Текст книги "Том 4. М-р Маллинер и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА XVI

Сержант был крутым, грозным сержантом, будто высеченным из камня. Патрульный тоже был крутым, грозным патрульным, производившим точно такое же впечатление. Они вошли с достоинством людей, уверенных в своей способности защитить закон и порядок и поставить на колени самого матерого преступника.

– Добрый вечер, мэм, – сказал сержант.

Алела не решила, как ей следует реагировать. Женщины в таком состоянии привыкли к тому, что их желания выполняются немедленно.

– Добрый, – ответила она. – Что-то долгонько вас не было. Чем это вы занимались? В канасту дулись?

Сержант обиделся.

– Как смогли, так и пришли. Вы заявляли о грабеже? Адела решила поставить его на место.

– А вам там в участке разве не сообщили? Я подробно объяснила по телефону, что в доме грабители. Они наверху, в просмотровой комнате.

– Где конкретно?

– В комнате непосредственно над этой. Смидли, проводите полицейских в просмотровую.

Смидли задрожал всем телом, как римский император, заслышавший голос предводителя мятежников, ворвавшихся в его резиденцию: «А вот и мы, Гальба» или «Вителлий», или «Калигула» (ненужное зачеркнуть). Он бросил умоляющий взгляд на Билл, словно прося не оставлять его в беде.

Билл, как всегда, оказалась на высоте.

– Абсурд. Никаких грабителей там нет.

– Ничего не абсурд. Я собственными ушами слышала странные звуки.

Билл встретилась глазами с сержантом и подмигнула ему.

– Слышала странные звуки! Ха-ха! Ох уж эта женская впечатлительность. Бедные мы, бедные, робкие, трепетные существа!..

– Послушайте, уж ежели я и затрепещу…

– Наша сестра – комок нервов, а, сержант?

– Да, мадам. У меня жена такая.

– И у меня, – добавил патрульный.

– Все женщины одинаковы, – сказала Билл. – Это у нас из-за строения черепа.

Сержант с ней согласился. Патрульный сказал, что тут собака и зарыта. Его жена, сказал патрульный, свято верит во всякие знамения, ее нипочем не заставишь, к примеру, пройти под лестницей; а его жена, сказал сержант, первого числа каждого месяца приговаривает: «Кролики, кролики, кролики», потому что кто-то ей вбил в голову, что если говорить каждого первого числа «кролики, кролики, кролики», то непременно получишь подарок. Чушь, конечно, а вот поди ж ты!..

– Послушайте… – прервала их Адела, обнаруживая признаки нетерпения.

– Погоди, Адела, – не дала ей сказать Билл. – А вы присядьте, – обратилась она к блюстителям закона, – и расскажите нам про ваших жен поподробнее.

Это было очень соблазнительное предложение, и какую-то долю секунды сержант взвешивал его. Но строгий ангел-хранитель полицейских сил Беверли-Хиллз всегда на страже, и сержант остался непреклонен.

– Не сейчас, мэм, – сказал он. – Нам все же надо осмотреть просмотровую комнату в соответствии с пожеланием хозяйки.

– Напрасная трата времени, – рассудительно откомментировала Билл.

– Да, – с лихорадочной искренностью добавил Смидли. – И вообще, вам там не понравится.

– Да и спешки никакой нет, – сказала Билл. – У нас еще вся ночь впереди. Присядьте-ка и давайте выпьем.

Случайный прохожий, оказавшийся в этот момент свидетелем событий, решил бы, что неподалеку взорвался склад горючего. Но то была Адела.

– Елки-палки! – Адела трагически воздела руки. – Присядьте! Выпьем! У нас тут что, встреча выпускников средней школы?

Сержант сокрушенно покачал головой. Поднос с бутылками не ускользнул от его взгляда, полицейские – народ наблюдательный, и глаз его заинтересованно блеснул, когда предложили продегустировать их содержимое. Как жаль, подумалось ему, что эта превосходная женщина, похожая на немецкого боксера, – не самая главная. У этой, все думал он, головка – что надо. Но заправляет тут, видно, другая дама, чье лицо он вроде где-то видел, а направление мысли – не одобряет.

