу послало само провидение, и покинете ее. Это и будет началом вашего конца. Умрете вы в муках и одиночестве, а все близкие отрекутся от вас».

«Что за чертовщина, – плевался разозленный артиллерийский офицер Наполеон Бонапарт. – Как я мог поддаться на уговоры и обратиться за помощью к гадалке». Весь вечер у него не выходил из головы образ женщины, мельком увиденной в салоне Ленорман. А вскоре он встретил брюнетку с родинкой по имени Жозефина, стал ее мужем и императором.

Как сообщают исследователи жизни Наполеона, он по-настоящему влюбился в возрасте 29 лет в Южени Клари, сестру жены брата Жозефа. Он долго ухаживал за нею, не делая попыток к сближению. Наконец решил просить Жозефа, чтобы от поговорил с женой, и та как-то повлияла на свою сестру. Наполеон таким сложным путем хотел получить согласие на руку своей возлюбленной. Миссия эта не имела успеха. Наполеон потерпел первое в своей жизни поражение.

Он решил попытать счастья с более зрелыми дамами. Намерения его были весьма серьезные. Поиски супруги так бы ничем и не закончились, если бы однажды граф Поль Баррас не попытался избавиться от своей любовницы Жозефины Богарнэ. Граф решил устроить встречу Жозефины, которая весьма дорого обходилась ему, с Наполеоном. А вскоре будущий император женился на 32-летней Жозефине, которая была на 6 лет старше. Жозефина была очень темпераментной женщиной. Во время египетской кампании 1798 года Наполеон узнал о многочисленных изменах жены, стал сам изменять ей, и в 1809 году их брак распался.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что Наполеон первые годы своего союза с Жозефиной был счастлив. В 1796—1797 годах из итальянского похода Наполеон писал ей пламенные письма. И даже узнав о ее многочисленных изменах, простил ее. Он знал о ее пустоте, о ее жадной любви ко всему, что блестит: бриллиантам, платьям, балам, но относился к этому снисходительно, считая ум и рассудочность большими недостатками женщин. Наполеон не с легким сердцем решился на этот развод. Он подарил ей дворец в Мальмезоне. Первое время после развода Наполеон писал ей грустные и нежные письма...

Всего пять лет спустя русские войска вступили в Париж, и на арене мировой истории снова появляется Мария Ленорман.

Многие русские офицеры прослышали о необыкновенной гадалке, но лишь немногие решились обратиться к ней. Среди этих немногих были Михаил Лунин, Кондратий Рылеев и Сергей Муравьев-Апостол. Всем троим Мария предсказала скорое возвышение, блестящую карьеру и страшную гибель

Вы будете повешены! – зловеще сказала она Муравьеву-Апостолу.

– Возможно, – улыбаясь, ответил тот, – вы принимаете меня за англичанина. Я же русский, и у нас смертная казнь отменена.

В самом деле, перспектива быть повешенным не могла иметь отношения к нему, офицеру, представителю древнего аристократического рода. Но именно он, Муравьев-Апостол, облаченный в балахон смертника, оказался стоящим под виселицей рядом с Кондратием Рылеевым, посетившим гадалку, и другими участниками неудачного восстания против царя. Раздалась барабанная дробь, палач торопливо набросил шершавую петлю веревки на шею гвардейского офицера...

Мария Ленорман знала, что чем больше у нее высоких покровителей, тем быстрее приближается ее смерть. Она должна была пережить огонь и воду и погибнуть от рук неизвестного мужчины. Так и случилось. Ее салон поджигали; потом лодка, в которой находилась гадалка, перевернулась и затонула в Сене. Марию спасло чудо: ее корсет зацепился за балку, оставшуюся на плаву. Через несколько часов измученную и почти захлебнувшуюся женщину вытащили паромщики. А в 1843 году во время уличных беспорядков Марию Ленорман задушил молодой человек, так и оставшийся неизвестным.

В течение всей своей жизни Мария вела дневники, в которых подробно описывала своих клиентов и то, что им суждено. Эти дневники стали достоянием истории.

1812 год

(План драмы )

Отделение I

Красная площадь

История начала войны, взятие Смоленска, народные черты, приезд государя, обоз раненых, рассказ о битве Бородинской. М. с первого стиха до последнего на сцене. Очертание его характера.

Собор Архангельский

Трубный глас Архангела; на его призыв возникают тени давно усопших исполинов — Святослава, Владимира Мономаха, Иоанна, Петра и проч., из разных стихий сложенные и с познанием всего, от начала века до днесь, как будто во всех делах после их смерти были участниками, но вместе с тем исчезла у них память о том, что было с ними за пределами сей жизни, и где были и откудова ныне вновь призваны к бытию. Пророчествуют о године искупления для России, — если не для современников, то сие, повествуя сынам, возбудят в них огонь неугасимый, рвение к славе и свободе Отечества. Хор бесплотных провожает их и живописным строем представляет их отшествие из храма; своды расступаются, герои поднимаются выспрь и исчезают.

