Текст книги "Театр французского классицизма"

Автор книги: Пьер Корнель

Нерон, Бурр.

Бурр

 
Как долгожданный миг и нежный ваш порыв
Мой утешает взор, как сердцем я счастлив!
Мое вниманье к ней вам, государь, не ново.
Сказал ли я хоть раз порочащее слово,
Ее неправый гнев способное навлечь?
 

Нерон

 
Я вас недавно, Бурр, пытался остеречь:
Считал, что вы не друг, раз заодно с врагами.
Но неприязнь ее опять роднит нас с вами,
И матери моей поспешно торжество:
Я обниму врага, чтоб задушить его!
 

Бурр

 
Как, государь?
 

Нерон

 
Пора! Его уничтожая,
От материнских пут избавлюсь навсегда я:
Я не могу дышать, пока здесь дышит он.
Я самым именем проклятым утомлен;
И я не допущу, чтоб, с дерзостью обычной,
Он на моем пути помехой стал вторичной.
 

Бурр

 
Ужель Британник впрямь на гибель осужден?
 

Нерон

 
Еще мне до ночи не будет страшен он!
 

Бурр

 
И кто же вам внушил кровавое желанье?
 

Нерон

 
Моя любовь, мой страх, мой долг, мое дыханье!
 

Бурр

 
Нет, страшный приговор, что здесь произнесен,
Не в вашей он груди, о государь, рожден!
 

Нерон

 
Бурр!
 

Бурр

 
Небо! С ваших уст ужель он мог сорваться?
Ваш голос, самый слух – его ль не устрашатся?
Подумайте, чью кровь хотите вы пролить?
Ужель во всех сердцах устали вы царить?
Ужель клеветники судить вас будут вправе?
 

Нерон

 
Как! Вечно пригвожден к своей минувшей славе,
Я должен век дрожать за чью-то там любовь,
Что случай нам дарит и отнимает вновь?
Служа мечтам друзей, с моими несродненным,
Затем ли правлю я, чтоб стать их подчиненным?
 

Бурр

 
А разве, государь, вы помнить не должны,
Что вы ответственны за благо всей страны?
Судьба у вас в руках – вы сами выбрать вправе:
Кто в славе начинал, тот может кончить в славе.
Нет никаких преград на царственном пути,—
Дорогой доблести вы можете идти.
Но стоит вам лишь внять коварству наущений,
Вы будете идти дорогой преступлений,
Злом новым подкреплять то зло, что свершено,
И кровью же смывать кровавое пятно.
Конец Британника пробудит злое рвенье
Во всех его друзьях и бросит их на мщенье.
У мстителей его отыщутся друзья,
Другие сменят их, все тот же гнев тая,—
Так будет век пылать огонь вражды пред вами!
Став страхом всей земли, вы устрашитесь сами.
Придется вам карать и, трепеща измен,
Выслеживать врагов среди дворцовых стен.
Иль юный опыт ваш, счастливый и беспечный,
Учил вас не ценить невинности сердечной?
Ужель забыли вы, как мирно он протек,
Какое счастье вам сулил его урок?
Как часто, государь, себе сказать могли вы:
«Я всеми нежно чтим, и все кругом счастливы;
Квириты не бегут при имени моем;
Пред небом на меня не плачутся тайком;
Глухая неприязнь в них не растет незримо;
Ко мне летят сердца, когда иду я мимо!»
О боги! Вдруг забыть святые те года!
Презреннейшую кровь щадили вы тогда!
Однажды к смерти был приговорен виновный;
Сенат вас принуждал скрепить приказ верховный;
Я помню, государь, как был ваш дух смущен,
Как опечалил вас карающий закон,
Как, медля подписать тот приговор злодею,
«Зачем, – вздыхали вы, – я грамотой владею!»
Нет, цезарь будет чист, иль смерть спасет меня
От зрелища и мук неправедного дня:
Не стало б сил скорбеть над вашей падшей славой,
Когда б решились вы на этот шаг кровавый.
 

(Падает к ногам Нерона.)