– Нет, спасибо, мэм, – мужественно ответил он той, что посимпатичней. – На службе нельзя. Пошли, Билл.

– Вас зовут Билл? – спросила Билл.

Патрульный ответил «да», и Билл сказала «так-так-так».

– И меня тоже, – добавила она. – Какое приятное совпадение! Давайте присядем вот тут на диванчике и поговорим как Билл с Биллом.

– Попозже, мэм, – сказал сержант. Он взглянул на потолок, и лицо его приняло то напряженное выражение, которое используют полицейские при исполнении. – Сдается мне, там какой-то шум. Скрипит вроде что-то.

– В старых домах всегда по ночам скрипит, – сказала Билл. – Этот дом, насколько мне известно, построили в эпоху раннего Сесиля де Милля.[18]18
  Сесиль де Миллъ (1881–1959) – американский кинорежиссер.


[Закрыть]

– По-моему, – сказал патрульный, – звук какой-то такой… Будто скребется кто.

Билл навострила уши.

– А, понятно, – нашлась она. – Я знаю, кто это. Пудель моей сестры. У него ужасно чувствительная шкурка, он все время чешется. Прямо как в стишке: «Одна юная дама из Далласа почему-то всегда чесалася». А вы любите собак, сержант?

– Да, мэм. Я держу дома собаку.

– Какой породы?

– Скотч-терьер, мэм.

– Самая лучшая порода. Умнейшие животные, эти скотчи.

– Умные? Не сказал бы.

– Зато послушные, – сказал патрульный, которому нетерпелось поговорить про своего бостонского терьера.

– Хватит, наслушалась, – оборвала его Адела, которая никак не могла взять в толк, что происходит. – Эй вы, полицейские из комедии! Вы собираетесь заниматься своими прямыми обязанностями?

– Конечно, мэм, конечно, – успокоил ее сержант. – Пошли, Билл.

Они направились к двери, и Смидли сопроводил их отчаянным стоном обреченного. Ноги у него подкосились, он упал прямо на сержанта, который упал на Аделу, которая спросила, что это он изображает – игру в футбол или сцену из фильма «Почтальон всегда звонит дважды»?

– Простите, мэм, – галантно произнес сержант. – Меня уронил на вас этот джентльмен. – Тут его осенило. – А вы, часом, не Адела Шэннон?

– Она самая.

– Разрази меня Бог! То-то я смотрю, лицо знакомое. Я видел вас в немом кино. Билл, помнишь Аделу Шэннон?

– Ясно, помню, – ответил патрульный. – Она была Владычицей Вулкана Страстей.

– И осталась, – сказала Билл. – А вы киноман, сержант?

– Да, мэм. Вы тоже связаны с кино?

– Уже нет. Я работала в «Суперба-Лльюэлин», но меня вышибли.

– Жаль. Что ж, дело житейское.

– Да, житейское. Патрульный горько рассмеялся.

– Вот он, Голливуд-то. Смех и грех.

Билл с интересом взглянула на него. Потом обернулась к сержанту.

– Похоже, ему Голливуд не по душе.

– Это правда, мэм.

Адела заскрипела зубами, сжала кулаки и заговорила подчеркнуто ровным тоном человека, из последних сил сдерживающего ярость, которая, если вырвется наружу, натворит много бед. Как и Смидли, пребывавший в полуобморочном состоянии, она чувствовала себя не в своей тарелке. Ненавязчиво усердные полицейские воздействовали на нее как один венский режиссер, памятный ей по старым временам, на голову которого она, в интересах искусства, обрушила бутафорский меч из фильма «Приветствуем тебя, Цезарь!»

– Можно на минуточку занять ваше внимание? – сказала она. – Намерены ли вы в ближайшее время предпринять какие-то действия или эта конференция продлится вечно? Вы зачем сюда пришли – преступников арестовывать или про собак болтать? Ответьте, если не трудно, – закончила она с очаровательной улыбкой.