Терем царей в Кремле

Наполеон с сподвижниками. Картина взятия Москвы. Н. один. Высокие воспоминания. Открывает окно, лунная ночь. Видение — или нет, как случится. Размышление о юном, первообразном сем народе, об ого-эевностях его одежды, зданий, веры, нравов. Сам себе преданый, — что бы он мог произвести?

Отделение II

Галерея в доме Познякова

Входит офицер Р., из приближенных к Наполеону (см. сц. 3-я 1-го отд.), исполненный жизни, славы и блестящих надежд. Один поседелый воин, с горьким предчувствием опытности, остерегает насчет будущих бедствий. Ему не верят. Хохот. Из театра несутся звуки пляски и отголоски веселых песен. Между тем зарево обнимает повременно окна галереи; более и более устрашающий ветер. Об опустошениях огня.

Улицы, пылающие дома. Ночь. Сцепы зверского распутства, святотатства и всех пороков. — Р. и М. в разных случаях.

Село под Москвой

Сельская картина. Является М . Всеобщее ополчение без дворян. (Трусость служителей правительства — выставлена или нет, как случится.)

Отделение III

Зимние сцены преследования неприятеля и ужасных смертей. Истязания Р. и поседелого воина. Сей юноша показывает пример, оба умирают героями. Подвиги М. Множество других сцен.

Эпилог

Вильна

Отличия, искательства; вся поэзия великих подвигов исчезает. М. в пренебрежении у военачальников. Отпускается восвояси с отеческими наставлениями к покорности и послушанию.

Село или развалины Москвы

Прежние мерзости. М. возвращается под палку господина, который хочет ему сбрить бороду. Отчаяние... самоубийство.

А. С. Грибоедов

Этот план драмы Грибоедова любопытен основной мыслью, в которой отразились его личные наблюдения и общественные взгляды. Среди современной преувеличенной патриотической риторики, которая совершенно не затрагивала оборотной стороны событий 1182 года, Грибоедов едва ли не один из русских писателей подошел к главному злу русской жизни того времени — тяжелому положению крепостного крестьянства, которое после жертв и подвигов Отечественной воины должно было снова вернуться «под палку» своих господ.

Переход русских войск через Неман 1 января 1813 года

Снегами погребен, угрюмый Неман спал.

Равнину льдистых вод и берег опустелый,

И на брегу покинутые села

Туманный месяц озарял.

Все пусто... Кое-где на снеге труп чернеет,

И брошенных костров огонь, дымяся, тлеет,

И хладный, как мертвец,

Один среди дороги,

Сидит задумчивый беглец,

Недвижим, смутный взор вперив на мертвы ноги.

И всюду тишина... И се, в пустой дали

Сгущенных копий лес возникнул из земли!

Он движется. Гремят щиты, мечи и брони,

И грозно в сумраке ночном

Чернеют знамена и ратники, и кони:

Несут полки славян погибель за врагом,

Достигли Немана и копья водрузили.

Из снега возросли бесчисленны шатры,

И на брегу зажженные костры

Все небо заревом багровым обложили.

И в стане царь младой

Сидел между вождями,

И старец-вождь пред ним, блестящий сединами

И бранной в старости красой.

К. Батюшков

К тени полководца

Перед гробницею святой

Стою с поникшею главой...

Все спит кругом; одни лампады

Во мраке храма золотят

Столпов гранитые громады

И их знамен нависший ряд.

Под ними спит сей властелин,

Сей идол северных дружин,

Маститый страж страны державной,

Смиритель всех ее врагов,

Сей остальной из стаи славной

Екатерининских орлов.

В твоем гробу восторг живет!

Он русский глас нам издает;

Он нам твердит о той године,

Когда народной веры глас

Воззвал к святой твоей седине:

«Иди, спасай!» Ты встал и спас...

А. С. Пушкин

АЗБУКА 1812 ГОДА

Откройте «Азбуку 1812 года».Перед Вами – знаменитое издание «Подарок детям в память о событиях 1812 года», более известное как «Теребеневская азбука». Ее создатель скульптор И. И. Теребенев (1780—1815) завоевал поистине всенародную славу своими графическими листами на темы Отечественной войны 1812 года.

Теребеневу принадлежит более полусотни сатирических рисунков, снискавших наряду с карикатурами А. Г. Венецианова и И. А. Иванова небывалую популярность в самых широких кругах русского общества.

Вторжение Наполеона в Россию поставило перед русским обществом огромные проблемы. В ходе первых боёв становилось ясно, что отстоять независимость русского государства невозможно одними военными силами, борьбой армий. Для того, чтобы сдержать натиск врага необходимы были усилия всех слоев общества, самоотверженное участие в войне не только солдат и офицеров русской армии, но и всей крестьянской массы России. Словом, война должна была стать народной.