 
Готов я, государь! Не медлите, тотчас
Пронзите сердце мне, так верившее в вас,
Иль призовите их, кто вас растлил впервые,
На Бурре испытать кинжалы подкупные!..
Но ропотом моим растроган цезарь сам:
Нет, он все так же добр, нет, он не глух к слезам!
Откройте, государь, мгновенья не теряя,
Кто дал вам злой совет и чья тут воля злая.
Британника позвав, обнять его спеша…
 

Нерон

 
Нет, нет, не в силах я…
 

Бурр

 
Не злая в нем душа,
Мой государь; как вы, он обойден врагами.
В его покорности вы убедитесь сами.
Бегу! Утороплю миг радости такой!
 

Нерон

 
Британника позвав, пройдите в мой покой.
 

Нерон, Нарцисс.

Нарцисс

 
Все, государь, спешит на помощь смерти правой.
Локуста славная[188]188
  Локуста славная... – известная в те времена составительница ядов; ее услугами пользовалась Агриппина, чтобы отравить Клавдия.


[Закрыть] снабдила нас отравой;
Она была вдвойне услужлива со мной:
Я видел смерть раба от капли смеси той.
Не легче срезать жизнь железом заостренным,
Чем новым снадобьем, секретно мне врученным.
 

Нерон

 
Благодарю, Нарцисс, оставьте этот яд.
Мы дальше не пойдем, скорей пойдем назад!
 

Нарцисс

 
Как, государь! Врага в Британнике не чуя,
Вы снова…
 

Нерон

 
Да, Нарцисс, мириться с ним хочу я!
 

Нарцисс

 
В противном убеждать я не посмел бы вас,
О цезарь! Но – увы! – под стражей он сейчас.
Он век вам не простит такого оскорбленья.
Года не утаят и тени преступленья:
Узнает он про яд, что в дни вражды былой
Ему хотели вы поднесть моей рукой,
И, дерзкий, может быть, – да защитят нас боги! —
Решится в свой черед вас устранить с дороги.
 

Нерон

 
Над сердцем мы властны. Мое укрощено!
 

Нарцисс

 
Ужель и Юнию забыло вдруг оно?
Как! Высшую из жертв ему принесть могли вы?
 

Нерон

 
Кто вам сказал? Но все ж слова мои не лживы:
Среди своих врагов не числю я его.
 

Нарцисс

 
Так, Агриппины мне понятно торжество:
Ей удалось вернуть былую власть над вами.
 

Нерон

 
Так говорит она? Иль вы решили сами?
 

Нарцисс

 
Здесь только что при всех хвалилась в том она.
 

Нерон

 
В чем?
 

Нарцисс

 
В том, что цезаря смирять она вольна;
Что весь его порыв, весь гнев его безмерный
Сменились в миг один покорностью примерной;
Что предложил ей мир готовно цезарь сам,
Счастлив, что снизошла к живым его мольбам.
 

Нерон

 
Как поступить, Нарцисс? Решить я не умею!
Мой гнев меня зовет свести все счеты с нею;
Послушай я его, за дерзость этих слов
Ей долголетний мрак возмездия готов.
Но разнесется слух по всем окрестным странам.
Иль хочешь, чтоб народ прозвал меня тираном
И, титулов лишен, что присудил мне Рим,
Я отравителем явился перед ним?
Мне месть моя была б тягчайшим приговором.
 

Нарцисс

 
Считаться ль, государь, с хвалой их и с укором?
Не предпочли ли б вы, чтоб весь народ был нем?
Не знать ли вам цены речам ничтожным тем?
Иль собственной души желанна вам потеря,
И цезарь должен жить, своим мечтам не веря?
Но римлян, государь, вы разгадать должны:
Нет, нет! Их языки совсем не так вольны!
Держите их в узде, – они трусливо-злобны,—
Не то они взомнят, что страх внушать способны.
О да, они к ярму приучены в веках!
Им по сердцу рука, что держит их в цепях.
Удел их – угождать правителям верховным:
Тиберий помыкал смиреньем их готовным.
Я сам, от Клавдия приняв на время власть,
Был вынужден теснить, чтоб самому не пасть.
Не раз в те дни, когда я при дворе был в силе,
Терпенье их пытал, и всё они сносили!
Вам отравителем прослыть у них невмочь?
Убейте брата вы, сестру ушлите прочь,—
На лживых алтарях сжигая тук обильный,
Рим их же проклянет от слепоты бессильной,
Вам скажет, что в веках отмечен злой судьбой
Тот день, когда на свет явились брат с сестрой.
 