Билл мягко, но решительно охладила ее пыл.

– Потерпи немножко, Адела. У нас целая ночь впереди. Так почему ваш приятель не любит Голливуд?

Чело сержанта омрачилось.

– На прошлой неделе он попытался определиться на работу на студию «Медула-Облонгата-Глутц», и его не взяли. Ему хотелось сниматься в комедии положений, а он им не показался.

– Шутите!

– Нет, мэм, так они и сказали.

– Странно. На мой взгляд, он идеально подходит для комедии положений.

– Конечно, подхожу, – сказал патрульный. – Но они все одна шайка-лейка. Не хотят дать дорогу новому таланту.

– Да, с этим туго, – сказала Билл.

– Вы правы, – согласился сержант. – Жестокий мир. Знаете, когда я пробовался на роль Суперколосса, они имели наглость заявить, что мне не хватает драматизма.

– Невероятно.

Тяжкий вздох вырвался из груди Аделы, из самой глубины сердца. Дух ее был сломлен.

– Господи, дай мне силы! – простонала она. – Звоню в полицию, а мне присылают актеров-неудачников. Пойду прилягу. Лорд Тофем! ЛОРД ТОФЕМ!

Лорд Тофем, моргая, вскочил с места.

– А? Что? Это Милашка? Адела откликнулась не сразу.

– Нет, – наконец проговорила она. – Это не Милашка. Лорд Тофем, вы мне как заноза в заднице. Я вас не слишком обременю, если попрошу пойти со мной в спальню?

– Пойти с вами в спа…

– Когда дом кишит бандитами и сумасшедшими, я не рискну одна подняться по лестнице.

Лорд Тофем вздохнул с видимым облегчением.

– Ах да, конечно, конечно, – сказал он. – Я было подумал… Ха-ха, вот дурак! Абсолютно. Да, да. Я понимаю.

– Захватите эту бутылку.

– А? О, нашу дорогую бутылочку! Дело. Дело.

– Когда вы кончите обсуждать свои актерские неудачи, – обратилась Адела к сержанту, – в просмотровой обнаружите грабителей. Я им крикну через дверь, попрошу подождать. Пошли, лорд Тофем.

– Только после вас, – галантно произнес лорд Тофем.

– Чтобы мне первой глаз вышибли? – возразила Адела. – А если они в холле шныряют?

Лорд Тофем вышел первым, за ним Адела. Сержант, которого насторожили ее последние слова, засуетился.

– Нам тоже надо идти.

– Да не торопитесь, – попросил Смидли.

– Простите, сэр, долг зовет.

– Мне хочется дослушать про комедию положений, – остановила их Билл. – Прошу вас, сядьте и выпейте чего-нибудь.

– Спасибо, мэм, нет.

– Ну, если захотите, скажете.

– Хорошо, – ответил сержант.

– А вам?

– Нет, спасибо, мэм.

– Захотите – скажите.

– Хорошо, – ответил патрульный.

– Так-то лучше, – сказала Билл. – Сядем рядком, поговорим ладком. Почему же на студии «Медула-Облонгата-Глутц» решили, что вы не годитесь для комедии положений?

– Вот взгляните на меня, – грустно сказал патрульный.

– Чем я хуже Кларка Гейбла?[19]19
  Кларк Гейбл (1901–1961) – американский киноактер, герой – любовник с некоторым налетом бандитизма.


[Закрыть] Чего мне не хватает?

– Усов, десяти миллионов долларов и леди Сильвии Эшли.[20]20
  Сильвия Эшли – его четвертая жена. Прожила с ним меньше двух лет, но именно тогда, когда был написан роман.


[Закрыть] Сержант почувствовал, что его товарища не поняли.

– Он в смысле таланта, мэм.

– Ах, таланта!

– Да, таланта, – согласился патрульный. – У меня талант. Я знаю. Вот этим местом чую, – хлопнул он себя по груди.

Билл перевела глаза на сержанта.