Нерон

 
Пусть ты и прав, Нарцисс; но до поры – молчанье!
Я Бурру обещал, он вырвал обещанье.
Еще я не хочу, предав его тотчас,
Дать доблести его оружье против нас:
Его простым речам противлюсь я напрасно,
И сердце им внимать не может безучастно.
 

Нарцисс

 
У Бурра, государь, язык не слишком прям:
Он ловкой доблестью польстить умеет вам.
Но мысль у всех одна, и с ними Бурр согласен:
Разлад с Британником для мощи их опасен.
Им может страшен стать лишенный пут Нерон;
Державным гордецам пришлось бы чтить ваш трон.
Как! Дерзкий шепот их еще ли не уликой?
«Нерон, – они твердят, – не создан быть владыкой:
Он в мыслях и делах идет чужим путем,
В нем сердцем правит Бурр, а Сенека – умом.
В чем доблести его? В чем царственное дело?
Лишь на ристалищах носиться неумело,
Искать пустых наград, ничтожнейших утех;
Лишь делать из себя посмешище для всех;
Свой голос расточать на шумном балагане,[189]189
  …свой голос расточать на шумном балагане… – Античные историки говорят, что Нерон любил участвовать в различных спортивных играх, народных увеселениях и особенно в музыкальных состязаниях; он пел, публично читал на праздниках свои стихи и порывался в качестве актера выступать в театральных представлениях. Все это считалось верхом неприличия для знатного римлянина, однако, чтобы польстить Нерону, многие хвалили его голос и его стихи.


[Закрыть]
Скандировать стихи, успех купив заране,
Меж тем как изредка солдатская рука
Сорвет для цезаря два-три скупых хлопка!»
Ах! разве кто уймет змеиное шипенье?
 

Нерон

 
Иди за мной, Нарцисс: пора принять решенье!
 

Британник, Юния.

Британник

 
Кто мог бы ожидать, о Юния! Нерон
Готов меня обнять, к нему я приглашен.
Знатнейших сверстников поспешно созывая,
Он хочет, чтоб в пиру веселость молодая
Всю верность наших клятв раскрыла их глазам,
Внушив беспечный жар объятьям и речам.
Он страсть преодолел, им ненависть забыта.
Вы сами мне судья, ваш выбор – мне защита.
Пускай лишился я наследственных высот,
Пускай венцом отцов чело он обовьет!
С тех пор как, овладев своим желаньем мнимым,
Гогов он уступить мне право быть любимым,
Я сердцем, признаюсь, горю его простить
И сам ему готов все царства уступить!
Как! Нежный образ ваш не удален затвором?
Как! Даже в этот миг я упиваюсь взором,
Что не могли смутить ни лесть, ни западня,
Что даже цезарю мог предпочесть меня?
Ах, Юния!.. Ужель боязнь печалей новых,
Туманя мой восторг, все держит вас в оковах!
Зачем, в ответ любви, ваш взор, ваш скорбный взор
Вздымает к небесам настойчивый укор?
Чего страшитесь вы?
 

Юния

 
Опасности минули,—
Страх жив,
 

Британник

 
Вы любите?
 

Юния

 
О, горе! Я люблю ли!
 

Британник

 
Блаженство наконец нам подарил Нерон.
 

Юния

 
Кто поручится вам, что искренен был он?
 

Британник

 
Как! Думаете вы, все та ж в нем воля злая?
 

Юния

 
Он клялся мне в любви, вам гибели желая!
Вдруг милы вы, не я! Чтоб так сломить его,
Ужель достаточно мгновенья одного?
 

Британник

 
Упорство цезаря сломила Агриппина:
Она меня спасла, чтобы спастись от сына.
Пока ревнивый дух еще в нем не угас,
Все злейшие враги сражаются за нас.
Могу ль не верить я ее слезам счастливым?
Иль Бурру? Сам Нерон не кажется мне лживым;
Привык он, как и я, всем сердцем на виду
Открыто враждовать иль прекращать вражду.
 

Юния

 
Принц! Чтоб судить о нем, вы слишком благородны;
Дороги и шаги во всем у вас несходны.
Я цезаря и двор впервые узнаю,
Но как здесь глубоко скрывают мысль свою,
Как далеко – увы! – от этой мысли слово!
Как сердце и уста разобщены сурово!
Как здесь клеймят друзей, доверьем их маня!
Как здесь враждебен кров для вас и для меня!
 

Британник

 
Но будь наш добрый мир мгновенен иль всегдашен,
Будь страшен нам Нерон, – ужель он сам бесстрашен?
Нет, нет, он на обман преступно не пойдет,
Страшась ожесточить сенат и весь народ.
Что говорю! Его наш краткий плен тревожит;
В нем совесть смущена – Нарцисс заверить может.
Ах, Юния! Когда б он вам поведал сам…
 

Юния

 
А сам Нарцисс, мой принц, вполне ли верен вам?
 

Британник

 
Но почему б он стал повинен в клятве ложной?
 

Юния

 
Как знать? Ведь речь идет о гибели возможной!
Здесь страшно! Воздух здесь изменой напоен.
Меня страшит судьба, меня страшит Нерон!
Предчувствием душа омрачена невольно.
О принц мой, от себя вас оторвать ей больно!
Что, если этот мир, столь благостный на вид,
Предательство и ложь внутри себя таит?
И цезарь, не простив нам нежного сближенья,
Призвал ночную тьму в сообщницы для мщенья?
И смерть готовят вам, пока вы здесь со мной?
И я в последний раз касаюсь вас рукой?
Ах, принц!
 

Британник

 
Вы плачете! Любимая, ужели?
Всем сердцем разделить вы жребий мой сумели?
Как! В день, когда Нерон, гордясь двором своим,
Хотел вас ослепить величьем показным,
Средь стен, где он царит, а я – лишь раб опальный,
Отвергнув царский блеск, избрать мой рок печальный?
Как! В тот же самый день, средь тех же самых стен
Прочь отстранить престол и слезы взять взамен?
Но драгоценных слез не расточайте даром;
Их вскоре мой возврат осушит с прежним жаром.
Подумать могут там, что слишком медлю я.
Прощайте же! Любовь в груди своей тая,
Средь юности слепой, весельем обуянной,
Я в мыслях буду здесь, близ Юнии желанной.
Прощайте!
 

Юния

 
Принц…
 

Британник

 
Пора, принцесса, цезарь ждет!
 

Юния

 
Побудьте здесь, пока за вами он пришлет!
 

Агриппина, Британник, Юния.

Агриппина

 
Чего вы медлите? Принц, отправляйтесь живо?
Растроганный Нерон вас ждет нетерпеливо.
Все созванные им лишь одного хотят:
Чтоб разгорелся пир и брата обнял брат.
Идите; надо чтить достойные порывы.
Принцесса, посетить Октавию должны вы!
 

Британник

 
Утешьтесь, Юния, и с радостной душой
Обнять мою сестру спешите к ней в покой.
И я, оставив пир, туда ж приду, ликуя,
И благодарность вам, царица, принесу я.
 

Агриппина, Юния.

Агриппина

 
Иль обманулась я, иль в час разлуки с ним,
Принцесса, был не раз ваш взор слезой мрачим.
Что за тревога вас томила столь сурово?
Иль не скрепило мир одно мое лишь слово?
 

Юния

 
Мне стоил этот день тревог и мук таких,
Что быстро из души мне не изгладить их.
Могу ль свою судьбу покорно вверить чуду?
Здесь вашей доброте преград немало всюду.
Царица, здесь живет изменчивость в сердцах,
А там, где есть любовь, с ней неразлучен страх.
 