– А у вас тоже талант?

– Еще какой! – ответил сержант. – Это у меня драматизма мало? Во, послушайте. Бросай пушку, ты, крыса! Ты меня знаешь. Я крутой Том Хеннеси, фараон, кого хошь достану. Ах, ты так? Бах-бах! Тут я стреляю и укладываю его на месте,

– пояснил сержант. – Там еще дальше есть, но я только для примера.

– Волшебно, – сказала Билл. – Острая, волнующая картина реальной жизни, вызывающая ужас и сострадание.

Сержант скромно потупился, вычерчивая огромной ножищей круги на ковре.

– Спасибо, мэм.

– Не за что.

– Если захотите, загляните как-нибудь в участок, я вам еще покажу.

– С нетерпением буду ждать случая.

– Вот я какой, мэм. А они меня завернули.

– Голливуд!

– Голливуд!..

– То-то и оно, Голливуд, – поддержал их патрульный. – Вот, глядите, мэм. Это что?

Он ухмыльнулся.

– Радость? – догадалась Билл.

– Точняк, радость. А это? Он сжал губы.

– Печаль!

– Печаль, в аккурат. А это? Он поднял брови.

– Ужас?

– Опять в точку, ужас. Я еще и ненависть могу. Но лучше всего мне дается комедия положений. Вроде того, как парень встречает девушку и начинает дурить ей голову. Да разве этим ослам чего докажешь? Ни в жисть. Завернули они меня.

– Голливуд! – сказала Билл.

– Голливуд, – сказал сержант.

– Да уж, Голливуд, – сказал патрульный.

– Блеск и слезы, – подытожила Билл. – А вот и Фиппс. В комнату проскользнул дворецкий. Если он и удивился или испугался, увидев полицейских, то ничем себя не выдал. У него был обычный невозмутимый вид.

– Я пришел узнать, не требуется ли вам чего, мадам.

– Нет, спасибо, – ответила Билл.

– Это ктой-то? – спросил сержант.

– Дворецкий моей сестры. А это сержант…

– Уорд, мэм. И патрульный Морхаус.

– Спасибо. Мистер Фиппс – сержант Уорд и патрульный Морхаус.

– Здравствуйте, – сказал Фиппс.

– Приятно познакомиться, – сказал сержант.

– Привет! – сказал патрульный, всем видом выражая радость.

Билл проявила заботу по отношению к дворецкому.

– Уже поздно, Фиппс. Вам что, тоже не спится?

– Да, мадам. Я страдаю бессонницей. Со мной такое часто бывает.

– Овечек не пробовали считать?

– Пробовал, мадам, но безуспешно. В конце концов позволил себе вольность пройти в просмотровую и посмотреть «Вечно твоя, Эмбер».

Сержант не сдержал возгласа удивления:

– Как? Так это вы были в просмотровой?

– Да, сэр.

Сержант понял все. Его тренированный ум ухватил самую суть.

– Значит, это вы были. Вот тайна и разъяснилась. Все ясно, как белый день. А хозяйка подумала, там грабители.

– Речь идет о миссис Корк, – пояснила Билл. – Она только что нас покинула. Услыхала шум и встревожилась.

– Сожалею, мадам. Я старался приглушить звук.

– Не сомневаюсь.

Сержант облизал губы и поднялся.

– Ну, тогда мы пойдем. Спокойной ночи, мэм.

– Спокойной ночи. Берегите ваш талант.

– Сберегу, мэм.

– И успеха в творчестве.

– Спасибо, мэм. Как-то начинаешь терять в себя веру. Находишься по пробам, наслушаешься всякого…

– Голливуд!

– Голливуд…

– Он самый, Голливуд, – сказал патрульный. – Фальшивый город, где притворные улыбки скрывают трагедию и…

– Ладно уж, пошли, – прервал его сержант.

Билл затворила за ними дверь, и Смидли наконец вздохнул спокойно.

– Билл, – сказал он, – ты чудо.

– Спасибо, Смидли.

– Чудо, – повторил Смидли. Он обернулся к Фиппсу. – Эти типы намеревались подняться в просмотровую, а она их заговорила и удержала здесь.

– В самом деле, сэр? Должно быть, все это доставило вам много хлопот, мадам.

– Да, пришлось поволноваться. К счастью, они помешаны на кино.

С террасы вошли Джо и Кей.

– Джо полегчало, – объявила Кей.

– Прекрасно. И ты выглядишь неплохо.

– Еще бы, – сказал Джо. – Она выходит замуж за меня.

– Значит, все уладилось. Я в тебя верила. Кей, прими благословение тетки.

– Спасибо тебе, Билл.

– Отличная работа. Ты, верно, разделяешь мое мнение, Смидли?

Смидли пустился в пляс. Это могло означать радость, но, возможно, и раздражение. Ему недоставало драматической точности патрульного Морхауса.

– Да! Да! Да! – вскричал он. – Но мне теперь недосуг про это думать. Фиппс, вы его достали?

– Сэр?

– Дневник.

– Ах, да, сэр. Без проблем.

– Молодец, Фиппс, – похвалил Джо.

– Спасибо, сэр.

– Великолепно, Фиппс, – сказала Кей.

– Спасибо, мисс.

– Давайте сюда, – попросил Смидли.

Лицо дворецкого выразило почтительное сожаление.

– Простите, сэр, но вы просите о невозможном. Смидли опешил.

– То есть как? Вы же сказали, что достали его.

– Да, сэр. И хотел бы оставить при себе.

– Что?

– Да, сэр. Будут еще распоряжения, сэр? Благодарю вас, сэр. Спокойной ночи.

Он выскользнул за дверь, оставив позади себя тягостное молчание.

Билл первой нарушила его.

– Боже! Опять похитили! – Она умолкла, пытаясь совладать с чувствами. – Дай волю словам, Смидли, – сказала она наконец. – Скажи за нас за всех. Я все-таки дама.

ГЛАВА XVII

Как известно, существует много способов измерения времени, и с незапамятных времен ученый люд вел горячие споры, защищая ту или иную систему, причем, как ни прискорбно признать, немало остро разящих стрел выпустили противники друг в друга.

Иппарх Родосский, например, имевший собственные представления о том, как следует измерять время, назвал однажды Марина Тирского, придерживавшегося другого мнения, Марином Подтирским, что остроумно, но обидно. Когда же Пурбах и Региомонтан услыхали о воззрениях Ахмеда ибн Абдуллы из Багдада, то рассмеялись, и бесцеремонный Пурбах заметил, что Ахмед ибн Абдулла разбирается в измерении времени не лучше, чем кот его бабки, преглупейшее животное, а после того как мягкий сердцем Региомонтан со свойственной ему терпимостью напомнил, что Ахмед ибн еще молод, только ступает на тропу поисков истины и не следует судить его со всей суровостью, Пурбах спросил: «Неужели?», и Региомонтан ответил: «Да», и Пурбах переспросил: «Да??», и Региомонтан вновь ответил: «Да», и тогда Пурбах сказал, что его тошнит от Региомонтана. Это была их первая ссора.

Тихо Браге,[21]21
  Тихо Браге (1546–1601) – голландский астроном. Другие люди, названные в начале главы, могли быть, могли и не быть.


[Закрыть] выдающийся датчанин, измерял время с помощью альтметров, квадрантов, азимутов, парапегм, армиллярной сферы и правил параллакса, и, по всеобщему мнению, способствовал ухудшению климата в Дании. В 1863 году Доллен выпустил в свет трактат «Измерение времени по Полярной звезде», ставший бестселлером, впоследствии известным как мюзикл Роджерса и Хаммерстайна под более броским названием «Северная Атлантика», где доказывалось, что Тихо Браге, после ежегодного сбора выпускников Копенгагенского университета, спутал азимут с армиллярной сферой, отчего все его выкладки полетели к чертям собачьим.