Агриппина

 
Я слово молвила, все стало по-иному.
Не предавайтесь впредь отчаянью пустому.
Недаром был наш мир объятьями скреплен;
Незыблемость его заверил мне Нерон.
Ах! Как он нежен был и ласками какими
Умел торжествовать над страхами моими!
Как пылко он меня кидался обнимать!
Казалось, рук своих не в силах он разнять!
С сердечной добротой, во всем лице разлитой,
Сперва он поверял мне каждый вздох свой скрытый,
Младенцем стал он вновь и, гордость позабыв,
Принес ко мне на грудь свободный свой порыв.
Потом, вернув лицу суровость властелина,
Что выполнить готов долг царственного сына,
Спешил он мне раскрыть с высокой прямотой
Те тайны, что вершат судьбу земли родной.
Нет, к чести цезаря признать теперь должна я,
Что простоте его чужда коварность злая,
И лишь навет врагов, нас всех оклеветав,
Сумел ожесточить его открытый нрав.
Но прежней мощи их уж больше нет в помине;
Рим не посмеет впредь перечить Агриппине.
Мой возрожденный блеск он обожать готов.
Но для чего здесь ждать полуночных часов?
Пройдем к Октавии, с ней кончим без печали
Счастливый этот день, несчастнейший вначале.
Но что за смутный шум! Что всколыхнуло тишь?
Что там?
 

Юния

 
О, небо! Ты Британника хранишь!
 

Агриппина, Юния, Бурр.

Агриппина

 
Остановитесь, Бурр! Куда? Что означает…
 

Бурр

 
Свершилось, госпожа, – Британник умирает!
 

Юния

 
Принц!
 

Агриппина

 
Умирает?
 

Бурр

 
Да, коль уж не умер он!
 

Юния

 
О государыня, весь дух мой потрясен,—
Спасу Британника иль вместе с ним умру я!
 

Агриппина, Бурр.

Агриппина

 
Так он убийца, Бурр!
 

Бурр

 
Удара не снесу я,
Нерон и этот двор навеки заклеймен.
 

Агриппина

 
Как! Брата кровь пролить не устрашился он?
 

Бурр

 
Смертельная игра коварней протекала!
Едва несчастный брат встал на пороге зала,
Нерон к нему идет; объятья, тишина.
И чашу он велит напенить дополна:
«Чтоб взоры звезд благих склонить на судьбы наши,
Хочу возлить в их честь первины этой чаши! —
Он восклицает: – Вы! здесь призванные мной,
О, ниспошлите мир на наш союз благой!»
Британник тем словам вверяется вслепую.
Вот чашу он берет, Нарциссом налитую,
Но губы омочить лишь успевает в ней,—
Царица, острый меч едва ль разит верней! —
Мгновенно гаснет свет в его широком взоре,
На ложе он простерт, с жестокой смертью в споре.
Никто не мог в тот миг смятенья превозмочь.
С угрозой на устах одни стремятся прочь;
Кто ж боле изощрен в обычае придворном,—
Те государю льстят спокойствием притворным,
А цезарь привстает на ложе не спеша.
Казалось, в нем одном не смятена душа:
«Утешьтесь, – говорит, – то лишь болезнь пустая:
Падучей болен принц, от юных лет страдая».
Нарцисс торжествовал; притворно огорчен,
Преступной радости не в силах скрыть был он.
А я, не устрашась ни толков, ни расплаты,
Сквозь низкую толпу пробился из палаты
И скрыть не в силах слез, обидой злой томим
За принца бедного, за цезаря и Рим.
 

Агриппина

 
Вот он! Я научу вас доверять мне снова.
 

Агриппина, Нерон, Бурр, Нарцисс.

Нерон

(видя Агриппину)

 
О боги!
 

Агриппина

 
Стойте здесь. Я вам скажу два слова:
Нерон! Британник мертв, но судьи не мертвы.
Убийцу знаю я.
 

Нерон

 
Кто ж он, царица?
 

Агриппина

 
Вы!
 

Нерон

 
Я! Ваша неприязнь становится опасна!
Итак, к любой беде моя рука причастна?
Кто вашим обо мне доверится речам,
Услышит, будто мной убит и Клавдий сам.[190]190
  …будто мной убит и Клавдий сам. – Нерон намекает матери на то, что это она отравила мужа.


[Закрыть]
Британник был вам друг, ваш ужас мне понятен,
Но не в ответе я за то, что рок превратен.
 

Агриппина

 
О нет! Несчастный принц был ядом умерщвлен:
Нарцисс нанес удар, но дал приказ Нерон!
 

Нерон

 
Царица!.. Впрочем, уст не оскорблю ответом.
 