Истина же – в том, что время измерить нельзя. Смидли, бессильно лежавшему в кресле на террасе, в то утро казалось, что время остановилось. Меланхолия поставила на нем свой роковой знак, и каждое мгновение тянулось для него мучительно долго. Напротив, Фиппсу, оживленно сновавшему по кладовой, казалось, что златые минуты мчатся, как кони. «Тра-ля-ля», напевал Фиппс, и «Тидли-пом-пом». Во всем Беверли-Хиллз не найти было в то утро более веселого дворецкого. Лорд Тофем описал предыдущий день как самый безумный и веселый день[22]22
  «самый безумный, веселый день» – слова из «Королевы мая».


[Закрыть] радостного нового года, а Фиппсу казалось, что нынешний может занять второе место. Бог на небе,[23]23
  «Бог на небе…» – строка из поэмы Роберта Браунинга «Проходит Пиппа».


[Закрыть] и все хорошо на свете. В одном кармане – контракт с «Медула-Облонгата-Глутц», в другом – дневник на пятьдесят тысяч долларов. Чего еще желать?

После вчерашней ночи ему настоятельно требовался коктейль из брома с сельтерской. Он встал с постели и смешал себе порцию. Прихлебывая целительную смесь, он, напевая между глотками, взглянул на часы. Неужели полдень? Пора подавать йогурт.

Когда дворецкий появился на террасе, Смидли полулежал с закрытыми глазами и не слышал его шагов. Фиппс обратился к хозяину.

– Доброе утро, сэр, – сказал дворецкий, и Смидли от неожиданности подпрыгнул на месте.

– Уф, – выдохнул он. – Вы меня напугали.

– Хорошее средство от похмелья, сэр.

– Я не страдаю от похмелья.

– Прошу прощения, сэр. Не знал.

Смидли, пробужденный от грез, наконец осознал, что голос, нарушивший мир его мечты, принадлежал самому вероломному субъекту во всей Южной Калифорнии. Вероломному из вероломных.

– Ну что, вероломный, – сказал он, вкладывая в свои слова ненависть и отвращение, а во взгляд – презрение и гадливость, однозначность которых восхитила бы патрульного Морхауса, специалиста по этой части.

– Сэр?

– Я сказал – вероломный.

– Очень хорошо, сэр. Ваш йогурт, сэр.

– Уберите эту дрянь.

На террасу вошли Джо и Кей. Они погуляли по розарию, обсудили то да се. С точки зрения Кей, только любовь имела в их общей судьбе какое-то значение. Ей достаточно, говорила Кей, стать женой Джо, потому что Джо – просто агнец. Джо, допуская, что он агнец, и признавая всю значимость любви, утверждал, что для жизни не помешает кое-что еще, а с этого пункта разговор естественным образом перешел на Фиппса, который предательски вырвал у них из-под носа лакомый кусок. Надо бы, заметил Джо, сказать этому Фиппсу словечко-другое. Придя на террасу и застав его там, Джо воспользовался случаем.

– Ха! – воскликнул он. – А вот и наш трухлявый друган, туфтовый ловчила, культяпистый отверточник!

– Доброе утро, сэр. Кей тоже не смолчала.

– Как вы только смеете смотреть нам в глаза, Фиппс!

Дворецкий сокрушенно вздохнул. Его галантная душа была уязвлена обидой, которую ему пришлось нанести Юности и Красоте.

– Сожалею, что вынужден доставить вам неудобство, мисс, но, как говорит в таких случаях мисс Шэннон, это вызвано стратегической необходимостью. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.

Он слегка поморщился. Ночная попойка привела его к состоянию, в котором о яйцах лучше не вспоминать. В это утро завтрак Фиппса состоял из ломтика хрустящего хлебца и трех кружек черного кофе, причем даже хрустящий хлебец пришлось съесть через силу.

Джо пришла на ум другая поговорка:

– Волк в овечьей шкуре!

– Да, сэр. Точно так, сэр, – почтительно сказал Фиппс и обернулся к Смидли. – Если вы настаиваете, сэр, я вынужден поставить об этом в известность миссис Корк.

Смидли, как всегда – неудачно, попытался щелкнуть пальцами.

– Очень напугали!

– Хорошо, сэр.

– Отправляйтесь к своей миссис Корк и поцелуйте ее в зад.

– Очень хорошо, сэр. Я в точности исполню ваше приказание.

Дворецкий удалился, сопровождаемый буравящими взглядами шести глаз. Эмоции вырвались наружу, материализовавшись в словах.

– Змея! – сказал Смидли.

– Собака! – сказал Джо.

– Гадина! – сказала Кей.

Высказавшись, каждый из троих почувствовал себя лучше, но не намного, потому что и глупцу было ясно, что назревший кризис требует не слов, а действий. Эту носившуюся в воздухе мысль облек в слова Смидли.

– Надо что-то делать, – сказал Смидли.

– Что? – сказал Джо.

– Да, что? – сказала Кей.

Ага, подумал Смидли, я их зацепил.

– Слушайте! – сказал он. – Составлять какие-либо планы без Билл бессмысленно. Где Билл?

– В Садовой комнате, – ответила Кей. – Мы мимо нее проходили. Кажется, она трудится над мемуарами тети Аделы.

– Тогда пошли, – призвал Смидли.

Положа руку на сердце, он отнюдь не горел желанием посещать Садовую комнату, с которой связано столько печальных воспоминаний, но раз уж Билл там, значит, идти надо, никуда не денешься. Интересы дела требовали рулевое колесо незамедлительно передать в руки Старой, Верной. У Смидли мелькнула мысль, что, если Билл в состоянии сейчас, после столь бурной ночи, сосредоточиться на этих гадких мемуарах, она – железная женщина. Это соображение вселило в него оптимизм. Бывают в жизни обстоятельства, когда мужчине больше всего нужно заручиться поддержкой железной женщины.

Билл, на взгляд бодрая, как ребенок, только что вставший с постельки после полуденного отдыха, сидела за письменным столом и, ничего вокруг не замечая, бойко наговаривала на диктофон.

«Ах, Голливуд, Голливуд, – частила она. – Блестящий город печалей, лукавой удачи и коварных искушений, где невинные души сгорают в кострах желаний, а красота гибнет в сетях греха». Если они такое не схавают, тогда уж и не знаю, что им нужно, подумала Билл. История Аделиной жизни, скучная, как асфальтовое шоссе, нуждалась в ярких вкраплениях. Как сказал бы лорд Тофем, абсолютно.

Увидев входящую к ней процессию, она приостановила рабочий процесс.

– Привет, мальчики и девочки. Боже, Смидли, ты выглядишь так, словно пережил всемирный потоп и спасся в Ноевом ковчеге! – воскликнула она и в очередной раз подивилась причудам женского сердца, которое способно хранить любовь к мужчине, превратившемуся в развалину. Сравнив Смидли с допотопным обломком прошлого, она польстила ему. На самом деле он больше напоминал неаппетитные отбросы в мусорном ящике, которыми побрезговала бы даже не слишком разборчивая кошка.

Смидли обиделся. Он и сам знал лучше кого бы то ни было, что выглядит не блестяще, но, подобно Региомонтану, решил побороться за справедливость.

– А ты чего ожидала? – запротестовал он. – Я две ночи не спал. Билл, что нам делать?

– Ты имеешь в виду Фиппса?

– Конечно, Фиппса. О чем еще можно сейчас думать? Билл понимающе кивнула.

– Это проблема, – согласилась она. – Вербуя Фиппса, мне следовало бы учесть, что он отличается редкостным вероломством.

– Я на него в суд подам! – вскричал Смидли. – Я до верховного суда дойду, если понадобится!

– Гм…

– Ну да, – тут же сник Смидли. – Ты, пожалуй, права. А что же нам остается?

– Нельзя ли как-нибудь его вынудить? – спросила Кей. Смидли понравилась ее идея. Его собственные мысли тоже вертелись вокруг чего-то в этом духе.