Нарцисс

 
Но что ж вас, государь, гневит в упреке этом?
Британник, госпожа, был полон воли злой,
Которая и вам грозить могла порой:
Он к браку с Юнией стремился лишь с расчетом
Жестоко отомстить царицыным заботам.
Вы обманулись в нем: скрывая в сердце месть,
Со всеми он мечтал былые счеты свесть.
Пусть рок вас удручил, о вас самой радея;
Пусть даже, разгадав все происки злодея,
Спасительный удар мне вверил цезарь сам,—
Пристало, госпожа, скорбеть о том врагам:
Пускай мятежный принц оплакан будет ими,
Вы ж…
 

Агриппина

 
Продолжай, Нерон! С министрами такими
Оставишь по себе ты славный в мире след!
Ты должен продолжать! Назад дороги нет.
Ты руки обагрил впервые кровью брата;
На очереди мать,[191]191
  …на очереди мать… и страшной гибелью погибнет сам губитель. – В этих строках содержится пророчество относительно дальнейшей судьбы Нерона и его матери. В 56 г. по приказу Нерона была умерщвлена Агриппина, которая руководила заговором против сына. Сам Нерон, когда недовольство его правлением достигло предела, покончил с собой (68 г.), причем умер он, по свидетельству Светония, в страшных муках.


[Закрыть] ей та ж грозит расплата:
Давно раскрылась мне вся ненависть твоя,—
Ты мстишь мне за добро, что совершила я.
Но пусть и смерть моя тебе не даст покоя,
Не думай, что, уйдя, прощу тебя легко я:
Рим, небо, жизнь, тебе дарованная мной,
Повсюду будут влечь мой образ за тобой.
Ты будешь век гоним толпой незримых фурий.
Унять сердечный вихрь захочешь новой бурей;
Неистовство твое, растя из года в год,
Кровавой полосой все дни твои зальет.
Но верю, будет день, проснется вечный мститель —
И страшной гибелью погибнет сам губитель.
И кровью стольких жертв покрытый и моей,
Оплатишь нашу смерть ты гибелью своей
И мир оповестишь, в века бесславно канув,
Как люто был казнен лютейший из тиранов!
Вот мой тебе завет и суд мой над тобой.
Прощай! Теперь иди!
 

Нерон

 
Нарцисс, ступай за мной!
 

Агриппина, Бурр.

Агриппина

 
Ах, небо! Как была в упреках неправа я!
Я Бурра клясть могла, Нарциссу доверяя!
Вы видели, мой Бурр, какой свирепый взгляд
Мне подарил Нерон в залог иных наград.
Свершилось; цепь свою он рвет теперь недаром;
Меня он поразит обещанным ударом.
Вам самому, боюсь, расплаты ждать пора.
 

Бурр

 
Царица! Для чего не умер я вчера!
О, пусть Нерон рукой, спасительно жестокой,
Даст исцеленье мне от горечи глубокой!
Он Бурру показал, злодейство совершив,
Что с цезарем таким не будет Рим счастлив.
Не преступленье лишь гнетет мой дух смятенный,—
Он брата мог убить из ревности мгновенной.
Но, государыня, я тем вдвойне согбен,
Что, подавая яд, спокоен был Нерон.
Его холодный взор изобличал презренье
Тирана, для кого не ново преступленье.
Пусть довершит удар, пусть будет им убит
Докучливый министр, кто так о нем скорбит.
Мне незачем – увы! – бежать других страданий:
Чем смерть придет быстрей, тем будет мне желанней.
 

Агриппина, Бурр, Альбина.

Альбина

 
Бурр! Госпожа моя, очнитесь от скорбей!
Утешить цезаря бегите вы скорей!
Ах! Жить без Юнии захочет он едва ли.
 

Агриппина

 
Возможно ль! Юнию мы также потеряли?
 