– Отличная мысль. Надо его запугать. Чтобы земля горела у него под ногами.

Билл пришлось рассеять этот утопический замысел.

– Дорогой мой Смидли, невозможно поджечь землю под ногами английского дворецкого. Он только поднимет брови и обдаст тебя ледяным презрением. Ты почувствуешь себя так, будто он увидел, что ты ешь с ножа. Нет, у нас только один выход – воззвать к остаткам его благородства. – Она встала с места и позвонила в звонок. – Успеха не гарантирую. Наличие даже этих остатков крайне сомнительно. – Она внимательно оглядела Джо. – Ты что-то подавлен, Джо. Настроение упало?

– Ниже табуретки.

– Взбодрись. Мир полон чудес, в нем – детский смех и пенье птиц.

– С птицами проблем нет. Но я собираюсь жениться, а в кармане у меня – последние десять долларов.

Билл опешила.

– Как, десять долларов? А куда делась тысяча? Джо не смог скрыть смущения.

– Скажу тебе всю правду, Билл. Помнишь казино, о котором мы с тобой говорили? После нашей гулянки со Смидли я решил попытать там счастья.

– Чем кончилась попытка?

– Неудачей. Но нет худа без добра. Перелли повезло.

– Он тебя высадил на всю тысячу?

– Десятка осталась.

– Безмозглый транжира! Кей была права. Тебя не назовешь homme serieux.

Кей вспыхнула.

– Никакой он не безмозглый транжира. Почему его нельзя назвать homme serieux? Очень разумно отправиться к Перелли. Не его вина, что фортуна повернулась к нему спиной.

Билл промолчала. С влюбленными спорить бесполезно.

– И вообще, дорогая тетя, – сказала Кей, – не вижу причин для беспокойства. Где один, там и двое, с голоду не помрем.

Билл с восхищением посмотрела на племянницу.

– С тобой не соскучишься, малышка. Если так и дальше пойдет, Джо ожидает веселенькая семейная жизнь в вашем гнездышке.

– В нашей халупе, ты хочешь сказать, – поправил ее Джо.

– Джо считает, что мы умрем в канаве.

– Зря считает, – возразила Билл. – В Голливуде канав нет. А, Фиппс! Прошу, присоединяйся!

Фиппс подошел к компании.

– Звали, мадам?

– Да. Доброе утро, Фиппс.

– Утро доброе, мадам.

– Бурная выдалась ночка.

– Да, мадам.

– Ноты в порядке, надеюсь?

– Если не считать легкой головной боли, мадам.

– Любишь кататься, люби и саночки возить. Соблюдай диету, Фиппс.

– Да, мадам.

– А как вообще дела?

– Что вас конкретно интересует, мадам?

Его поведение не сулило больших надежд. Фиппс отнюдь не напоминал человека, расположенного к серьезному разговору. Но Билл не собиралась сдаваться.

– Мадам интересует дневник. Не забыл, какой именно? С памятью нет проблем?

– Нет, мадам.

– В здравом уме и твердой памяти ты настаиваешь на том, чтобы оставить его у себя?

– Да, мадам.

– А потом продать и одному воспользоваться всей суммой?

– Да, мадам.

– Не хотелось бы оскорблять тебя в лучших чувствах, – сказала Билл, – но ты просто портовый жулик.

Эти слова ему скорее польстили, нежели обидели его. Легкое подергивание верхней губы указало на то, что не будь Фиппс английским дворецким, он не сдержал бы улыбки.

– Очень сильный образ, мадам.

– Тебе не приходило в голову, что в Судный день придется отвечать на очень неприятные вопросы?

– Это несомненно, мадам.

– Тебя это не пугает?

– Нет, мадам.

Билл капитулировала.

– Ладно, Фиппс. Можешь идти.

– Очень хорошо, мадам.

– Что у нас сегодня на скачках?

– Бетти Хаттон, мадам, в четвертом заезде.

– Спасибо, Фиппс.

– Вам спасибо, мадам.