Альбина

 
Она не умерла, но для него мертва,
Чтоб цезаря тоска была вовек жива.
Мне солгала она, покой ваш покидая.
Принцессу проводить к Октавии пошла я;
Она ж другим путем стремилась все быстрей,
И я могла следить лишь издали за ней.
По ступеням дворца бежит она с рыданьем.
Но вдруг пред Августа высоким изваяньем
Упала, надломясь, к подножью склонена,
И, обхватив его, воскликнула она:
«О кесарь, защити рукой твоей, молю я,
Последний отпрыск твой, что льнет к тебе, тоскуя,
Убит в своем дворце, тому свидетель Рим,
Тот принц, кто мог бы стать преемником твоим.
Он умер, а меня хотят склонить к измене.
Чтоб верной быть ему, обняв твои колени,
О властелин, дозволь мне вверить жизнь богам,
С кем доблестью своей ты ныне равен сам!»
Меж тем бежит народ, охвачен изумленьем,
Толпится всё вокруг, ей вторит с возмущеньем.
И, тронут повестью злодейства и обид,
Поносит лживый двор и помощь ей сулит.
Ее ведут во храм, где в память бурь смиренных
Семья невинных дев, служенью посвященных,
Бессменно сторожит в хранилище святом
Огонь, что век горит пред нашим божеством.
Нерон глядит им вслед, их разлучить не смея.
Нарцисс – смелей, влечет усердие злодея.
Он к Юнии спешит и, чванясь пред толпой,
Ее касается предательской рукой.
Но бурей на него вздымаются кинжалы;
Одежды Юнии от брызг нечистых алы.
Посланцу своему Нерон не смел помочь,
От яростной толпы спешит он скрыться прочь:
Вернулся он. Но всех страшит своим молчаньем.
Лишь имя Юнии он все твердит с рыданьем.
Бесцельно бродит он, его глаза мертвы,
Он к небесам поднять не смеет головы.
Боюсь, чтоб скорбь его, которой тишь ночная
Отчаянье сулит, все раны растравляя,
Коль не придете вы сочувственно вздохнуть,
Не обратила б меч на собственную грудь.
Бегите! Час не ждет! От скорбного порыва
Погибнет цезарь.
 

Агриппина

 
Казнь была бы справедлива.
Но все ж проверим, Бурр, он вправду ль потрясен,
В неистовствах своих раскаялся ли он,
От совести своей готов ли ждать велений!
 

Бурр

 
О боги! Если б впредь он чужд был преступлений!
 

ФЕДРА
Трагедия в пяти действиях

Перевод Мих. Донского

Вот еще одна трагедия, сюжет которой заимствован у Еврипида.[192]192
  …сюжет… заимствован у Еврипида. – Легенда о преступной любви Федры к своему пасынку Ипполиту послужила основой для трагедии «Ипполит» греческого драматурга Еврипида.


[Закрыть] При том, что в развитии действия я следовал пути несколько иному, чем упомянутый автор, я позволил себе обогатить мою пиесу всем, что в его пиесе кажется мне наиболее ярким. Будь я ему обязан одной лишь общей идеей характера Федры, и то бы я мог сказать, что благодаря ему создано едва ли не самое значительное из написанного мною для театра. То, что этот характер имел столь выдающийся успех во времена Еврипида и что его столь же хорошо принимают в наше время, меня ничуть не удивляет, ибо в нем имеются все качества, коих Аристотель требует от героев трагедии, дабы эти герои могли вызвать сострадание и ужас.

В самом деле, Федра ни вполне преступна, ни вполне невиновна. Судьба и гнев богов возбудили в ней греховную страсть, которая ужасает прежде всего ее самое. Она прилагает все усилия, чтобы превозмочь эту страсть. Она предпочитает умереть, нежели открыть свою тайну. И когда она вынуждена открыться, она испытывает при этом замешательство, достаточно ясно показывающее, что ее грех есть скорее божественная кара, чем акт ее собственной воли.

Я даже позаботился о том, чтобы Федра менее вызывала неприязнь, чем в трагедиях древних авторов, где она сама отваживается обвинить Ипполита. Я полагал, что в клевете есть нечто слишком низкое и слишком отвратительное, чтобы ее можно было вложить в уста царицы, чувства которой к тому же столь благородны и столь возвышенны. Мне казалось, что эта низость более в характере кормилицы, у которой скорее могли быть подлые наклонности и которая, впрочем, решилась на клевету лишь во имя спасения жизни и чести своей госпожи. Федра же оказывается замешанной в этом только по причине своего душевного смятения, в силу которого она не владеет собой. Вскоре же она возвращается, чтобы оправдать невиновного и объявить истину.

У Сенеки и у Еврипида Ипполит обвинен в том, что он якобы осуществил насилие над мачехой: «Vim corpus tuli».[193]193
  «Силой овладел телом» (лат.).


[Закрыть] У меня же он обвиняется лишь в том, что намеревался это сделать. Я хотел избавить Тесея от заблуждения, которое могло бы уронить его в глазах зрителей.

Что касается характера Ипполита, то, как я обнаружил, древние авторы упрекали Еврипида, что он изобразил своего героя неким философом, свободным от каких бы то ни было несовершенств. Поэтому смерть юного царевича вызывала скорее негодование, чем жалость. Я почел нужным наделить его хотя бы одной слабостью, которая сделала бы его отчасти виноватым перед отцом, нисколько при том не умаляя того величия души, с коим он щадит честь Федры и, отказываясь ее обвинить, принимает незаслуженную кару. Под этой слабостью я понимаю любовь, которую он не в силах подавить, любовь к Арикии, дочери и сестре заклятых врагов его отца.

Это действующее лицо, Арикия, отнюдь не выдумано мною. У Вергилия сказано, что Ипполит, будучи воскрешен Эскулапом, женился на ней и имел от нее сына. Я читал и у других авторов о том, что Ипполит отправился в Италию с женой, юной афинянкой знатного происхождения по имени Арикия, и что по ее имени назван один итальянский городок.

Я ссылаюсь на источники, дабы показать, что я старался неукоснительно придерживаться мифа. Точно так же, повествуя о Тесее, я следовал за Плутархом.[194]194
  Плутарх – греческий историк конца I в. н. э. Известны его «Жизнеописания знаменитых людей Греции и Рима»; в этом сочинении он описал, в частности, и жизнь Тесея (Тезея), героя многих мифов, который в античную эпоху считался историческим лицом.


[Закрыть] У него я вычитал, что событием, породившим предание, будто Тесей спустился в Аид, чтобы похитить Прозерпину,[195]195
  Прозерпина – согласно древней мифологии, владычица преисподней, жена Аида, который повелевает царством мертвых.


[Закрыть] было странствие героя в Эпир, к истокам Ахерона, во владения царя, жену которого задумал похитить Пирифой;[196]196
  Пирифой – царь племени лапифов, друг Тесея (греч. миф.).


[Закрыть] царь умертвил Пирифоя, а Тесея оставил у себя в плену. Так я старался сохранить историческое правдоподобие, не лишая миф украшений, столь для поэзии плодотворных. Слух же о смерти Тесея, основанный на этом сказочном путешествии, побуждает Федру открыться в своей любви, что становится затем главнейшей причиной ее страданий и чего она, конечно, не сделала бы, если бы думала, что супруг ее жив.

Впрочем, я не буду настаивать на том, что эта пиеса в самом деле лучшая из моих трагедий. Я предоставлю читателям и времени определить ей истинную цену. Могу только утверждать, что ни в одной из моих трагедий добродетель не была выведена столь отчетливо, как в этой. Здесь малейшие ошибки караются со всей строгостью; один лишь преступный помысел ужасает столь же, сколь само преступление; слабость любящей души приравнивается к слабодушию; страсти изображаются с единственной целью показать, какой они порождают хаос, а порок рисуется красками, которые позволяют тотчас распознать и возненавидеть его уродство. Собственно, это и есть та цель, которую должен перед собою ставить каждый, кто творит для театра; цель, которую прежде всего имели в виду первые авторы поэтических трагедий. Их театр был школой, и добродетель преподавалась в нем с не меньшим успехом, чем в школах философов. Вот почему Аристотель пожелал установить правила для драматического сочинения, а Сократ,[197]197
  Сократ – афинский философ V в. до н. э. Влияние этики Сократа ощущается в трагедиях Еврипида, которого долгое время связывала с этим философом тесная дружба.


[Закрыть] мудрейший из мыслителей, не погнушался приложить руку к трагедиям Еврипида. Следовало бы только пожелать, чтобы наши сочинения покоились на столь же твердых устоях и были столь же поучительны, как творения древних поэтов. Быть может, это послужило бы средством для того, чтобы примирить с трагедией многих прославленных своим благочестием и своей ученостью особ, осуждающих трагедию в наши дни. Они, без сомнения, отнеслись бы к ней более благосклонно, если бы авторы заботились столько же о поучении своих зрителей, сколько о их развлечении, следуя в этом истинному назначению трагедии.